III Архимандрит Фотий. Архимандрит Фотий – борец за Православие

По случаю выхода сборника «Борьба за веру. Против масонов »

В сборник «Архимандрит Фотий (Спасский). Борьба за веру. Против масонов» (Сост., предисл. и примеч. В. Улыбин. Отв. ред. О.А.Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2010) вошли следующие никогда не издававшиеся сочинения Фотия: «Житие епископа Пензенского и Саратовского Иннокентия (Смирнова)», «Огласительное богословие», «Письма к Прасковье Михайловне Толстой», «Письма к графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской за 1832 год», «Письма (послания) к императору и иные документы» (Из сборника документов «Тайна»). Составитель, а так же автор предисловия и редактор «Сборника» - историк по образованию и юрист по профессии (писатель, поэт, православный патриот) В.В.Улыбин, много лет занимающийся возвращением литературного и духовного наследия архимандрита Фотия. В настоящее время Улыбин осуществляет первое отдельное издание «Автобиографии Фотия» (до этого существовала только в журнальном варианте).

Материалы архимандрита Фотия, благодаря Улыбину, ставшие доступными широкому кругу читателей, дают возможность еще раз обратиться к борьбе с масонством в царствование Александра I. В последние годы эту тему расширили мои публикации. Удалось проследить участие в борьбе с масонством духовных писателей С.И.Смирнова и Е.И.Станкевича (участников движения русской православной оппозиции). По-новому взглянуть на деятельность масонских лож позволяют материалы подготовленной мной к изданию книги «Розенкрейцеры, мартинисты и «внутренние христиане» в России конца XVIII - первой половины XIX вв.». Теперь очевидно, что масонское движение Александровской эпохи находилось под сильным влиянием масонов еще екатерининского царствования. Наибольший вес в этом отношении имели руководители российской секции Ордена злато-розового креста (Орден действовал в России с 1782 года). Это была организация, позиционирующая себя как структура, стоящая над масонскими ложами. Розенкрейцеры считали себя приемниками тайных обществ ученых, получивших свои знания от ветхозаветных патриархов. Свою функцию они видели в поиске и отборе особо одаренных людей, которые и должны были стать восприемниками тайных знаний. Площадкой для этого отбора и были масонские ложи. Центральную роль в деятельности Ордена играли теургия и алхимия, перевод и издание «мистических» произведений, контроль над некоторыми отраслями государственного управления (просвещение, цензура, религиозная политика). Лидеры Ордена И.Г.Шварц и Н.И.Новиков сумели создать в России «государство в государстве». Ими был взят под контроль Московский университет, созданы научные и студенческие общества, открыты издательства, журналы, налажен перевод нужной литературы. Ордену удалось подчинить руководство большинства российских лож и даже внедриться в окружение наследника престола Павла Петровича. Меры, принятые Екатериной II, лишь ненадолго приостановили деятельность Ордена. Уже в следующее царствование розенкрейцеры вновь приступили к работе.

Царствование Александра I было «золотым веком» российских масонских лож, при этом в масонском движении не было и намека на единство. Боролись за доминирование представители различных масонских систем, воспользоваться ложами в своих интересах желали будущие декабристы и розенкрейцеры. В Ордене розенкрейцеров происходила борьба двух лидеров - Н.И.Новикова и И.А.Поздеева (выдвинувшегося на первый план во время заключения Новикова). Ни о какой слаженной работе и, тем более, об общем центре масонских лож в это время говорить совершенно не уместно. Единственной силой в масонском движении, способной повлиять на правительственную политику при Александре I, по-прежнему оставался Орден злато-розового креста. Подобно тому, как в окружении Павла Петровича активно действовали розенкрейцеры С.И.Плещеев и Н.В.Репнин, в ближнем круге Александра I находились Р.А.Кошелев и А.А.Ленивцев. Сотрудниками-розенкрейцерами был окружен друг императора, глава духовной сферы России князь А.Н.Голицын. Под его управлением были проведены реформы, очень напоминавшие преобразования, проведенные в Пруссии министрами-розенкрейцерами короля Фридриха Вильгельма II И.Р.Бешофсвердером и И.Х.Вельнером.

В начале 20-х годов Александр I разочаровался в своем сотруднике А.Н.Голицыне. Назойливые советы Р.А.Кошелева стали тяготить императора, а в российском обществе ширилось недовольство деятельностью Министерства духовных дел и народного просвещения. Международная обстановка также толкала к корректировке политического курса. Розенкрейцеры так и не смогли взять под свой контроль большинство масонских лож. Кризис в масонской среде нарастал, в некоторые ложи проникли декабристы. В этой ситуации розенкрейцеры с пониманием восприняли запрет на работу масонских лож и тайных обществ (круги розенкрейцеров продолжили свою работу). Хотя в 1824 году А.Н.Голицын и потерял большую часть своих должностей, но пользоваться влиянием на государственное управление он продолжал и в следующее царствование. До самой смерти Голицына в его окружении находились сотрудники возглавляемого им почтового департамента - розенкрейцеры А.И.Ковальков, П.Д.Маркелов, Ю.Н.Бартенев, В.Н.Жадовский, Ф.И.Прянишников.

Орден розенкрейцеров действовал втайне, само его название было известно только посвященным. Неудивительно, что его противники, движение русской православной оппозиции, не выделяли розенкрейцеров среди других масонов, считая их всех участниками «всеобщего заговора против алтарей и престолов». Пусть «вслепую», но с политикой розенкрейцеров оппозиционеры боролись и в итоге одержали победу. Одним из главных участников этой борьбы был архимандрит Фотий (Спасский). Любопытно узнать, какое же представление Фотий имел о масонах.

Нам известно три источника, откуда Фотий черпал свои знания о масонских ложах. Весной 1818 года святотатство в церкви морского кадетского корпуса совершил его законоучитель Иов (Куроцкий), член ложи розенкрейцера А.Ф.Лабзина «Умирающий сфинкс». По распоряжению митрополита Михаила Иов был передан Фотию на три дня (для вразумления и покаяния). По словам Фотия, он «обратился, каялся, раскрыл все тайны свои». При этом Фотий в своей «Автобиографии» не только не сообщал «масонских тайн», но даже не указывал на то, что в его собственном кадетском корпусе служил другой член ложи «Умирающий сфинкс» Ю.Н.Бартенев. Да и что мог сообщить Фотию Иов, успевший посетить, в лучшем случае, всего несколько собраний ложи (принят 14 мая 1818 года)?

Другим источником «масонской информации» Фотия был писатель С.И.Смирнов. В разное время Смирнов написал несколько книг, обличающих масонов («Вопль жены, облаченной в солнце», «Примечания на книгу «Наставления имеющим премудрость», «Беспристрастное мнение православного христианина о Сионском Вестнике», «О книгопечатании», «Отозвание души моей на книгу «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова»). Основными источниками этих произведений были книги французского историка Огюстена Баррюеля (1741-1820) «Вольтерианцы, или история о якобинцах, открывающая все противохристианские злоумышления и таинства масонских лож, имеющие влияние на все европейские державы» в 12-ти томах и их сокращенный вариант - «Записки о якобинцах, открывающие все противохристианские злоумышления и таинства масонских лож, имеющие влияние на все европейские державы» в 6-ти томах. Можно с уверенность сказать, что опосредованно от Баррюеля свои знания о масонах черпал и Фотий. Не вызывает никаких сомнений то, что основные послания Фотия Александру I были составлены именно на основании произведений С.И.Смирнова. К этому времени писатель находился на иждивении духовной дочери Фотия графини А.А.Орловой-Чесменской. Письмо С.И.Смирнова к К.М.Киселеву 26 марта 1824 года ясно показывает, что первое послание Фотия царю от 12 апреля 1824 года полностью базируется на заимствованных материалах. С.И.Смирнов сообщал своему корреспонденту о том, что 7 февраля он получил письмо от Фотия, с которым давно состоял в переписке. Фотий одобрял замечания С.И.Смирнова на книгу «Воззвание к человекам...» и его выписки из вредных книг. Из письма следует, что по просьбе митрополита Серафима С.И.Смирнов отослал ему выписки из 20-ти «вредных» книг с краткими замечаниями. Именно эти выписки и легли в основу апологий Фотия о «вредных книгах». Первое послание Фотия к Александру I (12 апреля 1824 года) было посвящено книге «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова», по мнению архимандрита, «составленной для революции».

Третьим источником Фотия были сами масоны. В 1823-1824 годах Фотий сотрудничал с двумя из них - А.Б.Голицыным и М.Л.Магницким. В записке, поданной Николаю I в 1831 году, А.Б.Голицын писал, что, чувствуя невозможность убедить Александра I встать на защиту православия, он целую неделю прожил в Юрьевом монастыре. Там он передал архимандриту Фотию все имевшиеся у него сведения о действиях «врагов веры». Позже А.Д.Голицын послал к Фотию М.Л.Магницкого с новыми доказательствами, которые и побудили архимандрита начать выступление. В «Бумагах и письмах архимандрита Фотия к императору Александру в 1824 году» содержится «Письмо о Фесслере». В конце документа почерком Фотия написано: «Бумагу сию мне подал бывший у Фесслера в ложе генерал Михаил Магницкий». Однако осветить деятельность розенкрейцеров ни Голицын, ни Магницкий не могли, так как не входили в Орден.

