Старец отец Алексий Мечёв. Отец Алексий Мечев – городской старец

Годы жизни святого праведного старца Алексия Мечёва : 1859 — 1923.

Вся его жизнь была связана со служением в московских храмах. Служил вначале псаломщиком в Знаменской церкви .



С 18 ноября 1884 года — диакон церкви великомученика Георгия в Лубянском проезде .

С 19 марта 1893 года — священник храма св. Николая в Кленниках на Маросейке , в котором прослужил до конца жизни.


Это был один из самых маленьких храмов Москвы, в котором было очень мало прихожан. Несмотря на это, ввёл в церкви ежедневное богослужение, 8 лет служил в пустом храме почти в одиночестве. Один батюшка говорил ему : " Как не пройду мимо твоего храма, всё у тебя в колокола звонят. Захожу в середину - пусто. Ни чего у тебя здесь не выйдет, понапрасно звонишь ". Как-то однажды по делам благотворительности в Москве оказался святой праведный Иоанн Кронштадский , проходя мимо храма по Маросейке он и зашёл в храм к отцу Алексию. Пожаловался отец Алексий святому праведному отцу Иоанну, что народ к нему не приходит. Иоанн Кронштадский и говорит: " Ты жалуешься на скорби и думаешь - нет на свете горя больше твоего, так оно тебе тяжело. А ты будь вместе с народом, войди в чужое горе, возьми его горе на себя и тогда увидишь, что твоё несчастье мало, незначительно в сравнении с общем горем, и легче тебе станет ".

Постепенно священник получил известность как добрый пастырь, в храме становилось всё больше прихожан, со временем сформировалась одна из самых известных в Москве православных общин. По воспоминаниям верующих, его проповеди были просты, искренни, трогали сердце глубиной веры, правдивостью, пониманием жизни.



В нижнем жилом этаже храма открыл церковно-приходскую школу, устроил приют для сирот и неимущих. В течение 13 лет преподавал Закон Божий в женской гимназии Е. В. Винклер (был известен как добрый наставник, стремившийся, чтобы его ученики стали верующими людьми, а не получали формальные знания).

Способствовал возрождению древнерусской иконописи, благословив на писание икон свою духовную дочь Марию Николаевну Соколову (впоследствии монахиня Иулиания).

Был близок к оптинским старцам.



После кончины жены и встречи с св. Иоанном Кронштадтским сам получил известность как старец (хотя и не принимал монашества, оставаясь приходским священником в сане протоиерея ). Был скромным и прозорливым человеком.

В советское время его дважды вызывали на «собеседование» в ОГПУ (в конце 1922 и 30 марта 1923 года), ему запрещали принимать верующих. Не был подвергнут репрессиям только из-за тяжёлой болезни .



В мае 1923 года уехал отдыхать в Верею (в Наро-Фоминском районе Московской области России ) , где и умер. Был похоронен в Москве на Немецком (Введенском) кладбище, на его похороны собрались многие верующие столицы.

Заупокойную литургию и отпевания совершал архиепископ Феодор (Поздеевский) , а в похоронах принял участие и сам Патриарх Тихон (оба архиерея были только что освобождены из заключения ).


Причислен к лику святых в августе 2000 года. Тогда же был канонизирован его сын и преемник в качестве настоятеля храма Сергий Мечёв .


Алексий (отец) и Сергий (сын) Мечёвы


Они особо почитаются в храме св. Николая в Кленниках, где есть придел во имя святого праведного Алексия и священномученика Сергия Мечёвых .




В 2001 году совершилось обретение мощей святого праведного Алексия Московского и перенесение их в храм св. Николая .

Алексий и Сергий Мечёвы

Из слов старца Алексия Мечёва:

- Много нужно понести скорбей, чтобы научиться молиться. Сердце пастыря должно расшириться на столько, чтобы оно могло вместить в себя всех нуждающихся в нём .

Молитва святому праведному Алексию Московскому Мечёву

О всечестный и преблаженный отче наш Алексие, дивный старче Московский и всея Церкве Российския похвало и радование! Велию любовь ко Господу имея, заветы евангельския непреложно исполняя, душу твою за паству полагал еси, милующим сердцем болезнуя о всех, просящих твоея помощи. Приими малое сие моление наше, и яко в земном житии твоем отирал еси всяку слезу, облегчал еси всяку скорбь, так и ныне, милосердый молитвенниче и ходатаю наш, возьми тяготы, болезни и скорби наша, исполни страждущая сердца радостию, умоли Человеколюбца Бога о прощении безчисленных прегрешений наших, да очистив душу покаянием, к деланию доброму приступим. Ей, старче благий, буди и нам пастырь добрый, наставляя на стезю спасения, да молитвами твоими безпорочно преидем путь жития нашего и обрящем Отечество Небесное, идеже ты со ангелы и всеми святыми предстоиши Престолу Святыя Троицы, славяще Безначальнаго Отца со Единородным Его Сыном и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Его Духом во веки веков. Аминь.

В день памяти , настоятеля храма святых мучеников Флора и Лавра, что на Зацепе, об этом любвеобильном старце-простеце вспоминают сослужители, чада и соработники в подвиге воссоздания святыни.

Священник, для которого богослужение не прекращалось

, настоятель храма Спаса Преображения на Болвановке, благочинный Москворецкого благочиния:

Отец Всеволод Шпиллер, в то время настоятель храма святителя Николая в Кузнецах, говорил тогда клирику своего храма:

Этим все сказано. Это священник, для которого богослужение не прекращалось.

Дар священнической благодати

, клирик храма святителя Николая в Кузнецах:

В Николо-Кузнецкий храм я пришел молодым человеком, только что принявшим Святое Крещение. Устроился сторожем. Однажды меня попросили что-то отнести в алтарь. Шла служба. Просьба была неотложная, поэтому я тихонечко приоткрыл диаконскую дверь - и вдруг, увидев батюшку Алексия, явственно ощутил то, чему тогда еще даже не знал названия. «Как же у него на службе хорошо!» - подумал я. Потом, особенно когда я уже сам стал священником, чувство осязаемой благодати множество раз переживал в алтаре, но впервые со мною им поделился отец Алексий.

Пока батюшка еще служил в Николо-Кузнецком храме, я некоторое время мог слушать его проповеди. По сравнению с речами тех отцов, кто служил в этом храме и собирал вокруг себя обширную паству самой прогрессивной молодежи, слова отца Алексия были более чем простыми. Я даже не всегда все мог расслышать, батюшка иногда говорил не очень четко. Но проповеди его были очень теплыми. Народ прямо тянулся к нему - у меня так и остался перед глазами образ пастыря и такой доверчивой, многолюдной, но тесно собирающейся вокруг него паствы. С какой же любовью он всегда обращался к своим прихожанам! Сам батюшка был уже в возрасте, и его окружали в основном те из Николо-Кузнецкого прихода, кто был постарше. Его любовь запечатлелась в моем сердце. Это очень теплый человек.

​Однажды, спустя много лет, когда я уже был священником и преподавал в воскресной школе, я показывал детям слайды. Достать их тогда было сложно - выручила подборка созданных в Московской Патриархии к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Это была дата, к которой удалось сделать то, чего раньше не позволяли. И вот я проецирую на экран очередной кадр. Вижу священника у престола - и замираю... Это же отец Алексий в алтаре нашего Николо-Кузнецкого храма! Меня снова пронзило то чувство призывающей к священству благодати.

Его любовь запечатлелась в моем сердце

Потом батюшка перешел в храм святых мучеников Флора и Лавра. Когда встречались, он словно преображался, как-то сразу весь переключался на тебя и принимал с большой радостью. Свет от общения с ним остается в памяти.

Господь ему открывал людские судьбы

, староста храма святых мучеников Флора и Лавра:

С батюшкой мы встретились еще в храме святителя Николая в Кузнецах. Я пришла туда трудиться в 1985-м году. Когда вскоре началась подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси, меня избрали помощником старосты. Помню, сядем там за трапезу, а отец Алексий:

Храм мучается, храм мучается!

Батюшка, кто мучается? Где мучается?

Храм мучается, - отвечает, - станки бум-бум-бум...

А я не могу понять: про что он?

Несмотря на то, что отцу Алексию было легче добираться до Николо-Кузнецкого храма от метро Новокузнецкая, он избегал этой станции, поскольку ее вестибюль, обрамленный сквером с фонтаном, устроен на месте разрушенного храма в честь Параскевы Пятницы. Дочерям батюшка показывал следы источника, посвященного святой: если выйти на платформу станции из последнего вагона, следующего из центра, то можно увидеть, как по перекрытию между последними колоннами сочится вода...

Сам отец Алексий всегда, еще будучи клириком Николо-Кузнецкого храма, проезжал эту станцию мимо, а выходил на Павелецкой. Там же обычно, правда, с другого выхода, поднималась и я, направляясь сразу к храму святителя Николая в Кузнецах. А батюшка, оказывается, облюбовал другой выход и сворачивал в противоположную сторону, каждый раз подходя сначала к некогда украшавшему слободу храму святых мучеников Флора и Лавра. Он обходил его вокруг, точно крестным ходом, - молился. Вслушивался не в созерцательную тишину, а в бряцанье механизмов... Оттого-то и печаловался вслух:

Мучается храм...

Тогда это некогда величественное, а при безбожной власти - изуродованное здание со сбитым куполом, превращенное в штемпельно-граверную, с грохочущими станками, фабрику, люди и не воспринимали как храм:

То ли планетарий, то ли театр какой? - ехали-шли мимо, торопясь, и недоумевали.

А батюшка-то знал, что это за храм и кому он посвящен...

Дело в том, что в 1960-м году отец Алексий в день Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна был рукоположен во диакона к храму святых мучеников Флора и Лавра города Каширы Московской области митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем), а потом, в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла, тот же архиерей его рукоположил во иерея и причислил к тому же храму. Но по семейным обстоятельствам батюшка там остаться не смог.

Вернувшись в Москву, пошел в резиденцию к Патриарху Алексию I, а Святейший на его просьбу о назначении ответил:

Куда ж я тебя возьму? Ты у меня двадцатый.

Батюшка молился о новом назначении у иконы святого мученика Трифона в храме иконы Божией Матери «Знамение» у Рижского вокзала. Вскоре его определили в храм пророка Божия Илии в Обыденском переулке, там заболел священник. А когда тот через восемь месяцев поправился, перевели в храм Пимена Великого на Новослободской. Там была икона Божией Матери «Всех скорбящих Радость», о которой настоятель храма Пимена Великого, отец Борис Писарев, рассказывал, что она из храма святых мучеников Флора и Лавра, где он служил регентом в 1931-1934 годах. Потом, когда, прослужив в храме Пимена Великого 16 лет и чуть меньше еще в храме Николы в Кузнецах, отец Алексий, помня о своем рукоположении к храму святых мучеников Флора и Лавра в Кашире, где он не смог остаться, возьмется возрождать разоренный храм этих мучеников у Павелецкого вокзала, эта старинная икона вернется в родной храм. Ей тут посвящен главный престол. Потом здесь, в главном приделе «Всех скорбящих Радость», батюшку и отпевали.

