О совести человеческой. Совесть в Священном Писании

Так было во время райского пребывания человека с Богом. Но когда повредился, затмился закон, запечатленный в сердце человека, возникла нужда в Священном Писании . Это было при Моисее, когда среди народа Божия распространилось нечестие, оскудела вера.

Но когда люди через грехопадение зарыли и попрали ее (совесть. – О.С), тогда сделался нужен закон написанный, стали нужны святые пророки, нужным сделалось самое пришествие Владыки нашего Иисуса Христа, чтобы открыть и воздвигнуть ее (совесть); чтобы засыпанную оную искру снова возжечь хранением святых Его заповедей.

Так же в Новом Завете. Вначале ученики Христовы не имели писаного закона и только под конец своей жизни записали Евангелие и составили Послания. Некоторые же из христиан узнали закон Божий не только не из Священного Писания , но даже и не из устного предания. Сам Господь в сердце их, в совести их открыл им Благую Весть. Так было с апостолом Павлом, который никогда не видел Господа на земле, не слышал проповеди Его непосредственных учеников и апостолов почти до конца своей жизни, но, еще будучи фарисеем, неуклонно исполнял все веления своей совести, и потому Господь открылся ему. Также и о Марии Египетской мы знаем, что она знала закон Божий, не имея никаких книг.

Дело Христово состояло в том, что Он восстановил в человеке совесть, возжег искру, попранную и зарытую. Совесть связана в нас непосредственно с образом Божиим, и как он в нас растлился и нуждался в восстановлении, так и совесть. Христос пришел на землю для того, как учит , чтобы восставить образ падшего праотца и вместе с тем восстановить, возжечь в нас искру совести.

Такое учение о совести находим мы у всех святых отцов. И наш святитель Тихон Задонский пишет в своем слове «О совести»:

Бог, созидая человека, насадил в душе его совесть, дабы тою аки правилом управлялся и, что творить и от чего уклоняться, наставлялся. Совесть не иное что, как закон естественный или природный; почему и с законом Божиим написанным совесть сходна. Чего бо научает закон Божий, того научает и совесть.

И если мы о том стараемся, постепенно восстанавливается и очищается в нас этот закон, написанный «не на скрижалях каменных, а на скрижалях сердца плотяных», все более приближаясь к писанному закону Божию. Оба эти закона в идеале одно и то же. Потому-то апостолу Павлу и Марии Египетской не нужно было чтение Священного Писания .

Естественный закон восстанавливается в христианах при крещении вместе с образом Божиим, и если только человек прилагает к тому старание, он в продолжение жизни все более очищается и просветляется вместе с подобием Божиим. Блаженный Диадох сравнивает образ Божий с рисунком, на который мы накладываем краски в течение нашей жизни, всё более приближаясь и уподобляясь Богу.

Но закон естественный есть и у неверующих, и у язычников, однако в них он в таком же положении, как и образ Божий, т.е. растлился и пал. Тем не менее, если они все-таки следуют своей совести, хотя бы и искаженной и оскверненной, но все же вложенной как закон Божий в их сердца, она ведет их к Богу. Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствуют совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую (см.: ), говорит апостол Павел.

Для христианина же, в котором чрез крещение восстанавливается образ Божий и очищается совесть, последняя связывается еще с Ангелом хранителем. Иоанн Лествичник так говорит о совести: «Совесть есть слово и обличение Ангела хранителя, данного нам при крещении» . Мы-то, люди, опять можем образ Божий в себе затмить, но у нас есть Ангел хранитель, и наша совесть – его слово. «Совесть есть естественная книга (велений Божиих): деятельно читающий оную получает опыты Божественного заступления» , – говорит Марк Подвижник . Вот Ангел хранитель и дает нам возможность деятельно читать книгу естественного закона.

Можем ли мы доверять нашей совести, можем ли руководствоваться в жизни велениями этого голоса, который то оправдывает, то обвиняет нас? Да. «У нас есть достаточное руководство – совесть, и невозможно, чтобы кто-нибудь лишен был ее помощи» , – отвечает Иоанн Златоуст . Если желаешь всегда иметь душеспасительное руководство, внимай своей совести и неотложно исполняй, что она будет внушать тебе. Иоанн Златоуст указывает нам, что если бы мы, христиане, внимательно относились к своей совести теперь, после крещения, имея при этом и Ангела хранителя, мы всегда могли бы знать волю Божию, как это было у первых людей до грехопадения. В нашей воле – повиноваться совести или попирать ее и пренебрегать ею.

Мы должны постоянно помнить, что в нас живет совесть, что надо стремиться к тому, чтобы огонь этот не потух, как искра под пеплом, но постоянно разгорался.

Ныне же в нашей власти или опять засыпать ее, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда наша совесть говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим, и когда она говорит, а мы не делаем, но продолжаем попирать ее, тогда мы засыпаем ее, и она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но, как светильник, сияющий за завесою, начинает показывать нам вещи темнее. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы, по преступлении, не разумеем, что говорит нам совесть наша; так что нам кажется, будто ее вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она есть, как мы уже сказали, нечто Божественное и никогда не погибает, но всегда напоминает нам полезное, а мы не ощущаем сего, потому что, как уже сказано, пренебрегаем ею и попираем ее.

Если совесть наша молчит или «показывает вещи темней», это не значит, что плоха самая совесть, вложенная в нас Богом. Это свидетельствует о том, что мы сами, имея сначала очищенную совесть, не радели о ее чистоте и жизнеспособности. Иначе можно было бы сказать, что в нас нет божественной искры, что и образ Божий несовершен, что в Самом Боге нет совершенства. Мы знаем и из нашего собственного опыта, и из мировой литературы, что каждый из нас, перед тем как совершить грех, преступление, слышит удерживающий его голос совести, хотя и слабый, робкий, но все же говорящий, но мы сами отвергаем его, не видим и не хотим видеть света.

Нам эта картина так знакома! Всякий, кто внимательно относится к своей совести, кто хоть иногда заглядывает в свою душу, подтвердит эти слова святого отца.

Наше величайшее счастье, но вместе с тем и несчастье состоит в том, что мы в себе самих имеем свидетеля и обличителя наших дел, обличителя «постоянного, но не непрерывного», как говорит Иоанн Златоуст . Иными словами, она не мучает нас в каждую минуту нашей жизни, так как мы не снесли бы этого, но ее обличение то и дело вспыхивает в нас, не давая нам уснуть. Иоанн Златоуст утверждает, что совесть делает это не однажды, не дважды, но многократно и во всю жизнь и, хотя бы прошло много времени, она никогда не забывает сделанного, но сильно обличает нас и при совершении греха, и до совершения, и особенно по совершении. Итак, совесть есть, во-первых, свидетель не безмолвный и, во-вторых, обличитель, но не непрерывный. В этом, как я сказал, наше счастье и несчастье. Непрерывное обличение нас убило бы, мы не смогли бы начать иной жизни – чистой и святой. А наше несчастье заключается в том, что, пока слышим обличение совести, мы еще хотим что-то сделать, а едва оно кончится – к деланию охладеваем. А нам следует пребывать до конца бдительными. Внимание к своей совести должно быть для христианина основным деланием.

Мы имеем совесть – свидетеля не безмолвного и обличителя постоянного, но не непрерывного, имеем и укорение, и отраду, имеем всё, чтобы встать от бездны греховной и бдительно идти вперед правым путем. Мы постоянно должны прислушиваться, не перестала ли нас обличать совесть, и если да, искать причину этого, помня, что «тех только одних не обличает совесть, которые или достигли верха добродетели, или ниспали в самую глубь зла» . «Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас, не ради чистоты нашей, но как бы утомившись» .

