Где сейчас икона ушакова тайная вечеря. "тайная вечеря".различные трактовки сюжета

С. Ушаков. "Тайная вечеря"

Особенный интерес в картине представляет фон, заимствованный Ушаковым из композиции Веронезе "Пир в доме Симона Фарисея". Таким образом, можно сделать вывод о том, что знаменитый иконописец был знаком с творчеством западноевропейских живописцев, а также знал технику так называемого фряжского письма.

Ту же технику мастер использовал и в другой своей работе под названием "Архангел Михаил". Наряду с персонажем-святым, в композиции выведен и образ современника автора, донатора, который, преклонив колени, преподносит дар архангелу.

Творчество Ушакова представлено не только иконами, но и росписью. Он работал над росписями внутренних стен многих церквей и соборов. Кроме того, Ушакову доверяли оформление палат царей и цариц. Он также принимал активное участие в расписывании Георгиевской палаты Кремля и боярских комнат.

В течение двух лет Ушаков занимался оформлением комнат Коломенского дворца. Росписи были представлены самыми разными жанрами: аллегорическими картинами, пейзажами, а также композициями, отражающими реальные исторические события. Потолки, как правило, украшали изображения звезд, солнца и луны.

Как уже упоминалось выше, Ушаков проявил себя и как мастер гравюры.

Он стал первым из современных ему художников-граверов, кто смог верно с анатомической точки зрения отобразить натуру.

Наиболее полно его талант раскрылся в медной гравюре, которая называется "Семь смертных грехов" (1665).

Произведение представляет картину движущегося грешника, который несет в лукошке свои грехи. Олицетворением грехов в композиции являются животные: собака, змея, козел, медведь, лягушка, лев и павлин. Они символизируют собой зависть, скупость, уныние, гнев, гордыню и др.

При этом все герои изображены достоверно, так, как они выглядят в реальной действительности.

Необходимо отметить, что гравюра Ушакова "Семь смертных грехов" носит дидактический характер. Словно живой, предстает перед зрителем грешник, направляющийся к страшному обрыву, со дна которого поднимается огненный столб - символ адского огня.

У художника было очень много учеников. Со временем он открыл собственную живописную школу, в которой учил "писать стенным письмом, самым добрым мастерством". Сохранились сведения о том, что Ушаков был наставником своих подопечных не только в вопросах изобразительного искусства. Он сумел раскрыть перед учениками философскую картину мира, а также помог им узнать о том, каковым же является предназначение искусства, в частности иконописи.

Школа, которую открыл Симон Ушаков, славилась своей демократичностью. Там могли обучаться не только посадские люди, но и крестьяне. Главным критерием при приеме в школу было наличие в человеке дара изображать мир и людей.

Об этом свидетельствует тот факт, что принятым в школу Ушакова однажды оказался крепостной. Мастер смог уговорить боярина Хитрово, фактического владельца художественной мастерской, выкупить у помещика некоего Зиновьева Георгия Терентьевича, который "иконное художество святых икон воображение писать искусен и пишет добрым мастерством".

Решив оставить в наследство потомкам теоретические наставления по русскому иконописанию, Ушаков начал работать над трактатами, посвященными теории изобразительного искусства. Его первым сочинением стал "Алфавит художества" ("Азбука художества"), в котором он изложил свои знания о строении, пластике и пропорциях человеческого тела.

Другим, не менее ценным теоретическим трудом Ушакова стало "Слово к любо-тщательному иконного писания" (около 1666). Автор предстал в нем истинным любителем искусства русской иконописи. Он говорил о пользе живописи: "Ведь образы живут в памяти, напоминают о прожитом, являются свидетельством прошедших времен, оживляют мертвых… Образы показывают нам, что находится вдали, и одновременно представляют нам то, что находится в разных местах".

Судя по летописным упоминаниям, Ушаков с давних пор лелеял в сердце мечту построить новую художественную мастерскую с просторными и светлыми комнатами. Однажды он послал царю челобитную, в которой сказал о том, что "дворишко малое и в грязи, и хоромишек построить для иконного мастерства и учеников негде".

Видимо, царь откликнулся на прошение знаменитого иконописца. Вскоре на Посольской улице появился дом, который мастер стремился как можно скорее благоустроить. Однако мечте не суждено было сбыться. Боярин Нарышкин, позавидовав живописцу, отобрал у него новый двор со всеми постройками и насаждениями.

Раздосадованный Ушаков вновь обратился к царю с просьбой присмирить слишком деятельного боярина. Однако на этот раз владыка всея Руси остался глух к просьбе иконописца.

Несмотря на занятость общественной деятельностью, Ушаков на протяжении всей своей жизни не оставлял живописи. Одним из его произведений позднего периода является картина-икона под названием "Владимирская, или Насаждение Древа государства Российского". На золотистом фоне автор представляет зрителю мощное Древо. Вокруг него располагаются медальоны с изображениями русских царей, героев и священнослужителей. Древо выходит из Кремля, а у корней его размещена фигура Ивана Калиты. Кремль изображен мастером с особой тщательностью. На стенах его видны изображения членов царской семьи. И в этом Симон Ушаков стал новатором: царскую фамилию впервые изобразили при жизни. Необходимо сказать, что данное произведение произвело необычайно сильное впечатление на современников мастера. Не менее значительной кажется она и сейчас, в самом начале XXI века.

Прокопий Иванович Чирин
(? - 1621/23)

Прокопий Чирин, знаменитый русский иконописец, писал свои произведения по заказу известного российского промышленника Н. Г. Строганова, который славился тем, что не только удачно вел коммерческие дела, но также ценил и искусство.