Но началу возрождения храма предшествовал такой случай…

Это произошло в 1987-м году, за три года до передачи Церкви храма святых мучеников Флора и Лавра на Зацепе.

Духовенство и представителей общины Николо-Кузнецкого храма пригласили в исполком Москворецкого района, там тогда председательствовал Владимир Петрович Новокщенов, который нам и объявил:

Будем готовиться к 1000-летию Крещения Руси... Не упадем в грязь лицом!..

Это когда храмы уже были в жутком состоянии, власти спохватились, что вот-вот зарубежные делегации нагрянут… Но ни о каком улучшении положения даже действующих церквей тогда еще никто из верующих даже спрашивать не решался. Как вдруг встал батюшка Алексий и, теребя в руках скуфейку, обратился:

Владимир Петрович, у тебе в Замоскворечье всего один храм?! Ты думаешь открывать еще храмы?

Для отца Алексия, который уже долго молился у разоренного храма на Зацепе, это был выстраданный вопрос. Он, может быть, не был силен в дипломатии, - говорил от сердца, по существу.

Возникла пауза.

По тем временам было еще неясно, чем такое слово может обернуться: совсем недавно священников ссылали, расстреливали, с них брали всяческие подписки, душили налогами, чуть что - отбирали регистрацию, без которой нельзя было служить...

Настоятелю Николо-Кузнецкого храма отцу Владимиру Рожкову стало не по себе:

Батя, что ты, сядь... - дернул он за рясу никогда не снимавшего ее отца Алексия.

Наталья, думаешь храмы открывать?! Давай!

Просто нельзя было дать зависнуть ранее сказанному слову в воздухе - и батюшка так непринужденно обратился ко мне. Я послушно откликнулась готовностью действовать, правда, тогда даже такого привычного уже всем оборота, как «открыть храм», у нас еще не было на слуху. Поэтому мне, признаться, тогда не совсем было понятно: а что открывать? Дверь, окно?!

Батюшка в этом смысле был новатором церковного лексикона, предложив «открыть храм».

Рядом с отцом Алексием постоянно чувствовался Дух Божий

Рядом с отцом Алексием постоянно чувствовался Дух Божий. Работа по восстановлению святынь, по воссозданию самих душ человеческих просто кипела.

Когда отец Алексий успевает спать, мы просто не знали: с открытием церкви святых мучеников Флора и Лавра бабушки понесли ему копеечки и прилагали записки с именами сродников, за которых пастырь, днями работавший над приведением храма в порядок, читал по ночам Псалтирь. Часто у него были просто опухшие глаза - не поймешь: не то не выспался, не то так со слезами вымаливал души, - а скорее всего и то и другое.

Батюшка был бессребреником. Что ему ни принесут:

Спасибо-спасибо. Я уже подержал - теперь тебе, - возвращает подарок.

Только ему кто-то цветы вручит:

Матери Божией! - тут же передает.

Ничего себе не оставлял. Жил более чем скромно.

Как не позволял вокруг себя нагнетать и никакого ажиотажа. Помню, еще в Николо-Кузнецком храме к нему подбегает какая-то женщина:

Батюшка, когда вы исповедуете?

Мы, матушка, исповедуем каждый день.

Да нет, когда именно вы?

Матушка, исповедь у нас ка-аж-дый день.

Отец Алексий был очень строгих правил. С себя прежде всего и взыскивал. Во всем был аскетичен. Не любил внимания к своей персоне.

Для нас многое из того, что отец Алексий еще тогда понимал, только позднее стало открываться. Помню, осаждаем его:

Батюшка, повенчай. Они нам много по храму помогали...

Да не буду я их венчать, - отворачивается он.

Мать, ну, не будут они жить, - тогда прямо он мне все и объясняет, - не могу я их венчать.

Господь ему открывал людские судьбы. Проходит всего-то десятилетие с небольшим, брак распадается. Батюшка это еще с самого начала знал. Также, бывало, придет к нему пара за благословением, а он его отдельно благословит, ее отдельно, а вместе их не благословляет - и всё! Проходит несколько месяцев, выясняется, что жених пьющий, и семья рада-радехонька, что дочь не связала с ним свою жизнь.

В этом году в день памяти отца Алексия у нас служит митрополит Истринский Арсений (Епифанов). Он был у нас в ноябре прошлого, 2017, года, посмотрел на завершение росписи храма (тогда еще не был расписан притвор) и сказал:

Вот закончится батюшкин проект по росписи храма, и мы отслужим по отцу Алексию панихиду.

Вечная память.

Истовый молитвенник

, настоятель храма Иверской иконы Божией Матери на Большой Полянке:

Помню, как я, будучи семинаристом, встречал отца Алексия в Свято-Троицкой Сергиевой лавре. Он там проводил редкие свободные часы в Троицком храме, у мощей преподобного Сергия.

Отец Алексий запомнился всем как очень ревностный священник. Он всегда определенно знал, что и как должно в Церкви происходить. Для тех, кто переступал порог храма впервые, эти конкретные установки упрощали в иных случаях затягивающийся процесс воцерковления.

Батюшка производил яркое впечатление своей народностью. Он, будучи носителем традиции, - что не могло не быть востребованным после десятилетий госатеизма, когда народ стал возвращаться к Богу, - просто дневал и ночевал в храме, принимая обращающихся.

Батюшка производил яркое впечатление своей народностью

Сразу после рукоположения я служил вместе с ним в храме святых мучеников Флора и Лавра. Тогда храм еще был неустроен. Батюшка его подвижнически восстанавливал. Вокруг него собралась столь же по духу ревностная крепкая община.

Батюшка Алексий - истовый молитвенник, а для священника это главное, поскольку он по призванию возглавляет молитвенное собрание.

Как отец Алексий до сих пор помогает

, регент храма святых мучеников Флора и Лавра, старшая дочь отца Алексия:

Помню, как мы пришли в 1991-м году на первое Крещение в храм святых мучеников Флора и Лавра. Идет батюшка, следом я. А здесь еще была фабрика с охраняемой территорией, огромные собаки бегали. Отец Алексий, невзирая ни на что, продвигается к храму с белым бидончиком, в котором Крещенская вода. Сторож его останавливает:

Вы куда?!

Как куда? Я иду в храм Божий, - ответил батюшка, уже назначенный настоятелем, и, обойдя, под пристальным взглядом не смогшего ему воспрепятствовать сторожа, все старательно окропил.

Фабрика на тот момент отсюда еще не выехала. Директор предприятия ни в какую не хотел сдавать позиций, так и говорил:

Только через мой труп.

Он действительно вскоре скоропостижно умер.

Война с фабрикой была страшнейшая. Уже службы шли, а за стенкой станки все так же грохотали. Тут была металлография: линейки производили. Многое было как-то бесхозяйственно завалено.

Вход в храм поначалу был только через левый придел, где в окно был пробит вход и вставлена дверь. Там и начались первые богослужения, и храм стал, - это уже чувствовалось, - оживать.

При всем том обилии хлопот, которые сваливаются на настоятеля возрождаемого храма, батюшка старался не сокращать богослужения. Тогда, помню, по церковно возрождающейся Москве трудно было найти другое такое место, где поддерживали бы традицию чтения на блаженны , - разве что еще у отца Александра Куликова в храме святителя Николая в Кленниках на Маросейке я еще слышала эти тропари.

Надо сказать, что папа всю жизнь неукоснительно совершал полуношницу. Если, плохо себя чувствуя, просыпал ее, то сокрушался:

Я опух от сна. Проспал!

Он вообще ежедневно, даже если в этот день не служил в храме, дома полностью вычитывал суточный круг богослужения, который был введен в Смоленской Зосимовой пустыни, откуда был его духовник игумен Платон (Климов).

Батюшкина молитва очень помогала при жизни, и до сих пор мы ощущаем ее силу. Месяц назад к нам обратился один архиерей:

Вы не подскажете, где похоронен схиархимандрит Даниил (Климков), в народе он известен как архимандрит Серафим?

В Интернете можно прочитать, что он погребен на Котляковском кладбище. Но у Котляковского кладбища 80 участков... На каком - неизвестно. Куда мы только ни обращались, - никто ничего не знает. Ищем уже в течение месяца, - безрезультатно.

Последняя надежда - на нашего настоятеля, - сказали тогда мы и поехали помолиться у могилы отца Алексия.

Уже неоднократно, когда у нас с поиском захоронений почившего духовенства возникали проблемы, мы обращались за молитвенной помощью к папе, и самые сложнейшие ситуации разрешались.

Подошли мы с одной монахиней к папиной могилке и на этот раз.

Ну, помоги нам, отец Алексий. Никак не можем найти...

Дальше события развивались следующим образом. 2 февраля текущего, 2018, года умирает отец Иоанн Слугин, исполнявший обязанности настоятеля храма святителя Николая в Подкопаях, его отпевают в храме Сошествия Святаго Духа на Даниловском кладбище. Там же, где у этого храма упокоен и наш папа, ко мне вдруг сама подходит женщина лет 65-ти. Она была просто одета, но скорее на светский манер, чем как завсегдатаица храмов. А внутренний голос мне и повелел: «Спроси». Я у нее и спрашиваю:

А вы не знаете, где захоронен схиархимандрит Даниил (Климков), в народе известный как архимандрит Серафим?

Знать-то я не знаю, - признается она. - Но я вам точно могу сказать, на каком участке.

Так мы и нашли могилу старца. Папиными молитвами.

Почему меня тянуло в этот храм...

, настоятель храма пророка Божия Илии на Воронцовом поле, зять отца Алексия:

Однажды в храме святителя Николая в Кузнецах, где уже служил отец Алексий, в начале 1980-х годов затеяли ремонт и обратились в Данилов монастырь, где я тогда трудился, за советом насчет звонницы. В свое время сотрудники прокуратуры, занимавшей здание нынешнего ПСТБИ, потребовали замуровать, по крайней мере фанерой, арки колокольни, выходящие в их сторону. Вокруг звонницы вообще тогда нахлобучили какую-то избушку, которую теперь, к празднованию 1000-летия Крещения Руси, снесли, и надо было наладить звон. Пока я там возился, перевешивая колокольчики, мне понадобились пассатижи. Принести-то мне их принесли, а вот относить мне их пришлось уже самому. Стучусь в указанную мне дверцу, она открывается - и выходит отец Алексий с такой сияющей, довольной улыбкой, как будто он только меня всю жизнь и ждал. А я вручаю ему тогда эти пассатижи...

После мои знакомые, прихожанки Николо-Кузнецкого храма, приглашали меня туда на службу. Приходя, я всегда уже искал глазами отца Алексия.

