А. Тахо-Годи: "Изучение терминологии сближает филологию с философией"

Видный государственный и общественно-политический деятель Дагестана (1892-1937), был репрессирован и расстрелян, впоследствии реабилитирован; мать - Нина Петровна Тахо-Годи (урождённая Семёнова, 1894-1982) , отбывала срок в лагерях в Мордовии . Брат Хаджи-Мурат (1919-2002) - криминалист, заслуженный юрист России; брат Махач (1933-1940) погиб в детском доме; сестра Муминат (род. 1931) - специалист по французской литературе, доктор филологических наук, профессор Северо-Осетинского госуниверситета .

В 1929 году семья переехала из Дагестана в Москву, где поселилась на 3-й Звенигородской , д. № 5 . Аза начала интересоваться филологией с детских лет .

После ареста родителей вместе с сестрой жила в Орджоникидзе у брата матери литературоведа Л. П. Семёнова .

После окончания школы, как дочь репрессированного, не могла поступить в вуз, однако была принята в , в 1943 году слитый с , филологический факультет которого окончила в 1944 году, после чего поступила там же в аспирантуру по отделению классической филологии, где сперва училась у профессора Н. Ф. Дератани и окончила её в 1947 году .

В аспирантуре Тахо-Годи училась греческому у профессора А. Ф. Лосева (1893-1988), стала его ученицей и близким другом семьи Лосевых - Алексея Фёдоровича и его супруги, после смерти которой в 1954 году, впоследствии, спутницей жизни и хранительницей его наследия.

Как председатель культурно-просветительского общества «Лосевские беседы» инициировала создание в Москве на старом Арбате в доме, где жил А. Ф. Лосев, Библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А. Ф. Лосева», где хранится книжное собрание А. Ф. Лосева и существует мемориальная экспозиция в его честь.

Заслуженный деятель науки РФ (1998), заслуженный деятель науки Республики Дагестан (2012). Отмечена Серебряной медалью «За вклад в развитие философии» (2011) . В 2015 году награждена

А. Ф. Лосев считал себя не только логиком и диалектиком, но и «философом числа», полагая математику «любимейшей» из наук (письмо 1I/ HI–1932). Математика и в жизни и в философии Лосева играла одну из главенствующих ролей, будучи связана особенно в античных штудиях Алексея Федоровича с астрономией и музыкой. Известно, что Алексей Федорович серьезно занимался рядом математических проблем, особенно анализом бесконечно малых, теорией множества, теориями комплексного переменного, пространствами разного типа. Он общался с великими русскими математиками Н. Н. Лузиным и Д. Ф. Егоровым, который был близок ему глубоко мировоззренчески, в плане философско-религиозном, имяславском. Не забудем, что и супруга А. Ф. была математиком и астрономом, ученицей академика В. П. Фесенкова и профессора Н. Д. Моисеева, помощницей А. Ф. в научных трудах (не говоря уже о практической жизни), целиком разделявшей все его взгляды. Обсуждение философско-математических проблем было для Лосева не только обычным, повседневным делом, но еще и глубоко внутренним, даже интимным. А. Ф. мечтал, будучи принципиальным диалектиком, о диалектической разработке математики. Для него вместе с Валентиной Михайловной существовала их общая наука, которая есть и астрономия, и философия, и математика. В тюрьме он прошел «подробный курс дифференциального и интегрального исчисления под хорошим руководством» и обдумал «целую диалектическую систему анализа, куда в строгом порядке и системе входят такие вещи, как ряды Тейлора, Маклорена и Коши, формулы Эйлера с величиной – е , уравнения Клеро, Бернулли и Риккатги, интегрирование по Контуру и т. д.» (письмо 12/XII–193 I). Его вместе с Валентиной Михайловной привлекает философский аспект теории аналитических функций (интегрирование по Контуру, теоремы Моавра, Грина, Стокса и др.), которые А. Ф. приводит «в стройную диалектическую систему» (22/1–1932). Все это, как он пишет, мысли из «нашей общей науки, которая есть сразу и математика, и астрономия, и философия, и общение с „вселенским и родным“ (как сказал бы Вяч. Иванов)». «Книга о диалектике аналитических функций, написанная мною пока в уме, посвящена, конечно, тебе», – заключает Лосев (там же). Мысли о единении философии, математики, астрономии и музыки, столь характерные для античной культуры, не покидают ученого. Задумывая в лагере книгу «Звездное небо и его чудеса», он хочет, чтобы она была «углубленно-математична и музыкально-увлекательна»... «Хочется музыки... с затаенной надеждой я изучаю теорию комплексного переменного... И сама-то математика звучит, как это небо, как эта музыка» (27/1–1932). «Математика и музыкальная стихия» (25/11–1932) для него едины. И среди тягот лагерной жизни не покидают мысли о философии числа: «Пока хожу и сторожу свой сараи и раздумываю на темы по философии числа», – делится он с Валентиной Михайловной (там же). Этими размышлениями «по философии числа» А. Ф. занят, пока по 8 часов в сутки сторожит лесные склады. В уме создает «много разных теорий», которые, как полагает оптимистично Лосев, «обязательно опубликую» (22/1–1932). Памятуя свою книгу «Философия имени», он мечтает издать труд по философии числа. Надежды были, конечно, наивны. Однако, как теперь мне стало известно, в архиве А. Ф. есть большая работа «Диалектические основы математики» и ряд других работ о числе, намеченных еще в лагере, но написанных в 30–40-е годы. Еще находясь на воле, он успел опубликовать «Диалектику числа у Плотина», а страсть к синтезу философии, математики и астрономии выразить в книге об античном космосе и современной науке.

Филологией Аза Алибековна начала интересоваться с детских лет.
В 1944 г. Тахо-Годи окончила Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. После окончания института она поступает в аспирантуру этого института по отделению классической филологии, где сначала учится у профессора Н. Ф. Дератани.В 1949 г. А. А. Тахо-Годи, изгнанная из Педагогического института как дочь врага народа[источник не указан 551 день], защищает в Московском университете кандидатскую диссертацию «Поэтические тропы Гомера и их социальный смысл».

Приглашается для работы на кафедру классической филологии Московского университета и вскоре (в 1959 г.) защищает в Институте мировой литературы Академии наук докторскую диссертацию о рецепции античности в русской литературе. На протяжении десяти лет с момента защиты кандидатской диссертации (1949-1958 гг.) преподает античную литературу, латинский и греческий языки студентам и аспирантам в Московском областном педагогическом институте им. Н. К. Крупской. Член редакционной коллегии серии книг «Библиотека античной литературы», выпущенной издательством «Художественная литература». С 1962 по 1996 г. А. А. Тахо-Годи заведует кафедрой классической филологии Московского университета. В 1965 г. она была утверждена в звании профессора, а в 1992 г. получила звание заслуженного профессора.

Научные интересы проф. А. А. Тахо-Годи связаны с античной литературой в её эстетическом и философском аспекте, с терминологическими исследованиями; изучением жанров и стилей, античной риторики, греческой мифологии, рецепции античности в русской литературе, типологии античной культуры.

Аза Алибековна ТАХО-ГОДИ: интервью

Аза (Наталья) Алибековна ТАХО-ГОДИ (род. 1922) - российский филолог-классик, доктор филологических наук, профессор

«ОЩУЩЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОГО ПРИСУТСТВИЯ У МЕНЯ БЫЛО ВСЕГДА…»

А.А. Тахо-Годи - автор многих научных монографий, учебников и огромного числа статей, переводчик и комментатор сочинений древних философов. Она - ученица, спутница жизни и хранительница наследия русского православного философа Алексея Федоровича Лосева.