До сих пор учеными не установлена дата рождения Прокопия Ивановича Чирина. Исследователи утверждают, что долгое время он работал в мастерской иконописи, основанной промышленником Н. Г. Строгановым.

Сохранившиеся до наших дней памятники письменности свидетельствуют о том, что знаменитый мастер-иконописец родился в Новгороде. В период с 1620 по 1621 год он числился в списке царских мастеров Оружейного приказа, т. е. был "царским жалованным иконописцем".

Первые свои произведения Прокопий Чирин выполнил в Строгановской школе иконописи. Так, одной из самых знаменитых икон, написанных Чириным, стало миниатюрное изображение "Никита-воин", работа над которым была завершена к 1593 году. При написании этой изящной иконы мастер использовал специальным образом составленные густые краски. В результате у него получилась картина, выполненная в темных тонах. При взгляде под определенным углом она казалась выкрашенной золотом.

Прокопий Чирин смог умело сочетать в иконе красоту и мистическую возвышенность. А верно найденное цветовое решение картины во многом способствовало созданию яркого образа, а также написанию глубокого по своему содержанию произведения живописи.

Одной из наиболее популярных сохранившихся икон Чирина считается композиция "Иоанн Предтеча". Для автора важно показать не безлюдную пустыню, а тихое и уединенное место, где человек может отрешиться от всего земного и предаться мыслям о внутреннем своем существе и Боге. Последними произведениями, созданными Чириным, были изображения евангелистов, написанные по заказу издателей книг, состоявших на службе при Московском печатном дворе.

П. Чирин. "Богоматерь Владимирская" с праздниками, начало XVII века

Все дошедшие до наших дней работы, созданные Прокопием Чириным, отличаются живым, "говорящим" цветом, изысканной утонченностью художественной манеры автора, а также особенным его вниманием к мельчайшим деталям.

Художник стремится к тому, чтобы создать яркий образ, который сможет взволновать душу зрителя. Фигуры, представленные на иконах Чирина, хрупки и изящны. Глядя на них, создается впечатление, что на земле они существуют только благодаря телу. Не будь его, они тотчас же поднялись в небеса…

Исследователи утверждают, что в творчестве Чирина проявился своеобразный синтез традиций моленных икон, создаваемых византийскими мастерами, и иконописи московских художников последних десятилетий XIV столетия.

Точную дату смерти талантливого иконописца Чирина установить не удалось. Одни ученые полагают, что это могло произойти не позднее 1621 года, а другие утверждают, что знаменитый мастер иконописи скончался в 1623 году. Однако как бы там ни было, он жил и создавал картины, которые волнуют душу и современных ценителей произведений изобразительного искусства.

Подробности Категория: Искусство Древней Руси Опубликовано 29.01.2018 18:19 Просмотров: 1491

Творчество Симона Ушакова отражает те устремления и эстетические идеалы, которыми жила его эпоха.

Ушаков всегда оставлял на своих работах авторскую подпись, дату, а часто и имя заказчика и даже место, куда предназначалась икона. Всё это говорит о том, что в XVII в. существовало понятие об авторской ответственности.
Симон Ушаков работал в царствование Алексея Михайловича (Тишайшего, 1629-1676) – второго русского царя из династии Романовых.

Биография

Ушаков (Симон или Пимен) Федорович (1626-1686) предположительно происходил из посадских людей. Уже в возрасте 22-х лет был принят в царские «жалованные» (т. е. получавшие постоянное содержание) мастера Серебряной палаты при Оружейном приказе. Он делал рисунки для предметов церковной утвари и дворцового обихода, расписывал знамена, создавал узоры для рукоделий, писал образа для двора, церквей и частных лиц и вскоре приобрёл известность лучшего в Москве иконописца.
В 1664 г. был переведён на службу в Оружейную палату, и круг его деятельности расширился. Он стал во главе царских мастеров, образовал целую школу иконописцев, пользовался милостями царя Алексея Михайловича и его преемников на престоле, т.е. был государевым иконописцем. Алексей Михайлович ценил его талант, заказывая ему мерные иконы с изображением небесных покровителей своих детей.

Симон Ушаков. Икона «Сергий Радонежский» (1669)
Симон Ушаков поступил на государеву службу в качестве художника в 1648 г. В это время страна постепенно возрождалась после «смуты» и нашествия интервентов. Становилась устойчивее экономика, расширялись зарубежные контакты. Несмотря на социальные восстания, бунты и церковные реформы, приведшие к расколу в Церкви, именно вторая половина XVII в. ознаменовалась небывалым по масштабу расцветом поздней русской средневековой архитектуры, монументального искусства и иконописи. Культуру этого периода иногда называют «переходной» от Средневековья к Новому времени и сравнивают то с западноевропейским Ренессансом , то с эпохой барокко .
Действительно, она была довольно пёстрой: создавались великолепные постройки, фрески, но одновременно шли споры о стиле и качестве православных икон. Ушаков как раз и работал над решением этой задачи слияния новых художественных приемов и многовековой иконописной традиции.

