Диалоги Платона. Общая характеристика

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Предисловие

Значение Платона для современной культуры и философии трудно переоценить и нелегко даже обозначить. Все философские концепции и школы черпали из его трудов, как из источника, вся западная философия буквально пропитана его духом, выросла из него. Множество терминов и понятий введены в обиход Платоном в совершенно разных областях человеческих знаний. Так, ему приписывают введение понятий «качество», «антипод» и «среднее пропорциональное».

Чрезвычайно разносторонний, талантливый, постоянно совершенствующийся человек с пытливым умом и пониманием неоднозначности любой точки зрения, он оставил потомкам свои «Диалоги» как образец создания образа идеи не косной, авторитарной, но открывающейся к развитию и углублению.

«Диалоги» Платона являются одним из самых авторитетных источников понимания истории философии. Абсолютно все светские, религиозные и эзотерические теоретики ссылаются на тексты, оставленные Платоном, либо приписываемые ему. Читая труды Платона, составленные в виде этих великолепных по стилю диалогов, можно бесконечно удивляться мастерству изложения сложнейших вещей самым понятным способом, оставляющему после себя не догму, но стимул для развития и понимания как внешнего мира, так и внутреннего пространства человека.

Согласно Диогену Лаэртскому, настоящее имя Платона – Аристокл (др. – греч. Αριστοκλής; буквально, «наилучшая слава»). Платон – прозвище (от греческого слова «plato» – широта), означающее «широкий, широкоплечий», которое дал ему Сократ за его высокий рост, широкие плечи и успехи в борьбе. В то же время существуют исследования, показывающие, что легенда о его имени «Аристокл» возникла в более позднее время.

Отцом Платона был Аристон, сын Аристокла, а матерью – Периктиона, происходившая из рода Солона-законодателя.

Один из самых образованных и состоятельных людей своего времени, Платон имел счастливую возможность, а также огромное желание учиться у величайших мудрецов и самых известных людей.

Первым его учителем был Дионисий, гимнастике он обучался у Аристона, дважды был победителем Олимпийских, а затем Немейских игр. Чтением, гимнастикой и музыкой Платон занимался сам и призывал своих учеников к тому же, придавая большое значение гармоничному развитию личности.

Он учился у комедиографов, у мимов и поэтов, занимался танцами и рисованием. Об этих искусствах и учителях этих школ мы знаем в значительной степени благодаря Платону.

В двадцать лет Платон стал учеником Сократа и провел в общении с ним десять лет, желая изучить этическую философию. Сократу он был не только преданным учеником, но и критиком.

После обучения у Сократа он отправился к пифагорейцам, изучал Кратила, последователя Гераклита, и Гермиппа, последователя Парменида. В связи с этим он написал два диалога – «Кратил» и «Парменид». Позже он отправился в Египет и возвратился, изучив там геометрию и жреческое искусство. В Финикии он узнал учение Зороастра.

Вернувшись в Афины, он учредил свою школу, причем за обучение в ней денег не брал.

И до Платона, и после него существовало множество философских школ: поэтическая, которую создали Орфей, Гомер, Мусей и Гесиод; другая школа возникла из ионийского учения, основоположниками ее были Гераклит, Фалес и Анаксагор: существовали также школы Пифагора и Парменида.

После Платона появились стоическая, эпикурейская, перипатетическая школы, а также школа Новой академии.

По сравнению с каждой из этих школ Платон обнаружил свое превосходство.

Но подлинный триумф Платона мы видим в самом факте его наследия, в его многогранности, информативности, глубине и даже форме.

Почему воспользовался он формой диалога? Диалог – это произведение, состоящее из вопросов и ответов двух действующих лиц. Эта форма дает возможность увидеть как характер персонажей, так и воссоздать их мнения наиболее достоверно и объемно. Более того, мы видим обмен мнений, аргументы и изменение мнения обоих участников в процессе диалога.

Диалог, таким образом, выгодно отличается от просто рассуждения о чем-либо, будь то устройство государства или дружба и честолюбие.

Платон хотел привести читателя к согласию со своими доводами, пользуясь не сухими рассуждениями, а вкладывая аргументы в уста спорящих. Кроме того, диалог, безусловно, гораздо интереснее, чем просто повествование или рассуждение.

Действующие лица в диалоге описаны не всегда точно как в жизни, но и не все в них вымышлено (иначе они не получились бы правдивыми). Платон отбирает только те черты, которые помогают ему показать что-то одно, подобно тому как выбирают краски для изображения какого-то одного предмета. Благодаря Платону мы знаем так много о философах разных школ того времени, и это чрезвычайно ценно для истории.

Разные исследователи в разном порядке располагают диалоги: хронологически, тематически, группируя персонажей диалогов по родственным школам. В диалогах, которые содержит данное издание, содержатся в хронологическом порядке те беседы и рассуждения, которые посвящены Сократу – любимому учителю Платона. В то же время они затрагивают важнейшие философские темы: о благочестии, о долге и о душе. Это не только увлекательный рассказ о философах, обществе и жизни того времени, но прикосновение к началу того, из чего выросли все современные философские течения и идеи.

Евтифрон, или о благочестии

1

Сократ. Конечно, нет! Афиняне, Евтифрон, называют дело это, во всяком случае, не гражданским, а уголовным.

B Евтифрон. Что ты говоришь?! Тебя, значит, обвиняют в уголовном преступлении? Ведь не могу же я допустить, будто ты обвиняешь другого.

Сократ. Еще бы!

Евтифрон. Выходит, другой обвиняет тебя?

Сократ. Вот именно.

Евтифрон. Да кто же это?

Сократ. Я и сам хорошенько не знаю, Евтифрон, его. По-видимому, кто-то из молодых, с кем я незнаком. Прозывается он, сдается мне, Мелетом, а по дому он питфеец . Представляешь себе какого-то питфейца Мелета, такого, с прилизанными волосами, с жиденькою бородою, горбоносого?

C Евтифрон. Нет, Сократ, не представляю. Но в каком же преступлении он обвиняет тебя?

Сократ. В каком? Не в маловажном, кажется мне. В молодые годы да распознать такое серьезное дело – не шутка! Ведь Мелет, как он утверждает, знает, как развращают молодых людей, знает и кто их развращает. Выходит, он – мудрец своего рода.

2 Усмотрев, как я, по своему невежеству, развращаю его сверстников, он выступает обвинителем против меня, как бы пред матерью – пред государством. И кажется мне, из государственных мужей он один только правильно и берется за дело.

D Ведь правильно – сперва позаботиться о молодых людях, чтобы они были как можно лучше, подобно тому, как хороший земледелец, естественно, сначала будет заботиться о молодых насаждениях, а затем уже и обо всех прочих.

3 Вот и Мелет, должно быть, выполоть хочет нас, развращающих, как говорит он, молодые побеги, а затем, после этого, он, очевидно, позаботится и о тех, кто постарше, и окажется виновником величайших благ для государства. Этого, естественно, должно ожидать от того, кто начал с такого начала.