- Как областью Ваших научных интересов стала античность, античная культура, классическая филология?
- Античная культура и античная филология - это очень давнее мое пристрастие. Сама филология мне была интересна еще с детских лет. Дело в том, что мой дядя, брат моей матери, Леонид Петрович Семенов, был филологом - лермонтоведом. И я еще девочкой знала, что «филолог» - это что-то очень высокое. Слова «филолог» и «филология» звучали для меня с раннего детства по-особому. Так что мой жизненный путь был предрешен.

Как Вы считаете, почему именно античная ойкумена оказалась такой благодатной почвой для восприятия Православия?
- Античность чрезвычайно интересна тем, что в ней Запад и Восток соединяются. Ойкумена - это же великое единение Запада и Востока, поэтому она и стала мощнейшей культурой. Ну, а к Православию, к христианству был проделан огромный путь. Чтобы к нему подойти, сколько нужно было трудов! Если хотите узнать, каким образом греческие язычники подошли к христианству, читайте «Историю античной эстетики» А.Ф. Лосева: там прекрасно показана история мысли от самых древних времен до самих, так сказать, христианских «врат». Показаны все поиски античных философов, их размышления о том, а что же такое вот это самое Единое, Которое соединяет все, Которое творит все? До Единого они все-таки дошли, но имени Единого они не знали; а оказалось, что у христианства есть имя Единого, которого у них нет, а значит, есть Личность. Античные неоплатоники были и врагами христианства, потому что они тоже пришли к единобожию, центром которого было Солнце - Аполлон, поглотивший все, в том числе и своего отца Зевса… Но какое же это единобожие, если в центре - стихия, а не Личность, ведь без имени Личности нет.

Как Вы оцениваете последующий опыт христианской византийской культуры? К сожалению, почему-то отечественной наукой Византия мало изучается…
- Византия - это и положительный, но и тяжелый пример. И Византия имела свои грехи: думаете, там все было так хорошо? Неспроста же она погибла… Слишком много было и крови, и себялюбия, часто та или иная личность подменяла собою Церковь. Несмотря на торжество Православия, и такое было. Россия унаследовала византийскую культуру, Иоанн Третий хотел, чтобы Москва стала Третьим Римом. Но это - идеал, а как Вы думаете, идеалы достижимы? На то они и идеалы, чтобы к ним стремиться.

Мировой наукой Византия изучена довольно подробно. Есть прекрасные ученые и у нас. Можно вспомнить Виктора Васильевича Бычкова, автора фундаментальной работы «Эстетика отцов Церкви». Или Сергея Сергеевича Аверинцева, который тоже занимался византийской эстетикой и написал известную работу «Поэтика ранневизантийской литературы». Правда, Сергей Аверинцев, скорее, философствующий, а не философ, а вот Виктор Бычков - настоящий философ и очень глубокий. У него, кстати, прекрасное образование: сначала он получил техническое образование, потом философское и одновременно у меня на кафедре классическое. Чтобы быть настоящим специалистом, тем более в такой сложной области, как Византия, научная и философская подготовка должна быть глубокой.

- Расскажите, пожалуйста, о Вашем пути к Православию.
- В книге моих воспоминаний будет много нового и обо мне, и об Алексее Федоровиче Лосеве… А ощущение Божественного присутствия у меня было всегда. Вера моя была, можно сказать, врожденной. Ведь одни люди рождаются ни во что не верящими, а другие - с явным ощущением присутствия Промысла Божия. Я прекрасно помню, как, когда мне было три года, нянька, гуляя со мной, сказала однажды: «Ну-ка посмотри на небо - вон там Боженька сидит». Я посмотрела, увидела, как там, в небе, спокойно и хорошо, и с тех пор для меня небо стало не просто небом, а местом, где «Боженька сидит».

Правда, родители мои были достаточно индифферентны к религии, что вообще свойственно либеральной интеллигенции. Отец мой - Алибек Алибекович - был мусульманином, но конечно, не практикующим, равнодушным. А мама - Нина Петровна - покинула Православие и перешла в лютеранство, чтобы выйти за отца замуж. Позже я все время задавала вопрос: а почему она перешла в иную религию, а не он? Но в домашнем быту это никак не проявлялось. Наоборот, соблюдались православные обряды: я помню, как у нас в 20-е годы на Пасху готовились огромные куличи - громадные так называемые «бабы»; на Рождество - угощения рождественские на больших блюдах…

Дома у нас были тысячи великолепных книг, но одной только не было - самой главной - Библии. Правда, у матери было Лютерово Евангелие. Но Библии, полной, с Ветхим и Новым Заветом, у меня не было, и я ее так и не знала бы, если бы не моя старая француженка, которая была католичкой и которая и подарила мне Библию. Это парижское издание, на тончайшей папиросной бумаге, с золотом обрезом и мельчайшим шрифтом. Так что я, можно сказать, должна поклониться этой старой француженке-католичке, мадам Жозефине. Эти две книги - моя первая Библия и Лютерово Евангелие из родительского дома - всегда были со мной, и в эвакуации, и всюду… Они до сих пор у меня хранятся.

В детстве у меня крестика не было, и я сама сделала себе маленький деревянный крестик и положила его в крошечный маленький мешочек, который прятала в корешок больших книг - чтобы ни в коем случае никто не увидел и не узнал. А крестилась я только когда познакомилась с Алексеем Федоровичем и Валентиной Михайловной Лосевыми. Крестилась я в храме Преображения в Переделкине, ставшем патриаршей резиденцией. Но тогда эти вещи были запрещенными и опасными. Я была крещена именем Наталья: я выбрала это имя, потому что так звали мать Алексея Федоровича, для того, чтобы так же о нем заботиться.

- В Вашей жизни был целый ряд удивительных совпадений…
- Да, так получилось, что год моего рождения - 1922 - пришелся на год венчания Алексея Федоровича и Валентины Михайловны Лосевых. И мы с Валентиной Михайловной так и считали, что я их духовное дитя… Мой день рождения приходится на день Иверской иконы Богоматери, а день именин - на день Владимирской иконы Богоматери. Конечно, для меня это всегда имело большое значение: есть какое-то чувство, что надо мной всегда есть некий Покров. А ведь часто бывало так тяжело… Сколько за всю жизнь было страданий! Так только с этим чувством Покрова и живешь, только на Божию помощь и надеешься, иначе никак. Кстати, на сентябрьско-октябрьский период выпадают и мои, и Алексея Федоровича дни рождения и именин. А еще на 22 октября приходится день святых Андроника и Афанасии, имена которых были взяты Лосевыми в иночестве: ведь святые Андроник и Афанасия были супругами, которые, потеряв детей, стали монахами, поэтому эти имена и были Лосевыми выбраны.

