Патриаршество в русской православной церкви было восстановлено. История восстановления патриаршества в россии

Явно неканоничное управление Русской Синодальной церкви, существовавшее со времени петровских реформ, способствовало вызреванию новых преобразований в церковно-общественном сознании начала XX века. Более-менее здравые предложения как необходимо реформировать церковное управление имелись. Например, предлагалось образовать митрополичьи округа, в которых дважды в год созываются Поместные Соборы, и Всероссийские Соборы митрополитов как высшую церковную власть . Но, к сожалению, в 1905-1917 гг. реформаторские идеи привели не к возврату в «доконстантиновскую» эпоху соборности римских катакомб, а к патриархистскому ренессансу в лучших традициях византийско-никонианского папизма. Последствия этого долго не заставили себя ждать: возникла самая грандиозная смута и раскол в Русской церкви, известный под названием «сергианства».

Известно, что к церковной реформе стремился сам император Николай II, который был одним из главных инициаторов и организаторов подготовки созыва Всероссийского Поместного Собора. Также известно, что отношение к тогдашней синодальной иерархии у царской семьи было крайне отрицательным, т. к. она была очень хорошо осведомлена о её полном нравственном разложении (за исключением каких-то единиц). Императрица Александра Феодоровна даже как-то раз сказала:

«В Синоде у нас – одни только животные» .

Будучи сторонником восстановления патриаршества, государь не видел ни одного кандидата среди всего русского епископата, кто оказался бы достоин этого высокого призвания. Поэтому он предложил (и это не легенда!) сделать патриархом себя самого, что вызвало оторопь у членов Синода. Еще один достойный внимания факт – серьезное намерение императора сделать старообрядческую «Белокриницкую» иерархию господствующей в России, о чем велись консультации и переговоры. Однако это вызвало панику в среде никонианско-синодальной верхушки и даже угрозы отлучения Николая II от церкви. Никонианская иерархия, как гадюка, так громко зашипела и «зацикала» на государя, что заставила его отказаться от подобной идеи.

Наконец, Поместный Собор был созван, но уже после отречения императора Николая II от престола, что синодалами восторженно приветствовалось как «освобождение церкви от государственного гнета». Сам император считал созыв Собора несвоевременным, равно как и реанимацию патриаршества в новой политической перспективе. Очень скоро выяснилось, что восстановление соборности в Российской церкви было только призрачным, а не реальным. Не столько восстановление соборности, сколько восстановление патриаршества стало главной целью Поместного Собора 1917/18 гг. Избрание патриарха превратилось в новую манифестацию папизма, приведшую Российскую церковь к самым нежелательным последствиям.

Идейным вдохновителем и символом восстановления патриаршества был признан патриарх Никон, на поклонение «мощам» которого регулярно совершали паломничества патриархисты во главе со своим вождем и истовым почитателем Никона архиепископом (позже митрополитом) Антонием (Храповицким). Там же сумасшедшими патриархистами совершались многочисленные моления-панихиды Никону о даровании Русской церкви патриарха. В своих воспоминаниях товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Н. Д. Жевахов дает следующую оценку событиям. Несмотря на то, что он был сторонником синодальной системы управления (но при наличии Собора!), всё же с его взглядами во многом можно согласиться. Царский чиновник писал:

«Одним из самых непостижимых завоеваний революции явился т. н. «Всероссийский» Церковный Собор, созванный в ноябре 1917 г. в Москве, не только с любезного «разрешения» Временного Правительства, узурпировавшего власть Помазанника Божьего, но и под условием предъявления этому правительству решений Собора «на уважение».

Ни унизительная форма «разрешения» безбожного «правительства», очевидно не имевшего права ни разрешать, ни запрещать созыва Собора… ни тот факт, что такое разрешение явилось лишь новым издевательством над Государем Императором, неоднократно признававшим созыв Собора несвоевременным… ни фактическая невозможность обеспечить соблюдение обязательных канонических требований, – не удержало иерархов от созыва Собора, с которым связывалось так много разнообразных вожделений, столько радостных надежд… Сбросить с себя «вековые оковы рабства», вырваться на волю, имевшую обеспечить свободу духа Церкви, – стало стихийным порывом тех, кто в восстановлении патриаршества и созыве Всероссийского Церковного Собора усматривал единственное средство к достижению этих целей. И Собор был созван, и Церковь якобы вырвалась на «свободу» .

В этом стихийном движении к патриаршеству было предусмотрено всё, кроме одного условия… личной готовности и способности Патриарха принести себя самого в жертву православной Церкви . Но именно это условие было не только предусмотрено большевиками, но на нем они и строили свою программу разрушения Церкви, зная, что времена Гермогенов прошли и что борьба с одним Патриархом гораздо легче, чем с собором епископов…

Большевики, оценивающие события с точки зрения реальных фактов и побеждающие в борьбе с утопистами, не только не препятствовали Собору, но даже приветствовали идею восстановления патриаршества (выделено мной, – Л. Л. Г. ), хорошо сознавая, что… в России не было ни одного иерарха, который мог бы являться для них угрозой. Наоборот, они были уверены, что восстановление патриаршего чина только облегчит им их задачу, ибо знали, какого рода испытания готовили православной Церкви, и то, что перед этими испытаниями не устоит ни один из намеченных Собором кандидатов в Патриархи» .

По мнению князя несколько достойных иерархов всё же имелось, но они были либо заранее устранены от участия в Соборе (как митрополит Макарий Парвицкий), либо не допущены до патриаршества самими иерархами (как архиепископ Антоний Храповицкий) .

Большевики не скрывали своего покровительства Собору: лично Троцкий пожертвовал на его содержание два миллиона рублей. А один высокий большевистский чин прибыл прямо на Собор и от лица новой власти приветствовал соборян. В ответ патриарх Тихон поклонился ему, облобызал его и даже предложил усадить большевика в президиуме около себя как олицетворение новой власти.

Традиционное представление о том, что противниками идеи патриаршества являлись одни обновленцы, беспочвенно и неосновательно. Как среди обновленцев имелись сторонники патриаршества, так и среди синодалов находилось немало противников его. Видные профессора и богословы, целый ряд представителей духовенства и мирян Российской Православной Церкви, а также некоторые епископы, которые к обновленчеству не имели никакого отношения, предупреждали об опасности возникновения папизма на почве восстановления патриаршества и о других возможных в этой связи негативных явлениях, но их голос не был услышан на Поместном Соборе. Перед сторонниками избрания патриарха они поставили целый ряд вопросов – нравственных, канонических, догматических, которые до конца Собором так и не были разрешены.

Прения по вопросу восстановления патриаршества начались после доклада председателя Отдела о Высшем Церковном Управлении епископа Астраханского Митрофана . На обсуждение Собора была предложена т. н. «Формула перехода» от синодального управления к патриаршему. Приведем наиболее интересные выдержки из докладов противников патриаршества.

Профессор П. П. Кудрявцев :

«…Если перейти к постатейному обсуждению, то придется устанавливать входящие в предложение основные понятия, чего не сделано Отделом. Возьмем 1 и 2 ст.ст. заключения Отдела: «Поместному Собору принадлежит высшая власть в Российской Церкви», «восстанавливается патриаршество, которым возглавляется управление церковными делами Российской Православной Церкви». Между тем понятия патриарха и патриаршества в докладе не выяснены. Ссылался докладчик на 34 Апостольское правило, но оно говорит, что епископам каждой области должно знать первого между ними. Но в таком случае является вопрос о грузинском первоиерархе и первоиерархах других православных народов, живущих в пределах нашего государства.

Важен не термин, употребленный каноном, а понятие о нем. Я поясню свою мысль. Важен не термин патриаршества, а понятие о нем. Говорят, применяясь к 34 Апостольскому правилу, что патриарх будет первым епископом между равными. Но в каком смысле: в смысле благодатных полномочий? Ведь, в одной лекции в этой зале было сказано, что патриарху даются особые благодатные полномочия при возведении его в этот сан (вот вам и четвертая степень священства! – Л. Л. Г. ). Преосвященный докладчик указывал, что патриарх может сноситься с восточными патриархами, посещать разные епархии и т. д. Какой же это будет первый между равными епископами?»

Мирянин Н. Д. Кузнецов :

«Авторитет Собора требует приведения достаточно обоснованных и обсужденных мотивов для учреждения патриаршества в России. Впоследствии, ведь, будут ссылаться не только на те или другие определения Собора, но и на соображения, послужившие их основанием… Задача преобразований на соборном начале заставляет прежде всего говорить о Соборе и его компетенции, а уже затем переходить к патриаршеству. Этого требует и логика самого доклада, который неизвестно почему, вопреки опыту истории, называет патриаршество «институтом исполнительным при Соборе». Верующие в институт патриаршества этим наводятся на мысль, что центр тяжести всей реформы в их сознании лежит в патриаршестве, а не в Соборе…

Третье положение, заключающееся, по толкованию доклада, в формуле перехода, утверждает, что патриарх является первым между равными ему епископами. О каком патриархе здесь идет речь? О том ли, каким он выступает в истории византийской и русской, а в настоящее время в Константинополе? Если об этом, то роль патриарха вовсе не ограничивается быть первым между равными ему епископами, а идет далее. Если же здесь имеется в виду патриарх, не существовавший в действительности, а лишь рисующийся в воображении многих нынешних сторонников этой идеи, то нужно говорить о первом епископе, а не о патриархе. В самом названии «патриарх» содержится нечто большее, чем понятие первого епископа, устанавливаемое, например, в 34 правиле св. Апостолов, и на практике носители сана патриарха получали или даже присваивали себе права, не умещающиеся в понятие первого между равными – в требование 34 Апостольского правила, и явно нарушали установленные канонами права епархиальных епископов.

Наконец, четвертое положение, выводимое из формулы: «патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору». Попробуйте уяснить себе, что же это значит! Как можно быть подотчетным Собору не одному, а вместе с органами церковного управления? Если патриарх будет первый между равными епископами, то, ведь, и последние должны быть подотчетны Собору (а не патриарху, – Л. Л. Г. ): иначе в чем же будет сохраняться равенство патриарха с епископами? Поэтому подотчетность Собору не составляет существенного признака понятия первого между равными ему епископами. Если патриарх только возглавляет органы церковного управления, а не стоит над ними или отдельно от них, то нужно говорить об отчетности перед Собором не патриарха, а именно этих органов управления…

Полная непригодность принятой Отделом формулы перехода для решения вопроса о патриаршестве особенно ярко обнаруживается в том, что даже сам доклад не мог вытянуть из нее очень важного для всего вопроса положения о Синоде, как постоянном органе церковного управления, и об отношении к нему патриарха. Без выяснения устройства Синода и его компетенции вопрос о патриаршестве не может быть решен. Это выяснение тем нужнее, что доклад в пояснение формулы перехода называет патриарха исполнительным органом при Соборе. Если так, то какая же роль будет принадлежать Синоду в отношении Собора, да и зачем устраивать еще Синод, как самостоятельное учреждение, если патриарх будет сам исполнять все постановления Собора? Повидимому, у сторонников патриаршества таится мысль обратить будущий Синод просто в совещательный орган при патриархе (фактически так оно и стало, – Л. Л. Г. ). Если это так, то хорошее же равенство патриарха с другими епископами уготовляют его сторонники!»

Мирянин В. Г. Рубцов :

«…Если мы собрались спросить русскую Церковь, мы не должны забывать отдаленных времен, когда не было патриарха. Тогда русская Церковь возглавлялась митрополитами. Они соревновали друг другу и держали свою паству на высоте христианского влияния. Перейдем к эпохе патриаршества. Он получает власти немного, но взял власть у народа и цепко держал ее, стал злоупотреблять властью и расколол русский народ. Эта язва гноится еще и в настоящее время… Не в патриархе альфа и омега церковного обновления, а в широких правах, которые Господь дал народу. В Священном Писании нет мест, которые бы говорили о главенстве в Церкви. Читайте книгу Откровения. Там говорится об ангелах церкви, т. е. епископах, которым Бог дал особое откровение. Епископа нельзя называть отцом отцов, главою, потому что единый есть глава Церкви – Христос, и был и будет. Патриархи не доставили нам счастья, они не соединили, а разделили нас… Я вижу спасение не в патриархе, а выборном начале, которое ограждает нас и содействует нашему умственному развитию… Патриарх не есть Св. Синод, не коллегия, а человек, который может быть с эгоистическими принципами жизни, ставящий свое я выше других… Всем известно, к чему повело абсолютное верховное управление. К этому же приведет и абсолютизм церковный. Не надо ему доверять: он приведет к разрушению и гибели» .

