В последнее время на машинах, разъезжающих по улицам наших городов, всё чаще можно встретить изображение креста на кузове автомобиля.

Крест - это символ христианской веры и своего рода охранная грамота на дороге. Но какова история его появления в нашей жизни? Ведь необходимо подчеркнуть, что внешний вид этого логотипа довольно необычный. Нарисованный православный крест значение имеет всем понятное.

История возникновения.

Идея рисовать подобный крест на машинах принадлежит двум монахам киевского Троицкого Ионинского монастыря - епископе Ионе (в миру Черепанов) и Юлию Каминко. В настоящее время эта эмблема известна уже, наверное, всем. Но далеко не все знают, откуда пришло это изображение и сколько ему уже лет?

Пришло оно к нам из монастырских подземелий, а возраст берёт свой отсчёт ещё с периода домонгольских набегов на Русь. Называется он «Зверинецкий крест». Так назывались в Древней Руси пещеры, на стенах которых уже очень давно монахи этого монастыря увидели его изображение.

Зверинецкий монастырь.

Киевский монастырь на Зверинце - очень древняя обитель. Но ни в одной из летописей, которые дошли до нашего времени, о нём не упоминается. Учёные узнали о его существовании только в первой половине двадцатого столетия. В тех местах случился оползень и был открыт проход в ряд древних пещер. Там были обнаружены ниши для погребения, кельи, в которых жили монахи. И самой ценной находкой учёные считали обнаруженную Церковь, которая была сохранена в первозданном её виде.

Местность эта носила название Зверинец, потому что именно здесь стоял дворец князя, который содержал тут зверей для охоты.

Исследователи утверждают, что эта обитель существовала длительный срок. Об этом говорят сведения, повествующие о том, что игуменами этого монастыря на всём протяжении его существования было восемь человек. А если вспомнить, что игуменом выбирали пожизненно, то можно утверждать существование монастыря долгим. Вот только почему о нём не сохранилось никаких сведений, этого учёные пока сказать не в состоянии.

И вот в Церкви этого монастыря и можно наблюдать изображение четырёхконечного креста с образом Голгофы и начертанными словами «Иисус Христос Ника», что в переводе означает «Иисус Христос - Победитель», так как Он победил смерть и дьявола.

Современная история Зверинецкого креста.

В 90-х годах уже нашего столетия в помещении пещерной Церкви начались вестись богослужения. А Иона и Юлий по примеру других монастырей, решили разработать логотип для своего родного Ионинского монастыря. А в его основу как раз и легло то древнее изображение креста, которое было найдено в старых заброшенных пещерах.

Изображение «пляшущих человечков» на современных машинах.

В девяностые годы на машинах сначала появились наклейки, изображающие маленькую рыбку, являющуюся древним символом христианства. Но в настоящее время этот символ используют протестанты. И в связи с этим те же самые монахи из Зверинецкого монастыря, которым принадлежит идея создания монастырского логотипа, предложили использовать эту эмблему также в виде наклейки на автомобиль.

Сначала они были наклеены исключительно на машины, принадлежащие монастырю. Ну а потом эта идея понравилась водителям и наклейки с крестом стали очень популярны. И это не может не радовать. Даже если подобная картинка наклеена на машину неверующего человека, всё равно, сила Креста будет охранять его в дороге. Желательно бы при этом ещё освятить автомобиль в Церкви. Но это, к сожалению, делают далеко не все. Но как считают монахи Ионинского монастыря, если транспортное средство «носит» крест - это уже хорошо.

13 декабря 2014 года Валаамский монастырь отмечает 25-летие возрождения. Своими воспоминаниями о начале новой жизни обители с журналом «Монастырский вестник» поделился игумен Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, епископ Троицкий Панкратий.

– Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?

– Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.

Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы создавалась здесь веками – и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.

В общем, все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник, как Вы скажете, так и будет».

Так на послушание я отправился на наш Северный Афон – на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.

В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в -20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, – сказал, я – там молодой человек… Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».

Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, всё. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.

Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем, очень тяжело было жить.

Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были… Сейчас я бы уже, наверное, не смог.

– Не унывали?

– Нет, вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду – и тут такое дело… В общем, драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту – и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», – тонкими голосками просили пленники.

Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.

Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома – один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.

Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари – скит во имя преподобного Сергия Валаамского.

Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.

В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.

– Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?

– Нет, скит – это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит – это место труда и молитвы.

– Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?

– Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.

– Владыка, что же изменилось после освящения собора?

– С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.

– Много ли в монастырь приходит молодых людей?

– Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам Председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству, архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.

– Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания… По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?

– Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности… Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом – ему всегда и везде хорошо.

– Как долго послушники пребывают в этом звании?

– По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.

– У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство интернета?

– Разумеется, интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов интернет – это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.

Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.

1089396

Крест монаха

«Батюшка, у вас есть заветное желание?» - спросили как-то верующие у иеромонаха Василия. «Я хотел бы умереть на Пасху под звон колоколов», - ответил, не задумываясь, священник. Этот разговор происходил на подворье Оптинского монастыря в Москве. А через несколько лет в Оптиной пустыни на Пасху были убиты трое монахов. Среди них – иеромонах Василий, в миру Игорь Росляков. Земная жизнь его оборвалась в 32 года.

Выпускник факультета журналистики Московского государственного университета, мастер спорта, чемпион Европы, капитан команды МГУ по ватерполо, член сборной страны. Знаменитый, красивый молодой человек, портреты которого часто появлялись на страницах газет. Его звали на работу в центральные печатные издания, ему прочили успехи в журналистике, а он ушел в монастырь. Тайна монашеского креста иеромонаха Василия начала открываться уже после его мученической смерти.

Боль

В Пасхальное утро 18 апреля 1993 года в знаменитом монастыре Оптина пустынь завершилось праздничное богослужение. Местные жители покидали обитель, а монахи и паломники ушли в трапезную разговляться, радостно приветствуя друг друга: «Христос воскрес! – Воистину воскрес!» Тем временем двое лучших звонарей иноки Трофим и Ферапонт пришли на звонницу и встали к колоколам. Первым упал монах Ферапонт, пронзенный ножом насквозь. Потом ударом в спину был сражен инок Трофим. Уже смертельно раненный, он подтянулся на веревках к колоколам и, ударив в набат, упал бездыханным. Колокола замолкли. Этой тишине удивились в монастыре. Вскоре паломники обнаружили на звоннице мертвых иноков. И тишину пасхального утра пронзил крик: «Монахов убили!»

А тем временем удар ножом в спину настиг и иеромонаха Василия, который направлялся в скит, где должен был исповедовать. Батюшку перенесли в храм и положили возле раки мощей преподобного Амвросия. Священник говорить уже не мог, но, судя по движению губ и сосредоточенному взгляду, он молился. Прибывшие врачи сказали, что при таких перерезанных внутренностях люди исходят криком от боли. Удар ножом был нанесен снизу вверх, через почки к сердцу. И был миг, когда иеромонах Василий молитвенно протянул руку к мощам великого старца Амвросия, испрашивая духовного укрепления. Кончина батюшки была мученической. Иеромонах молился до последнего вздоха.

Пасха 18 апреля 1993 года в истории монастыря Оптина пустынь стала трагической страницей, пронизанной болью и обагренной кровью новомучеников иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта. В тот день в монастырском храме перед открытыми Царскими вратами стояли три гроба, и люди со слезами на глазах шли к монахам с последним целованием.

Когда мать о. Василия приехала в Оптину пустынь к гробу сына, она тихо спрашивала у монахов: «За что убили моего сыночка? Разве он мог обидеть кого? За что?» В свое время священник Валентин Свинцицкий сказал: «Не за личные грехи ненавидят пастырей, а за тот дух Христов, который живет в Церкви». А один из исповедующихся однажды спросил у иеромонаха Василия: «Батюшка, скажите, откуда столько ненависти, необъяснимой злобы вокруг?» Священник ответил: «Ты же знаешь, что сказано: «Каждый любящий Бога должен лично встретиться с духами зла». И иеромонах сделал жест рукой, означающий движение по восходящей. Да, каждый любящий Бога должен лично встретиться с духами зла. И чем сильнее любовь к Богу, тем яростнее брань, пока на высшей точке этой нарастающей брани на бой с человеком, любящим Бога, не выйдет главный дух ада – сатана. И иеромонаху Василию дано было встретиться с этим духом ада.

После убийства в монастыре нашли окровавленный меч с надписью: «Сатана-666». Вскоре задержали и убийцу. Как оказалось, он готовился к преступлению и не скрывал, что является сатанистом. При обыске у него в доме были найдены разрубленная Библия и книги по черной магии.

^ Монашеский постриг

Перемены в сознании Игоря Рослякова начались на втором курсе учебы в университете, когда он познакомился с преподавателем Тамарой Владимировной Черменской, глубоко верующим человеком. Игорь стал частым гостем в ее доме, где повстречался со священниками, прошедшими лагеря. Тогда он впервые открыл Библию, стал ходить в Церковь, молился, исповедался, причастился. После воцерковления начал ездить в Псково-Печерский монастырь на совет к архимандриту Иоанну Крестьянкину, ответившему многим на вопрос о своих лагерных годах, наполненными страданиями, голодом, мучениями, холодом: «Почему-то не помню ничего плохого. Только помню – небо отверсто и ангелы поют на небесах». Где Голгофа – там Христос. И Игорю дано было впитать ту огненную веру исповедников и новомучеников, от которой до монашества был уже краткий путь.

Узнав о том, что возрождается Оптина пустынь, Игорь решил там побывать. Он знал, что этот монастырь посещали Достоевский, Гоголь, Леонтьев, Соловьев и многие другие знаменитые люди. Проходя монастырское послушание, Игорь разгружал кирпич, убирал мусор, трудился в иконной лавке, читал в храме Псалтирь, иногда дежурил у монастырских ворот. Много приходилось полагать трудов смирения и терпения, но будущий монах не скорбел, а радовался, часто повторяя: «Мне должно трудить себя за грехи свои».

Через некоторое время послушника Игоря Рослякова постригли в иночество с именем Василий – в честь святителя Василия Великого. «Постриг – это великая тайна, - говорил инок Василий. – И эту тайну можно познать лишь опытно, то есть самому принять пострижение. Я не один раз видел постриг, и даже слезу пускал. Но теперь понял, что это все иное, таинственное и непостижимое. Сущность монашеского жительства заключается в том, чтобы исцелить свою поврежденную волю, соединить ее с волею Божией, освятить этим соединением… Необходимо уверить себя, что Бог управляет участью мира и участью каждого человека. Опыт жизни не замедлит подтвердить и утвердить это учение Евангелия».

Инока Василия поселили в деревянном монастырском доме, сохранившемся еще от старой Оптиной пустыни. Постель он устроил из двух досок, положенных на раскладушку и покрытых сверху войлоком. Толстый чурбан заменял стул. В углу были иконы. «Сейчас иное время, - говорил отец Василий. – И мы не в силах нести тех подвигов, которые возлагали на себя древние, но понуждать себя просто необходимо. Хотя я и немощен, но сердце мое жаждет древних монашеских подвигов, в коих спасались святые отцы наши».

По духу он был монахом из старой Оптиной. Ряса у батюшки была выношенная и в заплатках, а его единственной обувью были кирзовые солдатские сапоги. Даже когда летом мама прислала ему легкие ботинки, он подарил их какому-то паломнику. Неприхотлив он был и в еде. Батюшка Василий часто бывал в отъезде по послушанию, возвращался в обитель поздно. Монастырский повар тех лет вспоминает: «Придет, бывало, поздно и деликатно спросит: «А супчика не осталось?» «Нет, отец Василий, уже и кастрюли вымыли». «А кипяточку не найдется?» Хлебушек да кипяточек – вот и рай. Кроткий был батюшка. Тихий».