Чем больше узнаешь об Алексее Федоровиче Лосеве, тем больше возникает ощущение какого-то абсолютно отрешенного от жизни аскета. Он обладал, видимо, невероятной дисциплиной, позволившей ему при его чрезвычайно трудной жизни написать такое количество фундаментальных научных трудов.
- На самом деле Алексей Федорович Лосев был живой, очень живой, и очень веселый человек! А что касается дисциплины… Да, это верно. Он привык к дисциплине - он работал так еще будучи гимназистом. Об этом много говорят его дневники - гимназические, юношеские, возвращенные мне ФСБ, напечатанные в книге «Мне было 19 лет». В гимназии его приучили к дисциплине, к регулярной работе, ведь ум должен все время трудиться - в этом все дело. Но это, конечно, не мешало ему ходить в храм - в свой гимназический, посвященный его любимым святым - Кириллу и Мефодию. У него был своего рода «твердый график». Но это было сильной внутренней потребностью, потому что, как я считаю, наука была не только его призванием, но и его мирским послушанием.

Свои книги А.Ф. Лосев писал, можно сказать, в уме. Ведь как его первые восемь книг вышли с 1927 по 1930 годы? Он обдумывал их как следует заранее, еще до 1920-го года. И когда он был в лагере, он в уме обдумывал и создавал книги. И так на протяжении всей последующей жизни. Кстати, именно поэтому Лосев ночью страдал бессонницами: в течение ночи обдумывал содержание, которое надиктовывал на следующий день. Только к утру он изнемогал и засыпал. А иной раз чтобы заснуть, он в уме грамматику греческую повторял - ну какой же это сон? Он засыпал утром - где-нибудь часов в девять. А садился за работу ежедневно в час дня. Так что спал по три часа. И при таком графике и такой трудной жизни он прожил очень долго - 95 лет. Говорят, крепкое «казацкое» здоровье… Ну, а кто же его дал? Господь дал! И если бы не многочисленные безобразия в конце его жизни, когда не печатали его книги, когда всюду было разослано указание «Лосева не пускать»… Именно это его подкосило, а не простуда.

Трудности мобилизовывали силы Алексея Федоровича. Но не надо забывать и то, что он был иноком и постоянно творил Иисусову молитву, как его научил его духовный отец архимандрит Давид. Многие, кто его видел, замечали и удивлялись тому, что Лосев часто держал под пиджаком одну руку там, где сердце, и как будто бы дремал. Но как только ему нужно было выступить, он тут же вставал и выступал… Вот только никто ничего не знал и не понимал…

Как Вы знаете, в июле 2007 года несколько российских академиков опубликовали открытое письмо президенту РФ, в котором жестко противопоставили научное и религиозное мировоззрение. Что Вы, как верующий ученый, могли бы сказать по поводу возможности взаимодействия между наукой и религией?
- Я могу сослаться и на апостола Павла, конечно, который в своем послании к евреям говорил: «Верою уразумеваем» - вот в чем дело. Но и до этого еще Аристотель в своей «Метафизике» писал о том, что каждому человеку не только хочется знать - «eidenai», но и удивляться неведомому - «thaymadzo». А это же и есть соединение веры и знания. Так что представляете с каких времен есть это взаимодействие между верой и знанием?

Еще я хотела бы вспомнить об одной статеечке совсем юного - 15-летнего - Лосева против атеизма - «Атеизм, его происхождение, влияние на науку и жизнь» (1909), которую не раз перепечатывали в современном «Соловецком православном календаре». В этой статье, используя труды разных известнейших ученых, он пишет, что 90 % ученых мира были верующими. Так что фигура верующего ученого совершенно типична для истории человечества и науки. И Лосев, будущий великий ученый, еще мальчиком это прекрасно понимал. А эти академики - там, наверное, были Гинзбург и Алферов? - просто безграмотные люди, больше ничего.

А ведь и во времена молодости А.Ф. Лосева постоянно велись очень похожие споры. И тем ни менее он, оставаясь верующим человеком, стал ученым.
- Да. И об этом много чего можно прочесть в воспоминаниях Алексея Федоровича. Так, в одном из своих писем он писал, что тогда тоже шли весьма горячие споры - например о том, можно ли верующему слушать Вагнера? И в самом начале своего пути Алексей Федорович, естественно, сомневался: стоит ли заниматься наукой? А его духовник, афонский архимандрит Давид - а он действительно был очень строгий и мудрый - сказал: «Ты страсти свои брось, а науку не бросай!» Вот так.

Как Вы относитесь к ведущимся сейчас спорам по поводу введения культурологического предмета «Основы православной культуры» в школьную программу и дисциплины «Теология» в университетскую?
- Споры по поводу введения курса «Основы православной культуры»?.. А, собственно, какая другая культура может быть в России-то? Я думаю, что это надо обязательно делать. Но, конечно, это надо делать хорошо, чтобы было все для этого готово - учебники, педагоги. А ведь могут все испортить. Например, сразу после войны Сталин решил ввести во всех школах латинский язык. Ведь он когда-то в семинарии учился. Это сначала почему-то считалось, что он немного там проучился, а его только из последнего класса изгнали. Поэтому он многие вещи, связанные с классическим образованием и Церковью, очень хорошо знал… И, представьте себе, тогда, после войны, латинский язык достаточно хорошо преподавали, потому что были классические отделения и те, кто заканчивал классические отделения. Был создан специальный новый учебник Васнецова - племянника известного художника, но он был не очень удачный, по нему было трудно заниматься. А ведь можно было бы удачно переделать какой-нибудь хороший старый учебник: тексты там нейтральные, а грамматика ведь все равно одна и та же. Но помешала тогда спешка. И представьте себе, против восстали родители учеников: они буквально забросали своими письмами Министерство просвещения: зачем нужны мертвые языки детям? И преподавание латыни отменили. Вот вам результат. Поэтому, если подготовятся плохо, погибнет благое дело.

Что касается специальности «Богословие, или Теология»… Конечно, такая специальность должна быть. Диссертации по богословию защищаются в МДА в Сергиевом Посаде, но они не признаются государством. Но сейчас эту специальность можно получить в Православном Свято-Тихоновском Университете. Его ректор, протоиерей Владимир Воробьев, добился этого, и у них есть лицензия.

В наше время кажется очень актуальным взаимодействие между философией и религией, реактуализация богословско-философского диалога, по примеру, скажем, «Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева» или «Кружка ищущих христианского просвещения» М. Новоселова. Существуют ли сейчас подобные общества? Расскажите о Вашем культурно-просветительском обществе «Лосевские беседы»?
- Наше культурно-просветительское общество «Лосевские беседы» имеет своей целью изучение и распространение трудов А.Ф. Лосева и вообще русской философии - эта задача обозначена в его уставе. Общество называется культурно-просветительским, но, если бы мы обозначили его как религиозное, его просто не разрешили и запретили бы. Общество регулярно проводит конференции - «Лосевские чтения», которые тематически, действительно, являются религиозно-философскими. Между прочим, в Уфе, при Башкирском университете, как раз создано «Религиозно-философское общество имени А.Ф. Лосева». С 1993 года оно регулярно издает свои сборники.

Сейчас есть очень хороший опыт совместных религиозно-философских конференций. Назову, к примеру, только что прошедшую конференцию, посвященную отцу Павлу Флоренскому, которая была организована совместно МДА, МГУ и Институтом филосифии РАН. Или, например, те же ежегодные Рождественские образовательные чтения.

Что бы Вы могли сказать в напутствие современным молодым исследователям: на что им обратить внимание, чего стараться избегать?
- Как я уже говорила, чтобы быть настоящим специалистом, тем более в таких сложных областях, научная и философская подготовка должна быть глубокой. Вот посмотрите: как ни странно, но старая советская философская энциклопедия - в пяти томах - гораздо лучше новой: она была сделана действительно объективно, добросовестно и фундаментально, тогда как статьи новой философской энциклопедии - четырехтомной - по большей части сборник личных авторских мнений.