Князь А. Г. Чагадаев :

«…Единоличная власть необходима для тех мероприятий, которые требуют быстроты, и где быстроте можно пожертвовать обстоятельностью коллегиального обсуждения. Коллегия нужна, когда меру требуется изучить, обсудить и взвесить. И вот мы думаем, что в церковном управлении каждая мера должна быть всесторонне обсуждена, потому что ошибки здесь имеют громадные последствия, и мы говорим: пусть эти мероприятия обсуждают несколько лиц и обсуждают всесторонне…

Указывают на отсутствие у коллегии подвига, дерзновения. Говорят, нужно одно лицо, нужен богатырь, который бы возвратил отторженное, спас Россию. Дайте, говорят нам, отца, молитвенника, подвижника. Мы присоединяемся к этим пожеланиям: дайте нам отца, дайте молитвенника. Но для этого, если бы Господь послал нам отца и молитвенника, не нужно ни сана, ни титулов: если Господь пошлет его, он придет во власянице. Но где мы найдем такого человека в своей грешной среде? Не наделает ли патриарх тех же ошибок, как и прежний наш царь, который был с лучшими намерениями, который, может быть, и хотел блага народу, но не мог ничего сделать. Будет ли он советоваться с Собором, который трудно собрать?»

Протоиерей Н. В. Цветков :

«…Я хочу сказать о патриаршестве по существу: почему не следует голосовать за возстановление патриаршества в России? Мы веруем в апостольскую Церковь. Под апостольскою Церковью я разумею епископскую Церковь (очень странное определение! – Л. Л. Г. ). Мне представляется здание с фасадом и крышею. Крыша – это епископы в Церкви. Кто бы ни продырявил крышу, за крышей нашел бы только небо, Небесного Главу. Зачем нам делать ненужный оплот? К чему эта надстройка над крышей, которая выше епископа в Церкви? Прочтите Евангелие: «подошли к Господу Иисусу Христу Иаков и Иоанн и сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую во славе Твоей… Услышавши, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна… Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими, но между вами да не будет так, а кто хочет быть большим над вами, да будет вам слугою, и кто хочет быть первым между вами, пусть будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих»… Вот основные положения для апостольства, епископства в Церкви. И по вознесении Господа на небо Апостолы именно так и понимали свое положение в Церкви: они не выдвигали первого между равными, а действовали сообща, совокупно, и каждый действовал как равный между первыми. И действительно, так Апостолы и действовали, в ощущении живого Христа, так и заповедовали пастырям: «пастырей ваших умоляю, писал апостол Петр, пасите Божие стадо, какое у вас, не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду». Один ученый патриархофил говорил, что я не последователен в вопросе о патриархе: если в приходе настоятель, в епархии епископ, то в поместной Церкви должен быть глава – патриарх. Я спрашиваю его: «А кто же глава Вселенской Церкви?» И получил ответ: «Там уже глава Христос». Выходит, что чем ближе видимый глава, тем далее отодвигается Христос. Я думаю иначе. Христос – глава Церкви всюду: и на вселенских и на поместных соборах, и в епархиальной жизни, и в приходской жизни. Как в таинстве евхаристии Христос весь является и во всем Агнце и в мельчайших частицах Агнца: так и во всей церковной жизни и в каждом отдельном акте ее Христос невидимо присутствует и должен быть ощущаем. Он один Глава и вселенской и поместной Церкви и епархиальной Церкви, где архиерей является авторитетом не сам по себе, а как исполнитель воли Христа, и в приходе.

Вот и мы находимся на сем святом месте и составляем Поместный Собор. И на действительных и на почетного наших председателей мы смотрим с полным уважением и признаем их авторитет. Но это не конечная высшая точка Собора: Крест и Евангелие, лежащие на аналое пред столом президиума и оживляющие пред нами невидимо присутствующего и ощущаемого нами Главу нашего Собора – Христа, – вот что возглавляет наш Собор. Епископы, и мы клирики и миряне – все мы объединяемся невидимым Главою Церкви и говорим мы друг другу: «Христос посреди нас и есть и будет». Кто может сесть на место аналоя с Евангелием и крестом? Преосвященный Анастасий рисовал нам такую картину. Наша Русская Церковь похожа на здание с красивым фасадом, но не имеющее купола: надо докончить эту постройку, дать видимого главу нашей Церкви. Картина эта не произвела на меня впечатления. Это – nature morte. Это – картина старого художника, изображающего нечто телесное, нечто земное. Я бы желал видеть другую картину, другого художника, где бы апостольство, епископство было изображено в виде, напр., огней, ангелов, реющих среди одухотворенного тела, и где бы был ощущаем объединяющий всю картину Лик Христа, Главы Церкви» .

Протоиерей Н. П. Добронравов :

«Обилие речей за патриаршество меня приводит только к одному выводу: страстности, изумительной страстности желания иметь в Русской Церкви патриарха и в нем видеть спасение Церкви и государства, что далеко не соответствует убедительности приводимых доводов. Говорят, что патриаршества требуют каноны, что Церковь без патриарха не может быть канонической. Но если объективно, без предвзятости прочитаем каноны, то увидим, что каноны не говорят ни за, ни против патриаршества…»

Рассуждая о ложной теории всеобщего единения вокруг патриарха, прот. Добронравов далее говорит:

«В 1448 г. Русская Церковь сделалась вполне самостоятельной. Можно сказать, что русский митрополит с этого времени стал патриархом, хотя еще и не назывался таким именем. Что же: это послужило спайкой Русской Церкви? Вспомните, что произошло менее, чем через 10 лет. В 1485 г. Киевская митрополия отделилась от Московской, да так и осталась отделенной до 1687 г., на весь период патриаршества. Я спрашиваю: что же это спайка?… Говоря все это, я не желаю сказать, что патриаршее управление этому виной: я только констатирую факты. Я желаю сказать: не говорите, что если будет патриарх, тогда у нас непременно всё объединится… Для меня самая тяжелая, самая мучительная страница в истории Русской Церкви это та, которая описывает 1666-67 гг. Вот что для меня самое ужасное. Вы только поймите весь ужас совершившегося: русские люди отделились от союза с их Церковью; в Церкви Христовой я не вижу многих единокровных со мною русских… Я не скажу, что патриархи были виновны в этом деле, но я устанавливаю факт, что это случилось при управлении Церковью патриархом. Глубокая, кровавая рана была нанесена Русской Церкви в 1666 г., но скажите, когда пластырь был положен на эту рану? Это случилось в 1800 г. при учреждении единоверия. Пусть это было дело несовершенное, но все же оно привело русских людей к нашей Русской Церкви. Центробежность или центростремительность? Распаяние или спайка? Я не говорю, что здесь заслуги Св. Синода. Я говорю только, что спаивающее начало возможно и при синодальном управлении.

Говорят, что если бы был патриарх, то не было бы автокефалии грузинской церкви (мы уже убедились в обратном, – Л. Л. Г. ). Я не могу уяснить себе этого. Вспомните историю присоединения Грузии и всю ее историю за XIX в. Разве Грузия требовала, чтобы в Русской Церкви был патриарх? Этого не было. Ссылаются на болгарскую церковь, но и эта ссылка непонятна. Автокефалия грузинской церкви и греко-болгарская распря, это два параллельных, сходных явления: как первая произошла от недовольства грузин русскими (я не рассматриваю, насколько было это основательно) – так и вторая – от недовольства болгар греками; но первая появилась при синодальном управлении, а вторая при патриаршем. Не доказывает ли это того, что то или другое управление тут не при чем, что церковное разъединение возможно и при патриархах и при Синоде?…

Говорят: патриарх нужен для того, чтобы в Церкви был свой духовный богатырь, вождь своего стада. Да, в жизни Церкви, в жизни государства бывают моменты, когда нужны богатыри. Но в таких случаях обыкновенно бывает так, что богатыри сами всем видны, все их знают. Им тогда и предлагают власть. Вспомните, напр., время св. патриарха Тарасия… Святой Ермоген был у всех на виду. Неудивительно, что он был избран патриархом. Нам сейчас тоже нужен церковный богатырь. Но где же он? Покажите: где этот вождь Тарасий или Ермоген? Среди кого должно искать его? Скажите!

Да, Бог многое указывает нам: Он указывает и то, что Его не должно искушать… Итак, примеры истории говорят, что вождь может быть только тогда, когда он – у всех на виду, а мы такого вождя не видим; его среди нас нет. Но это еще не все. Вчитались ли мы в проект патриаршества, как он дан Отделом Собора? Что этим проектом вы даете патриарху? Ничего! Это – какой-то пигмей, а вы требуете, чтобы он был великаном. Вы даете ему силу лилипута, а требуете от него богатырских подвигов. Вы не даете ему ничего, а говорите: «иди, спасай», и думаете, что после скажете: «он встал и спас»… Что-нибудь одно из двух: или говорите прямо, что вы хотите дать патриарху полноту власти (т. е. сделать его папой, – Л. Л. Г. ). Но тогда мы вам на это скажем: укажите такого человека, которого бы эта власть не раздавила. Мышонок львом не станет, и нельзя его украшать львиной гривой. Рожденный ползать летать не может, и неразумно прилеплять ему орлиные крылья. Или же – перестаньте говорить о богатырях и вождях, и сознайтесь, что патриарх не будет гранитным колоссом в церкви, а сделается одною только декорацией, правда красивой, но едва ли нужной. Докладчик говорил не раз, что патриаршество является золотой мечтой. Я боюсь, как бы эта мечта при своем осуществлении не превратилась в серенькую действительность. Я боюсь, как бы те, которые теперь так страстно желают иметь патриарха, не сказали бы, когда патриаршество будет возстановлено: «мечты, мечты, где ваша сладость?»…

Протоиерей Н. Г. Попов:

«Прислушиваясь к тому, что здесь говорилось о необходимости патриаршества, я, к сожалению, прихожу к заключению, что мы как-то спешим с этим вопросом. Мало того, у меня создалось убеждение, что мы заранее решили ввести патриаршество, не справляясь с тем, что говорит история Церкви. Но мы не можем забывать уроков истории. Нам не позволяют этого совесть и те, которые послали нас на Собор и которые потребуют отчета. И вот по чувству своей ответственности я решаюсь обратить высокое внимание Собора на то, каковы были патриархи в прошлом, и действительно ли патриаршество может быть всеисцеляющим средством против всяких нестроений церковной жизни.

Мы знаем, что патриаршество, патриархи в специфическом значении этого слова, явились в IV веке (вернее к концу IV века, – Л. Л. Г. ). И действительно, во времена Вселенских Соборов мы знаем многих высоких представителей патриаршества, – святые имена Анатолия, Геннадия, Иоанна Постника, Германа, Тарасия, Никифора, Мефодия, Фотия и многих других (многих ли? – Л. Л. Г. ). Хотя за время Вселенских Соборов деятельность патриархов в лице этих Соборов во многом находила необходимое руководство для себя, однако и в это время патриаршеству не чужды были недостатки… К сожалению, не лучше было и впоследствии. Один из виднейших патриархов – Фотий – создал целую идеологию патриаршества. Он утверждал, что царь является властителем тел своих подданных, а патриарх властителем их душ (а властителем чего является Христос? – Л. Л. Г. ). Но и Фотий оказался не в силах исправить константинопольский народ. В его 4 речах, обращенных к константинопольской пастве по поводу нашествия Россов, дается такая характеристика жителей Константинополя и всей империи, которая далеко не свидетельствует о том, чтобы патриаршество высоко поднимало нравственный характер членов Церкви. Да и чего же можно было ждать от константинопольских патриархов, когда императоры возводили иногда на патриарший престол несовершеннолетних, вроде принца Стефана? Да и патриархи престарелые, как, напр., Антоний Кавлей, не всегда имели силу и мужество остановить нарушение канонов Церкви. Так, Антоний Кавлей ничего не мог сделать, когда по приказанию Льва VI похоронили в первый день Пасхи его третью супругу Евдокию, вопреки 68 правилу VI Вселенского Собора. При этом же императоре престарелый патриарх Евфимий признал 4-й брак императора, несмотря на то, что этот поступок последнего вызвал глубокое смущение и разделение в Церкви. Это разделение, а не единение, продолжалось до начала XI века. Несовершеннолетние патриархи бывали и впоследствии. Нам известен 16-летний патриарх Феофилакт, сын императора Романа I-го. Он естественно предавался забавам, свойственным его возрасту и юности. Главной страстью его были лошади. Иногда он даже прекращал богослужение, чтобы посетить обитателей своей конюшни. И смерть постигла этого патриарха вследствие падения его с лошади, которую он объезжал.

Преемник этого патриарха, известный, как второй Златоуст, патр. Полиевкт помазал на царство Иоанна Цимисхия, убийцу Никифора Фоки. Он даже подвел и основание для этого коронования: как миропомазание при св. крещении освобождает людей от греха, так и помазание на царство сняло грех цареубийства. Нечто подобное, и далеко не лучшее, позволил себе патриарх Алексий, главный организатор Студийского устава, который отпев Романа Аргира III, в великий пяток 1034 г. обвенчал его супругу Зою с ее избранником Михаилом Пафлагоном (речь также идет об императорском дворе – Л. Л. Г. )…

Патриарх Исайя однажды въехал в столицу в сопровождении танцовщиц, а патриарха Исидора хронист Никифор Григора сравнивает с одним домашним нечистоплотным животным, любящим барахтаться в грязи. Относительно же патриарха Иосифа II известно, что он не задумался в угоду императору Иоанну Палеологу подписаться даже под определением Флорентийского Собора.