Великим постом иеромонах Василий принимал пищу один раз в день, обычно в полуденное время. Его трапеза состояла из овощей или кислых ягод и небольшого количества хлеба. Такой пост и постоянное молитвенное обращение к Богу давали душе его мир, который особым чувством удерживал ум в сердце и не позволял греховным помыслам приближаться к нему.

^ Священник Бога Всевышнего

Иеромонах Василий был человек с острым чувством вины за все происходящее, какое свойственно людям, наделенным силою жертвенной высокой любви. Поступив в монастырь, он написал в дневнике: «Возлюбить ближнего, как самого себя, молиться за него, как за самого себя, тем самым увидеть, что грехи ближнего – это твои грехи, сойти в ад с этими грехами ради спасения ближнего».

И батюшка брал грехи многих на себя. Это понимали те, кто приходил к нему на исповедь. Сострадание к людям у него сочеталось с долготерпением и особой духовной силой. Иеромонах Василий стяжал особую силу молитвы и дар прозорливости. В Оптину пустынь к батюшке ездила болящая паломница Инна на костылях. Однажды ноги у нее совсем отказали, и девушку принесли в храм. Сидит она, а подойти на исповедь не может. Вдруг отец Василий оборачивается и говорит: «Иди ко мне!» Инна встает и идет. После убийства батюшки она ушла в женский монастырь, где приняла иноческий постриг.

Стать священником – это не преимущество, это служение. То есть ты делаешься слугой, а не начальником или главой. Если человек хочет уподобиться Христу в Его служении, то он действительно должен считать, что он на дне, где будет заботиться о грехах, о несчастьях, о бедности, о горе, как говорит известный во всем мире архипастырь и проповедник Евангелия митрополит Сурожский Антоний. Господь посылает священников в мир с вестью о спасении, а это делается иногда очень большой ценой. Мученики не только те, которые физически были распяты и сожжены или обезглавлены. Но люди, которые забыли о себе совершенно для того только, чтобы помнить о других.

У женщины умер муж, и она с маленькими детьми на руках оказалась в очень трудном положении. Была вынуждена переехать жить из города в деревню. Однажды она пришла на исповедь к отцу Василию. И с этого дня он стал ее духовником. Она рассказывает: «Горе душило с такой силой, что нечем было дышать. И я шла тогда из своей деревни десять километров пешком в Оптину пустынь, чтобы повидаться с батюшкой Василием. Молча посмотрим друг другу в глаза, батюшка помолится и так же молча благословит меня в обратный путь. Слов при этом почему-то не требовалось. Но я чувствовала, как он снимает с меня мое горе. Вот и ходила по десять километров пешком, понимая тогда и теперь, что без отца Василия мне было бы не выстоять».

Митрополит Сурожский говорит о кресте священства: «Ты дал обет следовать за Христом, куда бы Он ни пошел, следовать за Ним на всех Его земных путях. Будь же готов к тому, что Христос поведет тебя во мрак Гефсимании, чтобы оказаться перед лицом не только мгновенной физической смерти, но туги смертной того, кому понятен весь ужас этой смерти. Христос поведет тебя и в ад, ибо ты его священник, и ты призван идти в самые глубокие, самые мрачные закоулки жизни, чтобы высвободить из ада тех, кто находится в плену у дьявола и у зла. Будут минуты, когда ты почувствуешь, что ты так надломлен, что вот-вот сломаешься, и будут минуты, когда ты почувствуешь, будто всякий свет угас. Не верь этому. И ожидай не того времени, когда у тебя будет довольно сил, а когда ты увидишь, что Божественный свет льется через тебя свободно, и уже ничто не угасит его и не сломит тебя: жизнь Божественная охватит все. В труде и болезни, иногда в муке душевной ты будешь идти этим путем. А претерпевший до конца будет увенчан Божьей славой».

Молодой мужчина, страдающий наркоманией, искал спасения в монастыре. Он рассказывает: «На исповедь к о. Василию я пошел от безысходности. Подошел к аналою и молчу. А что говорить, когда в душе одна тьма? Батюшка молчит, и я молчу. Сколько так продолжалось, не помню, но вдруг меня накрыла такая волна любви, что будто прорвало изнутри, и я говорил, говорил без утайки. Впервые в жизни смог раскрыться до конца, вытаскивая из себя то грязное и подленькое, в чем стыдился признаться даже себе. Тут мне не было стыдно, я чувствовал такое сострадание отца Василия, будто у нас с ним одна боль на двоих. После этого я стал ходить на исповедь к батюшке порой по 2-3 раза на дню. Как только накатывало искушение, я просился на исповедь: «Батюшка, у меня опять!» Отец Василий тут же брал меня на исповедь и потом становилось легко. «Батюшка, - говорю однажды, - я уже, наверное, надоел вам, так часто хожу». «Сколько надо, столько и ходи, - ответил отец Василий. – Десять раз надо – десять раз приходи». А когда батюшку убили, то боль все время такая, что не могу я о том говорить…»

Молитвенная любовь не остается незамеченной, ибо она излучает Божественный свет. Любящее сердце имеет истинное сострадание к людям. Как-то у молодого человека, работавшего при монастыре, начался разлад в семье. Его охватило такое отчаяние, что он решил покончить жизнь самоубийством. Вот тогда и пришел он в келью к иеромонаху Василию. Батюшка внимательно выслушал молодого человека, затем посочувствовал ему и сказал: «Ну и слава Богу». И просиял такой доброй улыбкой, что собеседник не удержался и тоже улыбнулся. То, что так терзало его душу, увиделось ему теперь не имеющим серьезных причин для скорби.

Иеромонах Василий много крестил. Женщина, принявшая крещение, говорила: «Какая же духовная сила была у отца Василия, ведь вся моя жизнь после крещения переменилась. Я строго соблюдаю посты, ежедневно читаю Евангелие, молюсь».

На московское подворье Оптинского монастыря с видеокамерой приехала креститься важная пара. Женщина не хотела погружаться в воду с головой и портить специально сделанную для съемки красивую прическу. Священник смутился и не знал, как тут поступить. Он попросил иеромонаха Василия его заменить. Перед крещением батюшка сказал проповедь и сказал ее так, что женщина растрогалась до слез и думать забыла о своей прическе.

Батюшка Василий часто бывал в тюрьме, где крестил, исповедовал и причащал заключенных. Как-то среди пожелавших принять крещение оказался один закоренелый преступник, который хотел подшутить над батюшкой. Перед крещением о. Василий, как обычно, говорил проповедь. И говорил так зажигательно, что задумавший подшутить преступник не смог остаться безразличным. Он, забыв о своей лукавой затее, стал задавать вопросы. Потом попросил о. Василия исповедовать его, а затем крестился. Исповедовал его тогда батюшка почти два часа, а на прощание подарил книгу «Отец Арсений», так понравившуюся всем заключенным.

Очень много людей обрело веру после личной встречи с иеромонахом Василием. Мученическая кончина батюшки изменила жизнь класса, где он учился, школы. Многие крестились, стали ходить в церковь, молиться. Батюшка привел к Богу и свою спортивную команду, теперь бывшие спортсмены собираются в Оптиной пустыне на его могиле. Приняла постриг и Анна Михайловна Рослякова – мама отца Василия. В монашестве ее нарекли Василиссой.

В келье батюшки Василия на столе осталась лежать книга «Апостол». Кто-то из монахов открыл ее на том месте, где была закладка, и прочитал: «…Время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия в день оный…» Это было Второе послание святого апостола Павла к Тимофею.

В день похорон монахов было пасмурно. Несмотря на середину апреля, шел снег. Но, когда гробы вынесли из церкви, снегопад прекратился, небо прояснилось, выглянуло солнце. Тишину нарушило пение птиц. «Наша печаль растворяется в вере, что по смерти они живы», - сказал схиигумен Илий. И уже через день после погребения было явлено чудо – стали мироточить все три креста на могилах новомучеников. И потом там начали происходить чудотворения: больные исцелялись, отчаявшиеся люди духовно очищались от греховных недугов, обретали веру в Христа Спасителя. Чудеса и исцеления по молитвам убитых Оптинских монахов совершаются и по сей день.

Иван Морозов, писатель.

Одеяния священнослужителей свидетельствуют их сан и звание, выделяя таким образом, носителей этого сана из среды мирских людей. Это соответствует понятию о Церкви как о царстве не от мира сего, а для священнослужителей является постоянным напоминанием того, что они всегда, в любой ситуации должны быть достойны принятого ими от Бога высочайшего служения.

Существует два вида повседневных одеяний духовенства и монашества: подрясник и ряса.

Подрясник – длинное, доходящее до пят одеяние с узкими рукавами и с наглухо застегнутым воротом. Он бывает двух видов.

1 . Ушитый в талии, разрезанный сверху донизу, с расширенной нижней частью. Левая нижняя пола запахивается внутрь под правую полу, которая, в свою очередь, застегивается с левой стороны на шее с помощью специальных крючков, а также в поясе.

Иерей во внебогослужебном облачении

2 . Так называемая однорядка, чаще всего ушитая в талии, но встречается и прямая, разрезная по центру либо от шеи до груди, либо от шеи до низу. Однорядка застегивается по центру с помощью идущих от середины ворота до нижнего края ряда пуговиц (традиционно –33 штуки). Подрясник – это нижнее одеяние, цвет которого свидетельствует о том, к какому духовенству – черному (монашествующим) или белому (приходскому священству) он принадлежит. У монашествующих он может быть только черного цвета, в то время как у белого духовенства кроме черного может быть и темно-синий, и коричневый, и серый, и белый цвет одеяния. Материалом для изготовления подрясников должно служить сукно, шерсть, сатин, лен, чесуча, а также шелк.

Ряса (греч. «то росон» – рваная, вытертая, лишённая ворса одежда) – верхнее одеяние монахов и священнослужителей всех степеней с длинными, ниже ладоней, широкими рукавами преимущественно черного цвета (для монашествующих); для белого же духовенства кроме черного возможен темно-синий, серый, коричневый, кремовый и белый цвета. Как правило, ряса застёгивается на вороте и на поясе. Рясы, как и подрясники, имеют два основных покроя:

1 . Покрой такой же, как и у подрясников первого вида, лишь рукав более длинный и расширенный книзу. Существуют рясы такого покроя, сшитые как демисезонные и зимние пальто, с отложным воротником, отороченным черным бархатом или мехом.

2. Ряса прямая, разрезная посередине, застегивающаяся только на вороте и на груди с прямыми одинаково широкими от основания до конца рукавами. Это ряса греческого образца.

Материалы для ряс те же, что и для подрясников, притом, и те, и другие могут быть на подкладке. Все богослужения, кроме Литургии, должны совершаться священником в подряснике и рясе. Кроме этого в разные моменты разных служб поверх них надеваются другие богослужебные одеяния (ризы), использование каждой из которых определяется Уставом. При служении Литургии и в других случаях, когда священник должен быть в полном богослужебном облачении, ряса снимается и поверх подрясника надевается так называемый подризник и другие ризы.

Общее символическое значение подрясника и рясы – это внутреннее отречение от мирской заботы и суеты, мир и покой сердца, знамение духовного покоя. Подрясник и ряса – это образ той верхней одежды, которую носил Господь во время земной жизни. Таким образом, надевая их, представители духовенства и монашества подражают Иисусу Христу по заповеди, которую он дал Своим ученикам.

В Русской Церкви существовало два покроя ряс киевский и московский. Киевский покрой характерен тем, что ряса немного ушивается в талии с боков, а спина делается прямой. Московский же покрой отличается тем, что ряса значительно ушивается в талии и плотно прилегает к телу с боков и со спины.

Монашествующие кроме вышеуказанных одеяний носят так называемую ма́нтию (или па́лий), которая представляет собой длинную, до пола, накидку без рукавов исключительно черного цвета, застегивающуюся только на вороте. Эта накидка символизирует собой сугубую отрешенность монахов от мира.