Творчество

Икон кисти Ушакова дошло до нас довольно много, но некоторые из них были искажены позднейшими записями и реставрациями. Лучше других сохранились иконы Благовещения (церковь Грузинской Божьей Матери в Москве), Владимирской Богоматери с московскими угодниками (там же), св. Феодора Стратилата (у могилы царя Федора Алексеевича, в Архангельском соборе), Нерукотворенного Спаса (в соборе Троицко-Сергиевской лавры), Сошествия Св. Духа (там же), икона-портрет царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича (в Архангельском соборе).
Произведения Ушакова свидетельствуют о том, что он был талантливым художником, прекрасно владел средствами техники того времени. Его творчество базировалось на основе русско-византийской иконописи, но и западное искусство было ему известно. Он изобретал новые композиции, присматривался к западным образцам, стремился придать фигурам индивидуальность и динамику.

Икона «Насаждение древа государства российского» (XVII в.)

Симон Ушаков. Икона «Похвала Владимирской иконе Божией Матери» («Насаждение древа государства Российского»). 1668 г. Государственная Третьяковская галерея (Москва)
Владимирская икона изображена здесь как главная святыня всей Руси. В области православной иконографии Ушаков не был новатором, за исключением иконы «Похвала Владимирской иконе Божией Матери», или, как её ещё называют, «Насаждение древа государства Российского». Образ был написан для иконостаса церкви Троицы в Никитниках, рядом с которым художник жил и прихожанином которого являлся.
За стенами Московского Кремля изображен Успенский собор, из которого произрастает древо. В центре, среди его ветвей и цветов, расположен медальон с образом Владимирской иконы Богоматери. У подножия Успенского собора изображены насаждающий древо князь Иван Калита и поливающий корни растения из кувшина митрополит Петр. По сторонам от них представлена здравствующая царская семья: государь Алексей Михайлович, его супруга Мария Ильинична, сыновья Алексей и Федор.

Царица Мария Ильинична с сыновьями Алексеем и Федором. Деталь иконы «Насаждение древа государства Российского»
От древа, произросшего в центре Московского государства, идут побеги в виде виноградных лоз с листьями, цветами роз и гроздьями плодов. Главными же его плодами являются святые русской земли, изображенные в двадцати медальонах со свитками-молениями в руках. Справа от иконы Богоматери представлены святители (митрополиты Иона, Алексий, Киприан, Филипп, Фотий, патриархи Иов и Филарет), а также цари Федор Иванович, Михаил Федорович и царевич Димитрий. Слева – преподобные Андроник Московский, Сергий и Никон Радонежские, Пафнутий Боровский, а также московские юродивые Василий Блаженный, Максим Блаженный и Иоанн Большой Колпак.
В иконе Симона Ушакова древо не генеалогическое, а духовное. Их родство состоит в том, что все они – святые Русской земли. Московский Кремль символизирует устроенный Господом вертоград. Благочестивыми работниками Христа как хозяина виноградника являются митрополит Петр (1308-1326) и Иван Калита (1325-1340), с именами которых традиционно связывается возвышение Москвы. При митрополите Алексии князем Димитрием были построены стены Кремля, а при митрополите Киприане в Успенский собор из Владимира была перенесена икона Богоматери (в 1395 году), ставшая его главной святыней. Так происходило возвышение Москвы, превращение ее в первопрестольный град. Уникальность иконы «Насаждение древа государства Российского» состоит в том, что она отображает единую историю Руси и Русской Православной Церкви.
Ушакова прежде всего интересовали приемы написания ликов святых. Изображение фона и одежд он часто поручал писать своим ученикам. При этом для своих работ Ушаков чаще всего выбирал простой фон, например, светло-голубой: иконы «Богоматерь Киккская», «Преподобный Сергий Радонежский», «Архангел Михаил, попирающий дьявола».
Им было создано более 12 образов «Спаса Нерукотворного». Постоянно возвращаясь к этой иконографии, он старался зримо передать соединение во Христе двух природ: божественной и человеческой, создать образы воплотившегося Господа, Богочеловека. Свет в его иконах идет изнутри образа, а не извне. Иконы Ушакова остаются истинными православными образами.
Стиль письма Ушакова получил название «живоподобие»: несмотря на большую анатомическую точность и наметившийся физический объем, иконы, созданные им, обладают отстраненностью, эмалевой гладкостью и светоносной силой, характерных для «горнего мира».
Ушаков был разносторонней личностью, он руководил огромной мастерской, при этом и сам много работал. Он был также талантливым писателем – создал трактат об искусстве живописи «Слово к люботщательному (любителю) иконного писания», в котором говорит о том, что Главный Художник – это сам Творец, создавший и благоукрасивший мир: «Не сам ли Господь учит нас искусству иконописания?». В трактате он призывает к защите почитания икон, рассуждает о соотношении образа и первообраза и осуждает хуление святых икон.

Икона «Архангел Михаил, попирающий дьявола»

Симон Ушаков «Архангел Михаил, попирающий дьявола» (1676). Государственная Третьяковская галерея (Москва)
Икона имеет необычный «круглящийся» позем. Слева и справа от архангела рисунком намечены фигуры избранных святых. В левом нижнем углу изображён человек в молитвенной позе, одетый в посадское платье и обутый в сапоги. Предположительно, это автопортрет художника или портрет заказчика иконы.

Икона «Троица»

Симон Ушаков «Троица» (1671). Государственный Русский музей (Петербург)

Эта икона Ушакова перекликается с известной иконой Андрея Рублёва, повторяя её композицию, а также заимствуя позы, жесты, рисунок складок на одеждах ангелов. Прототипом для архитектурного заднего вида в зеркальном отображении послужила гравюра с картины Паоло Веронезе «Пир в доме Левия».

Паоло Веронезе «Пир в доме Левия»
Сначала картина называлась «Тайная вечеря», но после вмешательства Святой инквизиции художник дал картине новое название.