И если мы имеем в себе этого свидетеля и обличителя, мы должны идти к нему на послушание, прислушиваться к его велениям и не отсылать его к помыслу, «презирающему наше падение и сладкоречиво о нем говорящему». Оптинский старец отец Иосиф говорил:

Совесть человека похожа на будильник. Если будильник прозвонил и, зная, что надо идти на послушание, сейчас встанешь, то и после всегда будешь его слышать, а если сразу не встанешь, несколько дней подряд говоря: «Полежу еще немножко», то в конце концов просыпаться от его звонка не будешь.

Всякий знает это в отношении к будильнику, в отношении же к совести мы это как будто и знаем, но не обращаем на это внимания.

Кроме того, что совесть является нашим обличителем, она в то же время и судия наш неусыпный и неподкупный, как говорит Иоанн Златоуст :

Нет, подлинно нет между людьми ни одного судьи, столь неусыпного, как наша совесть. Внешние судьи и деньгами подкупаются, и лестию смягчаются, и от страха потворствуют, и много есть других средств, извращающих правоту их суда; а судилище совести ничему такому не подчиняется, но хотя бы ты давал деньги, хотя бы льстил, хотя бы угрожал, или другое что делал, она произносит справедливый приговор против греховных помыслов, и согрешивший осуждает сам себя, хотя бы никто другой не обвинял его.

В этом отношении совесть находится в исключительном положении, ибо ведь никто так не знает наших грехов, никто не может следить за нами постоянно, как она, и в то же время мы имеем такого блюстителя в себе самих. В этом отношении совесть есть нечто неоценимое для нашего спасения, она есть некая божественная искра, без которой мы не могли бы спастись. Совесть – наш судья не только теперь, она и на Страшном Суде будет нам первым и самым страшным судиею. Именно потому-то и будет страшен этот суд, что нельзя будет уже оправдаться, нельзя будет сказать, что обвинитель неправ.

Беседа вторая

Как бы ни был грешен человек, образ Божий всегда остается в нем, только покрывается язвами греха. «Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений» . Кто бы что ни говорил о нас или о нашей жизни, нам важно то, как мы сами смотрим на свои поступки, как оправдывает или обличает их наша совесть, наш домашний и неподкупный судия.

Святые апостолы придавали совести очень важное значение и руководствовались ею как в жизни, так и при написании Посланий. Так, апостол Павел говорит о своей деятельности синедриону: «Мужи братия! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня» (). А также: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом» (). И еще «Молитесь о нас; ибо мы уверены, что имеем добрую совесть, потому что во всем желаем вести себя честно» (). Подобное же говорит и апостол Петр: «Имейте добрую совесть, дабы тем, за что злословят вас, как злодеев, были постыжены порицающие ваше доброе житие во Христе» ().

Если апостолы придавали такое значение совести, то и нам, стремящимся подражать им, но находящимся в состоянии постоянной наклонности ко греху, важно и необходимо присутствие в душе своего неподкупного и неусыпного судии. Другие люди могут нас хвалить или обличать, но их суд лицемерен, ибо они относятся к нам лицеприятно – или чересчур снисходительно, или, наоборот, враждебно.

Совесть же, по словам святителя Григория Богослова , есть «домашнее и неложное судилище» . Преступник может избежать иного суда человеческого, но он никогда не избежит суда своей совести. Потому-то и страшит нас Страшный Суд, что совесть, которая все дела наши знает, выступит нашим обличителем и обвинителем.

Мы читали, слышали слова Пушкина из «Бориса Годунова»: «И не уйдешь ты от суда мирского, как не уйдешь от Божьего суда», но эти слова обычно проходили мимо нас, хотя нам было бы нелишне всегда иметь их пред собою и руководствоваться ими в жизни. Христос приходил на землю призвать грешников на покаяние, а мы отталкиваем их. Это свидетельствует о том, что наша совесть доходит до такого состояния, когда она перестает нас обличать. Нам нужно помнить эпизод с грешницей, которую за ее вину хотели побить камнями. Когда привели ее ко Христу, Он ничего не говорил, сидел молча и, как сказано в Евангелии, писал на земле, а когда стали спрашивать Его вновь и вновь, ответил наконец: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (). Тогда обвинители, обличаемые совестью своею, стали один за другим уходить, пока не осталась одна женщина перед Господом. Так говорила в них совесть, хотя и жестокие они были люди как будто. А теперь, искажая понятие о Церкви, люди совсем не тревожатся совестью, продолжая обличать и обвинять других. И это люди, которые постоянно читают и слушают Евангелие.

Учение святых отцов о совести должно быть принято нами с величайшим вниманием. Для нас в данный момент, когда наша совесть прожжена и сожжена, очищение и хранение совести должно быть главным делом. Совесть, по учению святых отцов, есть не только наше домашнее судилище, но и учитель жизни, обучающий нас Божьему закону: «Учитель истинный есть совесть, которой слушающийся пребывает непреткновен» . Здесь говорится о настоящей, о доброй совести, о совести «идеальной». О такой же совести говорит преподобный Иоанн Лествичник : «Целью и правилом во всех случаях, да поставляем по Богу совесть нашу и, узнавши, откуда веют ветры, по ее указанию уже да распростираем и паруса» . Об этом же часто свидетельствует апостол Павел, руководимый в жизни не писаным законом, а естественным законом сердца.

У аввы Дорофея есть хороший образ, где совесть представляется соперником, ведущим с нами брань. Дело нашего спасения было бы совершенно невозможно, если бы не было в нас этого соперника, который борется с нами за правду, за истину, за добро. В этой борьбе нельзя пренебрегать и малым, чтобы не потерять большого, и нужно заботиться о легком, чтобы стяжать более трудное впоследствии. Необходимо очищать, хранить и проверять нашу совесть, пока мы еще в этом мире, – помирись с соперником твоим, пока ты на пути с ним.

Посему-то пророк оплакивает Ефрема и говорит: «Соодоле Ефрем соперника своего, попра суд» (). Соперником же называет совесть. Поэтому в Евангелии сказано: «Буди увещаваяся с соперником твоим скоро, дóндеже еси на пути с ним, да не предаст тебе соперник судии, и судия тя предаст слузе, и в темницу ввержен будеши; аминь глаголю тебе: не изыдеши оттуду, дóндеже воздаси последний кодрант» (). Но почему же совесть называется соперником? Соперником называется она потому, что сопротивляется всегда злой нашей воле и напоминает нам, что мы должны делать, но не делаем; и опять, чего не должны делать, и делаем, и за это она осуждает нас, потому и Господь называет ее соперником и заповедует нам, говоря: «буди увещаваяся с соперником твоим скоро, дóндеже еси на пути с ним» . Путь, как говорит Василий Великий , есть мир сей.

Итак, потщимся, братия, хранить совесть нашу, пока мы находимся в этом мире, ...не будем попирать ее отнюдь ни в чем, хотя бы то было и самое малое. Знайте, что от (пренебрежения) сего малого и в сущности ничтожного мы переходим и к пренебрежению великого... Поэтому берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его, ...ибо чрез него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы оно не стало тяжким: ибо и добродетели, и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу. Поэтому заповедует нам Господь блюсти свою совесть и как бы особенно увещевает (каждого из нас), говоря: «Посмотри, что ты делаешь, несчастный! Опомнись, помирись с соперником твоим, пока ты на пути с ним». Потом указывает бедственные последствия от несоблюдения сей заповеди: «да не когда предаст тебе соперник судии, и судия тя предаст слузе, и в темницу ввержен будеши» . А затем что? – «Аминь, глаголю тебе, не изыдеши оттуду, дóндеже воздаси последний кодрант» ()".