В повседневное одеяние священнослужителей входят и головные уборы, которые бывают нескольких видов:

1 . Скуфья́ (греч. головное покрывало) – головной убор священнослужителей и церковнослужителей, представляющий собой остроконечную шапочку, у священнослужителей – из бархата. Покрывает голову до бровей, а ее складки образуют знамение креста.

2 . Камила́вка – высокий твердый головной убор монахов и белого священства, сделанный, как правило, из верблюжьей шерсти. Последним фиолетовые камилавки или скуфьи даются как награда и знак отличия.

Камилавка

3 . Кло́бук (тюрк, колпак, шапка) – является как повседневным, так и богослужебным головным убором монашествующих. Он соединяет в целое твердую камилавку в форме расширяющегося кверху цилиндра и наметку в виде прикрепленного к верху цилиндра черного крепа, ниспадающего тремя языками: два – по бокам спереди; и один – на спину. Архиерейский клобук по форме подобен монашескому. Митрополиты носят клобук белого цвета с нашитым крестом, архиепископы – черного с нашитым крестом, епископы – без креста. Патриарший клобук – полусферической формы, черного или белого цвета, с крестом на навершии, с вышитыми изображениями Серафимов или крестов, одна лента, более широкая, спускается на спину и две на грудь. В Русской Церкви существует обычай носить архиепископам на черных, а митрополитам на белых клобуках бриллиантовые кресты.

Патриарший клобук (или кукуль)

4 . Куколь или кукуль (лат. cucullus – капюшон) – верхнее облачение монаха великой схимы, которое имеет форму остроконечного капюшона с двумя длинными, как и у клобука, полосами материи черного цвета, закрывающими спину и грудь. Принадлежностью куколя являются изображения крестов (украшен пятью крестами, расположенными на челе, на груди, на обоих плечах и на спине), Серафимов и текста Трисвятого. Одевается он поверх мантии.

Кроме того священники Православной Церкви обязательно имеют крест, надетый на них поверх облачений, который бывает, в зависимости от положения своего обладателя в церковной иерархии или его заслуг, нескольких разновидностей:

1 . Крест наперсный (или иерейский), носимый священником поверх рясы (во внебогослужебное время) или фелони (на службе), является отличительным (и неотъемлемым) признаком его принадлежности ко второй степени священства. Наперсный крест, носимый иереем, делается из серебра, протоиереем – из золота. Этот крест восьмиконечной формы с рельефным Распятием на лицевой стороне и надписью в верхней части: «Гдь, Црь, Слвы» («Господь – Царь Славы»). На концах центральной перекладины креста сделана надпись «IC, ХС» («Иисус Христос»), а под нижней косой перекладиной – «Ника», что в переводе с греческого означает победитель. На обратной стороне креста делается надпись: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою». Носится он на серебряной цепи из одинарных удлиненных колец. Как награду иерей может носить позолоченный крест. Золотой наперсный крест – принадлежность протоиерея.

Наперсный (или иерейский) крест

2 . Крест с украшениями – наперсный крест с драгоценными камнями, вручаемый священнослужителю в качестве награды за его особые заслуги.

Крест с украшениями

3. Кабинетный крест – первоначально введенный Указом Святейшего Синода от 24 февраля 1820 года золотой крест выдаваемый из кабинета Императора русским священникам, отбывающим за границу. Позже использовался в качестве награды священнослужителям и не покидающим пределы России.

Панагия-мощевик

Исключительно архиерейским знаком отличия являлась панагия, которая имеет несколько различных названий. Панагия (энколпион, нанедренник, наперсник, панагир) – небольшой ковчежец прямоугольной, округлой или крестообразной формы с изображением Иисуса Христа или святых. Раньше внутри панагии помещались частицы освященной просфоры или мощи святых. В настоящее время она представляет собой образ Божией Матери, чаще всего круглой или овальной формы, с различными украшениями, без мощей. Епископские крест и панагия являются знаками высшей власти в Церкви.

Современная архиерейская панагия

С 1742 года панагии стали даваться в виде награды и архимандритам некоторых монастырей. Для различения епископа от архимандрита за богослужением первый должен был носить и архиерейский крест.

Епископ во внебогослужебном облачении

Святейший Патриарх носит две панагии (вторая – с изображением Господа Иисуса Христа), такого же права удостоен митрополит Киевский. Кроме того, по предоставлению Синода, две панагии носят особо заслуженные архиереи, вторая дается им как награда.

Также в небогослужебное время епископы носят посохи – длинные деревянные трости, оправленные накладками, имеющие утолщения в верхней части из резной кости, ценных пород дерева, серебра или другого металла. Повседневные посохи имеют более древнее происхождение, чем богослужебные жезлы. Богослужебный жезл появился гораздо позже, потому что строгие канонические правила предписывали священнослужителям не украшать себя дорогими одеждами и предметами в быту. Только за богослужением, где архиерей символизирует собой образ славы Небесного Царя, он может заменить посох особо украшенным, благолепным жезлом.

Таким образом, внебогослужебным облачением диакона являются подрясник и ряса ;

священника – подрясник, ряса и наперсный крест ;

архиерея – подрясник, ряса, мантия, клобук, наперсный крест и панагия.

Богослужебные облачения

Эти одеяния, имеющие общее наименование "ризы", используются священнослужителями в ходе совершения богослужений. Делятся они на три категории: диаконские, иерейские и архиерейские (одеяния церковнослужителей, не принадлежащих к числу духовенства, в эти категории не попадают). Интересной особенностью является тот факт, что каждая последующая степень священства имеет все богослужебные одеяния предыдущей и плюс к этому те одеяния, которые являются принадлежностью их степени. То есть священник имеет все диаконские одеяния и сверх того присущие его сану; епископ имеет все священнические одеяния (кроме фелони, которая заменяется саккосом) и сверх того – присвоенные его архиерейскому сану.

Диакон в богослужебном облачении

Иерей в богослужебном облачении

Некоторые из этих одежд являются символами благодатных дарований и без них священнослужитель совершать богослужение не может. Богослужебными облачениями являются:

1 . Для диакона – подрясник, поручи, стихарь, орарь ;

2 . Для священника – подрясник, ряса (во время Литургии вместо рясы надевается подризник), поручи, епитрахиль, пояс, фелонь, наперсный крест;

3 . Для архиерея – подрясник, ряса (на Литургии вместо рясы – подризник ), поручи, епитрахиль, пояс, палица, саккос (вместо саккоса может быть фелонь ), омофор, панагия, крест, митра.

Церковнослужители прислуживают в стихаре.

Некоторые богослужения священник может совершать без фелони , а архиерей без саккоса. В качестве награды священникам дается право ношения скуфии, камилавки или митры , а также набедренника, палицы, креста с украшениями.

Стиха́рь – богослужебное облачение священно- и церковнослужителей. Различаются стихари церковнослужителя, диакона, священника и архиерея. Отличие богослужебных одежд низшего чина священнослужителей – диаконов – составляет то, что они служат в подряснике, поверх которого надевается стихарь. Стихарь диакона (и церковнослужителя – алтарника, пономаря) – это длинная одежда, состоящая как бы из двух половин, с широкими рукавами, с разрезами от подмышек до низа, скрепленная пуговицами. Стихарь символизирует одежду спасения. Священнический и архиерейский стихарь представляют из себя облачение, именуемое подризник.

Подри́зник – богослужебное облачение священника и архиерея – длинная до пят шелковая (реже из иных материалов) одежда, в талию, с узкими рукавами, белого или желтого цвета. Архиерейский подризник имеет так называемые гамматы , или источники – ленты, стягивающие рукав у запястья. Гамматы символизируют ток крови из прободенных рук Спасителя. Как уже говорилось, подризник заменяет архиерею либо священнику рясу при совершении Литургии.

Подризник

По́ручи – часть богослужебного облачения духовенства, представляющие собой трапециевидные полосы плотной материи с изображением креста на внешней их стороне, обшитые по краям лентой, имеющей иной, чем сами поручи , оттенок. Другое название поручей – нарукавники, означает то, что фиксируется эта часть богослужебного облачения на запястье, на рукаве подрясника. Поручь стягивается шнуром, продеваемым в металлические петли на боковых его краях, а шнур плотно обматывается вокруг руки и прочно на ней держится. Поручи символизируют собой Божью силу, крепость и мудрость, даруемую священнослужителям для совершения Божественных Таинств.

Ора́рь – часть богослужебного облачения диакона и иподиакона – длинная узкая лента, носимая ими на левом плече, причем один конец спускается на грудь, другой – на спину. Орарь является принадлежностью только диаконов и название свое получил от греческого глагола «оро», что значит смотрю, стерегу, наблюдаю. Впрочем, в латинском языке существует глагол абсолютно идентичный по написанию (лат. глагол "oro «), но имеющий значение «молиться». Другое значение слова орарь – полотенце, лентион (от лат. orarium).

Архидиакон и протодиакон имеют двойной орарь, который представляет собой два соединенных ораря : один надет аналогично диаконскому, а второй спускается с левого плеча на правое бедро, где и соединяется концами.

Орарь символизирует те благодатные дарования, которые диакон получает при хиротонии. Иподиакон же надевает орарь крестовидно, в знак того, что он не имеет благодати священнослужителя. По толкованию святого Иоанна Златоуста орарь символизирует собой невещественные ангельские крылья в соответствии с тем образом ангельского служения в Церкви, который олицетворяют диаконы.

Епитрахи́ль (греч . шея) – принадлежность богослужебного облачения священника и архиерея, представляющая собой длинную ленту (орарь диакона, но как бы удвоенный), охватывающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь. Спереди сшита или скреплена пуговицами, надевается поверх подризника или рясы. Образованная из ораря епитрахиль означала, что священник, приобретает сугубую по сравнению с диаконом благодать, дающую ему право и обязанность быть совершителем Таинств Церкви. Епитрахиль символизирует благодатные дарования священника, получаемые им в Таинстве Священства. Именно поэтому при облачении в епитрахиль читается молитва: «Благословен Бог, изливаяй благодать Свою на священники Своя, яко Миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его» (см.: ).

Епитрахиль и поручи

Без епитрахили священник и архиерей не имеют права совершать богослужения. Лишь в крайне тяжких обстоятельствах вместо нее может использоваться любой длинный кусок материи или веревки, особо благословленный.

Пояс – часть богослужебного облачения священника и архиерея, надеваемая поверх подризника и епитрахили, представляет собой плотную, шириной 10–15 см, полосу материи с отделкой в виде полос иного оттенка по краям. В середине пояса нашивается крест, а по его концам – длинные ленты, которыми он фиксируется сзади, на пояснице. Пояс напоминает то полотенце, которым препоясался Спаситель при омовении ног ученикам Своим на Тайной Вечере. Символически пояс в религиозном обиходе всегда означал силу, крепость, власть, готовность к служению, что ярко отражено в молитве, читаемой при его надевании: «Благословен Бог, препоясуяй мя силою, и положи непорочен путь мой, совершаяй нозе мои, яко елени, и на высоких поставляяй мя» (см.: ). Такое же значение сохраняется у него и сейчас.

Фело́нь – богослужебное облачение священника, представляющее собой длинную до пят (со спины) накидку, которая спереди доходит только до пояса. Имеет прорезь для головы и приподнятое жесткое оплечье, без рукавов. На фелони есть четыре символических полосы, которые означают Четвероевангелие, служителями и благовестниками которого являются епископы и священники. Также полосы означают Божественное охранение, благодать, силу и премудрость, даруемые священнослужителю, совершающему Таинства Церкви. На спине в верхней части фелони под плечевой полосой так же, как и на стихаре нашивается знамение креста , а внизу под крестом ближе к подолу – восьмиконечная звезда. Звезда и крест на фелони знаменуют соединение в Православной Церкви благодати священства Ветхого (звезда) и Нового (крест) Заветов.

Существует еще короткая, или малая фелонь, закрывающая тело только до пояса (причем спереди меньше, чем сзади). Надевается при посвящении в церковнослужители и не употребляется в других богослужениях.

