"...горе тому, кто дерзнет внести какие - нибудь изменения в Богослужение и уставы той Церкви, которая есть "Столп и утверждение Истины"... Всякое желание внести якобы усовершенствования, изменения в правила и учение Св. Церкви, есть ересь, желание создать свою особую церковь по измышлению разума человеческого, отступление от постановления Духа Святаго и есть хула на Духа Святаго, которая не простится вовек".
Преподобны Серафим Саровский.

Филипп Александрович Парфенов священник, сан принял недавно, некоторое время жил в Париже, мудрости набирался, а ныне вернулся в Москву. Он еще не стар, но пребывает, как писал классик, в последнем приступе молодости, дерзая при этом наставлять в парижском Православии небольшое число российских интеллигентов. Ловец человеков, сети забрасывает, на богатый улов надеется. Причем, ячейки этих сетей мелкие мелкие, хотя сами сети довольно гниловатые, экуменические. Характерно и то, что каждое свое обращение авва отче Филипп Парфенов начинает таким образом: возлюбленный имярек и далее пробует хитро и ненавязчиво свое парижское богословие излагать, которое к Православию имеет весьма посредственное отношение. Этакий апостол вселенской любви. Поскольку господин Парфенов еще молод, то свои взгляды на существо веры он предпочитает прятать за спинами широко известных в узких кругах священников-обновленцев: покойного отца Александра Меня, еретика и драчуна отца Георгия Кочеткова и выученика Меня отца Георгия Чистякова. Что касается последнего, то это просто какая-то Новодворская в рясе, а не православный священник. Его демократические высказывания уже стали притчей во языцех среди московских православных, следящих за перипетиями церковной жизни столицы. Так, например, о. Георгий утверждал, что преподобный Сергий Радонежский был церковный диссидент и обновленец, папа Иоанн Павел ІІ - великий старец, подобный Силуану Афонскому и Амвросию Оптинскому, а святые отцы учившие, подобно Киприану Карфагентскому, что вне Православной Церки нет спасения, кажутся ему злобесными коммунистами: "Когда мы заявляем, что Православие - единственно верный путь, то мы являемся учениками Суслова, Жданова, Андропова". Святой Киприан в роли ученика Суслова, Жданова и Андропова. Каков однако живописный образ!
Вышеприведенные рассуждения отца Георгия не отражают полноты экуменического богословствования; его учение широковещательно, всеобъемлюще, и, безусловно, обогащает вероучительные понятия христианства. Главный догмат, открытый Чистяковым, заключается в устройстве дверей Православной и Кафолической Церкви. Они должны быть лишены замков, запоров, защелок и задвижек. "Храмы без замков - это символ Православия 21-го века!" - заявляет о. Георгий. Второй, не менее важный догмат, который нераздельно и не слиянно связан с первым: окна в церкви не должны быть забраны решетками; третий догмат - никаких сигнализаций и охраны в храме.
Сии догматы универсальны. Общество не знает, как бороться с преступностью, а отец Георгий знает! Откройте все окна и двери, уберите из дома все предметы, способные нанести ворам какой-нибудь вред, и они мигом переведутся, умрут от стыда (впрочем, некоторые полагают от смеха). Все это, конечно, идеализм; в реальной действительности все выглядит несколько иначе. На на дверях храма Косьмы и Дамиана, в котором служит о. Георгий, висит такой огромный амбарный замок, что один его вид приведет в содрогание самого смелого грабителя, решетки поражают воображение, а храм снабжен прекрасной цифровой сигнализацией (как говорят подаренной самим "святым отцом" - папой Иоанном Павлом 2-ым).
Кроме того, отец Георгий яростный поборник демократии. Во времена правления Бориса Ельцина он активно призывал голосовать за Гайдара и Чубайса, "распустить государственную Думу в своем сознании", а когда преступный режим расстрелял Парламент, утверждал, вопреки крови, вопяющей к небу, что никаких убитых вообще не было: «Мы проверяли, никаких жертв не было». Надо сказать, что отче Филипп, ничтоже сумяшеся, заявляет, что в проповедях Свиридова, Чистякова, Кочеткова и других немногочисленных священников-экуменистов «никогда политика не затрагивалась, и обличать-то они как раз не любят». Это весьма беспардонная ложь, все эти священники под руководством ныне покойной Ирины Алексеевны Иловайской, штатного сотрудника ЦРУ, активно занимались политикой, всеми силами стремясь выбить Россию из православной традиции: руссифицировать богослужение, перейти на григорианский календарь, разрушить иконостасы и так далее… Но кто отец лжи пусть ответит нам священник Филипп Парфенов.
Что касается отца Георгия Кочеткова, то его деятельность и «богословие» разбирала авторитетеная комиссия православных священников, которая «пришла к выводу, что опубликованные священником Георгием Кочетковым работы содержат целый рад заблуждений догматического, литургического и канонического характера и адекватно отражают суть его вероучительной деятельности». Вывод комиссии таков: «В своем учении священник Георгий Кочетков отступает от Православия, так как его вероучительная система не соответствует догматическому учению Православной Церкви, утвержденному Вселенскими Соборами и заключенному в форму, смысл и содержание Никео-Цареградского Символа веры. Священник Георгий Кочетков отступает не только от Святого Православия, но и от учения большинства других христианских конфессий, в которых Христос признается Сыном Божиим, воплотившимся от Пречистой Девы Марии и ставшим Человеком, тогда как у священника Георгия Кочеткова человек Иисус из Назарета становится Сыном Божиим по усыновлению. Непризнание Господа нашего Иисуса Христа Сыном Божиим, «Единосущным Отцу», а Святого Духа Господом, Лицом Святой Троицы, Единосущной и Нераздельной, также делает вероучение свящ. Георгия Кочеткова неправославным. Председатель комиссии протоиерей Сергий Правдолюбов, магистр богословия, профессор Московской Духовной академии, заведующий кафедрой литургического богословия Православного Свято-Тихоновского богословского института. Члены комиссии: протоиерей Максим Козлов, кандидат богословия, доцент Московской Духовной академии». Что касается пастырского служения отца Георгия, то она слишком известна, чтобы ее повторять. Так вот спросим последователей Кочеткова, за что принесли покаяние отец Георгий и группа алтарников, избивших отца Михаила Дубовицкого? Если они покаялись в несодеянном, страха ради иудейска, то они согрешили, если в содеянном, значит они сделали все то, в чем их обвиняли.
Но! отцу Филиппу до таких пустяков дела нет. Для него Кочетков и Чистяков - реформаторы православия и он не мытьем, так катанием старается всюду просунуть ересь этих злобесных обновленцев. Таков смысл всех его статей и реплик, размещенных на сайте диакона Андрея Кураева. Вот характерный образчик этой экуменической пропаганды: разместил отче Парфенов статью о некоем миссионере отце Спиридоне со своими комментариями, как, мол, свят этот самый отец Спиридон. При ближайшем рассмотрении - типичные обновленческие бредни. Этот самый отец Спиридон вступает в полемику с буддийским ламой. Причем, доминанта полемик против христианства переносится в сферу нравственности и морали. Лама говорят, что «христианская религия, конечно, самая высокая и универсальная. В ней нет ничего чисто человеческого или искусственно созданного, что бы шло от людей, она чиста, как Божественная мысль. Но посмотрите сами без предвзятости: живет ли мир по учению Христову? Христос проповедовал любовь к Богу и ближнему, мир, кротость, смирение, всеобщее прощение. Он повелел воздавать добром за зло, не собирать сокровищ, не только не убивать, но и не впадать во гнев, хранить святость брака, любить Бога более, чем своего отца, мать, сына, дочь, жену и даже самого себя. Таков был Христос, но не таковы вы, христиане. Вы живете между собой, как дикие звери. Вам должно быть стыдно говорить о Христе, когда с ваших уст стекает кровь». Вот где она мерзость скрывается. Нам стараются навязать мысль, что истины христианства бессильны, что они не подвигают, в отличие от буддизма, к святой жизни. Отсюда обновленческий вывод: надо менять традиции в Церкви Христовой, которые препятствуют экзистенциальному воплощению истины. Все тоже самое: руссификация богослужения, григорианский календарь, устранение иконостаса, старые прыжки и гримасы обновленческой ереси. «Обновление» - вот то нужное слово, ради которого и была затеяна вся эта гнусная история с отроком Спиридоном. «Обновление» им нужно, а не Церковь Христова, разрушение догматов, а не истина. Вот поэтому «авва» Спиридон и говорит еретические словеса о возможности спасения в иных конфессиях: «если у отца два любимых сына, один из которых слепой, неужели он отвергнет слепого?» Не таково учение Церкви, и отец Филипп это прекрасно знает, но ломит свое, парижское, еретическое. Ради этого и помещены слова бывшего сектанта отпавшего от Православия: «По-моему, еретики сегодня наиболее активно ищут Бога. Они хотят жить своим личным опытом и углубиться всем сердцем в жизнь христианскую. Верно, что у них нет ни Евхаристиии, ни священства... Но, положа руку на сердце, не правда ли, что православные, несмотря на Евхаристию и легитимность их священства, ведут религиозную жизнь несравнимо низшую по отношению к еретикам? Еретики сильно удалились от православной Церкви, но, по крайней мере, не уклоняются же они в язычество, не выходят из лона христианства. Православные, наоборот, почти все отпали, кто в спиритизм, кто в теософию, кто в материализм, вульгарный или «научный», и христианство на них наводит скуку... Чтение Евангелия священником в церкви заставляет их зевать, и в момент проповеди все выходят. Где бы вы ни посмотрели, отец мой, вы можете только пожать плечами от безнадежности. Если там находится кто-нибудь, кто желает спастись со всей решимостью и жить по учению Христа, ему не препятствуют, но Церковь для него остается слабым прибежищем, ибо она не предлагает ему живых примеров...»
Обновленцы хотят попрать то, что сложилось веками, выбить Православие из традиции, сломать церковную ограду, открыть врата Церкви инославным, язычникам, сектантам, превратить церковное устройство из монархического в демократический шабаш. За этими призывами к вселенской любви скрывается ненависть к Православию, под этими овчими шкурами скрываются волки хищные, стремящиеся разорить стадо христово. Что уж там говорить об их духовном отце Александре Мене. В другом месте я отчетливо показал, что отец Александр Мень считал смерть универсальным принципом вселенной вопреки словам апостола Павла: «Грехом одного человека вошла смерть в мир». «как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла на всех человеков, потому что в нем все согрешили». Рим.5.12. Взгляды отца Александра на грехопадение, безусловно, разнятся со святоотеческим учением. Он утверждал, что смерть и страдание всегда были в мире, а не появились в нем грехопадением Адама и Евы. Считать таким образом, - учил отец Александр, - «значит усматривать в двух индивидах столь огромную силу, что из-за них изменилось положение вещей не только на целой планете, но и во всей вселенной». Подобные рассуждения гораздо ближе к гностицизму, чем к христианству. Для отца Александра смерть не есть результат грехопадения, но изначальный и универсальный закон природы. «Погибают живые существа, распадается материя, энергия обесценивается, и тень слепого и темного хаоса витает над Вселенной». И далее: «Можно ли после этого говорить о том, что смерть в природу внес один человек?» Согласно отцу Александру, в сотворении мира участвовал некий «богоборческий Хаос», «тварь, противящаяся божественным предначертаниям, стремящаяся нарушить строй мироздания», а Адам не есть отдельная личность, но «целокупная душа человечества,… - множество, заключенное в единстве», некая аллегория, далекая от буквального толкования.
Но с отца Филиппа все как с гуся вода. Для него слова Св. Писания не авторитет, только собственное мудрствование, которое отлично от учения Православной Церкви, для него и есть единственный авторитет. «Будем брать у отцов Церкви хорошее и отбрасывать плохое», - утверждает отче Филипп, а что хорошее и что плохое святые отцы Кочетков, Чистяков и примкнувший к ним Парфенов всенепременно определят, камня на камне не оставят, вот в этом можно нисколько не сомневаться.