2

Евтифрон. Хотел бы я, чтобы так было, Сократ. Только опасаюсь, как бы не вышло наоборот: сдается мне, он просто-напросто «начинает с очага» приносить зло государству, пытаясь поступить с тобою несправедливо. Но скажи мне, что же, по его утверждению, ты делаешь такого, что развращаешь молодых людей.

B Сократ. Послушать его, любезнейший, так одни нелепости. Он утверждает, будто я сочиняю богов. За то, что я сочиняю новых богов, а старых не признаю, – вот за это-то, как он утверждает, он и подал на меня жалобу.

Евтифрон. А, понимаю, Сократ! Это потому, что, как ты сам утверждаешь, у тебя сплошь да рядом бывает демоний . Значит, он подал на тебя это обвинение за то, что ты вводишь новшества в дела, касающиеся религии. И, конечно, подавая в суд, он клевещет, так как знает, что большинство охотно верит подобным клеветам.

C И меня, когда я говорю в народном собрании о чем-нибудь, касающемся религии, и предсказываю будущее, высмеивают, как сумасшедшего. Хотя в том, о чем я давал предсказания, я не сказал никакой неправды, все-таки они завидуют таким людям, как мы с тобою. Только на них не следует вовсе обращать внимания, а надо идти своею дорогой.

Первая страница диалога «Евтифрон»

3

Сократ. Да, дорогой Евтифрон, попасть на смех, пожалуй, и не велика печаль! Афинян-то, сдается мне, не очень тревожит тот, кого они считают сильным в мудрости, но неспособным обучать ей. Зато на того, кто, по их мнению, других делает мудрыми, они гневаются, либо из зависти, как ты говоришь, либо по чему иному.

D Евтифрон. Ну, тем, как они ко мне относятся, я не очень-то интересуюсь.

Сократ. Быть может, по их мнению, ты редко бываешь на виду и не желаешь обучать своей мудрости. А за себя я опасаюсь, как бы им не показалось, что я, из человеколюбия, подробно беседую со всяким о том, что могу сказать, не только безвозмездно, но еще готов с удовольствием и сам приплатить тому, кто желает меня слушать. Итак, если афиняне, как я только что говорил, собираются посмеяться надо мною, как, по твоим словам, они смеются над тобою, ничего не было бы тут неприятного – пошутить и посмеяться в суде.

E Если же они взглянут на дело серьезно, то что из этого произойдет, известно только вам, предсказателям.

Евтифрон. А, может быть, Сократ, и ничего не будет – ты свой процесс проведешь удачно, а я, думается мне, – свой.

4

Сократ. А у тебя, Евтифрон, какое дело в суде? Тебя преследуют судом, или ты кого преследуешь?

Евтифрон. Я преследую.

Сократ. Кого?

4 Евтифрон. Преследую такого человека, что снова сочтут меня сумасшедшим.

Сократ. Как так? Преследуешь летящего ?

Евтифрон. Где ему летать? Очень уже он стар.

Сократ. Кто это?

Евтифрон. Мой отец!

Сократ. Твой отец, любезнейший?!

Евтифрон. Он самый.

Сократ. В чем же обвинение? О чем идет дело?

Евтифрон. Об убийстве, Сократ.

B Сократ. Геракл! Конечно, Евтифрон, большинству-то неизвестно, как тут было бы правильным поступить. Я думаю, первый встречный не найдет правильного выхода; найдет его только тот, кто уже далеко ушел в мудрости.

Евтифрон. Конечно, Сократ, клянусь Зевсом, тот, кто далеко ушел.

Сократ. Само собою разумеется, умерший по вине твоего отца кто-нибудь из близких? Не так ли? Не стал бы ты обвинять отца из-за кого-нибудь чужого.

Евтифрон. Смешна, Сократ, твоя мысль, будто есть разница, кто умерший – чужой или близкий. Ты не считаешься с необходимостью следить только за тем, имел ли право убийца совершить убийство, или не имел, и, если имел право, то оставить его в покое, если не имел, – преследовать его судом, хотя бы убийца был твоим сожителем и сотрапезником.

C Ведь ты осквернишь себя в равной мере, если заведомо будешь проживать вместе с таким человеком и не очистишь себя и его, обратившись к суду… Умерший состоял у меня на службе, и, когда мы обрабатывали землю на Наксосе, был там у нас поденщиком . Напившись пьяным и рассердившись на одного из наших рабов, он его зарезал. Отец связал ему ноги и руки, бросил его в ров и послал сюда, в Афины, человека справиться у эксегета , как поступить.

D В течение этого времени он оставил без внимания связанного, относился к нему, как к убийце, беззаботно – не важное, дескать, дело, если и умрет. А это как раз и случилось. От голода, холода, от того, что он был связан, тот и умер, прежде чем прибыл посланный с вестью от эксегета. Вот за это-то и негодует на меня отец и прочие домашние, что я, из-за убийцы, обвиняю в убийстве отца, который, как они утверждают, и не убивал на самом деле, а если бы даже и убил – умерший-то был сам убийца, – то не стоит беспокоиться о таком человеке. Нечестиво, говорят они, сыну преследовать судом отца за убийство.

E Плохо они знают, Сократ, что такое божественное и как оно относится к тому, что благочестиво и нечестиво.

5 Сократ. А ты-то, Евтифрон, скажи, ради Зевса, самого себя считаешь настолько тонким знатоком в вопросах, относящихся к области божественного, благочестия и нечестия, что – допустим, все произошло так, как ты говоришь – не боишься совершить, в свою очередь, нечестивое дело, привлекая к суду отца?

Евтифрон. Да я был бы никуда негодным человеком, Сократ, ничем не отличался бы Евтифрон от прочего большинства, если бы не знал всего этого в точности.

5

Сократ. Выходит, самое лучшее для меня, чудеснейший мой Евтифрон, стать твоим учеником и, прежде чем отвечать на обвинение Мелета, привлечь его к ответственности по тому же делу, заявив следующее: Я и в прежнее время высоко ценил знание всего, относящегося к божественному, а теперь, когда Мелет утверждает, будто я погрешаю в нем, вводя самочинно новшества, стал твоим, Евтифрон, учеником.

B Мелет, мог бы я сказать: если ты признаешь Евтифрона мудрым в подобных вещах, считай и меня мыслящим о них правильно и не судись со мною; в противном случае, сначала подавай жалобу на него, моего учителя, за то, что он развращает стариков, меня и своего отца, меня – уча, его – исправляя и наказывая. И если Мелет меня не послушается и не освободит от суда, или, если он не подаст жалобу на тебя, вместо меня, то уже не говорить ли мне и на суде то же самое, – дать ответ, за что я вызываю его?

C Евтифрон. Клянусь Зевсом, Сократ, если бы Мелет, действительно, попробовал подать на меня жалобу, я уже отыскал бы его слабое место, думаю я, и на суде у нас речь о нем пошла бы гораздо раньше, чем обо мне.