Мы могли бы привести многие и многие другие имена из числа тех 130 (приблизительно) патриархов, которые были в Константинополе от учреждения патриаршества и до падения империи, в доказательство того, что патриаршество само по себе не предохраняет самих носителей этого высокого сана от падения и заблуждений. Патриаршество не спасло и империи от падения и покорения турками. Поэтому едва ли можно надеяться, что патриаршество и в настоящее время может спасти нас от чрезвычайных нестроений как в церковной, так и в политической жизни. Правда, бывали среди патриархов достойные носители сана, но гораздо больше таких, которых лучше скорее забыть, чем вспоминать».

В конце своей речи прот. Попов заключает:

«Поэтому, если бы у нас было восстановлено патриаршество в том виде, в каком наблюдаем его на Востоке, то оно было бы ненужною фольгой и мишурой, наростом на живом теле соборной Церкви. Я мог бы согласиться в настоящий момент только на титулярное патриаршество, в том смысле, в каком напр. Григорий Богослов называет патриархом своего отца, а Григорий Нисский Мелетия Антиохийского. Заканчивая речь, еще раз решаюсь указать, что история патриаршества в общем совсем не дает нам твердых оснований для надежды на наше исправление и обновление именно через восстановление этого института в Русской Церкви» .

Мирянин П. П. Кудрявцев :

«Мы расходимся в определении взаимоотношения между началом соборным и единоличным, в составе и исполнительного органа. В то время, как вы, подчеркивая значение единоличного начала, про начало соборности говорите лишь в уступительной форме, мы, наоборот, на первый план выдвигаем начало соборности. И мы, и вы одинаково признаем, что наша Церковь расстроена и ослаблена; но в то время, как вы хотите ее лечить сверху, с головы, мы средством к уврачеванию считаем установление живой связи между пастырями и пасомыми, вовлечение в дело церковного строительства всех живых элементов церковного тела, какое бы место они ни занимали в составе тела. Ваше предначертание рассчитано на то, чтобы наверху создать такое место, какое могло бы быть использовано во благо Церкви поставленным на это место живым лицом; наше – на то, чтобы создать такую форму церковного устройства, которая бы на всех ступенях церковной лестницы способствовала проявлению живых церковных сил. Вы всю силу своих упований возлагаете на одно лицо, именно на то, какое займет восстанавливаемый вами патриарший престол. В лице будущего патриарха вы надеетесь найти и молитвенника, и печальника за Церковь и страну, и подвижника, и вождя в борьбе с антицерковными силами, и администратора, и проч., и проч., и проч. Мы не меньше вас жаждем молитвенников, подвижников и печальников за землю Русскую; но мы думаем, что сам по себе патриарший престол не обеспечивает совмещения в лице, его занимающем, столь многих и – притом – разнородных качеств, точно так же, как помещение на иных ступенях церковной лестницы не препятствует проявлению духа молитвенности, подвижничества и т. д… Перехожу к указанию тех опасений, какие связаны в моем сознании с мыслью об установлении у нас патриаршества.

Первое. Так как, на мой взгляд, патриаршество не в состоянии оправдать тех слишком широких ожиданий, какие на него возлагаются, то в недалеком будущем нам предстоит пережить крушение этих надежд, которое будет тем тягостнее, чем обширней и напряженней были надежды. Крушение церковных надежд едва ли послужит ко благу Церкви.

Во-вторых, история показывает, что в области управления, церковного, так же, как и гражданского, единоличное начало имеет тенденцию к оттеснению и даже к поглощению начала коллективного, соборного. Только тогда, когда равновесие между двумя началами обезпечено точными определениями закона, можно надеяться, что оно не будет слишком колебаться ни в ту, ни в другую сторону. К сожалению, та обстановка, в какой у нас зреет мысль о патриаршестве, не дает оснований для такой надежды. Вспомните, с каким пафосом говорят у нас про патриаршество, а когда речь заходит о соборности, пафос остывает… При такой обстановке нельзя не испытывать тревоги за то, что с учреждением патриаршества соборное начало будет мало по малу ослаблено и даже совсем подавлено…

Более ранние каноны говорят не о патриархе, а о епископе первого престола, или первоиерархе, какого подобает почитати, яко главу, епископам каждого народа . Если мы приложим к Русской Церкви этот канон, то на основании его каждый из православных народов, живущих в пределах Российского государства, может притязать на особого первоиерарха: сколько народов – столько и первоиерархов. Позднейшие же каноны, трактующие не о первоиерархе, а о патриархе, не знают одного патриарха для Церкви, территориально совпадающей с пределами такого обширного государства, как наша Россия. Во всяком случае, для Церкви, находящейся в пределах Византийского государства, каноны утверждают четыре независимых друг от друга патриархата. О каком-либо органе, объединяющем патриархаты, находящиеся в пределах одного государства, каноны ничего не говорят; такого патриарха, какого вы учреждаете, – не для одной области, а для целого государства, – каноны не знают, и, в случае притязания какой-либо области Российского государства на учреждение в ней самостоятельного патриаршества, каноны окажутся не на вашей стороне. Между тем, не будь в Москве патриарха, простирающего свою власть на все епархии, находящиеся в пределах Российского государства, у Киева или Сибири не было бы побуждений к церковному обособлению от Москвы: ведь в составе соборного (коллективного) органа представители митрополий входят на равных основаниях. Борьба начинается там, где имеет место субординация. Средства к предупреждению борьбы в данном случае – не субординация, а координация» .

Протоиерей А. П. Рождественский :

«Моя православная совесть обязывает меня поведать Священному Собору те мысли, которые побуждают меня возражать против восстановления патриаршества в Русской Церкви. Эти мысли особенно укрепились во мне после талантливой речи на прошлом заседании о. архим. Илариона. Он ярко изобразил ту центростремительную силу, которая в истории Церкви Православной объединяла и спаивала отдельные части церковного тела. Сначала епархии объединились в митрополичьи округа, потом из нескольких митрополий создались диоцезы, а наконец и диоцезы поделились на патриаршие области, и каждое деление возглавлялось единым лицом. Но тут, как в речи о. Илариона, так и в речи проф. П. Д. Лапина (в Отделе), поставлена точка, тогда как в истории сила центростремительная продолжала действовать и далее. На Западе образовывался единый центр для всей Церкви, в лице Римского патриарха; этот центр признавался не только на Западе, но и на Востоке было немало голосов, принадлежавших даже святым мужам, которые гласили о Римском патриархе, как о хранителе и главе всей Церкви. То же самое центростремительное движение, какое привело к патриаршеству, завершилось и Римским папством. И что же, неужели на Востоке движение к объединению всей Церкви в единой земной главе остановилось только потому, что оно направлялось там к другому центру – к «вселенскому» патриарху нового Рима, что главою Церкви хотели почитать не римского папу, а Константинопольского патриарха? Я думаю, что нет, что на Востоке выдвинулось иное, исконное церковное начало – соборность, которое и остановило дальнейшее движение к единой главе. Я думаю, что Русской Православной Церкви суждено провести это соборное начало снизу до верху, без малейших отступлений, и тем ясно показать ложность римского папства. В самом деле, ведь если стоять на точке зрения личного единоначалия в поместной Церкви, то логика требует, чтобы и над всею Церковью Православной был единый глава на земле, и все доводы в пользу патриаршества, указывающие на красоту церковную, на требования времени и проч., – всё это еще в большей мере приложимо ко всей Православной Церкви и говорит как будто, – хотя и несправедливо, – в пользу Церкви Римской. Говорят, что возглавление всей Церкви земным первосвященником невозможно потому, что влечет за собою признание его непогрешимым: вся в совокупности Церковь непогрешима, следовательно, непогрешим и ее представитель. Логика совершенно правильная, но латиняне по ней и поступают, ссылаясь на то, что если Каиафа, как «архиерей сый лету тому», мог пророчествовать, по свидетельству евангелиста (Иоанна гл. XI ст. 51), то может пророчествовать и земной глава Церкви, хотя бы и недостойный, и его пророчество, или учение может быть непогрешимо… И вот я и опасаюсь, как бы установление патриаршества не заставило некоторые слабые души пойти дальше по наклонной плоскости и впасть в бездну папизма» .

Священник Л. Е. Иваницкий :

«Мне представляется, что лишь только Собор постановит, что патриаршество, как главенство в Православной Церкви, – совершившийся факт, как… пред суровым судом русской церковной истории мы, соборяне, окажемся злостными несостоятельными должниками. Ныне нашему Собору, этому духовному колоколу Св. Руси в настоящие скорбные дни, следует напрячь все свои силы, все свое разумение исключительно на то, чтобы сохранить церковное тело достойным нетленной и блаженной его Главы (т. е. Господа Иисуса Христа), по мере сил человеческих. Всего этого можно достигнуть не внешними мерами, не поставлением патриарха во что бы то ни стало, ибо патриарх не волшебная палочка, по мановению которой все должно будет преобразиться, а только путем насаждения в широком размере истинной соборности, связующей чад Церкви, без всякого внешнего посредства, узами начало-созидательной, взаимопроникновенной христианской любви – этой вековечной основы Царства Божьего» .

Ораторов, выступивших против идеи патриаршества, мы можем назвать в какой-то степени даже пророками , поскольку всё, что ими было предсказано относительно восстановления в Русской церкви патриаршества, сбылось до последней буквы .

Несмотря на то, что Собор всё-таки выработал несколько Определений «О правах и обязанностях Патриарха» и «О Священном Синоде и Высшем Церковном Совете», где были конкретизированы объемы их власти, тут же стало ясно, что выполнимы эти определения только при нормальной церковной жизни . Даже такому стороннику патриаршества, как архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский), в своем выступлении на Соборе пришлось признать:

«…В какой форме будет выработано положение о правах и обязанностях патриарха, это будет зависеть от новых требований жизни, нашей государственности, наших церковно-государственных отношений, которых предрешить мы не можем « .

Данные Определения являлись насколько смутными по формулировкам, настолько и неясными по содержанию. Ближайшие же события показали, что никакие ограничения объемов полномочий патриарха не способны предотвратить стихийно развивающуюся тенденцию папизма, порожденную восстановленным патриаршим строем. В сознании иерархии и народа прочно утвердилась мысль о том, что в Русской церкви восстановлена именно единоличная форма управления .

Патриаршество действительно не оправдало тех надежд и упований, которые на него возлагались в самых широких церковных кругах. В вопросе о восстановлении патриаршества победило простое большинство и этот фактор стал, к сожалению, определяющим. Но как не раз бывало в истории, это пресловутое большинство горько просчиталось. Новоизбранный патриарх, как отмечает очевидец событий князь Н. Д. Жевахов, при большевиках

«пользовался только своим званием, но фактически находился в плену у жидов, не имея возможности ни в чем проявлять своей деятельности, тем меньше – влиять на характер разворачивающихся событий» .

Патриарх не только не спас церковь от большевицкого террора, но и не стал гарантом её единства. При патриаршестве Тихона российский епископат и духовенство буквально развалились на разные толки – от украинских автокефалистов до разных обновленцев и живоцерковников. Финляндская, Польская и Грузинская церкви в одностороннем порядке объявили автокефалию. Мало того: Тихон совершил столько антиканонических деяний, что поднял протест даже среди тех, кто оставался верен ему. Это и позорный конкордат с обновленцами, и введение нового календарного стиля, и роспуск заграничного ВЦУ, и, наконец, малодушное пресмыкательство в своих «покаянных» заявлениях перед властью большевиков. Всё это Тихон делал, употребляя свою единоличную власть, предоставленную ему Поместным Собором 1917-18 гг. В результате всё церковное управление сосредоточилось в руках одного лица, которым манипулировали большевики, панически боявшиеся созыва нового Поместного Собора и потому всячески сему препятствовавшие. Разве не предостерегали против всего случившегося противники восстановления патриаршества на Поместном Соборе 1917 г.?

Но самое страшное, что породило собой восстановление в России патриаршества, это возникновение «сергианства». Не было бы воскрешено патриаршество, митрополит Сергий никогда бы не оказался у церковного кормила , никогда бы не возникло той глупой чехарды с «местоблюстителями» и их «заместителями», благодаря которой Сергий захватил церковное управление в свои руки. А оказался он там только благодаря той системе передачи церковной власти, которая установилась на основе Определений Поместного Собора, дававших простор для самодеятельности патриарху Тихону и Местоблюстителю митрополиту Петру, действовавших по прямой указке большевиков в нарушение церковных канонов (76 Апост. и 23 Антиох.). Соборность, таким образом, была вскоре полностью искоренена и от неё остались только жалкие личины – то в виде какого-то совершенно неканонического «патриаршего Синода» (и при Тихоне, и при Сергии), состоявшего из специально подобранных большевиками архиереев, то в виде «Архиерейского Совещания» 1925 г. (этой пародии на церковный Собор), утвердившего митр. Петра в должности Местоблюстителя. Все соборные институты власти пришли в ничтожество, на место выборности снова явилось назначенство, жизнь Русской церкви стала как бы захлебываться в ожидании чего-то еще более кошмарного.