Фелони в древней Церкви были белого цвета. Симеон, архиепископ Солунский, дает такое объяснение символического значения фелони : «Белизна этой одежды означает чистоту, святыню и сияние Славы Божией, ибо есть свет и одеяйся светом, яко ризою… Фелонь шьется без рукавов во изображение вретища, в которое одет был Спаситель во время поругания. Эта священническая одежда покрывает все тело, от главы до ног, во образ Божия Промысла, который нас от начала поддерживает и хранит. Во время священнодействия фелонь поднимается обеими руками, и эти руки, как крылья, означают ангельское достоинство, а действия, ими совершаемые, действенную силу, которой совершает Таинство иерей. Священная фелонь означает высшую и свыше подаваемую силу и просвещение Святого Духа. Эта одежда означает и светлость первейших Горних чинов, и силу Божию, все содержащую, промыслительную, вседетельную, благотворную, которою Слово снизошло даже до нас и чрез воплощение, распятие и восстание соединило все горнее с дольним».

В древней Церкви принадлежавшие патриархам и митрополитам фелони сплошь были покрыты изображениями крестов и назывались потому полиставриями (греч . многокрестие). Материалом для пошива фелоней является золотая и серебряная парча, а также материи других основных цветов, используемых в богослужении.

Набе́дренник является частью богослужебного облачения некоторых священников и представляет собой прямоугольник, который носится на длинной ленте у бедра. Право ношения набедренника дается священникам в качестве награды. Набедренник рассматривается как символическое изображение духовного оружия – слова Божьего. Эта мысль выражена и в стихах псалма, которые священник должен читать, одевая набедренник : «Препояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, красотою Твоею и добротою Твоею, и наляцы, и успевай, и царствуй истины ради, и кротости и правды, и наставит Тя дивно десница Твоя, всегда, ныне и присно, и во веки веков» (см.: ).

Набедренник

Набедренник отделан по краям нашитой полосой из материи, отличной от той, из которой он сшит сам. В центре набедренника всегда есть крест, а его нижний край обычно украшается бахромой.

Па́лица – часть богослужебного облачения архиерея, архимандрита или священника (священникам дается в качестве награды), представляющая собой матерчатый ромб, привешиваемый за один из острых углов и носимый на ленте у правого бедра.

Когда в награду за усердную службу право носить палицу получают протоиереи, то они носят ее также с правой стороны, а набедренник в этом случае перемещается на левую. Для архимандритов, как и для архиереев, палица служит необходимой принадлежностью их облачения. Символическое значение палицы аналогично тому, что имеет набедренник, то есть оба эти предмета означают духовный меч слова Божия (ромбовидная форма палицы означает Четвероевангелие).

От того какую службу священнослужители совершают в данный момент зависит какие и сколько предметов богослужебного одеяния они будут использовать. Так малое священническое облачение, в котором служатся все вечерние, утренние службы и требы, кроме Литургии составляют: епитрахиль, поручи и фелонь.

Полное облачение используется при служении Литургии и в других случаях, предусмотренных Уставом. Его составляют: подризник, поверх которого надевается епитрахиль, потом поручи, пояс, набедренник и палица (у кого они есть), а также фелонь. Поскольку набедренник и палица являются наградами духовенству и бывают далеко не у каждого священника, то они не входят в число обязательных предметов облачения.

Епископ в богослужебном облачении

У архиереев круг используемых им облачений гораздо шире. К вышеперечисленным предметам прибавляются еще такие, как саккос, омофор, митра (хотя она может являться наградой очень заслуженному священнику, но в этом случае она не увенчивается крестом), архиерейский жезл и мантия. В число предметов полного архиерейского облачения не входят три из вышеназванных: митра, архиерейский жезл и мантия. Таким образом, полное архиерейское богослужебное облачение в соответствии с семи Таинствами, которые совершает епископ, содержит в себе семь основных предметов: подризник, епитрахиль, поручи, пояс, палицу, омофор и саккос.

Са́ккос (древнеевр. рубище, вретище) – богослужебное облачение архиерея: длинная до пят, просторная одежда с широкими рукавами, сшитая из дорогой ткани. Саккос по внешнему виду напоминает диаконский стихарь с той разницей, что он разрезан полностью: по нижней стороне рукавов и по бокам до пола. По линии разреза соединяется так называемыми звонцами, которые заменяют выполняющие аналогичные функции пуговицы диаконских стихарей, но в дополнение к этому издают мелодические звуки в те моменты, когда архиерей двигается. Поверх саккоса надевается омофор и панагия с крестом.

Саккос духовно означает то же самое, что и фелонь. Этим обуславливается тот факт, что при его надевании нет особой молитвы, лишь диакон читает во время облачения епископа: «Архиерее Твои, Господи, облекутся в правду». Са́ккосы , как правило, шьют из дорогой парчи и украшают изображениями крестов.

Передняя половина саккоса символизирует священство Нового Завета, задняя – Ветхого Завета. Их соединение звонцами символически означает нераздельное, но и не смешиваемое преемство этого священства во Христе. Другое символическое значение этого соединения – двоякий характер служения епископа как Богу, так и людям.

Омофо́р (греч . носимый на плечах) – принадлежность богослужебного облачения архиерея. Омофор епископа у концов своих имеет две нашитых поперечных полосы – знак сугубого отречения от всего суетного. Два основных символических значения, усваиваемые омофору следующие: уподобление епископа Христу в попечении о спасении людей и особая полнота Божественной благодати и силы, даруемая для этого епископу.

Великий омофор

Существуют два вида омофора:

1 . Великий омофор представляет собой длинную широкую ленту с изображениями крестов. Он огибает шею епископа и спускается одним концом на грудь, а другим – на его спину. Великий омофор епископ носит с момента начала Литургии до чтения Апостола.

2 . Малый омофор представляет собой широкую ленту с изображениями крестов, которая спускается обоими концами на грудь и сшита или закреплена пуговицами спереди.

Надевается поверх саккоса. Символически изображает благодатные дарования архиерея, поэтому без омофора архиерей не может священнодействовать. Архиерей совершает все богослужения в великом омофоре , кроме Литургии, которая после прочтения Апостола совершается в малом омофоре. Но малый омофор не заменяет епитрахили.

Архиерейский жезл с сулком

Шьют омофоры из парчи, шелка и других тканей разных цветов, принятых в Церкви.

Архиерейский жезл (посох) – это символ духовной архипастырской власти епископа над церковным народом, данной Христом Своим ученикам, призванным проповедать слово Божье. По толкованию блаженного Симеона, архиепископа Солунского, «жезл, который держит архиерей, означает власть Духа, утверждение и пасение людей, силу путеводить, не-покоряющихся наказывать и находящихся далече собирать к себе. Посему у жезла и находятся рукоятки (рожки сверх жезла), как якори. И над теми рукоятиями Крест Христов означает победу». Архиерейские жезлы, особенно митрополичьи и патриаршии, принято украшать драгоценными камнями, накладками, инкрустациями. Особенностью русских архиерейских жезлов является сулбк – два платка, вложенных один в другой и зафиксированные у рукояти. На Руси его появление обуславливалось суровыми погодными условиями: нижний платок должен был предохранять руку от прикосновения к холодному металлу жезла, а верхний – от мороза на улице.

Архиерейская мантия

Архиерейская мантия, в отличии от мантии простого монаха, бывает фиолетового (у епископов), голубого (у митрополитов) и зеленого цвета (у Святейшего Патриарха). Кроме того, архиерейская мантия объемнее и длиннее. На ее лицевой стороне, у плечей и у подола нашиваются "скрижали" – прямоугольники с отделкой по краям и крестами или иконами внутри плечевых прямоугольников. В нижних могут стоять инициалы епископа. Скрижали на мантии означают, что епископ, управляя , должен руководствоваться заповедями Божиими.

По всей ширине мантии проходят три широкие двухцветные полосы, называемые источниками , или струями. Они символически изображают само учение, как бы «истекающее» из Ветхого и Нового Заветов и проповедь которых является обязанностью епископов, а также учительную благодать епископства. Духовно мантия повторяет некоторые символические значения фелони, саккоса и омофора, как бы «заменяя» их, так как носится тогда, когда этих богослужебных облачений (кроме омофора) на архиерее нет. Используется архиерейская мантия во время торжественных процессий, при входе в храм и на богослужениях, в моменты определяемые Уставом. Вообще же при облачении в богослужебные одежды мантия снимается.

Ми́тра (греч. повязка, носимая на голове) – головной убор, являющийся частью архиерейского облачения. Входит также в число предметов богослужебного облачения архимандритов и тех священников, которым право ношения митры дается в качестве награды. Имеет грушевидную форму. Обычно выполняется из бархатных полос на жестком каркасе, украшена жемчугом мелкого и среднего размера в виде растительного орнамента (как один из вариантов); вообще же вариантов украшения митры очень много. По бокам митры помещаются четыре малые иконы: Спасителя, Божией Матери, Иоанна Предтечи и какого либо святого или праздника; верхняя часть увенчивается иконой Пресвятой Троицы или Серафима. Вместо иконы на навершии архиерейской митры водружается небольшой крест.

Разными путями приводит Господь монахинь в Стерлитамакский Благовещенский монастырь, и всех их с любовью принимает и воспитывает игумения Наталия (Ефремова).

Стер-ли-та-мак, Стер-ли-та-мак… - радостно выстукивали колеса поезда. А чему они-то, спрашивается, радовались? Ведь это мне - уже автобусом - ехать в башкирский городок, а поезд от Уфы помчится дальше, в сибирские края…
От немолодой интеллигентной попутчицы со смуглым, восточного типа, лицом услышала легенду: некогда жили в степных краях прекрасная девушка Стерля и удалой охотник Ашкадар. Они любили друг друга, но злые люди разлучили их. И тогда красавица превратилась в быструю речку, и серебристые струи запели песню о вечной любви. И влюбленный Ашкадар не смог остаться на земле без любимой… Так появилась еще одна сильная, красивая река. Они встретились, чтобы никогда не разлучаться, и побежали навстречу величавой Ак-Идели, Белой реке…
- Конечно, это всего лишь сказание, - улыбается Фаина. - Просто городок был построен у места впадения Стерли в Ашкадар, вот и придумал кто-то красивую сказку. Само слово «Стерлитамак» означает устье реки Стерли. В детстве, когда жила в Стерлитамаке, речки казались мне довольно большими. А сейчас… Да уж если судоходная Белая этим летом сильно обмелела, Урал стал мелководным, а наши-то Стерля и Ашкадар, слыхала, и вовсе усохли - чуть не воробью по колено.
Одну из этих речек - так и не узнала, Стерлю или Ашкадар, - я увидела на следующий день, когда вдоволь попетляла под палящим солнцем по изгибистым улочкам старой части Стерлитамака, и вдруг с правой стороны от дороги, под высоким берегом, открылась взгляду речка - не речка, болото - не болото… Зеленые заросли болотных растений сплошь покрыли застоявшуюся речную гладь, из тины торчат полусгнившие доски, пустые пластиковые бутылки... И лишь у самого берега кое-где мелькает темная полоска бурой воды. Неужели это и есть - певунья Стерля?
Невольно прибавляю шаг, чтобы поскорее уйти от этой грустной картины. Спрашиваю редких прохожих, как найти улицу Калинина. «Направо - и там еще пройдете…», «Налево - а там спросите, куда дальше…» - слышу от местных жителей. И наконец еще одна пожилая башкирка указывает:
- А вот пройдете до перекрестка, потом так вот повернете, и там - недалеко будет церковь. С Богом!
Радостно удивляюсь не столько тому, что женщина угадала, куда мне надо - я же ни словом не обмолвилась, что иду в Благовещенский монастырь, - сколько доброму Христианскому пожеланию.
Хотя - чему дивиться. И среди моих знакомых есть башкиры и татары, принявшие Православие. Жаль, что встретиться с очень многими из тех, кого хотелось бы повидать в Башкирии, в этот слишком недолгий приезд не удалось.
А вот и тихая улочка Калинина, и среди одноэтажных домов - строгие кресты Никольского кафедрального собора. И за кирпичной оградой с золотистыми барельефами ангелов на железных воротах - Благовещенский женский монастырь.

