Эпистемология – от гр. Эпистема- знание. В совр традиции определяется как раздел фил-фии и науки, изучающий условия истинности знания. Эпистемология занята изучением инфраструктуры познавательной деятельности. Проблемы совр Э: 1)проблема интеллектуальной коииуникации внутри исследовательских коллективов. 2)институализация науки. Проблемы власти и управления в науке. 3)динамика критицизма и субдейстивности (согласование на уровне бессознательной деятельности) в мыслительных институтах. 4)поиск структур,обеспечивающих получение истинного знания.

Эпистемология – раздел философии, где решаются вопросы об истинности знания. Эпистемология начинает прорабатываться Сократом, Платоном, Аристотелем. Здесь: какие условия необходимы для того, чтобы знание было истинным. Необходимо рассматривать критерии истины. Интерес к эпистемологической тематике появился с развитием философии и методологии науки в современный период. Философия стремится сохранять позиции за счет разработки критериев истинности.

Возможно, одним из первых "серьезных" вопросов, которые задавал себе "человек разумный", был вопрос об отношении его знаний к окружающему его миру. Но этому предшествовали длительная подготовка и достаточно высокий уровень развития абстрактного мышления. Скорее всего на первых этапах становления человечества знания воспринимались как нечто само собой разумеющееся, тождественное самому миру. Но уже в Древней Греции появляются утверждения о том, что "многознание не научает быть мудрым", что "плохие свидетели глаза и уши для тех, кто имеет грубые души" и, более того, "я знаю, что я ничего не знаю". В сущности, ни одна философская концепция не могла уйти от ответа на вопрос об отношении наших знаний к объективному миру, о возможности получения достоверных знаний о его функционировании и развитии.

Разработкой этих проблем занимается гносеология, или теория познания - раздел философии, который исследует природу познания и его возможности, отношение знаний к реальности, условия его достоверности и особенности его существования в системе культуры и процессах общения. Задача гносеологии - вычленение и изучение наиболее общих аспектов получения знания в разных сферах человеческой деятельности

Все типы знания (научные, философские, религиозные).

Особое место занимают ценностно-мировоззренческие формы познавательной деятельности: мифология, религия, философия, гуманитарное познание. Так, наука исследует объекты, не сводимые к объектам обыденного опыта или других форм познания. Она создает свой язык, стремится к четкому фиксированию понятий и определений, использует особую систему научных методов, формирует специфические способы обоснования истинности знания. Системность и обоснованность - важнейшие признаки научного знания. Особенности научного познания исследует эпистемология. Гносеологию нельзя сводить к эпистемологии, хотя эти понятия нередко отождествляются. Гносеология рассматривает наиболее общие проблемы познания, к которым можно относить взаимосвязь объекта и субъекта познания, чувственного и рационального познания, проблему истины и ее критериев.

Один из вариантов выяснения особенностей различных форм знания - выяснение его связи со способами деятельности человека - практической, духовно-практической и теоретической. Практическое знание как обобщение опыта производственной, политической, врачебной, педагогической и других форм деятельности содержит определенные рекомендации и предписания. Оно не всегда вербализуется и передается иногда в виде рекомендации "делай как я". Большое место здесь занимает и "неявное знание" . Плодотворное применение практического знания зависит от уровня опыта людей, воспринимающих это знание, их умений.

С помощью духовно-практического знания (мифологическое, магическое, мистическое, религиозное, моральное, художественное, обыденное) накапливается и осознается социальный опыт, пропускаемый через призму человеческих интересов, межличностных отношений. Его сущностные черты - образность, наличие норм и предписаний, целей деятельности и идеалов. Оно позволяет лучше осознавать свое отношение к другим людям и к самому себе, вырабатывать обобщенные образцы поведения и мышления.

Основой теоретического знания (наука, философия, теология) служит исследовательская деятельность - процесс получения нового знания на основе осмысления результатов предшествующего развития. Теоретическое знание может использовать практическое и духовно-практическое знание. Но его развитие зависит и от изменений в обществе, от характера субъектно-объектных отношений, приобретающих специфические черты в каждую историческую эпоху.

Одна из форм вненаучного знания - обыденное знание. Его основной предмет и проблемное поле - "жизненный мир" человека. Особенности обыденного знания выражаются в придании смыслов и значений социальным явлениям и в поисках стандартных норм мышления и поведения. Это знание "нашпиговано" множеством представлений и мнений, принятых на веру и не подлежащих логическому обоснованию и доказательству. Прагматический характер жизненного мира детерминирует и особый способ поиска знаний. Человека интересует не столько социальный объект сам по себе, сколько его отношение к познающему человеку, способность удовлетворять потребности. Поэтому на первый план выдвигаются нормы, предписания, запреты по поводу использования тех или иных социальных феноменов, приемлемые формы общения с другими людьми.

Особый тип познания - художественное познание, находящее выражение в искусстве. чем выражаются особенности "художественной правды"? Прежде всего в его целостности, интеграции рациональных и эмоциональных форм познания, чего не хватает науке.

В отличие от науки искусство дает целостное знание о мире, особенностях реальных людей с присущими им духовными ценностями, эмоциями, способами ориентации в действительности. Результаты творческой деятельности, представленные в художественных образах, нельзя рассматривать как синтез знания, получаемого с помощью рационального мышления. Художественное произведение не копирует действительность, но создает особую эстетическую реальность, существующую и развивающуюся по своим законам. Здесь действуют люди, созданные воображением художника, подчиненные его замыслу, детерминированные его пониманием реальности и человека. "Художественная правда" позволяет глубже понять межличностные отношения, акцентировать различные варианты житейских ситуаций, приобрести жизненный опыт. Поэтому искусство можно рассматривать как "испытательный полигон" для анализа человеческих стремлений и страстей, осознания ценности проектов будущего.

Гуманитарные науки – науки о человеке и его специфике, а не о безгласной вещи и естественном явлении "Естественные науки, определив собственный объект исследования, даже если последний не является проявлением только естественных закономерностей, рассматривают его вне системы иных, присущих ему связей и отношений. Это главное условие естественнонаучного познания, делающее возможным таким образом взглянуть на исследуемый феномен, чтобы раскрыть в нем специфически предметные закономерности, исследуемые данной наукой. Относительная "однозначность"понятийного аппарата науки и связанная с этим точность и доказательность, к которым она стремится, достигается за счет сильного, иногда предельного"огрубления" действительности, в результате которого создается идеализированный концептуальный каркас, отличающий одну науку от другой.

Познание в гуманитарной науке выступает как постижение или понимание смыслов заложенных в исследуемом явлении. Достигается это на особом идеальном уровне,который реализуется через диалог текстов. Текст есть особое смысловое единство или смысловая целостность. Понять текст и через него целостный смысл явления это не то же самое, что и познать его. Познать, в узком (естественнонаучном) смысле, означает наложить на исследуемый объект некую познавательную форму или структуру, заведомо избавившись от его целостного смысла.

Представитель гуманитарного знания имеет перед собой не бытие как таковое, не совокупность каких-то явлений или феноменов, а их смысл, зафиксированный в текстах.

Абсолютно адекватное понимание текста невозможно, что и порождает, как следствие, бесконечное множество его истолкований. Текст содержит некое (вряд ли чем-то ограниченное) потенциальное множество смыслов, которые постигаются людьми, вносящими в эти смыслы свое собственное "Я", признаки собственной культуры. Полностью адекватное понимание текста в узком смысле (как достижение смыслового тождества, полной адекватности) смог бы гипотетично достичь только человек его создавший (автор), и то если бы он предстал перед нами как некий идеальный участник диалога с самим собой, находящийся в сходной пространственно-временной ситуации. Конечно, и в естественных науках определенная персонификация научных теорий происходит, но это не является ведущей тенденцией в них, тогда как в явлениях исследуемых с гуманитарных позиций (с позиции наук о духе), без учета этой особенности, постижение смысла просто не состоится.

С этим связана присущая всем гуманитарным наукам сложность "объективного изложения" уже свершившихся событий. Наиболее наглядно это можно рассмотреть на примере исторической науки (претендующей на наиболее точную из гуманитарных). Научная объективность здесь выполнима лишь в простых случаях, например, в более или менее полном перечне имен, дат рождений. Но это формальное (математическое или как говорил Хайдеггер, калькулирующее) познание не затрагивает глубин целостного исторического процесса. Ведь пишется бесконечное количество историй стран и народов, хотя в основе их лежат одни и те же факты и казалось достаточно лишь один раз дать их полный перечень. Таким образом, объектом гуманитарного знания выступает текст в его наиболее широком значении как знаковой системы

В своем знании я претендую на выражение знания действительности, и это знание я могу подтвердить посредством той или иной процедуры. Здесь познавательная деятельность предполагает методологический аспект, суть которого отражается в критерии истины. Это третья историческая проблема гносеологии, которую постоянно решает философия и наука.

Проблема истины является ведущей в философии познания. Все проблемы философской теории познания касаются либо:

· средств и путей достижения истины (вопросы чувственного и рационального, интуитивного и дискурсивного);

· форм существования истины (понятий факта, гипотезы, теории);

· форм ее реализации;

· структуры познавательных отношений.

Понятие истины находится в одном ряду со следующими понятиями: справедливость, добро, смысл жизни. От того, как трактуется истина, как решается вопрос, достижима ли она, - зависит жизненная позиция человека, понимание им своего назначения.

Имеются различные понимания истины:

Это соответствие знаний действительности (классическая концепция истины, дано Аристотелем);

Это опытная подтвержденность;

Это соглашение.

В истории философии существуют два традиционных толкования истины:

1. Онтологическая – мера истины есть мера бытия. Античные философы: истина – само первоначало и познание, открывающее его в природе.

Парменид: Истинное бытие – самотождественное, неделимое, единое бытие, то, которое остается быть всегда, а весь остальной мир существует лишь во мнении, то есть не обладает статусом истинного бытия.

Платон: Также выносил истину за пределы предметно-чувственного мира в мир эйдосов. Эйдос – то, какая вещь должна быть на самом деле, чтобы отвечать самой себе. Человеческое познание способно эту истину постигнуть, но она принадлежит не человеку, а самому бытию.

2. Гносеологическая. Истина –субъективное явление, принадлежит только человеку. Протагор (софист): материя – причина всего настоящего, но она изменчива, следовательно, не является истиной. Человек также изменяется; меняются познания. Мера вещей есть человек. Какими вещи являются мне – таковы они суть для меня; тебе – для тебя.

Исходя из классического определения истины, истинное знание по Аристотелю должно обладать следующими параметрами: – всеобщностью; – необходимостью; - логической доказуемостью.

Такое определение истины выжило через средневековую философию и философию Нового Времени. Когда традиции номинализма вошли в новую европейскую философию, то понятие истины приобрело субъективный и условный характер, связывающий истину с человеческой речью (высказываниями).

Гоббс: Лишь то, что сказано, а не сами вещи, может быть истина.

Гегель: соединил две концепции истины. Он различает истину и правильность мышления. Истина – соответствие вещи, ее соответствие своей сущности или своему понятию (истинное бытие, истинная вещь). Гегель впервые охарактеризовал истину как процесс.

Тезис ↔ антитезис ↔ синтез: диалектические стадии развития в процессе постижения истины. При этом диалектическое отрицание характеризует у Гегеля не только субъективный процесс человеческого мышления, но является всеобщим законом становления развития вещей.

Понятие объективная истина является выражением узко-гносеологического подхода, который был выработан материалистической традицией и естествознанием, и выражает степень освоенности предметного мира человека, то есть истина относится исключительно к сфере знания. Истина не конструируется по воле и желанию людей, а определяется содержанием отражаемого объекта, что и обуславливает ее объективность.

Истина бытия и истина мнения.

Парменид сформулировал принцип противопоставления истины бытия, постигаемой разумом (о том, что истинное бытие едино, вечно, неизменно), истине мнения, постигаемой чувствами (о том, что существует множество вещей, возникающих, делимых на части, отделенных друг от друга пустотой). Учение истины достоверно, учение мнения правдоподобно.

Бытие не может быть охвачено чувственным восприятием, которое своим результатом имеет мнение. Мнения субъективны. Во мнениях выражена преходящая форма вещей. Настоящее подлинное бытие может быть охвачено мыслью. Мысль всегда есть бытие. Мысль и предмет мысли одно и то же. Мысль лишь тогда мысль, когда предметна; а предмет лишь тогда предмет, когда он мыслим.

Но человечество редко достигает истины иначе, как через крайности и заблуждения. Заблуждение - это содержание сознания, е соответствующее реальности, но принимаемое за истинное. История познавательной деятельности человечества показывает, что и заблуждения отражают - правда, односторонне - объективную дейст­вительность, имеют реальный источник, «земное» основание. В любом вымысле содержатся нити реальности, сотканные силой воображения в причудливые узоры. В целом же такие образцы есть нечто истинное.

Человеческий разум, устремленный к истине, неизбежно впадает в разного рода заблуждения, обусловленные как его исторической ограниченностью, так и претензиями, превосходящими его реальные возможности. Заблуждения обусловлены и относительной свободой выбора путей познания, сложностью решаемых проблем, стремлением к реализации замыслов в ситуации неполной информации.

Итак заблуждения имеют и гносеолог и психологические, и соц основания. Но их следует отличать от лжи как нравственно-психологического феномена. Ложь - это искажение действительного состояния дел, имеющее целью ввести кого-то в обман. Ложью м.б как измышление о том чего не было, так и сознательное сокрытие того, что было. Источником лжи м.б. и логически неправильное мышлеие.

В этом разделе речь пойдет о философских проблемах познания. Сначала будут рассмотрены те из них, которые относятся к наиболее общим характеристикам знания. Ими занимается философская дисциплина, которую в наши дни чаще всего называют зпистемологией. Затем предметом обсуждения будет самая развитая и специализированная форма знания - научное знание. Это - область философии науки. Но прежде всего ответим на вопрос: в чем состоит ценность знания в человеческой жизни. Индустрия знания Два века назад знаменитый экономист и автор философских работ Адам Смит заметил, что "человека, получившего образование путем упорного труда, можно уподобить дорогостоящим машинам". Не всем такое прагматическое сравнение придется по вкусу. Однако трудно отрицать, что знание, которым владеют люди, составляет я их личный, и общественный капитал. Богатство современных высокоразвитых обществ во многом порождается знанием, но создается образованными людьми. Чем, например, определяется благосостояние и уровень экономического развития Голландии, Японии или Швейцарии - стран, обделенных территорией и запасами сырья? Прежде всего их человеческими ресурсами - образованностью и мастерством их инженеров и рабочих, фермеров и бизнесменов, чиновников и политиков, конструкторов и ученых.

В конце XX в. наиболее развитые страны начали переход от индустриального постиндустриальному, информационному типу общества. Для последнего характерны повсеместное внедрение науко- и информационноемких технологий постоянная минимизация энергетических, сырьевых, транспортных и других материальных затрат, бережное отношение к экологической среде, бурный рост индустрии знания, в которую перемещается все больше и больше людей и ресурса. Уже сейчас, например, в развитых странах система образования превратись в самую обширную отрасль человеческой деятельности. Если же добавить к ней область научных исследований и технических разработок, сферу телекомуникаций и компьютерной деятельности, библиотеки и книгопечатание, средства массовой информации и т.п., то окажется, что в этой индустрии знания производится более половины национального продукта высокоразвитых обществ.