Чем же очищается совесть истинная, совесть, обладающая добротой первого в раю? Ведь по мере очищения совесть становится истинным судилищем и истинным учителем жизни по Богу.

Когда священник произносит тайную молитву во время Херувимской песни, он просит: «...призри на мя, грешнаго и непотребнаго раба Твоего, и очисти мою душу и сердце от совести лукавыя» . В этот момент начинается литургия верных, начинается принесение Бескровной Жертвы, совершение таинства Тела и Крови Господних. И совесть, по слову апостола, очищается именно через это таинство: «Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» ().

Беседа третья

В прошлый раз мы говорили о том, что такое совесть, что она дает нам и каким образом мы ее очищаем. Следующий вопрос – как хранить свою совесть в чистоте?

Святые отцы учат, что надо хранить совесть в трояком отношении: по отношению к Богу, по отношению к ближним и к самому себе и по отношению к вещам. Это разделение условное, сделанное с практической, педагогической целью. На самом же деле всякое хранение совести будет хранением ее в отношении к Богу. есть Творец всего – Он сотворил и все вещи, и всех людей, сотворил, наконец, и меня; и если я отделяю себя от Бога, я делаю это только потому, что я себя сознаю; но и я тварь, и я создание Божие, и даже во мне – образ Божий. Так свидетельствует великий подвижник. Таким образом, можно было бы говорить только о хранении совести в отношении к Богу, ибо все и вся – творение Божие.

Авва Дорофей говорит: «В отношении к Богу хранит совесть тот, кто не пренебрегает Его заповедями, и даже в том, чего не видят люди, и чего никто не требует от нас, он хранит совесть свою к Богу втайне. Например, обленился ли кто в молитве, или страстный помысл вошел в сердце его, а он не воспротивился ему и не восстягнул себя, но принял его; также, если кто, видя ближнего, делающего или говорящего что-либо, и, как (обыкновенно) случается, осудил его; короче сказать, все, что бывает втайне, чего никто не знает, кроме Бога и совести нашей, должны мы хранить; и сие-то есть хранение совести в отношении к Богу» . Стало быть, святые отцы говорят, что хранение совести в отношении к Богу – это есть хранение ее в отношении к поступкам, совершенным втайне, о которых никто не знает кроме Бога и нас.

В «Невидимой брани» говорится: «Пребывай в памяти Божией и ходи в присутствии Божием; сознавай себя носимым и хранимым силою Божиею, и ведомым к тому концу, для которого Он воззвал тебя к бытию; и себя и все свое посвящай на служение Богу и во славу имени Его; в Нем живи, на Него уповай и Ему предай участь свою, и временную и вечную» .

Святые отцы учат нас постоянно «ходить перед Богом», постоянно помнить о Его присутствии, и не только отвлеченно это знать, но и всю жизнь свою проводить с этим сознанием. Одно хорошее арабское изречение говорит, что в самую темную ночь, на самом черном мраморе не только видит самого черного муравья, но и слышит топот его ног. Так в ярких образах арабский мудрец живописует вездесущее всеведение Божие. Бог видит всю тварь Свою, и человек должен ходить перед Богом и в каждый момент своей жизни должен помнить, что он все делает во славу Божию.

Для нас, которые чувствуют и воспринимают Бога только в некоторые, немногие минуты жизни, это звучит странно. Но для тех, кто не болтал о религиозных вопросах, но по-настоящему совершал путь спасения, необходимость «хождения перед Богом» была очевидна. Как поучает великий подвижник авва Антоний, всегда имей Бога пред своими очами, куда бы ты ни пошел.

Стало быть, в отношении к Богу хранит совесть свою тот, кто имеет постоянную память о Боге. Совесть такого человека очищается, ибо он имеет страх Божий, и страх Божий показывает ему грехи его, очищает их и вместе с тем очищает совесть и удерживает такого человека от греха. Если в этом состоит хранение совести в отношении к Богу, то посмотрим, что же такое хранение совести в отношении к ближнему.

Авва Дорофей пишет:

Хранение совести в отношении к ближнему требует, чтобы не делать отнюдь ничего такого, что, как мы знаем, оскорбляет или соблазняет ближнего делом, или словом, или видом, или взором: ибо и видом, как я часто повторяю, даже и взором можно оскорбить брата. Короче сказать: человек не должен делать ничего такого, о чем знает, что делает это с намерением оскорбить ближнего; сим оскверняется совесть его, сознавая, что это сделано с тем, чтобы повредить брату или опечалить его: и сие-то значит хранить свою совесть в отношении к ближнему.

Если в отношении к Богу главное есть пребывание в памяти Божией, страх Божий, то и в отношении к ближнему надо, имея страх Божий, видеть в нем образ Божий, не позволять себе дерзости и вольности в обращении и не делать ничего, что может оскорбить или соблазнить ближнего.

Хранение совести в отношении к ближнему имеет двоякое значение: оно подразумевает хранение как своей совести, так и чужой. Мы же обычно если и заботимся кое-как о первой половине, то на вторую уж и вовсе не обращаем внимания. Мы осуждаем, унижаем, оскорбляем ближнего, любим учить других, учить не с любовью, а с навязчивостью. Люди, которые так поступают, не хранят совести другого человека. Мы должны помнить, что самое главное наше дело в отношении ближних – хранить чужую и свою совесть, поступать с ними так, чтобы человек не мог перенести в себя нашу внутреннюю инфекцию греха; а мы постоянно делаем обратное. Так вот для нас особенно важно помнить, что говорят святые отцы о хранении совести в отношении к нашим ближним и братьям и вообще ко всем тем, кто нас окружает.

Святые отцы доходили в этом отношении до очень глубоких мыслей и действий, глубоких настолько, что нам они непонятны, кажутся странными, а порой даже нелепыми. В одном из ответов Варсануфия Великого мы видим, что старец, когда к нему обратился один брат с просьбой повидаться с ним, ответил отказом просящему свидания. «Скажи брату: прости меня Господа ради, и желал бы я увидеть тебя, но, сберегая совесть других (от соблазна), не нахожу к тому удобства» . Здесь видно, что преподобный Варсануфий имел, с одной стороны, желание увидеться с братом, но, с другой стороны, видел, что это могло почему-либо соблазнить других, и он не находил возможным исполнить просьбу. Нам это может показаться чрезмерной щепетильностью, но дело в том, что великий старец помнил слова Спасителя, сказавшего: «невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, чрез кого они приходят» (), и для него было одинаково необходимо хранить как свою, так и чужую совесть.

Что касается нас, то для нас этот род хранения совести должен быть прежде всего в отношении к нашему духовному отцу или, как сказали бы святые отцы, к своему старцу. Для нас, кто идет и хочет идти путем духовного руководительства, духовного окормления, хранение совести в отношении к ближнему состоит прежде всего в повиновении своему духовному отцу. Кто находится в полном послушании, тот уже не боится личной ответственности. Если послушник по-настоящему слушает своего руководителя, если он по-настоящему хранит в отношении к нему совесть свою, то и на Страшном Суде совесть уже не обличит его, и Господь его не осудит, а ответит за него отец его. «Кто в повиновении отцу своему приобрел совершенно чистую совесть, тот уже не боится смерти, но ожидает ее ежедневно как сна... достоверно зная, что во время исхода души не от него, но от наставника потребуется ответ» .