Сократ. Сознавая это, милый друг мой, я и горю желанием стать твоим учеником. Я знаю, что как всякий другой, так и этот Мелет тебя-то, кажется, и не замечает, меня же он так ловко и легко заприметил, что подал на меня жалобу по обвинению в неблагочестии. А теперь, ради Зевса, скажи мне о том, что, как ты только что утверждал, твердо знаешь: что такое, по твоему утверждению, благочестие и нечестие, как в отношении к убийству, так и ко всему прочему?

D Не бывает ли так, что во всяком деянии благочестие подобно самому себе, нечестие же, в свою очередь, будучи противоположно всему благочестивому, подобно самому себе и содержит в себе одну идею всякого нечестия, в чем бы оно ни проявлялось.

Евтифрон. Это, Сократ, во всяком случае, так.

6

Сократ. Скажи мне, что ты считаешь благочестием и что нечестием?

Евтифрон. Я утверждаю, что благочестие – это то, что я теперь делаю, а именно: преследовать судом преступного в убийстве, святотатстве или чем подобном, будь это отец, мать или кто другой; не преследовать судом такого человека будет нечестием.

E И вот, посмотри, Сократ, какое я тебе приведу веское доказательство в пользу того, что все это соответствует установившемуся обычаю – я и другим уже говорил, что поступать так значит поступать правильно, – именно, не потакать нечестивому, кто бы он ни был.

6 Сами люди считают Зевса самым благим и самым справедливым из богов; между тем, по общему признанию, он заковал своего отца за то, что тот пожирал своих сыновей вопреки справедливости, а отец Зевса, в свою очередь, оскопил своего отца за нечто другое в таком же роде. А на меня сердятся за то, что я преследую судом отца за его несправедливый поступок. Таким образом, люди противоречат самим себе, когда они говорят о богах и обо мне.

Сократ. Уже не за то ли и я, Евтифрон, подвергаюсь уголовному преследованию, что я, всякий раз как говорят нечто подобное о богах, как-то с трудом соглашаюсь с этим. Поэтому-то, по-видимому, и будут утверждать, что я грешник.

B Теперь же, коль скоро и тебе, хорошему знатоку всех подобных вещей, тоже так кажется, необходимо, по-видимому, и мне с этим согласиться. Да и что сказать нам, нам, которые сами признаются, что они об этих вещах ничего не знают? Но, ради Покровителя Дружбы , скажи мне: ты-то сам полагаешь взаправду, что все это так действительно и было ?

Евтифрон. Были вещи и еще куда удивительнее этого, Сократ; большинство о них и понятия не имеет.


Мозаика «Платоновская академия»


C Сократ. Следовательно, ты думаешь, между богами, в самом деле, бывали междоусобная война, страшная ненависть, боевые схватки и многое иное в таком же роде, о чем говорят поэты и чем пестро изукрашивают славные наши живописцы всякие священные предметы, между прочим, и тот пеплос, заполненный подобного рода узорами, который, во время Великих Панафиней, везут на акрополь ? Скажем ли мы, Евтифрон, что все это – правда?

Евтифрон. Не только это, Сократ, но, как я только что упомянул, и многое иное; если хочешь, я могу тебе привести насчет божественного такие рассказы, что, услышав их, ты будешь, я уверен, поражен.

7

Сократ. Что мудреного! Только об этом ты мне расскажешь потом, на досуге, а теперь постарайся яснее высказаться о том, о чем я тебя только что спрашивал.

D Ведь ты, друг мой, на мой предыдущий вопрос не дал достаточных разъяснений – чем может быть благочестие. Ты сказал только, что то, что ты теперь делаешь, т. е. судом преследуешь отца за убийство, благочестиво.

Евтифрон. И я правду говорил, Сократ.

Сократ. Может быть. Но ведь Евтифрон, ты считаешь, что и многое другое бывает благочестивым?

Евтифрон. Да, бывает.

Сократ. Ведь ты помнишь, что я просил тебя разъяснить мне не какой-либо один или два вида из большей части того, что относится к благочестивому, я просил тебя разъяснить мне тот вид благочестивого, при котором все благочестивое – благочестиво? Ты же сказал, что в силу одной идеи нечестивое является нечестивым, благочестивое благочестивым?

E Не помнишь этого?

Евтифрон. Помню.

Сократ. Разъясни же мне эту идею, что она такое, чтобы я, взирая на нее и руководствуясь ею, как примером, мог утверждать, в случае, если бы ты или кто другой поступал подобным образом, что это благочестиво, а если не подобно, то утверждал бы, что это – нечестиво.

Евтифрон. Если хочешь, Сократ, я тебе это изложу.

Сократ. Разумеется, хочу.

7 Евтифрон. Итак: что любезно богам – благочестиво, что не любезно – нечестиво.

Сократ. Превосходно, Евтифрон! Как я хотел, чтобы ты ответил, так теперь ты и ответил. Однако, верно ли ты ответил, этого я еще не знаю; впрочем, ты, очевидно, дальше разъяснишь, что то, что ты говоришь, верно.

Евтифрон. Конечно.

8

Сократ. Итак, разберем же, что мы утверждаем. Боголюбезное и боголюбезный человек – благочестивы, богоненавистное и богоненавистник – нечестивы. Благочестивое и нечестивое – не одно и то же, но совершенно противоположное. Так?

Евтифрон. Так.

Сократ. По-видимому, это правильно сказано?

B Евтифрон. Кажется, да, Сократ ?

Сократ. А что боги заводят распри, Евтифрон, что они бывают не согласны между собою, что среди них возникает взаимная вражда – об этом разве не говорят?

Евтифрон. Говорят.

Сократ. А вражду и гнев, любезнейший, вызывает несогласие относительно чего? Разберем это так: допустим, что мы, я да ты, не согласны в том, какое из двух чисел больше. Разве несогласие насчет этого сделает нас врагами, заставит нас сердиться друг на друга? Разве, произведя вычисление в данном случае, мы не пришли бы быстро к соглашению?

C Евтифрон. Конечно, пришли бы.

Сократ. А если бы мы были не согласны насчет большего и меньшего, разве мы не прекратили бы быстро наше разногласие, обратившись к измерению?

Евтифрон. Это так.

Сократ. А обратившись к взвешиванию, мы, я думаю, разобрали бы, что тяжелее, что легче?

Евтифрон. Еще бы!

Сократ. А насчет чего мы, оказавшись несогласными и не будучи в состоянии прийти к какому-либо решению, стали бы врагами друг другу, пришли бы в гнев? Быть может, под рукою у тебя нет ответа, так посмотри, что я думаю на этот счет: не будет ли это – справедливое и несправедливое, прекрасное и безобразное, доброе и злое?

D Разве именно не это побуждает нас ссориться между собою, не быть в состоянии прийти к удовлетворительному решению и, в результате, стать врагами друг другу и меня, и тебя, и всех прочих людей?

Евтифрон. Да, Сократ, бывает разногласие и насчет всего этого.

Сократ. А боги-то, Евтифрон, как же? Если они в чем не согласны, то не бывают ли они не согласны именно из-за этого же?

Евтифрон. Обязательно так.