Потом я на два года уезжал с родителями в командировку. А уже в 1989-м году, вернувшись, поступил в семинарию, и вскоре вдруг узнаю, что открылся храм святых мучеников Флора и Лавра на Зацепе! А меня всегда в него тянуло. Я даже пару раз умудрился проскользнуть мимо того забулдыги-матерщинника, который сидел там на вахте и, если замечал, набрасывался:

Куда?! Пошел вон!

А однажды я даже до алтаря там дошел, захожу...

Ты как сюда попал?! - уставились на меня перекуривавшие рабочие. - Кто тебя пустил?!!

И с криками, устроив скандал, выгоняют меня оттуда. Все это сейчас вспоминается, как какой-то страшный сон.

Это сейчас моей дочери Лизе снятся сны, как она стоит там, в храме, а из алтаря два мальчика в желтых стихариках выходят: брат Леша и Дима (ставший уже иеромонахом). И вдруг откуда-то сверху отец Алексий, - тоже в золотом облачении, в митре, спускается… У нас были совсем другие сны, с другими действующими лицами…

Не знаю, может, это у меня тогда была какая-то генетическая тяга, - мои предки жили в том районе. Бабушка по отцу, помню, мне так и говорила, что это храм «Лавры -Флоры », - так его скороговоркой называли еще при батюшке Царе в народе. Так что когда его открыли, я просто пустился туда.

А кто там служит? - спросил буквально на бегу.

Отец Алексий Зотов! - прокричали мне.

О! Я его знаю!

Примчался, помню, ворота нараспашку, хотя раньше всегда были закрыты. Я увидел дверцу слева и зашел в нее. Этот придел уже был освобожден. На полу стояли тазы с песком, а в них - свечки. Алтарная перегородка была кирпичной, с накинутыми занавесками. На полу - дешевая, как в общественных туалетах, плитка. Но на голых стенах я, приглядевшись, уже увидел бумажные иконки. А главное - было это ни с чем не сравнимое ощущение спокойствия.

Всё! Меня уже постоянно тянуло в этот храм. Я тогда иподиаконствовал у владыки Ювеналия (Пояркова), помогу ему за литургией, а потом прямо пешком из Новодевичьего монастыря, мимо Донского, - где зайду поклонюсь, - потом также в Даниловом, - и вот я уже здесь, на Зацепе.

Вместе с батюшкой Алексием мы бодро разгребали завалы в храме. Я-то был молодым, а батюшке уже более 60 лет было. А то рассказывают, осталась в памяти такая картина: идет батюшка чуть ли не со своей ровесницей, и вместе они несут огромное бревно. Он и плиты сам мог ломать. В них такая крепость, стойкость была, в этом уже практически ушедшем или уходящем довоенном-военном поколении. На неделю я уезжал на учебу в семинарию в лавру, и каждый раз, возвращаясь на выходные, изумлялся, как много успел сделать за время моего отсутствия отец Алексий.

Помню, как мы там все с ним заботливо громили, ломали, вычищали. Там же всюду были эти межэтажные перекрытия втиснуты, а на этажах межкомнатные перегородки, шинкующие ныне освобожденное пространство на клетушки. Мы это все разбирали. Отец Алексий тогда буквально жил в храме, только раз в неделю ехал домой, чтобы переодеться, и снова - за работу. Службы тогда служились не каждый день, потому что при сломе стен пыль, бывало, стояла столбом.

К тому же храм был отравлен: отходы гальванического цеха - щелочь, кислоты - сливали прямо в воздуховоды под пол. Мы как-то раз ковыряли-ковыряли завалы, а там свод, ткнули - воздуховод. Так он весь зеленый оказался - забит купоросом. Помню, как потом стоял там, на дне ямы, и лопатой сгребал эти слежавшиеся отходы, - метра три так пришлось снять. Бабушки-пенсионерки трудились там целыми днями, все это своими руками выносили. Потом выметали, мыли.

Батюшка Алексий был очень любвеобильным пастырем

А после мы все вместе расчищали чердак: что там творилось, это ужас! Когда в 1950-е годы там громили колокольню, ее обломки просто побросали на чердак, - как он при этом не обрушился на работников разместившегося там производства, - загадка. Более того, в подкупольном пространстве у них была устроена столовая, - так все эти советские годы они битую посуду кидали туда же, на чердак. Как будто все эти красные рейдеры осознавали, что они - временщики. Мы просто несчетное количество мешков всего этого хлама спустили с чердака.

Батюшка Алексий был очень любвеобильным пастырем. Молитвенником. Потом, окончив семинарию, я в его храме трудился: алтарничал, пономарил, пел на клиросе, - здесь со своей будущей матушкой, младшей дочерью отца Алексия Ольгой, и познакомился. Батюшка нас благословил венчаться, мы породнились, - но это уже другая история.

«Объятия Отча»

, регент храма святых мучеников Флора и Лавра, младшая дочь отца Алексия:

О папе у меня написана книга, которая еще ждет своего издания. Я только расскажу, как он попал в храм Флора и Лавра и как он уже покидал нас.

Владыка, я ни в чем не чувствую себя по жизни виновным, кроме того, что не был до конца верен тем святым, в чей храм был назначен в первые годы моего служения, - сказал он тогда еще молодому епископу Арсению (Епифанову) спустя 30 лет после того, как оставил свой первый храм в Кашире.

По благословению Святейшего Алексия II папа в 60 лет получил указ о назначении его в храм святых, перед которыми чувствовал себя должником.

Трудился здесь не покладая рук.

Потом, если у батюшки и бывали отпуска, он их проводил как трудник в Свято-Троицкой Сергиевой лавре. Очень дорожил тем, что ему благословлялось читать акафист у мощей преподобного. В редкие свободные дни тоже старался выбраться в лавру. Причем ехал туда всегда натощак. Как и исполнял какие-либо требы: если кто-то его просил причастить болящего или умирающего на дому, батюшка шел сразу же, не откладывая; если его приглашали к определенному часу, допустим, к 4-м, к 5-ти, то до этого времени отец Алексий ничего не вкушал.

Самая страшная тягота для священника обычно - не успеть напутствовать отходящего.

Незадолго до смерти папа мне сказал:

Когда я умру, тебе не придется за меня краснеть. Я в этой жизни ни перед кем не виноват.

А в другой раз заверил не волноваться по его кончине, так как он «все за себя прочитал», имея в виду Евангелия, которые читаются над гробом священнослужителя.

Когда храм был уже восстановлен, читая во время крестного хода в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла, на 50-летие своей иерейской хиротонии, слова Спасителя, обращенные к покаявшемуся апостолу Петру: егда бе юн, поясашеся сам, и хождаше, аможе хотяше, егда же состареешися и воздежеши руце твои, и ин тя пояшет, и ведет, аможе не хощеши (Ин. 21, 18), - папа положил свою руку на грудь, точно показывая, что эти слова относятся к нему.

Он всю жизнь искал монашества

Он всю жизнь искал монашества. На монашеский путь его еще в юности благословил преподобный Кукша Одесский. Но когда счастливый кандидат в послушники вернулся к своему духовному отцу, игумену Платону (Климову), выходцу из Смоленской Зосимовой пустыни, прошедшему тюрьмы и лагеря, - тот, ответив, что храмы вновь будут открываться и надо спасать людей в миру, благословил его жениться...

Когда родилась первая дочь, Лена, папа с мамой решили исполнить свое желание жить как брат с сестрой. Но духовник отец Платон благословил еще родить чадо. Так на свет появилась я, - и потом уже родители исполнили свое намерение.

Надо сказать, что папа, при всем его аскетическом складе, очень любил детей - во внуках души не чаял. Во время чтения Евангелия на крестном ходе мог дать внучке подержать митру, а внука-алтарника обогреть лаской:

Мой милый, какой ты хороший, большой стал, со свечкой выходишь...

Эта любвеобильность и доброта, которой папа щедро делился отнюдь не только со своими ближними, но и со всеми и каждым, точно и сам отверзая «объятия отча», сочеталась в нем с молитвенной собранностью. Отец Платон, благословляя его жениться, назначил ему и монашеское правило, которое папа неукоснительно всю жизнь исполнял, вставая часа в четыре или в начале пятого утра.

Когда папа, уже в наши дни, общался со своим крестником, владыкой Тихоном (Шевкуновым), то, бывало, говорил ему:

Я тебя крестил, а ты меня постриги!

Неотступно из раза в раз заводил разговоры о монашестве и с владыкой Арсением, когда он приезжал в наш храм или батюшка бывал у него.

Потом, уже в слове на отпевании папы, митрополит Арсений отметил, что отец Алексий преставился в Неделю о блудном сыне, когда Церковь единственный раз в году поет известный по чинопоследованию монашеского пострига седален «Объятия Отча».

Этим Господь засвидетельствовал, что Он принял его намерение, - сказал архиерей.

Побольше рыбы

, внук отца Алексия Зотова:

Мы хотели поехать с папой в г. Печоры. Пред поездкой заехали с мамой на кладбище к покойному дедушке, протоиерею Алексию. Я зашёл в храм, пока мама читала кафизму. Подошёл я к могиле, а мама сказала: делай руки, как под благословение, и попроси, чего тебе нужно. А в этот момент я очень хотел есть. И стал просить: дедушка, помоги мне, чтоб у папы в дороге было побольше рыбы. И действительно, у папы была рыба.

Бывая на Долгом озере, несколько раз приходилось слышать рассказы о трагической судьбе священника о. Алексея, служившего в храме села Зажупанье до 1950-х годов. Вот воспоминания о нем внучки его, Иванюк Ларисы Алексеевны, записанные мной 28 сентября 2002 года на пороге дома покойного батюшки.

Родился отец Алексий (Маслов Алексей Данилович) от благочестивых родителей в деревне близ г. Троицк Челябинской области в 1879 году. Семья была сугубо верующей. Еще в детские годы мальчик был отдан в обучение портняжному делу одному мастеру - немцу. Находясь до 17 лет в этой семье Алексей сумел изучить немецкий язык, так что впоследствии зачатки оного были преподаны им своим сыновьям.

Годам к восемнадцати случилось Алексею заболеть страшной сибирской язвой, на тот момент почти неизлечимой. Болезнь достигла такой степени, что юношу уложили на пол, где было легче переносить страдания, поскольку у него открылся жар. Алексей истово молился Богу о сохранении жизни и уже начинал терять надежду, как ему явился чудный старичок, спросивший его – хочет ли он жить? Алексей ответил, что «да», и во исполнение воли Господа, если тот оставит ему жизнь, он посвятит последующие дни свои исключительно Богу и Православию. Старичок ответил: «Запомни свои слова», и с тем скрылся.

Долго ли, коротко, излечение Алексея состоялось. Помня свой обет, он начал собираться в далекий путь, в Киево-Печерскую лавру, где можно было получить высшую Божественную благодать.