Икона Божией Матери «Кикская»

Симон Ушаков. Икона Божией Матери «Кикская» из церкви свт. Григория Неокесарийского на Большой Полянке (1668). Государственная Третьяковская галерея (Москва)
Эту копию Ушаков сделал с Киккской (или Кипрской) иконы Богоматери, восходящей к чудотворному образу монастыря Хиландар на Афоне и чтимой на всем греческом Востоке в XVI-XVII вв.
По рисункам Ушакова было выполнено множество гравюр. Они отличаются смелостью в передаче пространства, построенного несколькими планами. В гравюре с изображением царя Давида Ушаков вновь использует архитектурный фон с картины Веронезе, а в гравюре с изображением царевича Иоасафа в окне изображён пейзаж с дворцом и геометрическим парком перед ним.

Беседа Варлаама с царевичем Иоасафом. Иллюстрация к книге «История о Варлааме и Иоасафе» Симеона Полоцкого. Рисунок Симона Ушакова. Гравюра Афанасия Трухменского (1681)
Тайная вечеря является сюжетом множества икон и картин, из которых самое известное произведение – это «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. Тайная вечеря – это последняя трапеза Иисуса Христа с его двенадцатью ближайшими учениками (апостолами), во время которой Он установил таинство евхаристии, преподал заповеди о смирении и христианской любви, предсказал предательство одного из учеников и будущие судьбы христианской церкви и всего мира. Этот сюжет волновал многих художников: от Леонардо да Винчи до Сальвадора Дали. Обратился к этой теме и Ушаков.

Симон Ушаков «Тайная вечеря»

Значение творчества Симона Ушакова

В наши дни имя Ушакова не столь известно широкому кругу любителей русской иконописи, как имена Рублева и Дионисия . Написанные им иконы разбросаны по многочисленным музеям, частным собраниям. В конце XVII-начале XVIII в. у него было много подражателей.

Симон Ушаков «Спас Нерукотворный» (1658). Государственная Третьяковская галерея (Москва). Написан для Троице-Сергиевой лавры
Его ученики тиражировали образы «Нерукотворного Спаса» в манере мастера, но никому из них не удалось добиться присущей его кисти изобразительности и виртуозности.
Его искусство было новаторским в части техники письма, в поиске новых изобразительных средств и нового взгляда на иконопись, поэтому его искусство навсегда останется актуальным для тех живописцев, кто постоянно находится в поисках нового художественного языка, кто не ограничивается шаблонным копированием древних образов, а ищет новые творческие пути.

Ушаков Симон Федорович (1626-1686) - русский иконописец, с чьим творчеством связан последний этап развития иконописи Московской Руси. Иконопись У. Несомненно разлагающаяся и изживающая себя. Но, если на Западе, прежде всего в произведениях Джотто, происходила еще далекая от завершения трансформация иконописи в светскую живопись, то на отечественной почве, в том числе и у У. Трансформации в обозначенном направлении не было даже в намеке.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к иконографическому типу Троицы ветхозаветной. На этот раз речь пойдет о «Троице» уже не из XV , а из XVII века. Очевидно, что ее художественные достоинства нет никакого смысла сравнивать с достоинствами «Троицы» Андрея Рублева. По своему уровню эти произведения не сопоставимы. И все же и одно, и другое произведение - иконы. Причем ушаковская «Троица» неизмеримо проигрывает рублевской именно в этом качестве. В ней появляются черты, подрывающие ее иконность, делающие «Троицу» У. произведением на грани иконы и чего-то радикально иного. В сопоставлении с рублевской она неприятно поражает даже самый невзыскательный взгляд своей перегруженностью. На ней много изображено такого, без чего обошелся Рублев и что разрушило бы замечательную целостность и гармонию его произведения. Начать с посуды стола, за которым восседают три ангела. Ее не просто много, но и выписана она ярко, со вкусом. Размещена посуда на скатерти, в свою очередь украшенной богатым орнаментом, как, впрочем, и кресла ангелов. Если учесть еще и сосуд, стоящий на подносе в ногах двух ангелов, то их трапеза действительно выглядит обставленной со всей роскошью и торжественностью. Ангелы не то чтобы теряются среди окружающей их утвари, но она не оставляет их всецело обращенными друг к другу. Создается впечатление, что они собрались вместе для чего-то третьего, а не ради самих себя, совместного пребывания в общении - любви. Еще более уводит от впечатления обращенности ангелов друг на друга задний план иконы. Он двойственен, так как в нем соприсутствуют «культура» и «природа». Первая как некоторое храмовидное сооружение, архитектуры не столько условной, сколько фантастической, как это часто бывает в ренессансной живописи. Заимствование Симоном Ушаковым своего храма-дворца у западных художников несомненно. Достаточно обратить внимание на колонны коринфского ордера, явно полюбившиеся Ушакову. Не менее храма-дворца из иконописной цельности и «иероглифичности» при обозначении фона иконы выбивается расположенное в правом верхнем углу иконы дерево. У него настоящая густая крона и мощный ствол и ветви. Особенно обращает на себя внимание дерево напряжением ствола, находящегося на склоне горы, откуда его наклон влево и вместе с тем неподатливость тому гнущему к низу положению, в котором ствол вырос.