У нас совершенно нет понимания двоякого значения хранения совести. А святым отцам, которые не только словом, но и делом шли по этому пути, это было очевидно. Иоанн Лествичник , описывая жизнь монахов некоего монастыря, говорит: «Они были связаны друг с другом неразрывным союзом любви; и что еще удивительнее, при такой любви они были чужды всякой вольности и празднословия; прежде же всего обучались тому, чтобы не уязвить чем-нибудь совести брата» .

Пусть и для нас, которые никогда не освобождаемся от вольности и дерзости в обращении, эти слова не окажутся только словами. Прежде всего нам надо стараться не уязвлять чем-либо совесть наших братьев, если нам приходится вступать в те или иные отношения с ними. Как нам быть, например, если мы в отношении другого поставлены в такое положение, что нам приходится его поучать и наставлять?

В «Невидимой брани» сказано:

Чти всех, как образы Божии, всем благожелай и благодетельствуй по силе, пред всеми смиряйся и всем угождай в пределах добра, радуйся с радующимися и соскорби скорбящим, никого не осуждай и не уничижай, даже в мысли и чувстве, от ищущих у тебя совета и вразумления не скрывай истины, когда знаешь; сам же в учители никому не навязывайся, паче же всего блюди мир и согласие со всеми, с готовностию на всякие для того со своей стороны жертвы, и всевозможно избегай соблазнить кого.

А мы, когда приобретаем уверенность в чем-либо, сейчас же стараемся навязать наше убеждение другим. Мы, конечно, не должны скрывать от ближнего истины, но и не должны никогда никому навязываться, не должны никогда никого уничижать, относясь с презрением к его мнению. А в этом мы все грешны. Вся наша жизнь проходит в спорах, мы вечно всех задираем. Святые же отцы считали спор грехом, помня, что горе тому, через кого соблазн приходит (ср.: ).

Итак, в отношении к нашим ближним мы должны помнить, что надо хранить не только свою совесть, но и совесть ближнего. Принимая во внимание, что совесть есть истинный закон Божий, нам надо со вниманием подойти к хранению этого закона не только в себе, но и в ближнем.

Важно отметить еще одно: так внимательно надо относиться не только к тем людям, с которыми мы сблизились, но и ко всем тем, кто нас окружает, с кем так или иначе мы соприкасаемся. Я хочу привести пример из Иоанна Лествичника, где он говорит о двух юношах, которые сблизились между собой и имели друг к другу настоящую христианскую любовь, но чтобы не соблазнить других, они решили на некоторое время расстаться. «Иногда разрушают заповедь ради другой заповеди. Например, видел я юных, связуемых союзом любви по Богу; но чтобы не соблазнить других и не уязвить их совести, они уговорились между собою и удалились на время друг от друга» .

Если я кого-нибудь полюбил, то мне мало хранить совесть только в отношении к нему. Может создаться такое положение, что, исполняя одну заповедь, приходится нарушить другую. С нами это очень часто бывает. Вот эти двое юношей имели любовь по Богу, но могли каким-то образом смутить чужую совесть и, принося пользу один другому, храня совесть друг друга, могли таким образом разрушить закон, запечатленный в чужом сердце. Хорошо любить ближнего по Богу, но не надо кого-нибудь этим соблазнять, иначе мы ничего не приобретаем. Если принимать и понимать совесть такой, как она дана Богом, то вот как внимательно надо относиться к совести, заключенной не только в нас самих, но и в других.

Посмотрим теперь, как же надо хранить совесть по отношению к самому себе. Опять напоминаю, что и это хранение совести также есть, в своей сущности, хранение совести по отношению к Богу. Я должен хранить совесть по отношению к себе, потому что во мне образ Божий.

«Будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное, – говорит Никодим Святогорец . – Дух твой, ищущий Бога, небесного и вечного, да властвует над душою и телом, которых назначение устроять временную жизнь; душа, подчиняясь внушениям духа, выю ума да подклоняет богооткровенной истине и ею да освещает всю область своего ведения; волю да держит в порядках заповедей Божиих, не давая ей, в противность им, уклоняться к своим похотениям; сердце да учит находить вкус только в вещах божественных и в том, что носит отпечатки и служит выражением божественного, – и в сем духе да ведет свои дела и порядки житейские и общественные; телу давай нужное и, соблюдая в сем строгую мерность, имей законом – никогда ни в чем «не творить плоти угодия в похоти» (). Храня сие, будешь добрым правителем себя самого и истинным себе благодетелем».

Отдавай должное каждой части своего естества. Святые отцы говорят, что не только душу нашу должны мы спасать, но и само тело готовить для жизни в другом мире. Те, кто думает, что христианский аскетизм есть умерщвление плоти в смысле «тела», вовсе не правы. Они должны обратиться к великому учителю христианской подвижнической жизни – авве Евагрию.

Говорил святой и опытнейший учитель наш: монах так должен быть настроен в себе, как бы завтра имел он умереть; и так опять поступать с телом своим, как бы имел жить многие лета.

Стало быть, мы должны помнить для души нашей, что жизнь наша временная, а для тела – что она вечная. Это как-то странно звучит.

Казалось бы, и мы привыкли это слышать, что надо думать как раз обратное, т.е. что для души – жизнь вечная, а для тела временная. Но авва Евагрий приводит и причины, почему надо думать не так. Мысль о краткости нашего существования «пресекает помыслы уныния и делает монаха ревностнейшим; а это здравым хранит тело и заставляет наблюдать всегда равное воздержание» . Каждый из нас должен соблюдать свою меру, должен в меру заботиться о своем теле и делать для него все необходимое, чтобы оно не терпело в чем-либо недостатка; не надо и впадать в излишество. Будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное.

Теперь последнее – хранение совести в отношении вещей. не только сотворил нас, Он сотворил весь мир, сотворил все, что нас окружает и чем мы так или иначе пользуемся. Вот в отношении ко всему этому мы также должны хранить свою совесть.

В христианстве, как и вообще в жизни, все антиномично. – вовсе не сборник нравственных поучений, на время оставивший свой переплет. В христианстве, как и в жизни, всё с одной стороны так, с другой – иначе. Только что мы видели это, когда говорили о хранении совести в отношении к своему телу. Так же и в отношении к вещам. С одной стороны, не надо иметь к ним пристрастия: «Не заботьтесь... что вам есть и что пить... и во что одеваться» , «не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут» (), не надо прилепляться к ним, ибо они тленны. С другой стороны, эти же самые вещи даны тебе Богом, они творение Божие, и в отношении к ним храни свою совесть, т.е. относись к ним бережно.

Хранение совести в отношении к вещам состоит в том, чтобы не обращаться небрежно с какою-либо вещию, не допускать ей портиться и не бросать ее как-нибудь, а если увидим что-либо брошенное, то не должно пренебрегать сим, хотя бы оно было и ничтожно, но поднять и положить на свое место. Не должно также обходиться нерассмотрительно со своею одеждою: ибо случается, что иной мог бы носить одежду неделю, или две, или даже месяц, а он часто моет ее преждевременно и тем портит ее, и вместо того чтобы носить ее пять месяцев или более, он частым мытьем приводит ее в ветхость и негодность; а это против совести. Также и в отношении постели, часто иной мог бы довольствоваться одной подушкой, а он ищет большой постели; или имеет власяницу, но хочет переменить ее и приобрести другую, новую или более красивую, по тщеславию или от уныния. Иной опять может обойтись одним покрывалом, а он ищет другого, лучшего, иногда даже и спорит, если не получит его. А если он еще станет примечать за братом своим и говорить: «Зачем у него есть, а у меня нет?», то такой далек от преуспеяния. Также, если кто-либо развесит свою одежду или покрывало на солнце и поленится вовремя снять их, и допустит им от зноя портиться, то и это против совести. Также и в пище, иной может удовлетворить своей потребности малым количеством какой-либо овощи, или чечевицей, или немногими маслинами, а он не хочет этого, но ищет другой пищи, вкуснейшей и лучшей – это все против совести. Отцы же говорят, что монах никогда не должен допускать, чтобы совесть обличала его в какой-либо вещи. Итак, необходимо нам, братия, внимать себе всегда и охранять себя от всего этого, чтобы не подвергнуться тому бедствию, от которого Сам Господь предостерегает нас, как мы выше сказали.