Простившись со своими родителями, братьями и сестрами, получив на дорогу 5 рублей денег, двинулся он в дальнюю сторону, проходя от города к городу, от села к селу. По пути, чтобы не погибнуть с голоду, молодой человек обшивал людей, приютивших его. Учение немецкого портного очень пригождалось во всей жизни о. Алексия.

Благополучно добравшись до знаменитой Лавры и обойдя могилы угодников, Алексий вступил в христолюбивые беседы с братией. Некоторые из Святых отцов поведали страждущему, что для достижения истинного Боголюбия есть и другие места, более строгие. Идеальным местом уединения, по их мнению, является Валаам, и что юноше, исполненного духа благочестия, следует двинуться туда, в пенаты Германа и Сергия Валаамских, в Святые скиты на Ладожском озере.

Окончив молитвы в Святой Лавре, Алексей двинулся известным образом на север, в вожделенные его духу места. Настоятель и братия Валаамского монастыря приняли его в свою обитель, где Алексий вознамерился пройти необходимые степени послушания. Побыв некоторое время на острове, Алексей был отправлен служителем на Василеостровское подворье, в столицу. Тут он нес послушание, связанное с пошивом священнической и монашеской одежды. - Дело знакомое с детства.

Истово прикипев к Богу, Алексей в деле духовной жизни пользовался советами о. Илии, пребывавшего на том же подворье. Приходилось бывать у о. Илии дома, где он познакомился с его сестрой, ставшей со временем женой отца Алексия.

В революционное лихолетье, в 1918 году, безбожники опубликовали Закон об отделении Церкви от государства. Народ не сумел отстоять свои Святыни. Закрылись монастыри, прекращалось служение в храмах. В этой обстановке молодой семье пришлось спасаться в Троицк (о. Илия отбыл в Тверскую губернию).

На родине о. Алексия пробыли до 1933 года, когда власти, начавшие очередные гонения на труженников, обвинили семейство о. Алексия в неуплате налогов и, описав дом, выгнали его на улицу. Оставшиеся без всякого имущества в отчей стране они с Божьей помощью добрались до г. Павловска, где проживал брат супруги о. Алексия. Сердобольная родня приютила беженцев в отечестве. Проживали немалым семейством в 12-метровой комнатке. Ввиду бедствия и возраста пошли работать подросшие дети.

Отец Алексий трудился на фабрике им. Володарского (угол Мойки и Гороховой). Сыны приобрели разнообразные специальности. Двое шили, как и батюшка, один работал в сберкассе, а один пошел по химическому делу, окончив соответствующе учебное заведение. - Это отец рассказчицы.

В годы войны четверо сынов о. Алексия служили на фронте. Батюшка молился за них, и трое вернулись живыми. Лишь Вениамин погиб на Невском Пятачке. Старший, Константин, дошел до Берлина, где служил какое-то время переводчиком, переняв умение отца общаться на немецком языке. Сын Виктор служил летчиком.

Жизнь о. Алексия в войну была не легкая. Павловск фактически вошел в прифронтовую полосу. Пригородные дворцы и храмы подвергались разрушению. Было голодно. Тем не менее, на оккупированной территории немецкие власти начали политику воцерковления русского народа. Особую роль в новой христианизации сыграла вновь образованная Псковская Православная миссия, открывшая в нашем Северо-западном крае около 400 храмов, закрытых нечестивцами. Для службы в них привлекались уцелевшие после репрессий священники и командировались таковые из эмигрантов. В этих условиях о. Алексий обратился к военному коменданту г. Павловск с прошением о прииске какого - нибудь прихода для проведения служб и собственного прокормления. Разрешение на выезд было дано и давало свободное передвижение в пределах всей Ленинградской области.

Зная, что в приходе Заручья служит о. Илия, батюшка направился к нему в сослужение. В то время в Заручье существовало 2 храма, старый и новый. В старом, деревянном, в 30-е годы завели клуб, а новый, построенный в 1860-е годы Богоносной семьей Государя Императора, еще сохранял частицы благолепия, оставшиеся от времен ареста последнего священника. Тут и служили с миром, окормляя верующих округи. Известно, что в 1942 г. были открыты храмы в Козьей Горе, Новоселье, Сижно, Пенино. В это же время о. Алексий перебрался в вакантный приход села Зажупанья, где на высокой горе высился красавец-храм во имя Архангела Михаила. Некогда крестьяне округи имели обычай на поляне перед ним устраивать ярмарки с каруселями и качелями. Где-то, по сказу стариков, была старинная часовня с чтимыми крестами. Ее в неведомые годы уничтожили атеисты. Была часовня со Святынями в Филёво.

С Божьей помощью привели в порядок внутреннее убранство и начали служить. Окормление паствы о. Алексием отличалось особой добросовестностью. Каждый страждущий получал от него Божественное слово и утешение. Так продолжалось до 1952 года.

В это время в окрестностях Зажупанья промышлял в должности фининспектора некий Васька из д. Столбово. Он был известен пристрастием ко лжи и горячительным напиткам. Сделав значительную растрату казенных денег и предчувствуя приближение расплаты за содеянное, задумал он черное дело – убить священника и изъять у о. Алексия квитанции за аренду храмовой земли и имеющуюся наличность в счет покрытия долгов. Для этого он с сообщниками вырубил близ обрыва озера прорубь и пригласил батюшку на тайное венчание. Ничего не подозревавший о. Алексий, собрав необходимое, двинулся за злоумышленниками узкой береговой тропой. В укромном месте Васька крикнул: «Бей попа». Иван Елисеев (сообщник нечестивца) достал топор, но не решался произвести задуманное, тем более, что батюшка увещевал их, что они берут величайший грех на душу. Подвергшись дьявольскому наваждению, христопродавцы набросились на священника и убили его. Тело несчастного о. Алексия было сброшено в пучину вод.

Далее преступники вернулись в Зажупанье, в дом о. Алексия, и приступили пытать престарелую его супругу, которой на тот момент было 80 лет от роду. Следователи насчитали на ее теле 30 ножевых ранений. От этих нечеловеческих мучений бедная женщина скончалась. С нею же была убита Мария, верующая, помогавшая по хозяйству.

В виду того, что приход Зажупанья после войны был совсем беден, денег бандиты изъяли немного, всего 300 рублей.

Преступление раскрыли на 3-й день. Об этом писали в учебнике криминалистики, но ничего не писали о преступлениях против Церкви Христовой. – Они неисчислимы. В округе Зажупанья были богатые храмоздатели. Основной из них жил в д. Перегреб. Имущие, строившие храм, подверглись испытаниям и сгинули в лагерях и спецпоселениях. Известны убийства многих священников. До времен революций во всей округе, в местностях современного Сланцевского района, служили более чем в 20 храмах.

Васька, прибыв в тюрьму нашел смерть от рук заключенных. - Так они выразили свое возмущение за содеянное им. Хоронить его не стали ни жена, ни сестра. Иван же отбывал 25 лет наказания без права возврата в Ленинградскую область. Рубивший прорубь старик из деревни Китково был стар и сумел уйти от следствия.

Могилки о. Алексия, его супруги и убиенной Марии находятся у алтаря храма, в озерную сторону. На каменном основании креста начертано: «Дорогим родителям, погибшим 22.12.1952 года». Этот памятник был осквернен безбожниками. Сначала разбили черный каменный крест в навершии, затем унесли срединную часть с именами. Сегодня стоит остов с эпитафией, а на нем металлический крест. Место обнесено оградой.

Оставленный храм утерял последний крест на шатре колокольни. Остов иконостаса выжжен хулиганами. Кирпичи, напитанные влагой, осыпаются вниз. Староста церковной общины, сегодня покойный, сделал предупредительные надписи на стенах. Общине не под силу произвести восстановительные работы. Некогда о. Алексий, пока были силы, самолично производил ремонт. Лет его жизни было 73.

Сентябрь. 2002.

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-11

«Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам Слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их.» ()

Верующим москвичам хорошо знакомо имя прозорливого батюшки протоиерея и его сына протоиерея Сергия, настоятелей храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке. Два-три десятилетия назад еще встречались люди, лично общавшиеся с отцом Алексеем, и его имя с благоговением поминалось не только в Москве, но и в далекой Средней Азии и в Прибалтике, где совершали священническое служение духовные дети старца. Промыслом Божиим быстротекущее время не удалило, а приблизило к нам батюшку. В 1990 году храм святителя Николая, закрытый в 1932 году, был возвращен Церкви, и вновь образовавшаяся маросейская община ощущает свою преемственную связь с духовными чадами отца Алексея и отца Сергия. Теперь мы имеем возможность прочесть в печатных изданиях те воспоминания о маросейских пастырях, которые более полувека передавались из уст в уста, переписывались от руки, перепечатывались на машинке. Особенно ценны для нас уже выдержавшие два издания “Жизнеописание московского старца ”, составленное его духовной дочерью, выдающимся иконописцем монахиней Иулианией (Марией Николаевной Соколовой), и роскошно оформленный третий том из серии “Русское Православие XX века” , вместивший огромный материал из архива другой духовной дочери отца Алексея, Елены Владимировны Апушкиной, имевшей счастье дожить до его публикации.

Особая роль отца Алексея в истории Русской Церкви заключается в том, что он осуществил на практике идею “монастыря в миру” , создал православную общину, которая после его кончины выдержала испытание временем и в эпоху жесточайшей борьбы государства с религией служила закваской христианского образа жизни, свидетельствуя верой и любовью к Богу и людям о вечной евангельской Истине. Для отца Алексея не было отвлеченным учением, сводом жестких правил или культурной традицией, оно было для него жизнью, и он мог с Апостолом сказать “уже не живу я, но живет во мне Христос” (). К этой жизни во Христе он приобщал свою паству, тщательно вникая в сущность и душу каждого человека, объемля каждого своею милующей любовью, беря на себя горе и тяготы всех. Этот опыт воспитания любовью и сейчас бесконечно дорог и необходим нам, и для того, чтобы его усвоить, мы должны внутренне сблизиться с личностью батюшки, сердцем войти в ту жизнь, которую он прожил. Ради этого предлагаем читателю краткий биографический очерк, составленный на основании опубликованных трудов о блаженном старце.

Жизнеописание протоиерея Алексея Мечева

Протоиерей Алексей Мечев родился 17 марта 1859 года в благочестивой семье Алексея Ивановича Мечева, регента митрополичьего хора Чудова монастыря в Кремле. А. И. Мечев был сыном священника Коломенского уезда Московской губернии и в детстве был спасен от гибели на морозе самим святителем Филаретом Московским, который сделал мальчика своим воспитанником. Святитель Филарет следил за жизнью семьи Мечевых и не раз показывал прозорливость в отношении сына регента, будущего отца Алексея. Само рождение отца Алексея произошло при молитвенном содействии Святителя. В день памяти святого Алексия человека Божия он совершил Божественную литургию в Алексеевском монастыре и обратил внимание на своего любимого регента, убитого горем. Узнав, что у Алексея Ивановича умирает в родах жена, святитель Филарет утешил его словами: “Помолимся вместе… милостив, все будет хорошо. Родится мальчик, назови его Алексеем в честь празднуемого нами сегодня святого Алексия человека Божия”. И отец Алексей всю жизнь благоговел перед памятью святителя Филарета, вспоминал его заботу об их семье, считал его высочайшим образцом пастырства и сам следовал примеру Святителя в своем самопожертвовании и безжалостной к себе требовательности при исполнении пастырского долга. В домашнем быту Мечевых формировался характер будущего “народного батюшки”: здесь царили любовь и радушие, открытость, гостеприимство, готовность поступиться своими удобствами ради пользы ближнего; двухкомнатная квартирка всегда была полна народом, так что у маленького Лени никогда не было своего угла, он с детства привык быть на людях, неизменно оставаясь простодушным и мирным .