Обставленные всякого рода утварью, едва ли не теснимые природным и культурным фоном ушаковские ангелы кто угодно, только не триединый Бог, пребывающий в реальности Своего внутрибожественного бытия. Да и божественные ли это существа? В их сакральности трудно усомниться. Об этом говорит не по-земному величественный облик ангелов, а не только впрямую указывающие на сакральность нимбы и крылья. Но на этот раз крылья придают ангелам оттенок сказочности. Они прописаны в таком ритме, что соответствуют позам ангелов, которые, несмотря на свою весомость и плотность, воспринимаются крылатыми существами, способными к полету «человеко-птицами». На что-либо подобное в ангелах рублевской «Троицы» нет и намека. Их крылья невесомы и совершенно условны. Своей золотисто-желтой бесплотностью они скорее обозначают надмирность ангелов, чем непосредственно прикреплены к ним. Потому у Рублева и намека нет ни на каких «человеко-птиц» в ушаковском стиле, а следовательно, ничего нет и от сказочности и фольклорности. Ушаков же написал некоторые сказочные существа, то ли из мира фантастического дворца-храма, то ли из мира таинственного дерева-горы. В любом случае, они пришли из некоторой реальности, в которой обитают, в другую реальность, где непосредственно нам предъявлены, где их чествуют со всей возможной роскошью. И если даже ангелы - существа из одного мира, пускай особого, сказочного, даже сакрального, прибывшие в другой мир, их божественность не достигает полноты, когда тварный мир расступается и отступает в их присутствии, обнаруживая свою вторичность, производность и несущественность перед теми, кто есть завершенная полнота бытия. В лучшем случае, ушаковские ангелы - это существа, образующие божественность мира как его средоточие, но на свое собственное, обращенное на себя божественное бытие.

На это, в частности, указывает безличность ангелов. И сказанному ничуть не противоречит бо льшая прописанность ангельских ликов у Ушакова по сравнению с Рублевым. У него они начинают тяготеть к портретной изобразительности. Вот только «портрет» каждого ангела очень мало отличим от «портретов» других ангелов. И это несмотря на известную характерность ангельских ликов, определенность их черт. Ушаковская «Троица» в итоге сильно отдает тройничеством. В ней решительно не хватает объединенности ангелов единым внутренним движением, у каждого из которых оно проявляется по-своему, привнося нечто свое в общее согласие любви. И дело ничуть не спасает наличие внешнего ритма соотнесенности фигур, приближенного к ритму рублевской «Троицы». У Ушакова каждый из ангелов-тройников задумался о чем-то своем, погрузился в себя. Но его «в себе» при этом такое же, как и у двух других ангелов. Поэтому ушаковские ангелы и уединенны, не образуя никакой троичности, и в то же время троичны, когда их троичность есть тиражирование одного и того же лица. Уже одно это обстоятельство исключает настояющую «портретность» ангелов, какое-либо движение в его сторону.

Ушаков явно испытал влияние западной живописи, оно сказывается у него прежде всего в заднем плане иконы с ее «природой» и «культурой». Но также и в лицах ангелов. Однако влияние это вовсе не размыкает иконописи Симона Ушакова в сторону живописи. Живопись - о человеческом мире, увиденном человеческим взором. Между тем, никакого человеческого или очеловеченного мира в иконе Ушакова не возникает. Иконописность под ушаковской кистью разлагается и разрушается, но вовсе не выстраивается на каких-либо новых основаниях чего-либо послеиконописного. Сказочность и фольклорность - явно не те реалии, которые могут прийти на смену иконописности. Сами по себе они принадлежат низовой, прежде всего, крестьянской культуре. Их, конечно, можно обыгрывать в своих новых целях в послефольклорном творчестве. Как это имело место, например, у ренессансных гуманистов, полными пригоршнями черпавшими в фольклоре при создании новеллистики. Однако фольклорность гуманистами обыгрывалась при решении вовсе не фольклорных задач. Были ли таковые у такого крупного иконописца, каким был Симон Ушаков? Утвердительный ответ на этот вопрос вряд ли возможен. Ушаков, как мог, пытался оживить оскудевающую ресурсами иконопись, вдохнуть в нее новую жизнь и для этого вводил в свои иконы новые реалии, заимствовал их из западной живописи. Сам же иконописный канон, когда он как таковой не разрушался, воспроизводился в духе, близком к фольклорному, от чего становился пустым и условным, формой чисто внешней, а не внутренней и животворящей. В «Троице» Симона Ушакова икона именно заканчивается, а не переходит в иное послеиконное изобразительное творчество.

В ней легко усмотреть появление языческих элементов. Однако их значение не стоит преувеличивать. Ведь и сказка тоже обыгрывает в своих истоках безусловно языческие реалии, этим нисколько не способствуя повороту к язычеству. Сказка уводит человека из мира повседневности и обыденности в мир чудесного, в мир исполнения желаний, в которое, впрочем, ни рассказчик, ни слушатель не верят ни в малейшей степени. На свой лад нечто подобное происходит и в иконе. Сказочно-фольклорные, исходно языческие тем самым реалии, нужны иконописцам XVII века, таким как Симон Ушаков для того, чтобы наполнить икону жизнью, увлечься самому и увлечь других ею. Увлечь, то есть придать иконе торжественность и благолепие, теперь неотъемлемые от роскоши как внешнего замещения оскудевающих внутренних ресурсов. Иконы в ушаковском стиле действительно украшали интерьеры храмов, так же как украшал их непомерно обильный и простодушно-затейливый храмовый декор экстерьера. И в интерьере, и в экстерьере храм при этом оставался православно-христианским. Церковь нимало не секуляризовалась, но черпала для своей сохраняющейся церковности уже не из самое себя, не из своего церковного опыта, умозрений и подвига христианской жизни, тем более не из откровений богоприсутствия, а из внешних церкви и до поры до времени совместимых с ней реалий.