Да, казалось бы в наше время свободно можно заниматься всем, и прежде всего религиозными исследованиями, а качество исследований падает…
- А, между прочим, лучше всего пишут как раз в трудные времена. Когда времена тяжелые - тогда и таланты особенно проявляются. А когда вот такая полная анархия - человек очень сильно расслабляется… Неспроста сейчас очень много дилетантов расплодилось, а дилетантизм - страшная вещь. Мне все время вот дарят книжки всякие странные. Я их откладываю - потом куда-нибудь дену - в архив засуну, пускай там лежат, а то и выброшу.

В первую очередь нужно читать «живые» тексты. Как говорил Алексей Федорович, текст - это личность. Читать надо внимательно и читать надо в оригинале. А вовсе не заниматься бесконечными пересказами и переписыванием чужих статей. Надо самому вникать во все, а для этого надо искренне любить книгу и слово!

Известный филолог о пользе книжных корешков, древних языков и подарке мадам Жозефины

26 октября 2014 года исполнилось 92 года Азе Алибековне Тахо-Годи, выдающемуся филологу-классику и вдове великого русского философа Алексея Федоровича Лосева, хранительнице его наследия. «Фома» поздравляет Азу Алибековну и публикует свою беседу с ней - о вере и древних языках, о Лосеве и его отношении к Советской власти, а также о том, кого из русских писателей XX века будут помнить потомки.

«Я так обрадовалась, когда узнала, как «Отче наш» звучит по-русски!»

- Расскажите, пожалуйста, о Вашем пути к Православию. Вы с детства были верующая, или пришли к вере позже?

Мое самое мое раннее представление о Боге относится ко времени, когда мне было три года. Моя няня говорит мне: «Посмотри, деточка, на небо. Видишь, там Боженька сидит?» Я смотрю и говорю: «Вижу». Это было, так сказать, мое первое «знакомство» с Богом.

Мои родители были высоко образованные, очень культурные люди, имевшие огромную библиотеку, массу книг, куда всегда можно было залезть и что-нибудь прочитать, узнать. Единственно чего в этой библиотеке никогда не было, так это Евангелия и Библии. В религиозном отношении мои родители были абсолютно индифферентны. Более того, мама, которая выросла в настоящей православной семье, из Православия перешла в лютеранство для того, чтобы ей можно было выйти замуж за моего отца, который официально считался мусульманином. Хотя он к религии тоже был абсолютно индифферентен. Дело в том, что когда мама с папой поженились, православному человеку нельзя было заключать брак с мусульманином.

И единственный, кто мне помог с Библией - моя француженка, с которой я занималась языком. Мадам Жозефина подарила мне французскую Библию с золотым обрезом и мельчайшим шрифтом. Это прекрасная книга, я до сих пор ее храню. Я брала ее с собой всегда и всюду, даже в эвакуацию. Так что свое первое религиозное образование я получала по французской Библии, на французском языке.

Нынешние молодые люди всего того, что мы пережили, и как нам было трудно, и представить не могут. Им все даром дается. В моих записках, которые чудом сохранились с юношеских лет (когда отца арестовали в 1937-м году, то все бумаги, в том числе и детские, забрали) была такая строчка: «Хочу учить “Отче наш”». А как учить, где взять текст молитвы? И помогла опять любовь к чтению. Мне попалась в руки книжка знаменитого немецкого поэта Генриха Гейне, его ранняя драма о каких-то братьях-разбойниках. По ходу действия в драме один из братьев, обращаясь к Богу, читает как раз «Отче наш». Книга эта была издана уже в советское время. Гейне ведь считался очень передовым человеком, и поэтому его много издавали. Он вообще был очень едкий, злой даже автор. Но это было его очень раннее, почти юношеское произведение. И там раскаявшийся разбойник эту молитву и произносит. Помню, я так обрадовалась, что знаю теперь, как «Отче наш» звучит не только по-французски, но и по-русски.

Еще я в детстве делала маленькие, крохотные крестики и прятала их в корешки книг. У меня были замечательные, роскошные книги. Великолепные тома, которые стояли в моем шкафу. Мама покупала мне их сразу на трех языках. И эти книжные корешки были самым надежным местом, чтобы что-нибудь в них спрятать.

А потом, когда я уже познакомилась с четой Лосевых, они меня и крестили. Мне тогда было 26 лет. Это было в знаменитом Преображенском соборе в Переделкино, который сейчас находится в резиденции Патриарха. У меня, можно сказать, два праздника. Один 8 сентября, потому что в крещении я Наталья, а Церковь вспоминает святую великомученицу Наталию как раз 8 сентября, в день Владимирской иконы Божией Матери. А 26-го октября, в день Иверской иконы Божией Матери, у меня день рождения. В этом году мне исполнится 92 года.

- Как Алексей Федорович решал для себя проблему сочетания знания и веры?

Это сочетание было для него абсолютно нерушимо. Он еще в ранней юности, в гимназии, написал сочинение против атеистов. В нем он с юношеским, можно сказать, максимализмом громил атеистов и приводил примеры того, что многие выдающиеся ученые были верующими. Вообще Алексей Федорович очень любил повторять слова апостола Павла из Послания к евреям «Верою разумеваем» (Евр. 11:3). Для него вера и знание всегда были едины.

Каким было отношение Алексея Федоровича к советскому режиму и марксизму? Оно как-то менялось, эволюционировало или он всегда его категорически не принимал?

Это очень интересная тема. Алексей Федорович считал, что надо знать оружие своего врага. И он очень хорошо пользовался марксистскими цитатами и когда надо их употреблял. Например, в издательстве «Мысль» обсуждается его предисловие, вводная статья к первому собраний сочинений Платона, и Лосев бьет идеологически зашоренного редактора издательства именно марксистскими цитатами.

Или еще пример. Вот книга «Словарь античной философии», издание 1995-го года. Здесь собрано почти все, что писал Лосев для знаменитой «Философской энциклопедии» в пяти томах. Всего в этой книге более ста лосевских энциклопедических статей. А в предисловии к словарю Анатолий Яковлев, сын известного советского политика Александра Яковлева, говорит, что Лосев любил иронию. Это точно. Например, когда Лосев пишет в этих статьях, что буржуазная философия то-то и то-то, то он под буржуазной философией на самом деле имеет в виду советскую философию. Так что лосевскую иронию надо знать и учитывать.

- Алексей Федорович ожидал более-менее скорого краха коммунизма, советского строя?

Помню замечательный разговор на даче между Лосевым и нашим другом Александром Георгиевичем Спиркиным, который играл главную роль в «Философской энциклопедии». Он там умело обходил главного редактора, официального, Федора Васильевича Константинова, который, конечно, ничего в философии не понимал, но зато ею руководил.

Спиркин с Лосевым спорили, развалится ли «телега» или нет, и если да, то когда. Алексей Федорович доказывал, что не развалится, потому что военная мощь у нее вот какая - и сжимал кулак. А Спиркин, человек другого поколения, говорил: «Развалится сама, и ждать этого уже недолго». И оказался прав.

В 1929 году Лосев принял тайное монашество с именем Андроник. Скажите, это тайное монашество выражалось, например, как-то в быту? Что это реально значило тогда - быть тайным монахом?

В быту Лосев был живым и общительным человеком. Но он недаром, сидя на каком-нибудь ученом совете, всегда держал руку под пиджаком, и только я знала, зачем он это делал.