E Сократ. Следовательно, и из богов, почтенный Евтифрон, судя по твоим словам, одни считают справедливым одно, другие – другое; то же и относительно прекрасного и безобразного, доброго и злого. Ведь не заводили бы боги взаимных распрей, если бы были согласны насчет этого. Не так ли?

Евтифрон. Правильно ты говоришь.

Сократ. Значит, каждый из них то, что считает прекрасным, добрым, справедливым, любит, а противоположное этому – ненавидит?

Евтифрон. Конечно.

8 Сократ. Признавая одно и то же, как ты утверждаешь, одни справедливым, другие – несправедливым, боги расходятся во мнениях, заводят распри, воюют между собою? Не так ли?

Евтифрон. Так.

Сократ. Следовательно, как будто, одно и то же боги и ненавидят и любят, и одно и то же может быть и богоненавистным и боголюбезным.

Евтифрон. Как будто.

Сократ. И благочестивым, и нечестивым, Евтифрон, может быть одно и то же, согласно этому рассуждению.

Евтифрон. По-видимому.

Царский Портик, расположенный на афинской агоре (городской площади), служил присутственным местом архонта царя. Это было одно из древнейших общественных зданий в Афинах. В Портике, представлявшем большую залу, которая могла служить для собраний, стояли вырезанные на каменных пилястрах копии законов Солона, а также и другие важные законодательные акты.

К числу функций архонта-царя относилось, между прочим, разбирательство дел, касающихся преступлений против культа и религии, в том числе и дела по обвинению в нечестии (άοέβειа). Он же производил следствия по делам об убийствах, вследствие религиозного характера таких дел. Мелкие дела архонт-царь решал своею властью, более же важные представлял ареопагу, или эфетам; если дело было подсудно суду присяжных, то он председательствовал при разборе.

Мелет, один из обвинителей Сократа, обыкновенно отожествляется с трагическим поэтом, конца V в., Мелетом; вряд ли такое отожествление правильно; вероятно, поэт Мелет был отцом Мелета, обвинителя Сократа. См. J. Kirchner, Prosopographia Attica, II, Берл. 1903, № 9830. Оба Мелета приписаны были к дему (сельскому округу, волости) Питфу, расположенному в средней части Аттики, к с.-в. от Афин.

. «Начинает с очага» – пословица (схол. к «Осам» Аристофана, 846) в значении начинать что-либо с самого корня, так как очаг считался главною и священною частью дома.

. «Демоний» Сократа – «благотворное провиденциальное внушение, обращавшееся в единичных случаях к его разумной воле, но не в форме только внутреннего сознания, а и внешним ощутительным образом. Платон и Ксенофонт согласно свидетельствуют, что демоний говорил Сократу помощью звука и знака. По содержанию этих внушений, всегда целесообразных (в высшем нравственном смысле), их нельзя признать за простые болезненные галлюцинации, а по их ощутительной форме их нельзя отожествить с голосом совести или категорическим императивом» (Вл. Соловьев). Подробности см. у Н. Maier, Sokrates, sein Werk und seine geschichtliche Stellung, Тюбинген 1913, 450 сл.

Евтифрон и его отец были клерухами на острове Наксосе (один из Кикладских островов), т. е. имели там земельный надел.

Эксегеты – оффициальные должностные лица в Афинах, на обязанности которых лежало быть истолкователями сакрального права; они давали толкования, в подлежащих случаях, преданиям и законоположениям, относящимся к области религии, между прочим, указывали средства очищения лицам, совершившим невольные убийства и пр. См. Н. И. Новосадский, Древнегреческие эксегеты. Журн. Мин. Нар. Просв. 1905, февраль.

Великие Панафинеи – главнейший афинский праздник в честь богини покровительницы города, Афины, справлялся в конце месяца Гекатомбеона, около средины нашего августа. Самую блестящую часть праздника составляла торжественная процессия, во время которой богине приносился пеплос, роскошная одежда для статуи, вытканная избранными афинскими гражданками. Пеплос развешивался в виде паруса на модели корабля и в таком виде провозился по главным улицам и площади города на акрополь, в храм богини, Парфенон. Вытканный из шерсти пеплос, вероятно, шафранового цвета, был украшен изображениями, воспроизводящими различные эпизоды из борьбы богов с гигантами.

После этих слов в рукописях стоит εϊρηταί γάο «ибо сказано». Эти слова, следуя Наберу, считаю вставкой.

Н. э., и, с другой стороны, тем обстоятельством, что неоплатоники и всевозможные мистики использовали учение Платона как прикрытие своих собственных концепций, из-за чего платонизм долгое время не получал должного признания.

За исключением «Писем», принадлежность которых часто подвергается сомнению, труды Платона представлены «Диалогами», состав которых неоспорим. О драматических и литературных качествах «Диалогов» писалось не одну тысячу раз, и они одинаково обязательны как в программах по античной литературе, так и в программах по философии. К тому же исторические анекдоты, которые содержатся в «Диалогах», рассуждения об учениях предшествовавших Платону и Сократу философов представляют собой поистине золотое дно для историков. Философские размышления даны в форме споров, в которых роль ведущего исполняет Сократ, за исключением четырех диалогов, написанных Платоном в конце жизни («Софист», «Политика», «Тимей» и «Законы»). Участники диалогов, независимо от того, являлись ли они современниками или предшественниками Платона, объединены обсуждением актуальной философской темы. Можно сказать, что, если персонажи, появляющиеся на сцене, и принадлежат другому времени, они отражают философские и литературные интересы времени Платона.

Заголовки диалогов - это обычно имена протагонистов, собеседников, с которыми Сократ ведет спор: софисты Протагор, Гиппий, Горгий дали свои имена диалогам, направленным против софистики; философ-гераклитианец «Кратил», который был первым учителем Платона, представлен в «Кратиле»; математик Теэтет, сотрудник Платона в Академии, предоставил заголовок «Теэтету»; в «Тимее» фигурирует некий пифагореец Тимей из Локр Италийских (V в. до н. э.), речь которого составлена наподобие традиционного натурфилософского сочинения о создании вечно изменчивого мира.

Античная философия ГЛАВНЫЕ ТЕМЫ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ДИАЛОГИ Критика софистики «Горгий», Теория знания-припоминания «Менон», Теория Идей

(первая платоновская философия) первое упоминание развитие теории «Менон» «Федон» Теория души

Бессмертная душа, понимаемая как гармония. Любовь,как двигатель познания. От любви человеческой к любви к Добру и Богу. Пути души. «Федон»

« Фвдр», «Ггосударство» (кн. X: рассказ Эра о судьбе души) Теория деления

(вторая платоновская философия) Критика элеатов Что такое наука?