Священники большого города: отец Филипп Парфенов

О детстве и приходе к вере через книгу

Я родился в сугубо светской, советской семье. Мама - преподавательница музыки, бабушка - преподавательница русского языка и литературы в школе. Родители были неверующими, бабушка могла раз или два в год сходить за крещенской водой, освятить куличи на Пасху, но не более того. Тогда (как, впрочем, и сейчас) многие крестились и крестили детей просто по традиции - воспринимали это событие не столько как таинство, вводящее в церковь и рождающее человека во Христе, сколько как некоторую условность, которая ни к чему в дальнейшем не обязывала.

Я был таким образом крещен в младенчестве, в 1967 году, в храме, который находился на станции Тарасовская Ярославской железной дороги. В 1990-е годы я узнал, что как раз в те годы здесь служил отец Александр Мень, книги которого впоследствии сильно на меня повлияли. Одна из моих родственниц, тогда совсем юная, уверяет, что крестивший меня священник был очень красивый и что это должен был быть именно он. Ни мама, ни бабушка ничего не запомнили, так что не смогли это ни подтвердить, ни опровергнуть.

Рос я в безверии, к религии относился нейтрально и даже немного отрицательно. Помню, когда ребенком то ли с мамой, то ли с бабушкой оказался в каком-то храме: полумрак, свечи, старушки целуют иконы - ничего хорошего и светлого я в этом не нашел. При этом глобальные вопросы - жизнь, смерть, смысл - стали меня интересовать рано, лет с шести, и ответа я не находил. Кто-то из родственников мне сказал, что когда человек умирает, он продолжает жить в своих детях, и на время меня это успокоило. Потом, ближе к двадцати годам, подобные вопросы возникли с новой силой.

Мои студенческие годы совпали с началом перестройки. В те годы можно было нелегально достать кое-какие книги, изданные за рубежом: и историческую литературу, и религиозно-философскую, и книги запрещенных авторов вроде Солженицына. Решающее воздействие на меня оказала книга отца Александра Меня «Сын человеческий». Я никогда не знал отца Александра лично и даже не видел, но его слово позже помогло мне лучше ориентироваться в нашей внутрицерковной жизни - часто разнообразной и противоречивой. Встречи с ним я в то время не искал, поскольку понимал, что священник он очень популярный и у него, наверное, и так нет отбоя от духовных чад.

Первый мой духовник был иеромонахом Троице-Сергиевой лавры, сейчас он епископ в одной из российских епархий. Конечно, он был более консервативен, чем отец Александр, мы иногда даже спорили по каким-то вопросам, но тем не менее он был и остается одним из самых достойных, на мой взгляд, служителей. К трудам отца Александра он относился хорошо и даже подарил мне одну из его книг - «Магизм и единобожие», заграничное издание, - за что я до сих пор благодарен. Так получилось, что я читал ее как раз в день гибели отца Александра - эту печальную весть я услышал по радио.

О музыке и поступлении в университет

В детстве я занимался музыкой, играл на фортепиано - у меня были способности, но не было, как это часто случается, усердия развивать технику игры. Абсолютный слух и неплохой голос потом пригодились мне в церковной жизни - я легко стал певчим.

После школы я поступил на биологический факультет МГУ, но к моменту окончания университета понял, что это не мой путь и естественно-научными дисциплинами заниматься я не буду. Мне изначально были ближе гуманитарные области, но в советской школе к гуманитарным наукам - истории, литературе - могли привить скорее отвращение, нежели интерес.

О вертикали власти в Русской православной церкви и епископах, больше похожих на чиновников

Я стал священником семь лет спустя после обращения - сравнительно быстро, хотя в те годы люди становились дьяконами и священниками и гораздо быстрее, потому что на фоне массового открытия храмов священнослужителей не хватало. Достаточно было соответствовать минимальным требованиям: не младше двадцати лет, единожды женат, без каких-либо канонических препятствий к служению и с рекомендацией настоятеля прихода. Людей рукополагали без всякого духовного образования, иногда и без светского - и очень стремительно. Потом эту практику вынуждены были прекратить, когда это обернулось не очень хорошей обстановкой в церкви: многие священники стали служить и проповедовать по принципу «кто во что горазд». Это отчасти привело к тому, что на рубеже 1990-х и 2000-х годов дисциплинарная вертикаль церковной власти, от которой сейчас многие страдают, усилилась вплоть до невозможных, с христианской точки зрения, пределов.

У нас вся власть на местах сосредоточена в руках правящих архиереев - и так было в церкви всегда, но с одной оговоркой: в древности епископа выбирали. Паства его знала, могла послать делегатом на какой-то общий церковный собор, епископ был представителем и выразителем интересов своей паствы. Позднее, за исключением определенного периода средневековой истории Пскова и Новгорода и совсем краткого отрезка в 1917-1918 годах, епископы в России не выбираются, а назначаются сверху.

Сейчас назначение происходит по не очень понятным критериям - кажется, в первую очередь ценятся управленческие качества. Это подход скорее светский, чем духовный, поскольку Христос в Евангелии нам говорит, что «больший среди вас да станет всем слугой» - иерархическая пирамида есть, но, с точки зрения Нового Завета, она перевернута. У нас так получается, что епископ, как высший представитель церковной власти, оказывается вне контроля. Ошибаться свойственно всем, но если с рядовых священников за ошибки спрашивается, то с высших церковных представителей никто ни за что не спросит. Такой перекос приводит к тому, что не только христианская этика может нарушаться, но даже обычные человеческие отношения. Конечно, если епископ достойный, соответствует качествам именно христианским, о которых пишет апостол Павел в некоторых своих посланиях, - это другое дело. Если он стремится не властвовать, а быть слугой и своим личным примером научать всех окружающих, такому служителю цены нет. Такие есть, но их не так много. Больше встречаются другие, которые по своим нравам и повадкам напоминают чиновников. Это отравляет жизнь многим священникам.

О том, почему долго не мог стать священником

Долгое время меня не хотели рукополагать. Я не вписывался в определенные представления о кандидате на посвящение в духовный сан - не был женат. Наша традиция предполагает, что ты либо женишься, либо идешь в монастырь, а я не хотел ни того ни другого. Не то чтобы я специально стремился к какой-то особой аскетической практике, просто чувствовал, что с семейной жизнью у меня не получится: я не увлекался девушками, и они если и увлекались, то не чувствовали ответной реакции. Мне велели дождаться тридцати лет, я дождался, но после этого с рукоположением снова стали тянуть - уже без особых причин. Одно время я думал о постриге и даже предпринял такую попытку, но монахом так и не стал - и не жалею: не всякий желающий жить безбрачно способен к монашескому подвигу, это разные вещи. Плохих монахов у нас и так достаточно - зачем пополнять их число?

В какой-то момент я пытался смириться с тем, что меня не хотят рукополагать, но потом почувствовал, что это мой единственно возможный путь и я без этого просто не смогу дальше жить. Уехал в Забайкальский край, в Читу, по знакомству с епископом, который готов был возвести меня в священный сан, и там начал свое служение - в 1997 году. Возможно, четыре года служения в Чите были моими лучшими годами. Тогда было время церковной романтики - готовность сделать личный вклад в духовное возрождение давала силы, и я чувствую, что в те годы мог гораздо больше, чем могу сейчас. Теперь, возможно, я стал опытнее и рассудительнее, но вот сил и дерзновения, наверное, поменьше. До 1992 года на всю Читинскую область - а по площади это две трети Франции - был один-единственный храм. Позже стали открываться другие приходы.

Люди там были прекрасные. Россия вообще страна контрастов, а в глубинке это особенно хорошо видно: там человек либо святой, либо бандит; середину встретишь нечасто. Мне запомнились исповеди церковных бабушек - я постепенно узнавал, как они живут. Вот бабушка искренне кается в своих минутных срывах, но при этом мне известно, что у нее муж парализован, она неустанно за ним ухаживает, успевает съездить на дачу грядки вскопать, посеять, собрать урожай, успевает о внуках заботиться, а последнюю копейку с пенсии старается отдавать в храм. И на исповеди она рассказывает о чем-то вроде минутной раздражительности, гневливости, и я ее слушаю и думаю: «Но ведь ты же уже святая». Такие святые посреди нас, и мы их не замечаем, при этом они обычно сами себя считают ужасными грешниками.