Отметим еще один момент, который часто упускают из виду. Знание необходимо не только для того, чтобы создавать материальные и культурные блага. Без определенного минимума знаний экономического, социального и политического характера у большинства граждан страны, без навыков самостояльного и рационального мышления в этой области невозможно существо вайе устойчивого свободного и демократического общества. Всегда могут найтись люди, которые с помощью демагогии, пропаганды и идеологических мифов смогут сбить социальных "неучей" в толпу и вести их в любом направлении.. Один из самых последовательных сторонников свободы и демократических идеалов в XX в. экономист Людвиг фон Мизес (1881-1973) в своей работе " Бюрократия " писал, что экономические и социальные знания нужны не только предпринимателям и политикам, но и самым простым людям, если они не хотят жить в рабстве. "Первейшей обязанностью гражданина демократического общества является получение образования и знаний, необходимых для того, чтобы разбираться в гражданских проблемах. Избирательное право - это не привилегия, а долг и моральная ответственность. Избиратель фактически является должностным лицом; он занимает самый высокий пост, налагающий на него огромнейшие обязательства". Но помимо технологических применений и социальной пользы обладание знанием, разумеется, дает и чисто интеллектуальное удовлетворение.

Предмет эпистемологии и характер ее вопросов

Термин "эпистемология" происходит от древнегреческого слова "эпистеме" (episteme - знание). Эта часть философии изучает общие черты процесса познания и его результат - знание. Традиционно анализ знания входил как часть в теоретическую философию наряду с учением о бытии - онтологией. В классической новоевропейской философии этот анализ обычно осуществлялся в рамках общего учения о "человеческом разуме". Так это было у Декарта, Локка, Лейбница, Юма, Канта - великих философов, заложивших фундамент наших представлений о познании. С середины XIX в. эта часть философии стала пониматься как особая философская дисциплина. Тогда ее обычно называли гносеологией (от древнегр. gnosis - гносис, познание) или теорией познания. В последние десятилетия чаще используется принятое в англоязычных странах слово эпистемология. Каких-то особо глубоких причин для этих терминологических изменений не существует. Они прежде всего отражают тот факт, что больше всего работ по теории знания пишут англоязычные философы. Поэтому, если вы будете встречать любой из названных терминов, имейте в виду, что они обозначают примерно одну и ту же область философии.

"Что я могу знать?" - так Иммануил Кант сформулировал общий вопрос, на который должна ответить теория познания. Этот вопрос при дальнейшем анализе разветвляется на множество других. Существуют ли бесспорные, абсолютно достоверные основания или источники знания? Если такие основания есть, то можно ли на них, как на фундаменте, строить системы истинного знания? Если же таких оснований нет, то как мы можем получить достоверное знание? Каковы основные формы человеческого знания? Можно ли найти критерии, позволяющие четко отграничить знание и спекулятивные построения? Существуют ли границы познания? Можем ли мы знать о состояниях сознания другого человека? Что такое истина и достижима ли она в человеческом познании? Эти и подобные им вопросы и являются предметом обсуждения в эпистемологии.

Эпистемология - это часть философии, которая изучает то, как мы получаем знание о разных предметах, каковы границы нашего знания, насколько достоверно или недостоверно человеческое знание.

Онтологизм, скептицизм и критицизм в эпистемологии. Эпистемологический поворот

Есть три основных установки, исходя из которых философы пытаются ответить на эти вопросы. Первую из них можно назвать онтологической эпистемологией. Онтология, как мы помним, есть учение о бытии, и придерживающиеся этого подхода философы сначала предлагают некоторую картину реальности, а потом объясняют, как и почему эту реальность может познать человек. Например, Платон, который создал одно из первых систематических учений о познании, считал, что основу всего сущего составляет особый мир идей или форм. Это была его онтология. Исходя из нее, он строил свою эпистемологию: объяснял, как именно идеи созерцаются человеческой душой и как это затем позволяет человеку познавать окружающий мир вещей. Основной аргумент против онтологической эпистемологии состоит в том, что ее сторонники сначала некритически вводят определенное знание о реальности, чтобы потом на этой догматической основе объяснить, что же есть и как возможно знание как таковое.

Начиная с XV11 века, первенство онтологии над эпистемологией стало ставиться под сомнение. Учение о познании начали рассматривать как исходную философскую дисциплину. Часто это называют эпистемологическим поворотом, Произошедшим в философии Нового времени. Чтобы понять суть этого поворота, давайте сначала посмотрим на названия самых известных книг философов ХV1I-XVI11 веков: "Правила для руководства ума" Декарта, "Опыт о человеческом разумении" Локка, "Новый опыт о человеческом разуме" Лейбница, "Трактат о началах человеческого знания" Беркли, "Трактат о человеческой природе" Юма, "Критика чистого разума" Канта.

Почему эти выдающиеся философы столь единодушно стали размышлять о человеческом разуме и человеческой природе, а не о вселенной и о Боге, как это делали их предшественники? Ими руководила простая, но далеко идущая идея. Мир, в котором существует человек, бесконечен и очень разнообразен. Человечеству не хватит ни времени, ни сил, чтобы познать его в этом многообразии. Однако тот инструмент, с помощью которого люди познают мир, - человеческие чувства и разум - конечны, обозримы и, как полагали эти мыслители, у всех людей практически одинаковы. Так, может быть, проще и целесообразнее начать именно с них - узнать, каковы познавательные способности человека, каковы возможности и пределы его чувств и разума?

Если бы философия смогла разобраться в человеческой природе, понять, как мы познаем - преимущественно с помощью наших чувств (зрения, слуха, осязания), или же путем чистого размышления, или как-то объединяя данные чувств с идеями разума, то нам было бы проще понять и познать все остальное. Впервые в ход мысли можно найти у Декарта, но, возможно, ярче всех эту новую стратегию выразил во введении к "Трактату о человеческой природе" Юм.

"Несомненно, что все науки в большей или меньшей степени имеют отношение к человеческой природе и что, сколь бы удаленными от последней ни казались некоторые из них, они все же возвращаются к ней тем или иным путем. Даже математика, естественная философия и естественная религия в известной мере зависят от науки о человеке, поскольку они являются предметом познания людей и последние судят о них с помощью своих сил и способностей. Невозможно сказать, какие изменения и улучшения мы могли бы произвести в этих науках, если бы были в совершенстве знакомы с объемом и силой человеческого познания, а также могли объяснить природу как применяемых нами идей, так и операции, производимые нами в наших рассуждениях... Итак, единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь успеха в наших философских исследованиях, состоит в следующем: оставим тот тягостный, утомительный метод, которому до сих пор следовали, и, вместо того, чтобы время от времени занимать пограничные замки и деревни, будем пpямo брать приступом столицу или центр этих наук - саму человеческую природу; став, наконец, господами последней, мы сможем надеяться на легкую победу и надо всем остальным".

Давид Юм (1711 -1776) - великий шотландский философ. Родился недалеко от Эдинбурга. В университете этого города изучал философию и физику Ньютона. Еще в юности Юм задумал создать общую теорию человеческой природы, которая была бы сравнимой с ньютоновским учением о природе физической. Юму не было еще тридцати лет, когда он опубликовал свою главную книгу - "Трактат о человеческой природе" в трех томах. Чтобы более доходчиво изложить свои взгляды он написал затем небольшое "Исследование о человеческом понимании". Юм известен также как историк, ему принадлежит шеститомная "История Англии".

Уже в рамках эпистемологического поворота возможны два основных пути. Первый выбрали сторонники скептической эпистемологии. Самый знаменитый из них, Декарт, предложил начать с радикального сомнения: пока мы не докажем, что можем хоть что-то знать с полной достоверностью, мы не должны утверждать, что в мире нечто реально существует, а не является лишь нашей фантазией, сновидением или иллюзией, внушенной нам неким злым демоном (сейчас эту мысль можно перетолковать на более современном языке: не надеты ли на нас всех с детства некие шлемы "виртуальной реальности", которые подключены к суперкомпьютеру, постоянно транслирующему нам обманчивые картинки реальности?). Декарт считал, что он нашел такие абсолютно достоверные элементы знания, опираясь на которые, можно идти по пути познания. Однако последующие скептики, прежде всего Юм, считали его преодоление скептицизма недостаточно строгим. Они доказывали, что из универсального сомнения вообще невозможно выбраться. Более того, при универсальном скептицизме мы не будем знать даже того, в чем собственно нужно сомневаться, ибо это тоже ведь есть некое знание.

Другой путь, наиболее распространенный в наши дни, предлагает критическая эпистемология. В ясном виде такой подход сформулировал Кант, который исходил из того, что люди обладают знанием - и в науке, и в повседневной жизни. Но это знание окружено и переплетено с тем, что только кажется знанием, а на самом деле может быть или спекулятивной метафизикой (Кант называл ее "сновидением ума"), или ложной претензией на ясновидение ("сновидение чувств"), или суждениями о том (например, о "мире в целом"), что выходит за границы возможностей человеческого знания. Критическим в данном случае будет подход, который выявляет основания различных феноменов знания, анализирует условия их возможности и подтверждает или, напротив, отвергает их претензии на роль знания. Один из крупнейших эпистемологов XX в. англичанин Бертран Рассел (1872 - 1970) писал в этой связи: "критицизм стремится не к тому, чтобы от-, казаться - без достаточных на то оснований - от знаний, но к тому, чтобы рассмотреть каждую часть кажущегося знания по заслугам и удержать то, что будет казаться знанием и по завершении этого рассмотрения. Мы должны, конечно, └допустить и после этого возможность ошибки, ибо безошибочность недоступна ",. человеку. Философия может справедливо утверждать, что она уменьшает возможность ошибки, и что - в некоторых случаях - она низводит эту возможность до столь малых размеров, что ею можно пренебречь. Сделать большее не представляется возможным в мире, где случаются ошибки; и на большее не будет притязать ни один благоразумный защитник философии"".

В каждой из рассмотренных позиций есть свой резон. Так, очень трудно говорить о познании, не предположив что-то о составе реальности. Кант, например, Опирался на определенные допущения о природе человека (а это ведь тоже реальность!): о существовании у него универсальных и априорных (доопытных) форм.созерцания и мышления. В свою очередь, скептицизм является важным моментом всякого серьезного анализа знания: никакой из видов человеческого знания не является столь совершенным, чтобы его достоверность нельзя было поставить под сомнение. Но критическая позиция в эпистемологии является наиболее уместной и плодотворной, ибо она позволяет избежать как догматических допущений, так и чрезмерной подозрительности скептиков, отрицающих саму возможность для человека обладать знанием.

Что такое знание?

Трудно, может быть, даже невозможно дать четкое определение того, что есть знание". Дело в том, что, во-первых, это понятие является одним из самых общих, а таковым всегда сложно дать однозначное определение. Во-вторых, существует достаточно много различных видов знания, и их невозможно уложить в один ряд.

Приняв это во внимание, попробуем все же прояснить, что же такое знание. обычно, когда мы говорим, что знаем нечто, мы полагаем, что имеем об этом "него" достаточно правильное и достоверное представление. Мы также убеждены в ом, что наше представление не является заблуждением, иллюзией или только нашим личным мнением. Наконец, мы можем привести какие-то обоснования и аргументы, подкрепляющие это убеждение. Таким образом, в нашей обычной жизни мы считаем знанием такие убеждения, которые соответствуют реальному положению дел и которые имеют определенные основания.

Общий дух этого характерного для здравого смысла понимания знания сохраняется и в эпистемологии, которая вместе с тем уточняет и проясняет заложенные в этом понимании моменты. Стандартная эпистемологическая трактовка того, что "субъект S знает некий предмет Р" включает в себя следующие три условия: (1) условие истинности (адекватности) - "S знает Р, если истинно, что Р"

Я знаю, что Санкт-Петербург расположен севернее Москвы, если Санкт-Петербург действительно расположен севернее Москвы. Если же я утверждаю, что Волга впадает в Тихий океан, то это мое утверждение будет не знанием, а ошибочным мнением, заблуждением.

(2) условие убежденности (веры, приемлемости) - "если S знает Р, то S убежден (верит)в Р"

Когда я говорю, например, что знаю, что в России есть президент, то я верю, что он действительно существует. В обычных случаях знание, собственно, и есть такое убеждение или такая вера, их невозможно разделить. Представьте себе ситуацию: вы подходите к окну и видите, что идет дождь. Вы говорите: "Идет дождь, но я в это не верю". Абсурдность этой фразы показывает, что наше знание есть убеждение.

(3) условие обоснованности - "S знает Р, когда может обосновать свое убеждение в Р" Это условие позволяет отграничить знание от счастливых догадок или случайных совпадений. Положим, вы спросили пятилетнего малыша: "Сколько планет в Солнечной системе?" - и услышали в ответ - "Девять". Скорее всего, вы решите, что он лишь случайно угадал верное число. И если он никак не сможет обосновать свой ответ, хотя бы ссылкой на то, что слышал это от мамы, то вы будете считать, что у него нет настоящего знания этого факта.

Итак, в соответствии с этой "трехчастной" трактовкой можно дать такое краткое определение: знание есть адекватное и обоснованное убеждение.

Оно кажется достаточно простым и применимым ко всем видам знания. Однако это не так. Каждое из этих трех слов скрывает под собой проблему. Например, мы считаем, что механика Ньютона не вполне адекватна и что ее сменила более точная теория Эйнштейна. Но разве теория Ньютона в результате перестала быть знанием? И была ли она знанием до Эйнштейна, когда в ее истинности было убеждено большинство людей? Сходные слова можно сказать в адрес тысяч теорий, которые раньше стали достоянием истории науки. Как может обосновываться знание, и существуют ли достаточные основания? Этот вопрос также далек от ясности. Далее, гипотезу обычно рассматривают как форму знания, однако нередко ученые не слишком убеждены в верности выдвигаемых ими гипотез.

Может быть, стандартное понимание знания слишком приблизительно и грубо? Отчасти это так, но важнее то, что знание - очень многообразный феномен, который трудно уложить в прокрустово ложе одного определения.

Виды знания. Контрпример стандартному пониманию знания

Проще всего увидеть многообразие видов знания, если посмотреть, как слово "знать" используется в нашем языке. Рассмотрим такие предложения.

Я знаю, как играть на гитаре.

Я знаю, как починить этот автомобиль.

Я знаю Иванова десять лет.

Я хорошо знаю Киев.

Я знаю, что сумма углов треугольника равна двум прямым углам.

Я знаю, что кит - млекопитающее.

В этих, на первый взгляд, сходных предложениях слово "знаю" используется в существенно разных смыслах. В первых двух знание означает компетенцию, умение или возможность сделать что-то. В эпистемологии его называют "знанием-мастерством" или "знанием как".

В следующих двух примерах знание - это "знание-знакомство". Оно предполагает способность опознать человека или некий объект.

В последних предложениях знание - это "знание что", знание, которое выражает и характеризует некое состояние дел: наличие у предметов определенных свойств, отношений, закономерностей и т.п. Можно также сказать, что знание представляет здесь некоторого рода информацию.

Нетрудно видеть, что "знание как" и "знание-знакомство" мало соответствуют стандартному пониманию знания. По существу к ним неприменимы понятия рутинности и обоснованности. Можно хорошо или поверхностно знать Иванова, но можем ли мы знать его "правильно", "истинно"? Заметим, однако, что грани между названными типами знания не являются четкими. Так, мое знание Киева предполагает, что я обладаю определенной информацией о размерах города, число его жителей, о том, что он стоит на Днепре и т.п. Однако это знание - прежде;его знакомство с городом, способность хорошо ориентироваться в нем.

В эпистемологии главное внимание уделяется анализу "знания, что"". Ибо только его можно недвусмысленно оценивать как обоснованное и необоснованное, кто верное и недостоверное, истинное или ложное. А именно поиски способов этого основания знания, критериев его достоверности, истинности издавна были основным мотивом философского анализа знания.

Но даже с этим видом знания дела обстоят непросто. Около тридцати лет назад эпистемологи придумали примеры, в которых убеждения обладают всеми тремя характеристиками знания, но все же не являются знанием. Вот один из таких простейших примеров.