Новый метод деления «Парменид» «Геэгер> (диалог без ответа)

«Софист», «Политик» Теория образов, видов Сущего «Филеб» Теории политические и моральные

Идеальный город, управляемый философами Искусство управления Новое государство «Государство»

«Политик»

«Законы» Космология « Тимей» Платоновские диалоги от «Горгия» до «Тимея»

Тексты Платона многократно переписывались в платоновской Академии после его смерти и до конца IV в. до н. э. Философы, грамматики и библиотекари прилагали усилия, чтобы сохранить определенную последовательность сочинений Учителя, а из опасения утратить что-нибудь даже включали в них

Роже Каратини

диалоги, возможно, не принадлежавшие перу самого Платона. Фрагменты рукописей распространялись по всему греческому миру, а затем по эллинистическому и романскому. Мало-помалу сложилась традиция разбивать платоновские диалоги в группы по тройкам (такая классификация была названа трило-гической александрийским библиотекарем Аристофаном из Византии, жившим между 257-м и 180 г. до н. э.), например: «Теэтет» - «Софист» - «Политик», или «Государство» - «Ти-мей» - «Критий» и так далее. Другая, более древняя классификация разбивает диалоги на группы по четыре (тетралогическая классификация грамматика Фразилла, который был астрологом у римского императора Тиберия, в самом начале христианской эры). Разумеется, от этих рукописей не осталось и следа. Однако археологам, занимавшимся раскопками на местах древних египетских городов, посчастливилось в древнем культурном слое обнаружить фрагменты папирусов, относящихся к началу христианской эры или даже предшествующих ей, на которых были записаны копии нескольких личных писем Платона, К сожалению, они слишком фрагментарны и плохо сохранились, чтобы их можно было использовать для восстановления полного текста.

В IX в. константинопольский патриарх Фотий (820-895) сделал прекрасные копии с древнегреческих рукописей. Рукопись А находится в Национальной Парижской библиотеке, ее называют «Parisinus 1807»; рукопись В - в библиотеке Оксфордского университета и называется «Bodleianus № 39».

Сохранились и другие средневековые рукописи (около двадцати), которыми пользуются как вариантами или комментариями к тому или иному диалогу. На них и основываются современные издания «Диалогов» Платона.

Современные историки философии относительно текстов Платона ставят два главных вопроса:

1) Какие из текстов, приписываемых Платону, действительно написаны им, а какие - другими авторами из круга платоновской Академии?

2) Какова хронология написания текстов Платона? Отвечая на первый вопрос, основываются на тщательном

Античная философия

анализе текстов и свидетельств древних авторов (особенно на пересказах платоновских текстов Аристотелем). Таким образом было установлено двадцать семь несомненно принадлежащих Платону диалогов. Всего сочинений, известных под именем Платона, сорок четыре. Двенадцать диалогов, в том числе «Соперники», «Минос» и др., вызывают сомнения, хотя и в разной степени. Известно также тринадцать «Писем», подлинность которых тоже сомнительна, за исключением писем VII и ЛТП, безусловно подлинных.

Что касается вопроса хронологии, то первые западные издатели Платона группировали диалоги произвольно, не задумываясь над вопросом датировки. Это относится и к Марселио Фичино, в латинском переводе которого Платона узнал христианский мир (1483-1484), и к издателям текстов на греческом: венецианцу Альду Старшему Мануцию (1513 г.) и лионцу Анри II Этьенну (1578 г.). Исследование и уточнение хронологической последовательности стали делом историков философии, в основном немецких - Ф. Шлейермахера (1804 г.), К.Ф. Германа (1839 г.), Ф. Убервега (1861 г.), Густава Тейхмюл-лера (между 1879-м и 1884 г.), В. Диттенбергера (1881 г.). Два последних исследователя использовали метод статистического анализа стиля (стилометрия), разработанный шотландцем Льюисом Кемпбеллом в 1867 г. и усовершенствованный поляком Викентием Лютославским в 1897 г. (Этот метод состоит в количественном измерении лингвистических особенностей текста, таких, как частота использования частиц, глагольных форм и т. п., с целью вывести из них стилистические характеристики, позволяющие определить закономерности, свойственные тому или другому периоду ит. п.) Комбинируя различные методы анализа, «Диалоги» можно классифицировать по трем периодам жизни Платона: юность, зрелость, поздний период.

Диалоги, относящиеся к раннему периоду, были написаны до создания Академии и первого сицилийского путешествия: то есть в основном между двадцатью и сорока годами жизни философа. Речь идет о следующих «Диалогах»: «Ион», «Гиппий больший», «Протагор», «Апология Сократа», «Критон», «Евтиф-рон», «Хармид», «Лахет», «Лисид», «Гиппий меньший», первая книга «Государства», «Горгий». В этих диалогах автор ставит целью дать четкое определение таким понятиям, как смелость, практическая, житейская мудрость, дружба, справедливость и

Роже Каратини

т. д.; в процессе поиска точного определения собеседники сталкиваются с «трудностями» (по-гречески «апория», откуда название «апорические, или апоритические, диалоги»). В «Гор-гии» подвергается критике софистика.

Диалоги зрелого периода были написаны приблизительно между сорока и шестьюдесятью годами автора: «Менексен», «Менон», «Евтидем», «Кратил», «Федон», «Пир», «Государство» (книги II-X), «Федр», «Теэтет», «Парменид». В них содержится изложение самых известных платоновских теорий (теория Идей, теория души, теория управления городом). Два последних диалога свидетельствуют о предстоящем пересмотре философской системы, созданной Платоном в двадцатилетний период зрелости.

Диалоги позднего периода представляют новый этап платоновской мысли, последствие пересмотра, подготовленного «Парменидом» и «Теэтетом»: «Софист», «Политик», «Тимей», «Критий», «Законы» (в 12 книгах, остались незаконченными).

Диалог Платона «Законы»

В отличие от «Государства», диалог «Законы» охватывает более поздний период творчества Платона. Он написал ею за семь лет до смерти. В течение всей жизни политические воззрения, как и сама философская концепция Платона, во многом эволюционировали.

В «Законах» ставится цель построить модель «второго после наилучшего» государства, приближенную к действительности, соизмеримую с возможностями человека.

Идея приобщения человеческого мира к божественному (космическому), необходимость идеализации материи остается, как и в «Государстве», важным принципом и назначением «Законов», с той лишь разницей, что здесь Платон пытается облегчить сам процесс снятия идеальности в предметном мире. Именно на основе идеальных первоначал, с помощью абсолютного, притом очень жесткого законодательства «второго по значению государства» он ставит задачу: «с корнем вырвать несовершенства земной человеческой жизни».

Наказания, установленные Платоном в его «Законах», неумолимы, они требуют самой жестокой расправы за малейшие нарушения устанавливаемых законов. Самые страшные наказания устанавливаются у Платона часто даже не за сам факт преступления, но только за намерение его совершить, только за мысли и убеждения. Такими средствами в «Законах», в отличие от «Государства», стали конструктивно-жесткие, авторитарные нормы, законы. С помощью них осуществляется духовное построение государства, а исходными принципами здесь является религиозно-государственное освящение, духовное порабощение души с целью «заставить человека с ужасом повиноваться установлениям... страстно желать и стремиться стать совершенным гражданином, умеющим подчиняться или же справедливо властвовать», всю жизнь выражать одни и те же взгляды, исключающие всякое инакомыслие.