О служении во Франции

Епископа, который служил в Чите, перевели в Париж, в Корсунскую епархию. Там была вакансия, и он предложил мне поехать - согласился я не сразу, но потом решился. Во Франции я еще успел застать тех, кто детьми покинул Россию после революции, все они были насельниками Русского старческого дома в Cент-Женевьев-де-Буа, где сейчас находится известное русское кладбище.

Интеллигенция не хуже и не лучше, чем другие сословия, но в определенные моменты истории ее роль очень значима, и в церкви, мне кажется, чувствуется нехватка людей такого склада. Образованных людей в церковной среде достаточно много, но есть важные положительные черты, которые всегда были присущи нашей интеллигенции, - это правдоискательство и поиски справедливости. Правда, у этих черт есть и свои отрицательные стороны - многие склонны винить интеллигенцию в том, что принесла России революция 1917 года. Но я имею в виду интеллигентов как аристократов духа: таковыми были отцы Александр Мень и Александр Шмеман, Сергей Аверинцев, Дмитрий Лихачев, Григорий Померанц и др.

О сложных отношениях с патриархией

Из-за болезни и преклонного возраста бабушки мне пришлось просить о досрочном завершении моей командировки в Корсунскую епархию. В детстве бабушка уделяла мне очень много внимания, и я чувствовал, что пришла моя очередь. Она была совершенно беспомощной, последние пять лет ее жизни приходилось постоянно за ней смотреть и ухаживать, но зато в это время я сблизился с ней, как никогда.

Формально, когда оканчивается заграничная командировка, священник должен возвратиться в ту епархию, откуда уехал, так что Священный Синод предписывал мне вернуться в Читу. Я написал объяснительную на имя святейшего патриарха Алексия - почему я не могу туда поехать, и с тех пор официального места служения в Москве не получил. Служил в разных храмах с согласия их настоятелей. Тот настоятель, который меня знал с самого начала и рекомендовал меня для рукоположения, спросил обо мне у первого викария Московской епархии, но не получил ни утвердительного, ни отрицательного ответа. Когда настоятель в этом храме сменился, со мной сразу распрощались - к тому моменту я уже начал довольно откровенно высказывать в «Живом журнале» свои мысли о ситуации в нашей организации. Вероятно, это тоже сыграло свою роль. Некоторое время я служил на Болгарском подворье, но когда и там сменился настоятель, мне снова пришлось уйти. Сейчас я служу в еще одном московском храме - скорее сослужу и помогаю: исповедь, поездки в приют для бездомных и другое.

Диссидентом я себя не ощущаю, но с каких-то пор я просто, что называется, не мог молчать. Очень многое тревожило. Ведь революция 1917-го случилась именно из-за того, что проблемы и в обществе, и в церкви накапливались и не решались.

После вступления в 2009 году святейшего патриарха Кирилла на престол я не один раз писал прошение на его имя о включении в клир Москвы, но ответов никаких не следовало. В условиях, когда и не запрещают, и не разрешают, приходится действовать на свой страх и риск, проявлять личную инициативу. Слава Богу, пока не гонят - это самое главное. Я знаю, что сейчас многих священников тяготит даже положение настоятеля храма - из-за все умножающейся административной волокиты и прочего. Недавно я узнал от других священников, что от них требуют разные новые документы к личному делу - например, требуют справку о крещении. Ну как можно требовать у священника справку о крещении, если он и так ее предоставлял при поступлении в духовное учебное заведение или перед самим рукоположением? А те, кто не может предоставить такую справку, должны писать объяснительную записку. Требуют еще копию военного билета, хотя священник, в силу своего положения, не может служить в армии. Подобных пунктов столько, что складывается ощущение, как будто ты поступаешь на службу в ФСБ, а не в Русскую православную церковь. Я не вижу в этом никакой логики: конечно, она есть, но вряд ли будет убедительной. Ведь много лет мы обходились без этого.

О разрыве между церковью и обществом

Разрыв между церковью и обществом, к сожалению, чувствуется, и его так просто не устранить. У нас, по сути, нет единой церкви, нет единой страны - так исторически сложилось: разные племена воевали на территории Киевской Руси, потом была междоусобная вражда княжеств - так называемая феодальная раздробленность, а объединяться умели только под влиянием внешних обстоятельств, зачастую тягостных. К сожалению, именно так развивалась Россия, и в петровскую эпоху существовали самые разные субкультуры в обществе, и сейчас картина та же. И в церкви также можно наблюдать по многим вопросам диаметрально противоположные позиции. С одной стороны, это нормально - как говорил апостол Павел, надлежит быть разномыслию между вами, чтобы выявить искусных, - но если при этом люди не хотят ничего слышать и отвергают друг друга только потому, что у кого-то иной подход, то это не может не вызывать тревогу.

Это проблема всего нашего российского общества, и в церкви не лучше. При такой раздробленности любая власть будет следовать своей логике и зачастую навязывать правила не в интересах народа. Раз сами люди не умеют объединяться, неспособны к самоорганизации, то что остается?

О демократии и важности конкуренции для церкви

Церковь призвана существовать при любом государственном строе, и то, что мы имеем в России сейчас, - это далеко не худший вариант. Если принять западноевропейский вариант, где отношение равное ко всем верованиям, то там церковь имеет возможность развиваться и заботиться о совершенствовании своей миссии. А если существует монополия на проповедь, это самой церкви невыгодно - тогда она начинает вариться и умирать в своем собственном соку.

Текст: Александр Борзенко
Источник: БОЛЬШОЙ ГОРОД .

Священник Филипп ПАРФЕНОВ: статьи

Священник Филипп ПАРФЕНОВ (род.1967) - миссионер, проповедник, публицист: | | | | | .

Христианская жизнь как сверхприродная. Многие ли могут ее вместить?

В этом эссе я напомню о некоторых чертах веры во Христа, которые невольно ускользают от современников-единоверцев (и часто от меня самого, естественно), поскольку так или иначе многие евангельские максимы в нас не вмещаются.

Тот, кто во Христе, - «новая тварь», как отметил апостол Павел. Что это вообще может значить? А то, что христианин призван к свободе. И эта свобода настолько высока и непредставима для большинства самих христиан (в том числе и для тех, кто борется за права и свободы людей в рамках земного, естественного существования, что, безусловно, важно само по себе), что по-неволе возникает неизбежный и закономерный вопрос: а осуществима ли она вообще, и не есть ли это удел только сверходаренных одиночек, появляющихся в этом мире раз в столетие или еще реже.

Эта свобода неразрывно связана и предполагает еще одну черту, о которой напоминает нам Иисус, - совершенство. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 6, 48). Совершенство какое, в чем? Конечно же, в любви и милосердии (параллельный стих Луки звучит «Будьте милосерды, как Отец ваш Небесный милосерд»). Способна ли наша природа, такая, какая есть, на подобную любовь? Очевидно, нет. Только по вдохновению свыше. Но вдохновение отнюдь не постоянно, это вещь капризная, в один момент есть, в другой нет, и гораздо чаще нет, чем есть (по крайней мере у меня самого; думаю, не ошибусь, если предположу, что у многих других тоже).

Поэтому само христианство, войдя в историю с образованием Церкви, уже не в виде небольших гонимых групп-общин, как было с самого начала, а в виде оформленной иерархической структуры в III-IV вв. по Р.Х., неизбежно приспосабливалось к окружающей социальной среде. Безусловно, это делалось с благими намерениями, и во многом этот процесс был неизбежен. Как сейчас есть немало сторонников того, чтобы Церковь «вышла из гетто», или чтобы она была «сильной», «воинствующей» и т.д., так подобные позиции неизбежно выражались тогда. Да, хотелось христианские принципы распространить на весь окружающий человеческий мир, оцерковить или воцерковить, так сказать, власть, народ, все сферы жизни общества… Получилась лишь, по меткому выражению Бердяева, «условная символизация» Царства Божьего, которое невольно подменилось «царством кесаря», пусть и христианского (впоследствии православного) по названию, но вполне от мира сего по сути.

Естественно, что не все христиане могли с этим согласиться и это принять! Так возник исход в пустыни части ревнителей чистоты веры, образовалось монашество. Которое всем своим существованием желало напомнить, что христианин все-таки «не от мира сего», он призван к воплощению здесь и сейчас евангельской веры, а значит, и к принципиально другой, сверхприродной жизни. Однако эта жизнь в своей полноте никак не возможна ни для кого, иначе, по крайней мере, некоторые люди, достигшие в рамках своего земного существования обожения в последующей святоотеческой терминологии, просто перестали бы умирать. Здесь всё частично: «отчасти знаем и отчасти пророчествуем» (1 Кор. 13, 9). Но даже это «отчасти» в лице первых христиан или последующих святых могло вдохновить окружающих их язычников на подобный им образ жизни, сделав переворот по всей Римской империи в течение пары столетий.

Но впоследствии само монашество постигла та же участь, что до того церковную структуру в целом, - участь обмирщения. Приобретая в количестве и распространяясь вширь, христианство с самим монашеством неизбежно теряло качество и глубину. Аскетика с ее молитвословиями и постами как необходимый инструмент для поддержания тонуса жизни христианина, в том числе и прежде всего тогда, когда его не посещает вдохновение и нет способности «любить и делать, что хочешь», подверглась законническому перерождению. Средство все чаще стало рассматриваться как цель, как бы помимо Христа, притом, что имя Христово не сходило с уст верующих. И вообще веру Христову превратили в «религию», в одну из земных религий с ее многочисленными правилами, ограничениями и запретами, тогда как, по замечанию о. Александра Шмемана, христианство по существу есть «конец религии».