Матушка игуменья

Из переписки на интернет-форуме Православной газеты «Благовест».
«10 марта 2010 года:
Дорогие братья и сестры,
мне позвонила из Башкирии, из г. Стерлитамака, инокиня Соломония, келейница настоятельницы Благовещенского женского монастыря игумении Наталии.
Матушка Наталия тяжело больна, у нее инсульт. Две недели назад она поехала в больницу на прием к врачу. И там с ней случился удар. Так Господь управил, что произошло всё прямо в больнице, и ни одной минуты не было потеряно, ее сразу положили в реанимацию.
Матушке очень плохо! Левая сторона тела парализована, к тому же добавилось воспаление легких.
Каждый день к матушке приезжает духовник монастыря и причащает ее. Сестры горячо молятся и переживают за свою любимую матушку. И я ее тоже очень люблю (знаю матушку Наталию с 2000-го года). Это дивная, светлая, прекрасная женщина, молитвенница и труженица. И очень мужественный человек.
Когда несколько лет назад местные власти хотели по-своему «переустроить» святой Табынский источник, матушка с сестрами встала на его защиту. И не только словами в самых высоких инстанциях. Узнала матушка, что к источнику направлен бульдозер, - и вместе с сестрами вышла к источнику, встали прямо перед машиной. «Сначала уберите нас, а потом уж - ваша воля, крушите!..» И отстояли источник.
Столько всего связано с матушкой!.. Столько!
Родные, прошу - молитесь о здравии болящей игумении Наталии, заказывайте о ней обедни, молебны, проскомидии, сугубые прошения, сорокоусты... - кто что может.
Если найду фотографию матушки, поставлю ее здесь. Вот посмотрите, какая она. Душа светится в ее глазах!..
15 марта:
Звонила я в монастырь. Матушке Наталии стало немного получше, но пока она в реанимации. Молитесь о ней, ради Бога! Знаю, что и сорокоусты, и обедни, и молебны о ее здравии заказываете. Спаси Бог всех, кто молится о труженице Божией тяжко болящей игумении Наталии!
17 марта:
Получила смс от келейницы матушки игумении.
Слава Богу, матушке Наталии лучше, в монастыре благодарят за молитвы.
Прошу и дальше не оставлять молитвы о болящей игумении Наталии!
23 марта:
И вновь - долгожданная весточка из Стерлитамака. Инокиня Соломония пишет: «Матушку перевели в палату, слава Богу, ей лучше! Вчера ее навещал Владыка (Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон - О.Л. ), утешал своей заботой. Спаси Господи за молитвы!»
Вот ведь радость какая!
Родные, прошу вас и теперь не оставлять молитв о болящей игумении Наталии. Да вашими молитвами дарует ей Всемилостивый Господь доброе здравие и всеблагую Свою помощь в трудах - на многая и благая лета!
27 апреля:
Порадуйтесь за матушку игумению Наталию: в пятницу, 23 апреля, ее выписали из больницы! Милая матушка заплакала от радости, когда приехала в монастырь. Вернулась домой!..
4 мая:
Дорогие мои, какая же сердцу радость! Так душа затосковала по Стерлитамаку, по матушке Наталии, и вот - сегодня мне передали пришедший в редакцию по почте конверт с брошюрой «Благовещенский женский монастырь Уфимской епархии» и вложенными фотографиями любимой Матушки. Я печалилась, что не могу поехать в Стерлитамак, в святую обитель Благовещенскую, - а монастырь сам пришел ко мне, грешнице великой...»

С матушкой Наталией хорошо говорить, хорошо и просто - молчать… Смотреть на ее выбеленное болезнью лицо, припасть к благословляющей руке…
Труженицу-матушку привычно видеть в трудах, в хлопотах, в скромном черном подряснике, реже - в парадном игуменском облачении, в наперсном кресте с украшениями - этой высокой награды, а еще раньше - ордена Святой Равноапостольной княгини Ольги - игумения Наталия удостоена за многолетнее безупречное служение Церкви. Но теперь - левая рука и нога пока еще неподвижны, и матушка Наталия смиренно лежит на кровати.
Из открытого окна доносится птичий щебет. А когда начнется вечерняя служба, станет слышно, как в храме идет Богослужение. Специально чтобы матушка могла слышать и молиться вместе со всеми, служба транслируется по радио и звучит громко, на весь монастырский двор. А как тяжело было без церковной службы в больнице! Только и утешение было - ежедневные визиты игумена Нила, Причащение Святых Христовых Таин каждый день. Теперь - слава Богу, дома!..
- Владыка Никон сам неустанно молится о здравии игумении Наталии, и куда только может - заказывает о ней требы: и на Афон, и в Иерусалим, и по храмам и монастырям России, - говорит инокиня Соломония. - Сам часто приезжает в Стерлитамак, навещает матушку, заботится о ее лечении. Нашел прекрасных врачей, которые очень хорошо помогают матушке. Да вот уже скоро придут медики делать электромассаж. После него чувствительность потихоньку возвращается в обездвиженные участки тела. Хорошо, что теперь матушка стала понемногу сидеть, вывозим ее на коляске и погулять, подышать свежим воздухом и посмотреть, все ли хорошо в обители. Даже и на кладбище ездит на коляске, к могилочкам своей сестры схимонахини Серафимы и схимонахини Михаилы , молится о них. Документы приносит казначея, монахиня Марионилла, и матушка продолжает оставаться на своем посту игумении.
Уфимские священнослужители навещают игумению Наталию, молятся о ней. Вот недавно приезжала монахиня Моисея, настоятельница монастыря в честь Смоленской (Бугабашской) иконы Божией Матери, привозила с собой чудотворную Бугабашскую икону. Игумения Серафима с сестрами Марфо-Мариинского женского монастыря из села Ира заезжала на обратном пути с Табынского святого источника. Многие пишут, звонят в Стерлитамак, спрашивают о здоровье матушки Наталии.
- А эта икона - подарок самарской игумении Иоанны, - перехватила мой взгляд матушка Наталия. - Сестры ездили в Иверский монастырь, и матушка Иоанна передала для меня икону Святителя Николая.
Вот уж более чем двенадцать лет прошло, как монахиня Наталия покинула Иверский монастырь, в котором вместе с родной своей сестрой и начинала свой монашеский путь. И подвизались в самарской обители не так долго, меньше двух лет. А - помнит их игумения Иоанна, помнят и другие иверские сестры. И с любовью молятся о них.
Тогда, в конце 1997 года, Епископ (ныне - Архиепископ) Уфимский и Стерлитамакский Никон попросил монахиню Наталию (Ефремову) возглавить Богородице-Табынский (теперь - Благовещенский) женский монастырь в Стерлитамаке.

От доброго корня

Неисповедимы пути Господни! Нина Григорьевна Ефремова (так звали в миру матушку Наталию), как и ее младшая сестра Антонина, о монашестве не мечтала. Но сызмала и до преклонных лет обе прожили в строгости, целомудрии и чистоте. Даже замуж не вышли, хоть и были умницами и настоящими красавицами: стройными и ясноглазыми, с тонкими чертами благородных лиц.
Они и выросли в семье, где Православной верой дышали, как воздухом. Родители, Григорий и Пелагея Ефремовы, были глубоко верующими - и детей с малых лет приучали жить по заповедям Божиим, в молитве и труде.
- Отец мой был певчим в церкви, - рассказывает матушка Наталия. - Он даже пострадал за веру, пришлось ему какое-то время и в тюрьме посидеть… Семья наша жила в деревне, и тут начались гонения. Крепких хозяев раскулачивали, верующих притесняли, закрывали и рушили храмы. Все, что нажили, отняли «коллективизаторы». Много пришлось пережить, поскитаться… И вот родители оставили в деревне свой домик, перебрались в Ульяновск - подальше от преследований. Отец устроился работать на фабрике.
Семья наша поселилась в небольшом домике на окраине города. Оттуда не так далеко было до Неопалимовского храма, и мы не пропускали церковные службы. Ходили, молились.
- Матушка, а вот в моем детстве, в шестидесятые годы по городам и селам ходили странники. Бывало, пускали их ночевать… И такие удивительные истории слышали от них… А к вам заходили странники?
- Я такого не помню. Если и приходили, то я этого не видала. Может быть, из-за того, что время такое было, опасались люди заходить в незнакомые дома. Ну а истории о Божественном… - родители были грамотными, сами читали Евангелие и Псалтирь и нас приучали читать. Мы и возрастали на Священном Писании.
- А что - храм в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина» был тогда в Ульяновске единственным?
- Действующим оставался еще Воскресенский на кладбище. И всё. Два храма на весь большой город.
- Как и у нас в Самаре, тогда - Куйбышеве. Ну а в «городе Ильича» атеизм был особенно агрессивным… В школе вам доставалось из-за религиозных убеждений?
- А как же - насмешки были от детей… Мы же не скрывали, что верующие, вместо красных галстуков ходили с крестиками. В церкви мы с детства росли, я с малых лет пела на клиросе. Учителя вызывали родителей: «Почему у вас дети не вступают в пионеры?» Ну родители были крепкие, их не запугаешь. «Мы верующие, и дети ни в пионеры, ни в комсомол вступать не будут!» Разговор короткий…
Да разве только в школе - и на работе вера в Бога считалась признаком отсталости, невежества. Лаборатории, где я работала, присвоили звание «коллектив коммунистического труда», и вдруг - надо же, какое ЧП: выяснилось, что Ефремова-то верующая, в церковь ходит!.. Много из-за этого было шума…
Я как вышла на пенсию, так и перешла в церковь работать. Отец Никон, будущий Владыка, пригласил. Знали мы его еще диаконом, а потом стал он священником, иеромонахом, настоятелем Неопалимовского храма в Ульяновске. В церкви я была сначала псаломщицей, потом бухгалтером. Все это потом уже пригодилось здесь, в монастыре.
- А как получилось, что вы с сестрой - уже на склоне лет - стали монахинями? Монашество было мечтой вашего детства?
- Нет, о монашестве мы и не мечтали. Молились, старались жить по-Божьему. И вот наш духовный отец, тогда игумен Ювеналий, предложил нам с сестрой стать монахинями. Но мы не сразу решились на это. Это ведь очень серьезный шаг! Поехали в Троице-Сергиеву Лавру и там получили благословение на постриг. Но и тогда еще переживали, а сможем ли, не возьмем ли на себя непосильный крест? А к нам в Ульяновск несколько раз приезжал схиигумен Иероним (Верендякин) из Санаксарского монастыря, и я спросила у него, можно ли - позволительно ли - принять монашеский постриг, но остаться в миру. Он ответил, что можно, только если жить при церкви. И в 1995 году отец Ювеналий (сейчас он Архимандрит, служит в Ижевске) совершил постриг. Сестра моя Антонина стала монахиней Алевтиной, а перед смертью была пострижена в схиму с именем Серафима . (О своей сестре схимонахине Серафиме матушка Наталия рассказывала в интервью «У нас в саду всего много!..» , опубликованном в № 6 «Благовеста» за 2005 год - О.Л. )
Ну а после пострига… - все Господь в нашей жизни управил. Стало уже понятно, что быть монахиней и жить в миру, хоть и при церкви, опасно для души. Может быть, кто-то и может жить монахом в миру, а мы уже душой потянулись в монастырь, к опытному духовному руководителю. И слава Богу, что игумения Иоанна приняла нас в Иверский женский монастырь, год и восемь месяцев мы были в этом монастыре, учились послушанию, жить не по своей воле, а по строгому монашескому уставу.
Ну а потом Владыка Никон позвал в свою епархию, в Стерлитамак.
- Что было для вас самым важным тогда, в самом начале, - и что видится главным сейчас в жизни монастыря? Тем более - после того как вы побывали на тонкой грани между жизнью и смертью…
- Тогда - главным было построить, укрепить изнутри монастырь. Уберечь - когда наш монастырь переводили отсюда на два года (в октябре 2002 мы переселились в Уфу, а в январе 2005 года вернулись на прежнее место). Сейчас уже и здания построены, корпус воскресной школы достраивается, монашеская жизнь налажена. У нас очень хороший опытный духовник, игумен Нил (Тимофеев). В монастыре около тридцати насельниц. Главное сейчас - то, что есть, сохранить. И дал бы Господь восстановить здоровье, чтобы еще послужить, сколько отмерено на земле.
Болит душа за то, что старых монахинь все меньше остается, вот и Серафима уже седьмой год как отошла ко Господу, и схимонахиня Михаила (Чернова). А молодые… - молодые тоже приходят, но немногие задерживаются. В те годы, когда создавался монастырь, люди шли, потому что душа горела, хотели служить Богу. А сейчас некоторые приходят в монастырь, потому что видят здесь удобные красивые кельи, внешнее благолепие. Так ведь здесь и трудиться, и молиться сколько надо! Не выдерживают - уходят. Вот, слава Богу, пришла к нам Надежда - дай Бог, прижилась бы, - хорошая монахиня из нее будет! Смиренная, послушная, трудолюбивая.