Вот перечень нарушений законов, за которые Платон устанавливает смертную казнь:

За участие в государственном заговоре и за укрывательство изгнанника;

За оскорбление богов, родителей и государства одной смерти даже мало, а нужны какие-то вечные муки, вроде тех, что в Аиде ; + за сооружение частных святилищ или свершение магических операций без согласия на то государства ;

За нечестивую маскировку и лицемерие, желая принять благообразный вид («для таких даже мало одной или двух смертей») ; + за препятствие приводить в исполнение решение суда ;

За намерение убить другого человека, хотя бы это убийство и ограничилось только ранением ;

За корыстолюбие и нечестное выступление адвоката на суде ;

За нежелание преступника к моральному исправлению и возвращению к нормальной жизни .

Рабы и чужеземцы за святотатство подлежат меньшему наказанию, которое сводится к тому, что их клеймят, избивают и в нагом виде вышвыривают за пределы государства . Для тех, кто занимается двумя ремеслами сразу, - тюрьма, штраф или высылка . Те, кто подделывает свой товар, подлежат нещадному избиению . За злословие, крик и ругань - тоже избиение . За нежелание жениться до 35 лет - штрафы и бесчестья . Таков кодекс законов Платона.

Весьма неожиданно мы находим в «Законах» учение о человеке как о какой-то бессловесной и бездушной кукле в руках богов или как о какой-то игрушке. Представляется, что Платон хочет привести здесь дополнительные доводы в обоснование своего абсолютистского строя и деспотизма. Отдельный человек до того ничтожен, беспомощен и слабосилен, что сам по себе он нс может действовать, а действует только по приказанию свыше. «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника... на войне, и в мирное время - надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах... Пусть жизнь всех людей всегда будет возможно более сплоченной и общей. ...Надо начальствовать над другими и самому быть у них иод началом. А безначалие должно быть изъято из жизни всех людей и даже животных, подвластных людям» .

Важной новацией в «Законах» является учение Платона «о двух мировых душах». По всей видимости, в этом учении сфокусирована вся острота понимания Платоном трагического смысла человеческой жизни (в том числе и своей собственной), в которой люди - суть «творцы трагедии прекрасной», страдающие от произвола уродливых форм правления, от вечной непримиримой войны всех против всех, войны между государствами и войны человека с самим собой. Корректива философской концепции в «Законах», с помощью идеи «о двух мировых душах», «люди - куклы богов», идеи нарастания зла в мире, есть не что иное, как отражение Платоном кануна кризиса классического полиса, идеалам которого была посвящена вся его жизнь. Как реакция на этот развал - поиск новых идей и, соответственно, новых средств, с помощью которых можно претворить новые идеи в жизнь.

Из мифа «люди - куклы богов» Платон как раз и выводил всю свою строжайшую мораль и все свое абсолютнейшее построение законодательства и государства. По его мысли, только насильственными средствами можно привести общество «к счастью», где несправедливое, безнравственное, глупое и слабое терпит поражение, именно «там государство сильнее и лучше».

Анализируя модель «второго после наилучшего» государства, можно выделить следующие ее специфические черты и особенности: ? установление закона в государстве «не ради военных действий», а «ради мира» ;

Законность (вне сократовского понимания) как строгое установление соразмерности и взаимной согласованности внутренней жизни полиса (соблюдение старых традиций, обычаев, воспитание гражданского порядка и т. п.);

Жесткая регламентация законной власти: беспрекословное подчинение закону, преследование инакомыслия ;

Религия в форме, более близкой к народной, не допускающей главенства законов над религиозной моралью ;

Государственность, основанная на реалистических потребностях греческого полиса, практическом благоразумии и сочетании моральных методов осуществления власти с правовыми;

+ «умеренное» совмещение начал демократии и монархии в системе государственного управления: господство закона над правителями и правителей, обладающих истинным знанием, над законом , конкурсный отбор (докимасия) должностных лиц ;

Наличие надгосударственного органа управления - «Ночного собрания», действующего вне закона ;

Государство - земельный собственник, передающий часть земли в наделы граждан и выполняющий функции: стимулирования приращения их собственности; налогового обеспечения казны, в зависимости от ценза и прибыли граждан; установления предела бедности и богатства ;

Деление всех граждан по имущественному цензу, наличие частной собственности;

Возложение хозяйственной деятельности на рабов и иностранцев, обеспечение производственных потребностей за счет рабского труда ;

Установление законов в соответствии с местными условиями государства .

Не без основания ряд исследователей политической философии Платона считали его программный проект второй модели противоречием принципам гуманизма, а самого Платона родоначальником «казарменного коммунизма» и тоталитаризма, в рамках которого полностью произошла утрата законодательством сократовского духа моральных ценностей, которому Платон следовал всю свою жизнь. Это привело, по их мнению, к расхождению, вместо единства, платоновской морали и политики, цели и средства в политической деятельности (В. Соловьев, К. Поппер). Весьма распространенной является позиция, возвеличивающая платоновский приоритет сильной власти во имя свободы государства. Указывая на реакционные аспекты его политического учения, многие философы, однако, не сомневались в его гуманизме и прогрессивности его идеалов, которые искренне строились им, в общем-то, на идеях «абсолютного блага и абсолютной справедливости» (Д. Актон, В. Виндельбанд, А. Лосев и др.).

  • Платон. Собр. соч.: В 4 т. М, 1990-1994. Т. 4 («Законы», IX, 854с, 881а-е).
  • Там же. X, 910а-с.
  • Там же. X, 908е.
  • Там же. XI, 958с.

Значение Платона для современной культуры и философии трудно переоценить и нелегко даже обозначить. Все философские концепции и школы черпали из его трудов, как из источника, вся западная философия буквально пропитана его духом, выросла из него. Множество терминов и понятий введены в обиход Платоном в совершенно разных областях человеческих знаний. Так, ему приписывают введение понятий «качество», «антипод» и «среднее пропорциональное».

Чрезвычайно разносторонний, талантливый, постоянно совершенствующийся человек с пытливым умом и пониманием неоднозначности любой точки зрения, он оставил потомкам свои «Диалоги» как образец создания образа идеи не косной, авторитарной, но открывающейся к развитию и углублению.

«Диалоги» Платона являются одним из самых авторитетных источников понимания истории философии. Абсолютно все светские, религиозные и эзотерические теоретики ссылаются на тексты, оставленные Платоном, либо приписываемые ему. Читая труды Платона, составленные в виде этих великолепных по стилю диалогов, можно бесконечно удивляться мастерству изложения сложнейших вещей самым понятным способом, оставляющему после себя не догму, но стимул для развития и понимания как внешнего мира, так и внутреннего пространства человека.

Согласно Диогену Лаэртскому, настоящее имя Платона – Аристокл (др. – греч. Αριστοκλής; буквально, «наилучшая слава»). Платон – прозвище (от греческого слова «plato» – широта), означающее «широкий, широкоплечий», которое дал ему Сократ за его высокий рост, широкие плечи и успехи в борьбе. В то же время существуют исследования, показывающие, что легенда о его имени «Аристокл» возникла в более позднее время.