Предположим, что преподаватель проверял рефераты по философии и увидим, что один из студентов, Петров, набрал свою работу на компьютере. Преподаватель решил на занятии узнать, у кого в этой группе дома есть компьютер. Петров заявил, что действительно у него есть отличный компьютер, на котором он шлея прекрасно работать. Никто из остальных студентов не сказал, что имеет то вещь. На основании этого преподаватель пришел к заключению, что по дней мере один человек в группе имеет компьютер. Он вполне убежден в этом вносится к своему убеждению как к вполне обоснованному и достоверному знанию. Но представим теперь, что на самом деле у Петрова нет компьютера и) он, немного приврав, решил этим привлечь к себе внимание одной симпатичный студентки. Однако у другого студента, Сидорова, есть дома компьютер, но он тем или иным причинам решил об этом не говорить. В результате у преподавателя будет обоснованное с его точки зрения и соответствующее реальности убеждение, когда он будет считать, что в этой группе по крайней мере у одного студента есть компьютер. Но -это убеждение нельзя считать знанием, поскольку его истинность покоится лишь на случайном совпадении.

Можно, однако, чтобы избежать подобных контрпримеров, сделать наше требование к знанию более строгим - потребовать, например, чтобы убеждения, претендующие на роль знания, опирались только на такие посылки и данные, которые можно рассматривать Как достоверные и безошибочные. Давайте рассмотрим такую позицию.

Классический эпистемологический фундаментализм

Представление о том, что знание должно строиться на твердых, достоверных и безошибочных основаниях, является наиболее почтенной и влиятельной позицией в теорий познания. Ее можно найти уже у античных философов, а в наиболее четком и программном виде она была декларирована в Новое время, уже известными вам Ф.Бэконом, РДекартом, Дж-Локком. Это представление можно назвать классическим фундаментализмом, поскольку он доминировал в классической философии, принимается многими и до сих пор, а все альтернативы ему пока еще можно описать как более или менее серьезные отклонения от него.

В классическом фундаментализме все наши представления разделяются на два класса: те, которые основываются или выводятся из каких-то других, и те, истинность которых не основана и не связана с достоверностью и истинностью других положений. Можно сказать, что эти последние представления основаны на самих себе. Они-то и считаются последним основанием, фундаментом нашего знания. Строение знания здесь напоминает вид постройки: предполагается, что в знании существуют некоторые твердью, не подверженные ошибкам базисные элементы, на которых как на фундаменте воздвигается с помощью логически контролируемых процедур - дедукции или индукции - надстройка всего остального знания.

Существует два вида эпистемологического фундаментализма -рационалистический и эмпиристский. Наиболее известным представителем первого был Декарт, который полагал, что с помощью интуиции можно обнаружить настолько ясные, отчетливые и самоочевидные идеи (от относил к ним такие идеи, как "существование Я", "существование Бога", "целое больше части" и т.п.), что в их достоверности невозможно усомниться. Они освещены естественным светом разума. Отправляясь от этих базисных идей, с помощью дедукции можно строить всю остальную систему знания, подобно тому, как в геометрии Евклида из немногих аксиом выводится все наше знание о геометрических фигурах. В эмпиристском фундаментализме, отстаивающем значение естественного света опыта, в качестве базисных элементов берутся данные непосредственного чувственного опыта. Здесь получает свое выражение главный принцип эмпиризма Только суждения, выражающие непосредственную фиксацию фактов с помощью органов чувств, являются самодостаточными. Напротив, все остальные суждения нуждаются в поддержке и могут получить ее только от суждений чувственного опыта. Вот как эту установку защищал Мориц Шлик (1882-1936), лидер Венского кружка, бывшего в 1920-30-е годы цитаделью современного эмпиризма: "В любом случае независимо от того, какую картину мира я рисую, я всегда буду проверять ее истинность в терминах моего собственного опыта. Я никому и никогда не позволю отнять у меня эту опору: мои собственные предложения наблюдения всегда будут последним критерием. И я буду восклицать: "Что я вижу, то вижу!"

Подчеркнем еще раз важный пункт, общий для обоих видов эпистемологического фундаментализма. Базисное знание, трактуемое в одном случае как ясные идеи разума, в другом - как данные непосредственного чувственного опыта, полагается на роль базисного потому, что оно истолковывается как абсолютно достоверное и в принципе не подверженное ошибкам. Именно поэтому оно, во-первых, может быть фундаментом и, во-вторых, от него достоверность и истинность могут транслироваться, распространяться на все остальное знание.

Нетрудно видеть теперь, чем должна заниматься эпистемология согласно классическому фундаментализму. Она должна показать, как наши представления и убеждения о мире природы, о нашей истории и возможном будущем, о состояниях сознания других людей и т.п. могут быть обоснованы, исходя из базиса, ограниченного, например, только утверждениями о данных нашего чувственного опыта. Если это удастся сделать, то эпистемология выполнит свою задачу, если нет - то нам придется перейти в стан скептиков.

О "первичности"

Необходимо отметить, что никому из представителей классического фундаментализма не удалось показать, что на основе столь жестких и узких условий можно обосновать или оправдать реальное знание, которым люди обладают в повседневной жизни и в науке. Первым начал сдавать позиции рационалистический фундаментализм: одна за другой терпели неудачу попытки обнаружить среди огромного многообразия идей, гипотез и постулатов некие абсолютные, всеми разделяемые первые принципы знания. Но и эмпирики не слишком преуспели, поскольку их непогрешимые чувственные данные оказались слишком зыбкими и аморфными, чтобы держать на себе весь массив человеческого знания.

Уже у Канта ясно виден отход от фундаментализма. Он считал, что ни чувственные восприятия сами по себе, ни одни только рациональные идеи не могут быть положены в основу знания. В "Критике чистого разума" он пишет об этом очень ясно: "Наша природа такова, что созерцания могут быть только чувственными, т.е. содержат в себе лишь способ, каким предметы воздействуют на нас. Способность же мыслить предмет чувственного созерцания есть рассудок. Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без рассудка ни один нельзя было бы мыслить. Мысли, без содержания пусты, созерцания без понятий слепы... Эти две способности не могут выполнять функции друг друга. Рассудок ничего не может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить. Только из соединения их может возникнуть знание".

В современной эпистемологии вопрос о первичности тех или иных видов знания уже не связывается так непосредственно с "природой человека". Чаще стараются понять, в каком отношении определенное знание может рассматриваться как исходное и как связаны между собой основные виды знания.

К таковым обычно относят: перцептивное знание (чувственно данное), повседневное знание (здравый смысл) и научное знание. Возникает проблема их взаимоотношения.

Можно сформулировать следующие тезисы о видах знания, входящих в этот треугольник.

1.Чувственные данные первичны в смысле данности, очевидности. Они выражают исходный контакт человека с реальностью. В этом отношении ничего более первичного нет.

2.Знание здравого смысла первично в концептуальном отношении. Именно в среде объектов обычного практического опыта сложился наш язык, сформировались наши основные понятия, в том числе и те, которые широко используются в науке.

3.Знание об объектах науки, особенно о микрочастицах (электронах, атомах и т.п.), первично в онтологическом отношении. Мы полагаем, что законы поведения этих объектов дают наиболее достоверное и согласованное объяснение того, что существует и происходит в мире, в том числе и того, почему в мире существуют камни, деревья, столы и люди - с их органами чувств и чувственными данными.

Нетрудно заметить, что в результате мы получаем в нашем треугольнике такой тип взаимоотношений, когда каждый из основных видов знания необходим и первичен в определенном отношении. Одновременно ни один из них не образует самодостаточную, независимую от других сферу знания. Это относится и к самому простому виду знания - чувственному восприятию

Перцептивное знание

В чувственном восприятии реальность непосредственно дается человеку. Мы ощущаем какой-то сложной работы сознания, когда воспринимаем стоящий перед нами дом или когда слышим раскат грома. Между тем перцептивное знание роено очень непросто. Психологи уже многие десятилетия изучают то, как человек воспринимает окружающий мир, но многое в этом процессе продолжает оставаться неясным.

Простейшими элементами перцептивного опыта являются ощущения, возникающие в результате отдельных воздействий реальности на органы чувств. По отчеству этих органов различают пять основных видов ("модальностей") ощущений: зрительные, звуковые, осязательные (тактильные), вкусовые и обонятельные. Считается, что наиболее важной для человека является зрительная модальность, поскольку через нее поступает более 80% чувственной информации. Различные модальности качественно отличаются друг от друга - цвета совершенно похожи на звуки, а звуки на запахи. И между тем в нашем сознании различные таенные данные моментально и совершенно незаметно для нас объединяют-|В целостный образ предмета.

Это происходит в восприятии. В нем на основе ощущений разной модальности синтезируется устойчивый и, что очень важно, амодальныи (т.е. инвариантный, один и тот же в разных модальностях) предмет чувственного опыта. Представьте себе, что мимо вас, громыхая, проносится грузовик. Это вызывает потоки являющихся ощущений разной модальности: вы видите увеличивающуюся и уменьшающуюся форму машины, игру цветов на кузове, усиление и уменьшение рева мoтopa, появление запаха выхлопных газов и т.п. Все эти потоки существуют вами по себе, но соединены в одном воспринимаемом объекте - автомобиле. Это основное свойство восприятия называется его предметным характерам: мы Принимаем не отдельные "картинки", а предмет как нечто целое и устойчивое. например, мы видим не отдельные проекции дома, а строение, которое можно обойти кругом, в которое можно войти и т.п.

С предметным характером тесно связаны такие свойства восприятия, как его константность и осмысленность. Вот мы держим и перемещаем перед собой книгу. проекция по отношению к глазу предстает то как трапеция, то как прямоугольник, то как ромб, по ней пробегают светотени и т.п. Но несмотря на это, мы воспринимаем книгу как устойчивый предмет прямоугольной формы, имеющий один и тот же цвет обложки и не меняющий свои размеры при удалении его от глаза. В этом проявляется константность восприятия. Далее, мы воспринимаем предмете имеющие значение. Это - округлое, зеленовато-красного цвета - яблоко, " можно съесть. А это - серое, неправильной формы - камень, который > поднять и кинуть. В восприятие встроено понимание тех вещей, которые А. И это понимание организует наш чувственный опыт, в результате чего в этом опыте нам дается не калейдоскоп ощущений и образов, но осмысленный и устойчивый окружающий мир.

Присутствие смыслового момента в восприятии хорошо иллюстрирует эта знаменитая картинка, которую иногда называют "утко-кроликом" Витгенштейна. Хотя проекция этого контура на сетчатке глаза остается постоянной, мы видим на рисунке то утку, то кролика в зависимости оттого, какое значение придает сознание этой двусмысленной картинке.

Итак, мы видим, что кажущееся на первый взгляд простой и непосредственной рецепцией, перцептивное знание на самом деле включает в себя важные составляющие рационального характера. Мы видим не только глазом, но иразумам. В современной психологии это обстоятельство фиксируется в таких понятиях, как "разумный глаз", "визуальное мышление". Для эпистемологии это важно потому, что в свете сказанного перцептивное знание уже не может рассматриваться как совокупность первичных и непосредственных чувственных данных, которые настолько самодостаточны и безошибочны, что могут составлять базис всех других видов знания. Так, очевидно, что большинство из тех значений и смыслов, которые организуют восприятие, связаны с нашим языком и здравым смыслом.

Здравый смысл. Наивный реализм

Что означает тезис о том, что здравый смысл является первичным в концептуальном отношении? Давайте сравним то, как человек приобретает здравый смысл, с тем, как он осваивает более специализированные и более сложные виды знания - научное, техническое, религиозное и т.п.

Здравый смысл - это представления людей о природе, обществе, самих себе, складывающиеся под воздействием их повседневного жизненного опыта и общения. В процессе эволюции общества, культуры и человеческого мышления эти представления проходят довольно жесткий отбор. Лишь такое знание закрепляется в арсенале здравого смысла, которое достаточно адекватно отражает среду человеческой жизнедеятельности и соответствует его формам практики.

Важно подчеркнуть, что здравому смыслу с его "житейскими понятиями" (как их называл известный психолог Л.С.Выготский) никто не обучает специально и планомерно. Он осваивается всеми нормальными людьми в естественном жизненном процессе, в повседневном общении людей, в частности детей и взрослых, в действиях с предметами нашего обычного жизненного мира. Это сходно с тем, как мы осваиваем родной язык, с которым, кстати сказать, здравый смысл связан очень тесно.

Важно и то, что для своего освоения здравый смысл не требует какого-либо предварительного знания. Он не является переинтерпретацией знания о вещах, известных нам каким-то иным образом. Мир впервые предстает в сознании человека в формах и понятиях повседневного здравого смысла. Именно поэтому а можем говорить о его концептуальной первичности.

Здесь можно привести такую, достаточно точную, аналогию. Подобно тому, к мы изучаем и осваиваем второй (иностранный) язык на базе первого (родного) языка, так и научным или другим специализированным знанием мы овладеваем на основе нашего "первого" знания - неспециализированного, более или менеe применимого ко всем сферам человеческого опыта здравого смысла. Но и усвоив сколь угодно большие запасы теоретического знания, мы не перестаем оставатъся субъектами обыденной жизни, и в большинстве ситуаций используем здравый смысл как неизбежный для нас и универсальный вид знания.

Некоторые философы, например Платон и Гегель, очень невысоко оцениваем познавательное значение здравого смысла и считали, что наука и философия радикальным образом порывают с его "плоскими и вульгарными истинами" и строят свой, совершенно иной теоретический мир. Но такая позиция далека от реальности. Здравый смысл и естественный язык продолжают оставаться концептуально истоком даже самых абстрактных теоретических построений и специализированных языков науки. "Вся наука является не чем иным, как усовершенствованием повседневного мышления"", - утверждал Альберт Эйнштейн, который в рей теории относительности, казалось бы, наиболее далеко отошел от обычных представлений здравого смысла.

Пока мы приводили аргументы в пользу важности и неизбежности здравого смысла. Но возникает вопрос: если он столь хорош, то зачем тогда вообще нужна наука? Дело в том, что хотя здравый смысл необходим и неизбежен в концептуальном отношении, то, что он утверждает о существовании и свойствах вещей, в определенном смысле является ложным. Это связано с наивным реализмом - общей эпистемологической установкой, встроенной в повседневное мышление.

Наивный реализм - это убеждение в том, что реально все, что нормальный человек воспринимает в нормальных условиях (при хорошем освещении, в подходящей перспективе и т.п.) и описывает общепринятым и соответствующим фактам языком.

Конечно, могут встречаться обманы чувств, иллюзии (например, преломление палки на границе воды и воздуха, увеличение размеров солнечного диска при закате и т.д.), но все это, с точки зрения наивного реализма, единичные явления. илом же мир, окружающий нас, мир цветных, пахнущих и звучащих вещей - деревьев с шелестящей листвой, журчащей воды, столов и стульев и т.п. - имен, но таков, каким мы его воспринимаем.

Между тем наука говорит нам, что чудный запах розы суть лишь диффузия молекул определенных веществ в воздухе, что звуки и цвета - волновые процессы, что все эти цветные макрообъекты на самом деле являются композициями огромного числа бесцветньк и беззвучных микрочастиц. Еще Демокрит учил, что вокруг нас лишь иллюзия, "кажимость", реальны только "атомы и пустота".

И современная наука полагает основой реального поля, микрочастицы и их взаимодействия.

Научное знание. Критический, научный реализм

Хотя ученые и признают, что в своей деятельности опираются на здравый смысл, они подчеркивают, что единственно надежным средством достижения истинного знания о мире является научное исследование, в котором данные наблюдений и экспериментов истолковываются и объясняются с помощью специальных средств - научных теорий. Эпистемологической установкой науки также является реализм, но только не "наивный", как в здравом смысле, а "научный", или "критический" реализм.