Если мы вспомним теперь, что такое совесть и насколько необходима она для нашего спасения, нам станет понятно, почему святые отцы так бережно и тщательно хранили свою совесть и завещали нам хранить нашу. И в самом малом надо хранить совесть, ибо она нечто такое, без чего нельзя спастись.

Поэтому берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его, как малое и ничтожное; оно не малое, ибо чрез него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы оно не стало тяжким: ибо и добродетели, и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу.

Так совесть хранится, а очищается она, как мы говорили. Телом и Кровию Господа.

Нам остается еще вопрос об испытании совести. Вы помните, что наша совесть может перестать обличать нас по двум причинам: в том случае, если мы «достигли верха добродетели» или, наоборот, если ниспали в самую глубину зла . Итак, если совесть наша молчит, нам надо узнать, почему она молчит. Иногда случается с нами, что разум наш обличает нас в чем-нибудь, а совесть молчит. Может происходить и обратное: разум оправдывает, а совесть обличает; что бы мы ни говорили, но где-то в глубине раздается ее обличительный голос: «Нехорошо ты сделал». И такое состояние – счастливое.

Наша совесть часто молчит, ибо мы не храним ее, и всем ревнующим о спасении необходимо ее испытать. В «Невидимой брани» мы много читаем о том, как надо испытывать совесть – каждый день, утром и вечером.

Добре хотящие жити, ревнители о спасении все так и действуют (т.е. хранят совесть. – О.С.), всячески стараясь ни в чем из того не погрешить и ничем не запятнать своей совести. При всем том, однако ж, то мысли и чувства, то слова, а то и дела неправые проскользают, иной раз незаметно, а то и заметно, и запыляют чистый лик совести, так что к концу дня редкий не бывает похож на путника, шедшего по пыльной дороге, у которого всюду набивается пыль: и в глаза, и в нос, и в рот, и в волоса, и все лицо покрывает. По сей причине и положено всякому, ревнующему о спасении, вечером испытывать свою совесть и, уяснив себе все неправости, допущенные днем в мыслях, словах и делах, очистить их покаянием, т.е. делать то же, что делает запылившийся путник: путник умывается водой, а ревнующий о спасении очищает себя покаянием, сокрушением и слезами.

Очень хорош образ путника, который в долгой дороге покрывается пылью, проникающей даже внутрь его тела. Нам необходимо испытывать нашу совесть и очищать ее покаянием.

Покаяние совсем не тогда начинается (как уже не раз я вам говорил и уже, верно, надоел), когда мы стоим пред Крестом и Евангелием и исповедуем свои грехи; и не кончается оно тогда, когда читается над нами разрешительная молитва, или тогда, когда мы соединились со Христом, причастившись Святых Тайн. Оно только тогда, может быть, и начинается, потому что здесь омывается и очищается наша совесть и указывает нам на наши грехи, от которых мы должны очиститься.

Нужно всячески заставлять нашу совесть говорить, вернее, надо заставлять себя слышать и слушаться ее, потому что она-то не молчит никогда, она говорит постоянно, хотя и тихо, а это мы ее не слушаем. Надо каяться. Покаяние проходит сквозь всю нашу духовную жизнь, ибо, как не раз я вам говорил, наша вера есть вера покаянная, и в лучшие моменты нашей жизни совесть наша начинает говорить в нас и обличать нас до того, что мы с сокрушением начинаем каяться. Так было и у всех святых, и у апостолов.

Когда Петр, закинув по слову Господа сети, после целой ночи безуспешной ловли вытащил великое множество рыбы и понял, Кто перед ним, он в ужасе воскликнул: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним» (). Покаяние, сознание и исповедание своего греха идет непосредственно от совести. Петр раньше ничего этого не испытывал, не сознавал, что грешен, а Христос Своею благодатию, Своим чудом, дал ему почувствовать угрызения совести. Также и Фома, когда подошел к нему Господь со Своей благодатью и сказал: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим, будучи обличен совестью, сказал Ему и ответ: Господь мой и Бог

Что увидишь неправым, рассмотри, как случилось, что ты сделал то, когда держишь постоянно желание делать одно правое, какие были к тому поводы и причины внутренние и внешние, как бы тебе следовало править собой в данном случае, чтобы не погрешить, и почему ты этого не сделал; затем, осудив себя, а никого и ничего другого, разумно определи, как следует тебе держать себя, чтобы вперед не погрешить в таких же или подобных обстоятельствах, и предпиши то себе в закон с решимостию исполнять его без уклонения и поблажки себе или человекоугодию, пользуясь таким образом для удобрения нивы сердца своего и нечистотами. . Всем нам одно надо помнить: самое главное – это хранение совести по отношению к Богу, ибо есть только и я.

Мы думаем, что мы отыскали Бога, и на том успокаиваемся, а надо искать Бога в продолжение всей жизни, ибо Он всегда с нами, а мы не всегда с Ним. Если знаем, что Он слышит топот ног того муравья, о котором говорит арабский мудрец, то как же мы должны помнить о том, что Он все видит, все дела, слова, мысли и чувства наши, и хранить свою совесть по отношению к Нему. Если мы поставим себе целью всегда, везде и во всем искать Бога – искать не в смысле тех или иных вероучений, а в смысле жизни и общения с Ним, тогда указания, даваемые святыми отцами, окажутся не теми или иными мертвыми рубриками, воспринимаемыми памятью, но оживут для нас и поведут нас к Богу.

Мы не хотим жить «под подвижников», мы должны брать из святоотеческого опыта только то, что в нашей мере, что соответствует нашей индивидуальности и тому месту в жизни, какое мы занимаем. Рассудительность есть совесть неоскверненная.

Под совестью подразумевается особая духовная способность человека, отвечающая за сохранение нравственного качества его личности и поведения. Совесть осуществляет несколько взаимосвязанных функций, необходимых для успешного продвижения по пути морального совершенствования. Она выявляет требования, которым должны соответствовать мотивы и поступки человека; обеспечивает идентификацию личности с этими требованиями; находит наилучший индивидуализированный отклик на конкретные уникальные ситуации; порождает негативные переживания в случаях несоответствия поведения моральным требованиям. В последнем случае предполагается своеобразное раздвоение личности человека на "Я" судящее и "Я" осуждаемое. С этим обстоятельством связан рефлексивный характер совести, ее глубокое родство с сознанием, о котором свидетельствуют единые этимологические истоки этих слов (английские conscience и consciousness) или их структурно-смысловое подобие (русские "co-знание" и "со-весть"). Как механизм регулирования поведения совесть часто противопоставляют стыду, поскольку она, в отличие от стыда, предполагает более полный разрыв с любыми внешними способами давления на человеческую волю. Даже если мотивированное совестью совершение или несовершение определенных действий оказывается результатом страха перед негативными санкциями, а не уважения к нравственным принципам, эти санкции являются сугубо идеальными и внутренними. Потери, которые несет человек, которому совесть вынесла свой приговор, связаны исключительно с автономным самоосуждением. Нормативной основой функционирования совести являются нравственные нормы, относящиеся как к области справедливости, так и к области милосердной любви, заботы, благотворительности.