На смену Тихону явился митрополит Крутицкий Петр, имевший странный титул «Местоблюстителя Патриаршего Престола», предусмотренный Поместным Собором в 1918 г. Этот титул еще раз показывает, насколько порочна общепринятая церковно-иерархическая терминология. В слове «местоблюститель» на первый план опять-таки выступает не народный принцип, а территориальный, в узком значении. По буквальному смыслу носитель этого титула блюдет не народ, не паству свою и даже не территорию, а пустующее место патриарха. Итак, патриарха нет, осталось только его место, престол. Это-то место и призван «стеречь» местоблюститель, будто собака. Еще более курьезно выглядит титул «Заместитель Патриаршего Местоблюстителя», придуманный митр. Петром вопреки вообще всяким соборным постановлениям. «Заместитель Патриаршего Местоблюстителя» – это лицо, назначенное за-место того, кто блюдет пустое место. Ни о церкви, ни о пастве речи, стало быть, тоже нет. «Горе пастырям, которые пасут самих себя».

Но и митр. Петр не явился гарантом церковного единства. При нем возник новый раскол – «григорианский». Впрочем, справедливости ради отметим, что «григориане» выступили против митр. Петра и его «заместителя» митр. Сергия именно по причине недовольства единоличным управлением церковью, нежеланием созвать Собор и т. д.

Пришедший совершенно антиканоническим путем к власти митр. Сергий явился настоящим церковным тираном, подобным Никону. Можно думать, что лучшие чаяния патриархофилов сбылись. Сергий, между прочим, рассматривал свою власть как власть, равную патриаршей . Между патриархом, местоблюстителем и его заместителем он, в объеме их полномочий, ставил знак равенства. Поэтому всеми церковными делами он распоряжался самостоятельно, как «ответственное лицо». В своей церковной политике он стал истинным продолжателем дела патриарха Никона. По словам доктора В. Мосса,

«сергианство является утонченной и парадоксальной формой папизма».

Парадоксальность этого явления заключается именно в том, что оно есть зловещий синтез двух крайностей – папо-цезаризма и цезаро-папизма,

«ибо с одной стороны сергианство устанавливает абсолютно папистскую структуру внутри Церкви, а с другой стороны – полностью подчиняет Церковь контролю безбожного государства» .

И действительно, митр. Сергий особо подчеркивал свою единоличную власть в разрешении всех церковных вопросов и основывал это своё право «судить и рядить» по собственному произволу на решениях Поместного Собора 1917-18 гг . Тезисы своей декларации 1927 г. он базировал на высказываниях и деятельности патриарха Тихона – первого, кто фактически провозгласил лояльность церкви по отношению к богоборческой антихристианской власти. Подражая патриарху Никону, основателю русского папизма, Сергий не задумывался над тем, какими методами достигать своих целей. Используя карательный аппарат ГПУ, он физически расправился с оппозицией себе в среде иерархии и клира и вынудил остатки её уйти в подполье, как некогда сделали старообрядцы, избегая гонений от никониан. В своих злодеяниях Сергий далеко превзошел самого Никона. Подавив и уничтожив церковную оппозицию, митр. Сергий под конец жизни достиг и вершины власти – сделался патриархом. С тех пор патриаршая власть в Московской Патриархии несет в себе элементы строжайшего папизма, которым проникнута вся её структура сверху донизу. Исключительно на папизме отстроено всё здание РПЦ МП, вся её «духовность», ныне отражающая практику тоталитарных сект и даже кое в чем превосходящая её.

Сейчас невозможно даже оценить страшные последствия деяний Собора 1917-18 гг. – они ни с чем несоизмеримы, особенно, когда приходится признать, что патриаршая система породила столько беззаконников в рясах, продавшихся Дьяволу, которые не спасают, а убивают души людей. И сейчас эти лжепастыри еще продолжают еще своё пагубное дело, заручаясь поддержкой тех, кого духовно незрелые слепцы называют «старцами» и «духовниками». Вот собственно тяжкие последствия восстановления патриаршества в России в 1917 г.

Вконтакте

Поместный Собор Русской Православной церкви призвал на Патриарший престол митрополита Тихона (Белавина). В своём Послании о вступлении на Патриарший престол от 18 (31) декабря 1917 года, святитель Тихон взывал к своей пастве:

«В годину гнева Божия, в дни многоскорбные, многотрудные вступили Мы на древлее место патриаршее. Испытания изнурительной войной и губительная смута терзают Родину нашу, скорби от нашествия иноплеменник и междоусобной брани. Но всего губительнее снедающая сердца смута духовная. Затемнились в совести народной христианские начала строительства государственного и общественного, ослабела и сама вера, неистовствует безбожный дух мира сего….».

Слова Святейшего Патриарха находили отклик в сердцах православных христиан.

«Это было для Русской Православной Церкви неповторимое время внутреннего расцвета перед началом массовых гонений. В Москве собралось много архиереев, которых тогда не пускали в епархии, очевидно, чтобы облегчить обновленцам захват приходов вне Москвы. Архиереи эти постоянно приглашались на престольные праздники в ещё не закрытые «сорок сороков» московских церквей. Верующие, чувствуя беду, хлынули в церкви и не скупились на пожертвования. В Москве в разных храмах пел не один десяток первоклассных хоров, руководимых замечательными регентами: Данилиным, Чесноковым, Юховым и другими… », — писал об этом времени историк В. И. Алексеев в своем очерке «Московские протодиаконы».

Страшным фоном для этих событий была разрушенная и разграбленная Москва. Что представляла собою тогда площадь Никитских ворот, описал в знаменитой повести «Алмазный мой венец» Валентин Катаев, приехавший в Москву в 1922 году:

«Два многоэтажных обгоревших дома с зияющими окнами на углу Тверского бульвара и большой Никитской, сохранившаяся аптека, куда носили раненых, несколько погнутых трамвайных столбов, пробитых пулями… Множество стареньких, давно не ремонтируемых церквушек неописуемо прекрасной древнерусской архитектуры, иные со снятыми крестами, как бы обезглавленные».

Фотогалерея

Поместный собор Православной российской церкви (1917–18)

Всероссийский поместный собор - первый с конца XVII в. Поместный собор Православной россйской церкви, открывшийся 15 (28) августа 1917 г. в Успенском соборе Московского Кремля. Важнейшим его решением было восстановление 28 октября 1917 г. Патриаршества в Российской церкви, положившее конец синодальному периоду в истории Русской церкви.

Собор заседал больше года, до 7 (20) сентября 1918 г.; рабочие заседания («соборные занятия») проходили в Московском епархиальном доме в Лиховом переулке.

Собор совпал с такими важными событиями русской истории, как война с Германией, выступление генерала Л.Г. Корнилова, провозглашение в России Республики (1 сентября 1917 г.), падение Временного правительства и Октябрьская революция, разгон Учредительного Собрания, издание Декрета об отделении церкви от государства и начало Гражданской войны.

Собор сделал заявления в ответ на некоторые из этих событий. Большевики, чьи действия и узаконения прямо осуждались Собором (или лично Патриархом), не чинили прямых препятствий проведению занятий Собора.

Собор, подготовка к которому велась с начала 1900-х, открылся в период господства антимонархических настроений в обществе и Церкви.

В состав Собора входили 564 члена, в том числе 227 - от иерархии и духовенства, 299 - от мирян.

Присутствовали глава Временного правительства А. Ф. Керенский, министр внутренних дел Н. Д. Авксентьев, представители печати и дипломатического корпуса.

4(17) ноября 1917 года, в разгар революции, Поместный Собор Российской Православной Церкви принял постановление о восстановлении Патриаршества, и уже на следующий день, 5 (18) ноября, митрополит Московский и Коломенский Тихон был избран и наречен Патриархом Московским и всея России, а 21 ноября (4 декабря) состоялось его настолование (интронизация). Это великое и радостное событие осветило последовавшие долгие десятилетия невиданных гонений на Веру и Церковь. Событие это имело значение не только для Русской Церкви, но и для Вселенского Православия.

Изначально устанавливает иерархический принцип церковной жизни. «Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы» (Ин. 20, 21), - говорит Он апостолам. Первоначально во главе отдельных местных Церквей стояли иерархические лица, которые правили или соборно («пророки и учители» Антиохийской Церкви - Деян. 13, 1; пресвитеры или блюстители Эфесской Церкви - Деян. 20, 17, 28), или единолично, как епископы, о которых говорят Пастырские послания (1 Тим. 3, 1-7; Тит. 1, 5-9). Эти иерархи были «Ангелами» (Откр. 2, 1 и др.) отдельных, местных Церквей. Над ними возвышались Апостолы, которые как Первоиерархи имели «попечение о всех Церквах» (2 Кор. 11, 28). Когда с окончанием века Апостольского прекратилось первоиераршеское служение Апостолов, на какое-то время Вселенская Церковь стала «конфедерацией равноправных величин» (В. В. Болотов) - многочисленных местных Церквей во главе с Епископами, выражаясь современным языком - епархий. Конкретные исторические свидетельства показывают, что те «конфедеративность» и равноправие, о которых говорит Болотов, были чисто формальными, были отсутствием формально установленной власти одних кафедр над другими. Фактического равенства не было, наверное, никогда, поскольку слишком различались своим удельным весом города, в которых утверждались епископские кафедры. Например, послания сщмч. Игнатия Богоносца свидетельствуют об огромном, вселенском духовно-моральном авторитете Антиохийской Церкви, которую он возглавлял.

Со временем вселенская Церковь получила достаточно четкое деление на митрополичьи округа, границы которых по большей части соответствовали границам провинций Римской Империи. Об этих округах сказано в 34 Апостольском правиле: «Епископам всякаго народа подобает знать перваго в них, и признавать его яко главу, и ничего превышающаго их власть не творити без его разсуждения: творити же каждому только то, что касается до его парикии и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без разсуждения всех. Ибо тако будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух». Здесь «народом» называется население провинции. В конце 111 в. провинций в Империи было около 100, а в V веке - более 120. Но некоторые главенствующие кафедры имели в подчинении несколько провинций - Александрийский Епископ простирал свои полномочия на несколько провинций Египта, Ливии и Пентаполя. Хотя все, что мы знаем о структуре митрополий, относится ко времени не ранее IV века, к началу этого века митрополичий строй предстает уже прочно утвердившимся. А (325) отметил, что «древние обычаи» дают епископам Александрийскому, Римскому и Антиохийскому власть более обширную, чем власть прочих митрополитов (Правило 6). IV век увидел рождение еще одного важнейшего церковного центра. Многие Церкви на Востоке и Римская на Западе основывали свой авторитет на апостольском происхождении. II Вселенский Собор (381) утверждает церковную значимость Константинополя на основании политического веса новой столицы христианской Империи: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть Новый Рим» (Правило 3). В догматической борьбе IV века признанными вождями Православия были святители главенствующих Церквей: Александрийской (свт. Афанасий Великий), Римской, Константинопольской (свт. Григорий Богослов).

С начала V века формируются Патриархаты в современном смысле: духовный и нравственный авторитет первенствующих Церквей мало-помалу претворяется в административную власть, так что вся территория, если не Вселенской Церкви, то во всяком случае колоссальной Римской Империи оказывается разделенной на пять Патриархатов. Новая система складывалась небезболезненно. От ее противников жестоко пострадал Константинопольский Предстоятель . Он никогда не стремился к личной власти, но был великим ревнителем чистоты церковной. Пользуясь особыми возможностями столичного Архиепископа, он властно наводил порядок в митрополиях прежде совершенно независимых, искореняя там вопиющие нестроения. И против великого Святителя дружно восстали Александрийский архиепископ, с ревностью следивший за возвышением столичной кафедры, и малоазийские епископы, вставшие на защиту «древних прав и свобод».

Процесс формирования Патриархатов почти завершился ко времени III Вселенского Собора (431). На этом Соборе произошло столкновение важнейших церковных центров по вопросу об учении Константинопольского архиепископа Нестория, которого поддержала Антиохия. Главным противником ереси Нестория выступил свт. Кирилл Александрийский, поддержанный Римом и Иерусалимом. Деятельная помощь свт. Иувеналия Иерусалимского свт. Кириллу стала одной из причин того, что Иерусалимский Предстоятель возглавил отдельный Патриархат, хотя ранее Антиохийская Церковь притязала на Святый Град и всю Палестину. (I Вселенский Собор формально подтвердил автокефалию Кипрской Церкви, на которую также притязала Антиохия. Это деяние I Вселенского Собора объясняется ситуацией момента: поскольку Антиохия поддерживала ересиарха Нестория, Собор сделал все для умаления ее влияния. Таким образом, Собор не воздвиг новую автокефальную Церковь, но всего лишь сохранил на Кипре старый, стремительно исчезавший порядок, при котором автокефальными были едва ли не все архиепископии и митрополии. И Вселенский Собор (451 год) подтвердил последование чести Константинопольской кафедры по Римской, объявленное еще II Вселенским Собором, мотивируя второе место Константинополя во Вселенской Церкви политическим значением «нового Рима», восточной столицы Империи.

Со второй половины V века начинается кризис церковной жизни на Востоке, вызванный распространением монофизитства, которое укоренилось в Египте и отчасти в Сирии. Догматическая борьба в христианском мире значительно облегчила завоевание большой его части иноверцами: в VII веке Сирия, Палестина и Египет были без особого труда захвачены арабами, в которых многие видели не завоевателей, а освободителей от власти православной Империи. Завоеватели рассматривали православных как естественных союзников враждебной им Византии и поэтому подвергали их особенно суровым гонениям. Происходит стремительное умаление Православия в землях, подвластных арабам. Во всяком случае, даже если где-то Православие сохраняло заметную силу (Антиохийский Патриархат), возможности общения со свободной частью христианского мира были минимальны.