Отцом Платона был Аристон, сын Аристокла, а матерью – Периктиона, происходившая из рода Солона-законодателя.

Один из самых образованных и состоятельных людей своего времени, Платон имел счастливую возможность, а также огромное желание учиться у величайших мудрецов и самых известных людей.

Первым его учителем был Дионисий, гимнастике он обучался у Аристона, дважды был победителем Олимпийских, а затем Немейских игр. Чтением, гимнастикой и музыкой Платон занимался сам и призывал своих учеников к тому же, придавая большое значение гармоничному развитию личности.

Он учился у комедиографов, у мимов и поэтов, занимался танцами и рисованием. Об этих искусствах и учителях этих школ мы знаем в значительной степени благодаря Платону.

В двадцать лет Платон стал учеником Сократа и провел в общении с ним десять лет, желая изучить этическую философию. Сократу он был не только преданным учеником, но и критиком.

После обучения у Сократа он отправился к пифагорейцам, изучал Кратила, последователя Гераклита, и Гермиппа, последователя Парменида. В связи с этим он написал два диалога – «Кратил» и «Парменид». Позже он отправился в Египет и возвратился, изучив там геометрию и жреческое искусство. В Финикии он узнал учение Зороастра.

Вернувшись в Афины, он учредил свою школу, причем за обучение в ней денег не брал.

И до Платона, и после него существовало множество философских школ: поэтическая, которую создали Орфей, Гомер, Мусей и Гесиод; другая школа возникла из ионийского учения, основоположниками ее были Гераклит, Фалес и Анаксагор: существовали также школы Пифагора и Парменида.

После Платона появились стоическая, эпикурейская, перипатетическая школы, а также школа Новой академии.

По сравнению с каждой из этих школ Платон обнаружил свое превосходство.

Но подлинный триумф Платона мы видим в самом факте его наследия, в его многогранности, информативности, глубине и даже форме.

Почему воспользовался он формой диалога? Диалог – это произведение, состоящее из вопросов и ответов двух действующих лиц. Эта форма дает возможность увидеть как характер персонажей, так и воссоздать их мнения наиболее достоверно и объемно. Более того, мы видим обмен мнений, аргументы и изменение мнения обоих участников в процессе диалога.

Диалог, таким образом, выгодно отличается от просто рассуждения о чем-либо, будь то устройство государства или дружба и честолюбие.

Платон хотел привести читателя к согласию со своими доводами, пользуясь не сухими рассуждениями, а вкладывая аргументы в уста спорящих. Кроме того, диалог, безусловно, гораздо интереснее, чем просто повествование или рассуждение.

Действующие лица в диалоге описаны не всегда точно как в жизни, но и не все в них вымышлено (иначе они не получились бы правдивыми). Платон отбирает только те черты, которые помогают ему показать что-то одно, подобно тому как выбирают краски для изображения какого-то одного предмета. Благодаря Платону мы знаем так много о философах разных школ того времени, и это чрезвычайно ценно для истории.

Разные исследователи в разном порядке располагают диалоги: хронологически, тематически, группируя персонажей диалогов по родственным школам. В диалогах, которые содержит данное издание, содержатся в хронологическом порядке те беседы и рассуждения, которые посвящены Сократу – любимому учителю Платона. В то же время они затрагивают важнейшие философские темы: о благочестии, о долге и о душе. Это не только увлекательный рассказ о философах, обществе и жизни того времени, но прикосновение к началу того, из чего выросли все современные философские течения и идеи.

Евтифрон, или о благочестии

Сократ. Конечно, нет! Афиняне, Евтифрон, называют дело это, во всяком случае, не гражданским, а уголовным.

B Евтифрон. Что ты говоришь?! Тебя, значит, обвиняют в уголовном преступлении? Ведь не могу же я допустить, будто ты обвиняешь другого.

Сократ. Еще бы!

Евтифрон. Выходит, другой обвиняет тебя?

Сократ. Вот именно.

Евтифрон. Да кто же это?

Сократ. Я и сам хорошенько не знаю, Евтифрон, его. По-видимому, кто-то из молодых, с кем я незнаком. Прозывается он, сдается мне, Мелетом, а по дому он питфеец

Евтифрон. Хотел бы я, чтобы так было, Сократ. Только опасаюсь, как бы не вышло наоборот: сдается мне, он просто-напросто «начинает с очага» приносить зло государству, пытаясь поступить с тобою несправедливо. Но скажи мне, что же, по его утверждению, ты делаешь такого, что развращаешь молодых людей.

Все начиналось так. Два студента-химика, решив подзаработать, синтезировали неизвестный ранее наркотик, который даже не поддается анализу. Их опытами заинтересовался вор в законе Князь. Он лично организовал подпольное производство и сбыт необычной наркоты, которую называли "белым китайцем". Вся цепочка была налажена до тонкостей и долгое время не давала сбоев. Розыскники сбивались с ног, чтобы выследить пути поставки. Но, как всегда, дело погубила маленькая случайность…

Андрей Дышев
Девять граммов дури

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга – о криминальном таланте, о тех преступниках, которые обладают необыкновенными, незаурядными, а подчас уникальными качествами. Кто-то из героев этой книги – прирожденный актер. Кто-то – мастер внушать к себе доверие. Кто-то умеет цинично и крепко зомбировать молодых людей, заставлять их выполнять свою черную волю. Кто-то по уровню своих знаний – ученый, исследователь, замечательный практик, но деятельность этого ученого принесла людям страдания и горе.

Эта книга – предупреждение. В первую очередь ее следует прочесть людям доверчивым и чрезмерно впечатлительным, и вообще всем тем, кто не хочет попасть в сети талантливых ловкачей.

Формула беды

Предисловие

Главный герой этой повести – в недавнем прошлом начальник следственной части, первый заместитель начальника Следственного комитета МВД России генерал-майор юстиции Сергей Анатольевич Новоселов.

На протяжении многих лет он возглавлял расследование преступлений, связанных с незаконным международным оборотом наркотиков. Под его руководством по материалам оперативных разработок ГУОП и УНОН МВД, ФСБ России, РУОП г. Москвы возбуждено более 40 уголовных дел. К ответственности привлечено 135 лиц, в том числе воры в законе, лидеры и авторитеты преступных группировок, коррумпированные должностные лица правоохранительных органов. Более 120 человек осуждены к длительным срокам лишения свободы. Ликвидированы подпольные химические лаборатории по производству синтетических наркотиков в Казани, Москве, Уфе, Кургане, каналы поступления наркотиков из Азербайджана, Украины, Таджикистана, Туркменистана, Голландии, Польши, США, Пакистана, Афганистана, Индии, Венесуэлы, Бразилии и Перу. Конфисковано наркотиков, по ценам "черного рынка", на сумму свыше 100 млрд. рублей. У обвиняемых изъято денег и ценностей на сумму свыше 6 млрд. рублей, более 200 тысяч долларов США, 4 килограмма золотых ювелирных изделий, 20 килограммов антикварного серебра, 36 единиц боевого огнестрельного оружия…

Глава 1. ГУБИТ ЛЮДЕЙ ВОДА?