- Зачем?

А затем, что он непрестанно творил Иисусову молитву и держал четки в руке. Вот это и есть настоящий монах.

«Меня не брали в вузы как дочь врага народа»

Аза Алибековна, как бы Вы ответили на вопрос, зачем сегодня нужны древние языки - древнегреческий, латынь? Зачем вообще это нужно - изучать очень далекую, возможно, совершенно ненужную в бурной современности античность?

Как зачем изучать? Надо знать свои истоки. Если такой вопрос задают всерьез, он указывает на низкий уровень культуры спрашивающего. Впрочем, сейчас этот уровень в целом очень понизился. Большей частью сегодня молятся на технический прогресс, который является на самом деле не прогрессом, а регрессом.

- Вы считаете технический прогресс на самом деле регрессом?

Ну конечно, потому историческое развитие должно идти естественно, без всяких взрывов, складываться постепенно. Но когда ставится цель обязательно быть впереди всех, всех обогнать и перегнать, это обычно плохо кончается. Но это мое личное мнение.

- Как же Вы сами пришли к классической филологии?

Мой путь в классики-филологи начинался непросто. Меня после окончания школы не хотели принимать учиться в столичные вузы как дочь врага народа. Я хотела пойти учиться в знаменитый МИФЛИ (Московский институт философии, литературы и истории), но меня туда ни за что бы не приняли. Хотела в МГПИ (Московский государственный педагогический институт), тоже не приняли. Он назывался тогда «имени Андрея Бубнова», был такой партийный и государственный деятель, нарком просвещения РСФСР, но его в 1937-м арестовали и расстреляли. Педагогическому институту дали после этого имя Ленина, считая, что уж Ленин навеки останется. Но тоже не угадали. Меня взяли учиться только в педагогический институт имени Карла Либкнехта, который славился тем, что находился в здании, принадлежавшем когда-то графу Мусину-Пушкину, где якобы сгорел подлинник знаменитого «Слова о полку Игореве». Правда, позже Пединститут им. Либкнехта и МГПИ объединили, и заканчивала я уже последний.

После окончания института, когда я думала, чем заняться в аспирантуре, античностью или Средними веками, то решила посоветоваться со своим дядей, профессором Леонидом Петровичем Семеновым. Он был очень известный лермонтовед и археолог. Кстати, знаменитая Лермонтовская энциклопедия - это его идея. И Леонид Петрович сказал, что лучше идти на отделение классической филологии. Дескать, раз там будут изучать древние языки, то не будет, наверное, сильного идеологического давления. А экзамен в аспирантуру у меня по древним языкам принимал как раз Алексей Федорович Лосев. Вот с этого все и началось.

Между прочим, идеологическое давление на кафедре оказалось довольно сильным.

Я стала ученицей вовсе не заведующего кафедрой, на что он сначала рассчитывал и из-за чего потом очень злился и интриговал, а Алексея Федоровича. Свою роль тут сыграло то, что меня, как тогда говорили, прикрепили к профессору Лосеву для изучения древнегреческих авторов. А к профессору Марии Евгеньевне Грабарь-Пассек, которая тоже потом стала моим большим другом, меня прикрепили для изучения латинских авторов.

Вообще на кафедре все время шла большая борьба с идеалистом Лосевым, бывшим арестантом и лагерником. Между прочим, все время применительно к Лосеву говорили о перестройке. В протоколах кафедры часто фигурировало, что Лосеву надо перестроиться. Так что со словом «перестройка» мы познакомились задолго до той самой Перестройки.

«Современной экономике нужны средненькие специалисты»

- Вы согласны с утверждением, что сейчас в обществе, в культуре резко падает роль и филологии, и литературы?

Вы думаете, это только у нас? Это повсюду, между прочим. И в Европе то же самое, картина общая. Современной экономике не нужно много специалистов высокого класса, их должно быть ограниченное число. Например, сравнительно недавно в филологии было огромное число славистов. А теперь они просто не нужны.

- Почему же это происходит, на Ваш взгляд?

Потому что нужны средние работники, которые будут получать совсем другое, низкое вознаграждение за труд. Во всех странах сегодня ограничивают число тех, кто имеет высокую квалификацию и может поэтому претендовать на высокую зарплату. С чисто экономической точки зрения лучше иметь средненьких специалистов. Они меньше и получают, и больше работают, а наукой не занимаются…

- Парадокс получается: общество вроде богаче становится, а тратить оно на образование готово меньше.

Чем богаче, тем скупее. Это давно известно. Помните, как у Пушкина знаменитый барон над своими сундуками трясся? Или как в одной пушкинской сказке «царь Кащей над златом чахнет»? Вот они над златом и чахнут (смеется - Ред. ).

В одном интервью Вы сказали, что когда времена тяжелые, тогда и таланты особенно проявляются, а вот когда наступает анархия, человек очень сильно расслабляется, и поэтому неспроста сейчас расплодилось очень много дилетантов. А что Вы можете сказать о сегодняшнем дне? Наше время - это время полной анархии и расслабленности или нет?

Суть в том, что кто во что горазд, то и сочиняет или пишет. И про ту же самую античность порой, между прочим, абсолютно ничего в ней не понимая и не соображая.

- То есть, Вы считаете, что сегодняшнее время талантами не богато? Это скорее время расслабленности?

Я думаю, что сегодняшние таланты будут очень быстро забыты, о них никто и не вспомнит.

- А кого будут помнить?

Да ну… Раз уже культура пала, то чего там говорить.

- Так Вы думаете, что не будут помнить?

Не будут.

- Вообще никого?

Солженицына будут помнить. Это точно.

- А больше никого?

А кого Вы назовете?

- Венедикт Ерофеев, Сергей Довлатов. Бродский, безусловно.

Ну, может быть, Иосифа Бродского будут помнить. Интересно, кстати, что Иосиф Бродский родился 24 мая, в день св.равноапостольных Кирилла и Мефодия, первоучителей и просветителей славянских. Их очень чтил Алексей Федорович, в этот день, 24 мая, он и скончался. А так… нет, я не оптимист совершенно. В голову насчет будущего культуры приходят только пессимистические мысли.

Фотографии предоставлены библиотекой “Дом А. Ф. Лосева”

(6 votes, average: 5,00 out of 5)