Учился будущий батюшка сперва в Заиконоспасском училище, а затем – в Московской Духовной семинарии. Желая отдать себя на служение людям, он собирался после семинарии поступить в университет и стать врачом, но мать желала видеть его священником, и юноша из послушания матери принял на себя обязанности псаломщика при церкви Знамения Божией Матери на Знаменке. Тут ему пришлось много претерпеть от настоятеля, который сурово обращался с псаломщиком, оскорблял и даже бил его. Кроткий Алексей сносил все с терпением и впоследствии благодарил Бога за то, что дал ему пройти такую школу, а своего настоятеля, отца Георгия, вспоминал как учителя с большой любовью.

В 1884 году Алексей Мечев женился на Анне Петровне Молчановой и вскоре был рукоположен в диакона. Рукоположение состоялось в Никитском монастыре, и молодой диакон получил назначение в церковь святого великомученика Георгия, что в проезде Политехнического музея.

Отец Алексей любил свою семью. Анна Петровна также нежно любила мужа, вполне его понимала и сочувствовала во всем, была ему первым помощником на пути к Христу, ее дружескими замечаниями он дорожил и слушал их так, как иной слушает своего старца; тотчас исправлял замеченные ею недочеты .

19 марта 1893 года диакон Алексей Мечев принял сан священника. Рукополагал его преосвященный Нестор, управляющий Московским Новоспасским монастырем. С этого дня вся жизнь отца Алексея неразрывно связана с маленьким храмом святителя Николая в Кленниках в самом центре Москвы, в начале улицы Маросейки, где он тридцать лет нес подвиг иерейского служения.

Духовная жизнь большинства малых московских приходов тех лет была подобна каменистой бесплодной почве: богослужение совершалось здесь не каждый день, его редко кто посещал, прихожане говели обычно раз в год великим постом, скорее следуя обычаю, чем влечению сердца. Приступая к пастырскому служению, отец Алексей Мечев поставил перед собой ясную цель – устранить образовавшийся разрыв между народом и Богом, умягчить человеческие души, сделать их способными к восприятию богатейшего сокровища православной литургической и аскетической традиции. Возвращая людям сокровище святоотеческого духовного опыта, молодой священник начал с того, что установил в своем храме ежедневное совершение утрени и литургии сначала только утром, но вскоре дополнил его и вечерним богослужением. “Мне хотелось дать Москве, – говорил впоследствии батюшка, – один храмик, где каждый верующий именинник при желании мог бы услышать в день своего Ангела величание своему святому” . Подлинное воцерковление прихода не могло совершиться мгновенно, на это требовались годы смиренной молитвы иерея о вверенных ему Господом душах. По признанию самого отца Алексея, он восемь лет ежедневно служил литургию при пустом храме. И сила его любви растопила лед равнодушия. О том, какова эта любовь, свидетельствует один случай, имевший место в начале его пастырства. В самый канун Рождества Христова его пригласили причастить больную. По окончании утреннего богослужения батюшка тотчас отправился по оставленному адресу. С трудом отыскал он где-то на чердаке маленькую ободранную комнату, совершенно пустую. Здесь лежала тяжело больная женщина, а около нее сидели и ползали на полу бледные, полуголодные дети. Эта крайняя нищета потрясла отца Алексея. Он пришел прямо из храма, при нем были деньги и, уходя, он не задумываясь оставил там свой кошелек. Домой вернулся без копейки. Домашние стали просить денег, чтобы купить что-нибудь к празднику. Сделав вид, что крайне занят, батюшка велел обождать; между тем сам впал в раздумье: правильно ли он поступил, ничего не оставив для себя… там дети и тут дети; там – нищета и здесь – бедность. Он стал усердно молиться. Опять просят денег, велит обождать. Уже под вечер, незадолго до начала всенощной, раздался звонок: принесли денежный пакет и записку с просьбой поминать таких-то и таких-то родственников. Батюшка был поражен этой милостью Божией за оказанную милость, и как сам навсегда утвердился в вере, так и в других потом укреплял веру в никогда не дремлющий Промысл Божий .

Любовь отца Алексея, соединенная с глубочайшей верой и молитвой, не только подвигала его отдавать последнее нуждающимся, но была способна на нечто значительно большее: она имела дерзновение исхитить из рва погибели отчаявшегося в себе человека. Примером может служить такой случай: “Как-то после ранней обедни, в будний день, подошел к батюшке пьяный, оборванный человек, весь трясущийся, и, едва выговаривая слова, обратился к батюшке: «Я совсем погиб, спился. Погибла душа моя… спаси, помоги мне… Не помню себя трезвым… потерял образ человека…». Не обращая внимания на его омерзительный вид, батюшка совсем близко подходит к нему и, любовно заглядывая ему в глаза, кладет на его плечи руки и говорит: «Голубчик, пора нам с тобой уже перестать винцо-то пить». – «Помогите, батюшка дорогой, помолитесь». Батюшка, взяв его за правую руку, ведет к амвону и, оставляя его там, уходит в алтарь. Открыв завесу царских врат главного Казанского придела, торжественно распахивая царские врата, начинается молебен, величественным голосом произнося: «Благословен наш…» и, взяв за руку грязного оборванца, ставит его рядом с собой у самых царских врат. Опускаясь на колени, со слезами начинает усердно возносить молитву Господу Богу. Одежда оборванца была настолько порвана, что тело обнажалось, когда он, по примеру батюшки, клал земные поклоны.

По окончании молебна батюшка трижды осенил крестом несчастного и, подавая ему просфору, три раза его поцеловал.

Через непродолжительный срок к свечному ящику подошел прилично одетый мужчина и, покупая свечу, спросил: «Как бы увидеть отца Алексея?». Узнав, что батюшка в храме, он радостно заявил, что желает отслужить благодарственный молебен. Вышедший на амвон батюшка воскликнул: «Василий, да это – ты»?! С рыданием бросился к его ногам недавний пьяница, прослезился и батюшка, начал молебен. Оказалось, что Василий получил хорошее место и прекрасно устроился” .

Постепенно об отце Алексее все больше и больше узнавали труждающиеся и обремененные, ищущие поддержки и утешения. На Маросейку, в храм святителя Николая в Кленниках потянулись богомольцы со всей Москвы, батюшку стали приглашать на требы в разные концы города. Во все праздничные и воскресные дни батюшка произносил поучения, обычно на темы дневных Апостольских и Евангельских чтений или жития празднуемого святого. В устах отца Алексея Слово Божие приобретало всю присущую ему Божественную силу, проникало в сокровенные тайники души и вызывало ответный отклик в чувствах вины и покаяния. Батюшка располагал людей к регулярному причащению, более частому, чем было принято в приходских храмах. Он неустанно напоминал родителям об их долге по отношению к детям, долге нравственного воспитания и постоянной заботы, учил всех любви к Богу, близкому и милосердному, и ради Него – любви к ближним, самоотверженной, жертвенной любви, которая начинается с внимания к себе, с борьбы с собственными недостатками и распространяется затем на тех, с кем сводит нас Господь в повседневной жизни. есть энергия и двигатель христианства, а разум есть только рабочая сила у сердца, – считал батюшка. Быть с людьми, жить их жизнью, радоваться их радостям, печалиться их скорбями, – вот в чем видел он назначение и уклад жизни христианина, а особенно пастыря . Приводим выдержки из некоторых проповедей и бесед отца Алексея:

“…Со слезами прошу и молю вас – будьте солнышками, согревающими окружающих вас, если не всех, то семью, в которой Господь вас поставил членом.

Будьте теплом и светом для окружающих; старайтесь сперва согревать свою семью, трудитесь над этим, а потом эти труды вас так завлекут, что для вас уже будет узок круг семьи, и эти теплые лучи со временем будут захватывать все новых и новых людей и круг, освещаемый вами, будет постепенно все увеличиваться и увеличиваться…

Господь говорит: «доколе Я в мире, Я – свет миру». Этим Он говорит, что наш долг – светить другим.

А между тем сами мы ходим во тьме, не только уж не светим другим, поэтому мы должны обращаться к Господу, просить у Него помощи, потому что мы, как бы сильны ни были, какие бы преимущества ни имели, – мы все-таки без Бога – ничто; и потом у нас великое множество грехов, и потому мы сами не можем достигнуть того, чтобы светить и согревать других…” (Из проповеди на неделю о слепом, 1919).

“…Бывают минуты, когда очень хочется какому-нибудь человеку помочь, это несомненно Господь располагает так сердце на спасение другого; только будьте чистыми сосудами, чтобы Он мог через вас действовать и иметь орудием в Своих руках.

Господь и со креста не сердится, простирает к нам руки и зовет нас. Хотя все мы Его распинаем, но Он есть любовь и готов все нам простить. У нас иногда считается простительным, когда устанешь, раздражиться, или еще что (себе позволить), но при каких бы ты обстоятельствах ни находился, как бы ты ни устал или ни был болен, ты должен делать только так, как заповедал Христос…

Всех обнять любовью может только Господь, а потому полюбить всех мы можем только через Христа…

Священник должен принадлежать народу, приходите и берите, что у меня есть, все, чем я богат, а я богат службой церковной, слезами, о грехах все плачу…

Не надо сердиться на тех, которые тебя оскорбляют, они ведь ради своей злобы, ненависти и так удаляются от Бога, теряют, значит, все, потому что без Бога на что же годен человек, а тебе Господь дает случай спасти их, если сводит тебя с ними, а если так, значит они ведут тебя к Богу, в рай, к блаженству, можно ли сердиться на них?..

Мы должны подражать любви Божией. Случай сделать кому-нибудь добро – это есть милость Божия к нам, поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другому. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно становится на душе, чувствуешь, что так и нужно делать, и хочется еще и еще делать добро, а после этого будешь искать, как бы кого еще обласкать, утешить, ободрить. А потом в сердце такого человека вселится Сам Господь: «Мы придем к нему и обитель у него сотворим». А раз Господь будет в сердце, такому человеку некого бояться, никто ничего ему не может сделать…

Молитва – это важное и необходимое дело. Молиться нужно и можно всегда и везде. Как явится мысль какая, чувствуешь соблазн ко греху, видишь, что сейчас падешь, так и нужно обратиться ко Господу и к Божией Матери: «Владычице, помоги, мне хочется быть хорошим, помоги мне быть Твоим чистым сыном», и пока еще будем молиться, мысль злая исчезнет. А потом привыкнем и всегда будем молиться. Всякое дело нужно начинать с молитвы.