Цветы и птицы

Монахиня Марионилла:
- Несколько лет назад стал к нам в монастырь ходить один мальчик. Приходил на службы, молился, исповедовался и причащался, а потом с радостью посильно помогал насельницам монастыря. Хороший такой мальчишечка!
Но потом отец сказал ему: «И чего ты к этим лентяйкам ходишь? Они же в монастыре одно только и знают, что Богу молятся… Ты что - тоже таким хочешь быть?» И хоть мальчик сам прекрасно видел, что мы тут с утра до ночи в трудах, в хлопотах, - но авторитет отца все перечеркнул. Он отдалился от нас, и в церковь почти перестал ходить.

Так вот сейчас этому мальчику семнадцать лет, и недавно его отец сам пришел к нам, подошел к одной сестре в иконной лавке и просит: «Поговорили бы вы с моим сыном! Сбивается с пути, страшно мне за него! Что мы с матерью ему говорим, он не воспринимает. А вас - послушает…»
Сестра только и ответила: «Кто же лентяек слушает! Вы сами в свое время внушили ему, что у нас тут хорошему не научишься, а теперь кто мы для него - пустое место».
Ну все же изредка теперь видим юношу в церкви, приходит. Дай-то Бог, и выправится.
Да ведь так и многие смотрят на нас: монахи - или, как мы, монахини - значит, люди, упрятавшиеся в какую-то скорлупку от мирских тревог и забот. Живут себе припеваючи на всем готовеньком. Ну а кто попаломничает-потрудничает в монастыре хоть недельку, так уже не скажет и не подумает. Не говоря о том, как трудно постоянно молиться («молиться - кровь проливать!..»), столько дел и на хозяйственном дворе, и в огороде, и в швейной мастерской, и в просфорне, и в скиту у Святых Ключей, и здесь, в монастыре…

Инокиня Соломония провела меня на хозяйственный двор, где в коровнике уже тихонько мычали пришедшие с пастбища коровушки Пестряна и Вербочка. Мама с дочкой: Вербочка родилась на Вербное Воскресенье, вот ее так и назвали.
В сетчатом загоне дружно гуляют куры и… голуби. Всем хватает и места, и зерна.
- А вот видите, среди рыжих кур одна - черная. Ее несколько лет назад принесли к нам в трапезную: «Возьмите вот, сготовьте из нее что-нибудь - помяните моих покойных сродников…» Но мы за усопших помолились, а курочку отнесли к другим хохлаткам. Пусть яички несет да радуется жизни.
Матушка Наталия очень любит птиц! Идет, бывало, из трапезной, всегда у нее с собой крошечки. Воробьи стаей сидят на деревьях, ждут. Как увидят матушку - слетаются к ней, радостно щебечут. Зимы здесь морозные, так скольких пташек она отогрела и кормом, и своей любовью… Когда матушка заболела, птицы облепили дерево у окна ее кельи, сидят и не улетают, смотрят - не выйдет ли их кормилица. Наверное, и они вместе с нами молились Богу о ее здравии.
Матушка Наталия родилась 6 февраля, на Ксению Блаженную, в 1936 году. Так на 70-летие наша монахиня Сергия сделала ей в подарок барельеф: матушка и птицы . И сверху надпись: «Блажени милостивии, яко тии помиловани будут».
Сергия - она у нас художница, и стихи сочиняет. На День Ангела матушки сделала на ватмане коллаж: матушка Наталия с большим букетом самых разных цветов. И из каждого цветка смотрит лицо монахини, инокини или послушницы.
«…Но букет наш, дорогая,
Как увидишь, не простой:
Собрала его для рая
Ты заботливой рукой.
Никого не отвергая,
Приняла под свой покров,
Стала мамочка родная
Ты для нас - детей-цветов!
Пусть же ни один цветочек
Из рук твоих не пропадет,
Но со временем достойный
Плод для Бога принесет!»

Разные судьбы

Так получилось, что в первый свой приезд Людмила пожила в монастыре сорок дней, как раз во время Рождественского поста. Пришло время уезжать. И до чего же она заскорбела! И матушку Наталию очень полюбила, и сестер. Так бы и осталась! Но - надо ехать.
В молитвах и трудах, чтении духовных книг прошло три года. И вот решили Людмила со своим сельским батюшкой, что - пора, надо ей ехать в монастырь. Навсегда. Дуванский район, где находится их село, стоит на самой границе Башкирии с Екатеринбургской областью. И, подумав, батюшка благословил Людмилу ехать в Верхотурье. Сам и взялся отвезти будущую монахиню. Перед дорогой проверил машину: все хорошо, мотор исправен. Ну - с Богом, надо ехать благословясь. Только выехали за деревню, как вдруг машина заглохла. Батюшка и так, и этак старается завести - а ничего не получается. Он и говорит: «Ну, значит, нет воли Божией, надо тебе ехать к мать Наталии». И - тут же машина заработала и как на крылышках домчала в Стерлитамак.
Здесь, в монастыре, Людмила приняла иноческий постриг - я уже познакомилась с ней как с инокиней Софией, когда приезжала на Крестный ход к месту явления Табынской иконы Божией Матери. А теперь она - монахиня Сергия.
У монахини Сергии прежде были послушания в церковной лавке, на складах, а сейчас, как заболела матушка Наталия, осталось только одно, зато самое близкое сердцу: днем и ночью ухаживать за матушкой.
Не расстается с матушкой и ее постоянная келейница инокиня Соломония. Матушка Наталия нет-нет да и назовет ее Катей - по старой привычке. Она ведь помнит ее еще по Неопалимовской церкви - девчонкой-школьницей. Мама ее и сейчас служит псаломщицей, а сама Катя пела в церковном хоре.
- Десять лет назад я закончила школу, - рассказала инокиня Соломония. - Мечтала стать учительницей. А матушка Наталия пригласила меня на каникулы в монастырь, погостить. Я приехала и - осталась. Для многих знакомых, да и родных это мое решение было шоком. Как это так: хорошо училась, никаких трагедий в личной жизни (многие ведь считают, что в монастырь уходят исключительно от разочарования в жизни, неудачники). Но мама поняла, что для меня это самое большое счастье, выше которого в миру мне не найти, - и дала свое благословение. Теперь приезжает, навещает меня здесь. Такая радость - молиться рядом с матерью…
А монахиня Марионилла пришла в монастырь вслед за своими дочерьми инокиней Агнией и послушницей Марией.
- Они уже были в монастыре, а я еще жила у себя в Пугачеве Саратовской области, работала. В храме я часто видела одну… как бы это сказать… - не совсем обычную прихожанку Ольгу. Была она уже в годах - не определить на вид, лет пятидесяти или побольше. Летом Ольга ходила в зимней одежде, в лютую стужу - одевалась и обувалась по-летнему. Многие считали ее непростой, примечали, что молитва у нее сильная, и старались подать ей милостыньку. Но она не у всех брала. У кого и отшвырнет с гневом: «Не надо мне, не возьму!» А мои подаяния всегда с какой-то радостью брала и относила к иконе Божией Матери «Скоропослушница», вставала и молилась у иконы.
Когда ты одна, а дети выросли, на работе так и стараются нагрузить тебя побольше. Я не роптала, но уставала очень. Как-то возвращаюсь со смены, не дойдя до дома, присела на лавочке и сижу, отдыхаю. Тут подошла Ольга и участливо спрашивает:
- Что, устала?
- Да, - говорю, - очень устала.
- К дочкам не собираешься уйти в монастырь?
- Не знаю даже, что и делать. У меня ведь работа хорошая, оставлять жалко…
- А ты погляди на небо, что увидишь.
Я подняла взгляд - и так и застыла. Прямо надо мной - большой белый крест.
- Вижу - крест!
- Ну вот и думай.
Думать-то я думала, а все равно так и не могла решиться. В миру у меня все хорошо, а что ждет в монастыре? Смогу ли понести крест монашества?
И вот приехала я в Самару, в Иверский монастырь - я туда и раньше приезжала. Спрашиваю совета у игумении Иоанны, как же мне быть. Ничего она мне сразу не сказала.
- Давай, - говорит, - помолимся. Сейчас Литургия будет, пойдем на службу.
Стою, молюсь. И только закончилась служба, игумения Иоанна сама идет ко мне:
- Знаешь что, мне во время Литургии пришла твердая мысль: надо тебе ехать в Стерлитамак, в монастырь. Бог тебя благословит!
Так и решилась моя судьба. И теперь вот уж двенадцать лет я в этом монастыре. И поняла, какой нелегкий крест монашеский, и вдвойне тяжелый, когда мать служит в одном монастыре с дочерьми. Легко ли - оберегать их от злых людей, от наветов и прямой злобы. Было такое, что я просто рыдала от боли: за что же так, Господи!.. Ну да - надо терпеть. Все, что Господь посылает, во благо нам. А все равно иной раз так тяжело бывает… Только и прошу: Господи, дай сил все перетерпеть до конца!
Все ведь в жизни так непросто. У меня родственница одна была, родная сестра моей бабушки, - деток у нее пятеро, весь дом на ней, а она такая светлая, никто от нее ни ропота, ни плохого слова не слышал, трудилась да молилась. Все на нее дивились: в любой мороз одевалась очень легко и обувалась в калоши на босу ногу, а не мерзла. «Как это ты, Параска, можешь так ходить?» - «Да мне, говорит, не холодно…»А потом смотрим - стала и она одеваться-обуваться, как все. И себя же винит: «Обругалась нечистым словом - вот теперь и мерзну…» Видишь как - из-за одного слова можно благодати Божией лишиться.
Помоги мне, Боже, крест мой донести…

Молящимся помогает Господь

Большой радостью стало для меня узнать, что как восемь лет назад мы проторили дорожку, так и ходит Крестный ход на Табынскую прямо из Стерлитамака, от Благовещенского монастыря. Идут к месту явления Табынской иконы Божией Матери, к Святым Ключам.