Упоминание в интервью мелодии сталинского гимна возвращает нас к предвоенным и особенно военным годам, когда надеждой и опорой государственного строя становится чувство любви народа к своей Родине, и можно даже предположить, что в ту пору патриотизм (patria – «родина») начал слегка теснить коммунистический идеал господствующей идеологии. Детский сад и школа, художественная литература и публицистика, кино и театр, как, впрочем, и прямая пропаганда, становились средствами воспитания патриотизма. Правда, определялся он прежде всего как «советский», стало быть, религиозные источники его пытались скрыть любыми способами. Между тем, «копнув» здесь чуть глубже, нетрудно убедиться в том, что исторические корни «чувства родины» в сознании русского народа уходят в духовную общность, воплощённую в Богочеловечестве и выражаемую в особом родстве («братья и сестры во Христе»). Говоря о неприменимости «общего аршина» к России, Фёдор Иванович Тютчев, прекрасно знакомый с «аршином европейским», был, конечно же, прав: здесь не годились представления об индивидуальной свободе в протестантском смысле, то есть означающие рационально осмысливаемую свободу выбора, – этому противопоставляется изначально присущее человеку природное свойство – воля, любые ограничения которой должны быть для него внутренне оправданны: ради чего (во имя чего) принимать их. Формально же навязываемые извне порядки и правила, при всей их рациональной целесообразности, вызывают внутреннее сопротивление и по возможности игнорируются. Диапазон проявления воли огромен: от лишённого каких бы то ни было сдерживающих начал стремления к самоутверждению до отвергающей какую-либо упорядоченность жажды разрушения, не исключая, подчас, саморазрушения. Инициировала она и братоубийственные войны, когда кровное родство князей лишь поддерживало взаимную враждебность. Причём, происходило это на территории Руси уже после принятия ею христианства, пополняя сонм как святых мучеников, так и обреченных на вечную погибель грешников.
Тем не менее именно здесь православная вера сумела со временем укротить необузданность воли, закрепив родство не по крови, а по духу. В вере русский человек не просто смирял свою волю – он проявлял самоотверженность в борьбе с врагом ради родной Матери-земли и вместе с тем во имя Бога, становясь при этом неотъемлемой частицей телесно-духовной целостности – народа; всё, что оказалось включённым в круг его родства, было названо им Родиной. Европейские языки к смыслу этого понятия глухи. Вызревшее именно в России чувство Родины – это иррациональное ощущение личной сопричастности со своим родным общим; оно не имеет ни малейшего отно-шения к столь чтимому в странах западнохристианского мира чувству граж-данственности.
Алексей Фёдорович Лосев выразил это чувство в строках, написанных осенью 1941 года в подмосковном Кратове (его квартира в доме на Воздвиженке была уничтожена вражеской бомбой): «Родина – всемогущая и родная для человека стихия, когда он чувствует себя не просто в физическом родстве с нею, а в духовном и социальном… Личная жизнь осмысливается как родовая жизнь, индивидуальная воля – как общая воля. Всё отдельное, личное, особенное утверждается лишь на лоне общего целого, нужного, сурового и неотвратимого, но своего любимого, родного – на материнском лоне своей Родины. Такая жизнь отдельного человека во имя Родины есть жертва. В жертве сразу даны как человеческое ничтожество, слабость, так и человеческое достоинство, сила. Принесённая жертва оправдана любовью к Родине, потому что нет любви без самоотверженности и самоотречения. Всякое страдание и труд на пользу Родины, всякое лишение и тягость, переносимые во славу Родины, осмысливаются лишь в меру жертвенности».
Без какой-либо натяжки можно утверждать, что имя Родины становится для человека священным, восстанавливая, тем самым, единство мирского и сакрального. Всё это и явилось особенностью становления государства Российского, если хотите, тайной России, совершенно недоступной «чужеземным мудрецам». И хотя, случалось, тайну эту использовали государственные деятели, далёкие не только от ортодоксальной веры, но и убеждённые бого-борцы, она остаётся прямым свидетельством продолжения саморазвития логоцентризма в России.
С этой позиции нельзя не признать глубокую символичность смены «Ин-тернационала» в решающее для существования страны время сталинским гимном, в котором находила признание сплачивающая значимость Великой Руси и обозначалась ясная цель победы над посягнувшими на её свободу подлыми захватчиками. К тому же и обветшавший пролетарский лозунг с его глобалистскими задачами («весь мир насилья мы разрушим») вытеснялся из общегосударственной сферы, поскольку статус «Интернационала» с этих пор снижался лишь до уровня гимна партийного. И то, что сейчас, возвращаясь после многих десятилетий «на круги своя», Россия сохраняет мелодию сталинского гимна в качестве государственной символики, свидетельствует прежде всего о продолжении саморазвития её исторической идеи.

Январь 17, 2015 18:16
Невозможно не согласиться со значимостью приводимых Его Святейшеством в рождественском интервью примеров, свидетельствующих об общности интересов и энтузиазме, проявляемых в советский пе-риод, будь-то освоение целины или деятельность комсомольских молодёжных отрядов, как и с итоговой констатацией им наличия «многого другого, о чём воздыхают сегодня люди старшего и “среднестаршего” возраста». Мне, при моих семидесяти восьми с половиной, приходится, конечно, принять последнее лично на свой счёт. Однако я, со своей стороны, готов ещё и попытаться, во-первых, выявить во «многом другом» именно то, что позволило сохраниться рождённой в лоне Православия исторической идее в период правления отвергающей его власти, и во-вторых, назвать истинную подоплёку того, что послужило причиной самогό «воздыхания».
Прежде всего следует, мне думается, обратить внимание на то, что в социальном заказе, или, если быть более точным, императиве, адресованном власти, позиционирующей себя в качестве общенародной, не могли не найти от-ражение сострадательность и милосердие, неотъемлемые от образа мысли русского народа, его стремления к справедливости, поскольку первоисточником их служила убеждённость в присущей Господу Иисусу Христу милости к сирым и убогим, слабым и обездоленным, чей удел – страдание. Отсюда следовало, что в законодательных актах, экономической политике государства должна была учитываться необходимость соблюдения ряда социальных гарантий, явно или неявно предусматриваемых таким заказом-императивом. Но ведь именно это в той или иной степени оказалось воплощённым в сложившихся в советский период системах здравоохранения, образования, социального обеспечения, культурных и спортивных учреждений и пр., – монолитном здании, выстроенном на фундаменте общенародной собственности и … безжалостно разрушенным за последнюю без малого четверть века всего лишь для того, чтобы расчистить путь «рыночной экономике». Как же не «воздыхать» обо всём этом в существующих на сегодняшний день условиях?
И ведь полная непререкаемость содержится в рубленых фразах опубли-кованного ещё в 1999 году манифеста «Правый поворот»: «Нам нет нужды решать вопрос о том, насколько рыночной должна быть экономика в России. Нам нужно просто добиться того, чтобы нашу экономику не уродовали никакие социалистические затеи, а рыночной она окажется автоматически и ав-томатически же потребует формирования прочного фундамента частной соб-ственности». Но ведь это, в свою очередь, означает, что автор манифеста, – министр экономического развития в нынешнем правительстве РФ, – напрочь лишён способности осознавать соответствие «социалистических затей» расположению души народа России к справедливости, имеющему религиозную природу. И ведь «автоматически рыночной» экономика в России так и не стала, да и «вручную» сделать её таковой не удастся, как раз потому, что суждено ей быть всего лишь внешним выражением саморазвития присущей России исторической идеи, которой изначально чужд примат рыночных отношений.
Что же касается «рыночной экономики», то не составляет особого труда обнаружить её сугубо религиозные истоки, обратившись к пониманию основ всё той же справедливости «отцами-основателями» – верными адептами кальвинизма, положившими начало формированию американского нацио-нального сознания: преисполненные веры в Божественное предопределение, они исходили из того, что милости Бога удостаиваются лишь активные люди, занятые богоугодным делом, то есть предпринимательством; бедность же, сама по себе, вне зависимости от её причин, – признак утраты этой милости. И ведь не что иное, нежели их несгибаемая вера оказалась исторической предпосылкой нынешних претензий США на лидерство, а точнее, на мессианство. Правда, на пути, некогда избранном «праотцами», дело божье в усло-виях всеохватного духа прагматизма вскоре превратилось в чисто человеческое – бизнес, а богоугодная энергия предпринимательства – в двигатель механизма рыночной экономики. Но Россия-то здесь причём? Ведь «правый поворот», который её до сих пор пытаются заставить осуществить, – всего лишь бездумное, или питаемое ложными посылками (что в данном случае одно и то же) горе-теоретиков продолжение попыток вытеснения изначально присущего православной России саморазвития христоцентризма (логоцентризма), совершенно чуждым её природе антропоцентризмом (рациоцентризмом).
Упоминаемое Его Святейшеством в рождественском интервью «достоинство» действительно выражено в словах гимна новой России. Но самим обществом оно будет обретено лишь после того, как на смену бесплодным поискам «общенациональной идеи», соответствующей нынешним временам, придёт восприятие общественным сознанием того, что «хранимая Богом родная земля» уже много веков остаётся ареалом саморазвития одной-единственной исторической идеи, заповеданной ей Господом. Свидетельством осознанности этого Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом служит следующее его умозаключение: «Я глубоко убеждён, что совокупность наших символов замечательно отражает идею того, что мы должны взять из истории, чтобы не разрушить единую ткань исторического процесса, вне которого не может формироваться ни личность, ни общество, ни государство».