Но все-таки закваска, брошенная Христом в тесто человеческого общежития, не переставала действовать. И не перестанет, и именно в этом смысле «врата ада не одолеют» основанной Христом Церкви. Но личная ответственность каждого христианина, призванного быть соработником Бога в этом мире, в этом не отменяется. Здесь важно нащупать какой-то средний путь между Сциллой сектантской замкнутости, бегства от мирской суеты и многопопечительности, и Харибдой открытости мирским принципам, силы, успешности, современности с точки зрения мира сего. Помочь этому может лишь только память о том, что христианство сверхприродно, и только приобщаясь хоть в самой малости к этой его сверхприродности, мы можем что-то сделать для мира ценного с точки зрения вечности. И при этом совсем не нужно куда-то бежать в пустыню и накладывать на себя обеты постов и молчаний. Опыт предыдущих христианских поколений, в том числе монашеский, остается во многом ценным не только своей положительной, но и отрицательной стороной, а на ошибках предков необходимо также учиться.

В этом мире человек подвержен множеству самых разных зависимостей, в чем проявляется его падшая природа с точки зрения библейского откровения. Это есть та самая греховность, притом проявляющаяся не обязательно в злой воле и злонамеренности, а просто в промахах и ошибках (греческое слово αμαρτία, переводимое славянским «грех», дословно и означает «промах»). К господству над ней и призывает вера во Христа, даже если некоторые наши зависимости и промахи обусловлены генетическим уровнем (заметим, что господство здесь не означает полного ее преодоления). Светская мораль никогда не требовала с человека многого, а только по минимуму. Христианская же призывает жить, превосходя свою природу так или иначе, с Божией помощью, разумеется, и с верой в эту помощь. ВСЕ заповеди так или иначе направлены на это, а тем более максимы Нагорной проповеди типа «любите врагов ваших, благословляйте ненавидящих вас, молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Оттого, что сами христиане в большинстве своем это не исполняют, ценность и значимость этих призывов не отменяется! Просто нашей природе свойственно любить тех, кто любит нас, как и поступают все остальные (язычники, по словам Иисуса). Но любовь Христова может освободить и вывести из причинно-следственного порочного круга, в котором человеческие отношения более-менее предопределены и где мерой воздается за меру, оком за око и зубом за зуб. С точки зрения обыкновенной житейской логики такая любовь невозможна. Но - «невозможное человекам возможно Богу». «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20), притом что такая любовь творит чудеса куда позначительнее переставления гор, а под самими горами можно вполне подразумевать окаменевшие сердца людей. Наоборот, всякий раз, когда мы уповаем исключительно на свои природные силы, свою логику, никакого преображения ни внутри нас, ни вокруг нас не происходит - в лучшем случае господствуют законы, принципы, кантовские «категорические императивы», где не остается месту живой вере и любви.

С другой стороны, «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле» (Лк. 18, 8)? И эти времена вовсе не относятся к какому-то будущему неопределенному и отдаленному моменту, связанному с Вторым Пришествием Христа, - они давно уже наступили. С подменой благодати законом внутри Церкви. С той самой условной символизацией, когда Царство Божие не является в силе, а только изображается ритуально и знаково. Иисус, таким образом, предвидел значительное поражение Его миссии. И однако, по справедливому замечанию о. Александра Меня, 2000-летний период слишком небольшой для усвоения христианства, все еще только начинается!

Современный мир с некоторых пор интересен тем, что люди нецерковные и просто нехристиане подчас лучше реализуют некоторые христианские заповеди на практике, чем люди Церкви. В этом так или иначе сказались предыдущие столетия христианской цивилизации. Можно ли утверждать, что произошло своеобразное перераспределение благодати? Благодать часто понимают, и совершенно ошибочно, как некую внешнюю силу, привязанную к определенному церковному сообществу. Тогда как на самом деле, прежде всего, это внутренние скрытые резервы любой человеческой личности, связанные с самим образом Божьем в человеке! И в некоторых случаях они раскрываются вне всякой связи с видимой Церковью, в том числе воспитанием, окружением людей и личным примером кого-то из них. Отец Сергий Желудков в своей книге «Почему и я - христианин» приводит в пример тех людей, в которых являлась, по его словам, «идеальная человечность, достойная абсолютной, божественной жизни». В частности, водителя грузовика, отдавшего свою жизнь ради спасения 50 пассажиров автобуса, падавшего под откос (газета «Правда», 21. XII. 1965). Он же цитирует слова Дитриха Бонхёффера, погибшего в нацистском застенке в 1945 году: «Христиане уподобляются Богу в Его страдании, вот это и отличает их от язычников… Человек получает вызов участвовать в страданиях Бога в руках безбожного мира». Но все эти побуждения и поступки возможны именно вопреки падшей природе человеческой, которой свойствен эгоизм или даже элементарный инстинкт самосохранения! Правда, здесь может последовать возражение, что и среди животных можно наблюдать, как взрослые особи готовы идти на самопожертвование ради спасения детенышей. Но в этом можно усмотреть тот же инстинкт самосохранения, уже в пределах вида и ради его выживания, в положительном его проявлении, что заложено Творцом. Скорее самим людям стоит отсюда взять пример, поскольку каждый из нас, наделенных, в отличие от животных, свободой выбора в неизмеримо большей степени, в одних и тех же опасных для жизни условиях может себя вести далеко не одинаково!

Сами по себе эти случаи не отменяют общей идеи христианства, что спасение человека совершается во Христе благодаря вере в Него как в единственного Спасителя, но просто с самих христиан неизбежен больший спрос. Скорее здесь приходят на ум другие слова Писания, например, обличения Иоанна Крестителя в отношении единоверцев: «Сотворите же достойный плод покаяния и не думайте говорить в себе «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3, 8-10). Вот и современным христианам не стоит говорить в себе, что их мать Церковь и что вера во Христа возможна только в ее видимых границах! Обращаясь к христианам Рима из язычников, апостол Павел пишет про избранный израильский народ, что «Дары и призвание Божие непреложны. Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, по непослушанию их, так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы. Ибо всех Бог заключил в непослушание, чтобы всех помиловать» (Рим. 11, 29-32). Если Церковь есть «новый Израиль», то эту аналогию можно проводить и дальше: как Израиль долго странствовал по пустыне, прежде чем войти в Землю Обетованную, как грешил и до вхождения в нее, и после, возвращаясь к язычеству и идолопоклонству, так и земная Церковь подвержена падениям и уклонениям, поскольку этому подвержен каждый ее член, и живой она остается не сама по себе, а Христом и Духом Святым, животворящими ее. И как нашествие иноплеменников было попускаемо Богом для вразумления Израиля, так и разрушение христианских святынь, разные формы безбожия и антиклерикализма попускаются по той же самой причине! И появление людей, отвергающих те или другие церковные организации во имя высших же христианских принципов весьма показательно. Не с той же ли оно целью, чтобы «возбудить ревность» (Рим. 11, 14) у тех, кто верен своей церкви? И не по этой же самой причине сейчас попускается экспансия ислама?..

В общем, слова Иисуса «по плодам их узнаете их» всегда будут острыми и злободневными в отношении самих христиан. И если даже при изобилии духовных даров в первом христианском поколении их далеко не все воспринимали всерьез, то что можно ожидать в наше время, когда по нравам и воле христиане в своем большинстве вряд ли чем отличаются от всех остальных? Пока лишь остается научиться быть верными хотя бы в малом, не претендуя на всеохватность проповеди и «воцерковление мира», а скорее, по замечанию протоиерея Андрея Ткачева: «Нужно жить тем, что тебе подарено. Жить и молчать. А если спросят?.. Тогда нужно говорить как бы нехотя. Говорить в сознании того, что сам ни за что не дерзнул бы рассказывать, поскольку в самом жизнь не плещет через край, а хранится на донышке. Говорить - и это будет миссия».

Но остается следующий вопрос: а многим ли вообще дано стать христианами, не в социологическом внешнем плане, по самоидентификации, а по существу? Разумеется, нет. Христос называет Своих последователей «малым стадом». Он предупреждает, что войти в Царство придется «тесными вратами», поскольку многие предпочитают широкий путь и не войдут. И эти слова относятся не к внешним людям по отношению к вере, а прежде всего к самим верующим. В то же время о. Сергий Желудков справедливо указывал, что есть христианство веры как особый дар, «поцелуй божественной благодати», и есть христианство воли, которое может включать в себя и людей вне видимой церковной ограды. Он даже ставил вопрос о «христианстве для всех», имея в виду это самое христианство воли, в противовес христианству веры, которое не для всех. Ему подчас справедливо возражали, что это типа как «физика для всех» или еще что-нибудь в этом роде: так можно приспособить христианство и низвести его до той степени, что Христос Сам будет не нужен, если достаточно просто быть человеком доброй воли. Но всё же если посмотреть на миссию Христа шире, чем обычно, что Христос пришел в этот мир ко всем, просто потому, что возлюбил всех, - и тех, кто последует за Ним, и тех, кто останется глух к Его словам, и тех, кто будет распинать Его, и тех, кто будет просто руководствоваться доброй волей, не имея веры мистического плана, - то избранные и верные (верующие в полном смысле слова) как раз и являются малой закваской в тесте этого мира, притом, что любой человек доброй воли потенциально будет более расположен для принятия Христа, чем люди религиозные, но самодовольные, какими были фарисеи (если не в этой жизни, то в будущей загробной). Но малая закваска, как известно, квасит все тесто (1 Кор. 5, 6), как в дурном, так и в благом смысле. Соответственно, границы христианства, используя как социологический, так и мистический подход, в любом случае провести трудно - они в большей степени неопределенны. Не говоря уже о том, что настоящим христианином своими силами невозможно стать никому. С другой стороны, что стоит сама догматически правильная вера при порочной жизни, тем более, что и не такую веру Иисус имел в виду, когда говорил, с одной стороны, «Вера твоя спасла тебя», а с другой, «По плодам их узнаете их»?..