Кто-то пожмет плечами: что там идти-то, восемьдесят километров. А вы пройдите их - по палящему зною, когда перед глазами дрожит и плавится воздух, а под ногами - раскаленная земля. Когда легкие порывы ветра приносят вместо облегчения мельчайшие крупицы соли, которые въедаются в кожу. И только пересохшие губы упрямо поют: «Радуйся, Радосте наша, покрый нас от всякаго зла честным Своим омофором!» Зато какую радость приносят в душе, возвращаясь, крестоходцы - словами не высказать!
- Жалко, в этом году не смогла пойти в Крестный ход, - сокрушается мать Марионилла. - Хоть и трудно, и ноги в кровавых мозолях, но мозоли пройдут, а благодать - останется!
- Скажи, а сейчас известны случаи исцеления в этом святом месте, какие-то еще чудеса милости Божией?
- Наверное, они есть, но ведь в Крестном ходе идешь - и стараешься не разговаривать, а больше молиться. Конечно, Пресвятая Богородица никого не оставит без Своей милости и утешения. Даст Бог, на будущий год постараюсь пройти в Крестном ходе.
И каждую осень Крестный ход во главе со священниками и монахинями обходит Стерлитамак. Сестры монастыря молят Бога о том, чтобы к этому времени любимая матушка игумения Наталия встала на ноги.
…Рано утром в окно паломнической кельи забарабанил дождь. Он падал звонкими веселыми струями, заботливо поливал цветы на клумбах и овощи в огороде, освежал живительной влагой истомившуюся от жары землю. Видно, хорошо помолились на молебне о дожде, который служили в монастыре два дня назад. Эти молебны служить бы по всем храмам, и не единожды - тогда и даровал бы Господь благорастворение воздухов. Где-то укротил бы засуху, где - унял наводнения. Ведь не оставляет Господь без ответа горячие молитвы верующих.

Когда верстался номер. Инокиня Соломония попросила молитв читателей «Благовеста» за болящую Иулию. Трудницу Юлию сильно искусала собака, изуродовала лицо. Юлии предстоит серьезная операция, она перенесла тяжелую душевную травму. Помолитесь о ее здравии и помощи Божией в терпении скорбей! Ольга Ларькина 09.07.2010

Монашеский крест

Хочу вам рассказать о моей родной тете Анне Никифоровне Анисифоровой - может быть, ее смиренная, терпеливая жизнь послужит кому-нибудь примером.