Согласно научному реализму подлинным онтологическим статусом обладают только такие объекты - предметы, процессы, свойства, взаимосвязи - которые полагаются и описываются научными теориями. Иными словами, не перцептивный опыт с его чувственными данными, не здравый смысл с его наивным реализмом, не философия с ее таинственными субстанциями и категориями, а позитивное научное знание говорит нам о том, какие именно объекты существуют в мире и каковы их подлинные свойства.

Важным моментом в реализме науки является его критический характер. В нем уделяется большое внимание критическому анализу механизмов и методов познания, способам подтверждения и обоснования знания. Непосредственности обычного чувственного восприятия и здравого смысла критический реализм противопоставляет тезис о том, что адекватность знания достигается в результате сложного, опосредованного и критически контролируемого процесса познания. Именно поэтому мы в целом должны доверять результатам науки и считать, как уже отмечалось выше, что именно научные теории дают наиболее достоверное и согласованное знание о том, что реально существует в мире и каковы законы жизни этой реальности.

С этим можно согласиться с той оговоркой, что и научное знание открыто для Эпистемологической критики. Научные теории являются продуктом человеческой изобретательности и, как таковые, они подвержены ошибкам подобно любым другим результатам деятельности человека. Теории в этом смысле - лишь предположения о реальности, которые могут меняться и на самом деле довольно существенно изменяются в ходе исторического развития науки. То, что наука утверждала о реальности сто лет назад, очень существенно отличается от того, что она говорит сегодня. Обнаружился также существенный факт: для любой определенной области действительности всегда можно построить несколько теорий, объясняющих все наблюдаемые явления, но отличающихся по своим онтологическим допущениям, т.е. по тем объектам, которые они полагают как реально существующие. Какую из этих теорий следует предпочесть, и какая из них может считаться описанием реальности как таковой?

В главе о философии науки мы вернемся к этим вопросам, а пока можно утверждать, что основные виды человеческого знания предстают в довольно сложном переплетении, и что ни один из них не может рассматриваться как фундаментальный - самодостаточный, независимый от других и единственный источник достоверного, истинного знания.

Истина и достоверность

Эти понятия на протяжении веков были одними из центральных в философском изучении познания. "Что есть истина?" - вопрос Понтия Пилата к Христу - был и остается также и одним из главных вопросов философии.

В общефилософском смысле проблема истины шире вопроса о истинности знания. Так, мы можем говорить о "истинном образе жизни", о "истинной красоте" В более узком эпистемологическом смысле под истинностью понимается точное и достоверное отображение реальности в знании. Именно так истину понимал еще Аристотель, сформулировавший так называемую классическую концепцию истины, являющуюся основной и до сих пор.

Согласно этой концепции, истина есть соответствие представлении или утверждений реальному положению дел. Поскольку главной здесь является идея соответствия (корреспонденции) то эту концепцию истины называют еще "корреспондентной теорией истины".

Так например, утверждения, что молекула воды состоит из одного атома кислорода и двух атомов водорода, или что Карл Маркс родился 5 мая 1818г., являются истинными или ложными в зависимости от того, действительно ли соотношение атомов в воде или определенных событий в прошлом таково, как говорится в данных утверждениях.

Казалось бы, классическая теория истины настолько ясна, что не может порождать каких-то серьезных проблем. И длительное время к ней апеллировали как к чему-то очевидному и само собой разумеющемуся. Однако постепенно стали выявляться слабые стороны этой теории.

Во-первых, дискуссии вызывала неопределенность понятия "соответствие". Как можно сравнивать знание, которое является идеальным, с вещами, которые суть материальны? На самом деле мы сравниваем знание с фактами, но факты также выражаются в некоторых утверждениях. Таким образом, мы устанавливаем лишь соответствие одних утверждений другим. Во-вторых, как быть с утверждениями типа "энергия сохраняется", "все имеет причину" и т.п.? С какого рода реальными объектами или фактами можно соотносить подобные утверждения, которые относятся ко всему на свете? Наконец, можно указать на плюрализм истины Возьмем, например, описания Москвы, составленные экономистом, архитектором, демографом и т.п. Для архитектора "истинным" будет максимально детальный макет города, для экономиста - набор подробных сводок его хозяйственного состояния, для демографа - свод статистических данных о жителях города для краеведа - подробный путеводитель с описанием историко-культурных достопримечательностей. А есть еще "театральная", "криминальная", "политическая" Москва. Какую из этих "истин" следует предпочесть, и можно ли их свести в некую единую картину? Если мы в этом рассуждении вместо Москвы подставим такой предмет, как "человек", и перечислим всевозможные науки, которые его изучают, то картина окажется еще запутаннее.

Другие трудности корреспондентной теории истины привели к тому, что многие стали считать, что истина - это только регулятивная идея, некоторый идеал, которому нужно стремиться, но достичь и удостовериться в котором невозможно. В этой ситуации появились также иные, чем классическая, концепции истины: когерентная и прагматистская.

В когерентной теории основным критерием истинности какого-либо знания является его согласованность (когеренция) с более общей, охватывающей системой знания. Обычно сторонники этой концепции, среди которых наиболее известным был Гегель, придерживаются философского монизма, представления в том, что мир суть единое целое, в котором все, даже самые мельчайшие и незначительные явления связаны между собой и входят в это целое. Поэтому знание об отдельной вещи или явлении должно соответствовать и согласовываться с системой знания о мире в целом. Как таковая истина одна, и частные истины должны быть элементами этой единой и всеохватывающей - абсолютной истины.

Хотя такое понимание истины приобрело немногих сторонников, в нем есть рациональный смысл. В самом деле, мы склонны принимать за достоверное и правдоподобное такое новое знание, которое логически не противоречит и хорошо согласуется с уже имеющейся у нас системой взглядов. Поэтому можно говорить о том, что когерентная теория истины отражает реальные механизмы рациональной приемлемости знания. Однако одной только самосогласованности знания явно недостаточно для признания его истинным. Представим себе, что у нас имеется такая логически согласованная система. Если заменить в ней все суждения на противоположные, то опять можно получить логически связанную и целостную систему знания. Или же вспомним весьма согласованный и непротиворечивый мир, созданный историями о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне Каждый новый рассказ, написанный Конан Дойлом, добавлял в этот мир еще больше достоверности. Однако не можем же мы в оценке истинности этого мири уподобляться тем простодушным читателям, которые посылали письма на Бейкер-стрит, полагая, что там живет реальный Шерлок Холмс.

С позиций прагматизма истинным признается такое знание, которое имеет благие последствия для человеческой жизни и которое может успешно применяться на практике. Один из основателей прагматизма, американский психолог и философ Уильям Джеймс (1842-1910), например, полагал, что истинность суждения "Бог существует" не зависит от реальности существования Бога и обусловлена тем, что убежденность в Его существовании благотворна для человеческого общежития. В менее метафизических сферах истинность нашего знания удостоверяется его практической применимостью. Если на основе определенного знания строятся самолеты, которые летают, или мосты, которые не падают вниз, значит это знание истинно. В этом понимании практика есть критерий истины.

Несомненно, что мы широко используем этот критерий. Проверенное в своих последствиях и приложениях, практически полезное знание вызывает куда больше доверия, чем бесполезные спекуляции. Но, как и в предшествующей концепции, одного этого оказывается мало. Прагматистской трактовке истины также недостает интуитивно ощущаемого требования к истине как адекватному соответствию реальности. Известно, например, что в мореплавании весьма удобными и практически эффективными являются навигационные расчеты на основе геоцентрической ("птолемеевской") модели. Но нельзя же на этом основании считать, что она более истина, чем гелиоцентрическая ("коперниканская") система. Б.Рассел указывал, что сведение истинности к проверке последствиями может привести к парадоксальным результатам. Представим себе на минуту, например, что нацисты выиграли войну. Так что же, нужно считать, что их человеконенавистнические учения в такой ситуации выдержали проверку и являются прагматически "истинными"? В итоге мы видим, что как и в других аспектах познания в вопросе о истинности знания остается немало проблем. Однако эпистемология, как и философия в целом, не призвана давать окончательные и однозначные ответы. Ее задача критически прояснять эти проблемы, соотносить различные позиции и аргументы за и против них.

Эпистемология классическая и неклассическая Лекторский Владислав Александрович

Теория познания (гносеология, эпистемология)

Раздел философии, в котором анализируется природа и возможности знания, его границы и условия достоверности.

Ни одна философская система, поскольку она претендует на нахождение предельных оснований знания и деятельности, не может обойтись без исследования этих вопросов. Однако теоретико-познавательная проблематика может содержаться в философской концепции и в имплицитном виде, например, через формулирование онтологии, которая неявно определяет возможности и характер знания. Знание как проблема специально исследуется уже в античной философии (софисты, Платон, Аристотель), хотя и в подчинении онтологической тематике. Теория познания оказывается в центре всей проблематики западной философии в XVII веке: решение теоретико-познавательных вопросов становится необходимым условием исследования всех остальных философских проблем. Складывается классический тип теории познания. Правда, сам термин «теория познания» появляется довольно поздно - только в 1832 г. До этого данная проблематика изучалась под другими названиями: анализ ума, исследование познания, критика разума и др. (обычно термин «эпистемология» употребляется как синонимичный термину «теория познания». Однако некоторые философы, например, К. Поппер, относят к эпистемологии только изучение научного познания). Теория познания продолжала занимать центральное место в западной философии вплоть до середины XX века, когда появляется необходимость в переосмыслении самих способов постановки ее проблем и способов решения, выявляются новые связи теории познания и других областей философии, а также науки и культуры в целом. Возникает неклассическая теория познания. Вместе с тем в это время появляются философские концепции, которые либо пытаются отодвинуть теоретико-познавательную тематику на периферию фиЛософии, либо даже отказаться от всей проблематики теории познания, «преодолеть» ее.

Понимание характера проблем теории познания, ее судьбы и возможного будущего предполагает анализ двух ее типов: классического и неклассического.

В классической теории познания можно выделить следующие особенности.

1. Критицизм . В сущности вся философия возникает как недоверие к традиции, к тому, что навязывается индивиду внешним (природным и социальным) окружением. Философия - это способ самоопределения свободной личности, которая полагается только на себя, на собственные силы чувства и разума в нахождении предельных оснований своей жизнедеятельности. Поэтому философия выступает также и как критика культуры. Теория познания - это критика того, что считается знанием в обыденном здравом смысле, в имеющейся в данное время науке, в других философских системах. Поэтому исходной для теории познания является проблема иллюзии и реальности, мнения и знания. Эта тематика была хорошо сформулирована уже Платоном в диалоге «Теэтет». Что считать знанием? Ясно, что это не может быть общепринятым мнением, ибо оно может быть общим заблуждением, это не может быть и просто мне7 нием, которому соответствует реальное положение дел (т. е. истинным высказыванием), ибо соответствие между содержанием высказывания и реальностью может быть чисто случайным. Платон приходит к выводу о том, что знание предполагает не только соответствие содержания высказывания и реальности, но и обоснованность первого (Платон, 1993). Проблема обоснования знания становится центральной в западноевропейской философии, начиная с XVII века. Это связано со становлением нетрадиционного общества, с появление свободного индивида, полагающегося на самого себя. Именно в это время происходит то, что иногда называют «эпистемологическим поворотом». Что именно можно считать достаточным обоснованием знания? Этот вопрос оказывается в центре философских дискуссий. Теория познания выступает прежде всего как критика сложившихся метафизических систем и принятых систем знания с точки зрения определенного идеала знания. Для Ф. Бэкона и Р. Декарта - это критика схоластической метафизики и перипатетической науки. Для Д. Беркли - это критика материализма и ряда идей новой науки, в частности, идеи абсолютного пространства и времени в физике Ньютона и идеи бесконечно-малых величин в разработанном в это время дифференциальном и интегральном исчислении (последующая история науки показала правоту критического анализа Беркли некоторых основоположений науки Нового времени). Кант использует свою теоретико-познавательную конструкцию для демонстрации невозможности традиционной онтологии, а также и некоторых научных дисциплин (например, психологии как теоретической, а не описательной науки) (Кант, 1965). Сама система кантовской философии, в основе которой лежит теория познания, носит название критической. Критицизм определяет главный пафос и других теоретико-познавательных построений классического типа. Так, например, для Э. Маха его теория познания выступает как способ обоснования идеала описательной науки, а в связи с этим критики идей абсолютного пространства и времени классической физики (эта критика была использована А. Эйнштейном при создании специальной теории относительности), а также атомной теории (что было отвергнуто наукой). Логические позитивисты использовали свой теоретико-познавательный принцип верификации для критики ряда утверждений не только в философии, но и в науке (в физике, в психологии), а К. Поппер с помощью теоретико-познавательного принципа фальсификации пытался продемонстрировать ненаучность марксизма и психоанализа (Поппер, 1983 а, с. 240–253).

2. Фундаментализм и нормативизм . Сам идеал знания, на основе которого решается задача критики, должен быть обоснован. Иными словами, следует найти такой фундамент всех наших знаний, относительно которого не возникает никаких сомнений. Все то, что претендует на знание, но в действительности не покоится на этом фундаменте, должно быть отвергнуто. Поэтому поиск основания знаний не тождествен простому выяснению причинных зависимостей между разными психическими образованиями (например, между ощущением, восприятием и мышлением), а направлен на выявление таких знаний, соответствие которым может служить нормой. Иными словами, следует различать то, что фактически имеет место в познающем сознании (а все, что в нем есть, например, иллюзия восприятия или заблуждение мышления, чем-то причинно обусловлено) и то, что должно быть для того, чтобы считаться знанием (т. е. то, что соответствует норме). При этом в истории философии нередко нормативное смешивалось с фактически сущим и выдавалось за последнее.

В этом своем качестве теория познания выступала не только в качестве критики, но и как средство утверждения определенных типов знания, как средство их своеобразной культурной легитимации. Так, согласно Платону чувственное восприятие не может дать знание, по-настоящему можно знать только то, о чем учит математика. Поэтому с этой точки зрения в строгом смысле слова не может быть науки об эмпирических феноменах, идеал науки - геометрия Эвклида. По Аристотелю дело обстоит иначе: чувственный опыт говорит нечто о реальности. Опытная наука возможна, но она не может быть математической, ибо опыт качествен и не математизируем. Новоевропейская наука, возникшая после Коперника и Галилея, по сути дела синтезировала программы Платона и Аристотеля в виде программы математического естествознания (Гайденко, 1980), основанного на эксперименте: эмпирическая наука возможна, но не на основе описания того, что дано в опыте, а на основе искусственного конструирования в эксперименте (а это предполагает использование математики) того, что исследуется. В основе этой программы лежит определенная теоретико-познавательная установка: реальность дана в чувственном опыте, но ее глубинный механизм постигается с помощью ее препарирования и математической обработки. Теория познания в этом случае выступает как способ обоснования и узаконения новой науки, которая противоречит и старой традиции, и здравому смыслу, является чем-то странным и необычным.

В это же время происходит разделение теоретико-познавательных концепций на эмпиризм к рационализм. С точки зрения первых обоснованным может считаться только то знание, которое в максимальной степени соответствует данным чувственного опыта, в основе которого лежат либо ощущения (сенсуализм), либо «чувственные данные» (неореализм), либо элементарные протокольные предложения (логический эмпиризм). Вторые в качестве знания рассматривали только то, что вписывается либо в систему «врожденных идей» (Декарт, Спиноза), либо в систему априорных категорий и схем разума (Гегель, неокантианцы). Кант пытался занять некую третью позицию в этом споре.