Ну а раз своими силами невозможно стать христианином веры, то все-таки употребление слова «христианин» в общепринятом социологическом смысле видится неизбежным. Пусть не по полноте веры, а по ориентации, по ценностным характеристикам. Тогда все ли призваны быть христианами?… Не в плане мистического богопознания с членством в церковном «малом стаде», а хотя бы по воле и этике? Их может быть значительно больше, чем людей первой категории, то есть «много званых». Но всё же опять - «мало избранных». На что тогда надеяться остальным людям, в том числе большинству христиан нерадивых? Не на спасение как приобщение к полноте будущих благ в результате обожения в земной жизни, что символически выражается образом брачного пира, а хотя бы на помилование (образ Божий, присущий каждому человеку, будет сохранен, а всё, не совместимое с Царством Бога, выгорит, и процесс этого символического выгорания может быть болезненным, - см., к примеру, 1 Кор. 3, 15). У Бога любви хватит на всех без исключения, просто возможно, что не всем будет уютно находиться в Его непрестанном присутствии, как в этой жизни, так и в будущей. Ада не существует с точки зрения Бога, но с точки зрения человека он может быть вполне реален.

Копирую очень важную :

Написана она по поводу событий в Красноярской епархии, связанных с отстранением протоиерея Геннадия Фаста.

Ключевые моменты статьи:

1. думать, что само по себе крещение, независимо от веры, спасительно - это заблуждение. Спасает вера.

2. "Если же ты останешься в злом произволении своём <принимая крещение > - не надейся получить благодать. Вода тебя примет, но дух не примет. "
слова свят. Кирилла Иерусалимского из «Поучения предогласительного»

После прочтения на «Правмире» интервью архиеп. Красноярского и Енисейского Антония по поводу нынешнего состояния катехизации в РПЦ и, в частности, смещения прот. Геннадия Фаста не только с поста председателя епархиального Отдела по катехизации, но теперь уже с настоятельства собора в Енисейске, где он прослужил более четверти века, становится ясным: дело катехизации населения перед крещением фактически проваливается в общецерковных масштабах. Оно останется в лучшем случае по-прежнему лишь внутри братства о. Георгия Кочеткова или по инициативе отдельных редких смельчаков среди других священников, не боящихся возможных прещений со стороны епархиальной власти. И дело здесь не только в позиции архиеп. Антония – так думает подавляющее большинство других архиереев русской Церкви.

Дело заключается в том числе как во многовековом народном взгляде на крещение, полуязыческом-полухристианском, сформировавшемся под воздействием определенной сложившейся практики крещения на приходах в позднем средневековье, который переломить, безусловно, трудно, да и невозможно в какие-нибудь несколько десятков лет, так и в определенном взгляде на спасение человека, отраженном в сознании многих православных верующих. Этот взгляд можно в самой простой форме обозначить как равенство крещения спасению, или наоборот, как тезис о том, что тот, кто некрещен, не спасется. Этот взгляд и выражен в таких, например, словах архиепископа Антония: «Бывают, к примеру, трагические случаи. Две подружки, одна крещеная, другая - некрещеная. Тянули-тянули с этим и, наконец, девочка некрещеная шла креститься, - и тут, прямо по дороге к храму, ее сбивает насмерть автомобиль. Представляете, как это страшно? Конечно, ее нужно было бы крестить раньше» . Если, в самом деле, любой некрещеный заведомо не спасется (тут еще, к тому же, каждый верующий может вкладывать свое личное понимание в слово «спасение», окрашенное, к тому же, весьма эмоционально), то это действительно страшно. Но есть ли реальные основания для такого страха? Весь вопрос в том, за кого мы принимаем Бога и как каждый из нас Его себе представляет в данном случае. Хотя бы на основании Священного Писания Нового Завета.

Обычно приводятся в пример слова из Евангелия от Марка: «Кто будет веровать и креститься спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк. 16, 16). Но, во-первых, из этого стиха лишь следует то, что осуждение следует из неверия, а не из самого факта некрещения. Причем крещение здесь явно видится как следствие уже наличествующей веры человека – сначала он будет веровать, потом креститься. Во-вторых, этот стих, как и вообще весь конечный отрывок Евангелия от Марка (16: 9-20), отсутствует в древнейших списках Нового Завета, дошедших до нас, так что происхождение его более позднее. Это не аргумент, конечно же, в пользу меньшей ценности этого конечного абзаца у евангелиста Марка (есть и другие позднейшие вставки, как, например, эпизод о женщине, взятой в прелюбодеянии у Ин. 8, 1-11, подлинность и ценность которого, тем не менее, никто всерьез не подвергнет сомнению), но это повод задуматься о том, в какой обстановке писались эти самые строки при редакции Евангелий и как они выражали веру древней Церкви в данном случае. Что может в данном случае подразумеваться под верой, неверием и осуждением? Проповедь Христа была обращена сначала исключительно к «погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15, 24).

Израильтяне ждали своего Мессию, они же в большинстве своем его отвергли, но апостолы Христовы неустанно повторяли, что это был именно тот предназначенный Мессия, пришествие которого они предвкушали. «Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа. Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим, кого ни призовет Господь Бог наш» (Деян. 3, 38-39). В то время, конечно же, не было никакой катехизации, поскольку апостольское слово было обращено к своим же единоверцам-соплеменникам, знатокам того Писания, что сейчас именуется Ветхим Заветом, тогда как Нового Завета еще просто не существовало. Пример евнуха-прозелита, вельможи эфиопской царицы Кандакии, здесь достаточно красноречив: вельможа читал пророка Исайю (Ис. 53, 7-8), где говорилось о Мессии униженном и страждущем, что явно противоречило господствовавшим мессианским настроениям среди иудеев того времени, и ап. Филипп по наитию Духа Святого использует данную ситуацию для благовестия ему о Христе Иисусе. Евнух тут же уверовал, и его закономерное желание принять Христа в свое сердце выразилось в готовности креститься: «Вот вода; что препятствует мне креститься? Филипп же сказал ему: если веруешь от всего сердца, можно. Он сказал в ответ: верую, что Иисус есть Сын Божий» (Деян. 8, 36-37).

Совсем другая ситуация складывалась при проповеди Евангелия другим народам, или «всей твари». Если язычник не был иудейским прозелитом, уже отчасти знакомым с библейской верой в единого Бога, то его крещению неизбежно предшествовало предварительное наставление в вере. Которая, в свою очередь, проявлялась чаще всего в условиях гонений и проверялась этими гонениями. В отсутствие же гонений доступ в лоно Церкви был гораздо более легким, в том числе и по разным чисто земным и меркантильным соображениям. Естественно, что в мирное для Церкви время разрабатывалась специальная методика оглашения, которое было весьма продолжительно, нередко до года или трех лет. При этом детское крещение стало более распространено на Западе (свят. Киприан Карфагенский высказывался за крещение младенцев, хотя Тертуллиан относился к этому скептически), но на византийском Востоке еще в IV в. по Р.Х. оно скорее было исключением. Но разве тогда не было детской смертности в семьях христиан? Очевидно, была, и куда большая, чем сейчас. Однако такой боязни за судьбу некрещеных младенцев, как сейчас у многих современных православных, явно не было!

По свидетельству современного исследователя истории катехизации в древней Церкви, диакона Павла Гаврилюка, «В Западной церкви учение о первородном грехе было дополнительным стимулом к скорейшему крещению детей. Согласно этому учению, младенцы, умершие некрещеными, принадлежат к части отверженного Богом человечества (massa damnata) и осуждены на вечные муки, так как на них лежит несмытая вина Адамова греха» («История катехизации в древней Церкви»; М., 2001, с. 259-260). Но насколько это контрастирует с призывом Христа «пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Лк. 19, 16)! Обычно эти слова используют как неоспоримый аргумент в пользу необходимости детского крещения. Но при этом совершенно упускается одна простая вещь, о которой мало кто задумывается: Иисус возлагал руки на некрещеных еврейских младенцев , которых отстраняли от Него сами же ученики! Понятное дело, что крещение в то время, которое совершал Иоанн Предтеча, а вслед за ним и апостолы Христовы, было связано с покаянием израильтян, как связано оно с ним и сейчас, что к младенцам просто не могло относиться.

«Судя по древнему Евхологию, в средневековом Константинополе детей крестили лишь по прошествии нескольких лет после рождения, с тем чтобы (по совету св. Григория Назианзина) они могли в какой-то мере понимать совершаемое над ними действо и принимать активное участие в чинах оглашения и крещения. Так было и на Руси в XI веке.

Детей воцерковляли на 40-й день после рождения - через молитвы, которые сохранились до наших дней и которые в Московском Требнике (л. 9) правильно печатаются перед крещением, а не после него. Константинопольские рукописи не содержат теперешних молитв, читаемых над родившею: чин 40-го дня был посвящен исключительно младенцам. Также не существовало главы «како младенца крестити страха ради смертного», ибо этого «страха» не было, так как непосредственно после воцерковления дети считались христианами: по определению как Евхология, так и Потребника Патриарха Филарета, они суть «некрещенные христиане»; здесь взрослые оглашенные сравниваются с младенцами, находящимися в ожидании крещения» (М. Арранц, «Чин оглашения и крещения в Древней Руси», «Символ», № 19, 1988).

Средневековому западному сознанию было ближе скорее юридическое восприятие вины Адама, перешедшей по наследству на всех его потомков, при котором само таинство крещения неизбежно воспринималось как некое внешнее ритуальное действо, в результате которого Бог должен изменить отношение к крещающемуся человеку, будь то младенцу или взрослому.

Как пишет прот. Иоанн Мейендорф («Византийское богословие», Минск, 2001, с. 207-208),

«Библейский текст, сыгравший решающую роль в споре Августина с пелагианами, содержится в Послании к Римлянам 5:12. Павел, говоря об Адаме, пишет:

«…как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла на всех человеков, потому что все согрешили (eph ho pantes hemarton)».