Выразительным примером уже окончательной и довершенной декоративности, фольклорности и сказочности иконописи У. Может служить его икона «Тайная вечеря». В ней более всего поражает и озадачивает приоритет изображения всякого рода утвари над изображением Иисуса Христа и апостолов. Они пребывают буквально в обрамлении реалий интерьера, который удачно дополняют одеяния присутствующих на Тайной вечере. Наконец, особую яркость и красочность иконе придают нимбы. Сочетания их золотистого цвета с алым, голубым, зеленовато-коричневым цветами создают впечатление праздничного ритуального действия, лишенного всякого намека на драматизм. Общее настроение иконы покой, в который погружены полные достоинства и благолепия существа сакрального ряда. Впрочем, не в первый и не в последний раз их сакральность сближена со сказочностью. Перед нами в «Тайной вечере» «пир богов» или божественных, они же сказочные, существ. Даже Иуда не выпадает из общего лада и строя. Он не так красочен как другие участники «пира», что компенсируется изысканным сочетанием цветов его одежд. Видимо, надо быть очень простодушным христианином с его обрядоверием, чтобы увидеть в иконе У. действительно Тайную вечерю.

Литература:

1.Ананьева Т. А. Симон Ушаков. Л., 1971.

2.Грабарь И. Э. Симон Ушаков и его школа. Т. 4. История русского искусства. М., 2010.

3.Кочетков И. А. Словарь русских иконописцев XI - XVII вв. М., 2009.

4.Любимов Л. Д. Искусство Древней Руси. М., 2004.

5.Муратов П. П. Русская живопись до середины XVII в. История, открытия и исследования. СПб., 2003.

6.Смирнова Э. С. Симон Ушаков: византизм и европейские импульсы.// Русское искусство между Западом и Востоком. М., 1997.

Царского изографа XVII века Симона Ушакова то хулили, «одаривая» ярлыком разрушителя исконно русского типа иконописи, то называли гением, сумевшим сохранить традицию в непростое время. Где же правда? В особенностях стиля знаменитого иконописца, своеобразии его художественного поиска нам помогает разобраться искусствовед, автор книги «Симон Ушаков» (1984 г.) заслуженный работник культуры РФ Надежда Бекенева.

– Надежда Геннадьевна, Симона Ушакова называют последним иконописцем Древней Руси и одновременно реформатором. Почему?
– Это очень спорное мнение. Лет десять тому назад я тоже думала, что Симон Ушаков – реформатор. Сейчас я понимаю: это не совсем так, он всячески старался сохранить древний иконописный канон и стилистику, всеми силами их отстаивая.

Деталь иконы
«Христос Вседержитель на престоле»

– А как же новая техника письма – так называемое живоподобие?
– Действительно, в иконах Симона Ушакова появляется достаточно ощутимый объем. И работал он по-новому. Древнее искусство иконописи сродни созданию мира. Вспомним книгу Бытия: сначала Бог отделяет свет от тьмы, потом создает твердь земную и небесную… Иконописец работает по тому же принципу. Сначала он пишет архитектуру, травы, одежды, животных и в последнюю очередь, помолившись и попостившись, приступает к написанию лика. В самую последнюю очередь Бог создает человека, а иконописец – пишет Божественный Лик. Поэтому в иконе есть такое понятие: «Доличное» – все, что написано до ликов, и личнОе. Личное письмо древний мастер пишет так же, как и все остальное – достаточно условно. Делает первый слой красочный. В искусстве живописном, портрете, это называется «подмалевок», а в иконописи – «сангирь». Положив первый красочный слой, начинает писать «света». Свет божественный, который снисходит на святого и одновременно им излучается, он пишет охрами. Этот второй красочный слой называется «вахрение». Нередко вахрение сильно отличается от сангиря – тогда получается контрастное изображение. Темный-темный сангирь и светлое изображение, которое еще не дает объем, но намекает на него – высветленная часть лица. Наконец, третьим красочным слоем древний иконописец кладет так называемые «движки». Это небольшие мазки, которые обозначают наиболее высветленные части лика. Симон Ушаков уже пишет так, как позднее, в XVIII столетии, работали мастера-портретисты. С помощью многослойных плавей, мелких мазков, дающих плавный переход одного тона в другой, он создает объем Божественного лика. Такая техника ранее не была известна. Потом так стали писать и его ученики-последователи, и все остальные мастера.

– Тем самым Симон Ушаков «очеловечивает» образы святых…
– В книге я писала, что в лике Христа проявляется не только Его Божественная ипостась, но еще и ипостась человеческая. Сейчас я начинаю думать, что тут ошибалась. Это нужно сформулировать как-то иначе. Лик Спаса у Симона Ушакова все равно остается Божественным. В отличие, кстати, от последующих иконописцев XVIII века, иконы которых уже приближены к земному, а Христос спущен на землю.

– Что еще отличает Симона Ушакова от предшественников?
– Его иконы подписаны. В XVII веке художникам уже дозволялось ставить автограф на иконах. Раньше такая мысль не могла придти в голову. Русская икона анонимна. Имена таких мастеров, как Андрей Рублев, Дионисий нам известны не столько по их автографам, сколько по документально сохранившимся данным.