Другое большое и принципиальное разделение, характерное для классической теории познания - это разделение на психологистов и антипсихологистов. Конечно, все философы различали причинное объяснение тех или иных феноменов сознания и их нормативное оправдание. Однако для психологистов (к ним относятся все эмпирики, а также некоторые сторонники теории «врожденных идей») норма, обеспечивающая связь познания с реальностью, коренится в самом эмпирически данном сознании. Это - определенный факт сознания. Теория познания в этой связи основывается на психологии, изучающей эмпирическое сознание. Исторически многие исследователи в области теории познания были одновременно и выдающимися психологами (Д. Беркли, Д. Юм, Э. Мах и др. (Беркли, 1978; Юм, 1965; Мах, 1908)). Для антипсихологистов теоретико-познавательные нормы, говорящие не о сущем, а о должном, не могут быть просто фактами индивидуального эмпирического сознания. Ведь эти нормы имеют всеобщий, обязательный и необходимый характер, они не могут быть поэтому получены путем простого индуктивного обобщения чего бы то ни было, в том числе и работы эмпирического сознания и познания. Поэтому их источник следует искать в другой области. Для философского трансцендентализма (Кант, неокантианцы, феноменология) этой областью является трансцендентальное сознание, отличное от обычного эмпирического, хотя и присутствующее в последнем. Методом теоретико-познавательного исследования в этом случае не может быть эмпирический анализ психологических данных. Для Канта - это особый трансцендентальный метод анализа сознания (Кант, 1965). Феноменологи в качестве метода теоретико-познавательного исследования предлагают особое интуитивное схватывание сущностных структур сознания и их описание. Теория познания в последнем случае оказывается вовсе не теорией в точном смысле слова, а дескриптивной дисциплиной, хотя описание относится не к эмпирическим фактам, а к особого рода априорным феноменам (Гуссерль, 19946). К тому же эта дисциплина не зависит ни от каких других (в том числе и от психологии), а предшествует им. Неокантианцы решают эту проблему иначе: теория познания с их точки зрения пытается выявить трансцендентальные условия возможности знания. Для этого специалист по теории познания (а философию неокантианцы сводят к теории познания) должен подвергнуть анализу знание, объективированное и текстах, и прежде всего в текстах научных. Теория познания выступает при таком ее понимании как, с одной стороны, анализирующая эмпирически данные тексты, а с другой, выявляющая в результате этого анализа не эмпирические, а априорные зависимости (Кассирер, 1916; Cassirer, 1906).

Антипсихологизм в теории познания был своеобразно продолжен в аналитической философии. Здесь он был понят как анализ языка. Правда, сам этот анализ является уже не трансцендентальной процедурой, а процедурой вполне эмпирической, но имеющей дело уже не с фактами эмпирического сознания (как это было у психологистов), а с фактами «глубинной грамматики» языка. В рамках этого подхода теория познания была истолкована как аналитическая дисциплина, а старая теория познания раскритикована, в частности Л. Витгенштейном, как несостоятельная «философия психологии» (Витгенштейн, 1994 а, с. 24). Такие теоретико-познавательные принципы, задающие нормативы знания, как верификация и фальсификация, были поняты как укорененные в структурах языка. В этой связи был четко разделен «контекст открытия» того или иного утверждения, являющийся предметом психологического исследования, от «контекста обоснования», с которым имеет дело философский, теоретико-познавательный анализ. Ранняя аналитическая философия, особенно такие ее версии, как логический позитивизм, разделяют основные установки классического теоретико-познавательного анти-психологизма.

Своеобразно анти-психологистское понимание теории познания (эпистемологии) К. Поппером (Поппер, 1983 б, с. 439–495). Для него она должна быть основана на изучении истории научного познания, объективированной в текстах («объективного знания») - в этом он схож с неокантианцами. Теория познания (эпистемология) не имеет дела с индивидуальным субъектом. А поскольку согласно К. Попперу другого субъекта, помимо индивидуального, не существует, эпистемология не имеет отношения к субъекту вообще («эпистемология без познающего субъекта»). Однако в отличие от неокантианцев К. Поппер считает, что эпистемология должна пользоваться методами эмпирической науки. Это означает, в частности, что теоретико-познавательные обобщения в принципе могут быть подвергнуты ревизии.

3. Субъектоцентризм . В качестве несомненного и неоспоримого базиса, на котором можно строить систему знания, выступает сам факт существования субъекта. С точки зрения Декарта - это вообще единственный самодостоверный факт. Во всем остальном, в том числе и в существовании внешнего моему сознанию мира и других людей, можно усомниться (таким образом, критицизм, характерный для всей классической теоретико-познавательной традиции, многократно усиливается принятием этого тезиса). Знание о том. что существует· n сознании - неоспоримо и непосредственно. Знание о внешних моему сознанию вещах - опосредованно (Декарт, 1950). Для эмпириков таким неоспоримым статусом обладают данные в моем сознании ощущения. Для рационалистов - это априорные формы сознания субъекта. Так возникают специфические проблемы классической теории познания: как возможно знание внешнего мира и сознания других людей? Их решение оказалось весьма трудным (хотя был предложен целый ряд таковых), в том числе не только для философии, но и для эмпирических наук о человеке, принявших субъектоцентричес-кую установку классической теории познания, в частности для психологии. Для целого ряда философов и ученых, разделявших принципиальную установку классической теории познания относительно непосредственной данности состояний сознания и и то же время не сомневавшихся в такой же очевидности факта сущее предметов (теорстико-познавательный реализм) оказалось трудным согласовать эти положения. Отсюда идеи Г. Гельмгольца об «иероглифическом» отношении ощущений к реальности, «закон специфической энергии органов чувств» И. Мюллера и др. Эти реальные трудности в сущности были просто обойдены как не существующие в работе В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», которая исходит из реалистической установки об объективном существовании предметов познания и в то же время из сенсуалистского тезиса о том, что в основе всего познания лежат ощущения (Ленин, 1957). Последние были истолкованы В. И. Лениным как «субъективные образы объективного мира», чем ощущения в действительности не являются и являться не могут (см. ощущения). На основе принятой в «Материализме и эмпириокритицизме» упрощенной установки многие сложные проблемы теории познания просто не могли обсуждаться. Ряд представителей теории познания предложил «снять» саму проблему отношения знания и внешнего мира, истолковав сознание субъекта в качестве единственной реальности: для эмпириков это ощущения, для рационалистов - априорные структуры сознания. Мир (в том числе другие люди) выступает в этом случае либо как совокупность ощущений, либо как рациональная конструкция субъекта. С критикой этого положения выступили представители разных реалистических школ (неореализм, критический реализм), однако до тех пор, пока познание продолжало пониматься только как факт индивидуального сознания, как нечто, происходящее лишь «внутри» субъекта (хотя бы и причинно обусловленное событиями внешнего мира), отмеченные трудности не могли быть решены.

Если Декарт не различает эмпирического и трансцендентального субъектов, то гГпоследующем такое различение осуществляется. Эмпирики и психологисты имеют дело с индивидуальным субъектом, трансцен-денталисты - с трансцендентальным. Так, например, для Канта является несомненным, что предметы, данные мне в опыте, существуют независимо от меня как эмпирического индивида. Однако сам этот опыт сконструирован трансцендентальным субъектом. Трансцендентальное единство апперцепции этого субъекта является даже гарантом объективности опыта. Для Э. Гуссерля несомненной реальностью является данность феноменов трансцендентальному сознанию. Что касается соотношения этих феноменов с внешней реальностью, то от этих вопросов феноменология «воздерживается». Неокантианцы фрейбургской школы исходят из того, что теория познания имеет дело с «сознанием вообще», а марбургская школа неокантианства имеет дело скорее с «духом научности». Для ранних представителей аналитической философии, хотя язык и не является принадлежностью только одного индивидуального субъекта, осмысленность высказывания получают от их отношения к субъективным данным опыта индивида.

Некоторые теоретико-познавательные концепции, которые являются классическими по большинству особенностей, в данном пункте выходят за эти пределы. Это относится, в частности, к теоретико-познавательной системе Гегеля, в которой сделана попытка преодолеть противоположность субъективного и объективного как двух отдельных миров на основе Абсолютного Духа, который не является индивидуальным субъектом (ни эмпирическим, ни трансцендентальным). То же можно сказать и об «эпистемологии без познающего субъекта» К. Поппера (Поппер, 19836).

4. Наукоцентризм . Теория познания приобрела классический вид именно в связи с возникновением науки Нового времени и во многом выступала как средство легитимации этой науки. Поэтому большинство теоретико-познавательных систем исходило из того, что именно научное знание, как оно было представлено в математическом естествознании этого времени, является высшим типом знания, а то, что говорит наука о мире, то и существует на самом деле. Многие проблемы, обсуждавшиеся в теории познания, могут быть поняты только в свете этой установки. Такова, например, обсуждавшаяся Т. Гоббсом, Д. Локком и многими другими проблема так называемых первичных и вторичных качеств, одни из которых (тяжесть, форма, расположение и др.) считаются принадлежащими самим реальным предметам, а другие (цвет, запах, вкус и др.) рассматриваются как возникающие в сознании субъекта при воздействии предметов внешнего мира на органы чувств. Что существует реально и чего реально не существует, в данном случае полностью определяется тем, что говорила о реальности классическая физика. Кантовская теория познания может быть понята как обоснование классической ньютоновской механики. Для Канта факт существования научного знания является исходно оправданным. Два вопроса его «Критики чистого разума» - «как возможна чистая математика» и «как возможно чистое естествознание» - не ставят под сомнение оправданность данных научных дисциплин, а лишь пытаются выявить теоретико-познавательные условия их возможности. Этого нельзя сказать о третьем вопросе кантовской «Критики» - «как возможна метафизика» - философ пытается показать, что с теоретико-познавательной точки зрения последняя невозможна. Для неокантианцев теория познания возможна только как теория науки. Логические позитивисты видели задачу философии (аналитической теории познания) именно в анализе языка науки, а вовсе не обыденного языка. Согласно К. Попперу, эпистемология должна иметь дело только с научным знанием.

Можно говорить о том, что в последние десятилетия XX века начала постепенно складываться неклассическая теория познания, которая отличается от классической по всем основным параметрам. Изменение теоретико-познавательной проблематики и методов работы в этой области связано с новым пониманием познания и знания, а также отношения теории познания и других наук о человеке и культуре. Это новое понимание в свою очередь обусловлено сдвигами в современной культуре в целом. Этот тип теории познания находится в начальной стадии развития. Тем не менее некоторые его особенности можно выделить.

1. Пост-критицизм . Это не означает отказа от философского критицизма (без которого нет самой философии), а только лишь понимание того фундаментального факта, что познание не может начаться с нуля, на основе недоверия к всем традициям, а предполагает вписанность познающего индивида в одну из них. Данные опыта истолковываются в теоретических терминах, а сами теории транслируются во времени и являются продуктом коллективной разработки. На смену установке недоверия и поисков само-достоверности приходит установка доверия к результатам деятельности других. Речь идет не о слепом доверии, а только о том, что всякая критика предполагает некую точку опоры, принятие чего-то, что не критикуемо в данное время и в данном контексте (это может стать объектом критики в другое время и в ином контексте). Эта идея хорошо выражена Л. Витгенштейном в его поздних работах (Витгенштейн, 19946). Сказанное означает, что в коллективно выработанном знании может иметься такое содержание, которое не осознается в данный момент участниками коллективного познавательного процесса. Такое неосознаваемое мною неявное знание может иметься у меня и относительно моих собственных познавательных процессов (Полани, 1985). В истории познания разные традиции взаимно критикуют друг друга. Это не только взаимная критика мифа и науки, но и критика одной познавательной традиции с точки зрения другой в науке, например, математической и описательной традиций в биологии. В процессе развития знания может выясниться, что те познавательные традиции, которые казались полностью вытесненными или же отошедшими на периферию познания, обнаруживают новый смысл в новом контексте. Так, например, в свете идей теории самоорганизующихся систем, разработанной И. Пригожиным, выявляется современный эвристический смысл некоторых идей древнекитайской мифологии (Пригожий, 1986; Степин, 1991).

2. Отказ от фундаментализма . Он связан с обнаружением изменчивости познавательных норм, невозможности формулировать жесткие и неизменные нормативные предписания развивающемуся познанию. Попытки отделять знание от незнания с помощью таких предписаний, предпринятые в науке XX века, в частности логическим позитивизмом и операционализмом, оказались несостоятельными.

В современной философии существуют разные реакции на эту ситуацию.

Некоторые философы считают возможным говорить об отказе от теории познания как философской дисциплины. Так, например, некоторые последователи позднего Л. Витгенштейна, исходя из того, что в обыденном языке слово «знать» употребляется в нескольких разных смыслах, не видят возможности разработки единой теории познания. Другие (например, Р. Рорти (Рорти, 1996; Юлина, 1998)) отождествляют отказ от фундаментализма с концом теории познания и с вытеснением теоретико-познавательных исследований философской герменевтикой.

Другие философы (а их большинство) считают возможность дать новое понимание этой дисциплины и в этой связи предлагают разные исследовательские программы.

Одна из них выражена в программе «натурализованной эпистемологии» У. Куайна (Quine, 1972). Согласно последнему, научная эпистемология должна полностью отказаться от выдачи предписаний, от всякого нормативизма и свестись к обобщению данных физиологии высшей нервной деятельности и психологии, использующей аппарат теории информации.

Известный психолог Ж. Пиаже разработал концепцию «генетической эпистемологии» (Piaget, 1950). В отличие от У. Куайна, он подчеркивает, что эпистемология имеет дело с нормами. Но это не те нормы, которые философ формулирует, исходя из априорных соображений, а те, которые он находит в результате изучения реального процесса психического развития ребенка, с одной стороны, и истории науки, с другой. Дело в том, что познавательные нормы являются не выдумкой философов, а реальным фактом, коренящимся в структуре психики. Дело специалиста по теории познания - обобщить то, что существует реально, эмпирически.

Еще более интересная и перспективная программа разработки нефундаменталистской теории познания в связи с изучением современной психологии предлагается в рамках современной когнитивной науки. Философ строит некоторую идеальную модель познавательных процессов, используя в том числе и результаты, полученные в истории теории познания. Он проводит с этой моделью различные «идеальные эксперименты», исследуя прежде всего логические возможности этой модели. Затем эти модели сравниваются с данными, получаемыми в психологии. Это сравнение служит способом проверки на результативность соответствующих теоретико-познавательных моделей. Вместе с тем эти модели могут быть использованы для разработки программ работы компьютера. Этот вид теоретико-познавательного исследования, взаимодействующего с психологией и разработками в области искусственного интеллекта, иногда называют «экспериментальной эпистемологией» (Д. Дэннет и др. (Dennett, 198 lb)).

Таким образом, в рамках неклассической теории познания как бы происходит своеобразное возвращение к психологизму. Важно однако подчеркнуть, что речь не идет более о психологизме в старом смысле слова. Во-первых, теория познания (как и современная когнитивная психология) исходит из того, что определенные нормы познавательной деятельности встроены в работу психики и определяют последнюю (и в этой связи рациональные основания выступают также и в роли причин психических явлений). Во-вторых, главным способом получения данных о работе психики является не индуктивное обобщение интроспективных данных сознания, а построение идеальных моделей, следствия из которых сравниваются с результатами психологических экспериментов (самоотчеты испытуемых при этом используются, но только при условии их критической проверки и сравнения с другими данными). Между прочим, в процессе теоретико-познавательной работы этого рода выявляется важная эвристическая роль некоторых идей, высказанных в русле антипсихологической традиции (в частности, ряда идей И. Канта и Э. Гуссерля).