В этом месте и содержится главное затруднение для перевода. Последние четыре греческих слова были переведены на латынь выражением in quo omnes peccaverunt – «в ком (то есть в Адаме) все люди согрешили», и этот перевод служил на Западе оправданию доктрины о вине, унаследованной от Адама и распространившейся на всех его потомков. Но такой смысл нельзя было извлечь из оригинального греческого текста – византийцы же, разумеется, читали греческий оригинал. Оборот eph ho – сокращение от epi в соединении с относительным местоимением ho – можно перевести как «потому что», и именно такое значение принимается большинством современных ученых, независимо от их конфессиональной принадлежности. Такой перевод позволяет понять мысль Павла так: смерть, которая была «возмездием за грех» (Рим. 6, 23) для Адама, еще и наказание, применяемое к тем, кто, как и Адам, грешит. Следовательно, прегрешению Адама придается космическое значение, но не утверждается, что потомство Адама «виновно», как был виновен Адам, разве что и потомки тоже грешат, как он грешил… Eph ho, ели этот оборот означает «потому что», является местоимением среднего рода; но он может пониматься и в мужском роде, если его отнести к непосредственно предшествующему существительному thanatos («смерть»). Тогда предложение приобретает смысл, почти невероятный для читателя, начитанного творениями Августина, но именно так понимало рассматриваемую фразу – в этом не приходится сомневаться – большинство греческих отцов, а именно: «как грех пришел в мир через одного человека и смерть через грех, так смерть перешла на всех человеков; и по причине смерти, все человеки грешили…» .

В общем, страх перед возможной гибелью человека, не успевшего покреститься, имеет явно нехристианскую природу и свидетельствует скорее о маловерии по поводу того, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8) и что Он в том числе и «намерение целует», по выражению свят. Иоанна Златоуста. В самом деле, мы же не сомневаемся в том, что ветхозаветные праведники, жившие до Христа, все-таки вошли в Царство Божие? Однако никто из них не был крещен, начиная с Авраама, названного «отцом всех верующих». Тогда существовало обрезание как печать вхождения в избранный народ Божий. Обрезание было прообразом крещения как вхождения в Церковь как Тело Христово: «Ибо все мы одни Духом крестились в одно тело, - Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор. 12, 13). Но в связи с обрезанием есть другие весьма выразительные слова апостола Павла, а именно, в Рим. 2, 17-29.

В частности: «Обрезание полезно, если исполняешь закон; а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием. Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание? И необрезанный по природе, исполняющий закон, не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании? Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога» . Если заменить слово "обрезание" на "крещение", а "закон" на "веру во Христа и Евангелие", не получится ли то же самое? Те, кто во Христа крестились, во Христа ОБЛЕКЛИСЬ (Гал. 4, 27). А думать, что само по себе крещение, независимо от веры, спасительно - это заблуждение. Спасает вера, приносящая плоды, первый из которых - ПОКАЯНИЕ. "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное". Не все некрещеные погибнут, как и не все крещеные спасутся. Но кому дано больше, с того больше спрос!

В связи с этим как тогда понимать другое высказывание Христа – «кто не родится от воды и духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3, 5)? Кое-что проясняют в этом плане слова свят. Кирилла Иерусалимского из «Поучения предогласительного»:

«Мы, служители Христовы, каждого приемлем, и состоя в звании как бы привратников, оставляем дверь незатворенною; итак, можно тебе взойти и с душою оскверненною грехами, и с намерением нечистым. Взошел ты, удостоен, имя твое записано. Видишь ли cиe важное церковное чиноположение? Созерцаешь ли порядок и благочиние? Чтение писаний? Присутствие Священнослужителей и непрерывность поучений? Возблагоговей пред местом сим и научись из созерцаемого…Если душа твоя облечена в одежду сребролюбия, то взойди одевшись иначе: скинь одежду прежнюю, не закрывай; скинь одежду любострастия и нечистоты, и облекися в светлую одежду целомудрия. Я возвещаю тебе прежде, нежели приидет Жених душ Иисус, и увидит одежды. Много тебе на это времени… Много способного времени - и раздеться и измыться, и одеться и взойти. Если же ты останешься в злом произволении своем; то и проповедующий тебе не виноват будет, а ты не надейся получить благодать. Вода тебя примет, но дух не примет. Кто видит на себе рану, тот да приложить пластырь; кто пал, да восстанет, Никто из вас да не будет Симоном, да не будет в вас ни лицемерия, ни любопытства о сем деле» .

То есть, крещение может быть тождественным рождению свыше, от воды и духа, оно призвано стать таковым…, но может и оказаться пустой формальностью! А именно, в тех самых случаях, о которых, например, свидетельствует отец Геннадий Фаст: «Почти никогда не бывает так, чтобы человек пришел креститься для прощения грехов, как сказано в Символе веры. Но зато очень часто крестятся по традиции, из патриотизма, а еще чаще – чтобы была какая-то защита, чтобы в жизни везло и т.д. И уж совсем печально, когда крестятся потому, что иначе бабка не берется лечить – т.е. получается крещение не для прощения грехов, а для совершения греха».

А теперь сравним это свидетельство со словами архиеп. Антония:

Каждый из оппонентов может быть по-своему прав в отдельных случаях, хотя свидетельство о. Геннадия Фаста гораздо более приближено к суровым будням церковно-приходской жизни. Но выход-то из этой ситуации довольно прост: да, не нужно отказывать в общецерковной молитве тем, кто желает приобщиться к церковной жизни через крещение, но это лишь означает, что нужно возрождать институт оглашенных, составлять списки проходящих это оглашение, допустим, в течение месяца (у о. Геннадия Фаста оглашение по минимуму занимало всего-то две беседы в течение недели!), и молиться реально об этих людях вместо условно-формального и символического произнесения ектеньи об оглашенных, которые за Литургией чаще всего просто не молятся. Если же оглашенный не успел принять крещение из-за непредвиденного несчастного случая, Церковь все равно призвана молиться о нем уже после его смерти, как и о некрещеных младенцах, не успевших проявить свое личное произволение в вере, если об этом просят верующие родственники младенца. Но переводить вопрос о катехизации из плоскости вероучительной и богословской в эмоционально-психологическую, под предлогом того, что может что-то случиться, вряд ли уместно и достойно. Тем более использовать его как инструмент давления на священника или катехизатора."

Мой камент:

tapirr: "Полностью с Вами, отец Филипп, согласен.

разве что кроме этого:

Становится ясным: дело катехизации населения перед крещением фактически проваливается в общецерковных масштабах.-----

Ещё не вечер. Наш Патриарх человек сильный и решительный. Но дело каьтехизации он вводит очень осторожно и постепенно. КОГДА он даст однозначные и твёрдые дерективы - пусть попробуют ослушаться архиереи с таким суеверным мышлением, как в данном случае.

Важна воля в проведении в жизнь этого дела. Дай Бог сил Святейшему.

Прочёл интервью.
Да, это ужасно. Переубедить тут не получится.
Повторюсь: нужен недвусмысленный приказ Патриарха, запрещающий крестить без подготовки.
Иначе будет вот такой саботаж дела Христова.

Учточнение:

о.ГФ: "Мы никому не отказываем в крещении, но обязательно проводим разъясняющие беседы, их количество бесед не регламентировано: как правило, их десять , но все зависит от условий людей. Такие беседы я веду уже 25 лет"

,
уже успел попасть "под раздачу слонов"
и угодить единовременно в три, а то и все четыре "расстрельных списка":
злоковарных кочетковцев,
лукавых меневцев
и просто церковных крипто-еретиков.
Так-то оно может и так
на взгляд православного традиционалиста,
для коего "хрен редьки не слаще",
но не совсем справедливо,
поскольку нет большей несхожести и агроменного разнобою,
чем между одним кутейным либералом
и архилибералом другим.
Либерализм в матушке России,
столь же тоталитарен
и нетерпим к чужому мнению,
как и самый зубастый духовный консерватизм,
и где два либерала случаем сойдутся,
там непременно соорганизуется две партии
и три Церкви: одна правильно либеральная - куда ходить следует,
другая - куда не следует,
третья, тож вроде как либеральная, но куда, тем паче
вход рукопожатным заказан на веки веков.
Падре Филипп Парфенов - самый что ни на есть
единственный, в том его и уникальность,
и подлинный последователь "философии свободы"
Николая Александровича Бердяева.
С появлением на печатном небосводе отца Филиппа
становится понятным и "тайнообразующий" замысел
кламарского затворника:
для того и завещал свой дом в Кламаре
Николай Александрович Бердяев
ни какому-нибудь зарубежному культурному центру,
а токмо Сергианской Церкви в СССР,
чтобы кто-нибудь из кутейников
былой матушки России
дочитал бы его до конца.
Отец Филипп - и есть тот самый русский поп,
дочитавший Николая Бердяева "до конца"
за те несколько лет
своего служебного пребывания
в Бердяевском доме
и своей книгой
"Торжество и нищета православия",
аки троянский конь,
привнесший в русские богословские мехи
свежую кровь "богословия свободы"...
===============================
Книга священника Филиппа Парфёнова
"Торжество и нищета православия"
запоздала с выходом,
как минимум на лет двадцать,
поэтому и не будет никем и никак замечена.
Появись она в начале 90-х,
от неё был бы тот же набатный резонанс,
что и от "размышлений о Церкви"
Александра Борисова "Побелевшие нивы".
Однако за эти два десятилетия
с нашей церковностью
многое, что произошло:
сама русская Церковь
аки Буриданова ослица,
малость помаявшись на перепутке дорог,
выбрала не свободу,
а чечевично-государеву похлёбку.
Вчерашние ревнители свободы
мутировали в ревностных строителей
православной империи.
Духовенство покорливо смирилось
с барским произволом
и холопским званием.
А сам церковный гегемон
замер в тихо квакающем болотце.
Как точно подметил ioann_vasilisk ,
молвить нынче в церковных стенах
о "царственном священстве",
об участии лаиков в церковном управлении,
о клерикализме и долгополой охлократии,
о границах Церкви, о соборности,
о наследии Пом. Собора 1917-18 гг,
о сергианстве - все одно, что в доме повешанного
говорить о веревке...
http://kalakazo.livejournal.com/1185955.html?thread=16694435#t16694435
====================================
"Торжество и нищета православия" Филиппа Парфёнова
написано всё ещё молодым,
но уже, по всей видимости, "подуставшим" священником.
В ЖЖ
ещё несколько лет назад
то и дело появлялись
рецепты "спасения" церковной Системы:
резко сократить храмовые службы,
перетолмачить их полностью на русскую мову***,
отменить неканоническую исповедь перед причастием,
перевести рельсы с православной аскетики
на евхаристичекое возрождение и прочае.
В книге отца Филиппа и тени не осталось
от былого младореформаторского зуда.
Будучи вот уже десять лет
заштатным попом,
падре Филипп помогает исповедовать
в самых крепко либеральных церковно-московитых общинах,
где и причащаются каждую неделю,
и образовательный ценз прихожан
намного выше средняго.
И что же? Всё более пристальному взгляду
пытливого священника
становится очевидным,
что даже в самых "просвещенных" столичных общинах
велие количество "жестких" и просто одичалых прихожан,
кропотливо отцеживающих постного комара,
но у себя дома - элементарных деспотов и садистов,
для которых евангельская заповедь о любви к ближнему
просто пустой звук.
"Евхаристическое возрождение"
и у либералов "не работает",
а сама церковная жизнь
открывается все той же пресловуто-модной
"корзиной духовного потребления"...
=====================================