Возникновение феномена совести

Вопрос о времени возникновения и путях культурно-исторического генезиса совести порождает непрекращающиеся дискуссии. Среди отечественных и зарубежных исследователей существует три основных подхода к его разрешению.

Первый - концепция позднего генезиса совести. Она ориентируется на историю языкового оформления этого явления и предполагает, что психологические механизмы совести не были знакомы людям тех культур, которые не выработали соответствующих нравственных концептов. Однако и к факту возникновения тех терминов, которые в позднейшие времена обозначали именно совесть, сторонники этого подхода призывают относиться с осторожностью. Их наличие в языке не свидетельствует автоматически о существовании тех духовных образований, которые мы ассоциируем с понятием "совесть". О возникновении феномена совести может свидетельствовать только исторически удостоверенное использование специальных терминов при условии столь же удостоверенного совпадения их смысла с нашими представлениями об этом явлении.

Тезис о позднем генезисе совести был артикулирован Г. Ф. В. Гегелем, с точки зрения которого восточные цивилизации и греческая античность в ее аутентичных формах выражения не были знакомы с таким явлением ("о греках в первой и подлинной форме их свободы мы вообще можем утверждать, что у них не было совести: у них господствовала привычка жить для отечества без дальнейшей рефлексии"). В отечественной классической филологии этот подход к генезису совести взял на вооружение классический филолог В.Н. Ярхо, предпринявший попытку показать, что "муки совести" героев античной трагедии являются иллюзией современного читателя. С его точки зрения, осознание совершенного злодеяния носит у них сугубо интеллектуальный характер (они просто знают, что совершили страшное), а их мучения связаны исключительно с негативными следствиями поступка (например, страданием от жестокости эриний), а не с раскаянием и виной.

Второй подход - концепция раннего происхождения или даже изначального характера совести (в отечественной мысли ее развивал психолог Г. Д. Бандзеладзе). В рамках этой концепции совесть наделяется статусом культурной универсалии, неотъемлемой части духовного опыта любого человека, включенного во взаимодействие с другими людьми. Факт существования совести нельзя проверять на основе наличия или отсутствия ее точного терминологического оформления, поскольку возникновение общих понятий, обозначающих комплексные духовные явления, всегда относится к поздним периодам развития культуры. В языках некоторых первобытных народов отсутствуют общие понятия, касающиеся даже тривиальных и заведомо знакомых им действий, такие, например, как глагол "рубить". Однако это не довод в пользу незнания ими технологического процесса рубки. Просто в их языках отсутствие общего понятия компенсируется наличием целого куста терминов, обозначающих разные способы использования рубящих инструментов. Понятие "совесть" может находиться в похожем положении. Даже если оно и отсутствует в древних текстах, в них встречаются указания на отдельные нравственные переживания, относящиеся к психологическому механизму совести, имеются символические обозначения средоточия нравственной жизни (такие, например, как "сердце" в египетской и ветхозаветной литературе).

Третий подход - концепция исторически варьирующихся типов совести, обладающих разной формальной структурой и связанных с разным нормативным содержанием. В отечественной философии ее вариант был разработан А.А. Столяровым. Для античной культуры он выделил четыре последовательно реализующихся вида совести: "эпикоархаическую", "полисную", "природно-космическую" и "аскетическую". Общая динамика изменений такова: "Сфера античной совести с течением времени расширялась от признания лишь права "моего" произвола - через диктуемое законом полисной справедливости признание гражданского права - до признания природного права другого лица как гражданина всемирного государства". Пришедшая на смену античной культуре культура Христианства наполнила совесть дополнительным содержанием, сделав предметом нравственной рефлексии соответствие своего поведения не только праву, но и благу другого.

Идея исторической вариативности формальных структур и ценностно-нормативного содержания совести чрезвычайно продуктивна. Она снимает оттенок формализма, свойственный спорам сторонников двух других подходов, поскольку позволяет не упускать из виду различного рода промежуточные и переходные явления. Однако даже в этом случае для обсуждения совести необходимо определиться с инвариантными признаками этого феномена. Такой инвариант мог бы включать следующие элементы: осознание должного поведения; ограничение своего интереса или импульсивного стремления на нормативной основе (ради другого человека или ради других людей); способность к наложению санкций на самого себя, независимо от мнения других. На его фоне "эпикоархаическая совесть" А. А. Столярова проблематична в качестве совести и по формальным, и по содержательным основаниям. Если "моральный закон", связанный с этим типом совести, предписывает получение общественного признания (сохранение репутации "доблестного мужа"), то нет возможности понять, мотивировано ли исполнение закона внутренним образом или оно осуществляется на основе внешних стимулов. Если этот закон "предписывает возможно более полно блюсти "свой" интерес", то он попросту не имеет отношения к морали.

Однако это не означает, что в эпической, архаической культуре невозможно обнаружить некоторые ранние и слабо выраженные проявления предложенного выше инварианта совести. В этом отношении показательна ситуация с согласием Ахиллеса получить выкуп за тело Гектора из XXIV песни гомеровской "Илиады". Если опустить сюжет с посещением Фетиды, передающей Ахиллесу повеление Зевса, а это вполне возможно, принимая во внимание тот факт, что действия эпических героев имеют двойную (человеческую и божественную) детерминацию, то решение Ахиллеса подчинено чувству сострадания, возникшему в результате мысленной смены ролей, предложенной молящим о снисхождении Приамом. Целый ряд характеристик ситуации отрывает решение героя от прямолинейного стремления сохранить репутацию "доблестного мужа". Конечно, получаемый выкуй есть знак социального престижа, но и отказ в выдаче, который представляет собой дальнейшее унижение врага, является точно таким же знаком. Выкуп будет использован для жертвы в честь погибшего Патрокла, но и отказ в выдаче был бы логичным продолжением мести за его гибель. На фоне равновесия мотивов, относящихся к сфере престижа и дружбы, а также на фоне сниженной ценности внешних знаков общественного признания для Ахиллеса, ожидающего скорой гибели, вступает в действие подлинный прообраз совести. Ахиллес поступает по отношению к Приаму так, как хотел бы, чтобы потенциальные враги поступили по отношению к его отцу. И даже более того, решение Ахиллеса подкрепляется чувством вины перед собственным отцом, оставленным им без помощи и утешения. Это решение представляет собой выбор, осуществленный не перед лицом сообщества, а перед лицом внутреннего суда. Конечно, это не более, чем "прото-совесть". В сюжете об Ахиллесе еще отсутствует момент наложения на себя негативных санкций. Пелид осознает, что в любой момент может пойти против голоса сострадания и веления богов, однако, у нас нет оснований утверждать, что это повлечет за собой вину. Да и само дистанцирование от знаков общественного признания или позора связано с уникальными условиями, в которые поставлен герой. Лишь позднее и дистанцирование, и самонаказание окажутся по-настоящему вменены нравственному субъекту.