Существуют и другие способы понимания задач теории познания в свете краха фундаментализма. Целый ряд исследователей подчеркивает коллективный характер получения знания (как обыденного, так и научного) и необходимость в этой связи изучения связей между субъектами познавательной деятельности. Эти связи, во-первых, предполагают коммуникацию, во-вторых, социально и культурно опосредованы, в-третьих, исторически изменяются. Нормы познавательной деятельности меняются и развиваются в этом социально-культурном процессе. В этой связи формулируется программа социальной эпистемологии (которая ныне реализуется исследователями во многих странах), предполагающей, взаимодействие философского анализа с изучением истории познания в социально-культурном контексте. Задача специалиста в области теории познания выглядит в этой связи не как предписывание познавательных норм, полученных на основании некоторых априорных соображений, а как выявление тех из них, которые реально используются в процессе коллективной познавательной деятельности. Эти нормы меняются, они являются разными в разных сферах познания (например, в обыденном и научном познании, в разных науках), они не всегда в полной мере осознаются теми, кто их использует, между разными нормами могут существовать противоречия. Задача философа - выявление и экспликация всех этих отношений, установление логических связей между ними, выявление возможностей их изменения (Мотрошилова, 1969; Bloor, 1983; Юдин, 1984; Scientific Knowledge, 1988). В отечественных исследованиях теории познания под влиянием идей К. Маркса о коллективном и коммуникативном характере познавательной деятельности сложилась успешно работающая школа социально-культурного анализа познания (Ильенков, 1974; Библер, 1975; Кузнецова, 1987; Библер, 1991; Лекторский, 1980; Мамчур, 1987; Теория познания, 1991–1995; Маркова, 1992; Мамарда-швили, 1996; Огурцов, 1998; Рациональность на перепутье, 1999; Степин, 2000; Фролов, Юдин, 1986; Фролов, 1995).

Наконец, нужно назвать и такое направление современной не-фун-даменталистской теории познания, как эволюционная эпистемология - исследование познавательных процессов как момента эволюции живой природы и как ее продукта (К.Лоренц, Г. Фоллмер и др.). В этой связи делаются попытки решения ряда фундаментальных проблем теории познания (включая вопросы соответствия познавательных норм и внешней реальности, наличия априорных познавательных структур и др.) на основе данных современной биологии (Лоренц, 1994; Фоллмер, 1998; Кезин, 1994; Меркулов, 1999).

3. Отказ от субъектоцентризма . Если для классической теории познания субъект выступал как некая непосредственная данность, а все остальное вызывало сомнение, то для современной теории познания проблема субъекта является принципиально другой. Познающий субъект понимается в качестве изначально включенного в реальный мир и систему отношений с другими субъектами. Вопрос не в том, как понять познание внешнего мира (или даже доказать его существование) и мира других людей, а как объяснить генезис индивидуального сознания, исходя из этой данности. В этой связи важные идеи были высказаны выдающимся отечественным психологом Л. Выготским, согласно которому внутренний субъективный мир сознания может быть понят как продукт межсубъектной деятельности, включающей коммуникацию. Субъективность, таким образом, оказывается культурно-историческим продуктом. Эти идеи были использованы в ряде отечественных разработок проблем теории познания (при таком понимании снимается различие двух современных подходов в разработке теории познания: взаимодействующего с психологией и опирающегося на культурно-исторический подход). Они были также подхвачены и соединены с философским идеями позднего Л. Витгенштейна рядом западных специалистов в области теории познания и философской психологии, предложивших коммуникативный подход к пониманию Я, сознания и познания (Р. Харре и др. (Harre, 1984; Harre, Gillet, 1994)). Коммуникативный подход к пониманию субъекта, оказавшийся весьма плодотворным, вместе с тем ставит ряд новых для теории познания вопросов: возможно ли познание без Я; не ведет ли коммуникативное взаимодействие исследователя и исследуемого при изучении психических процессов к созданию тех самых явлений, которые изучаются и др.

4. Отказ от наукоцентризма . Наука является важнейшим способом познания реальности. Но не единственным. Она принципиально не может вытеснить, например, обыденное знание. Для того, чтобы понять познание во всем разнообразии его форм и типов, необходимо изучать эти до-научные и вне-научные формы и типы знания. Самое важное при этом то, что научное знание не просто предполагает эти формы, но и взаимодействует с ними. Это было хорошо показано, в частности, при изучении обыденного языка в философии позднего Л. Витгенштейна и его последователей. Например, сама идентификация предметов исследования в научной психологии предполагает обращение к тем явлениям, которые были выделены здравым смыслом и зафиксированы в обыденном языке: восприятие, мышление, воля, желание и т. д. То же самое в принципе относится и ко всем другим наукам о человеке: социологии, филологии и др. Подобные идеи развивал и Э. Гуссерль в своих поздних работах, когда он пытался показать, что ряд проблем в современной науке и европейской культуре являются следствием забвения укорененности исходных абстракций научного познания в обыденном «жизненном мире» (Гуссерль, 1994 а). Наука не обязана следовать тем разграничениям, которые осуществляет здравый смысл. Но она не может не считаться с ними. В этой связи взаимодействие обыденного и научного знания может быть уподоблено отношениям между разными познавательными традициями, которые взаимно критикуют друг друга и в этой критике взаимно обогащаются (сегодня, например, идет острая дискуссия по вопросу о том, насколько нужно учитывать данные «народной психологии», зафиксированные в обыденном языке, в когнитивной науке (см.: Порус, 1982; Зотов, 1985; Филатов, 1989; Научные и ненаучные формы мышления, 1996; Касавин, 1998; Касавин, 2000; Фарман, 1999)).

Таким образом, сегодня теория познания оказывается в центре многих наук о человеке, начиная с психологии и кончая биологией и исследованиями истории науки. Возникновение информационного общества делает проблематику получения и ассимиляции знания одной из центральных для культуры в целом. Вместе с тем проблематика и характер теории познания существенно меняются. Находятся новые пути к обсуждению традиционных проблем. Появляются вопросы, которых не существовало для классической теории познания (см. также: Никитин, 1993; Микешина, 1997).

Из книги Антология философии Средних веков и эпохи Возрождения автора Перевезенцев Сергей Вячеславович

МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ БЫТИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ …Первичная сущность по необходимости должна быть всецело актуальной и не допускать в себе ничего потенциального. Правда, когда один и тот же предмет переходит из потенциального состояния в актуальное, по времени потенция

Из книги Ответы на вопросы Кандидатского минимума по философии, для аспирантов естественных факультетов автора Абдулгафаров Мади

36. Гносеология и эпистемология как разделы философского знания, их

Из книги История философии автора Скирбекк Гуннар

Эпистемология и критика познания Во многих отношениях учение Локка находится на пересечении разных идейных направлений. Корни его философии восходят к сторонникам концепции естественного права, а также к номиналистам (Оккам). На него оказал влияние рационалист Декарт,

Из книги Античная философия автора Асмус Валентин Фердинандович

3. Теория познания Платона Рассмотренный логический аспект учения об «идеях» вводит нас в учение Платона о познании. В свою очередь теория познания Платона неотделима от его учения о душе.По Платону, знание возможно не для всякого. «Философия», буквально «любовь к

Из книги Том 20 автора Энгельс Фридрих

[б) ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ. О «ГРАНИЦАХ ПОЗНАНИЯ»] * * *Единство природы и духа. Для греков было ясно само собой, что природа не может быть неразумной, но еще и теперь даже самые глупые эмпирики доказывают своими рассуждениями (как бы ни были ошибочны эти

Из книги Индийская философия (Том 1) автора Радхакришнан Сарвепалли

V. ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ Джайнисты признают пять видов познания: мати, шрути, авадхи манах-парьяя и кевала .1) Мати представляет собой обычное познание, получаемое с помощью обычных средств чувственного восприятия. Оно включает в себя смрити - память и санджня или

Из книги Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки автора Каткарт Томас

XX.ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ Обращаясь теперь к буддийской теории познания, мы находим, что, в отличие от материалистов, буддисты признают значение умозаключения в дополнение к восприятию , хотя имеется различие между теорией умозаключения буддизма и теорией наяйиков. Буддисты

Из книги Философия. Шпаргалки автора Малышкина Мария Викторовна

VI. ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ Если мы не можем перейти от восприятий к объектам, к которым они, как предполагается, относятся или которые они представляют, то как мы можем выйти за пределы восприятий к самосознанию, которое, говорят, воспринимает? Мы не можем приписывать мышлению

Из книги Философия автора Спиркин Александр Георгиевич

III Эпистемология: теория познания Откуда вы знаете, что на самом деле знаете все то, что, как вам кажется, вы знаете? Если отбросить ответ: «Просто знаю, и все!», в остатке будет эпистемология. Димитрий: Ну, что ж, теперь мне стало полегче! Логика у меня от зубов отскакивает,

Из книги Демокрит автора Виц Бронислава Борисовна

63. Теория познания И. Канта Теорию познания Канта можно представить следующим образом: существуют «вещи сами по себе», через каналы органов чувств, форму чувственности и рассудка они становятся достоянием сознания субъекта, и он может делать о них определенные

Из книги Философия в систематическом изложении (сборник) автора Коллектив авторов

Глава 12 ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ Во всей мировой истории развития философской мысли никогда и никто не обходил один из фундаментальных разделов в системе философии, каковым является теория познания. Без рассмотрения теории познания немыслима ни одна философская система. Это,

Из книги Сочинения, том 20 («Анти-Дюринг», «Диалектика природы») автора Энгельс Фридрих

Теория познания и логика Человек для Демокрита не только биологическое существо, состоящее из тела и «души» (т. е. психики и сознания). Человек - это сложное образование атомов и субъект познания, целый «микрокосмос». «Человек - это то, что все мы знаем», - говорил

Из книги Белинский автора Филатова Евгения Михайловна

Б. Теория познания I. Проблемы теории познания Логика не нуждается для своего обоснования в теории познания. Как учение о форме науки вообще она представляет наиболее общую научную дисциплину, не подчиненную никакой другой дисциплине; она поэтому не допускает, да и не

Из книги Уильям Оккам автора Курантов Александр Павлович

[б) Диалектическая логика и теория познания. О «границах познания»] * * *Единство природы и духа. Для греков было ясно само собой, что природа не может быть неразумной, но еще и теперь даже самые глупые эмпирики доказывают своими рассуждениями (как бы ни были ошибочны эти

Из книги автора

Глава VI. Теория познания В философии Белинского значительное место занимают гносеологические проблемы, при решении которых ярко проявилась диалектичность его мышления. Он и сам говорил, что диалектика - «средство дойти до знания истины» (3, 8, 507). Достижения Белинского в

Эпистемология - это часть философии, которая изучает то, как мы получаем знание о разных предметах, каковы границы нашего знания, насколько достоверно или недостоверно человеческое знание.

Термин «эпистемология» происходит от древнегреческого слова «эпистеме» (episteme - знание). Традиционно анализ знания входил как часть в теоретическую философию наряду с учением о бытии - онтологией. В классической новоевропейской философии этот анализ обычно осуществлялся в рамках общего учения о «человеческом разуме». Так это было у Декарта, Локка, Лейбница, Юма, Канта - великих философов, заложивших фундамент наших представлений о познании.

С середины XIX в. эта часть философии стала пониматься как особая философская дисциплина. Тогда ее обычно называли гносеологией (от древнегр. gnosis - гносис, познание) или теорией познания. В последние десятилетия чаще используется принятое в англоязычных странах слово эпистемология. Каких-то особо глубоких причин для этих терминологических изменений не существует. Они, прежде всего, отражают тот факт, что больше всего работ по теории знания пишут англоязычные философы.

Важным моментом в реализме науки является его критический характер. В нем уделяется большое внимание критическому анализу механизмов и методов познания, способам подтверждения и обоснования знания. Непосредственности обычного чувственного восприятия и здравого смысла критический реализм противопоставляет тезис о том, что адекватность знания достигается в результате сложного, опосредованного и критически контролируемого процесса познания. Именно поэтому мы в целом должны доверять результатам науки и считать, как уже отмечалось выше, что именно научные теории дают наиболее достоверное и согласованное знание о том, что реально существует в мире и каковы законы жизни этой реальности.

Диалектика (от греч. диалектике) означает искусство вести беседу, рассуждать. В современном понимании диалектика - это теория и метод познания действительности, учение о единстве мира и всеобщих законах развития природы, общества и мышления.

Сегодня можно выделить три ее исторические формы - стихийную диалектику древних, идеалистическую диалектику немецкой классической философии и материалистическую диалектику современности.

15. Философия техники и глобалистики

1. Философия техники

2. Гобалистики

Современная философия техники рассматривает развитие техническое познание как социокультурный феномен. И одной из важных её задач является исследование того, как исторически меняются способы формирования нового технического познания и каковы механизмы воздействия социокультурных факторов на этот процесс. Философия техники не ставит своей обязательной задачей чему-то учить. Она не формулирует никаких конкретных рецептов или предписаний, она объясняет, описывает, но не предписывает. Философия техники в наше время преодолела ранее свойственные ей иллюзии в создании универсального метода или системы методов, которые могли бы обеспечить успех для всех приложений во все времена. Она выявила историческую изменчивость не только конкретных методов, но и глубинных методологических установок, характеризующих техническую рациональность. Современная философия техники показала, что сама техническая рациональность исторически развивается и что доминирующие установки технического сознания могут изменяться в зависимости от типа исследуемых объектов и под влиянием изменений в культуре, в которые техника вносит свой специфический вклад. Философия техники не нужна ремесленнику, не нужна при решении типовых и традиционных задач, но подлинная творческая работа, как правило, выводит на проблемы философии и методологии. Именно этим задачам и служит философия техники.

С 70-х годов XX века сложилось достаточно влиятельное направление общественной мысли, которое можно назвать философией глобальных проблем. Это философское направление, несмотря на предельно широкое рассмотрение мировых проблем, в центр внимания все же ставит человека, его настоящее и будущее.

Глобальные, или всемирные (общечеловеческие) проблемы, являясь результатом противоречий общественного развития, не возникли deus ex machina - внезапно и только сегодня. Некоторые из них, как, например, проблемы войны и мира, здоровья, существовали и прежде, были актуальны во все времена. Другие глобальные проблемы, как, например, экологические, появляются позже в связи с интенсивным воздействием общества на природную среду. Первоначально эти проблемы могли быть только частными (единичными), вопросами для какой-то отдельной страны, народа, затем они становились региональными и глобальными.

Одним из важнейших критериев определения глобальных проблем является количественный - геопространственный фактор. Речь в этом случае идет о пространственном масштабе, т. е. территории, где данные проблемы значимы и актуальны. В соответствии с этим критерием, любую проблему можно назвать глобальной, если она касается всей планеты, любого ее регион в целом, в отличие от региональных или локальных, свойственных какому-либо одному государству или группе государств.

В выявлении из всей совокупности проблем сегодняшнего мира жизненно важных для человечества глобальных вопросов существенное значение приобретает качественный критерий. Качественная сторона определения глобальных проблем выражается в следующих основных их характеристиках: во-первых, эти проблемы, затрагивают жизненные интересы всего человечества и каждого человека в отдельности; во-вторых, они выступают объективным фактором дальнейшего мирового развития, существования современной цивилизации; в-третьих, для решения (преодоления) глобальных проблем требуются усилия всех народов или, по крайней мере, большинства населения планеты; в-четвертых, нерешаемость и нерешенность глобальных проблем может привести в будущем к непоправимым последствиям

Раздаточный материал по дисциплине: Философия

Философия возникла в VII – V вв. до н. э. в Индии, Китае, Греции, почти одновременно в разных цивилизациях и на том уровне развития общества, когда начинается разделение умственного и физического труда. В этот период завершается переход от родоплеменного к рабовладельческому строю, а в интеллектуальной жизни общества происходит процесс перехода от мифа к логосу. К этому времени уже были накоплены позитивные знания и в обществе появляется потребность в их систематизации и обобщении, рациональном объяснении.

На первых порах философия выступает как наука наук и вбирает в себя все знания о мире, накопленные людьми. Она развивается как натурфилософия (философия природы). По мере становления философского знания структура «матери всех наук» усложняется, появляются новые разделы. Это – онтология (учение о бытии); гносеология (учение о познании); методология (учение о методах познания); философская антропология (учение о человеке); этика; эстетика, а также учение об обществе и государстве. Иными словами, философия исторична, она развивается, расширяется и углубляется предмет ее исследования и методы познания, усложняются функции, назначение. Основными функциями философии являются онтологическая, мировоззренческая, гносеологическая, методологическая, аксиологическая.