Умаление или почти полное угасание трех восточных православных Патриархатов: Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, привело к тому, что в христианском мире осталось только два центра: Рим и Константинополь. И здесь уместно упомянуть об историческом феномене папизма. Раньше всех появился Римский папизм. Уже в I веке св. сщмч. Киприан Карфагенский обличал Римского епископа, который как «епископ епископов» хочет властвовать над другими Церквами, в частности - Карфагенской (Латинская Африка). После падения в V веке Западной Римской Империи римский папизм получил особый стимул: посреди затопившего Запад моря варварских народов Рим остался твердыней и оплотом не только Православия (большинство разрушителей Западной Империи составляли готы-ариане), но также латинской культуры и даже римской государственности. Появляется идея римского примата, ставящая Римского Предстоятеля во главе Вселенской Церкви. Но папизм был не чужд и христианскому Востоку. Александрия уже в IV веке претендовала на первенство в Восточной Империи: отсюда ее борьба против святителей Григория Богослова и Иоанна Златоуста Константинопольских. Впоследствии эта борьба получила вероисповедную мотивировку: противники IV Вселенского Собора утверждали православие Александрии в противовес «еретичности» Константинополя.

Затем начал проявляться и папизм константинопольский. Поначалу его сдерживало стремление императорской власти к равновесию между Патриархатами империи. Но исторические катаклизмы привели к тому, что в пределах империи остался один только Константинопольский Патриархат. Западный, Римский Патриархат, сравнительно мало пострадавший от арабских завоеваний (Латинская Африка, Испания), был не меньше Константинопольского, но сотрудничество этих двух патриархатов многократно прерывалось из-за конфликтов политических, канонических и догматических. Уже после преодоления разделившего Восток и Запад иконоборчества общение двух мировых центров христианства было прервано в результате столкновения свт. Фотия Константинопольского и папы Римского Николая I, притязавшего на роль главы Вселенской Церкви и в качестве верховного судьи осудившего свт. Фотия за мнимо неканоническое возведение на Патриарший престол. Свт. Фотий в ответ выдвинул догматические обвинения (). Но интересно, что при том же свт. Фотии, уже после восстановления общения с Римом, появился законодательный сборник «Исагога» («Эпанагога»), в котором нашли место элементы константинопольского папизма. В «Исагоге», в разделе, о Церкви, составленном, как все считают, свт. Фотием, говорится об одном единственном Патриархе, как будто другие просто не существуют.

Трагические события 1054 года выявили дефекты церковного сознания не только на Западе, но и на Востоке. Однако Константинопольский Патриарх Михаил Кируларий был прав, поскольку он защищал свои епархии в Южной Италии от латинской экспансии, когда Рим насаждал на юге Италии кафедры латинских епископов и вытеснял византийский обряд латинским, и поскольку он защищал православную догматику от римских новшеств. В этом острейшем конфликте самой взвешенной была позиция Петра III, Патриарха Антиохийского. Он вспомнилдавнюютеорию «пентархии», т. е. главенства во Вселенской Церкви пяти Патриархов, и советовал в случае возникновения тех или иных споров давать преобладание мнению большинства из этих пяти. Всей душой стремясь к сохранению церковного единства, он констатировал, что догматическое новшество Филиокве - достаточное основание для прекращения церковного общения.

Еще до разрыва с Западом Константинополь контролировал церковную жизнь Православия на всем Востоке, насколько это позволяли политические условия. Это значительно умаляло самостоятельность трех древних восточных Патриархатов. Тем более Константинополь не хотел возникновения новых автокефальных Церквей. Когда произошло крещение Болгарии (864), св. князь Борис-Михаил хотел, чтобы его Церковь стала автокефальным Патриархатом, но она стала всего лишь рядовой епархией Константинопольского Патриархата. Болгары протестовали, перейдя из Константинопольской в Римскую юрисдикцию. Но в римском каноническом сознании вообще отсутствовало понятие автокефалии, и болгары, пережив новое разочарование, вернулись под омофор Константинополя (870). На этот раз Болгарская Церковь получила статус автономной Архиепископии с множеством епархий. Став автокефальным Патриархатом при царе Симеоне (+ 927), Болгарская Церковь была признана в этом статусе сразу по воцарении его сына, св. царя Петра. Завоеватель Болгарии император Иоанн Цимисхий упразднил болгарскую автокефалию (971). Но уже через 15 лет болгары восстали и восстановили автокефалию своей Церкви, новым центром которой через некоторое время стал Охрид. После завоевания Болгарии императором Василием II Болгаробойцей (1018) автокефальная Болгарская Патриархия была низведена в ранг Архиепископии, но сохранила свою автокефалию. Будучи независимой от Константинопольского Патриарха, она зависела от императора, который назначал Охридских Архиепископов. При возрождении болгарской государственности в конце XII века была учреждена автокефальная Архиепископия с центром в городе Тырнове, впоследствии возведенная в ранг Патриархата. Византия, разоренная крестоносцами в 1204 году и потерявшая свою столицу и значительную часть территории, признала Тырновский Патриархат в 1235 году. Вместе с Константинопольским Патриархом, который теперь имел местопребывание в Никее, Болгарский Патриархат признали и три Восточных Патриарха.

Еще раньше Константинопольская Патриархия даровала автокефальный статус Сербской Церкви, первым Архиепископом которой стал св. Савва (1219). Но когда при могущественном царе Стефане Душане Сербская Церковь объявила себя Патриархатом (1346), Константинополь прервал церковное общение с нею (1352). Схизма прекратилась в 1374 году.

Турецкое завоевание привело к большим изменениям в церковной жизни. После завоевания Болгарии в 1393 году Тырновская Патриархия была упразднена и ее епархии вошли в состав Константинопольской Церкви. А в 1766 – 1767 гг. были упразднены и включены в состав Константинопольского Патриархата также Сербская Патриархия и Охридская Архиепископия. На территории огромной Турецкой империи оставались древнейшие автокефальные Церкви: Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский Патриархаты и Кипрская Архиепископия. Но при том положении, какое занимал в Оттоманской империи Константинопольский Патриарх как этнарх всех православных христиан, независимость этих Церквей была весьма относительной, скорее номинальной, чем реальной. Они все зависели от Константинопольского Предстоятеля, который, в свою очередь, не был независимым от султанского правительства. XIX век стал веком освобождения целого ряда порабощенных народов. В новых независимых государствах возникают автокефальные Церкви: Сербская Белградская Митрополия, Элладская Церковь, Румынская Митрополия, Болгарский Экзархат. Этот последний возник поначалу в пределах Турции, и ценой его создания была длительная греко-болгарская схизма (1872-1945). В ХХ веке продолжалось церковное созидание. ПослеI Мировой войны произошло объединение Сербии и Черногории и присоединение к ним населенных сербами территорий, принадлежавших прежде Австро-Венгрии. Сербы, принадлежавшие до того к нескольким Поместным Церквам (Белградская Митрополия, Черногорская Митрополия, Карловацкая Митрополия-Патриархия, Буковинско-Далматская Митрополия, епархии Боснии и Герцеговины Константинопольского Патриархата), объединились теперь в единую Церковь, восстановившую в 1920 году статус Патриархата.

К Румынской Церкви присоединилась находившаяся до войны в Австро-Венгрии Трансильванская Митрополия. Ставшая единой Румынская Церковь обрела статус Патриархата (1925).

Когда в 1953 году Болгарская Церковь восстановила Патриаршее возглавление, это было неодобрительно встречено Константинополем, который признал Болгарский Патриархат лишь в 1961 году.

В 1917 году была восстановлена древняя Грузинская Патриархия, в 1811 году включенная в состав Русской Церкви на правах Экзархата. При восстановлении грузинской автокефалии не были соблюдены канонические процедуры, и поэтому в 1917 - 1943 годах между Русской и Грузинской Церквами не было общения. Долгое время Грузинский Патриархат не признавался Константинопольской и другими греческими Церквами, и Грузинская Церковь значилась в греческих справочниках как «автономная в составе Константинопольского Патриархата». Лишь в 1990 году Константинополь признал Грузинский Патриархат как автокефальную Церковь, понимая свое признание как дарование прав. Это объясняет, почему и здесь, и в других случаях та или иная Церковь занимает в греческих диптихах место, не соответствующее ее древности. Грузинская Церковь, стоящая в диптихе Русской Церкви на 6 месте, занимает в греческих диптихах 9 место, последнее в ряду Патриархатов.

В ХХ в. получили автокефалию также Православные Церкви Албанская, Польская, Чешских Земель и Словакии, Американская.

Исторические источники свидетельствуют, что Вера Христова была проповедана в южных пределах нашего Отечества св. апостолом Андреем Первозванным, которого почитают также как основателя Константинопольской Церкви и покровителя Греции. В городах Черноморского побережья, где проходил миссионерский путь св. Андрея, греческие колонисты жили рядом с местными народами, объединенными единым именованием «скифов». Среди них были и славяне, наши предки.

Но это было только начало христианства в России. Нашествие русских на в 860 году привело к организации русской миссии Константинопольского Патриархата, и уже в 867 году свт. Фотий с радостью сообщал, что в душах русских людей «возгорелась столь великая любовь и ревность о вере, что они приняли епископа и пастыря и с многим тщанием и усердием усваивают христианское богопочитание». Исторические перипетии воспрепятствовали этому «Фотиеву» крещению Руси стать окончательным.

В 988 году состоялось Крещение Руси благочестивыми усилиями . Русская Церковь получила разветвленную церковную организацию: во главе Церкви был Митрополит Киевский, которому подчинялись епархиальные архиереи. В силу государственной независимости Руси Церковь русская была фактически независима. Однако, в духе христианского смиренномудрия наша Церковь не спешила с обретением формальной автокефалии. Можно сказать, что Церковь наша в первые столетия своего бытия сочетала преимущества самостоятельности и включенности в то великое, наднациональное целое, каким был Константинопольский Патриархат. Будучи связанной с Константинополем через своих Предстоятелей, которые, как правило, назначались Патриархом Цареградским, Русская Церковь возрастала духовно, почерпая из сокровищниц столицы восточнохристианского мира то, что было необходимо для ее становления: духовный опыт, богословское ведение, литургический чин, каноническое законодательство, все богатства христианской книжности.

В наступивших достаточно скоро княжеских междоусобиях Митрополит Киевский в большей степени служил единству Русской земли, чем сами великие князья, постоянно вовлекавшиеся в братоненавистные распри. Положение Митрополита, подчиненного далекому Константинополю, делало его в большой мере независимым от светской власти.

Первым Митрополитом Киевским был свт. Михаил. Некоторые историки (А. В. Карташев) полагают, что он возглавлял Русскую Церковь не при равноапостольном великом князе Владимире, а еще во время первого, «Фотиева» Крещения Руси.

Митрополиты были греками, греки нередко занимали и другие епископские кафедры. Но бывали и важные исключения из этого общего порядка. В 1051 году Киевским Митрополитом, не без влияния политических факторов, стал русский - свт. Иларион, один из значительнейших богословов Древней Руси. В следующем веке русским был митрополит Климент Смолятич (1147 - 1155). Эти два Первосвятителя были избраны из русских клириков и приняли посвящение в Киеве от русских иерархов.

XIII век явился рубежом христианской истории. Могло казаться, что история Православия пришла к концу. Мировой центр Православия Константинополь был в 1204 году . Независимая и мощная Болгария признала власть папы. Даже отдаленная Грузия потянулась к Риму. Вскоре после падения Цареграда папа Иннокентий Ш призвал к покорности папскому престолу и русских. Русская Церковь, отвергнув папские притязания, сохранила свои канонические связи с Константинопольской Патриархией, возрожденной в изгнании - в малоазийской Никее. Вскоре и Русь постигли огненные испытания: началось ордынское иго, тяготевшее над Русской землей больше двух столетий. Необозримая по своей обширности Русская земля поглотила волны азиатских орд, докатившиеся до западных соседей Руси в весьма ослабленном состоянии. Страдания Руси спасли от завоевания другие европейские страны. Можно было бы использовать шанс союза с Западом для отражения монгольского нашествия, но непременным условием такого союза было подчинение папе, т. е. отступление от Православия, что было для русских совершенно неприемлемо. Просторы Южнорусской равнины особенно пострадали от набегов ордынских кочевников. Мать городов русских, Киев, неоднократно разорялся и опустошался. Центр России перемещается на север. Уже митрополит Кирилл 111 (1243 - 1280), первосвятительство которого пришлось на первые десятилетия ига, подолгу живал во Владимире на Клязьме. Его преемники окончательно оставили Киев, переместив свою резиденцию во Владимир, а свт. Петр (1308-1326) перешел из Владимира в Москву, что предопределило собирание русских земель вокруг Московского княжества. Митрополит Киевский и всея Руси имел теперь в своей епархиальной юрисдикции все три города: Киев, Владимир и Москву и три кафедральных собора: Софийский в Киеве и Успенские во Владимире и Москве.

Притом, что западнорусские земли тяготели к своим западным соседям, единый Предстоятель Церкви деятельно созидал общерусское единство.