Телефон был с определителем, и Новоселов не поднимал трубку, если высвечивался номер Валентины. Лгать не хотелось, но правда тоже напоминала ложь, и он предпочитал вообще не поднимать трубку, чтобы ничего не объяснять. В который раз в его жизни наступал момент, напоминающий эвакуацию пассажиров с тонущего корабля. Взять на борт можно было только одного, а просилось двое: личная жизнь и работа. И в который раз Новоселов, опуская глаза перед слезами личной жизни, протягивал руку работе.

Одиннадцатый час. За окнами мрак, дождь, ветер. Мокрая ветвь клена шлепнула по стеклу, словно это была многопалая ладонь какого-то зеленого мутанта. Дождевые капли, как хамелеоны, меняли цвет с красного на желтый, потом на зеленый – всякий раз, когда на перекрестке включался новый сигнал светофора. Новоселов смотрел в окно, но не видел этого бесконечного потока машин, блестящих, отмытых, разноцветных, как леденцы. Он вспоминал, как сегодня брали Мамедова. Спецназовцы положили его грудью на капот "БМВ", норковая шапка упала в лужу. Понятые – муж и жена, продавцы с вещевого рынка – с круглыми от испуга глазами смотрели на эту безумно дорогую шапку в луже, потом на ампулы, которые оперативники вытащили из карманов Мамедова. Эти два несчастных, мокрых торговца в дешевых китайских курточках не испытывали никакого злорадства. Напротив, они воспринимали обыск Мамедова как покушение на запредельно могущественного, всесильного человека, за что милиция обязательно будет наказана – страшно и беспощадно.

Новоселов машинально взял с чайного столика заварник. Придерживая крышку, наклонил над чашкой. Заварник был пуст. Кажется, за сегодняшний вечер он уже трижды заваривал чай. "Седой граф" с бергамотом. Цвет темного коньяка. От этого чая, если забыть меру, сердце колотится и в голове звенит, будто на плечах не голова, а старая корабельная рында. Хватит на сегодня. Тем более что еще пачка сигарет ушла в дым. Он дождется звонка от эксперта, потом позвонит начальнику и скажет: "Все, Владимир Павлович, круг замкнулся. Я задержал Мамедова с двумя ампулами героина. Сегодня ночью допрошу и подготовлю постановление о привлечении в качестве обвиняемого…"

И после этого он позвонит Вале. Она наверняка бросит трубку, не станет с ним разговаривать. Но это уже мелочи. Через полчаса он будет дома – в мокрой кожаной куртке, пахнущий осенью, с букетом по-хулигански растрепанных тюльпанов, а она, теплая, сонная, станет нарочито ворчливо бормотать, что уже забыла, для чего нужны мужчины, попытается оттолкнуть его от себя, а потом станет ласково ругать…

Телефон на рабочем столе издал булькающий звук. Гадкая все-таки вещь телефонный звонок! Бьет не столько по ушам, сколько по нервам. Надо подсказать инженерам идею, чтобы вместо этих унитазных переливов аппарат издавал нежный женский шепот: "Милый, возьми, пожалуйста, трубочку…"

– Слушаю!

Да, это эксперт. Но почему медлит, откашливается, перекладывает трубку с одного уха на другое?

– Сергей Анатольевич! К сожалению, ничем обрадовать вас не могу. Это опять вода.

– Какая вода? Почему вода?

Он даже глаза прикрыл, словно хотел, чтобы все сразу исчезло – и кабинет, и телефонная трубка, и слова эксперта.

– Аш два о, – уточнил эксперт. – В обеих ампулах оказалась обыкновенная дистиллированная вода.

– Но этого быть не может! – сдерживая раздражение, выговорил Новоселов, будто эксперт мог вдруг отказаться от своих слов. – Мы его проверяли у нарколога. Этот Мамедов пребывал в глубочайшем кайфе! А точно такие же ампулы он продал по десять долларов за штуку.

– Я все понимаю, – мягко перебил эксперт. – Но в ампулах я ничего не нашел, кроме воды… Если там содержится наркотик, то на сегодняшний день мы не располагаем методиками его распознания. Точнее сказать, методик существует множество, но те, которые мы используем…

Новоселов уже не слушал, что говорил ему эксперт. Это был уже третий случай за минувшую неделю, когда оперативники задерживали человека, находили у него ампулы с жидкостью, которая при последующей экспертизе оказывалась обыкновенной водой. Абсурд какой-то!

– Послушай, – сказал Новоселов, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь версию. – Может быть, у этой наркоты ограничен срок хранения? Скажем, проходит какое-то время, и она превращается в воду?

– В запаянной ампуле? Даже теоретически это маловероятно. Да и зачем вашим клиентам носить в карманах утративший свойства наркотик? Лишний раз связываться с милицией?

– Да, ты прав, – пробормотал Новоселов, машинально смахивая ладонью со стола табачный пепел – он всегда так делал, когда волновался. – А ты чем можешь это объяснить?

– В заключении я не буду этого писать, – пре-дупредил эксперт, – но вам скажу. Крыса, которой я ввел немного жидкости из ампулы, вела себя не совсем обычно. И подохла в считаные минуты.

– Тем более подохла! – мрачно пошутил Новоселов. – Значит, в качестве свидетеля выступить уже не сможет.

– В том-то вся беда, – вздохнул на другом конце провода эксперт.

Еще некоторое время Новоселов просматривал протоколы прослушивания телефонных переговоров Мамедова с неким Эдиком, который передал ему на станции метро "Автозаводская" ампулы, оперативные данные по слежке за автомобилем "БМВ", а затем протокол изъятия личных вещей при досмотре Мамедова. Часы "Rolex", портсигар из металла желтого цвета, зажигалка, водительское удостоверение, две стеклянные ампулы, наполненные прозрачной жидкостью…

Ладно, только носил бы их при себе. Тогда с натяжкой можно было бы предположить, что больной человек всегда держит наготове дистиллированную воду для экстренных инъекций. Но ведь Мамедов находился в состоянии наркотического опьянения – это раз. И второе: он продал несколько подобных ампул. И продал явно не идиотам, а субъектам, которые, судя по следам от иглы на руках, хорошо разбираются в наркотиках. Так сказать, не дал умереть страждущим.

Новоселов вспомнил еще одного подобного лекаря. Это было дело о контрабанде наркотиков из Дели. Некий Абдуллин нелегально привез из столицы Индии партию ампул с бупренорфином по два миллилитра каждая. Хранить такое количество наркотиков у себя дома он не рискнул, спустился этажом ниже к соседу и договорился с ним о хранении части ампул у него. Затем договорился со знакомым врачом-реаниматором психбольницы, чтобы тот сбывал наркотик больным, страдающим наркоманией. Врач с упоением "лечил" своих подопечных – все равно что кормил волков ягнятами. Психбольница, образно говоря, на ушах стояла, пока лекаря не взяли с поличным…

Loading...Loading...