Природа человека такова, что помимо конкретных позитивных знаний о мире, он стремится познать суть явлений, получить целостное представление о мире и о своем месте в нем. Ни одна наука, кроме философии не ставит и не дает ответы на вечные вопросы – что есть истина, вечен или конечен мир, каково предназначение человека, что есть жизнь и смерть, добро и зло. Для ответов на них, узкоспециальных знаний недостаточно. Человек, воспринимающий действительность только через призму своей специальности, рискует оказаться в ситуации, когда потерян смысл существования, «порвалась связь времен» (Гамлет). Философия призвана помочь человеку найти его место в этом мире. И не случайно именно в наше «время перемен» вновь возрастает интерес к ней.

Уже на заре человечества люди испытывали потребность в знании о всеобщем. Смыслосодержащие, мировоззренческие вопросы поднимались мифологией, религией и решались на их уровне.

С момента своего возникновения философия стремилась дать обобщенное и систематизированное представление о мире. Объясняя, что собой являет этот мир, философия опиралась на способность человека рационально мыслить – на разум. Мудрость расценивалась как высший уровень осмысления, как стремление постичь истину.

Любовь к мудрости предполагала и размышления о природе и сущности человека, его предназначении, о разумном общественном устройстве. Стремление к истине осознается как самосовершенствование, самопознание человека, и как поиск правильного образа жизни, и как соотнесение с ним общественно-политического устройства, и преобразование окружающей среды. Это, в свою очередь, предполагает обращение к культуре, науке и духовному опыту, чтобы лучше понять себя, свое отношение к людям и миру. Об этой чисто человеческой потребности «хочу все знать» Кант писал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительней мы размышляем о них – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Философия призвана объединить высшие цели человеческого разума с нравственными ценностями.

Рациональное знание и нравственная позиция человека к происходящим вокруг событиям формируют у него систему наиболее общих взглядов на мир, отношение человека к этому миру, на роль и место в нем, то есть мировоззрение. В отличие от житейского (обыденного), мифологического и религиозного, философское мировоззрение направлено на познание человека и мира в их соотнесенности, взаимосвязи и взаимодействии.

Мировоззрение – это совокупность чувств и разума, ценностная система отношения человека к миру. Мировоззрение может быть донаучным, ненаучным, научным, пассивно-созерцательным или активным. Различают три исторических типа мировоззрения – мифологическое, религиозное, философское.

Мифологическое мировоззрение (миф – предание, сказание) в эмоционально-образной форме представления людей о сотворении мира из хаоса, происхождении человека и стадиях его жизни, героях, духах, богах. Религиозное мировоззрение (религия – благочестие, святость) выражает веру в существование сверхъестественных сил, определяющих жизнь человека. Философское мировоззрение отображает рациональное представление о мире и месте человека в нем. Такой тип мировоззрения обусловлен тем, что философия синтезирует, обобщает и систематизирует знания, добытые другими науками, и в то же время дает оценку всего сущего, ориентируясь на шкалу общечеловеческих ценностей, идеи гуманизма. Она выстраивает шкалу гуманистических ценностей, помогая человеку стать человеком.

Структура мировоззрения включает мироощущение, миропонимание, систему ценностей, идеалы – мечту и представления о совершенном устройстве общества, жизни. Основой любого мировоззрения является убеждение – твердая, устоявшаяся система взглядов, т.е. знания, помноженные на уверенность в правоте.

Постепенно от философии отпочковываются другие – естественные и общественные науки. Она продолжает развиваться, опираясь на знания, добытые другими науками. От других наук ее отличает более высокая степень обобщенности. Она не занимается частными, сиюминутными проблемами прикладного характера. И не ограничивается систематизацией и обобщением готового знания, а стремится выйти за пределы наличного знания – в сферу неопытного знания, в область общих смысложизненных проблем, изучением которых не занимаются конкретные науки. И поэтому понятия, принципы, ею разрабатываемые, относятся ко всем сферам жизни. Она не только дает ответы на мировоззренческие вопросы – такие, к примеру – что есть добро и зло; какова природа знания; бесконечен или конечен мир, – и не только дает знание о мире в целом, но и устанавливает причинно-следственные связи, разрабатывает и обосновывает методы познания и преобразования мира. Поэтому любая философская система, учение, имеет две стороны – теорию и метод.

Содержание философских вопросов таково, что на них нельзя получить ответы на основе эмпирических данных. Предназначение философии как науки о всеобщем заключается в том, чтобы помочь человеку понять себя, обустроить свою жизнь, и жизнь своих близких. Это возможно путем построения рациональных, социальных, политических, нравственных, культурных моделей мира на основе конструирования новых систем понятий, образов, символов, метафор, методов, познания и преобразования действительности.

Система мир - человек, являющаяся предметом философии, постоянно изменяется, развивается, усложняются условия существования, средства и цели познания и преобразования действительности. И это требует более совершенной организации знаний, познавательного процесса и действий людей. Вместе с этим меняются, углубляются, расширяются и философские знания.

Новый виток философствования направлен на поиск ответов на вопросы, которые выдвинуты жизнью на современном этапе исторического развития мирового сообщества и формирование нравственных ценностей, программ деятельности людей, отвечающих требованиям времени. Постоянно происходит перемещение смысла человеческого существования к проблеме возможного, то есть, какие из насущных проблем, стоящих перед человечеством, оно может и должно решить. Опираясь на культурный опыт прошлого, достижения современной науки, философия помогает осмыслить эти проблемы в их культурно-историческом многообразии.

Для современной философии характерны попытки преднамеренного выбора инструмента философствования. Здесь существенна сознательно культивируемая прозрачность границы между искусством и философией.

Средства и методы философствования направлены на освоение мира, превращение его из внешнего, внекультурного в содержание культуры, сознания и деятельности субъекта во всеобщей форме. Однако философствование как всеобщая форма, способ освоения мира реализуется, конкретизируется в формировании смысла лишь в процессе деятельности субъекта. В ходе такого освоения сконцентрированного в культуре накопленного опыта человечества человек его осмысливает, интерпретирует. Обычно в традиционном обществе организация проблемы складывались стихийно, как внутренний аспект развивающейся культуры, которая оказывается необходимой для принятия новых решений. По мере усиления динамизма в развитии общества начинает приходить осознание необходимости в совершенствовании организации проблемы и соответственно философствования. Формулирование проблемы становится существенным компонентом ее разрешения. Суть феномена проблемности раскрывается на данном этапе в способности человека организовать знание и культуру таким образом, чтобы получить новые знания и смыслы.

Именно через философствование все более осознается возрастающая важность для человека, общества акта принятия решения, осмысления проблемы. Такой рост значимости способности принимать решения, формировать новые смыслы означает, что с определенного уровня сложности решение все в большей степени зависит от глубины и масштабов философского осмысления и от масштабов вовлечения в него общества. Потому движение от философской рефлексии к схематизму проблем, механизму принятия решения, смыслообразования раскрывает методологическую и практическую сторону философии.

Процесс познания структурирован и обусловлен сложившейся культурой, а потому познание есть, прежде всего, интерпретация, экстраполяция. Это понимание проблемы неизбежно усложняется в результате развития науки и культуры. Потому различение знания и незнания все более усложняется. История свидетельствует о том, что мы не знаем общества, в котором живем. Зачастую оказывается, что люди не знают самого смысла незнания, того, что надо знать. Незнание, чтобы стать знанием, должно быть осмысленно. Следовательно, предмет незнания должен стать предметом знания. Предпосылкой дальнейшего познания должно стать его определенная организация в виде проблемы. Конкретизация незнания происходит путем экстраполяции накопленного знания на решение проблемы посредством интерпретации. Причем проблема выходит за пределы философии в область других социогуманитарных наук.

Обращение к ним, в частности, к культурологии показывает, что знания в различных культурах, субкультурах формируются различным образом. Философия должна учитывать культурное разнообразие схематизма проблем. Погружение философствования в культурологический материал есть свидетельство нового этапа философствования.

Открытие культурной реальности порождает проблему взаимопроникновения субъектов, носителей различных культур, субкультур. Этот новый этап в развитии философствования означает, что на познание, формулирование проблем оказывает влияние культурный, межкультурный процесс. Освоение культуры через интерпретацию, формирование новых смыслов, решений позволяет человеку конкретизировать ее для своих условий, средств и целей как свою программу жизнедеятельности. Философия помогает обществу формулировать и решать проблемы.

Центр философствования все больше смещается от рассмотрения как функции внешних сил к более глубокому представлению о человеке, его культуры и отношений, как результату его собственных действий, его способности эти действия критически изменить, повышать эффективность своей деятельности. При такой интерпретации субъекта больше внимания начинает уделяться способности человека принимать решения, формировать смыслы, развивать схематизм решения проблем.

Развитие представлений, развитие схематизма проблемности служили в истории наук об обществе основой для познания, объяснения общественных процессов. В случае господства представлений об обществе как внечеловеческой реальности, некоей внешней для человека, то оно выступает в качестве необходимости, к которой человек должен адаптироваться. Такой подход предполагает, что общество есть самодостаточная реальность и изначально враждебно человеку. Однако постепенно возрастает осознание личностного начала, что подрывает представление об исходной гармонии общества.

Функция философствования заключается в том, чтобы адекватно сформулировать вопросы на каждом этапе развития общества, человечества. Философствование указывает на диалогическую организационную основу общества, на организационные формы демократии, превращающие все важные решения в обществе в деятельность демократических институтов, развитие общества как развитие этих институтов как форм диалога.

Интерпретация имеет фундаментальный характер и присутствует на всех уровнях познавательной деятельности. При использовании интерпретации приходится сталкиваться с такими эпистемологическими вопросами, как объективность, обоснование, принципы, правила, критерии. Возникают также вопросы автора и текста, гипотетичности, вероятностного характера знаний, возможности оценки интерпретированного знания с позиций истинности. Эти проблемы интерпретации имеют свою специфику в философии.

Одним из первых на своеобразие интерпретации в философии обратил внимание Ф.Ницше в своей работе «К генеалогии морали». В ней он показал, что человек конструирует, измеряет, оценивает мир. При этом интерпретация мира происходит по определенной, независящей от него схеме, а ценность мира задается интерпретацией. Объяснить это можно тем, что имеет место расхождение между тем, что мир есть нечто изменчивое, становящееся и жесткими схемами, логикой. Это связано с тем, что новые смыслы, способы интерпретации определяются не только схемами действительности, которыми оперируют мыслители, но и открытостью самой действительности для многочисленных интерпретаций. Эта идея из книги Ф.Ницше «Воля к власти» получает развитие в т.н. онтологическом «повороте» М.Хайдеггера - интерпретация рассматривается им на экзистенциальном уровне. Интерпретация экзистенциально основывается на понимании, определяемом как способ бытия, здесь – бытие. Специфика философской интерпретации проявляется в том, что она выступает как интерпретация интерпретации философских текстов. Тексты в таком случае являются не просто знаковыми структурами, инструментами общения и передачи информации, а оказываются формами представленности человеческого языка, как проявления самого бытия.

Х.Гадамер рассматривает бытие как язык в широком смысле этого слова. Потому в герменевтике отношение к сущему принимает форму универсальной интерпретации. Из этого следует, что потребность интерпретации языковых и символических систем, текстов обусловлена их незавершенностью, многозначительностью, существованием неявных идей скрытых довербальных и дорефлексивных явлений. Их последующее объяснение и истолкование этих моментов изменяет понимание смыслов и значений. Иными словами, на интерпретацию оказывает влияние историческое мышление и позиция исследователя.

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ 2012 Т. XXXI № 1

^СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

(по следам чтения книги «Эпистемология: перспективы развития»)

Книгу я прочел с большим интересом, и стоит признать, что вышла она очень ко времени. Дело в

ШСГЕМОЛОГИЯ

перспективы развития

В.М. РОЗИН

том, что, как правильно отмечает в предисловии ее ответственный редактор В.А. Лекторский, в настоящее время возникала «необходимость нового понимания и переформулирования ряда эпистемологических проблем, установления новых отношений со специальными науками, в том числе с науками, изучающими познавательные процессы»1. Образуя саму суть философии, поскольку последняя всегда устанавливалась посредством новых трактовок познания и мышления, эпистемология не может не реагировать на новую ситуацию в философии и науке. С одной стороны, для них характерен глубокий кризис, с другой - не менее впечатляющий подъем и развитие. Именно то и другое одновременно. Все это заставляет задуматься и обратиться к осмыслению эпистемологии. Противоположные позиции характерны и для статей книги,

1 Лекторский В.А. Предисловие // Эпистемология: перспективы развития. М., 2012.

собственно говоря, именно по этому отношению можно начать продумывать ее содержание. Первую оппозицию можно обозначить следующим образом.

Эпистемология - самостоятельная философская дисциплина или раздел других дисциплин? Кроме того, это вопросы о целом и методе. Например, являются ли знание и познание самостоятельными объектами философской мысли или они всего лишь аспекты, стороны, подсистемы других более сложных объектов - воспроизводящейся деятельности (см. статью М.А. Розова), языка в широком понимании (Н.С. Автономова, И.П. Фарман), социогуманитар-ных образований (И.Т. Касавин, Л.А. Маркова), когнитивных процессов (Е.Н. Князева), жизненного мира в феноменологическом истолковании (Н.С. Смирнова), сознания и мозга, рассматриваемых в рамках информационного подхода (Д.И. Дубровский).

Если первое понимание эпистемологии, которое характерно для самого Лекторского, но также для Е.Л. Чертковой, Е.А. Мамчур, Н.Т. Абрамовой, не предполагает редукцию познания и знания к другим, так сказать, «внеэпистемоло-гическим объектам», то второе предполагает такую редукцию или, точнее, реконструкцию познания и знания в рамках других философских дисциплин (теории деятельности, аналитической философии, когнитивных наук, феноменологии). С точки зрения представителей второго понимания, познание и знание не являются целым в плане

выявления закономерностей и сущности явления. Проиллюстрирую второе понимание.

«Знание с точки зрения социальной эпистемологии, - пишет Касавин, - не столько отражение внешнего мира, сколько функция культурных архетипов и социального порядка»2. В эволюционной эпистемологии, замечает Князева, «существуют две различные программы, или два уровня исследования. Первая программа - это попытка рассмотреть когнитивные механизмы животных и человека, распространяя биологическую теорию эволюции на те структуры живых систем, которые являются биологическими субстратами познания (мозг, нервная система, органы чувств)... Вторая программа - это попытка объяснить человеческую культуру, включая идеи и научные теории, в терминах эволюции, т.е. применяя эволюционные модели из биологической теории»3.

Размышляя над второй программой эволюционной эпистемологии (редукции субстратов познаний к биологической реальности), можно сформулировать еще одну оппозицию.

Познание (знание) - это функция антропологического субстрата (мозга, телесности, действия, сознания), т.е. по сути к ним и сводится, или же нечто принципиалъ-но отличное от своего субстрата? Первое понимание имеет большой спектр: от прямых редукций к антропологическому субстрату через физиологические или компьютерные аналогии и метафо-

2 Касавин И.Т. Критерии знания: собственно эпистемические или социальные? // Эпистемология: перспективы развития. С. 60.

3 Князева £.НЭволюционная эпистемология: современный взгляд // Там же. С. 65.

ры до предельно абстрактных понятий сознания и действования, опирающихся на феноменологические или информационные теории и метапонятия. Суть одна, имеются в виду индивиды, люди, понимаемые не как обусловленные и сформированные культурой и историей, т.е. более широкими и другими по сущности явлениями - знаками, схемами, коммуникацией, вне-индивидуальной деятельностью, институтами и проч., а как микрокосмы-субстраты, обладающие константными способностями познания действительности.