«Автобиография Фотия» была написана в 1830-1833 годах, и в ней отразились уже позднейшие познания автора о масонах. Впервые ложи упоминались в главе «Лето 1818 г.». Фотий писал, что «услышал, что тайные общества франк-масонов и прочих нечестивых и вольнодумных людей умножаются». В связи с этим речь шла о деятельности А.Ф.Лабзина, цензурной и книгоиздательской политике А.Н.Голицына и Библейском обществе. Фотий писал, что «столица исполняется масонскими ложами и тайными обществами», но конкретно называл лишь ложу А.Ф.Лабзина (о которой знал по «Делу Иова»). Фотий указывал, что в это время получал «известие свыше во вне и разных откровениях», что должен выступить против тайных обществ. Практическая деятельность Фотия выразилась в том, что он собирал сведения для своего наставника архимандрита Иннокентия (Смирнова), ректора семинарии и первого лица цензурного комитета, и вдохновлял его на борьбу. Другой антимасонской акцией Фотия стало то, что он велел скопировать «Катехизис масонов» и написал на нем «Катехизис масонов, верующих во антихриста, дьявола и сатану». Это произведение он давал читать и списывать кадетам, своим ученикам. Подобные действия привели к тому, что митрополит Михаил и архимандрит Иннокентий озаботились умственным состоянием своего подопечного, считая, что он впал в помешательство. Между тем, эти свои усилия Фотий оценивал очень высоко. В 1824 году он писал императору: «В 1817 году убогий Фотий поступил законоучителем и настоятелем во второй кадетский корпус и действовал против масонов, иллюминатов, методистов, против Лабзина и прочих и разорвал связь духовных лиц и членов Синода с тайными обществами и масонами».

В следующей главе «Автобиографии» Фотий писал, что в С.-Петербурге и Москве действовало до 30-ти главных лож. Их деятельность была направлена против «веры Христовой, Св.Церкви, противу благочестия христианского, противу всякого правительства и порядка гражданского». Особенно Фотий выделял «скопище» в доме А.Ф.Лабзина «под видом чистого учения о вере христовой». Влиянию этого общества он приписывал перевод на русский язык Библии, перевод «нечестивых книг» и занятие «бесовским делом» - магнетизмом. В этом случае Фотий смешивал воедино информацию о разных религиозных обществах. Магнетизмом очень интересовалась группа А.Н.Голицына, а переводом Библии занималось Российское библейское общество, среди директоров которого был и Лабзин. В этой же главе упоминался Р.А.Кошелев: «вернее сатане и действеннее Лабзина». Фотий писал, что Кошелев, «прибрав к рукам» А.Н.Голицына, больше всех принес вреда Церкви. Голицын и Кошелев влияли на Александра I и направляли его «к своей злодейской цели». В той же главе вскользь упоминался масон-купец Маркелов. Думается, что эти высказывания Фотия были дополнены к его воспоминаниям о юности уже в конце 20-х годов и никак не отражали его взглядов 1817-1821 годов.

Никаких сведений о масонах невозможно найти в сочинении Фотия 1820 года «Житие епископа Пензенского и Саратовского Иннокентия (Смирнова)». По словам Фотия, Иннокентий выступал против «западных и новейших словесников и витий, а лучше сказать, суемудрых, покушаясь научиться суетному лепетанию слова и учения в Церкви». Иначе говоря, духовных писателей, чьи произведения, противоречили учению Русской православной церкви. Был в этом сочинении Фотия небольшой раздел, посвященный А.Ф.Лабзину, но этот духовный писатель и розенкрейцер не назывался по имени. Фотий характеризовал Лабзина как человека «искусного в софистическом и риторическом мудровании, отступившего от Бога, вознесшегося сердцем своим на Господа», противника Иннокентия. По словам Фотия, Иннокентий порицал не масонов конкретно, а тех, кто стремится к объединению церквей и вводит новые философии «совершенно сатанинские, нездравые, нечестивые, дерзкие, хульные, вольные противу Бога, веры Христовой и Духа Святаго, против Церкви и всех Святых Таинств и преданий, противу властей и всякой истины». Причиной удаления Иннокентия из С.-Петербурга Фотий указывал пропуск через цензуру книги Е.И.Станевича «Беседа о бессмертии души на гробе младенца». Единственным важным местом в этом произведении Фотия, имевшим отношение к масонству, было упоминание о том, что митрополит Михаил (Десницкий) раньше принадлежал к секте, но потом оставил ее. Участие Михаила в Ордене розенкрейцеров не было тайной для современников, но упоминает об этом очень ограниченное число источников.

В своей автобиографии Фотий писал о том, что боролся с масонами, начиная с 1817 года. Но документы того времени не сохранили следов этой борьбы. Можно предположить, что Фотий считал масонов слугами сатаны и авторами всего того, что наносило в России ущерб монархии и Церкви. Ему были известны названия некоторых лож (по его словам, до 30-ти) и некоторых лиц, в них входящих (упоминается около десятка масонов). С этой базой в июне 1822 года Фотий отправился на аудиенцию к Александру I.

Ни один серьезный исследователь в России или за рубежом не приписывал авторство запрета масонских лож Фотию (на такое решались лишь православные публицисты). В зарубежной историографии вдохновителем запрета масонских лож объявлялся канцлер Австрии Ф.Меттерних. В дореволюционной историографии указывался целый ряд причин, включая жалобы самих масонов и влияние А.А.Аракчеева. Очевидно, что спектр причин запрета был очень широк, а подготовительные мероприятия начали проводиться еще в 1821 году. Ко всему этому Фотий не имел ни малейшего отношения. Он был лишь одним из нескольких клириков, рекомендованных Александру I А.Н.Голицыным в этот период (вологодский епископ Онисифор, священник города Балты Феодосий). Эти лица представлялись императору в общей череде «поиска пророков», проводимой Голицыным и Р.А.Кошелевым. От Фотия Александр I не мог узнать ничего нового о масонских ложах. В разное время императору подавались специальные аналитические записки по этому поводу. С декларацией о масонской опасности к участникам Веронского конгресса обратился розенкрейцер граф Х.А.Гаугвиц. Критиковал порядки в масонских ложах и даже прямо призывал к запрету их в своих письмах к императору великий мастер Е.А.Кушелев. Наконец, в России еще в начале века, была опубликована книга Баррюэля, из которой свои взгляды на масонов черпали и участники русской православной оппозиции. Иначе говоря, Александр I обладал всей полнотой информации. Он принял свое решение еще до визита Фотия. А архимандрит оказался удобным объектом для прикрытия непопулярного указа. Именно с этой целью Фотию 1 августа 1822 года в день выхода указа о запрете масонских лож и тайных обществ была вручена драгоценная панагия.

В заключении главы, в которой Фотий описывал запрещение масонских лож, указывалось, что, несмотря на запрет, А.Ф.Лабзин в С.-Петербурге и Н.А.Дьяков в Москве не хотели оставлять своих замыслов. В следующей главе «Автобиографии», где давалось описание поездки Фотия в Москву, вновь упоминались Дьяков и другой розенкрейцер - доктор М.Я.Мудров. Однако главным противником «православных ревнителей» в Москве Фотий называл архиепископа Филарета (Дроздова). Он отмечал, что за участие в Библейском обществе и за перевод Библии Филарета «единодушно называли еретиком». Отношение Фотия к Св.Филарету было крайне сложным и неоднократно менялось в течение жизни (Фотий был постриженником Филарета). В одном из своих последних отзывов о Филарете Фотий писал, что тот, несомненно, будет причислен к лику святых. Лабзин, Дьяков, Мудров были далеко не рядовыми членами Ордена розенкрейцеров. При этом они не входили в руководство Ордена. Лабзину глава Ордена И.А.Поздеев не доверял, и в С.-Петербурге секция Ордена работала без участия Лабзина. Дьяков так же не пользовался доверием руководства. Хотя он управлял в Москве секцией (кругом) Теоретического градуса, но это была ширма. Для лиц, заслуживающих доверия, действовала другая секция, из которой розенкрейцеры могли перейти в высшие степени. Так что Фотий имел сведения о так сказать «открытых» розенкрейцерах, о действительных руководителях Ордена он так и не узнал ничего.

Дошедшие до нас документы Фотия не подтверждают такой осведомленности, которую он демонстрировал в «Автобиографии». В своем письме к Д.А.Державиной в 1823 году Фотий критиковал директора Департамента духовных дел А.И.Тургенева, объявляя его масоном. Сведений о масонстве Тургенева не сохранилось, хотя видным розенкрейцером был его отец. До 1824 года в своей «Автобиографии» Фотий о борьбе с масонством больше не упоминал.

Обстоятельства «Дела Госснера», приведшие к отставке А.Н.Голицына и видимой смене курса в духовно-религиозной сфере, описывались мной неоднократно, начиная с 1998 года. В этом случае книга И.Е.Госснера была использована как предлог к критике цензуры и книгоиздания, а так же в целом политики А.Н.Голицына. При этом оппозиционеры действовали очень неуверенно. Их критические разборы Госснера и других «вредных» книг могут быть легко оспорены. Кроме того, в их поле зрения попали лишь отдельные произведения из целого пласта «мистической» литературы, издаваемой в то время. Например, не ставился вопрос о предыдущих книгах «еретика» Госснера, изданных в России: «Зеркало внутреннего человека» (трижды издавалось на русском языке в С.-Петербурге в 1819, 1821 и 1822 годах), книгах сотрудника А.Н.Голицына А.И.Ковалькова (последователя Я.Беме), наконец, о проповедях митрополита Михаила (Десницкого), явно носивших масонский оттенок и неоднократно переиздававшихся. Вместо этого объектом атаки сделались произведения Св.Филарета, практически безупречные с догматической стороны.

Главной проблемой Фотия и его соратников было то, что духовно-религиозная политика России направлялась непосредственно Александром I, а А.Н.Голицын был лишь послушным исполнителем воли императора. Критиковать царя участники русской православной оппозиции не могли по определению. Единственное, что они могли себе позволить, это заявить, что император находится под влиянием плохих советников (масонов). Как должен был отреагировать Александр I на демарши против его друзей и доверенных лиц? Другое дело, если эта критика отвечала планам императора и пришлась как раз на корректировку его политического курса. Очевидно, что и на этот раз Фотий стал игрушкой в руках противоборствующих группировок. Тексты его посланий царю не выдерживают и самой поверхностной критики. Лейтмотивом в них выступал всемирный заговор то ли иллюминатов, то ли Филадельфийской церкви, который направляет все антицерковные и антимонархические движения в мире (современная Теория заговора).