Мы не должны раздражать друг друга; когда видим, что человеку тяжело, нужно подойти к нему, взять на себя его груз, облегчить, помочь, чем можно; так поступая, входя в других, живя с ними, можно совсем отречься от своего Я, совсем про него забыть. Вот когда мы будем это понимать и молитву, тогда мы нигде не пропадем, куда бы мы ни пришли, и с кем бы ни встретились” (Из беседы на житие преподобного Макария Великого) .

Пастырский труд отца Алексея не ограничивался стенами храма, он вел также работу в Обществе народного чтения и открыл у себя церковную школу для беднейших детей своего прихода. Вокруг него сплотилось постепенно немало духовных детей. К десятилетию служения батюшки церковь святителя Николая в Кленниках была уже капитально отремонтирована усердием состоятельных прихожан, были приобретены новые, добротные облачения. Всякий входящий сюда чувствовал себя неожиданно попавшим в земной рай, где все ликует искренней, простой, святой радостью. Живым выразителем этой радости был сам батюшка, один его вид снимал с сердца весь лед мертвящего греха, разрушал все перегородки, разделяющие людей . Он стремился дать своим прихожанам то, что люди, жаждущие духовной жизни, искали и обретали в монастырях, он прививал любовь к богослужению и обучал суровой науке самоотречения, наставляя на путь деятельной любви к ближним.

В 1902 году отца Алексея постигло тяжелое личное горе, скончалась его матушка Анна Петровна, оставив четверых малолетних сирот. Впоследствии батюшка так вспоминал о пережитой им скорби: “Господь посещает наше сердце скорбями, чтобы раскрыть нам сердца других людей. Так было и в моей жизни. Случилось у меня большое горе: лишился я подруги жизни моей после многих счастливых лет совместной жизни. Господь взял ее и для меня померк весь свет. Заперся я у себя в комнате, не хотел выходить к людям, изливал свою скорбь пред Господом” . Из этого внутреннего кризиса убитого горем священника вывел кронштадтский пастырь, поставивший его на новое поприще служения людям. Близкая к отцу Алексею семья пригласила приехавшего в Москву отца Иоанна к себе в дом, и здесь состоялась встреча двух пастырей. “Вы пришли разделить со мной горе?”-спросил отец Алексей. – “Не горе пришел я разделить, а радость, – ответил отец Иоанн, – тебя посещает Господь; оставь свою келью и выйди к людям. Только отныне и начнешь жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь – нет на свете горя больше твоего, так оно тяжело тебе. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет”. Тут же отец Иоанн указал на молитву как на первое могущественнейшее средство в предложенном подвиге.

После первой встречи с отцом Иоанном отец Алексей имел случай и сослужить ему в одной из московских церквей. Благодать Божия, обильно почившая на отце Иоанне, по-новому осветила весь жизненный путь отца Алексея.

“Послушался я слов отца Иоанна – и люди предо мною стали другими. Увидел я скорби в их сердцах, и потянулось к ним мое собственное скорбное сердце; в их горе потонуло мое личное горе. Захотелось мне снова жить, чтобы утешать их, согревать их, любить их. С этой минуты я стал иным человеком: я воистину ожил. Вначале я думал, что делаю что-то и уже многое сделал; но после того, как пришлось увидеться с отцом Иоанном Кронштадтским, я почувствовал, что не сделал еще ничего” .

В раннем отроческом возрасте пришла к отцу Алексею на исповедь и стала его духовной дочерью Мария Соколова, осиротевшая дочь отца Николая Соколова, настоятеля храма Успения в Гончарах. С первой же исповеди девочка записывала слова батюшки и вела свой дневник постоянно до самой его кончины. Духовное окормление отца Алексея определило весь дальнейший жизненный и творческий путь Марии Николаевны, будущей монахини Иулиании, выдающегося иконописца и жизнеописателя батюшки .

Для сирот и детей неимущих родителей отец Алексей устроил приют и начальную школу в нижнем этаже своего храма; благодаря его заботам дети участвовали в жизни храма и впоследствии выходили в жизнь полезными работниками . Батюшка вел в своей школе уроки закона Божия, предпринимал летом вместе с детьми путешествие в Троице-Сергиеву Лавру. Общался с детьми у себя на квартире, всегда используя любовь и ласку как самое действенное средство воспитания.

О том, как умел батюшка, побеждая зло добром, воздействовать даже на революционную молодежь, свидетельствует эпизод, связанный с событиями 1905 года: “…в батюшкин храм во время утрени пришла целая толпа студентов. Батюшка был в алтаре и услышал мужские голоса, плясовые напевы. Вошедшие так бесчинствовали, что испуганный псаломщик едва окончил шестопсалмие. Кто-то посоветовал батюшке выгнать их, но он только горячо молился. Один из студентов отделился от товарищей и вошел в алтарь. Батюшка стоявший у жертвенника, быстро обернулся, ласково встретил безумца: «Как приятно видеть, что молодые люди начинают свой день молитвой… Вы пришли помянуть родителей?». Сраженный таким неожиданным сердечным обращением, вошедший оторопело пробормотал – «Да-а-а…».

По окончании утрени батюшка обратился к пришедшим со словом, в котором напомнил этой молодежи, стремящейся бороться за широкое счастье, о семье, о родителях, которые любят их, возлагают на них надежды, что когда они получат образование, то станут их кормильцами… Он говорил так от души, так искренне и любовно, что растрогал их, многие плакали; некоторые остались петь обедню, а потом стали его друзьями и богомольцами, а некоторые и духовными детьми. Они признались батюшке, что… пришли его «бить"… вошедший же в алтарь студент должен был спровоцировать скандал.

Через несколько дней с тем же намерением пришли курсистки, начали вызывающе разговаривать с батюшкой, стараясь всячески уколоть его, что-де вот он только служит, а надо бедным помогать… Результат был тот же. Батюшкина любовь победила их. Именно с этого времени, говорил батюшка, учащаяся молодежь стала посещать его храм” . Отец Алексей был совсем особенный человек, несравнимый ни с кем из современных ему московских пастырей. Он шел своим путем, шел путем высшим – путем любви. Он весь уходил теперь в чужое горе и в чужое страдание, растворяя свою печаль в общей скорби. Те, кто приходил к нему, чувствовали себя облегченными и обрадованными, несмотря на глубокое горе. Таинственным актом молитвы отец Алексей переносил на себя их беды, а им передавал свою благодать и радость, становясь для всех не только пастырем, не только отцом, но и заботливой матерью. В его нежном сердце людское горе переживалось очень остро и мучительно: проходили месяцы, годы, а он, обливаясь слезами и стеная, как от сильной физической боли, вспоминал прискорбные обстоятельства каких-то чужих и впервые им увиденных людей. Вокруг дома отца Алексея всегда толпился народ, – на лестнице, во дворе. Среди простых людей здесь появлялись профессора, врачи, учителя, инженеры, художники, артисты. Приходили к нему и инославные (армяне), и магометане, и иудеи, и даже неверующие. Одни приходили в глубокой тоске, иные – из любопытства, желая посмотреть на знаменитого человека, некоторые как враги, чтобы изобличить или задеть. И со всеми устанавливались свои особые, индивидуальные отношения. Каждый что-то от него получал. Многие навсегда связывали с ним свою духовную жизнь. Как много было таких, кто, однажды попав в храм святителя Николая в Кленниках, удерживался здесь навсегда. Именно так составилась Маросейская община, по разнообразию своему могущая сравниться с Россией: тут находили свое место все сословия, состояния, возрасты, профессии, степени развития, национальности. Без всяких формальностей, юридических связей и правил община существовала как тесно сплоченное целое, всякий, кто добровольно соединялся с ней, добровольно нес свои труды и жертвы на пользу общины .

“Маросейская община, – писал в 1924 г. отец Павел Флоренский, – была по духовному своему смыслу дочерью Оптиной пустыни: тут жизнь строилась на духовном опыте. Отец Алексей учил своею жизнью, и все вокруг него жило, каждый по-своему и по мере сил участвовал в росте духовной жизни всей общины. Поэтому, хотя община и не располагала собственной больницей, однако многочисленные профессора, врачи, фельдшерицы и сестры милосердия – духовные дети отца Алексея – обслуживали больных, обращавшихся к отцу Алексею за помощью. Хотя не было своей школы, но ряд профессоров, писателей, педагогов, студентов, также духовных детей отца Алексея, приходили своими знаниями и своими связями на помощь тем, кому оказывалась она потребной. Хотя и не было при общине своего организованного приюта, тем не менее нуждающихся или обращавшихся за помощью одевали, обували, кормили. Члены Маросейской общины, проникая во все отрасли жизни, всюду своею работой помогали отцу Алексею в деле «разгрузки» страждущих. Тут не было никакой внешней организации, но это не мешало быть всем объединенными единым духом” . В общине были люди, которые ежедневно ходили в церковь, и были люди, которые бывали в храме раз в год. Были люди, которые молились каждый день, и такие, которые молятся изредка. Были люди, уже готовые к монашеству, и люди, еще не вошедшие как следует в . Батюшка был всем для всех. Приходящий к старцу отцу Алексею сталкивался с силой, основанной на опыте и опытном познании себя и других. К этому опытному христианству он призывал всех.

О том, что получали люди от маросейского батюшки, в чем заключалось его окормление человеческих душ, свидетельствуют воспоминания его близкого друга, преосвященного Арсения Жадановского: “Милующая любовь – вот чем богат был отец Алексей, оттого-то так много уходило от него духовно исцеленных; оттого-то немало было у батюшки случаев обращения на путь спасения людей, которые, находясь в круговороте жизни, считали себя погибшими, отчаивались, не решались уже идти к обычному духовнику, а искали кого-то выдающегося, особенного, и это особенное они находили именно в отце Алексее.

Так, отец Алексей горел весь любовью, и если он не говорил о любви, то о ней свидетельствовали его взор, всякое движение. Своим отношением к людям он проповедовал то, что мы читаем на Пасху в трогательном Слове святителя Иоанна Златоуста : «Приходите все к великому Празднику Воскресения Христова – постившиеся и не постившиеся, пришедшие рано и в последний час, – все приходите, ничтоже сумняся. В этот великий день всем открыты двери Божественной любви». Далее, отец Алексей обладал здравым смыслом и проницательным умом, что дало ему возможность развить в себе большой духовный опыт, который в связи с его постоянным бодрствованием над собой проявлялся в умении лечить греховные язвы людей. Отец Алексей без слов понимал чувства всех обращавшихся к нему как к духовному отцу; он хорошо знал человеческие слабости и, не потворствуя им, как-то особенно осторожно, деликатно, нежно прикасался к душе каждого <…>

Руководить душой человека помогала отцу Алексею еще его прозорливость, основанная на том же духовном опыте. Когда он начинал говорить со своим собеседником, то последний замечал, что вся его внутренняя жизнь, с ошибками, грехами, может быть, преступлениями, известна до конца отцу Алексею, что его взор как-то физически видит все, не только отобразившееся во внешних событиях и поступках, но даже и не вышедшее из глубины помыслов и переживаний. Отец Алексей не только понимал и видел чужую жизнь, но способен был находить ее разгадку, неведомую часто самому пришедшему.