– Надежда Геннадьевна, а как вы стали заниматься этой темой?
– В молодости иконы Симона Ушакова мне не нравились. Очень любила мастера Дионисия. И сейчас его обожаю, а тогда – еще больше, и мечтала заниматься исследованием именно Дионисия, читать по нему лекции. На что моя первая заведующая в Третьяковке Валентина Антонова возразила: «Ну, по Дионисию у нас многие читают лекции, а вы займитесь лучше Симоном Ушаковым…» С некоторым разочарованием стала смотреть, изучать, читать. И постепенно этим временем увлеклась. Мне приоткрылась красота искусства XVII века. Конечно, Ушаков и Дионисий совсем разные. Нужно учитывать вот какой момент. Когда иконописец заканчивает икону, он покрывает ее олифой. Олифа сводит воедино всю цветовую палитру. Но через сто лет она темнеет. Соответственно, Ушаков не мог видеть того, что создавали древние мастера. Иконы были потемневшие, их поновляли: вместо реставрации заново записывали по сохранившимся контурам.

Часть клейма иконы
«Благовещение с Акафистом»

– Получается, в свое время Симон Ушаков не знал и не мог видеть того, что открылось нам благодаря реставрации?
– Конечно. В 1913 году в Москве была устроена первая выставка отреставрированных древних икон. Когда французский художник и скульптор Анри Матисс посетил ее, он был потрясен и восхищен. «Русские мастера приезжают к нам на стажировку, – говорил Матисс, – а на самом деле это нам надо ездить в Россию учиться». Представляете? И вот тогда на Симона Ушакова стали смотреть как на разрушителя иконных традиций. В 1973 году о нем впервые писал исследователь Георгий Филимонов, он называл Симона Ушакова гением русского искусства. Не удивительно, ведь до XIX века дошли практически только его произведения, все остальное относилось к более позднему периоду. А когда раскрылись и предстали в первозданном виде более ранние иконы, будто пелена упала с глаз русских людей. Впервые стали говорить о древних иконах и искусстве древних мастеров. Симон Ушаков ушел на второй план, и уже советский реставратор и живописец Игорь Грабарь низвел мастера до «злого гения».

– Как обычно это и бывает: либо ругать, либо превозносить…
– Симон Ушаков непрост и противоречив! Впрочем, тех людей невозможно корить. Представляю их восторг. Кругом были черные, закопченные доски, и вдруг открылись эти древние, чудесные образы. Подлинное же значение Симона Ушакова для развития русской иконописи нам еще предстоит осмыслять…

1. Похвала Владимирской иконе Божией Матери («Древо государства Московского»)

Икона специально написана для церкви Святой Живоначальной Троицы в Никитниках и установлена в ее главном иконостасе. Рядом, буквально в нескольких метрах, можно увидеть дом, в котором жил Симон Ушаков. Никитников переулок находится рядом с Кремлем, по мнению специалистов, царь Алексей Михайлович мог бывать в этом храме.

В иконе «Древо государства Московского» выражается не только художественное, но и политическое мировоззрение. Симон Ушаков наглядно развивает идею единства Церкви и государства. Раньше подобной программы в искусстве быть не могло, она появляется во времена церковного раскола.

Исключение из правил. В иконе отсутствует подпись. Любой иконописец, создав тот или иной сюжет, должен был обязательно его подписать. Знаменательно, что Симон Ушаков нарушает это правило. Видимо, он не отдает какой-то теме своей композиции главенствующего значения.

2. Митрополит и князь . На иконе запечатлено ключевое историческое событие: закладка в 1325 году Успенского кафедрального собора. Симон Ушаков пишет древо – виноградную лозу, которая является символом жизни. Виноградная лоза покрывает всю икону и прорастает сквозь Успенский собор. В небольших медальонах на древе представлены московские святые, преподобные, митрополиты, благочестивые цари, юродивые. В центральном медальоне изображена Богоматерь Владимирская – покровительница не только Москвы, но и всего государства. Внизу, на фоне Успенского собора, митрополит Петр и первый московский царь Иван Калита насаждают и поливают это древо. Когда-то, в 1325 году, митрополит Петр предсказал Ивану Даниловичу, что нужно перенести кафедру, столицу, из Владимира в Москву: «Сам прославишься и дети твои прославлены будут». Владимир часто подвергался набегам и, конечно, многие от этого страдали. Москва находилась в более отдаленном и более выгодном месте.

3. Москва документальная . Успенский собор стоит за кремлевской стеной, которую Симон Ушаков изображает документально точно. Он показывает Спасскую башню, украшенную и песочными, и механическими часами, подробно прописывает зубчатую стену вокруг Кремля. А вот Успенский собор представлен условно. В такой же манере в XVII веке изображали с птичьего полета географические карты.

4. Диалог неба и земли . Можно сказать, что на иконе представлена история Москвы в портретах самых выдающихся персонажей, прославленных в лике святых. Все святые держат свитки, обращенные в центр, к Богоматери. Начинаются они со слова «радуйся». Единственный свиток, Алексея Михайловича, обращен не к Богоматери, а к Спасу, которого мы видим на самом верху с предназначенными для Алексея Михайловича венцом и ризой. Около венца надпись: «Буди мне верен до смерти и дам ти венец живота». Свиток Алексея Михайловича, обращенный к Спасу, гласит: «Спаси Господи люди своя и благослови достояние свое».

5. То, что под красками. «Древо» написано на золоте. Золотой фон, левкас, символизирует божественный Свет.

Симон или Пимен?

Наши предки в XVII веке носили два имени: одно тайное, посвященное Богу (у Симона это Пимен – имя, с которым его крестили), а другое имя известное, «зовомое» (Симон). Вот почему Симон Федорович Ушаков назывался еще и Пименом. Также по подписям икон можно расшифровать имена его домочадцев и небесных покровителей.