Декабрь 26, 2014 17:09

Дополнение к ответу на вопрос: «Как Алексей Федорович решал для себя проблему сочетания знания и веры?»
Названную проблему он попытался решить не только для себя. Изложив дилемму «знание-вера» в предельно доступной форме (см. «Диалектика мифа», разд. IX, п.4 «Мифология и догматика веры и знания»), Лосев, далее, разрешает проблему («вещей обличение невидимых») в фундаментальном учении о выразительно-смысловой символической реальности (см. «Сáмое самό), созданном им ещё в начале 30-х, но так и не увидевшим свет при жизни автора. Даже условие, необходимое и достаточное для следования ему, Лосев решился обнародовать лишь накануне своего 90-летия: «Сама действительность, и её усвоение, и её переделывание требуют от нас символического образа мышления». То есть, необходимо со всей ясностью осознать, что действительность по самόй своей природе рельефна (двупланова) – обладает внутренним и внешним уровнями бытия. Причём внешнее, будучи символом внутреннего, всегда его выражает, и между ними (вне какой бы то ни было зависимости от человеческого разума) существует неразрывное смысловое соединение.
Из приводимого ниже сопоставления со всей очевидностью следует, что Лосев, даже заменив Имя Божие одним лишь сочетанием двух определительных местоимений, не только сам остаётся в русле древней святоотеческой традиции, но и пытается сделать её достоянием нынешнего общественного сознания:
Прп. Максим Исповедник (VII в.): «Всё в мире есть тайна Божия и символ. Символ Слова, ибо Откровение Слова. Весь мир есть Откровение, – некая книга неписанного Откровения. Или, в другом сравнении, – весь мир есть одеяние Слова».
Алексей Лосев (ХХ в.): «Всё существующее (логика с её категориями, природа с её вещами и организмами, история с её людьми и их жизнью, космос со всей его судьбой) есть только символы сáмого самогό, или абсолют-ной самости, т.е. только одни символы абсолютной самости и существуют».
Нетрудно убедиться, что автор пытается здесь посредством скупых грамматических средств выразить тайну нерушимой суверенности и безграничной самоосуществлённости Абсолютной Личности – свойств, обуславливаемых Божественной природой Иисуса Христа в полном соответствии с Халкидонским догматом.
К сожалению, судьба лосевского учения, содержащего, по существу, православные начала научного мировоззрения, остаётся незавидной. Дружное молчание, которым оно было встречено в общественных кругах России всех уровней и толков, не исключая и богословские, длится по сей день. Это, несомненно, своего рода защитная реакция в ответ на требования перемены мысли, отказа от устоявшихся стереотипов,воспринимаемых и сознательно, и подсознательно; как посягательство на интеллектуальный комфорт и душевное равновесие, более того, – на устойчивость сложившихся обществен-ных, да, пожалуй, и государственных институтов. Но ведь от этого никуда не деться – преодоление прельщений разума («ratio») в индивидуальном и общественном сознании, как бы далеко они ни зашли, является сегодня единственной возможностью остановить дальнейшее сползание не только христианского мира, но и человечества в целом, прямиком к вселенской катастрофе.