Такое вменение обнаруживается уже в известном изречении Демокрита: "Должно стыдиться самого себя столько же, как и других людей, и одинаково не делать дурного, останется ли оно никому неизвестным или о нем узнают все. Но наиболее должно стыдиться самого себя, и в каждой душе должен быть начертай закон: "Не делай ничего непристойного"". В качестве промежуточного явления можно рассматривать экстериоризированную форму совести - вмененное человеку "обвинение самого себя" перед лицом других и добровольное претерпевание "внушений", "брани" и "наказания" в случае совершения несправедливости. О ней ведет речь Сократ в платоновском диалоге "Горгий". Важным шагом в становлении совести является переосмысление (рационализация, интериоризация и морализация) мифологического образа эриний (фурий). Законченный результат этого процесса мы видим у Диодора Сицилийского и, в особенности, у Цицерона: "Только не думайте, что совершивших какое-нибудь преступное беззаконие... гонят, как вы это видите часто на сцене, стращая огнями факелов, фурии. Собственный грех, собственный страх каждого больше всего терзает, собственное преступление каждого гонит, ввергая в безумие, собственные дурные помыслы и нечистая совесть вселяют страх - вот они, фурии для беззаконников, неотвязные и безотлучные".

Точное терминологическое оформление таких изменений действительно было довольно поздним, но это не свидетельство отсутствия феномена совести в древнегреческой культуре. Судя по приведенному выше фрагменту, Демокриту хватает для раскрытия его сущности нетрадиционного использования понятия "стыд". В классический период появляются словосочетания, отсылающие к опыту совести, а также ее символические образы - сократовский "голос" (демон) из "Апологии Сократа" и сократовский двойник, от которого тот выслушивал "брань" и "колкости", из "Гиппия Большего". В эллинистический период понятие "совместное знание" (syneidesis) в его моральном значении получает широкое распространение в грекоязычной популярной философии и моралистике, а также в обиходном словоупотреблении. Возникают устойчивые метафоры совести-судьи, совести-суда, совести-палача, совести-няньки (педагога) и т.д. Основные философские школы (например, греческие стоики) используют термин лишь спорадически, возможно, в связи с его категориальной неопределенностью. В римской традиции понятие "совместное знание" (conscientia) в его моральном значении появляется то ли самостоятельно (из юридического дискурса), то ли в процессе перевода греческих текстов. Цицерон и некоторые из римских стоиков, например Сенека, прибегают к нему очень часто. Впрочем, даже у Сенеки совесть, которая "бичует злые дела", может пониматься и как источник подлинно моральных переживаний (отвращения к совершенному), и как источник страха и беспокойства, порожденных отсутствием гарантий безопасности в отношении возможного наказания. Раннехристианская мысль, соединившая библейский и стоический опыт языкового обозначения и осмысления совести, придала ей статус пространства, в котором происходит соединение верующего с Богом в глубинах его собственной души. Совесть была отождествлена с Божественным законом и Божественным голосом. Возникли многочисленные прецеденты психологического описания и символизации угрызений совести (грызущий червь, обжигающий огонь и т.д.). При этом радость чистой совести оказалась маргинальным явлением.

Во время преподавания урока по изучению Библии в одной христианской группе, меня попросили объяснить, как может христианин отличить обличение своей совести от обличения Духа Святого. Знание этого различия очень важно для решений, которые мы принимаем в нашей христианской жизни. В этой статье я представлю это различие.

I. Наша совесть доказывает, что Закон Божий написан в наших сердцах

В Послании к Римлянам, когда говорится о народах, не слышавших Закона Божьего, потому что им не было проповедано, Апостол Павел говорит:

Когда язычники (то есть те, кто не знают Закона Божьего), не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую) в день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса Христа. (Римлянам 2:14-16)

Именно потому, что у каждого человека написан закон Божий в сердце, каждый может различать что есть добро, а что зло и совесть обвиняет человека, когда он делает зло, которое противоречит воле Божьей. Совесть человека будет свидетельствовать против каждого человека на суде Божьем и люди, которые не познали закон Божий, будут осуждены по тому, как они слушали или шли против своей совести, которая подсказывала им о законе Божьем, написанном в их сердцах.

II. Совесть не спасенного человека подчиняется его греховной плоти

Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне (совесть), но чтобы сделать оное, того не нахожу (по причине греховной плоти). Доброго, которого хочу (по настоянию совести), не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе (желание и стремление собственной совести), прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума (совести) моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. (Римлянам 7:18-23)

Главная истина этого отрывка в том, что греховная плоть каждого человека всегда будет в противоречии с совестью человека, и очень часто она сильнее чем сознание или совесть человека, и в конце концов совершает грех, к которому ведет греховная плоть, потому что, как говорит Писание, человек без Духа Святого, не спасенный человек является пленником греха.

III. Присутствие Духа Святого освобождает совесть человека от силы греховной плоти

Апостол Павел продолжая Послание к Римлянам, пишет:

Итак нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу, потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу. (Римлянам 8:1-4)

Если раньше совесть не могла сопротивляться плоти, то присутствие Духа Святого в нашей жизни освобождает от этого давления плоти, дает нам силу поступать согласно с желаниями нашей совести, побуждаемой Духом Святым.

IV. Новорожденные христиане или не зрелые духовно имеют немощную совесть

Когда Павел писал христианам из Коринфа, где было много языческих храмов, он писал о некоторых христиан, что

“некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется”(1 Коринфянам 8:7)

Павел объяснил выше, что идол – это ничто и что он вообще не существует, как в воображении тех, кто его выдумал и кто ему поклоняется. Кто знает это, даже если и что-то съест из посвященного идолам мяса, то этим не оскверняется, потому что хорошо знает, что Богу принадлежит земля и все, что на ней, и что идол ничто в этом мире. Однако, если новорожденный христианин еще не имеет этого знания об идоле и признает идолов, значит

… если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? (1Коринфянам 8:10)

Согласно этим стихам, немощная совесть не имеет достаточного знания воли Божьей относительно того, что есть добро, а что зло, и тем не менее, под давлением искушения, принимает то, что считает злом. Не зрелые христиане поступают так же и Библия говорит, что они люди с немощной совестью. Мы же должны быть внимательны к людям с немощной совестью, чтобы нашим знанием об определенных вещах не побудить этих людей идти против их собственной немощной совести. Писание говорит, что

А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа.(1Коринфянам 8:12) .

Остерегайтесь поступать таким образом.

На основе изученных библейских текстов мы можем вывести следующие важные выводы. Совесть грешного человека является выражением закона Божьего, который написан в сердце каждого и который позволяет человеку различать в целом добро от зла. На суде, люди, которые не слышали о Евангелии и вере в Иисуса Христа будут судимы согласно их собственной совести, а именно, делали ли они то, что говорила им их совесть или они шли против нее.

Греховная плоть, каждого человека имеет большую силу, чем совесть и поэтому, не спасенный человек постоянно живет в дилемме, когда хочет делать добро, но не имеет силы его делать и делает зло, которое не хочет делать. Когда человек обращается к Богу от всего сердца, тогда он кается и рождается свыше, принимает Духа Святого, Который дает ему силы над плотью, а значит он будет поступать согласно желаниям его совести.

Для человека, имеющего Духа Святого не имеет смысла искать различия между обличением Духа и обличением совести, потому что наша совесть подчинена Духу Святому, который мы приняли от Бога. И наша совесть избирает быть послушным Духу Святому или нашей греховной плоти.

Каковы твои отношения с собственной совестью? Имеешь ли ты силу осознать прекрасные вещи, к которым стремится твоя совесть? Или у тебя нет этой силы? Твоя плоть сильнее твоей совести? Подумай о твоих последних решениях. Что они говорят о состоянии твоей совести и твоего внутреннего состояния? Если ты не можешь поступать согласно твоей совести, может одна из причин в том, что ты еще не принял Духа Святого, потому что не покаялся по-настоящему, чтобы родиться свыше? Что мешает тебе покаяться и родиться свыше, чтобы принять Духа Святого?