Пройдя свой путь до половины...

kalakazo
September 18th, 7:29
своего рода "подведение итогов"
четвертьвекового пребывания в лоне русской Церкви,
в конце 80-х обратившегося к Православию,
восторженного юноши-биолога.
Однако в самой книге уже нет и следа
ни от мажорных фанфар от "небывало духовного возрождения",
ни от активисткого труляляйства
в духе советского "комсячества".
"Торжество и нищета..." - печальная книга
с запахом стылой осени на церковном дворе и опавших листьев,
глас не юноши, но зрелого мужа:
"Пройдя свой путь до половины...".
В ней множество пытливых вопрошаний
о судьбе русской церковности,
на каковые сам отец Филипп не дает никаких ответов.
Опыт долгополого Всезнайки,
выдающего всем и вся
на все духовно вопросительные знаки,
моментальные ответки,
каковой, по неофитству, проходят
почти все "паси овец пастыри",
автор сей книжицы благополучно перерос.
Вместо него наступило время или бремя
задавать "проклятые вопросы"
и не давать на них ответов,
поскольку любой, даже самый робкий ответ,
может стать приговором
и собственному духовному пути,
и нашему "историческому православию".
Менее всего патера Филиппа,
при его упорливом рационализме,
можно упрекнуть в склонности к мистицизму,
однако и здесь бывшего ученого мужа
одолевают почему-то ныне апокалипсные тревоги:
"Мне все чаще приходят мысли в последнее время, что "тайна беззакония", о которой ведет речь апостол Павел в 2 Фес. 2, 3-8, раскрывается именно в Церкви, и грядущий антихрист возникнет в последний момент именно в ее среде. Это по аналогии с тем, как Христос обличал возненавидевших Его иудеев: "Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего" (Ин. 8, 44). А ведь иудейская религия на тот момент представляла собой максимально истинную по отношению ко всем прочим верованиям!
То есть Церковь есть не только место спасения людей, присоединяющихся к ней, но также арена поляризации сил света и тьмы, служащая к погибели некоторых ее членов, выбравших и возлюбивших путь тьмы... В конце концов, Иуда был в числе избранных ближайших учеников Христа. И дело не только в том, что среди служителей Церкви может быть иудой каждый десятый-двенадцатый! Другое искушение состоит в том, что в практической жизни Церковь, не как Тело Христово, а как организация, в ряде черт вполне напоминающая многие другие земные учреждения, неустанную проповедь Христа часто невольно подменяет проповедью о самой себе, то есть о церковности как совокупности определенных правил и предписаний..."
цит. по

Златые уста у тебя, отче Филиппе...

kalakazo
September 22nd, 8:49
И под конец немного "критики" на достолюбезного Филиппа Парфенова.
Его книга "Торжество и нищета православия"
писана свойственным представителям "точных наук",
непрозрачно аморфным
и, по выражению Дмитрия Сергеевича Лихачёва,
мудрено "птичьим" языком:
"На самом же деле Христианство антиномично и парадоксально
в той своей противоречивости. Оно равновесно в ней..."
"Торжество и нищета православия", 166 стр.
Последнее, кстати, даже не из ученой статьи,
а из проповеди отца Филиппа пред народом:
"Златые у тебя уста Иоанне, но мы тебя совсем не понимаем!"
Добрую половину книги занимают цитаты -
на одну страницу, на две страницы, а то и на две с половиной -
падре Филипп точно прячется за ними,
аки страус в камышах.
Но и сам авторский текст,
соединяющий одну цитату с другой,
тоже следовало бы кавычить,
поскольку представляет собою пересказ
старых, как начало прошлого веку,
мыслей представителей
русского серебряного веку
все из тех же Религиозно-философских собраний.
"Торжество и нищета православия", к сожалению, мало оригинальна
и к тому же писана примерно так, как пишутся ученические диссеры
про прокатку металлов или африканских приматов,
что и оставляет её, к великому сожалению,
как без отзывов, так и почти без читателей...

Между двух стульев...

kalakazo
September 22nd, 21:12
Закрываешь книгу священника Филиппа Парфенова
"Торжество и нищета Православия"
с велием недоумением: книга напрочь лишена
примет дня сегодняшнего,
она до удивления "антиисторична"
и точно писана не моим современником,
а далёким и уже давно упокоившимся предшественником.
Ежели разрозненные листы "Торжества и нищеты..."
случайно обрести на улице,
то по архаике
можно с уверенностью догадаться,
что их авторство принадлежит,
возможно, какому-то церковному мечтателю,
на парижском чердаке
ваявшему свой труд
между первой мировой и второй войною.
"Торжество и нищета Православия" -
шедевр кутейной самоцензуры и
"наступания на горло собственной песне",
филигранного балансирования
между беспощадной критикой "исторического христианства"
и безупречным блюдением "корпоративной этики".
Что-что, а сора из церковной избы
не вынесено никакого,
"Торжество и нищета Православия" -
печальный диагноз и приговор
нашему православному либерализму:
беззубому, безликому,
приспособо-конформистскому,
гусей не дразнящему
и всё время пытающемуся
усесться между двух стульев...

Примечание:
***Ну вот это совсем не точно: нигде я не писал ни о радикальном сокращении служб, ни о полном переходе на русский яз., а лишь всегда выступал за многообразие практик и за саму ВОЗМОЖНОСТЬ служить на современном русском, при сохранении и церковнославянского, само собой!

Публицист Валерий Панюшкин задал 15 вопросов православным в своей новой колонке в журнале «Сноб». Отвечает священник Филипп Парфенов.

1. Вы правда думаете, что мы - единая Церковь? Если вы - прихожанин церкви Косьмы и Дамиана, пойдете ли вы исповедоваться к игумену Сергию Рыбко? И наоборот, пойдете ли вы из храма Сошествия Святого Духа в храм Косьмы и Дамиана?

Знаете, Валерий, мне тоже видится, что наша Русская Православная Церковь давно уже не едина, но представляет собой сложный конгломерат различных субкультур и мировоззрений. И иногда объединять нас (прежде всего людей крайних мировоззренческих полюсов) могут лишь чисто внешние и довольно случайные вещи. Вопрос о христианском единстве - крайне сложный и болезненный для всех времен, не только для дней сегодняшних. Просто сейчас в эпоху интернета это обнаружилось резче, чем раньше.

«Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11, 19) - пишет апостол Павел, предвидевший, что разные точки зрения и споры будут по многим вопросам, они просто неизбежны (причем в греческом оригинале стоит слово «ереси», а не просто разномыслия). Самое главное, чтобы в центре и у тех, и у других разногласящих всё же был Христос. Только Он может обеспечить желанное и благодатное единство свыше, врачующее человеческие немощи с их тяготением к разделению. Если же имя Христа у разногласящих только на устах, но не в сердце, не по существу, то рано или поздно такие спорящие в любом случае окажутся «по разные стороны баррикад».

Вся трудность еще в том, что Церковь не дана здесь на Земле в готовом виде. Она задана, ее формы организации неоднократно менялись (увы, не всегда в лучшую сторону) и еще не раз будут изменяться. И само единство - скорее идеал, к которому мы призваны стремиться, и состояние, над которым необходимо всю жизнь работать, нежели объективная реальность, данная в ощущении. Человечество внутри Церкви еще должно придти «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13). Как считал о. Александр Мень, 2000 лет для христианской истории слишком небольшой срок, и многое еще впереди.

Что касается исповедей, то здесь всегда лучше иметь своего собственного духовника, который тебя знает. И тогда можно исповедоваться у другого священника только по необходимости, когда нет доступа к своему. Именно по той причине, что все священники разные, могут друг другу противоречить, давать разные установки, и свой духовник, которого ты выбрал и доверяешь его мнению, который тебя знает лучше, чем другие священники, здесь предпочтителен.

Неважно при этом, консервативен он или либерален - в жизни нужны и те, и другие, для людей разного склада. При разномыслиях в Церкви жить непросто, и некоторые диаметрально противоположные мнения зачастую кого-то могут вводит в шок! Но вариант внешнего показного единомыслия мы уже проходили в общегосударственном масштабе, не дай Бог еще раз.

2. Вы правда думаете, что церковь открыта для всех? Да? А храм Христа Спасителя на Пасху?

Церковь всегда открыта для всех, в этом ее сила и слабость одновременно, когда она эту собственную открытость не может до конца понести. При этой открытости в некоторые моменты есть чисто человеческое желание как-то ограничить доступ для людей не своих, а случайных.