Отец Алексей не только умел говорить о симптомах душевных болезней и их глубоких причинах, но указывал и радикальные средства к их излечению.

Прежде всего он требовал покаяния, но не формального, а глубокого, искреннего и смиренного, со слезами, способного произвести перерождение, обновление всей внутренней природы грешника. Не любил поэтому отец Алексей исповеди по записке, а требовал сознательного отношения к своим поступкам, твердого намерения исправиться. «Виноватым всегда считай себя, – говорил он, – а других оправдывай».

Покаяться для батюшки значило, по слову апостола Павла, отложить прежний образ жизни ветхого человека и облечься в нового человека, созданного по Богу (; ). А так как такому покаянию часто мешает наша слабая, дряблая воля, парализованная дурными привычками и страстями, то на укрепление этой воли, по мнению отца Алексея, должен обращать внимание всякий желающий проводить жизнь во Христе…” .

Узы духовного родства связывали маросейского батюшку не только с настоятелем Чудова монастыря в Кремле, епископом Арсением, но и с великими светильниками Оптиной пустыни, прежде всего со скитоначальником отцом Феодосием и отцом Анатолием младшим (Зерцаловым), с которыми отец Алексей был знаком лично и о которых отзывался словами: “Мы с ним одного духа”. Отец Анатолий москвичей всегда посылал к отцу Алексею, а отец Нектарий однажды сказал кому-то: “Зачем вы к нам ездите, у вас есть отец Алексей”. О том, что московский городской старец делал одно общее дело со старцами монастырскими, свидетельствуют воспоминания Серафимы Ильиничны Стежинской, духовной дочери старца Варсонофия Оптинского . После смерти своего старца эта женщина тяжело переживала свое духовное сиротство. Об отце Алексее она ничего не знала. Однажды вечером, уже к концу всенощной, она зашла в храм Николы в Кленниках, встала перед Феодоровским образом Божией Матери и стала горячо молиться, чтобы Матерь Божия послала ей духовного отца и наставника. Служба кончилась, а она все стоит и не отводит взора от лика Царицы Небесной. Вдруг из-за Феодоровской иконы Богоматери появился отец Алексей, подошел к С. И. и, радостно благословляя ее, произнес: “Не скорби, завтра приходи ко мне на дом, будешь у меня жить, а я буду твоим духовным отцом”. С. И. приняла эти неожиданные слова как ответ на свою молитву и с тех пор поселилась у батюшки и служила ему до самой его кончины .

Гроза, разразившаяся в 1917 году, пробудила от духовной спячки все слои общества, народ пошел в храмы. Маленький храм в центре Москвы, где служил известный батюшка, все больше и больше принимал теперь под свой молитвенный покров людей, потерявших имущество, обеспеченность и почву под ногами, отчаявшихся, погрязших в грехах, забывших Бога. Они встречали здесь сердечную приветливость, сострадание и любовь, получали поддержку, входили в соприкосновение с Божественным светом, радостью и миром Христовым. В их души вселялась надежда на милость Божию . И не только отчаявшиеся шли сюда, но также и люди духовно развитые, ищущие старческого руководства. После закрытия Кремля настоятель Чудова монастыря владыка Арсений Жадановский благословил своих духовных чад, “чудовских сирот”, окормляться у отца Алексея и влиться в маросейскую общину. В эти годы причт храма святителя Николая в Кленниках пополнился молодыми ревностными священниками, среди них – отец Сергий Мечев , сын батюшки, принявший сан в 1919 году, отец Сергий Дурылин, отец Лазарь Судаков. Теперь каждый священнослужитель раз в неделю вел беседу в храме. Отец Алексей беседовал по понедельникам, разъясняя деятельный путь христианского подвига на примерах из жизни святых, а с конца 1919 года вел дополнительные беседы по средам у себя на квартире, делясь с собравшимися своим огромным личным опытом общения с паствой. Любимыми темами этих бесед были исповедь, покаяние, христианский брак, воспитание детей. Своих собратьев по алтарю батюшка неизменно предостерегал от формального отношения к человеческой душе.

Численный рост маросейской общины, пополнение ее “чудовскими сестрами” позволило отцу Алексею сделать свой приходский храм еще более похожим на “монастырь в миру”, ввести в нем уставное богослужение. Он поручил чудовским петь и читать в церкви и постепенно подвел богослужение в своем храме к монастырскому чину. О том, какое это имело значение для внутренней, духовной жизни прихода, прекрасно сказал в одной из своих проповедей сын батюшки отец Сергий:

“Мы знаем, что в наше время в значительной степени богослужение в приходских храмах искажено: одна праздничная служба, одно богослужение, похожее на другое, потому что все то, что затрудняет и не развлекает, выпускается, а взамен того вставляются совершенно не подходящие по ходу богослужения концертные песнопения, и из богослужения делается не приготовление к вечности, а к той же самой жизни, от которой должен бежать христианин, в отношении которой он должен «премирным стать"…

И вот батюшка, понимая все это, сделал то, что у многих прежде всего вызывает смущение и осуждение. Он понимал, что надо дать верующим богослужение настоящее, подлинное, не суррогат, не имитацию, богослужение вечное, заключающееся в богослужебном православном опыте. Без такого богослужения немыслимо и христианское делание. Здесь прежде всего берется не практика приходского храма или даже монастыря, а богослужение по тем книгам, по которым оно должно совершаться, и оно начинает совершаться изо дня в день, начинает совершаться и вечером и утром – при изумлении одних, смущении других и, может быть насмешках третьих, начинается подлинное приобщение к вечности через богослужение.

А затем начинается подлинная духовная жизнь, которая, казалось, не могла быть в миру. Батюшка работает над нами как духовник и как старец: он начинает работу духовного устроения, к которому стремились многие и многие русские люди и которое раньше они получали только в обстановке монастыря, и им казалось, что иначе быть не могло.

Батюшка исходил не из теории, а из жизни, из знания человеческого сердца. Он очень хорошо понимал жизнь и в своем духовном творчестве, в своем духовном созидании, которое он проявлял так неожиданно и часто не так, как бы мы хотели, – он исходил из подлинного знания человеческой души и той обстановки, в которую мы все поставлены” .

Пастырское служение отца Алексея простиралось далеко за пределы прихода святителя Николая. За советом к нему обращался святитель Тихон, Патриарх Московский, когда вставал вопрос о хиротонии кого-либо, поскольку старец знал всех. С его отзывом Святитель всегда считался, теперь же предложил взять на себя труд по объединению московского духовенства. Батюшка с любовью принял волю Патриарха и с увлечением трудился в этом деле. На собраниях, которые происходили в храме Христа Спасителя под его председательством, батюшка делился своим опытом пастырского руководства. Авторитет старца признавали многие, но не все, брожение умов распространялось и на духовенство. Религиозную молодежь, объединявшуюся в кружки для изучения Нового Завета, Батюшка предостерегал от самочинного толкования святого Евангелия и советовал делать это под руководством священника.

1920 год был особенно насыщенным по широте всесторонней деятельности отца Алексея и его сослужителей, которых было пятеро при храме, кроме диаконов. Силы батюшки уже падали, но он по-прежнему принимал народ; иногда прием посетителей заканчивался около двух часов ночи.

Осенью 1921 года в церкви святителя Григория Богослова была открыта Народная Духовная академия города Москвы, заниматься в которой мог любой желающий. Батюшка прочел здесь вступительную лекцию: “Высота пастырского служения и каким должен быть священник”, которая как бы подводила итог его собственного жизненного подвига. Старец подробно развивал мысль, что основа пастырского служения – это молитва, любовь к прихожанам, вхождение в их нужды и истовое богослужение; священник должен молиться за всех людей, вверенных ему Богом, и молитвою и любовью врачевать их немощи и болезни душевные. Занятия в Академии длились недолго и вскоре должны были прекратиться.

По праздничным дням батюшка продолжал служить. Как и прежде, каждый раз он выходил с проповедью, и его любимой темой было слово о любви. В эти дни, когда злоба, жестокость, скорбь и горе, казалось, выросли до предела, он часто плакал за проповедью. Его сердце болело за всех .

В 1922 году для Церкви наступили еще более трудные времена. Скорби и волнения приближались и к батюшке отцу Алексею, но все еще разбивались о его дух. Было запрещено поминать святителя Тихона, была разослана анкета о регистрации религиозных организаций, вышел декрет об изъятии церковных ценностей в связи с голодом в Поволжье. Дорого стоило батюшке изъятие ценностей в храме святителя Николая в Кленниках. Некоторые священники Москвы подписывали анкеты, говоря: “не можем своими руками губить свою семью”, и приходили с покаянием к отцу Алексею. А он голосом, полным любви и сострадания произносил: “Я не могу требовать от них мученичества. мне этого не велел. А я… Я сам… Мое дело – другое… особое… Я – одинокий, сижу в «берлоге». Я решаю только за себя, за мной никого нет. Я подписывать не буду”. Человека, которому батюшка сказал эти слова, он просил никому их не передавать: “На меня все смотрят, чтобы поступать, как я”. И надо было видеть, с каким выражением он это произносил! Человек тот поклонился батюшке в ноги и ушел.

Глубокой осенью батюшка был вызван в ГПУ. В его отсутствие отец Сергий и все проживавшие около храма духовные дети его горячо молились за батюшку в храме. Батюшка вернулся, но прием посетителей был теперь прекращен совсем. Говорили, что отец Алексей болен и не принимает .

Наступил 1923 год. Батюшке становилось все хуже. Все, кто видел батюшку той зимой, замечали, что он был каким-то особенным, светлым, светился особо духовным, неземным, нетленным светом, с которым сочеталась такая же неземная, тихая радость. В Прощеное воскресение батюшка служил Божественную литургию, после которой, как обычно, вышел на амвон с проповедью; не сдерживая слез, он у всех просил прощения: “Недолго я еще буду с вами… Я ничего ни против кого из вас не имею, и, если обрету дерзновение, за всех вас буду молиться. Может быть, кому-либо из вас я не смог, не сумел дать того, что вы от меня ждали… меня простите… простите многогрешного”. И батюшка поклонился народу до земли .