В своих посланиях царю Фотий ссылался на информацию, полученную им прямо от Бога посредством видений (видения были излюбленной темой розенкрейцеров и А.Н.Голицына). Фотий описывал это так: «Сего 1824 года, марта на 30-е число, на Вербное воскресенье, было мне видение от Бога послано: предстал мне Ангел Божий во время дремания моего, разгнул книгу, имея в руках передо мною, и был глас с неба: «Зри и разумей!» И в сей книге нигде, ни сверху, ни снизу, ничего не было записано, а посредине только по обеим страницам в одну черту были сии слова: «Сия книга составлена для революции: и теперь намерение ее революция». Я же желал знать, что это за книга, и узнал в видении, что она есть книга «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова»; и повелено мне было, дабы я не умолчал, а открыл сие, кому следует прямо. Воспрянув от дремания, я почувствовал в себе, что уже я сам скрытную, загадочную книгу, воззвание уразумел; Бог послал духа видения, и я увидал немедленно пароль книги: и, пренебрегая страх, я посылаю Тебе от себя по Божию повелению и книгу с моими замечаниями, и пароль ея». Даже если принять этот рассказ за «чистую монету», то сразу напрашивается вопрос, почему Господь не сообщил Фотию о Южном и Северном обществе декабристов, готовивших государственный переворот и убийство членов царской фамилии? Или, если речь шла именно о масонах, почему Фотий не предложил царю список в несколько тысяч имен, возглавляемый великим князем Константином Павловичем и министрами? Вот кого Фотий считал главными масонами России: «Иностранные: Нилль, Патерсон, Венинг, Шуберт - директор Петропавловской школы, Генлет - директор Одесского лицея, Шмит, Гендерсон, Госнер. Русские: Поповы два брата, Ястребцов, переводчик «Воззвания» и правитель дел в Комиссии духовных училищ; Сторов и Прянишников, помощник секретаря Библейского общества». Это произвольное собрание лиц, имевших отношение к учреждениям, возглавляемым А.Н.Голицыным. Любопытно, что в этом списке нет ни одного розенкрейцера, хотя Маркелова, Дьякова и Мудрова Фотий упоминал в предыдущих главах «Автобиографии» (это еще раз свидетельствует в пользу позднейших вставок).

В следующем послании от 21 апреля 1824 года Фотий уже раскрывал конкретные планы масонов: «Замысел сатаны прельстить землю осуществляют Иллюминатство, масонство, злейшие методисты и крайнее нечестие под видом нового мудрования гордостно силятся выступить и явиться свету и возмутить всю землю... ложные пророки, ложные апостолы, ложные предтечи и лжеучителя, исказители веры и Св. Писания. Юнг-Штиллинг, Эккартгаузен, Гийон, Бем, Лабзин, великое число методистов, гернгутеры, квакеры, Госнер, Фесслер и проч.; учение их нечестивое вполне хранится в сектах: павлианцах, духоборцах, молоканах и проч.». Вслед за этим Фотий давал императору рекомендации: «Вредные книги, секты, расколы, безбожники, карбонарии и преступники многие под протекцией тех, о коих я говорил; иначе б и умножаться не могли. Почты, скорее всего, нужно отнять - отдать другому вернейшему. И если сто клятв даст в верности на будущее время, не следует веры иметь. Не дивись великому знакомству моему, - тако Господь все устроил на пользу Церкви Святой; и где чего по человечески я не могу дознать нужное, так Бог открывает мне». В том же духе были составлены и следующие послания Фотия: «Обозрение плана революции, или тайны беззакония, деемой ныне в России и везде», «Число зверино в Апокалипсисе 666», «О действиях тайных обществ на Россию через Библейское общество», «Открытие заговора под звериным апокалипсическим числом 666 и о влиянии Англии под тем предлогом на Россию» и «О революции под именем тысячелетнего царствия Христова, готовой в 1836 году в России через влияние тайных обществ», «Дабы взять решительные меры к прекращению революции, гото-вимой в тайне». По прочтении всего этого у императора неизбежно должен был возникнуть вопрос о душевном здоровьи Фотия. Думается, что так оно и было. Александр I относился к Фотию как к блаженному или юродивому, в чьем несвязном «лепете» проступала правда.

Лучше всего отношение Александра I характеризует тот факт, что он не только не отобрал Главное управление почт из ведения А.Н.Голицына (контроль над почтами был одной из первых задач масонов), но разрешил ему укомплектовать штат своими сотрудниками. На целые десятилетия Главное управление почт стало прибежищем масонов и розенкрейцеров. Все они пользовались полным доверием не только Александра I, но и его приемника Николая I. На следующий день после увольнения А.Н.Голицына с занимаемых им постов (кроме ведомства почт) он получил разрешение создать при себе Особую канцелярию. Туда были переведены директор Департамента народного просвещения В.М.Попов, чиновник для особых поручений Соединенного министерства А.И.Ковальков, чиновники П.Д.Маркелов, Ф.И.Прянишников. Двое последних были членами ложи «Умирающий сфинкс». Еще двое членов ложи А.Ф.Лабзина В.Н.Жадовский и Ю.Н.Бартенев перешли в почтовое ведомство позднее. К почтовому ведомству был прикомандирован и директор Департамента духовных дел А.И.Тургенев. Все эти люди и при Николае I получали чины и награды, половина закончила службу в чине тайного советника. Лишь Попов за издевательство над дочерьми и принуждение их состоять в секте был отправлен в монастырь. При этом в ходе «Дела Госснера» никто из подследственных ответственности не понес (включая Попова). Все это перечеркивает распространенный тезис о масонском заговоре, орудием которого были декабристы. Как в таком случае Николай I отдал почтовое ведомство на откуп розенкрейцерам?

Об обстоятельствах отставки А.Н.Голицына очень подробно говорится в моих опубликованных трудах. Можно с уверенностью заключить, что события 1824 года не имели ни малейшего отношения к масонским ложам и борьбе с масонством. Такая борьба происходила лишь в умах некоторых деятелей русской православной оппозиции. Орден розенкрейцеров спокойно продолжал свои собрания и в условиях запрета лож. Акты этих работ сохранились до начала XX века, а последние упоминания Ордена находятся в делах ОГПУ конца 20-х годов XX века. Духовно-религиозная политика Александра I уже давно получила свою адекватную оценку в научных трудах последнего времени. Подробно рассмотрены и мероприятия А.Н.Голицына в отношении Русской православной церкви. Вся эта информация не была и не должна была быть доступна архимандриту Фотию. Он действовал «вслепую».

В действительности деятели русской православной оппозиции были очень близки к истине. В России действовал Орден, очень широко раскинувший сети своего влияния и имевший связи с европейскими странами. Думается, что Фотий достаточно близко подошел к раскрытию розенкрейцерских организаций. В письме на смерть Р.А.Кошелева Фотий называл его «магом» - это высшая степень Ордена розенкрейцеров. В «Автобиографии» он отводил членам Ордена заметное место. Если бы в посланиях Фотия иллюминатов и Филадельфийскую церковь заменить Орденом розенкрейцеров, то они были бы вполне убедительными. Другой вопрос в том, что розенкрейцеры были монархистами и христианами, хотя и отказывали официальной Церкви в благодати, но и разрушения ее не желали. Розенкрейцеры не собирались ломать традиционных для России учреждений, а хотели их возглавить и подчинить собственным целям. В этом отношении Орден вполне подпадал под определение деструктивной или тоталитарной секты. При этом воспитание в ложах, подведомственных Ордену, выглядело вполне благопристойно (работа над собой, самопознание, очищение, последование Христу, обязательная строгая церковная жизнь). Все это привлекало к Ордену клириков и людей, по каким-либо причинам не удовлетворенных современной им церковной практикой.

Сделанные замечания относятся к предисловию и примечаниям и не умаляют ценности самой публикации трудов Фотия, предпринятой В.В.Улыбиным. Можно согласиться с составителем сборника и в оценке личности Фотия. Это была одна из крупнейших фигур своего времени. Фотию удалось поднять престиж православного клира в российском обществе. Его стараниями на церковные нужды была потрачена большая часть состояния его духовной дочери графини А.А.Орловой-Чесменской. Но самым важным для нас является пример твердости в вере Фотия. В отличие от подавляющего большинства клириков Русской православной церкви архимандрит не поддался влиянию «духа времени». Вся его деятельность имела своим основанием только учение Русской православной церкви. Тем же духом пронизаны и все его произведения.

Архимандрит Фотий был одним из немногих клириков, принявших активное участие в политической борьбе. И здесь он отстаивал незыблемость учения Русской Православной Церкви, защищал его от нападок с любой стороны, в том числе и светской власти. В истории Церкви «Синодального» периода известен еще только один такой пример - митрополит ростовской Арсений (Мациевич). Деятельность Фотия стала вершиной общественно-политического движения русской православной оппозиции. К сожалению, вступив в борьбу, Фотий оказался игрушкой в руках различных политических сил. Его выдвигали на первый план, тем самым подставляя под удар. Думается, что опасности Фотий подвергал себя сознательно, желая принять страдания за Веру Христову. И в духовном, и в земном плане архимандрит, как и положено монаху, пребывал в постоянной борьбе.

Сегодня мы по достоинству можем оценить политическую деятельность архимандрита Фотия. Очевидно, что очень во многом он ошибался. Возможно, в этом и есть высшее провидение. Заслуга победы была вложена именно в эти «слабые» руки. Невольно вспоминается надпись на медали, посвященной победе в Отечественной войне, - «Не нам, не нам, а Имени Твоему Господи». Не политическими интригами, не речами и посланиями можно было сокрушить незримого врага, лишь одним из воплощений которого были масонские ложи, а только молитвой. Уникальная молитвенная практика Фотия сегодня нам известна. Несмотря на то, что в царствование Николая I Фотий подвергся гонениям властей и был отстранен от участия в политической деятельности, его популярность росла. С годами соратники архимандрита П.А.Кикин, С.И.Смирнов, Е.И.Станевич, С.А.Ширинский-Шихматов, А.А.Павлов были забыты. Не удивительно, что в самом полном издании трудов Фотия именно он предстает главным борцом с масонством. Хотя исторически это и не вполне оправдано, но верно на ином, духовном уровне.