Слабеющая Византия в XIII-XIV веках все чаще назначала на Киевскую кафедру русских, избранных на Руси. Грек свт. Феогност (1328 - 1353) благословил быть своим преемником свт. Алексия (1354 - 1378), который стал во главе Русской Церкви и целое десятилетие был регентом Московского княжества, ставшего в 1362 году Великим княжеством, средоточием русской государственности. Князей, непокорных Москве, свт. Алексий подвергал строгим церковным наказаниям. Ближайшим сподвижником свт. Алексия был прп. Сергий Радонежский, который, однако, по глубочайшему своему смирению отказался от посвящения в митрополиты.

Последним митрополитом-греком был Исидор (1436 - 1441), получивший свое высокое назначение в Москву в связи с подготовкой Флорентийского собора, который должен был объединить Римскую церковь и греческие Патриархаты. Он горячо поддерживал расплывчато-компромиссные постановления собора. Мотивы митрополита Исидора были чисто политические: фанатический патриот гибнущей Византии, он надеялся спасти ее союзом с Западом, необходимым основанием которого было подчинение папе. Вернувшись с собора в Москву, митрополит Исидор немедленно объявил унию, за что был тут же низложен князем Василием Темным. Бежав из Москвы, Исидор командовал одним из отрядов, защищавших Константинополь во время взятия его турками (1453), спасшись из турецкого плена, удалился в Италию и до конца жизни призывал Запад к походу против турок. Но к России эта деятельность кардинала Исидора уже не имела никакого отношения.

Подчинение Константинопольского Патриархата Риму сделало невозможным дальнейшее пребывание Русской Митрополии в константинопольской юрисдикции. Уния совершенно расстроила жизнь самого Патриархата. Встречая сопротивление духовенства и народа, патриархи-униаты один за другим покидали престол, а последние два года существования Византии в Константинополе вообще не было патриарха. Русские епископы, не предрешая вопроса о будущем автокефальном бытии Русской Церкви, самостоятельно избрали митрополитом свт. Иону (1448 - 1461). После падения Византии православие было восстановлено на землях, захваченных турками, но теперь Патриархи Константинопольские зависели от иноверных султанов, что тоже делало затруднительным обращение в бывшую столицу восточно-христианского мира. Начинается период самостоятельного бытия Русской Церкви.

По-иному складывалась жизнь отделившейся теперь от самостоятельной Русской Церкви Киевской Митрополии, которая, под политической властью Литвы, оставалась в подчинении Константинополю вплоть до присоединения своего к Московскому Патриархату в 1687 году.

Русская Церковь всесторонне возрастала. В 1480 году окончательно пало ордынское иго, и Россия все более очевидно становилась всемирным оплотом Православия. Великим учителем православного народа явился свт. Московский Макарий (1542-1563). Он составил Великие Четьи-Минеи - грандиозное собрание святоотеческих творений и сочинений церковных авторов, распределенных по дням церковного года. Свт. Макарий деятельно боролся с различными ересями. На созванных при нем Соборах Святитель совершил канонизацию множества русских святых. Особое значение имел Стоглавый Собор (1551), значительно повлиявший на литургическую и каноническую жизнь Русской Церкви.

Бесстрашным обличителем злодеяний Грозного царя Иоанна IV явился свт. Московский Филипп (1566-1568), приявший мученическую кончину.

В 1587 году митрополитом Московским стал . При царе Феодоре Иоанновиче русское правительство возбудило вопрос о возведении Русской Церкви в-достоинство Патриархата. Завязались переговоры с восточными Патриархами. В Москву прибыл Константинопольский Патриарх Иеремия II, который сделал неожиданное предложение перенести свою кафедру из Константинополя в Москву. Объединив под своим омофором Константинопольский Патриархат с Московской Митрополией, Патриарх Иеремия занял бы в православном мире безусловно доминирующее положение. Но это быстро привело бы к катастрофическим последствиям. Именно независимость Русской Церкви давала ей возможность поддерживать хорошее отношение с Патриархатами, находившимися под властью турок. Но если бы Патриарх, пребывающий в России, сохранял юрисдикцию в Османской Империи, это было бы сочтено султанами как покушение на их государственный суверенитет, и «железный занавес» разделил бы православных по две стороны турецкой границы. Произошел бы фактический раскол Православия. Русской Церкви не было свойственно ставить свои поместные интересы на первое место. Она не пожелала стать первой по чести среди Православных Поместных Церквей (что произошло бы автоматически в случае перемещения в Москву Константинопольского Предстоятеля, который после отпадения Рима обладал первенством чести среди православных Первоиерархов) ценой глубоких нестроений во вселенском Православии, ценой возможных жестоких гонений на Церковь в порабощенных землях. Однако, чтобы не обижать Патриарха, ему было предложено утвердить свою патриаршую кафедру во Владимире, на что он решительно не был согласен.

23 января 1589 года Собор с участием Патриарха Иеремии избрал в Патриарха митрополита Московского Иова. После возвращения Патриарха Иеремии в Цареград там состоялись в 1590 и 1593 гoдах Соборы с участием других восточных Патриархов, которые подтвердили постановление Московского Собора с участием Патриарха Иеремии, признали Московского Патриарха пятым по чести после Патриархов Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского и определили его титул: «Патриарх Московский и всея России и северных стран». Свт. Иов дожил до того страшного смутного времени, когда Римский папа и поляки предприняли новую попытку подчинить Русь Риму. Лжедмитрий I низложил святителя в 1605 году, и менее двух лет спустя, 8 марта 1607 года, тот скончался. Лжедмитрий I незаконно возвел на Патриарший престол грека Игнатия, прежде - Кипрского Предстоятеля, который, впрочем, недолго оставался на кафедре (1605-1606).

В 1606 году Патриархом всея России стал (+1612). Еще будучи митрополитом Казанским, свт. Ермоген сподобился обрести величайшую святыню русского народа - Казанскую икону Богоматери. Он совершил открытие мощей Казанских святителей Гурия и Варсонофия. С высоты Патриаршей кафедры свт. Ермоген воодушевлял русский народ на жертвенную борьбу с чужеземными и иноверными поработителями. Поляки подвергли Патриарха заключению, но даже из застенка он отправлял одно воззвание за другим. 17 февраля 1612 года свт. Ермоген принял мученическую смерть, уморенный голодом. Через несколько месяцев Москва была освобождена, и смута окончательно завершилась воцарением в 1613 году первого Романова - Михаила Феодоровича. Через несколько лет из польского плена вернулся его отец, митрополит Ростовский Филарет, который в 1619 году стал Патриархом. Продолжавшееся до 1633 года патриаршество Филарета Никитича было временем глубокого влияния Патриарха на все стороны русской жизни. Юный царь во всем слушался своего родителя, которого даже именовали по-царски «Великим Государем».

В 1652 году Патриархом стал митрополит Никон, который хотел эти исключительные отношения отца Патриарха и сына-царя сделать общим правилом и даже добился у царя Алексея Михайловича титула Великого Государя. Патриарх Никон исходил из западной идеи примата духовной власти над светской. Царь поначалу находился под обаянием сильной личности Патриарха, но потом начал освобождаться от его влияния. Патриарх компрометировал себя резкими и необдуманными действиями. Воздвигнув необоснованные и ненужные гонения на ревнителей старых обрядов, Патриарх Никон спровоцировал раскол старообрядчества, до сих пор остающийся незаживающей раной Русской Церкви. В ответ на противодействие со стороны царя Патриарх Никон оставил Москву, не слагая с себя патриарших полномочий и препятствуя не только избранию преемника, но и назначению местоблюстителя для временного управления Церковью. Собор 1667 года с участием двух Восточных Патриархов лишил Патриарха Никона священного сана и отправил его в монастырское заточение. Лишь царь Феодор Алексеевич испросил у Восточных Патриархов возвращения Никону Патриаршего сана, и хоронили его в 1681 году как Патриарха.

Трагическая история Патриарха Никона оказала немалое влияние на последующую церковную историю. Петр I, задумав реформу высшего церковного управления, руководствовался стремлением жестко подчинить иерархию царской власти. Петр рассчитывал на помощь духовенства в его реформах. Не доверяя духовенству великорусскому, он предпочитал назначать на епископские кафедры архиереев киевской школы. После смерти Патриарха Адриана в 1700 году Местоблюстителем был назначен один из лучших представителей малороссийского духовенства митрополит Стефан Яворский. Но и он разочаровал Петра, оказывая eмy глухое сопротивление. В 1721 году произошла отмена Патриаршества. Патриарх был заменен коллегией духовных лиц в епископском и пресвитерском сане, получившей вскоре именование Святейшего Синода. Восточные Патриархи по просьбе Петра I признали Синод своим «возлюбленным во Христе братом». Это межправославное признание исключает возможность говорить о неканоническом перерождении Русской Церкви. Однако реформа ощущалась как болезненная ломка векового церковного уклада. Петровская церковная реформа, отменяя Патриаршество, в то же время отменяла институт Поместных Соборов. Синод, заменяя Патриарха, заменял также, как малый Собор, собиравшиеся прежде большие Соборы епископата и игуменов значительнейших монастырей.

На протяжении XVIII-XIX веков временами звучала критика созданного Петром церковного строя. Решительные сдвиги произошли лишь в начале ХХ века. В 1903 году вышла отдельным изданием статья известного публициста Л. А. Тихомирова «Запросы жизни и наше церковное управление», где говорилось о желательности восстановления Патриаршества и возобновления Поместных Соборов. Статья Тихомирова привлекла сочувственное внимание Государя Николая)), который тут же просил митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского) дать свой отзыв. Митрополит оказался вполне солидарен с Тихомировым. 23 сентября 1904 года в письме обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву Государь высказал «мысль о Всероссийском Церковном Соборе», признаваясь, что эта мысль «давно уже таится» в его душе. «…По многим… вопросам нашей церковной жизни обсуждение их Поместными Соборами внесло бы мир и успокоение, притом правильным историческим путем в полном соответствии с преданиями нашей Православной Церкви». Это историческое письмо Государя Николая Il положило начало подготовке к Поместному Собору.

27 июля 1905 года Святейший Синод запросил мнения архиереев о желательных преобразованиях. Полученные к концу года ответы на этот запрос составили три увесистых тома. На протяжении почти всего 1906 года работало Предсоборное Присутствие- комиссия представителей духовенства и высших школ, занимавшаяся подготовкой к Собору. «Журналы и протоколы» Присутствия составили четыре больших тома. В 1912 году при Святейшем Синоде было учреждено Предсоборное Совещание, также занимавшееся подготовкой Собора. Церковные реформы широко обсуждались в печати, и лучшие умы Русской Церкви высказывали свои соображения по этим вопросам. Одной из главнейших тем предсоборной работы было восстановление Патриаршества. Высказывались самые разные мнения. Большинство было за Патриаршество, но отдельные авторитетные лица высказывались против его восстановления.

До революции Собор так и не состоялся, но огромная подготовительная работа значительно облегчила труды Всероссийского Поместного Собора, открытого в день . 15 августа 1917 года. Собор, начавшийся в разгар революционной смуты, не мог не отразить народных настроений момента. Если революция ломала весь прежний уклад жизни, подрывала принципы власти и дисциплины, многим казалось, что и Церковь нуждается в широчайшей демократизации: пресвитерство должно ограничивать или вовсе сводить на нет иерархическую власть Епископов, а в жизни приходов власть пресвитеров должна быть ограничена соборным голосом прихожан. Сам состав Поместного Собора 1917 года соответствовал этим демократическим устремлениям. Если каноническая форма Соборов - Соборы епископов, то в 1917 году на Московском Соборе кроме епископов были широко представлены пресвитеры, диаконы, церковнослужители, миряне. При господствовавших демократических устремлениях поначалу трудно было надеяться, что идея восстановления Патриаршества будет поддержана Соборным большинством.

Однако катастрофическое развитие революционных событий привело многие умы к отрезвлению и способствовало сплочению и единению участников Собора. Уже перед октябрьским переворотом после нескольких блистательных речей в защиту Патриаршества стало очевидно, что идея его восстановления возобладала. А вскоре после переворота было предложено прекратить дальнейшие дискуссии и немедленно принять решение о восстановлении Патриаршества и о выборах Патриарха, поскольку уже чувствовалась угроза, нависшая над Церковью и над самим Собором: на улицах Москвы шли ожесточенные бои, и большевики не постеснялись обнаружить свое отношение к Церкви беспощадным обстрелом Кремлевских святынь. Было решено избрать Патриарха жребием из числа трех архиереев, получивших наибольшее число голосов при выборе кандидатов.

Патриархом стал Московский Митрополит Тихон, который был третьим по числу поданных за него голосов. Не имея, подобно первому из кандидатов, архиепископу Харьковскому Антонию (Храповицкому), громкой известности выдающегося церковно-общественного деятеля, святитель Тихон обладал великими дарованиями, что проявилось уже в предшествующем его архиерейском служении в самых различных условиях: в Польше, в Америке, в Ярославле и в Вильне. Когда Виленская епархия была почти вся оккупирована германцами, свт. Тихон много занимался делами беженцев и в связи с этим подолгу жил в Москве. Московский церковный народ полюбил его и избрал его на Московскую кафедру после того, как Временное правительство в самом начале революции уволило на покой свт. Макария (Невского). . Нравственное воздействие его личности было огромно. Очевидец описал одно из появлений свт. Тихона среди иерархов: «…появляется Отец - ласково треплет по плечу одного, обнимает другого, улыбается третьему, скажет ласковое слово четвертому и заметно, как разглаживаются скорбные морщины на старческом лице седого, угрюмого архиепископа, повеселело на сердце у молодого викария, просветлело лицо старика митрополита, восторженно смотрит в глаза старика Патриарха молодой ученый епископ».