В конце XIX века в селе Сиделькино Самарской губернии жила благочестивая крестьянская семья Анисифоровых. И была у них такая беда: дети рождались и почти сразу же умирали. Потеряв двенадцать детей, мать, Ирина, горячо молилась, чтобы Господь послал ей сына, да чтобы рос он здоровым и, когда женится, народил бы ей внуков… Она дала обет, что пешком, с одной котомкой, пойдет в Киев поклониться святым мощам, без припасов еды, без смены белья. Настало время - родила тринадцатого ребенка, сына. Назвали его Никифором, он вырос, женился, народил детей.
Когда внуки подросли, поклонилась баба Ирина родным и пошла из дому пешком в Киев-град. Вернулась очень похудевшая, рассказала, что честно выполнила свой обет - пешком дошла до Киева, ни на какую подводу не садилась, - и вскоре умерла.
Рассказ Ирины навсегда остался в памяти ее внучки Анны, и девочка решила свою жизнь посвятить служению Богу.
Анна выросла и стала красивой девушкой, с тонкими чертами лица, была она очень смиренная, знала всю женскую работу: шила, вышивала, по дому легко и быстро управлялась. Односельчане называли ее не иначе как красавица Анна. Сватали ее богатые женихи, но она всем отказывала.
В те годы на селе была большая смертность. Похоронили маму Анны, жену старшего брата, двух братьев-близнецов. Оставались отец, брат Никита, младшая сестра Ксения (моя мама) и старенький дедушка. Анна вела хозяйство вместо матери. Когда отец решил жениться на вдове с детьми, Анна ушла из дома. Побывав в нескольких монастырях, она остановилась в Дивеевской обители. Как молодую послушницу Анну поселили к инокине (монашеское имя не знаю - это была тайна), тоже родом из села Сиделькино, в миру Ирине Емельяновой.
Послушница Анна пекла просфоры и пела на клиросе. Ирина, которая была крупного телосложения и высокого роста, выполняла тяжелую мужскую работу, а еще с благословения переводила на мордовский язык Евангелие для местных жителей-мордвинов.
Когда Дивеевский монастырь закрыли, Ирину, принявшую постриг, как «врага народа» отправили в Сибирь, в тюрьму строгого режима. Анна не бросила Ирину и последовала за ней. Добравшись до селения, где была тюрьма, поселилась на квартире. В этом селении она помогала хозяйкам по дому, ухаживала за больными - безплатно, только чтобы давали покушать, и все, что ей давали, делила с Ириной. Каждый день навещала Ирину и приносила ей еду.
В тюрьме с Ирины сорвали нательный крест. Она ногтем рисовала крест на груди и в тюремной камере начертила крестик маленький. В камере Ирина была одна, только с Господом, Богородицей, с Ангелом Хранителем и со святыми. Анна с едой, в картошке, передала ей два маленьких крестика. И Ирина много лет хранила эти два крестика под языком во рту. Ночью один крестик вынимала и приспосабливала в углу камеры, а второй крестик оставался под языком. Так Ирина постоянно молилась.
Надзиратели постоянно наблюдали за Ириной в окошечко и знали, что она постоянно молится, ее полюбили, относились к ней с уважением. Однажды, заглянув ночью в окошечко, они увидели на стене большой светящийся крест. Когда вошли в камеру, крест исчез, обыскали Ирину - ничего не нашли. И, видно, поняли, что за человека они стерегут, стали относиться помягче. Вся тюрьма узнала об этом случае.
В 1932-1933 годах Ирину освободили. Ирина и Анна отправились на родину, в село Старое Эштебенькино Куйбышевской области, где жила сестра Анны Ксения после замужества.
В селе все знали, что у Ильиных (такая фамилия была у Ксении, моей мамы, после замужества, отец мой - Федор Дмитриевич Ильин) поселились монахини. Анну тоже все считали монахиней. Когда Анну и Ирину хотели арестовать, Ильиных предупредили за несколько часов. Бабушка Анисия, свекровь Ксении, собрала узелок с едой и одеждой и пошла в церковь: Анна и Ирина были там на службе. Пришла в храм, пробралась на клирос и шепчет: «Здесь ли Анна с Ириной?» - и передает узелок. От узелка Анна и Ирина отказались, полностью предав себя Богу. Церковь была окружена конвоирами. По окончании службы Анисия бежит домой, сообщает новость детям, семье, что Анна с Ириной в опасности. Все молились, чтобы Господь спас Ирину и Анну.
Анна и Ирина вышли из храма почти последними, прошли мимо милиционеров - их никто не узнал. Зашли в дом, быстро собрали обед и еще не вышли из-за стола - прибегает мальчик, говорит: «К вам идут»,- и убегает задним двором.
Ирина выше Анны ростом - ее спрятали на полатях, а Анну, которая была поменьше, - в избе, где спала детвора. А жили в избе три семьи: старший сын Гавриил с женой Марией и сыном, старый дед Дмитрий, его сын Федор с женой Ксенией и сыном Нестором (меня тогда еще не было, я в 1939 году родилась), жена Дмитрия Анисия и дети неженатые - Степан, Николай, Анна и Марфа. Старших детей покормили и отправили гулять до прихода Анны и Ирины. Двухгодовалый Нестор сидел у мамы на руках. Пришли милиционеры и спрашивают у младенца Нестора: «Были ли гости у вас какие, тети?» Екнуло сердце у Аннушки, она высунула голову из-под одежды, которой была накрыта, приставила палец к губам. Нестор видел, как тетю прятали, чуть поднял глазки наверх, увидел голову с пальцем на губах (Богу только известно, что подумал младенец), твердит: «Нет, тю-тю», - и ручки разводит. Ушли милиционеры.
Бабуля Анисия собрала еду и проводила Анну с Ириной задними дворами к речке, за речкой лес. Пока пробирались к речке, их обнаружили - хотели взять живыми. Ирина с Анной побежали к речке - и в воду, в камыши. По ним стреляли. Вскоре решили: раз не выплыли, значит, все равно мы их уничтожили, - и уехали. И вся родня, и односельчане думали, что Анну и Ирину убили. Когда все затихло, ранним утром они переплыли речку, вышли из воды и ушли в лес.
Я потом все спрашивала, как им удалось спрятаться. Оказывается, они взяли камышовые палочки и нырнули под воду, палочки одним концом держали во рту, а другой конец их был над водой, так они дышали.
В 1954 году Анна и Ирина летом, когда ходили за ягодой, показали мне место, где они тогда скрывались в лесу. Сколько же там, на этой поляне, земляники! Жили они в землянке. Обыкновенная яма небольшая, и лестница сохранилась, и крышка с ручкой, на которой земля.
До 1943 года все родные и моя мама считали их умершими. Правду знал только дедушка мой, отец Анны, Никифор. Дедушка Никифор купил себе пчел и сделал пасеку в лесу - чтобы чем-то помочь Анне и Ирине - едой, одеждой. Ночью они приходили к нему. Но даже дедушка не знал точно то место, где они жили.
В 1943 году Ирина и Анна вышли из подземелья и пришли к властям в районный центр Челно-Вершины (это приблизительно в 20-25 километрах от села Сиделькино). Сказали, что скитались по селам, прибыли в родные края и хотят жить в Сиделькино. Им разрешили, но с условием - каждый месяц отмечаться. И они в любую погоду шли пешком отмечаться. В 50-е годы ходили уже не в Челны, а в село Сиделькино, но каждую неделю отмечались. Построили себе избушку на отшибе: маленькую, шириной приблизительно 3,5 метра, а по длине и четырех не было, но с тремя окошками - два спереди и одно сбоку стены. Не давали власти им земли ни под огород, ни под сарайчик.
В 1954 году разрешили занять примерно 2,5-3 сотки под постройку и грядки. Повзрослев и поняв немного жизнь, я спрашивала: «Да как же вы жили?» Ни пенсии, ни огорода, без паспорта, без работы. Это мне тогда казалось, что без работы. «Да с Божьей помощью», - отвечали. На праздники (в такие дни тайком) им приносили кто что мог односельчане. На Пасху яйца приносили с хлебушком и пироги, на родительские дни приглашали на поминки. После 1957 года разрешили сельчанам справлять поминки. Анне и Ирине давали воск - они делали свечи людям, читали по усопшим Псалтирь… Этим жили и питались.
Сельчане их любили, не замечая, что они за всех молились. Только все знали и говорили: «Там, в поселке, живут монашки (от домика Анны и Ирины на отшибе пошла улица, и ее стали называть поселком Редкая Береза - почему, не знаю, видно, мало было домов). У них и дождь вовремя, и урожай из всего района лучший, и односельчане живут лучше, чем в других селах».
Помню такой случай. В то время я была у них на каникулах. Тетя хлопочет у печки, заходит Ирина и говорит: «Анюта, беда грозит соседу Никифору». А он был и рыбак, и охотник, и плотник. Бросает тетя печь, встают на молитву, и я с ними. Долго, как мне показалось, молились, печка прогорела, а вечером, перед ужином, снова стали на молитву и все благодарили Господа и Богородицу. Говорили: «Слава Богу, беда Никифора миновала». Оказалось, у него чуть не случился пожар. Потом ужинали. Ужин у них простой, готовили они галушки-затирушки или картошку варили на костре во дворе, но я у мамы с папой с таким аппетитом не ела. Казалось, мама так не умеет вкусно готовить.
Анна и Ирина вместе прожили более 60 лет. Никто из родных и односельчан не слышал из их уст плохого слова. Жили очень дружно со всеми и всегда были веселые, улыбчивые, ни на что и ни на кого не жаловались. Я свидетельница того, как они ладно жили вместе: не пререкались, не корили, никого особо не учили, ни на чем не настаивали. Что-нибудь скажет Ирина, Анна отвечает: «Хорошо, Ириша». Анна что скажет, Ирина в ответ: «Хорошо, Анюта, так и сделаем». Мне рассказывали жития святых.
В смирении Ирина еще такой подвиг несла. Анна спала на топчане шириной примерно 60 сантиметров, на постели и на подушке. Ирина ее очень жалела и, так как была покрепче и намного старше Анны, не позволяла ей нести телесные подвиги, а сама спала на скамейке примерно 20 сантиметров шириной, стелила половичок, в голову клала полено и укрывалась дерюжкой самотканой. Я как-то спросила: «А что вы так спите, и дрова под головой?». А она и отвечает: « А я так дрова сушу, чтобы в печке лучше горели, но ты никому, даже маме, не сказывай об этом. Вдруг мама захочет так дрова сушить и может простыть, а я закаленная».
В сороковых годах я с родителями жила в Узбекистане, в городе Киждувон Бухарской области. Там я и родилась в 1939 году. В 1936-м папа с мамой и племянником выехали в Среднюю Азию - гонение было на тех, у кого в родне были «враги народа». Чтобы спасти семью, папа ездил по разным городам, а в 1941 году перед войной завербовался на Камчатку. Перед их отъездом дедушка Никифор пришел на чугунку (железную дорогу) и очень плакал, говорил: «Не ведаете, что вас ожидает. Будет война, и вы не доедете до того места, куда завербовались». - «Да что ты, тятя, мир подписали с Германией, не будет войны». А он свое твердит: «Война будет очень страшная. Вы будете еще в поезде ехать и узнаете. Но знай ты, Ксюша-Ксения, и ты, Федор, не пугайтесь. Остановят поезд, всех мужчин заберут и мальчиков-подростков. Твоего Федюшку, сына Нестора и еще одного мужика по имени Федор не заберут на войну. Из всего эшелона, поезда, троих только не заберут и вернут в поезд, в вагон». А вагоны были как сейчас товарняки, и на нарах, на соломе пассажиры с тазами, ведрами. «Да что ты, тятя, откуда ты это знаешь?» А он: «Не спрашивайте, откуда я знаю. Ты всю жизнь свою проживешь с Федором до смерти - всегда и везде вместе. Брата твоего Ивана убьют на войне. Младший брат Никита в каких только случаях не побывает. В плену, и пленных стрелять будут, а Никита будет невредим и домой вернется без царапины». И все это сбылось. Дяде Никите, если бы не раненые товарищи, оставшиеся в живых, не поверил бы никто. В таких передрягах был - и приехал домой без ран, без царапин. Заставили немцы самих солдат рыть себе могилу и перестреляли всех, дядя Никита в эту яму упал как убитый, а ночью из-под покойников выполз, остался жив. В плену уложили их на бревно головами, вторым бревном прижали, забили и оставили умирать - душили так. Снова Никита жив остался.
Все удивлялись, откуда дедушка все знал. Он один был, кто виделся с Анной и Ириной, а им Господь все открыл. Поздно я поняла: непростые были Анна и Ирина, блаженные, чудеса происходили по их молитвам, да мы не могли вовремя уразуметь. Приходит Анна к маме и говорит: «Ксения, у нас икона Спасителя обновилась» - и рассказывает, а мама вроде как бы сомневается: «А может, тебе показалось?» Тетя говорит: «Наверное, показалось». При мне этот разговор был. На каникулах приводит мама меня к тете, а икона вся, кроме руки и низа, обложена, украшена фольгой из-под чая. Я говорю: «Мама, смотри, и вправду икона светится». Мама мне потом сказала наедине: «Тетя старенькая стала, вот ей и чудится что-то, обложила, украсила золотой бумагой и сказала, что другой стала икона». Эта икона сейчас у меня.
Ездили они по святым местам. Потом я поняла: у Анны и Ирины были духовные отцы, они ежегодно ездили к ним. Анна приняла тайный постриг, никто и не догадывался. Да и мало кто знал в то время в селе о тайных монахах в миру. Однажды Ирина ездила куда-то одна. Когда она приехала, тетя уговорила ее лечь с нами спать на постель, а я обрадовалась: «Конечно, конечно, сейчас не надо дрова сушить - лето». Смирилась Ирина: «Ладно, Анюта, ляжем все на постели, на полу». После молились. Я заснула и вдруг почему-то проснулась, но не повернулась, лежу смирно и слышу разговор. Ирина говорит: «Отец (имя не помню) так хорошо встретил и сказал, как нам Господь открывает, какая жизнь, какие перемены ожидают людей». И сказала, что коммунистов не будет. Я думаю: а куда они денутся и почему она кого-то называет отцом? И сказала: «Он сейчас живет под Москвой, в Барановке». Я потом заснула, к этому разговору больше не возвращалась и никогда не спрашивала.
Помню, летом тетя стирала все мое, что на мне было. Смены не было, и она надела на меня свою кофту и длинную юбку, а я такая довольная, хожу воображаю. Нравилась мне эта одежда. Идут по улице девушки, женщины с покоса. Одна из них по имени Антонина стала смеяться, увидев меня. А тетя ей говорит: «А вы не смейтесь. Пройдет время, и она по моим стопам пойдет». Они, молодежь, примолкли, попросили прощения у тети и ушли. Люди верили, что все, что ни скажут Анна и Ирина, сбывается. И когда я вышла замуж в 1962 году, Антонина вспомнила слова Анны: «Как же так, Анюта сказала, что Валентина будет монашкой, а тут выходит замуж?». А как я была бы рада, если бы эти слова тети исполнились.
Господь меня миловал комсомолом, брата партией (с высшим образованием проработал простым инженером, так как не вступил в партию). Моей маме очень хотелось, чтобы мы с мужем Ваней были венчаны, а тетя сказала, успокоила ее: «Придет время, и они повенчаются». Мама успокоилась, ждала этот день. Никогда никто из уст Анны и Ирины не слышал осуждающих слов, тем более обзывания безбожником.
21 июля 1969 года Анна приехала ко мне в город Мелекесс. Долго мы разговаривали. И вот что поведала мне моя любимая тетя: «Ты никому не сказывай. Я через две недели умру. У меня много старинных книг. Книги ты забери. А кровать никелированную (которую купили в 1958 году, когда Ирина заболела и тетя ей сказала, чтобы она спала на хорошей постели. Ирина смирилась и согласилась - авт.) завещаю племяннику Нестору». Любила она всех племянников, а Нестора особо: часто вспоминала, как он младенцем не предал ее, когда она пряталась от милиционеров.
«Да откуда вы знаете, что именно через две недели умрете?» - спросила я. Что она мне могла тогда сказать, духовно малограмотной молодой женщине? «Да по рукам я сужу, посмотри, какие руки стали, и старческие пятна на руках». Я ее успокаивала, не хотела верить. Она не спорила, не доказывала: «На все воля Божия. Но ты маме не рассказывай. Знай сама, о чем мы с тобой говорили». Я дала ей слово, только спросила: «Как мне вас и Ирину поминать»?
Ирина умерла в сентябре 1958 года спокойной смертью, не жаловалась на боль. Я была тогда студенткой, жила в Куйбышеве, на похоронах не была. Восемь месяцев она лежала не вставая, худела, мало очень ела, а потом совсем перестала есть. Только безпокоилась и говорила: «Ты, Анюта за мною ухаживаешь, а кто за тобой так будет ухаживать»? Тетя отвечала: «А ты не безпокойся, Ириша, на все воля Божия. За мною мои труды будут ухаживать».
Итак, мы с тетей сидим, и я спрашиваю, как мне их поминать. Отвечает: «Ирину - девица Ирина, а меня - девица Анна. Наши имена тайные, ты когда-нибудь поймешь». Через несколько дней после ее отъезда веду из садика дочек, Олю и Танечку, думаю о тете, и так защемило сердце… Я подумала - живет одна, старенькая, и никого поблизости. Вечером написала ей письмо: «Ты (называла ее на «ты», как она велела), тетя, не переживай, только живи. Как Ваня приедет с командировки, с Севера, мы тебя возьмем к себе жить, будешь жить с нами». Это письмо она получила, читала ей та соседка Антонина, что когда-то посмеялась надо мной.
А утром, ровно через две недели после нашего с ней разговора, подоила козу (Антонина видела, как тетя молоко процедила), зашла в избу. И не выходит. Было принято: хозяюшки скотину выводят на улицу и ждут, когда дойдет тетя. Она всех отправляла домой, а скотину одна провожала за поселок в поле, к пастуху. А тут ждут - Анны нет. Тоня бежит, в дверь стучит - закрыто. «Да ты что, Аннушка, заснула, что ли? Видела, как ты цедила молоко, а тут и закрылась. Открой!» Собрались соседи, выставили окно, зашли в избу. А она - ноги на полу, руки и голова на кровати. Смотрят - умерла.
В том же году Ваня, мой муж, приехал с командировки в конце октября и позвал меня венчаться. Купил в Ленинграде обручальные кольца, и через семь лет нашей совместной жизни мы наконец повенчались. Говорю: «С работы нас уволят, детей из садика уберут». А он: «Тогда мы с тобой уедем на Север». Уехали мы в Мурманскую область, город Полярные Зори, и еще тридцать три с половиной года прожили вместе венчанные. Это по молитвам тети Господь сподобил венчания и уберег от греха дальнейшей жизни в невенчаном браке.
Во время нашего последнего разговора я спросила: «Тетя, а если я чего не знаю, как поступить? Ты будешь мне подсказывать?» Сказала: «Буду». И так много лет продолжалось. Спрошу во сне - она мне скажет. Как-то раз вижу во сне: тетя сидит на скамеечке, я слева, она справа, и говорит: «Сейчас тебе расскажу, только ты это не должна никому рассказывать». А я ей говорю: «А может, маме?» Она хлопнула рукой о мою правую коленку и сказала: «Нет. Я тебе ничего не скажу, вдруг ты когда-нибудь проговоришься». И проснулась я. С тех пор тетю вижу редко и ни о чем не спрашиваю.
Мой духовный отец Архимандрит Никодим, живущий в Мурманске, мне сказал: «Счастливые мы с тобой. У нас есть ходатай на том свете, что бы я делал без моего ходатая. Так он обо мне молится. И у тебя сильная ходатаица». «Да, отче, вы правы», - отвечала, хотя я ему до этого о тетушках не рассказывала.
Пять лет тому назад Господь сподобил меня побывать на могилке Ирины и Анны. Возвращаясь домой в 1992 году из поездки по святым местам, я заехала в Сиделькино и Старое Эштебенькино поклониться могилкам своих родных.
Пешком, с Иисусовой молитвой, после инсультов и инфаркта, до поселка Редкая Береза и до кладбища прошла 15-20 километров. А где могилки Анны и Ирины, не знаю - вырос лес, могилки старые. Уже в 50-е годы у Ирины в селе Сиделькино, где она родилась, никого из родных не осталось, все умерли. И наши родные, кто оставался в Сиделькине или в Старом Эштебенькине, умерли, а мы, племянники Анны, разъехались по разным городам.
Стала искать старожилов, спрашивать, помнит ли кто живших тут монашек. Нашла бабушку, которая прожила в поселке 25 лет. Прошу ее хоть что-нибудь вспомнить. Ирина умерла 33 года назад, Анна - 23 года (в 1982 году). И она мне говорит: «Вспомнила. Хоронили ярого коммуниста. Поставили звезду, памятник железный рядом с могилами монашек. Говорят, при жизни он их часто пугал, не давали монашкам земли по его ходатайству, всем говорил - «враги народа», а похоронили - пришлось лежать рядом с монашками».
Пошли мы с этой бабушкой искать могилу коммуниста. Ходили-ходили по кладбищу, искали желтый памятник со звездой. Кладбище старое в лесу, заросшее травой, нет оградочек, холмики сравнены с землей. Стою и почему-то все смотрю вверх. Бабуля говорит: «Ты на землю смотри: может, какой колышек остался, значит, это могилки». И вижу - под деревом, рядом со стволом, прямо от корней, крест, и второй рядом. Подбегаю, читаю надписи и узнаю могилки моих любимых, дорогих тетушек. Кресты полностью сохранились, и надписи на крестах видно.
Посидели, помолились, помянули, и бабуля говорит: «Спеши, тебе еще далеко идти, если не хочешь у нас переночевать. Ночь наступит быстро, особенно в лесу. У нас темные ночи, а тебе идти полем, лесом…». Но слава Богу, Богородице, Ангелу Хранителю, всем святым и блаженным тетушкам моим - чуден был путь и легок. Чувствовалось, как до самого дома меня сопровождали мои тетушки.