Юрий Евгеньевич Кондаков , доктор исторических наук, профессор

Улыбин В.В. Архимандрит Фотий (Спасский) и графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская. СПб, 2001; Яко ад сокрушилися... М.-СПб., 2002; Александр Первый: обратная сторона царствования. Спб., 2004; Летопись Юрьева Новгородского монастыря (1030-2003 гг.). СПб., 2008.

Кондаков Ю.Е. Архимандрит Фотий (1792-1838) и его время». СПб., 2000; Архимандрит Фотий (Спасский) как деятель «православной оппозиции»// Консерватизм в России и Западной Европе: сборник научных работ. Под ред. А.Ю.Минакова. Воронеж, 2005. С. 68-99; Феномен русской православной оппозиции// Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее. Воронеж, 2005. С. 30-41; Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века». СПб., 2005; «Русская симфония» - четыре века испытания на прочность. (Государственная власть и церковные реформы в России XVI - XIX веков). Учебное пособие. СПб., 2006.

Кондаков Ю.Е. Государство и православная церковь в России: эволюция отношений в первой половине XIX века. СПб. 2003.

В № 1 (73), в статье о паломничестве в Великий Новгород, мы привели некоторые сведения об известных подвижниках благочестия XIX века - архимандрите Фотии (Спасском) и его духовной дочери графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской. Затем, в прошлом номере, подробнее рассказали читателям о праведной жизни графини Анны Алексеевны. Сегодня же осветим высокий подвиг борьбы за веру выдающегося церковного и общественного деятеля и богослова архимандрита Фотия (Спасского).

Архимандрит Фотий родился 7 июня 1792 года в семье пономаря Новгородского уезда. С детства он проникся глубокой верой в Бога и ревностью к угождению Ему. Когда отрок подрос, его отдали в Новгородское духовное училище, по окончании которого он поступил в Новгородскую духовную семинарию, а затем продолжил образование в Санкт-Петербургской духовной академии. В 1817 году он принял постриг в Александро-Невской лавре, был рукоположен во иеромонаха и вскоре назначен законоучителем во второй кадетский корпус. Наставником его в это время был архимандрит Иннокентий (Смирнов), впоследствии епископ Пензенский.

От своего духовного отца иеромонах Фотий воспринял высокую, не обычную для того времени аскетическую настроенность, стремление к изучению святоотеческих писаний и посильному исполнению прочитанного. Его аскетизм отражался и в его проповедях. Митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский) в письме епископу Владимирскому Парфению (Черткову) следующим образом охарактеризовал молодого подвижника: «Он носит вериги, которые тщательно скрывает от всех. Сверх сего можно сказать, что умерщвляет тело свое самым строгим постом и бдением, безкорыстен, не человекоугодлив. Но отнюдь не ханжа и не лицемер. Рассудок имеет здоровый, память твердую, премного читал Святых Отцов и крепко их держится, имеет дар слова отличный и говорит от сердца с большим убеждением, а иногда и строго, и даже с какою-то властью, смотря по нужде».

В письме одному доверенному лицу архимандрит Фотий так вспоминал о своем детстве и юности: «От юности моея старался я работать Господу Богу и хранить Его святые заповеди: всей мудрости философской, ораторской и науке человеческой старался я изучиться, дабы Богу и Царю верою и правдою служить. Но яко суету и ко спасению неполезную (оную мудрость) и вовсе презрел, и искал премудрости Божией, и началом ея полагал страх Божий; поучался я в законе Божием день и нощь; сколько мог обрести, книги всех Святых Отцов и Учителей Церкви я внимательно прочел; и по ним всячески старался я жить преподобно и праведно, все то исполняя словом и делом, чего требует от меня Бог, как от христианина, монаха и священника, - служителя Церкви по закону, по совести, по присяге…»

В академии иеромонах Фотий проучился всего год. Из-за сильной болезни груди, но более из-за того, что в академии учили не благочестию и духовной жизни, а тому, как красиво говорить и писать, он «яко суету и ко спасению неполезную (оную мудрость) и вовсе презрел» и оставил дальнейшее обучение.

Духовник отца Фотия архимандрит Иннокентий первым указал ему на опасность мистицизма, который распространился в то время в столице. В «Житии епископа Иннокентия» отец Фотий описывает одну из своих многочисленных бесед с ним на эту тему. «Учитель некий (очевидно, сам иеромонах Фотий, по смирению говорящий о себе в третьем лице. - Примеч. А.М.), грядый посетить Иннокентия, встретился с ним лишь токмо проходящим из града в келью свою, и вопросил Иннокентий сего учителя:

Знаешь ли, где я был?

Ни, отче.

И паки сказал Иннокентий:

Я был у неких князей иностранного исповедания, беседовал с ними о вере много, и они мне предлагали о соединении всех вер во едину, и особенно сказывали о возможности прежде всего соединить лютеранское исповедание с восточным греко-российским. Сказывали же и образ веры новой, коим можно соединить всех тех и других во едино исповедание. Видя и слыша лукавство сих князей, действо сатанино в сердцах их, я отказался от собеседования с ними навсегда…»

Однажды архимандрит Иннокентий, исполнявший должность цензора, пропустил к изданию книгу апологетического характера против мистицизма. Обер-прокурор Святейшего Синода князь А.Н. Голицын, главный покровитель ереси, добился удаления его в почетную ссылку в Пензу с возведением в сан епископа.

Незадолго перед отъездом епископа Иннокентия из столицы иеромонах Фотий пришел проведать своего духовного отца. Владыка спросил его:

Читал ли ты оную книжицу - систему философскую новейшего времени, кою я держу в руках моих?

Отец Фотий ответил:

Тогда преосвященный Иннокентий сказал ему:

Слез не достанет у здравомыслящего <…> оплакивать раны, кои сия нечестивая и совершенно бесова философия может соделать в умах и сердцах, если только будет читаема и преподаваема в школах: мне она прислана на рассмотрение, дабы я одобрил оную в ученых местах преподавать.

Затем он зачитал отцу Фотию некоторые цитаты из этой книги. «И читал во услышание мне из нея многие софизмы и мудрования совершенно сатанинские, нездравые, нечестивые, дерзкие, хульные, вольные противу Бога, веры Христовой и Духа Святаго, против Церкви и всех Святых Таинств и преданий, противу властей и всякой истины».

Вот нечестивое явление плоти и крови, - говорил Владыка. - Сей суемудр так зле мудрствует от брожения и кружения своея головы, что содрогается душа от единого чтения сей книжицы: и ныне не одна сия философия в свет вышла, но тьмы подобных писаний вражеских со дня на день являются. Злато и сребро и человекоугодие всему двери отверзает.

Этот разговор состоялся в конце 1818 года. В начале 1819 года епископ Иннокентий отбыл в Пензу, где через четыре месяца по приезде скончался. В 2000 году он был причислен Церковью к лику святых.

Здесь для характеристики архимандрита, а в то время иеромонаха Фотия, необходимо коснуться того, как он пережил смерть своего духовного отца. Получив весть о его блаженной кончине, подвижник предпринял подвиг сорокадневного служения Литургии, моля Бога о упокоении души своего наставника, а также прося Его показать посмертную участь почившего. И вот на сороковой день преосвященный Иннокентий явился ему и сказал, что обрел милость у Бога; затем взошел на колесницу, запряженную лошадьми, и они вознесли его в небеса.

Ободренный этим видением, иеромонах Фотий остался в Петербурге и продолжил дело своего духовного отца, подняв выпавшее из его рук знамя борьбы с ересью мистицизма, насаждаемой тайными масонскими обществами. Через год, 27 апреля 1820 года, отец Фотий произнес знаменитую проповедь «Бога бойтесь, Царя чтите» против «масонов, верующих в антихриста, диавола и сатану». За эту проповедь он был удален из Петербурга под предлогом назначения его игуменом Новгородского Деревяницкого монастыря. Впоследствии, объясняя Императору свои действия, он писал: «В 1820 году убогий Фотий <…> за проповедь „Бога бойтесь, Царя чтите“ <…> от тайных обществ через действие Тургенева неизвестно как, но был удален в самый разоренный монастырь, дабы гладом и скорбию уморить его». Но Господь не попустил осуществиться планам богоборцев.

На эту знаменитую проповедь иеромонаха Фотия обратили внимание многие благочестивые христиане того времени. Буквально через несколько дней после ее произнесения, 2 мая 1820 года, графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, фрейлина Императрицы и богатейшая русская аристократка, убедила отца Фотия стать ее духовником. На средства графини игумен Фотий благоустроил свой разоренный Деревяницкий монастырь. Затем, по ее ходатайству, митрополит Серафим (Глаголевский), вновь назначенный на Петербургскую кафедру, перевел отца Фотия в Сковородский монастырь, где вскоре возвел его в сан архимандрита. Но будучи и в Деревяницах, и в Сковородской обители подвижник не прекращал бороться с ересью и действовал на тайные общества в Санкт-Петербурге и Москве через преданных ему о Христе.

Впоследствии он писал в письме к Императору: «Восемь лет постяся и моляся и всячески благоугождая Господу моему, я, презрев страх людей, клеветы и поругания, имел в виду данную присягу служить Богу и Царю верно, правдою и в оные годы сражался с тайными обществами, с отступниками, еретиками и карбонариями: и Господу, помогающему мне, всегда их одолевал тьмы, хотя Тебе (Императору Александру I. - Примеч. А.М.), может быть, и неизвестно, - и как много жертв от них отнял, и умыслы их знаю, и ничем их не прельщаюсь, то Господь меня безоружного и меньшего паче всех дал им в страх велик, и всячески они старались и стараются, как бы меня единого погубить, и дважды что-то смертное мне в пищу полагали, но я здрав и невредим, како был; отчего не ведаю, служащий мне восемь месяцев страдал: Божиею силою и тот жив еще. Враги сии Царя и Церкви и мои только сети мне ставили оные: клеветы, хулы и насмешки (о мне) делали, и тем иногда начальству в худом виде меня выставляли, но по милости Божией это я не считаю за болезнь никогда; я знал и знаю многие их тайны и злодейства, под видом набожности и добра деемые, и молился Господу, дабы он меня сделал орудием в сии времена смутные на пользу Церкви, Царю и Отечеству…»

Весной 1822 года архимандрит Фотий стараниями графини Орловой после Пасхи был вызван в Петербург. Там Анна Алексеевна познакомила его с обер-прокурором Святейшего Синода князем А.Н. Голицыным, который первое время весьма благоволил к подвижнику. Он уговорил архимандрита Фотия отложить возвращение в обитель до приезда Императора. Архимандрит поначалу не знал, как ему поступить, но во сне ему явился святой великомученик Георгий, повелев остаться в столице. 5 июня 1822 года ему была назначена первая аудиенция у Императора.
При встрече Царь смиренно принял благословение у сковородовского архимандрита и беседовал с ним полтора часа. Отец Фотий впервые раскрыл перед ним планы тайных обществ по подготовке революции и способы их воплощения. В ответ Царь принес покаяние за сочувствие ереси, а архимандрит тут же простил и разрешил коленопреклоненного Императора от греха. После этого он вернулся в свою обитель, а вскоре был поставлен настоятелем новгородского первоклассного Юрьева монастыря.