С подчиненным духовенством, с народом , даже необходимые замечания провинившимся он делал в самой мягкой, часто шутливой форме. Но ему была свойственна и несокрушимая твердость в защите веры, канонической и нравственной правды. Гонители Церкви услышали изреченную с высоты Патриаршего престола анафему, те, кто развязывал братоубийственное кровопролитие и предавал Россию, заключая мир с Германией, были бесстрашно осуждены Патриархом. Народ потянулся к Святителю, видя в нем своего печальника и заступника.

В 1921 году свт. Тихон выступил с инициативой церковной помощи голодающим. Власти отвергли помощь Церкви и решили воспользоваться голодом (возникшим по их же вине, из-за беспощадных «продразверсток») для решающего разгрома Церкви. Началась конфискация церковных ценностей, и под предлогом сопротивления ей арестовывали тех, кто был наиболее неугоден власти. Множество судов и казней прошло по всей России. Главным обвиняемым был , который подвергался продолжительным домашним арестам и более двух месяцев, в апреле-июне 1923 года, был в тюрьме. Власти пытались в отсутствие Патриарха произвести церковную «революцию». раскольнический «собор» обновленцев объявил Патриарха низложенным и Патриаршество упраздненным. Власти всячески поддерживали обновленцев. Патриарх, который давно был готов к мученичеству (и процесс, затеянный против него, лишь по общеполитическим обстоятельствам не окончился расстрелом), все делал для сохранения Церкви от внутреннего разрушения Ее обновленцами. Под давлением властей свт. Тихон пошел на тяжелые уступки: признал, что занимался прежде контрреволюционной деятельностью, и обязался не быть впредь врагом Советской власти. Верующие скорбели об этих уступках, но их доверие к Патриарху было безгранично, и его авторитет нисколько не умалился. По выходе Патриарха из заточения началось массовое возвращение в Церковь обновленцев. Патриарх не дал разгромить Церковь.

Безмерным всенародным горем стала смерть святителя Тихона на Благовещение 1925 года.

Значение Святителя Тихона как Патриарха выходило далеко за пределы тех его формальных «прав и обязанностей», которые определил Собор 1917-1918 годов. Сам Собор, предвидя возможность затруднений в правильном избрании следующего Патриарха, в негласном постановлении наделил свт. Тихона чрезвычайными, беспрецедентными полномочиями избрать трех преемников-Местоблюстителей с полнотой Патриарших прав. В момент смерти свт. Тихона из трех находился на свободе только ближайший помощник Патриарха митрополит Петр Крутицкий. Только в 1920 году принявший монашество, священство и епископский сан, свт. Петр уже успел побывать в трехгодичной ссылке. Собравшиеся на похороны свт. Тихона 60 архиереев по вскрытии Патриаршего завещания соборно подтвердили полномочия свт. Петра. Недолго пробыл Местоблюститель на свободе, но до самой своей мученической кончины 10 октября 1937 года он оставался живым символом единства Русской Церкви и ее стояния в вере и правде.

Предвидя насильственное удаление от дел, свт. Петр 8 декабря 1925 года за три дня до ареста составил завещание о назначении трех кандидатов в Заместители Патриаршего Местоблюстителя. После ареста свт. Петра в должность его Заместителя вступил первый из названных им иерархов митрополит Нижегородский Сергий, который, в свою очередь, был арестован 8 декабря 1926 года.

12 апреля 1927 года митрополита Сергия освобождают, а 29 июля того же года он издает свою так называемую «Декларацию», где, в надежде на легализацию Церкви, бывшей фактически вне закона после издания Декрета «Об отделении Церкви от государства», призывает к лояльности в отношении Советской власти. «Декларация» вызвала большие споры в церковной среде, многие ее не приняли. Начались расколы в Патриаршей Церкви, верной памяти свт. Тихона и признающей своим Первоиерархом свт. Петра. Гонения тем временем только усиливались, их кульминацией стали страшные 1937-1938 годы, и лишь в 1939 году пошли на спад. Великая Отечественная война, принесшая русскому народу неисчислимые жертвы и страдания, принесла также возрождение Церкви. Власти не могли уже по-прежнему бороться с верой народной. Знаком возвращения Церкви к нормальной жизни явилось восстановление Патриаршества. Митрополит Сергий, с 1934 года имевший титул Блаженства, с 1937 года имевший звание Местоблюстителя, 12 сентября 1943 года избирается Патриархом Московским и всея России. Патриаршество его было, однако, недолгим: 15 мая 1944 года он скончался.

Преемником его стал митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский), епископскую хиротонию которого в 1913 году возглавил Патриарх Антиохийский Григорий. Патриаршество Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия - это целая четверть века: 4 февраля 1945 года - 17 апреля 1970 года. Первые 10 с небольшим лет этого Патриаршества были наполнены созидательной работой по возрождению приходов, монастырей и духовных школ, которой внимательно и мудро руководил Святейший. Но затем начались хрущевские гонения, когда закрыли больше половины церквей, много десятков монастырей, 5 из 8 семинарий. Постепенным возрождением Церкви отмечено Патриаршество Святейшего Пимена (3 июня 1971 - 3 мая 1990). В 1927 году, 17 лет от роду, он принял монашество и в следующие годы сочетал священнослужение с послушанием церковного регента.

Как и его предшественник, он не избежал репрессий. На Патриаршем престоле Святейший Пимен особенно заботился о возрождении монашества и о сохранении литургических традиций. 7 июня 1990 года был избран, а 10 июня возведен на Патриарший престол ныне возглавляющий Русскую Православную Церковь Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Наш Первосвятитель родился 23 февраля 1929 года за пределами СССР и возрастал под влиянием традиционной церковной среды, которой не коснулись гонения. 3 сентября 1961 года будущий Патриарх был хиротонисан во Епископа Таллинского и более 30 лет управлял своей родной епархией, выполняя и другие церковные служения: Управляющего делами Московской Патриархии, а с 1986 года - митрополита Ленинградского и Новгородского. Под руководством Святейшего Патриарха Алексия 11 происходит всестороннее возрождение церковной жизни: число приходов, монастырей, духовных школ и епархий увеличилось в несколько раз. Развиваются новые, немыслимые в годы государственного атеизма формы миссионерской и социальной церковной деятельности. Великим событием в истории нашей Церкви было прославление Собором 2000 года сонма Новомучеников и Исповедников Российских. Водимая благодатью Божией, хранящая сокровища веры и подвига всех предшествующих поколений, Церковь неустанно осуществляет свою спасительную миссию.

Историческое и экклезиологическое значение встречи Сталина с тремя архиереями в Кремле и последовавшего собора до сих пор получает очень разные оценки. Одни усматривают в событиях 1943 года возрождение церкви (сам термин «второе восстановление патриаршества» отсылает к «первому восстановлению» в 1917 году). Другие с пренебрежением говорят об учреждении «сталинской церкви». Участники конференции, приуроченной к 70-летию «второго восстановления патриаршества», постарались увидеть это событие в исторической перспективе, поговорить о том, что ему предшествовало и к каким последствиям в современной жизни церкви оно привело.

Сейчас широко распространена точка зрения, что именно восстановление патриаршества стало главным деянием Собора 1917 года. Хотя на самом Соборе единогласия в этом вопросе не было, многие люди действительно связывали с патриаршеством надежду на самостоятельность церкви. Однако оно было скорее символом такой независимости и соборности. Так, 34 Апостольское правило, которое было использовано как аргумент для восстановления патриаршества в 1917 году, не даёт безусловных канонических оснований для введения этой формы управления. Сформулированное в Римской империи, оно лишь закрепляло за каждым из народов право иметь своего национального первого епископа, о чем и говорят слова: «епископам всякого народа подобает знати первого из них».

Решение об избрании патриарха, которое принималось в условиях государственного переворота и гражданской войны, не было безупречным и с процедурной точки зрения. В голосовании смогли принять участие меньшинство участников Собора, предварительно не были определены права и обязанности будущего патриарха.

«Патриаршество - неясный термин, который никак себя не проявил в истории Русской церкви», - сказал протоиерей Георгий Митрофанов, заведующий кафедрой церковной истории СПбДА. Каждое «патриаршество», начиная с 1589 года, имело новый смысл, а реальное значение патриархов мало чем отличалось от значения предстоятелей, не имевших такого титула. К XX веку у Русской церкви практически не было опыта независимого, канонически определенного в традиции предстоятельства и воплощённой в конкретных институтах или церковных постановлениях соборности.

1943 год узаконил тот тип церковно-государственных отношений, когда для легального существования церковной структуре нужно было беспрекословно слушаться всех рекомендаций власти, причём транслируя и обосновывая их от своего имени, не ссылаясь на светскую власть. События 1943 года были подготовлены и многовековой историей, и рядом тяжёлых компромиссов, на которые пошёл митрополит Сергий (Страгородский), после смерти патриарха Тихона в 1925 году ставший заместителем находившегося под арестом патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), а в конце 1936 года фактически сделавший себя патриаршим местоблюстителем. «Представитель церковной иерархии, присвоивший себе права её предстоятеля, пошёл на компромисс с властью, которая ставила своей задачей уже не просто уничтожение церкви, а использование недоуничтоженной церкви в своих антихристианских интересах, - охарактеризовал отец Георгий Митрофанов этот шаг митрополита Сергия. - При таком положении уже не нужно никаких внешних сил. В сознании многих священнослужителей начинает взращиваться свой внутренний уполномоченный, который в конечном итоге начинает менять церковную жизнь изнутри».

«Перевоспитание» уцелевших к 1943 году архиереев и священников ссылками и каторгами и непрестанная забота совета по делам РПЦ о подготовке новых церковных кадров в соответствии с потребностями советской власти принесли свои плоды. В облике церкви стали проступать советские черты. Появились табуированные темы, в число которых попали прежде всего те, с которыми в 1917 году связывалось обновление церковной жизни, - темы проповеди, языка богослужения, роли мирян в церкви. Была выстроена жёсткая «вертикаль власти» при полном недоверии к церковному народу.

Был ли митрополит Сергий родоначальником «сергианства» как особого типа отношений между церковью и государственной властью или он продолжал действовать в той логике, в которой столетиями развивалась церковная жизнь? Мог ли иерарх церкви, изначально воспринявшей византийскую модель взаимоотношений с государством, поступить по-другому? Был ли иной ответ на беспрецедентно жёсткие исторические условия внутри константиновской парадигмы церковной жизни? На протяжении веков Русская церковь существовала как бы в двух планах - реальном и символическом. Сама идея симфонии, идея христианского государства - символична, поскольку, как заметил заведующий кафедрой богословских дисциплин и литургики СФИ Давид Гзгзян , не может быть христианского государства, перед государством просто не стоит задача воплощения евангельской максимы, которая стоит перед церковью. Тогда как антихристианское государство, как показала история, вполне осуществимо.

Главное значение Собора 1917-1918 годов в том, что он стал едва ли не единственной в истории Русской церкви попыткой отреагировать на крах многовекового константиновского периода, связанного с определённым взглядом на её отношения с государством, убеждён ректор СФИ священник Георгий Кочетков . Собор впервые за много столетий вспомнил о церкви как о Церкви, попытался перевести стрелки часов на новую историческую эпоху. «Второе восстановление патриаршества» в 1943 году совершило разворот, стало страшной попыткой вернуться к идее симфонии, не оправданной реалиями жизни.

Характерен документ 1945 года, зачитанный заведующим кафедрой церковно-исторических дисциплин СФИ кандидатом исторических наук Константином Обозным , - статья митрополита Вениамина (Федченкова), в 1920-е годы резко критиковавшего советскую власть. Он пишет уже о Поместном соборе 1945 года, избравшем патриарха Алексия I, и даёт такую характеристику председателю совета по делам РПЦ генерал-майору НКГБ Георгию Карпову: «Это верный представитель государственной власти, как и подобает ему быть таковым. Но сверх сего и лично это - человек совершенно искренний, откровенный, прямой, твердый, ясный, почему он сразу внушает всем нам доверие к себе, а через себя и к советской власти… Он, как и вообще правительство, открыто желает помочь Церкви в устроении её на началах Советской Конституции и в согласии с нуждами и желаниями церковного народа. Горячо верю и желаю ему полного успеха». Отец Георгий Митрофанов сравнил подобное мироощущение со стокгольмским синдромом: «Государство, которое физически не уничтожает церковь и даёт ей почетное место, для неё уже самое лучшее, будь то Золотая Орда, Турецкий султанат или СССР».