Информационная справка:

Ушаков Симон (Пимен) Федорович
Родился в Москве ок. 1626, скорее всего в семье посадских людей. В 1648 поступил на царскую службу в Серебряную палату, где работал «знаменщиком», т.е. готовил рисунки для украшения утвари и ювелирных изделий, а также рисунки для знамен, географических карт, вышивок и церковных облачений. Завоевал большой авторитет при дворе Алексея Михайловича. В 1657г. ему было поручено «поновить» росписи одной из комнат кремлевского дворца, и с той поры уже не один крупный заказ в Москве не обходился без Ушакова. В 1664г. он особым указом переводится в Оружейную палату, где состоит «жалованным» (т.е. получающим персональное жалованье) «царским изографом», а по сути – главным экспертом не только по живописи, но и по всем вопросам, касающимся искусства. Среди работ, исполненных Ушаковым с учениками и подмастерьями, – фрески в Архангельском и Успенском соборах (1660), а также в Царской (1657) и Грановитой (1668) палатах Кремля, иконы для церкви Троицы в Никитниках (1656–1657). Из этих произведений в максимально первозданной форме до нас дошли росписи Успенского собора (частично) и живописный ансамбль храма Пресвятой Троицы.

Анастасия Чернова

Адрес: Лаврушинский пер., 12, Инженерный корп.

Великий Четверг Новозаветные сюжеты в живописи Тайная вечеря Когда же настал вечер. Он возлег с двенадцатью учениками и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились, и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли. Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня; впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться. При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал. И когда они сели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего. (Мф. 26:20-29) Три важнейших события произошли на Тайной вечере, последней трапезе Иисуса Христа с учениками: предсказание Христом предательства Иуды, установление обряда причащения и омовение им ног учеников. События эти сопровождались определенными действиями участников вечери - действиями, реконструировать ход которых можно, сопоставив рассказы всех четырех евангелистов. Как главные моменты этой вечери, так и ряд их деталей нашли отражение в живописи и получили свою интерпретацию. Если отделить в этом перечне сюжет Омовение ног ученикам как самостоятельный, то два других момента евангельского рассказа - предсказание предательства и установление Евхаристии - образуют два основных типа изображений Тайной вечери, которые принято именовать соответственно историческим и литургическим (или символическим). Принимая такое деление, рассмотрим эти два типа изображений, поскольку в разные эпохи господствовал то один, то другой из них. Итак, историческая Тайная вечеря акцентирует момент предсказания предательства Иуды, литургическая Тайная вечеря - сакраментальный характер установления Евхаристии Историческая Тайная вечеря Естественно, что в связи с порядком совершения ветхозаветной пасхальной трапезы возникает вопрос о порядке занимавшихся апостолами мест во время последней трапезы с Христом. Скудость данных, приводимых евангелистами, не позволяет сказать что-либо определенное по этому поводу. Известно лишь, что ближе всех к Христу находились Иоанн, Петр и Иуда. есто за таким столом являлось самым почетным (за прямоугольным столом, каким он стал изображаться в более позднее время, такое место - посередине). Поза лежа считалась во времена римского правления признаком человека свободного и больше соответствовала празднованию еврейской Пасхи - праздника Исхода, то есть освобождения из египетского плена (в XVII веке такое положение учеников за столом воскресил Пуссен). Однако участники трапезы могли быть изображены и сидящими - эта поза при вкушении пищи более древняя. Древнехристианские изображения катакомбного периода были переняты художниками раннего Средневековья: сохраняется D-образный стол, лежащие вокруг него Христос (слева) и ученики; на столе хлебы и блюдо с рыбой (или двумя рыбами; рыба - древнейший символ Христа). Сколько учеников было на Тайной вечере? Число и состав участников трапезы на древнехристианских изображениях могут колебаться: учеников от двух до семи; кроме мужчин (учеников?), иногда присутствуют женщины и дети, к тому же могут изображаться даже слуги. Но при анализе таких изображений невольно возникает вопрос: Тайная ли это вечеря или традиционное языческое застолье (причем всем своим видом изображенные часто свидетельствуют, что застолье это веселое)? В ряде случаев окончательно решить этот вопрос бывает весьма затруднительно, а порой и невозможно. В западном искусстве не раз встречаются изображения исторической Тайной вечери с одиннадцатью (вместо двенадцати) учениками, то есть без Иуды. Это требует более тщательно исследовать вопрос: присутствовал ли Иуда в момент установления Евхаристии? Такой вопрос, естественно, возникает, если сопоставить рассказы первых трех евангелистов с рассказом Иоанна. Последний утверждает, что Иуда во время вечери ушел. Если опираться на свидетельства синоптиков, то создается впечатление, что Иуда присутствовал на вечере от начала до конца и, следовательно, был при установлении таинства Причастия и из рук Христа причастился святых таинств. Сопоставление же всех четырех Евангелий (они, как мы знаем, дополняют друг друга), однако, убеждает, что Иуда присутствовал при омовении ног, что он удалился тотчас же после обличения его и обращения к нему Иисуса со словами: "Что делаешь, делай скорее" и что при прощальной беседе он не присутствовал. Вопрос в значительной степени проясняют аргументы известного комментатора Евангелия Б. Гладкова. Он пишет: "Читая Евангелие Иоанна (13:1-30), приходишь к несомненному заключению, что обличение Иуды по...