Результатом первой встречи архимандрита Фотия с Царем стал указ от 1 августа 1822 года о запрете в России масонства. Это была большая победа, но до окончания борьбы было еще далеко, и архимандрит Фотий это прекрасно сознавал. Однако помимо чисто человеческих расчетов он в первую очередь руководствовался откровениями Божиими.

«В 1823 году, в начале, Бог внушил мне поститься более прежнего, - писал впоследствии отец Фотий Царю, - и постился я год, ожидая от Бога извещения, на что Он через пост меня готовит: чаял, что уже не к смерти ли я буду зван, - и через то прейду в горнее Отечество к Отцу Небесному, Которого очень желает душа моя видеть и насладиться доброты Его; как уже год поста скончавался, повелел мне Господь сверх сил и обыкновения служить непрестанно Божественную литургию; и я с 9-го числа, освятив церковь новую, 1823 года, по 3 февраля 1824 года каждодневно служил пятьдесят шесть служб, молясь Богу о спасении Церкви, Царя и Отечества. <…> Наконец, я жребий бросил, помолився Богу, - и паде жребий: что, отец Фотий, теперь тебе время ехать во град святого Петра и сражаться со врагами Церкви и Отечества».

20 апреля 1824 года состоялась вторая встреча подвижника с Императором Александром I. Беседа продолжалась три часа и была посвящена подрывной деятельности масонов. В конце Александр Павлович встал и, воздев руки к небу, произнес: «Господи, коль Ты милосерден ко мне! Ты мне как прямо с небес послал Ангела Своего святого возвестить всякую правду и истину! Буди милость Твоя на мне! Я же готов исправить все дела и Твою святую волю творить». И Царь поручил архимандриту составить план мер для противодействия революции.

Портрет Императора Александра I
Худ. Д. ДЖОРДЖ

Архимандрит Фотий пытался убедить князя Голицына, чтобы тот употребил свое влияние на борьбу против революции и мистицизма, но безуспешно. При очередной встрече в доме графини Орловой князь отказался признать свою вину в деле покровительства ереси и вступил в словесную перепалку с подвижником. Архимандрит, обращаясь к князю и в его лице ко всем мистикам, произнес: «Поразит вас Господь Бог всех и потребит вскоре. Анафема!»

29 апреля отец Фотий направил третье послание к Царю, в котором для предотвращения революции советовал упразднить Министерство духовных дел, а Министерство народного просвещения и почтовое ведомство изъять из ведома Голицына; ликвидировать также Библейское общество и вернуть полномочия цензуры всех духовных книг Синоду. Все эти указания (кроме указания насчет почтового ведомства), хоть и не сразу, но были исполнены.

Вскоре Император вызвал архимандрита Фотия на аудиенцию и потребовал объяснить поступок с анафематствованием. Отец Фотий в ответ указал на пример святителя Николая Чудотворца, который ударил Ария по лицу за дерзкую ложь, за что «Отцы судили, а Бог прославил его», и тут же достал книжку с житием святого. Царь удивился услышанному и устыдился. Встреча закончилась благополучно.

Четвертый раз архимандрит Фотий и Император Александр свиделись 6 августа 1824 года. Архимандрит представил Императору несколько разоблачительных документов, среди которых была и «Записка настоятельная, дабы взять решительные меры к прекращению революции, готовимой втайне».

20 августа 1824 года юрьевский архимандрит писал архимандриту Симоновского монастыря Герасиму: «Порадуйся, старче преподобный! Нечестие пресеклось; армия богохульная диавола паде, ересей и расколов язык онемел, общества все богопротивные якоже ад сокрушилися. Министр наш един Господь Иисус Христос во славу Бога Отца, аминь. Ныне, я чаю, велия радость и на небесах».

На следующий (1825) год 14 декабря произошел масонский бунт. В результате заговора декабристов погиб 1271 человек, но революция не состоялась, благодаря заранее принятым мерам, предложенным подвижником.

После кончины императора Александра I в 1825 году архимандрит Фотий продолжал настоятельствовать в Юрьевом монастыре в Новгороде. На богатые пожертвования графини Орловой он украсил обитель, сделав ее одной из наиболее благоустроенных в России; митрополит Серафим (Глаголевский) покровительствовал юрьевскому подвижнику. Но имея слабое здоровье, архимандрит вскоре занемог и после продолжительной болезни скончался 26 февраля 1838 года.

Из биографии отца Фотия замечателен также следующий случай. Вернувшись в 1822 году в монастырь, после первой встречи с Императором, он слег в постель с обострением грудной болезни. Царь прислал ему личного доктора Соколовского, который застал больного покрытого черной власяницей, лежащего на мраморной кушетке. На его предложение вскрыть нарыв отец Фотий ответил: «Если грешная моя жизнь не угодна Господу, то я готов сейчас предстать пред Ним, но тела моего резать не дам». Вскоре после этого нарыв прорвался сам, и здоровье подвижника пошло на поправку. Этот эпизод напоминает аналогичный случай из жизни другого великого подвижника и современника архимандрита Фотия преподобного Серафима Саровского, который, также тяжко страдая от болезни, всецело предал себя в руки Божии, после чего явилась Пресвятая Богородица с апостолами Петром и Иоанном, исцелила его и сказала: «Сей есть от рода нашего». Эти слова, безусловно, относятся и к отцу Фотию. Он был подвижником, подобным древним святым Отцам. Непрестанное служение Литургии предвосхищает аналогичный подвиг святого праведного Иоанна Кронштадтского. А борьба против масонского мистицизма заставляет вспомнить другого ревнителя Православия - преподобного Иосифа Волоцкого. Веруем, что вместе с этими великими святыми ликует во Царствии Небесном ныне подвижник и постник, ревнитель чистоты веры юрьевский архимандрит Фотий (Спасский).

Архимандрит Фотий

Минаков А. Ю.

Архимандрит Фотий (в миру Петр Никитич Спасский) (6.VI.1792, погост Спасский, Новгородского уезда - 1838) был видным русским церковным консерватором первой трети XIX в.

Он родился и вырос в семье чтеца церкви Преображения Господня Спасского погоста Новгородского уезда Никиты Федоровича, в суровых жизненных условиях, в крайней бедности. Петр получил начальное домашнее образование, был научен отцом грамоте и стал чтецом в церкви. Через родственников, в десятилетнем возрасте, Петр был пристроен певчим в Казанский собор, в Петербурге. Однако там плохо кормили, нравы были грубыми, Петра часто обижали, в результате, он тяжело заболел и был отправлен к родителям на излечение. Тогда же Петра впервые посетили мысли о монашестве, как единственно верном пути спасения души.

В январе 1803 г. Петр был принят в Новгородскую семинарию. По тогдашнему обычаю, ему дали фамилию Спасский, в честь его места рождения и для спасения души. В семинарии преподавались греческий, латинский, французский и немецкий языки; история, география (гражданская и библейская), медицина, естественная история, основы архитектуры, рисование, красноречие, математика. Петр стал первым учеником и первым певчим в семинарском хоре, много читал церковные книги, отличался примерным поведением и благочестием. Из-за крайней бедности Петр постоянно недоедал, был лишен нормальной одежды. При этом Петр вел аскетический образ жизни, избегал мир и его соблазны. В 1814 г., окончив курс семинарии, Петр, в числе лучших учеников, был направлен в Петербургскую духовную академию, ректором которой был Свят. Филарет (Дроздов) Тогдашний ректор петербургской семинарии, Иннокентий (Смирнов), глава цензурного комитета академии и церковный писатель, ставший в дальнейшем епископом Оренбургским, а затем Пензенским и Саратовским, стал его покровителем, духовным отцом и учителем. Он повлиял на Петра исключительно сильно, будучи человеком высоких аскетических воззрений и образа жизни. Учился Петр в академии хорошо, но в 1815 г. по болезни был вынужден оставить ее, и был определен учителем латинского и греческих языков, славянских языков, славянской грамматики, церковного устава и Закона Божьего в Александровское духовное училище. Главной его обязанностью были проповеди, которые Петр готовил ответственно и усердно, используя в них церковно-славянский язык. Одновременно он начал изучать книги масонов и протестантских мистиков, с тем, чтобы уметь опровергать антиправославные мысли, которые в них обильно содержались. По благословению Филарета и Иннокентия в феврале 1817 г. Петр был пострижен двумя архиереями в монахи и рукоположен в иеромонахи с именем Фотия. Это имя он получил в честь патриарха Константинопольского, возведенного в сан за три дня и несколько раз отлучавшегося от сана за исповедание Православия. По протекции Иннокентия и Филарета Фотий был назначен законоучителем во второй кадетский корпус. Уже в то время Фотий отличался крайней аскезой: постоянно пребывал в воздержании и посте, облекся во власяницу и носил вериги, что сильно сказывалось на его здоровье. Ученики его уважали и усердно посещали его предмет и показывали на экзаменах хорошие знания. Для них Фотий написал учебник по закону Божьему ІОгласительное Богословие Кафолическое и Апостольские веры восточной церквиІ. Вскоре Фотий был назначен благочинным и главным законоучителем в кадетском корпусе. В 1818 г. он был зачислен в соборные иеромонахи Александро-Невской Лавры. В этот период окончательно оформляются религиозно-философские воззрения Фотия.