С точки зрения второй оппозиции, анализ субстратов (познания и мышления) не позволяет уяснить сущность феноменов, действующих на основе таких субстратов. Поразительно, что многие авторы не замечают, что они строят свои рассуждения и аргументацию фактически на основе обеих трактовок, хотя последние отрицают друг друга. Например, Дубровский, с одной стороны, выступает против физического редукционизма в объяснении сознания и его работы (в том числе, очевидно, и познания), с другой - в решении конкретных проблем, например объяснении самоуправления и самодетерминации, опять все сводит к работе такого субстрата, приписывая ему способность к самоорганизации (поскольку субстрат организуется сам и мы не знаем, почему и как идет процесс самоорганизации, субстрату можно приписать все, что нужно исследователю). В его статье есть совершенно замечательная конструкция - «структур-

но-функциональная подсистема головного мозга, представляющая Я»4. Что это, как не редукция психического к физиологическому?

Со своей стороны, замечу, что анализ мозга вкупе с другими антропологическими субстратами (телесностью, чувствами и проч.) не может помочь в понимании сущности таких феноменов, как сознание, мышление или деятельность. Хотя может помочь, если анализируется функционирование феномена в случае серьезных нарушений его субстрата. Помимо антропологических компонентов субстратами сознания и мышления являются знаки, схемы, коммуникация, техника и ряд других образований (другое дело, что все указанные реалии выступают по отношению к сознанию, мышлению и деятельности не только как субстраты, но и как условия и факторы).

Третья оппозиция такая: междисциплинарные или трансдисциплинарные исследования познания и знания, предполагающие соединение прежде несоединимого (то, что М. Фуко называет «диспози-тивом»), или по-прежнему стремление к построению гомогенного теоретического дискурса? Представители когнитивных наук утверждают, что перспективен только первый путь, но с ними не все согласны. Например, контрапунктом категоричным утверждениям Князевой звучат методологические размышления Розова: «Увы, но я не вижу в современной эпистемологии целевой направленности на выявление исходных фундамен-

4 Дубровский Д.И. Субъективная реальность и мозг. К вопросу о полувековом опыте разработки «трудной проблемы сознания» в аналитической философии // Там же. С. 248.

тальных процессов, направленности на преодоление многоликости за счет выявления простоты. А чрезвычайная многоликость здесь очевидна и бросается в глаза... Но можно ли строить модель познания или науки на базе столь разнородных составляющих? Модель, как мне представляется, должна быть однородной, т.е. создаваться из некоторого числа однотипных элементов и их разнообразных комбинаций»5.

Взгляд на эту проблему Розова можно сравнить с высказываниями Фуко, утверждающего прямо противоположное, а именно, что для современной науки характерно именно построение «диспозити-вов», т.е. идеальных объектов, принципиально негомогенных, составленных из представлений, заимствованных из разных дисциплин: «Что я пытаюсь ухватить под этим именем, так это, во-первых, некий ансамбль - радикально гетерогенный, - включающий в себя дискурсы, институции, архитектурные планировки, регламентирующие решения, законы, административные меры, научные высказывания, философские, но также моральные и филантропические положения, - стало быть: сказанное, точно так же, как и несказанное, - вот элементы диспозитива. Собственно диспозитив - это сеть,

которая может быть установлена

между этими элементами» .

Понятия дискурса и диспози-тива - это как раз такие понятия, которые позволят «переплывать» с одного берега научной дисциплины на другой, связывать и стяги-

вать разнородный материал, относящийся к разным предметам, наконец, формировать совершенно новые научные дисциплины, например такие, которые выстроил Фуко.

Впрочем, все это не отрицает и методологическую установку Розова, если только речь идет о построении новых идеальных объектов в рамках одного подхода, например в рамках теории деятельности («теории социальных эстафет»), что мы видим в его статье. В то же время нельзя полностью согласиться с когнитивистами, и вовсе не потому, что они фактически строят диспозитивы. Трудно согласиться с тем, как они это делают, не продумывая возможные последствия (противоречия) от неправильных соединений и слабых новых понятий. В этом смысле для когнитивных наук характерен потрясающе низкий уровень методологической культуры.

В качестве еще одной оппозиции я бы указал на оценку состояния дел в современной эпистемологии. Одна точка зрения - эпистемология переживает глубокий кризис; противоположная - то, что критики опознают как кризисные явления, на самом деле показатели ее подъема и развития. Если представители первого взгляда указывают на исчезновение в эпистемологических исследованиях традиционных эпистемологических ценностей, то второго утверждают, что так и должно быть, поскольку познание принципиально плюралистично, а объективного мира просто нет в силу принципи-

Розов М.А. Теория познания как эмпирическая наука // Там же. С. 96.

Фуко М.Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996.

ального конструктивизма, хотя есть множество разных реальностей в одинаковой степени истинных.

«Сегодня, однако, - пишет Б.И. Пружинин, - когда утверждение о ненужности эпистемологии даже не формулируется, а ее тысячелетиями работавший концептуальный аппарат просто игнорируется (идея истины, идея рациональности, обоснования, объективности знания и проч.), все это выглядит как действительно радикальная форма ее отрицания. Эпистемологические суждения о современной науке по большей части просто игнорируются как дурной

метанарратив » .

В контрапункт этому звучат высказывания Л.А. Марковой: «Выход из положения затрудняется двумя главными, на мой взгляд, обстоятельствами. Во-первых, уже невозможно отказаться от поли-субъектности как в силу развития самой философии, включая аналитическую (где особенно болезненным был отказ от моносубъектно-сти и монологики), так и в силу процессов, происходящих в естествознании после революции ХХ века. Во-вторых, сохраняется представление о едином предмете. Один предмет логически несо-

вместим с множеством субъектов. Много субъектов - много истин. Один предмет - возможен только один истинный результат его изучения... чем успешнее разрабатывается тема новой роли субъекта в исследовательском процессе, тем сомнительнее становится значимость истины, понимаемой как соответствие знания предмету, который должен быть максимально освобожден от субъектных характе-ристик8. Доминирующими же становятся полисубъектность, плюрализм, смысл, контекст, наблюдатель, точки неразличимости

Если продумывать приведенные здесь оппозиции, то нельзя ли сказать, что эпистемология подобно другим философским дисциплинам испытывается на прочность современностью, постмодернистской ситуацией? И пока, к сожалению, не видится, не нащупывается удовлетворяющий нас выход из создавшегося положения. Действительно, на авторов анализируемой книги можно посмотреть как на «локальное эпистемологическое сообщество» (неважно, что здесь они собрались под одной обложкой; на самом деле авторы книги в той или иной степени знают исследования друг друга и даже работа-

7 Пружинин Б.И. Наука и эпистемология в «цивилизации» знания // Там же. С. 192.

8 Здесь Маркова, очевидно, сознательно склеивает представление о предмете как объекте и как знании. На мой взгляд, говоря о предмете в первом значении, нужно различать, во-первых, явления природы как вещи в себе по Канту, во-вторых, объективные явления, сложившиеся в культуре не без участия человека (например, любовь, государство и т.п.), в-третьих, идеальные объекты, созданные человеком в философии или науке. Кроме того, важно различать «становление», когда на основе идеальных объектов или схем складываются новые, не существовавшие раньше явления (напри-

ф мер, платоническая любовь или «природные процессы в эксперименте») и процессы

«функционирования», в которых воспроизводятся уже сложившиеся явления (например, практикуемая в греческой культуре платоническая любовь или движение спутника в безвоздушном пространстве).

9 Маркова Л.А. Смена базовых оснований философии науки // Там же. С. 300, 304-305,314.

ют в одном месте). Кажется, что тогда должна царить атмосфера взаимопонимания и даже единомыслия. Но мы видим противоположную картину: непонимания и разномыслия.

Спрашивается, почему? Ну, вероятно, потому, что каждый автор - личность, которая много лет шла в философии своим путем. А также потому, что по разным историческим обстоятельствам критика в философии в настоящее время мало эффективна, как правило, ее стараются игнорировать. И потому, что старые нормы и идеалы философского и научного мышления в значительной степени перестали работать. Так или иначе мы плохо понимаем друг друга, а наши представления о действительности разошлись. Кажется, тогда чего проще: будем стараться понять друг друга, расскажем каждый о своей реальности. Но это, оказывается, не решает проблемы. В том числе и потому, что, как я сказал, все мы испытываем давление современности и постмодернизма.

«В постмодернизме, - пишет Г.С. Померанец, - велика роль описательного плана, то есть характеристики вновь возникшей реальности, и плана полемического, связанного с переоценкой ценностей мысли и культуры. Целостная реальность ускользает от слов и отрицается постмодернизмом. Признаются только описания. Эти описания конституируются как единственная реальность. Подчеркива-

ются те черты электронной культуры, которые стирают различия между истиной и ложью. Реальность и фантазия сливаются в "виртуальной" действительности, как в Диснейленде. Карта предшествует территории и создает "территорию", телевизор формирует общество»10.

Парадигма постмодернизма неоднозначна и в определенной степени предельна для философского и научного мышления. Кризис традиционной рациональной мысли, новые техники интерпретаций произведений искусства, распредмечивание реальности в современных гуманитарных и социальных исследованиях, поиски новых подходов и способов мышления - все это способствовало становлению нового мироощущения, где в центр выдвинулись становление и постоянное преодоление традиционной мысли. Но, как верно заметил Померанц, хотя «Новое время кончилось и начался поворот неизвестно куда, эпоха дрейфа, потери и обновления ориентиров», тем не менее «все попытки увековечить современное состояние мира, нынешний стиль восприятия жизни необоснованны»; «история культуры - это история обуздания новых стихий»11.

Итак, недостаточно рассказать о реальности, которая на взгляд того или иного мыслителя существует, поскольку разные философы и ученые показывают и удостоверяют для нас совершенно разные реальности12. Что же делать? Раньше я думал, что для взаимного пони-

10 Померанец Г.С. Постмодернизм // Новая философская энциклопедия. В 4 т. М., 2001. Т. 3. С. 297.

11 Там же. С. 298.

Тем не менее Лекторский в своей статье старается рассказать о проблемах и ре-

альностях, которые обсуждаются и создаются в эпистемологии.

мания достаточно осознать свои ценности и подход и рассказать о них другим. Если они будут продемонстрированы, считал я, то станет понятным, почему я думаю именно так и что собой представляет реальность, о которой я говорю.

Не отказываясь от указанной стратегии, я все же сегодня понимаю, что она мало эффективна, ведь если другой мыслитель видит все иначе, имеет другую непосредственную реальность, он и мое разъяснение будет считать ошибочным или просто не поймет. Кроме того, современный мыслитель, как правило, занят собой, своей личностью и творчеством. Ему некогда вникать в чужие построения, разбираться в перипетиях познания другого. И дело здесь не в плохом характере или эгоизме, а в духе времени и образе жизни. Мы достаточно разобщены и не включены в общее дело. Вот я, например, много лет двигался самостоятельно, вышел на понимание реальности и мучащих меня проблем, вжился в открытый и отчасти сконструированный мною мир, обустроился в нем, обжил его, он для меня воспринимается как непосредственный и подлинный. Но то я, а другие? Они, во-первых, не присутствовали в моей жизни и не знают ее перипетий. Во-вторых, сами они, точно так же как и я, прошли

свой сложный путь, о котором в свою очередь уже я ничего не знаю.

Кажется, тогда чего проще -нужно рассказать о своем жизненном пути и показать место в нем нашего мышления и познания. Тогда, вероятно, другим станет понятной моя реальность. Ну, примерно так я и делаю. Пытаюсь от-рефлектировать свои ценности и подход. Рассказываю о своем жизненном пути. Показываю место в нем своего мышления и познания. Возникает ли при этом для других понимание моего мышления и реальности, которую я обнаружил? Трудно сказать, ведь опять же другие заняты собой и не имеют возможности вникать в мои построения и перипетии жизни. Тем не менее пока я не вижу никакого другого пути и способа сделать свои построения понятными13. Но вернемся к нашей книге.

Одни авторы (Пружинин, Черткова, Мамчур) видят выход из ситуации кризиса эпистемологии на путях возвращения к исходным принципам традиционной эпистемологии, таких, как истина, объек-тивностъ, единство субъекта и проч., учитывая, однако, что современное познание искажено неадекватным осознанием и утилитарными требованиями, идущими со стороны бизнеса и политики. Другие

13 В идеале видится трехуровневая структура современного органона знания. Пер-

вый, где осуществляются реальное познание и мышление: решаются задачи, создаются новые знания и представления, причем в разных школах, подходах и отдельными личностями по-разному. В этом смысле на этом уровне действует принцип многих истин. На втором, «коммуникационном», уровне происходит, во-первых, рефлексия сложив-Ж шихся на первом уровне способов и процедур мышления и деятельности, во-вторых,

ф эта рефлексия демонстрируется для других школ, направлений и подходов, в-третьих,

идет обсуждение сходства и различия самих целей, задач, подходов, процедур. На третьем уровне рефлексия и коммуникация перетекают в практические общие дела и ф проекты. Именно здесь устанавливается единая истина, естественно, для тех, кто уча-

ствует в общих делах и проектах. Тогда лучше говорить не о единой истине, а об истине-консенсусе.

(Автономова, Розов, Смирнова, Князева) по сути намечают поворот эпистемологии в новом направлении, т.е. предлагают ее переформатировать. Третьи (Н.Т. Абрамова, Черткова) добавляют к этому еще принципы этики. Кажется даже, что некоторые представители эпистемологии возвращаются к истокам новоевропейской философии и науки (вспомним хотя бы Декарта - «мыслю, следовательно, существую, следовательно, существует Бог») и средневековой философии, где вера предполагала разум, а разум веру.

И в моих исследованиях познание выглядит иначе, чем в эпистемологической традиции. Оно существенно обусловлено, во-первых, культурой, на вызовы которой отвечают философия и наука, во-вторых, личностью мыслящего, реализующего свои ценности и видение действительности, в-третьих, предшествующим состоянием знаний, в-четвертых, креативными возможностями познающего (изобретение схем, новых способов рассуждения и доказательства), в-пятых, осмыслением и обоснованием новых построений, в-шестых, процессами коммуникации (непо-нимания-понимания)14. Подобно

Лекторскому, я, с одной стороны, стараюсь удержать предмет эпистемологии, с другой - осмыслить новые вызовы, стоящие перед этой философской дисциплиной.

«При определенном понимании натурализации эпистемологии, - пишет Лекторский, - она не растворяется в когнитивной науке, а взаимодействует с ней и при этом не теряет нормативного характера, ибо не просто излагает имеющиеся концепции в когнитивных исследованиях, а анализирует их предпосылки и оценивает их. Главное в том, чтобы осознать новые горизонты эпистемологических исследований: расширение поля их приложений, необходимость нового понимания и переформулирования ряда ее проблем, установления новых отношений со специальными науками, в том числе с науками, изучающими познавательные про-цессы»15.

Если теперь вернуться к заголовку нашей статьи, то я бы сказал так: авторы книги «Эпистемология: перспективы развития» хотя и признают кризис своей дисциплины, тем не менее намечают перспективы развития эпистемологии и направления выхода из этого кризиса.

14 Розин В.М. Наука: происхождение, развитие, типология, новая концептуализация. М. ; Воронеж, 2008.

15 Лекторский В.А. Цит. соч. С. 49.

Рекомендуем также

• Заговоры шепотки на все случаи жизни Обращение к Велесу
• Иная реальность Невероятное и необъяснимое читать
• Истории про вампиров, а так же все, что связано с вампирами в повседневной жизни
• Обереги для успешной работы и карьеры Оберег хорошо отношение на работе
• Церковный суд в древней руси Церковный суд в синодальную эпоху
• Как вернуть любовь: ритуалы, заговоры, молитвы