На Пасху и Рождество, когда таковых может быть очень много, некоторые центральные соборы, не только в Москве, а в провинции тоже, заранее распределяют пригласительные билеты. Но если Вы член реальной церковной общины, где Вас знают и ждут, где Вы сам с удовольствием будете молиться с единомышленниками-единоверцами, то зачем Вам Храм Христа Спасителя? Другое дело, что таких общин сейчас, увы, мало, но стремиться лучше именно к тому, когда любой праздник проводится в своем родном приходе.

3. Почему мы такие мрачные?

Пожалуй, эта черта российской действительности, её разных особенностей, с преобладанием определенного психологического типа людей в наших храмах, но не собственно православной среды как таковой. В Греции или Западной Европе это выражено существенно меньше. Но даже и у нас не всё так уж однозначно и мрачно, хотя и заметно бывает чаще, не спорю.

4. Как мы, Церковь, ухитряемся запрещать презервативы и не запрещать мотоциклетные шлемы?

Вам уже ссылались на Основы социальной концепции, поэтому избегу повторений. Лично я не запрещал никогда ни того, ни другого, и вообще всяких сторон интимной жизни стараюсь избегать. Уверен, что сама проповедь Евангелия и христианское просвещение ставят многое на свои места в подобных вопросах, естественным и постепенным образом.

5. Почему наши священники врут во время богослужений? На отпевании говорят: «Сие есть чадо мое по духу» про покойника, которого видят впервые в жизни. Или говорят: «Изыдите, оглашенные», а после этих слов оглашенные остаются стоять в храме, и священники продолжают служить как ни в чем не бывало.

Увы, молитвенные чины прочно закрепились последние несколько веков, в начале эпохи книгопечатания (хотя до того они и варьировались, и изменялись мало-помалу), а священники привыкли молиться по строго заданной схеме, отступление от которой даже на подсознательном уровне вызывает у многих какой-то необъяснимый мистический страх. Нам сильно не хватает гибкости в обрядовой и богослужебной сфере, здесь очень много условного символизма и формализма!

Давно уже пора было создать специальный молитвенный чин для умерших вне церковного общения, о чем говорили неоднократно разные священнослужители, например, тот же о. Александр Борисов в его книге «Побелевшие нивы», приснопамятный о. Сергий Желудков и др. Но пока еще появятся какие-то талантливые тексты на эту тему (вдохновение даже у стихотворцев не приходит по указанию), может пройти много времени.

Но, между прочим, в Требнике есть другая, гораздо более краткая и нейтральная в этом отношении молитва, на которую почему-то никто из священнослужителей не обращает внимание. Я давно уже ее читаю вместо этой «разрешительной» в том случае, если усопший не был активным членом Церкви, немного ее видоизменяя:

«Господь Иисус Христос, Бог наш, давший божественную заповедь - связывать и разрешать грехи падших святым Своим ученикам и Апостолам, от которых и мы в свою очередь получили основание также творить, да простит тебе (имя), если ты что вольно или невольно соделал [или соделала] в нынешнем веке, ныне и всегда и во веки веков. Аминь».

Ну и в отношении ектеньи об оглашенных знаю, что некоторые священники берут на себя смелость ее опускать. В Элладской Церкви ее давно уже отменили.

6. Почему у наших православных священников не считается зазорным прямой антисемитизм, притом что Христос и апостолы были евреями?

Обобщение некорректное - присоединяюсь к предыдущим ответившим. Из тех, с кем я в регулярном и более-менее близком общении, не знаю никого, кто бы страдал этим недугом.

7. Почему мы, Церковь, выставляем своими представителями самых агрессивных своих членов?

Не думаю, что это происходит специально. Просто всё хорошее воспринимается в нашей жизни, особенно церковной, как должное, а всё неприятное замечается легче и резче. Спрос с церковных людей и внимание ко всему ими сказанному всегда будет повышенное и обостренное. Это нормально и неизбежно. Но проблема еще в том, что наша церковно-приходская среда и административная «вертикаль власти», действительно, часто «фильтрует» людей так, что в ней задерживаются люди одного психологического типа и не удерживаются другие, и в результате возможны перекосы.

8. Почему для нас, верующих, ключевым действием в Церкви является покаяние, а сама Церковь не кается ни в чем и никогда?

Хороший вопрос! На моей памяти журналист Иван Семенов здесь же на сайте куда более резче отцу Всеволоду Чаплину:

«Можно очень интересно обнаружить, если набрать, например, в поисковой системе Яндекс запрос «Католическая церковь извинилась» - знаете, сколько будет найдено адекватных документов? 456 тысяч.

Следующий этап эксперимента, «Православная Церковь извинилась».

Знаете, что находится таким образом, отец Всеволод? Либо «кто-то извинился перед Церковью», либо «Патриарх Грузии извинился перед мусульманами»(!), и вот наконец! - «в Русской Церкви позитивно оценили прозвучавшие ранее публичные извинения муфтия Нафигуллы…» или «заставили извиниться»

К сожалению, здесь больше играет роль наш российский менталитет, при котором власть, и светская, и церковная, склонна была рассматривать саму себя как единственно правильную и непогрешимую, а пиетет перед сильными мира сего был весьма распространен и в низах. Чему в нашей истории пробовала противостоять только интеллигенция, но не всегда успешно. Слова Христа «больший среди вас да будет всем слугою» не были восприняты в российской истории, к сожалению. Людям во власти бывает свойственна гордыня так или иначе, но особенно в России, отсюда и невозможность признания собственных ошибок.

9. Почему от имени нас, Церкви, говорят всегда два-три человека довольно реакционных взглядов? Почему говорят администраторы?

Этот вопрос фактически перекликается с п. 7. В дополнение могу лишь добавить, что я не считаю, например, патриарха Кирилла «реакционным». Но положение его непростое, и он, как и любой публичный политик, вынужден скорее всего лавировать между разными группами и течениями в епископате РПЦ.

10. Почему нами, Церковью, был запрещен ко служению отец Сергий Таратохин, поддержавший Ходорковского в тюрьме? Почему нельзя священнику иметь взгляды и поступать по совести?

Потому что пока еще у нас не преодолен клерикализм, причем его самая крайняя форма, при которой епископ имеет всю полноту власти и решает всё, а остальные не решают ничего. В случае с о. Сергеем Таратухиным инициатива шла от правящего архиерея Читинско-Забайкальской епархии, епископа Евстафия. Могу добавить, что лично мне было особенно больно в связи с тем прискорбным событием, поскольку о. Сергия я знал, мы вместе начинали служить в Воскресенском кафедральном храме Читы осенью 1997 г.

На фоне других священнослужителей епархии он выглядел весьма достойно. В случае с Ходорковским ему не хватило гибкости и рассудительности (в конце концов, местное начальство колонии г. Краснокаменска, где тогда служил о. Сергий, не было виновато в том, что к ним прислали Ходорковского!), но мера в отношении священника в конечном итоге была применена совершенно неадекватная: сначала он был переведен на отдаленный приход в другой конец Читинской области (что само по себе понятно), затем был запрещен в служении, а спустя небольшой промежуток времени архиерей издает указ о лишении его сана!

А в те годы лишить священника сана было проще простого: архиерей направлял свой указ на утверждение в Управление делами Московской Патриархии, управляющий делами давал на подпись патриарху, тот подписывал, и всё происходило без всяких разбирательств! Сейчас это сделать труднее, и о. Сергий мог бы обжаловать то решение в Общецерковном суде.

Но и тут процедура разбирательства занимает подчас годы и отнимает столько душевных сил, что легче, видимо, просто уйти на светскую работу и не предпринимать борьбу за справедливость вообще, тем более, что пока епископ Евстафий остается в той же епархии правящим, у о. Сергия нет ни малейших шансов возобновить при нем полноценное служение, даже если решение еп. Евстафия будет оспорено Общецерковным судом.

Реальная власть на местах всецело сосредоточена у епархиального архиерея. Чтобы изменить саму систему управления в РПЦ, нужна активность снизу, рядовых прихожан и священников, но ее пока нет!

11. Почему в большинстве наших церковных лавок не купишь книг отца Александра Меня, да даже и дьякона Андрея Кураева не купишь? Что это за ползучее запрещение интеллигентных и образованных православных писателей?

Сейчас положение медленно начинает поправляться. Но, к сожалению, инертность предубеждений и боязнь «ересей» известных авторов у многих рядовых священнослужителей пока перевешивает.

12. Почему самый посещаемый наш церковный праздник - Крещение? Единственный день, когда в храме дают что-то материальное - воду?

«Самый посещаемый» - это смотря с какой стороны посмотреть. Если брать верующих, церковных людей, то самые посещаемые все-таки Пасха и Рождество. А вот если брать всех остальных, которые зачастую далеки по существу от веры евангельской, то да, на Крещение они приходят прежде всего ради святой воды. Впрочем, они же приходят и накануне Пасхи освящать куличи.

13. Почему наши православные богослужения показывают по всем телеканалам, а богослужения иудеев, мусульман и буддистов не показывают никогда?

Честного говоря, не замечал ничего подобного. Мусульманские передачи лично сам видел, но в последние годы вообще ТВ не смотрю - хватает интернета сполна.

14. Как можно про выходку пятерых девчонок в храме говорить «гонения на Церковь»? Иликто-тоне бывал на Бутовском полигоне, где расстреляли тысячу священников?

Согласен с Вами! Вот когда наступят действительные гонения, пусть в самой легкой форме, через изменение законодательства, предположим, не в пользу РПЦ, как тогда те же люди, говорящие про «гонения», поведут себя?..

15. Почему мы так часто апеллируем к государству с просьбами о насилии?

Тут опять некорректное обобщение. «Мы» - это кто? Вы?.. Я?.. Вот некоторые апеллируют, согласен, но за них мы не в ответе, правда? Не думаю, что таких большинство, хотя их может быть достаточно много. Их голос резче слышен, криклив, вот с этим могу согласиться. Беда в том, что мы все, в том числе лучшие силы в обществе и Церкви, весьма разобщены, и отсюда многие проблемы, затронутые Вами.