С первого же года своей работы Фотий резко выступил против господствовавших в то время в дворянском обществе мистических учений, или, как он сам писал, "против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, Сионского Вестника и прочих". В автобиографии Фотий писал, что он получил "изведение свыше во сне и разных откровениях, что подобает ему изыти на подвиг против тайных всех обществ". Через своих учеников и почитателей Фотий собирал разнообразную информацию о деятельности масонских лож, мистических изданиях и пр. Им был составлен список из множества мистических и масонских книг, которые он поделил на “бесовские”, “еретические и антихристианские”, “революционные” и “масонские”. Как убежденный православный, Фотий отвергал книги "масонские и магические", а также те, в которых проповедовались идеи английского материализма и французского "вольнодумства и сквернословия", "ядовитая немецкая философия Канта, Фихте и Шеллинга”, “содержащие учения методистов и квиетизма”, гадательные книги, гороскопы, сонники и т.п. Особую неприязнь у Фотия вызывал А.Ф. Лабзин – известный масон, издатель журнала *Сионского Вестник*, а также писания Юнга-Штиллинга и проповеди И.Е. Госснера, в которых утверждалось, что сатана действует через официальную Церковь и священство.

Кроме того, Фотий выступил с резкими обличениями антиправославной деятельности Российского Библейского общества, которое распространяло под видом введения универсальной религии протестантскую и масонскую литературу, переводило Библию на литературный язык. Обличал он и деятельность сект скопцов, общества Е.Ф. Татариновой, проповедников мистических учений баронессы В.-Ю. Крюденер, И. Линдля, И.-Л. Фесслера, И.-Е. Госснера и др. При этом Фотий был убежден, что все эти явления возникли в результате того, что Александр I попал под сильное влияние участников масонского заговора Р. А. Кошелева (известный масон, «серый кардинал», консультировавший императора по религиозным вопросам с 1810 по 1823 г.), А. Н. Голицына (министр духовных дел и народного просвещения, который проводил экуменическую политику и внедрял протестантский мистицизм и масонство в сферу образования и культуры) и М. М. Сперанского (известный либеральный реформатор и мистик).

Встав на путь борьбы с масонством и сектантством, Фотий нажил себе многочисленных влиятельных врагов. Инспектор корпуса, в котором он преподавал, генерал И.В. Бебер, видный масон (он был "великим памятным мастером" ложи *Астреи", с его именем масонская традиция связывала посвящение Александра I в масоны и последующее негласное разрешение на работу лож) одним из первых распустил слух о том, что Фотий сошел с ума после того, как тот, сделав несколько копий с масонского устава и написав на нем: *Катехизис масонов, верующих в антихриста, дьявола их сатану*, раздал их кадетам.

В это время складывается весьма неоднородная по своему составу православная оппозиция (митрополит Михаил (Десницкий), архимандрит Иннокентий (Смирнов), графиня А.А. Орлова-Чесменская, П.А. Кикин, начальник канцелярии по принятию прошения на высочайшее имя, П.С. Мещерский – вице-президент Библейского общества, архимандрит Герасим (Князев, настоятель Московского Симонова монастыря, С.И. Смирнов, А.С. Шишков, С.А. Ширинский - Шихматов, секретарь – переводчик Московской медико-хирургической академии, духовный писатель, о. Михаил, священник церкви Ризы Спасителя Христа и др.), которая действовала конспиративно, пытаясь посильно противостоять наплыву мистицизма и масонства. Взгляды ее представителей в основном совпадали с позицией Фотия. Они считали Библейское общество антиправославным, уравнивающим Православие с другими конфессиями, масонами и мистиками, выступали против перевода Библии на современный светский язык взамен церковно-славянского. Действия приверженцев Библейского общества и князя А.Н. Голицына, как главы министерства духовных дел и народного просвещения, в котором дела православные велись наряду с делами католическими, протестантскими, магометанскими и еврейскими оценивались как опасная ересь, ведущая к революции, подрыву Православия и самодержавной монархии. Особое отторжение у них вызывало издание книг антиправославного содержания. Фотий, один из самых ярких представителей православной оппозиции, так характеризовал тогдашнюю духовную атмосферу: Іпротив Православия явно была брань словом, делом, писанием и всякими образами и готовили враги новую, какую-то библейскую религию ввести, смесь веры сделать, а Православную веру Христову искоренить.І

В 1819 г. на деятелей православной оппозиции начались гонения. Наставник и покровитель Фотия Иннокентий пропустил, как цензор, в печать книгу Е. И. Станевича, литератора, близкого к кругу А.С. Шишкова, "Беседа на гробе младенца о бессмертии души, тогда токмо утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении Веры и Церкви", в которой автор обличал с православных позиций «внутреннюю церковь» - мистические увлечения образованного обшества. С подачи кн. А.Н. Голицына Иннокентию был объявлен высочайший выговор от Александра I. Поначалу его отослали из столицы в Оренбург, с назначением епископом Оренбургским, но затем по просьбе княгини С. С. Мещерской, митрополита Михаила и епископа Филарета, Иннокентия назначили епископом Пензы и Саратова, но по пути туда он сильно заболел и, прибыв в Пензу, через несколько месяцев скончался. Станевич был выслан из Петербурга, тираж его книги уничтожен. Перед смертью Иннокентий порекомендовал Фотия в качестве духовного отца графине А.А. Орловой-Чесменской, камер-фрейлине, владелице огромного состояния, полученного от ее отца, графа А.Г. Орлова. Под духовным водительством Фотия графиня вскоре стала строго соблюдать обряды и предписания Православной Церкви, вести аскетический образ жизни. Главное же – она на протяжении всей своей дальнейшей жизни оказывала Фотию огромную материальную помощь в деле восстановления тех монастырей, настоятелем которых он в дальнейшем являлся.

В апреле 1820 г. Фотий прочитал проповедь "Бога бойтесь, царя чтите" в Казанском соборе. Ее направленность обратила на себя внимание директора департамента духовных дел А.И. Тургенева, сотрудника А.Н. Голицына, который, в результате, способствовал опале Фотия. Митрополит Михаил в июле 1820 г. предложил Фотию стать игуменом захудалого третьеклассного Деревяницкого новгородского монастыря, фактически удалив его из Петербурга в почетную ссылку. Весь 1821 г. Фотий был занят восстановлением монастырского хозяйства, полностью прекратив общественную деятельность. При этом ему помогала графиня Орлова-Чесменская, которая присылала в монастырь щедрые пожертвования, хлопотала о возвращении Фотия в Петербург, сообщала столичные новости. В следующем году ситуация изменилась: митрополит Серафим (Глаголевский) в январе 1822 г. возвел Фотия в архимандриты второразрядного Сковородского монастыря в Новгороде. В марте 1821 г. умер митрополит новгородский и петербургский Михаил. Новым митрополитом стал Серафим, который пригласил в Петербург Фотия, куда он и прибыл в апреле 1822 г. Благодаря влиянию и связям графини Орловой-Чесменской, знакомства с Фотием стали искать важные сановники. В мае 1822 г. Фотий познакомился с министром духовных дел и народного просвещения князем А.Н. Голицыным. Последний, поддерживая антиправославные течения, очевидно, решил "приручить" Фотия, дабы получить от этого определенные политические выгоды, часто встречался с ним, вел духовные беседы, переписывался с ним, называл его "духовным учителем" и "златоустом". В свою очередь, Фотий, по благословению митрополита Серафима, пытался повлиять на Голицына в православном духе, «обратить на правый путь» и принудить его отказаться от «потворства» масонам, сектантам, мистикам и Библейскому обществу.

Так или иначе, именно Голицын явился инициатором первой беспрецедентной аудиенции Фотия с Александром I. Она произошла 5 июня 1822 г. Аудиенции этой придавали большое значение, как Голицын, так и митрополит Серафим. Беседа шла "о делах веры и церкви", «злых тайных обществах». 1 августа 1822 г. в Александр I издал рескрипт министру внутренних дел В.П. Кочубею о запрещении масонских лож и тайных обществ на территории Российской империи. Эту меру традиционно связывают с внушениями, сделанными Фотием Александру I во время аудиенции.

21 августа 1822 г. Фотий был назначен архимандритом древнейшего в России первоклассного Юрьева монастыря, который был одной из древнейших русских обителей, основанных в 1030 г. Однако, к 1822 г. он находился в ветхом состоянии, братия его была малочисленна. С приходом Фотия все изменилось, монастырь стремительно обновлялся, поскольку А.А. Орлова-Чесменская жертвовала на монастырь гигантские деньги. Кроме того, Фотию удалось добиться значительной правительственной субсидии на восстановление монастыря. В этот период про Фотия и Орлову распространяют грязные сплетни, которые, к сожалению, нашли свое отражение в непристойных эпиграммах Пушкина.

В 1823 г. происходит знакомство Фотия с М.Л. Магницким, который к тому времени окончательно утвердился в Православии и стал активным участником православной оппозиции. В следующем году ее участники «переходят в наступление», что нашло выражение в «деле Госснера», которое послужило одним из поводов к отставке Голицына. Пастор И.-Е. Госнер был активным деятелем Библейского общества, вызывавшим особенное отторжение у православной оппозиции. Его книга «Евангелие от Матфея» была при попустительстве Голицына пропущена цензурой в мае 1823 г. В ней он обрушивался на обряды Христианской Церкви, объявлял их греховными, критиковал духовенство, как посредника между Богом и человеком. Главное же - в книге содержался открытый призыв к христианам не повиноваться властям, преследующим «истинных» христиан. В марте 1824 г. листы книги Госснера были выкрадены из типографии по распоряжению обер-полицмейстера и переданы Серафиму, написавшему опровержение на нее, которое было отправлено Александру I.