А может ты недавно родился свыше, имеешь немощную совесть и уступаешь своей греховной плоти? Есть ли у тебя дисциплина изучать Священные Писания и таким образом укреплять свою совесть, чтобы быть сильным перед искушениями и в принятии решений? Как часто ты молишься об этом?

Да даст нам Бог мудрости и зрелую совесть, чтобы исполнять желания Духа Святого и не жить в грехе, в который тянет нас наша плоть.

Перевод: Моисей Наталья

К творчеству Мэла Гибсона отношусь с уважением, «Храброе сердце», «Страсти Христовы» и «Апокалипсис» считаю прекрасными фильмами, но не скажу, что очень ждал выхода «По соображениям совести». Насторожил трейлер. Дым, вонь, потом огонь и ничего не видно — эта старая присказка является лучшим описанием батальных сцен показанных там. Но война войной, а драматическая составляющая обещала быть сильнейшей. Поэтому всё же посмотрел.

Никак не могу разделить всеобщее восхищение этой лентой. Досматривал я это ста сорока минутное действо из последних сил. «Господи, дай мне сил посмотреть ещё минуту» — молил я. Он помог.

Начинается картина со сцен, показывающих детство главного героя и его семьи. Не смотря на некий драматизм (отец был на войне, пришёл, начать пить и иногда избивать жену), детство и юность Дезмонда окрашены в яркие краски дешёвых женских романов. Герои наивны и добры, девушки красивы и честны, всё вокруг пахнет счастьем. Мир словно шепчет герою: «Здесь рай, защити это место от порождений сатаны». И герой идёт защищать.

Красноречивость героев переходит все возможные границы. Будь это раздосадованный алкоголик, милая медсестра или суровый боевой офицер, каждый хоть раз, но выдаёт что-нибудь пафосное на полстраницы текста. Такие речи выучить то сложно, не то, что в разговоре родить. А тут их произносит любой малообразованный гражданин.

Учебка представляет собой смягчённый вариант сцен из «Цельнометаллической оболочки». Здесь и сержант орёт и грубо шутит, и сослуживцы попадаются разной степени тупизны. Но все это выглядит по-доброму. Даже сцена с избиением главного героя не заставляет дёрнуться ниточки, отвечающие в душе за злобу. Ну, побили и побили, ничего, это они не со зла, в американской армии ведь все хорошие.

Антагонистом тут является очень злой, по меркам этого фильма, сослуживец Дезмонда. Но и он довольно быстро меняет к нему свое отношение. Откровенно отрицательных персонажей в фильме просто нет. Разве что обезличенные японцы представляют собой мировое зло, с которым борется святое американское воинство.

В ходе незамысловатых сюжетных перипетий герой оказывается на войне. Битва за Окинаву, в представлении Гибсона, стала невиданным мной доселе в американских фильмах о войне трэшем.

Солдаты лезут по нелепой верёвочной лестнице на высоту, чтобы атаковать японцев. Непонятно, что мешает японцам срезать эту лестницу и остановить наступление, ведь они сидят в паре десятков метров от неё, а американцев наверху нет. Непонятно, почему то место, где солдаты поднимаются наверх, не простреливается японцами.

В итоге японцы дают залезть на вершину сотне-другой врагов и тут начинается мешанина из взрывов, стрельбы и летающих туда-сюда тел. Никакой постановки боя, просто группы солдат противоборствующих сторон носятся из стороны в сторону и планомерно умирают от различного вида оружия. Полминуты я готов был на это посмотреть, но это длится невыносимо долго. Причём на смысловой составляющей фильма это никак не сказывается.

Атака японцев так и вовсе напоминает фантасмагорию. Толпа обезумевших орущих солдат вырывается изо всех щелей и нескончаемым потоком несётся на пулемёты. Надо сказать, что по уровню трэшевости батальных сцен Гибсон приблизился к заслуженному мастеру Никите Михалкову и его продолжению «Утомлённых солнцем», однако, так и не смог его превзойти.

Ну и финальный спуск раненого героя на носилках — это жирная точка во всём творящемся безумии.

Фильм хотелось выключить, когда была посмотрена половина. Надо сказать, я пожалел, что не сделал этого. Один только эпизод со спасением раненых из «Форест Гампа», стоит куда больше, чем вся картина Гибсона. Режиссёр нашпиговал фильм таким количеством клише и нелепостей, что из истории о сильном духом, принципиальном человеке всю свою жизнь основывающем на гуманистических принципах, «По соображениям совести» превратился в фарс.

Приветствую всех, кто забрел на этот блог в поисках информации Что такое совесть! Вы попали куда надо, здесь есть ответ.

Наступил очередной новый год, новый виток в нашей жизни. Многие решили жить по-новому, с чистого, как белый снег, листа. Нам желают крепкого здоровья, счастья, удачи. Но человек бывает счастлив, когда в душе гармония и не мучает совесть.

Совесть — что это?

Что такое совесть? Это способность личности самостоятельно формулировать нравственные обязанности и реализовывать нравственный самоконтроль, одно из выражений нравственного самосознания личности.

Совесть — это то, что заставляет задуматься над своими поступками. Она есть у каждого из нас и многим мешает спать по ночам. Это чувство нравственной ответственности за свое поведение перед другими людьми или обществом, а также и перед собой.

Именно это чувство не дает нам совершать плохие поступки, оно заставляет задуматься, осмыслить поведение. Это нечто светлое и хорошее, что находится в глубине души каждого человека. Но почему тогда люди совершают плохие поступки?

Что такое совесть↓понятный ответ (видео)

От совести не убежишь, люди поняли это еще давным-давно. Почему от нее нельзя убежать? Она живет в глубине души у каждого из нас. А поскольку человек не может избавиться от души, то не может избавиться и от этого чувства.

В нашем мире сложно выжить честному человеку, кругом много соблазнов. С экранов телевизоров, из прессы кричат о преступлениях, обмане.

Кучка людей развязывает войну, и кто-то думает: «В мире царит зло, жестокость, ложь. Ничего уже не исправишь. У большинства нет понятия о совести. Все больше контраст между богатыми и бедными. Почему я должен о чем-то париться и работать над собой!»

Это порождает равнодушие и духовную гнилость. Не опускайте руки, друзья никто не отменял!

Мир — это люди. Если каждый из нас не будет совершать плохие поступки, будет дружить с совестью — в мире будет меньше боли и слез. Меньше обитателей детских домов и домов престарелых, ночлежек и тюрем.

Честные люди

Много ли честных людей среди нас? Да, много! По крайней мере, они стараются работать над собой ежедневно, что очень непросто и трудно. Это самая великая победа над собой!

В моей жизни много скромных людей, у которых все в порядке с внутренним миром. Они никого не осудят, слабому помогут, не афишируя своих добрых дел, не подставят, не предадут. Я восхищаюсь этими людьми и продолжаю у них учиться.

Многому можно научиться, читая труды академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, который является для меня образцом российского интеллигента. Этот человек перенес и Соловки и гонения, что только укрепило его, не сломало, закалило. В двух словах не опишешь судьбу этого замечательного человека.

• «Есть свет и тьма, есть благородство и низость, есть чистота и грязь. До первых надо дорасти, а до вторых стоит ли опускаться? Выбирай достойное, а не легкое»
• «Будь совестлив: вся мораль в совести». Д.С. Лихачев

Дорогой читатель, желаю Вам внутренней гармонии, жить с легкой душой, жить по совести. Чтобы каждый день радовал добрыми делами и мудрыми поступками. Дополнительно рекомендую статью о , о его философии и отношении к миру.

Оставляйте в комментариях отзывы, советы, замечания