Декабрь 31, 2014 17:50
Драматизм судьбы лосевского наследия в значительной степени определён отношением к ней самόй Азы Алибековны. Дело в том, что оба издания её замечательной книги о Лосеве, вышедшие в серии ЖЗЛ (1997 – 2007 гг.), завершаются предложением оставить задачу «помочь книгам Лосева приблизиться к читателю, приоткрыть их тайны, разгадать их символы и мифы … новым поколениям XXI века». Но ведь заключающая беседу её реплика: “В голову насчёт будущего культуры приходят только пессимистические мысли” напрочь противоречит упованиям на людей этого будущего. Между тем обозначившийся парадокс как раз и порождён тем, что тревожащее Азу Алибековну нынешнее положение дел в России и безрадостные её прогнозы обусловлены отсутствием лосевских прозрений в нынешнем интеллектуально-духовном арсенале Русской цивилизации. В частности, предложенный им императив освоения выразительно-смысловой символической реальности не стал альтернативой соблазну виртуальной реальности, погружающей сегодня десятки и сотни миллионов людей в гибельное для человеческого духа марево.
Верность самόй Азы Алибековны лосевским идеям сомнению, естественно, не подлежит. Об этом свидетельствует, к примеру, своеобразно трактуемый ею в ходе беседы научный прогресс и связь его с ходом истории. У Лосева же мы находим чёткое и аргументированное освещение этой пробле-мы, вдобавок, предельно злободневное: «История не есть обязательно прогресс. Либерально-просветительское происхождение этого весьма условного учения – вполне несомненно. Когда личность пытается абсолютизировать себя вопреки объективному бытию, она, не будучи в состоянии вместить в себя фактически всю бесконечность объективности, воображает, что сможет охватить её не сразу, а постепенно. Эта становящаяся бесконечность истории такою личностью и переживается как прогресс. Но абсолютизирующая себя личность есть именно либеральная личность».
Истоками приведённых умозаключений является убеждённость Лосева в том, что развитие стран Европы с начала эпохи Возрождения сопровождалось переносом смысловой неисчерпаемости внешнего мира непосредственно в человеческое сознание. С завершением этого процесса, именуемого Лосевым «абсолютизацией человеческой личности», обрываются важнейшие связи её с внешним миром. Более того, она вынуждена теперь выполнять роль Абсолютной Личности, хотя способна, согласитесь, воспроизвести в собственных мыслях реальность, считая её объективной, всего лишь по образу и подобию собственного разума, оставаясь, на поверку, в плену своих иллюзий и амбиций. Вот и стал надёжным фундаментом эпохи Просве-щения провозглашённый Френсисом Бэконом четыре века тому назад «союз опыта и рассудка». И ведь именно на него продолжает опираться один из главных идеологов физики ХХ века Вернер Гейзенберг, заявляя: «С прагматической точки зрения развитие науки есть непрерывный процесс приспособления нашего мышления к постоянно расширяющемуся полю опыта…».
Впрочем, приведённый фрагмент лишь в незначительной степени выражает неисчерпаемость лосевского историзма. А обусловленный существованием выразительно-смысловой символической реальности исторический идеализм Лосева, несомненно, заслуживает отдельного обсуждения ввиду непреходящей его актуальности.
- Январь 3, 2015 17:40
  Ответ Владимира Легойды в его предновогоднем интервью РИА «Новости» на вопрос о выборе «единого, усреднённого, сглаженного варианта истории» в качестве основания построения будущего выглядит предельно примиряющим с учётом нынешнего разнобоя в трактовке исторического процесса: «Пусть продолжается академическая дискуссия, пусть будут разные теории, концепции, разные общественные позиции».
  Между тем, будь историзм Лосева к настоящему времени достоянием пра-вославной общественности, ответ мог оказаться принципиально иным, да и вопрос о «сглаженном, усреднённом варианте истории» отпал бы сам собой. Характер самогό этого историзма определён исходной позицией Лосева, изложенной вскоре после принятия им тайного пострига: «В христианстве, вырастающем на культе абсолютной Личности, персоналистична и исторична всякая мелочь. И в особенности опыт мистического историзма ощущается христианским монашеством. Для монаха нет безразличных вещей. Монах всё переживает как историю, а именно как историю своего спасения и мирового спасения. Только монах есть универсалист в смысле всеобщего историзма, и только монах исповедует историзм, не будучи рабски привязан к тому, что толпа и улица считает “историей”».
  Несмотря на то, что такая откровенность монаха Андроника навсегда останется для непосвящённых тайной, от своего «универсализма» он не откажется и в дальнейшем, невзирая на риск подвергнуться новым репрессиям: «…если угодно отнестись ко мне добросовестно, надо признать как непреложный факт: с именем Лосева неразрывно связано самое острое чувство истории. Всё, что было, есть и будет, всё, что вообще может быть, конкретным становится только в истории». Ну, а далее следует лишённое какой бы то ни было дву-смысленности признание: «Для меня последняя конкретность это – самораз-вивающаяся историческая идея, в которой есть её дух, смысл, сознание и есть её тело – социально-экономическая действительность».
  Через несколько десятков лет в своей восьмитомной «Истории античной эстетики» Лосев с неопровержимой убедительностью докажет, что и мифология, и эстетика, и философия всей тысячелетней эпохи античности, как и социально-экономический уклад, выражают одно и то же – саморазвитие лишённого личностного начала космоцентризма. Впрочем, у него зато имеется собственное тело (σώμα) в бук-вальном смысле. Это тело осязают и видят люди античной эпохи не только как собственную плоть, но и в окружающей их реальности: в естественных вещах и произведениях искусства, в семейно-родовом организме и рабовладельческом полисе, в богах-стихиях и в скульптурной гармонии самого Космоса, который, однако, всего лишь «что», но не «кто»: понятие «личность» у них отсутствует, и смысл его, как показала, кстати, именно Аза Алибековна, ограничивается восприятием ими хорошо организованного и живого тела.
  Что же касается смысловой стихии, то вся она исчерпывается абстракцией понятия «λόγоς»; Лосев называл его «словесным сгустком мысли», стало быть, неким средоточием смысла. Но ведь и в христианском мировосприятии таким же универсальным средоточием оказывается Λόγος; однако, это уже не («что») – отвлечённая абстракция понятия, а («Кто») – Иисус Христос; обладающая историческим преданием конкретная Абсолютная Личность, Сын Божий, единосущный со Своим Отцом. Именно логоцентризм (христоцентризм) становится вытесняющей космоцентризм античности саморазвивающейся исторической идеей. И если Лосев уклонялся от использования «идеалистической» терминологии, чтобы «не дразнить гусей», то наш с вами прямой долг называть вещи своими именами.
  Так что опираясь исключительно на лосевский историзм, нетрудно убедиться в том, что именно саморазвитие христоцентризма (логоцентризма) определило основные особенности тысячелетнего развития русской материальной и духовной культуры. Общинному (мирскому) сознанию, отражённому в культурных символах, способах ведения хозяйства, межличностных отношениях, соответствует сакральное: Божественная благодать взаимной любви (соборность), эсхатологические ожидания (надежда на всеобщее спасение), синергия (соработничество с Богом). И, конечно же, свобода здесь никак не связана со всесторонним предпринимательством, но исключительно с творчеством, которое носит характер продолжения миротворения; мир представляет собой не мастерскую, но Храм; личность никоим образом не сводится к индивидуальности – начало её сугубо мистическое. Так раскрывается тайна нашей истории. Она незримо участвует в судьбе Государства Российского, и уже давно пришла пора узнать о ней каждому его гражданину: от школьника до Президента.

Декабрь 14, 2014 22:11

Аза Алибековна Тахо-Годи, вдова монаха Андроника (А.Лосева)… У них, конечно же, был ДУХОВНЫЙ брак, не так ли?

(1922-10-26 ) (90 лет) Место рождения: Страна:

СССР
Российская Федерация

Научная сфера: Место работы: Награды и премии

Медаль Института философии РАН «За вклад в развитие философии» (2011)

Аза Алибековна Тахо-Годи (26 октября , Махачкала , Дагестанская АССР , СССР) - советский и российский филолог-классик, доктор филологических наук, профессор.

Биография

Филологией Аза Алибековна начала интересоваться с детских лет .

В 1949 г. А. А. Тахо-Годи, изгнанная из Педагогического института как дочь врага народа, защищает в Московском университете кандидатскую диссертацию «Поэтические тропы Гомера и их социальный смысл».

Приглашается для работы на кафедру классической филологии Московского университета и вскоре (в 1959 г.) защищает в докторскую диссертацию о рецепции античности в русской литературе .

На протяжении десяти лет с момента защиты кандидатской диссертации (1949-1958 гг.) преподает античную литературу, латинский и греческий языки студентам и аспирантам в Московском областном педагогическом институте им. Н. К. Крупской. Член редакционной коллегии серии книг «Библиотека античной литературы », выпущенной издательством «Художественная литература ».

С 1962 по 1996 г. А. А. Тахо-Годи заведует кафедрой классической филологии Московского университета.

В 1965 г. она была утверждена в звании профессора, а в 1992 г. получила звание заслуженного профессора.

Семья

Отец, Алибек Алибекович Тахо-Годи (1892-1937), выпускник юридического факультета Московского университета (окончил курс в 1916 г.), видный государственный деятель, был расстрелян, мать, Нина Петровна Тахо-Годи (урожденная Семёнова, 1894-1982) , отбывала срок в лагерях в Мордовии . Брат Хаджи-Мурат (1919-2002) - заслуженный юрист России, криминалист, специалист по проблемам трасологии и баллистики; сестра Тахо-Годи Муминат Алибековна (1931 г.р.), профессор Северо-Осетинского госуниверситета, специалист по французской литературе.

Учась в аспирантуре, Аза Алибековна знакомится с Алексеем Фёдоровичем Лосевым (1893-1988), философом и филологом, исследователем античной философии, мифологии, литературы и древних языков, становится его ученицей, близким другом, а впоследствии (с 1954 года) спутницей жизни и хранительницей его наследия.

Как председатель культурно-просветительского общества «Лосевские беседы» инициировала создание в Москве на старом Арбате в доме, где жил А. Ф. Лосев, создание Библиотеки истории русской философии и культуры «Дом А. Ф. Лосева», где хранится книжное собрание А. Ф. Лосева и существует мемориальная экспозиция в его честь.

Работы

Список научных работ А. А. Тахо-Годи включает более 300 наименований.

Она редактор и автор учебника «Античная литература», вышедшего в 1963 г., а затем выдержавшего еще семь изданий в России (последнее - в 2007 г.) и переведенного на несколько языков;