12 апреля 1824 г. Фотий, который был вызван еще в феврале митрополитом Серафимом в Петербург, посылает императору письма, под названием «Пароль тайных обществ или тайные замыслы в книге «Воззвание к человекам о поледовании внутреннему влечению Духа Христова» и «О революции через Госнера, проповедываемой среди столицы всем в слуху явно уже», в которых содержался разбор книги Госснера и некоторых других мистических изданий. Архимандрит писал царю: ІБог любит церковь нашу, тебя - царя и народа поэтомуоткрываю: можно весь план (составленный для свержения самодержавия и уничтожения православной церкви - ред.) разрушить.Граф Аракчеев все может исполнить, он верен, - и об нем мне открыто в виденииІ. Фотий настаивал на том, чтобы Александр I отдалил от себя Р. А. Кошелева и А.Н. Голицына, ликвидировал Библейское общество и министерство духовных дел и народного просвещения, передал Св. Синоду надзор за просвещением, запретил все секты и прекратил издание мистической литературы. Слова об А.А. Аракчееве были не случайны, к этому моменту он направлял действия православной оппозиции в нужное русло.

Таким образом, Фотий первым отправил царю послания, в котором обличалась вся та политика в религиозной сфере, которую Александр I проводил в течение почти всего своего царствования. Для этого требовалась горячая вера и незаурядное мужество, поскольку такого рода обличения могли закончиться для обличителя опалой и ссылкой. Однако царь прислушался к Фотию и отказал во встречах Р.А. Кошелеву. 17 апреля 1824 г. состоялась многочасовая встреча Александра I c митрополитом Серафимом, в ходе которой владыка повторил основные требования православной оппозиции, уже сформулированные в вышеупомянутом письме Фотия. 20 апреля Фотий был тайно вызван к императору и еще раз повторил свои обличения. Очевидно, что увещевания Фотия и Серафима сыграли определяющую роль в дальнейших событиях. 22 апреля Комитет Министров по докладу А.С. Шишкова, который действовал «параллельно» с деятелями Церкви, осудил книгу Госснера и отдал распоряжение о начале следствия над теми лицами, которые были виновны в ее издании. 25 апреля были изданы два указа: о высылке Госснера из России и о новом порядке цензуры, согласно которому не Голицын, а митрополит Серафим определял судьбу книг духовного содержания.

Попытка Голицына запугать Фотия, которому он направил угрожающее письмо, привели к тому, что 25 апреля 1825 г. в доме Орловой-Чесменской, Фотий предал анафеме князя, за оскорбление Церкви и Государя. Фотий вторично сильно рисковал, посколько право предавать кого-либо анафеме принадлежало лишь св. Синоду и он, таким образом, мог стать жертвой уголовного преследования. Однако Фотий лишь получил высочайший выговор, который последовал спустя почти два месяца, 14 июня, во время личной аудиенции у Александра I, когда Голицын уже потерял важнейшие посты.

Став главным действующим лицом православной оппозиции, Фотий направил Александру I еще несколько посланий, в которых обвинял в разрушительной деятельности тайные общества, прежде всего иллюминатов, и настаивал на осуществлении ранее сформулированных требований православной оппозиции («План разорения России и способ оный план уничтожить тихо и счастливо» , “План революции, обнародованный тайно, или тайна беззакония в книге “Победная повесть” , “Обозрение плана революции, или тайны беззакония, деемой ныне в России и везде”, “ Число зверино в Апокалипсисе 666”, “О действиях тайных обществ на Россию через Библейское общество”, “Открытие заговора под звериным апокалипсическим числом 666 и о влиянии Англии под тем предлогом на Россию”, “О революции под именем тысячелетнего царствия Христова, готовой в 1836 году в России через влияние тайных обществ” , “Дабы взять решительные меры к прекращению революции, готовимой в тайне” ).

15 мая 1824 г. князь Голицын был отстранен от должности министра духовных дел и народного просвещения, а само министерство было упразднено. Руководители Библейского общества лишились своих постов. Во главе министерства народного просвещения и главноуправляющим духовными делами иностранных вероисповеданий стал А.С. Шишков, православная часть отошла к синодальному обер-прокурору, а доклады Синода теперь должны были представляться через Аракчеева. 17 мая 1824 г. Александр I подписал рескрипт о сложении Голицыным звания президента Библейского Общества, на этом посту его сменил митрополит Серафим, который был назначен главным цензором всех сочинений и переводов, издаваемых на русском языке. За Голицыным оставался лишь пост главноуправляющего над почтовым департаментом.

Таким образом, реальная власть в сфере конфессиональных отношений, просвещения и цензуры перешла к представителям православной оппозиции. В дальнейшем именно их позиция оказала определяющее влияние на выбор политики в сфере образования и религии в царствование Николая I. Решающую роль в этих событиях сыграл архимандрит Фотий.

Последним деянием Фотия в последние годы царствования Александра I было участие, наряду с А.А. Аракчеевым, А.С.Шишковым и митрополитом Серафимом, в следствии по делу секты донского есаула Е.Н. Котельникова, появление которой было вызвано пропагандой Библейского общества. Секта была ликвидирована, а ее создатель закончил свои дни в Соловецком монастыре.

В царствование Николая I Фотий, выполнив свою миссию по защите Православия и Православной Церкви, сходит с общественной сцены и уединяется в Юрьевом монастыре. На первых порах новый монарх оказывал Фотию свое расположение. 6 февраля 1826 г. он объявил благодарность Фотию и разрешил ему писать лично государю обо всем в любое время. 12 апреля 1826 г. Николай I ликвидировал Российское Библейское Общество по представлению митрополитов Серафима и Евгения. Однако по его же повелению, «дело Госснера» было прекращено а его участники оправданы. Кроме того, с политической сцены были удалены ведущие фигуры православной оппозиции – А.А. Аракчеев, М.Л. Магницкий и др.

В 1827 г. император дал согласие на то, чтобы архимандрит Фотий пожизненно оставался настоятелем Юрьева монастыря. После утраты влияния Фотия на царя, после его сошествия с вынужденной для него политической сцены, его противники взяли над ним своего рода реванш, распространяя потоки клеветы, представляя его развратником, лжецом и лицемером, исказили и «демонизировали» в глазах большинства современников образ архимандрита. В глазах власти и общества Фотий был скомпрометирован. Сам Фотий не придавал грязным сплетням значения, положив все свои силы на восстановление Юрьева монастыря и введние монастырских правил по образцам древнего благочестия. Он ввел в монастыре общежитийный устав, предполагавший у братии общую трапезу и одежду, возродил древнее «столповое» пение, исцелял бесноватых, ввел хитоны в качестве монашеского одеяния. При этом Фотий еще более ужесточил к себе требования монашеской аскезы: наряду с ношением власяницы и вериг он подолгу уединялся в особом скиту, где проводил время в молитвенных подвигах рядом с приготовленным гробом, юродствовал, накладывал на себя обет молчания, не принимал пищи во время поста и т.д. Такого рода подвиги были необычными уже в то время.

К концу жизни недуги болезненного Фотия развивались все сильнее и сильнее. Несмотря на болезнь, Фотий продолжал вести крайне аскетический образ жизни, но 7 января 1838 г. он окончательно слег в постель и не вставал более. Умер он 26 февраля, во втором часу дня, на руках у своей духовной дочери, графини Орловой-Чесменской.

Архимандрит Фотий был погребен в Юрьевом монастыре, в усыпальнице в церкви Похвалы Богородицы. Орлова - Чесменская пережила Фотия более чем на 10 лет. При жизни Фотия она потратила на восстановления монастыря 700 тысяч рублей, а после его смерти потратила на дела благотворительности около 25 миллионов рублей. Перед смертью она приняла постриг под именем Агнии. Умерла она 5 октября 1848 года на 64 году жизни, в келье настоятеля Юрьева монастыря. Похоронили ее рядом с Фотием.

В годы богоборческой советской власти Юрьев монастырь был разорен, а в 1932 г. советский археолог М.К. Каргер осквернил прах Фотия и Орловой-Чесменской. Усыпальница была вскрыта, а останки разметаны по всему склепу. По преданию, верующие сохранили прах Фотия и погребли его в отдельной могиле, которая сохранилась по сей день.

Сочинения:

Архимандрит Фотий (Спасский). Автобиография Юрьевского архимандрита Фотия * *Русская старина. 1894. Т.81. № 3-5; Т.82. № 7, 9, 10; 1895. Т.83. № 2, 3; Т.84. № 7, 8, 11, 12; 1896. Т.87. № 7, 8.

Список литературы

Иоанн (Снычев), митр-т. Жизнь и деятельность м-та Филарета. Тула. 1994.

Карнович Е. Архимандрит Фотий. Настоятель новгородского Юрьева монастыря ** Русская старина. 1875. №№ 7,8.

Кондаков Ю.Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1802-1825). Санкт-Петербург. 1998.

Кондаков Ю.Е. Архимандрит Фотий (1792-1838) и его время. СПб., 2000.

Миропольский С. Фотий Спасский, юрьевский архимандрит ** Вестник Европы. 1978. №11,12.

Морошкин И. Архимандрит Фотий * *Русская старина. 1876. №10.

Попов К. Юрьевский архимандрит Фотий и его церковно-общественная деятельность * *Труды Киевской Духовной Академии. 1875. №№ 2,6.

Пыпин А.Н. Исследования и статьи по эпохе Александра I. Пг., 1916. Т.1: Религиозные движения при Александре I. 1916.

— Графиня часто посещала Фотия?

— Когда приезжала в Юрьев, бывала у него ежедневно. Она ни одной утрени не пропускала; отстоять службу и пойдет с Фотием в келью, да и сидит там до двух часов, а потом уходить на мызу обедать. Он ходил к ней редко. А когда на мызе бывали гости, Фотий никогда не являлся между ними, даже сердился и говорил, что от них один только мирской соблазн. У себя знатных людей он избегал, а при столкновения обращался с ними грубо, пренебрежительно. Однажды сидели мы дома — я и Фотин, приближенный иеромонах Фотия. Сам Фотий был в одной рубашке, со сборками на шее. Вдруг послышался скрип сапог, и в переднюю вошел генерал Набоков. Фотий выглянул в дверь и спросил:

— Кто там?

Увидя нас стоящими, он мигнул нам, что, мол, садитесь, много чести будет. Потом ушел на прежнее место. Набоков подошел к Фотию и сказал что-то на ухо.