Еще одним следствием «второго восстановления патриаршества» можно считать то, что появился новый для православия тип церковного устройства - крайний клерикализм. «Трудно сказать, возник он в 1943 или в 1993 году, - сказал отец Георгий Кочетков . - Он как будто призван показать, как не надо жить в церкви. Может быть, если люди это увидят, то зададутся вопросом: а как надо? Когда читаешь о церковной жизни в дореволюционных изданиях, возникает впечатление, что мы живем в разных церквях, на разных планетах, а когда читаешь о древней церкви, - это еще одна планета. Вроде вера та же, Господь один, крещение одно, а церкви совершенно разные».

«Второе восстановление патриаршества» запустило в действие механизм, приведший к изменению представлений о норме церковной жизни. В постсоветском православии как будто не осталось места вере в церковь как в сообщество людей, объединенных евангельским откровением, как в собрание, реально, а не символически возглавляемое самим Христом.

В результате утраты церковью основополагающих принципов своего бытия, в ней стали давать о себе знать явления, которые участники охарактеризовали как «тёмную силу». В 1990-е годы она соединилась с определенными политическими силами и выплеснулась на страницах одиозных антихристианских СМИ, на псевдонаучных конференциях в духе «православного большевизма», в клеветнических коллективных письмах против церковнослужителей и иерархов. Именно с необходимостью ограничить действие этой «тёмной силы», порождённой советской властью, многие современные специалисты связывают централизацию церковной власти.

Участники семинара размышляли и о возможных путях преодоления в церковной жизни черт, которые она обрела в эпоху «второго восстановления патриаршества», в частности агрессии, обскурантизма, национализма, клерикализма, внутреннего и внешнего сектантства, недоверия, неверия и цинизма. В связи с этим разговор вышел на проблему духовного просвещения. «Чем более просвещённым становится христианин, тем более цельной становится его церковная жизнь и тем больше он может противостоять агрессии», - убеждён доктор исторических наук, профессор Сергей Фирсов (СПбГУ).

Однако что понимать под христианским просвещением? Можно ли его напрямую связывать с увеличением числа дипломированных священнослужителей? Протоиерей Георгий Митрофанов считает, что просвещение несводимо к образованию. Главное, чего не хватает в современной церковной жизни, в том числе и в духовных школах, - это изменение отношений между людьми. В церкви нужна проповедь не только словом, но и жизнью. С ним солидарен отец Георгий Кочетков , он связывает основную задачу христианского просвещения с изменением отношения к жизни, к человеку, к церкви, к обществу. Именно этой цели служит и подлинная катехизация, оглашение, в нормальном случае предшествующая духовному образованию, добавил он.

Подлинное просвещение, связанное с возвращением к евангельским основаниям церковной жизни, с усвоением и осмыслением разных пластов церковной традиции, способно возродить не только отдельного человека, но и целые сообщества людей, создать среду, в которой возможно преодоление болезней и постсоветской церкви, и постсоветского общества. Таков один из выводов, к которым пришли участники разговора.

XX век, связанный для Русской церкви с окончанием константиновского периода, открыл перед ней новые возможности. Впервые лишенная опоры на государство, она была поставлена перед вопросом, в чем реальные основания её жизни. По пророческому слову монахини Марии (Скобцовой), это «безбожное и нехристианское время вместе с тем оказывается как бы преимущественно христианским и призванным раскрыть и утвердить христианскую тайну в мире». Именно по этому пути раскрытия и утверждения пошли немногочисленные духовные движения типа общин и братств. «Второе восстановление патриаршества», судя по его историческим последствиям для церкви и страны, стало во многом движением против хода истории, однако христианство по своей природе не может уйти от диалога с исторической реальностью, и его поражения, может быть, яснее всего обозначают перед церковью новые задачи.

Сто лет назад в России было восстановлено Патриаршество, которое в РПЦ было упразднено российским императором Петром I еще в 1700 г. и вместо которого в 1721 г. были учреждены высший орган церковного "православного" управления – Святейший правительствующий Синод и определенный надзорный орган государства за церковными делами – обер-прокуратура.
Но именно после победы большевиков в Октябре-1917 (что весьма показательно для рассматриваемой темы ) Патриаршество в Русской Православной Церкви было восстановлено. А Патриархом Московским и всея России был избран митрополит Московский и Коломенский Тихон. И казалось бы - при чем здесь В.Ульянов(Ленин) и дониконовская история появления восточного христианства [в виде Руськой Церкви] на просторах нашей Отчизны? Что ж, рассмотрим эти незримые многими аспекты повнимательнее.

Обратимся к истории. Патриаршество в Руськой Церкви было учреждено в Москве в мае 97 года по применяемому тогда в Руссiи летоисчислению (7097г.от сотворения мира/ 1589г. от Р.Х. ), и до "никоновской" реформации Первосвятитель Руськой Церкви именовался как "архиепископ царствующаго града Москвы и всеа великия и малыя и белыя Русии и всеа северныя страны и помориа и многих государств Патриарх". С времен Никона и насильственного переформатирования христианства Руськой Церкви в РПЦ - слово слово "Русия" в поименовании была сменена на греческий манер на "Россия". А вскоре Патриаршество в РПЦ было совсем отменено Петром I, православие как религиозная конфессия по сути перешло под государственное управление и контроль [«Ст. 64: Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. Ст. 65: В управлении Церковном Самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, Ею учрежденного» ].
И во многом именно "никоновская" реформаторская смена простых с виду слов в "Символе Веры" и поименовании Патриарха Руськой ранее Церкви, по своей ментальной сути повлекшая изменение смыслового содержания, а затем последовавшая реформа РПЦ Петра Первого - стали многовековым раздражителем для гонимых последователей Руськой Церкви-"старообрядцев"/"староверов", а также катализатором напрямую связанных с ними народных бунтов и Смуты в Российской империи, "идеей фикс" которых было свержение "анитихристова царского семейства Романовых". Что, еще будучи юношей и проводя много времени в "староверческой" среде Самары, понял и воспринял как " " будущий лидер большевиков и Великого Октября Владимир Ульянов(Ленин).
Кроме того, еще на рубеже XIX–XX вв. в среде православного духовенства все чаще стала звучать точка зрения о неканоничности Святейшего Синода, о «засильи» государства в церковных делах, о необходимости реформировать внутрицерковное управление, что требовало изменения взаимоотношений церкви и государства [для РПЦ насущным представлялось восстановление патриаршества ], против чего выступало царское правительство и сам Николай II. К тому же выход 17.04.1905 г. царского указа «Об укреплении начал веротерпимости» пошатнул веру консервативной части российского общества в царское правительство, которое во время роста революционных выступлений фактически отказалось от политического покровительства православию.
И сложилась ситуация, при которой духовенство РПЦ, также как и "большевики", было заинтересовано не только в уничтожении монархии, но и, в первую очередь, в «десакрализации» царской власти, - в то время как различные политические партии и социальные группы российского общества, двигавшие революционный процесс, были заинтересованы только в свержении авторитарной власти российского самодержца. А по сути "патриарх" нужен был революционному движению "большевиков" как сила, с помощью которой можно было бы ускорить падение (или свержение) самодержавной власти "помазанника Божьего". Для самого же стремившегося к независимости духовенства РПЦ светская власть (народовластие), не вмешивающаяся в дела внутреннего управления церкви и дающая ей «свободу» действий, - была более привлекательной формой государственной власти по сравнению с царизмом и, как показало дальнейшее развитие событий, по сравнению с "прозападным" Временным правительством.
[Князь Н.Жевахов вспоминал: «В предреволюционное время натиск на Царскую Россию вели не только пиджаки и мундиры, но и смиренные рясы, а этим последним Патриарх был нужен лишь для опоры их революционных замыслов и вожделений» .]
Потому не стоит удивляться, что в февральско-мартовские дни 1917 г. члены Святейшего Синода, движимые мотивами, обусловленными историко-богословской проблемой «священства-царства», сыграли одну из ведущих ролей в свержении института самодержавия. Уничтожение царской власти снимало и сам предмет многовекового спора о преобладании в нашем государстве власти царя над властью первосвященника или власти первосвященника над царем. Официальная позиция в целом всего высшего духовенства, заявленная весной 1917г., свидетельствовала о том, что иерархи решили воспользоваться политической ситуацией для осуществления своего желания получить освобождение от императорского влияния на церковные дела и фактически избавиться от царя как своего «харизматического конкурента». Но Временное правительство не спешило отказаться от контроля над РПЦ, предписав представлять церковные решения «на уважение» государственной власти.
Немудрено, что когда 25 октября Временное правительство было свергнуто большевиками, а на следующий день было сформировано новое – Совет народных комиссаров, Православная Церковь никак не стала защищать Временное правительство, хотя в марте 1917г. она объявила его «благоверным», властью «от Бога» и привела народ к присяге ему.
По словам князя Н.Жевахова, Поместный собор РПЦ 1917–1918 гг. – «одно из самых непостижимых завоеваний революции». Этот собор, вопреки исторической практике Восточной православной церкви, был созван без воли императора, неоднократно признававшим его созыв несвоевременным. Собор даже не упомянул, что во время его заседаний Царская семья находилась под арестом в Тобольске (с 30.04.1918г.–в Екатеринбурге), не потребовал у властей ее освобождения или хотя бы разъяснений относительно не вполне ясных и убедительно обоснованных причин ареста (в первую очередь, цесаревича и великих княжен).
Характерно, что вновь избранный Патриарх Тихон от участия в освобождении Романовых отказался, сказав, что сделать для них ничего не может, и предпочел ограничиться передачей Николаю II большой просфоры и своего благословения. Полученные же на "выкуп и освобождение" царской семьи Романовых деньги он распорядился по прямому назначению не тратить, а отложить их для церковных нужд. [По материалам "Восстановление патриаршества. 1905–1917 гг. "/М.А.Бабкин ]
Посему вполне логично, что именно после прихода "большевиков" во главе с В.Ульяновым(Лениным) к власти в октябре 1917г. было немедленно восстановлено Патриаршество в РПЦ, а сами "большевики" не чинили никаких препятствий к стремлению "православного духовенства "отойти от государства".
(Правда, в дальнейшем сами "большевики" буквально сразу взяли себе на вооружение принцип управления церковью через «первого епископа», и, сосредотачивая комплекс мер своего воздействия на личности или патриарха или его местоблюстителей, властям удавалось получать «нужные» для своих целей церковные постановления. )

И стоит вспомнить - как Поместный Собор РПЦ выбирал 100 лет назад своего первосвятителя. А было это сделано по весьма необычному для РПЦ порядку: все соборяне подают записки с именами трех кандидатов; получивший абсолютное большинство голосов будет признан избранным в кандидаты (при отсутствии абсолютного большинства у трех кандидатов проводится повторное голосование, и так до тех пор, пока не будут утверждены три кандидата); потом жребием из них будет избран Патриарх. Тем самым в этот поистину исторический момент православные архиереи сами смиренно отказывались от своего права на окончательное избрание, передавая это непомерно важное решение на волю Божию.
30 октября 1917г.[по старому стилю ] проведен был первый тур тайного голосования. В результате архиепископ Харьковский Антоний получил 101 голос, архиепископ Тамбовский Кирилл - 27 голосов, митрополит Московский Тихон - 23, остальные - менее того.
На следующий день было проведено новое голосование, в котором подавались уже записки с тремя именами. Первым кандидатом в Патриархи признан был архиепископ Харьковский Антоний (159), следующим - архиепископ Новгородский Арсений (199), в третьем туре святитель Тихон (162).
Избрание жребием назначено было на 5 ноября [17 ноября - по новому стилю ] в храме Христа Спасителя. Назначенный тянуть жребий затворник Зосимовой пустыни схииеромонах Алексий, кладя земные поклоны и трижды совершив крестное знамение, помолился и вынул из ковчежца жребий. После чего приняв от старца жребий и вскрыв его, архипастырь митрополит Владимир внятно прочитал: «Тихон, митрополит Московский. Аксиос!»

Вот так Божьим Провидением Патриархом Московским и всея России был избран митрополит Тихон, который до того как возглавить митрополию Московскую и Коломенскую был архиепископом Ярославским и Ростовским и даже был удостоен почетного звания «Почётного гражданина города Ярославля» [«случай избрания епископа почётным гражданином города является чуть ли не единственным в истории Русской Церкви» - отметил Святейший Синод в сентябре 1914 года ]. Тем самым Небесная Канцелярия, скинув намеренно навязанные плевела киевско-могилянской лжи, словно впрямую указала на реальную историю появления Руськой Церкви - с северо-западных земель нашей "евразийской Ойкумены", когда "варяга-русь" (то бишь принявшая восточное христианство[в виде Руськой Церкви] часть племенной элиты "меря") были объективно вынуждены поставить свой "руський"(христианский) город отдельно от сакрального дохристианского ("мордовского" - в смысле религиозной характеристики) Сарского городища "мери", в результате чего появился на территории создающегося в ходе поликонфессионального генезиса "Русского мiра".

Прискорбно, что через несколько лет Патриарха Тихона, также как и РПЦ и другие религиозные конфессии, - ждали очень сложные и полные трагедий времена, когда власть и общество в целом пошли на поводу разрушительных идей чуждого "Русскому мiру" "троцкизма" и "коминтерновского"[можно еще сказать - "зарубежного"/"эмигрантского"] крыла руководства "большевиков". Но такова уж непростая история нашей страны...