— Нет, нельзя,— ответил он.

Снова пошептал гѳнерал и получил тот же ответ. Когда Набоков в третий раз нагнулся к Фотию, то он сказал:

— Это можно; Фотин, сведи их в ризницу.

После, как рассказывал нам Фотий, приезжала из Питера тайная советница и просила, чрез Набокова, посмотреть примечательности монастыря, а главное, побеседовать с Фотием или даже взглянуть на него. В личном свидании он отказал и объяснил такими словами: «Я не кот заморский, чтобы на меня смотреть; я знатных боюсь, как ежей колючих».

— А с графиней Фотий обращался мягко?

— Нет, довольно грубо. Скажет: «Чадо, подай мне книгу!» Она принесет, да не ту. Он сунет ей книгу под нос и закричит: «Дай ту, которая на комоде лежит!» Или придет со службы усталый, изнемогший; опустится на диван и прикажет графине: «Сними сапоги». Она стащит. «Чулки сними», опять крикнет.

— Как умер Фотий?

— Он болел долго. У него все тело было в ранах, которые, по словам его, образовались от вериг. Раз будто бы пришел он в церковь во имя Всех Святых, вдруг огонь опалил его и сжег полу мантии. Тут он оповестил о близкой своей кончине.

— Скучала, конечно, графиня по Фотии?

— Не без того. Она ведь верила в него, как в святого. После часто приезжала в Юрьев и подолгу жила на мызе. Графиня любила садоводство и содержала для этой цели вольных рабочих. Нанимались девушки, с мая до августа, для чистки дорожек, поливки и поления. Девушкам графиня платила по восьми рублей в месяц жалованья и дарила платочки. Мужчины получали вдвое больше. Она терпеть не могла пьяных и женатых. Когда бывала дома, то следила за людьми с балкона, в подзорную трубу; но мы все-таки удирали. Сами оденемся в мундиры, девушек нарядим в рубахи, шляпы— и махнем с мызы в Юрьевскую слободку. Выходила графиня из дома в два часа и гуляла по садам, аллеям, рощам. Встретит кого-нибудь за работой, понравится ей ловкость и проворство работника — сейчас подарок; свернет кредитку в трубку и скажет: «Нако тебе карамельку, только не говори никому и не хвастай». Если кто провинится в чем, тому наказаний никаких не делала, а только объявить: «Уволься». Вины она мало за кем признавала, разве узнает о чьей-либо женитьбе — того и года не продержит.

Графиню все любили и трудились зато добросовестно; да и было над чем работать. Чего только не росло у нее на мызе: в оранжереях — персики, абрикосы, виноград, груши, сливы; в теплицах — огурцы, салат, шампиньоны; в парниках арбузы, дыни. По смерти ее монастырь сдавал эти угодья в аренду за шесть тысяч рублей, а теперь от них и следов совсем мало. Остались рощи, но без пользы заглохли. Верхний этаж дома, на мызе, отдается дачникам, а в нижнем помещается монастырская богадельня. Амбары, кладовые, конюшни пустуют и рушатся. Есть два сада, но такие ли, как прежде были; снимают арендаторы в лето за 50—100 рублей. А сколько, бывало, кормилось пришлого люда, сколько раздавалось пособий — графиня добрая была. С прошениями принимала каждый день. На похороны давала по 5-15 рублей, погорельцам — 30-50 рублей. Это выдавала графиня лично, а милостыней распоряжался дворецкий — по четвергам и субботам. Когда выходила из церкви и встречала нищих, то непременно спрашивала, получили ли они в известные дни графскую лепту (В субботу по 50 коп., а в четверг — 30 коп.). Кроме того, в монастыре бывали обязательно даровые обеды — для благородных с шампанским, а для бедных попроще. Обеды назначались в праздники Георгия, Воздвижения, Михаила-Архангела, Феоктиста, Неопалимой Купины и в память Фотия, дядей и теток. На обедах сама графиня присутствовала, но ела мало и пила житный кофе, да красное вино с водой.

Ныне ничего этого не стало, ныне ломтя хлеба еле выпросишь. Не жалела графиня денег, лишь бы была при ней церковь и молитва. Она ежедневно ходила на службу к ранней, поздней обедне, к вечерне, всенощной; любила зычные голоса. В этом деле отличались иеродиакон Михаил, певший сильным басом; Кифа пел на все голоса. Евтихий и архимандрит тоже пели громко и приятно.

— Долго жила графиня после Фотия?

— Десять лет. Она почувствовала себя дурно в церкви пред тем, как собиралась в Питер. В коляске нашли шкатулку и духовное завещание на вечный капитал, процентами с которого монастырь пользуется. Ее отнесли на полотне в дом; там она попросила у горничной воды, выпила и скончалась. На мызе графиня лежала три дня в гробу, обложенном кованной парчей, а потом тело стояло в Георгиевском соборе двенадцать дней.

— Правда, что графиня была пострижена?

— Правда. В этом я лично убедился, когда помогал нести гроб: она лежала в черном монашеском платье. Да ее и на панихиде вспоминали Агнией и поминали шесть недель монахиней. О пострижении не так хлопотала она сама, как двоюродный брат ее. Монахиней она не должна была иметь никакого ценного имущества, вот брат и старался постричь ее, чтобы отобрать от нее имения и все то, что было подарено ею монастырю. Гробницы Фотия и графини поставили в церкви на поду, но вскоре это запретили; тогда весь пол в церкви опустили на законную глубину, сделали так, что и в земле, да на земле. Обе гробницы покрыли одним серебряным покровом, но тоже не позволили. Ох, греховные были дела. Теперь, слава Богу, все миновало. Монастырь живет в мире, согласии, ни в чем не нуждается.

Фотий, архимандрит, известный церковный деятель эпохи Александра I (1792—1838), в миру Петр Никитич Спасский, родился в Спасском погосте Новгородского уезда, где его отец был дьячком при приходской церкви. В1814 г. Фотий кончил новгородскую семинарию и перешел в петербургскую духовную академию, которую, однако, был принужден оставить в следующем году по болезни. Пользуясь расположением ректора академии, архимандрита Филарета, Фотий в 1815 г. занял должность преподавателя александро-невского училища. В 1817 г. Фотий осуществил давно созревшее у него намерение и постригся в монахи, получив вместе с тем должность законоучителя во 2-м кадетском корпусе. Будучи монахом, Фотий вел жизнь настоящего аскета — постился, носил вериги, ходил в летней одежде зимой, возводя такое подвижничество в жизненное правило для себя. На этой почве Фотий скоро расстроил свое и без того слабое здоровье. У него начались галлюцинации. По словам Фотия, его посещали «бесы», стремившиеся коварным образом соблазнить и ввести его в грех. Подвижнический образ жизни и строгое православие Фотия скоро сделали его имя известным в широких кругах петербургского общества. В корпусе на уроках закона божьего, в храмах во время своих проповедей он неустанно обличал модных тогда «мистиков, масонов, иллюминатов и методистов», производя страстностью речей сильное впечатление на своих слушателей. Одна из таких проповедей, произнесенная в 1820 г. в Казанском соборе, послужила причиной перемещения Фотия в Деревяницкий монастырь, настоятелем которого он был назначен. К этому времени относится знакомство Фотия с А. А. Орловой-Чесменской, занимавшей влиятельное положение при дворе и обладавшей громадным состоянием. Это знакомство, скоро приведшее Орлову-Чесменскую к полному подчинению Фотию, оказало огромное влияние на его дальнейшую судьбу. С помощью этой «дщерь-девицы» Фотий, возведенный в сан архимандрита, был переведен в 1822 г. настоятелем Сковородского монаетыря. В этом же году он был вызван в Петербург, где был встречен своими почитателями, как страдалец за веру. Заручившись симпатиями тогдашнего министра духовных дел и народного просвещения князя А. Н. Голицына, ловкого царедворца и человека, пользовавшегося давним расположением Александра, Фотий через Голицына был представлен государю. Милостиво принятый им, Фотий в этом же году был назначен настоятелем первоклассного Юрьевского монастыря. Связи и богатства Орловой-Чесменской, которая была преданнейшей его поклонницей и, по словам известной эпиграммы Пушкина, принадлежала ему «грешною плотию», наконец успехи в столице сильно способствовали росту честолюбия Фотия, желанию играть роль в обществе и «непомерной духовной гордости» его. Занятое Фотием положение послужило причиной привлечения его к сложной политической интриге, имевшей конечной целью удаление Голицына. Голицын стоял на дороге у Аракчеева, не желавшего разделить с кем-либо близость и симпатии Александра. Оставаясь в тени, Аракчеев привлек к этой интриге митрополита Серафима, адмирала Шишкова, Магницкого и Фотия, причем именно последний и был избран для нанесения удара Голицыну. Являясь защитником чистого православия и обличителем модного тогда в русской церкви мистического направления, пользовавшегося покровительством Голицына, Фотий повел яростную кампанию против министра, обвиняя его в иллюминатстве и чуть ли не в потрясении государственных основ. Интрига увенчалась успехом. 15-го мая 1824 г. Голицын был уволен от занимаемых им должностей. Борьба с Голицыным, с мистическими течениями, утвердившимися в церковной жизни, а также в области народного просвещения тогдашней России, борьба, наконец, с библейским обществом, возбуждавшим против себя особенно сильную ненависть узких националистов, приверженцев старины и блюстителей чистоты православия, показала, что христианские добродетели Фотия великолепно уживались в нем с мирской суетностью и качествами, мало свойственными истинным христианам. Фанатик, изувер, неразборчивый в средствах борьбы со своими врагами, лично бескорыстный, но знавший цену деньгам, заносчивый, лукавый, временами льстивый, любивший популярность и желавший играть роль в государстве, Фотий является истинным сыном своего времени. Со смертью Александра Фотию не пришлось больше принимать участия в «большой» политике. Его жизнь протекала в стенах Юрьевского монастыря, который стараниями Фотия и деньгами Орловой-Чесменской был обновлен, расширен и сделан одним из самых богатых монастырей России.