За весь Великий пост, кроме чтения канона святого Андрея Критского , батюшка служил только один раз, в день своих именин (17 марта по ст. ст.). Когда его увели домой еле живого, дома его ждал повторный вызов в ГПУ. Долго не знали, чем дело кончится. Однако батюшка опять вернулся и рассказал: “…Они моей одышки испугались, боялись, что умру у них, потому так скоро отпустили…”. Он легко произносил эти слова, но было видно, как тяжело ему достался этот второй допрос .

Все попечение о пастве и церкви старец уже открыто передавал своему сыну, отцу Сергию. В один из последних дней мая за богослужением батюшка много плакал, он служил свою последнюю литургию, после службы всех благословлял иконочками, уходя, обернулся на алтарь, трижды перекрестился и поклонился, простился со своим храмом. В этот последний месяц своей жизни он стремился быстрее уехать в Верею, где обычно отдыхал летом. Теперь он ехал туда умирать, хотел на свободе написать свое надгробное слово. В пятницу 9/22 июня отец Алексей скончался. Весть о смерти старца пришла в Москву в субботу, и только в среду утром скромные похоронные дроги с белым гробом остановились у храма. На руках духовных детей гроб был внесен в храм при пении “Со духи праведных…”. Вечером служили две заупокойных всенощных, чтобы дать возможность помолиться всем. Всю ночь храм не закрывался. Церковные общины Москвы во главе с пастырями приходили непрерывно; пели панихиды и прощались с почившим до самого утра.

15/28 июня в десять часов началась литургия, которую совершал настоятель Данилова монастыря епископ Феодор (Поздеевский) в сослужении тридцати священников и шести диаконов. В своем завещании отец Алексей обращался к владыке Феодору с просьбой отслужить по нем литургию и чин отпевания. Владыка Феодор был тогда в тюрьме, но, выпущенный на свободу 7/20 июня, смог 15/28 исполнить желание старца.

На отпевание вышло около восьмидесяти человек духовенства. Закончилось оно в четыре часа дня. В конце было прочитано слово батюшки к его духовным детям и произнесено несколько надгробных речей. Всем дали возможность проститься. Духовные дети шли за своим старцем до самого Лазаревского кладбища.

Для встречи почившего на кладбище прибыл Святитель Тихон, за несколько часов до этого освобожденный из заключения. Первосвятитель Русской Церкви отслужил литию по усопшему; когда гроб был опущен в могилу, он первый бросил на него землю и начал благословлять народ. Полную панихиду отслужил сын батюшки отец Сергий. Со всей Москвы собрался народ на это великое духовное торжество. С одной стороны была сильная скорбь о потере незаменимого пастыря, а с другой всех охватила радость по случаю неожиданного освобождения Святейшего. И отец Алексей как бы для того умер, чтобы Церкви дарована была эта радость .

Отец Алексей при жизни часто говорил своим чадам, чтобы они приходили к нему на могилку и делились с ним своими духовными нуждами, духовными запросами и проблемами. И многие первое время шли на Лазаревское кладбище к нему на могилку. Затем когда в 1934 году тело батюшки было перенесено на Введенское (Немецкое) кладбище, стали ходить туда и до сих пор ходят на его новую могилку .

Теперь уже благодаря рассказам и книгам об отце Алексее множество людей, не знавших его могилку, просит его молитв и помощи в различных вопросах, и получают утешение от батюшки.

Когда я подъезжаю к Свято-Троицкому мужскому монастырю, и утренние лучи солнца освещают золотые купола его храмов, волей-неволей вспоминаю фразу из труда Евгения Трубецкого о глубоком молитвенном горении к небесам наших православных «луковичек». «Горите, горите, родимые! – завидев издалека эти огненные светочи, шепчу я. А сердце, предвкушая радость встречи со святым местом, в волнении трепещет: скоро служба!»
Подобные ощущения счастья бывают у меня только в одном случае: после долгой разлуки с родителями, когда я приезжаю в отчий дом.

…Моя история началась лет девять назад. Тогда после несчастной смерти брата я пришла в церковь. Как и многих, к воцерковлению привела меня скорбь. В тот год я начала исповедоваться, причащаться, соблюдать посты. Службы приносили облегчение, но я очень стыдилась своего несовершенства, мне казалось, что здесь, в храме, я хуже и ничтожнее всех прихожан. Мне хотелось что-то сделать для церкви, и особенно хотелось почему-то мыть полы – тщательно, руками, очищая каждый сантиметр от пыли и капель воска. И батюшка благословил меня на уборку в храме в качестве послушницы.

Вот так, днем – чистенькая, кабинетная работа; вечером – долгое и добросовестное мытье в храме. Какой же умиротворенной я уходила домой!

Так прошло года полтора, и продолжалось бы и дальше, но… В школе случился конфликт одноклассниц – моей дочери и дочери батюшки. Наверное, нужно было примирить детей, быть может, где-то отругать меня, если я была не права, но мне батюшкой и более матушкой было сказано не подпускать дочь к их девочке. И в церковь дверь оказалась закрытой…
Прошло много лет, но дети до сих пор не любят друг друга…

Разочарование тогда захлестнуло с головой. Как я жалела о своих исповедях! Ведь мне казалось, что батюшка ненавидел меня за моё несовершенство, грехи, которые я ему доверяла. Это был мой первый духовный опыт, – но духовник разбил меня, как глиняный сосуд, вдребезги, в мелкие кусочки о тот самый пол, который я когда-то мыла, – так я себя ощущала… «Если уж сам батюшка от меня отвернулся, — думала я, — нет мне прощения. Такая, видимо, я плохая, и Богу не нужная». Я отложила на дальнюю полку Евангелие и молитвослов
Это было тяжело. Ведь я хорошо понимала, что «последнее бывает хуже первого».


Так, на изломе, я жила несколько лет. Не молилась и не ходила в церковь. И больше не верила священникам. Однако внешне мои страдания были не заметны. Напротив, карьера шла в гору, улучшалось материальное положение, в профессиональном плане сыпалось много наград и поощрений.
Но иногда такая тоска брала по Божьему Дому!

Однажды, в один из приступов этой хандры, я заставила себя прочитать молитву «Об обретении духовного наставника». До сих пор не могу вспомнить, откуда она тогда взялась у меня на рабочем столе. Может быть, сама когда-то машинально распечатала из Интернета, может, принесла одна знакомая прихожанка, очень благочестивая женщина, не оставлявшая меня в ту тяжелую пору. Но, в общем, лежал этот листочек на моем столе. И я, натыкаясь на заголовок, не убирала его с ворохом бумаг, но и не брала в руки. А тут прочитала — всего один раз…

Бог смилостивился надо мной. И после этого моя внутренняя жизнь стала меняться. Не разом, а медленно, постепенно. Так случилось, что работа пересекла меня несколько раз с наместником Свято-Троицкого монастыря игуменом Алексием. Удивительный человек батюшка. Огромного сердца, которое может вместить всех. И потрясающей проницательности. Он как будто узнал мои мучения (хотя на тот момент я еще не была у него на исповеди), и стал приглашать на каждую службу в монастырь. Очень аккуратно, деликатно (наверное, боясь спугнуть, – что было очень-очень правильно!!!»).

Если бы не было этих приглашений, я бы вряд ли сама нашла в себе силы ходить в церковь. А так было стыдно: батюшка, такой занятой человек, тратит свое время, чтобы позвонить, а ты будешь неблагодарной?!
На первых службах, после долгого перерыва, я ощутила себя посторонней. Какое это тяжелое чувство – быть посторонней в церкви! Никогда и никому не пожелаю я этой боли. Было стыдно поднимать глаза на иконы, и единственное, что я просила непрестанно: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, прости меня, грешную!».
Через некоторое время «окамененное нечувствие», не допустить которое мы молим Господа каждый раз в одной из вечерних молитв, ушло. Думаю, все эти годы отсутствия в церкви я была больна именно этим страшным грехом. Вскоре я снова научилась плакать на службе. От Божьего слова. От сильных, душевных молитв.

Так я проездила в монастырь почти год. Только вы, православные люди, поймете, как мне, многогрешной, было трудно после всего решиться на первую исповедь. Очень трудно. Я не верила священникам, и с другой стороны – я очень верила отцу Алексию. И как при расстоянии трех шагов от исповеди я сама себя умоляла не идти к батюшке. И как на этом же расстоянии я мысленно просила Господа, по милосердию его, дать мне шанс на прощение.


Та первая исповедь была холодной. Холодной до невозможности! Но батюшка допустил (!!! Я еще удивилась тогда: как допустил??? А если бы не допустил – я больше не зашла бы в церковь! – так я себя, заблудшая, настроила.) к Таинству Причастия. После этого, странно так, я что-то старое, забытое, ощутила в себе…

Так, Добрейший отец Алексий звал меня на каждую службу. И в эту весну, в Великий пост, я снова стала поститься.

В день Елеосвещения батюшка также пригласил на службу. Мы ехали семьей, и помню, начался сильный, почти сплошной стеной снег. Машина была неисправной. А я, дурная, сколько раз замечаю, почему-то часто на пол-дороге говорю мужу: «Ну что ж, не судьба, поехали назад!» А муж мой, никогда не читавший ни одну богословскую книгу, почему-то всегда (!!!) отвечает: «Ну что, ты?! Прорвёмся!». И мы (который раз!) безо всяких казусов и поломок преодолеваем дорогу и благополучно приезжаем в монастырь.

Тот прекрасный день служили семь батюшек. О, сколько лет прошло с поры моего первого знакомства с ЭТОЙ ВЕЛИКОЙ СЛУЖБОЙ! Я забыла те чувства, те молитвы, те мысли. Но когда отец Алексий нашел меня, грешную, в большей массе прихожан, чтобы святым елеем освятить чело и руки, я поймала себя на мысли, что хочу кричать ему: «Батюшка! Не руки и лицо Вы мне помазываете сегодня, а каждую ранку, каждую трещинку моего разбитого сосуда, чтобы склеить его в единое целое». Я тогда на службе так плакала! Но масло, к счастью, смешивалось со слезами, и даже дети не поняли моих слез.

После службы мы приехали уставшие и счастливые. А ночью я проснулась с пониманием того, что сосуд мой стал крепким, и я снова стала тем цельным человеком, которым была когда-то …

В ту ночь я молилась до утра: «Слава тебе, Господи, слава Тебе за всё!» Только тогда я поняла, что Боженька за все эти падшие мои годы ни на минуту не покидал меня, грешную! Единственное, о чем жалею: сколько же непростительных жизненных ошибок можно было не допустить, находись я тогда под бдительным оком духовника!

В Великий четверток, когда я исповедалась – теперь уже горячо, в волнении от предстоящего причастия, когда я ужасно волновалась от мысли, что Господь снизойдет до меня, грешницы, — я ощутила в себе чувство, как будто в меня вдохнули живую жизнь. Также ночью я проснулась от того, что я снова живая. Я не знаю, как объяснить это, но это было именно так…

А потом, по приглашению батюшки, я впервые пошла на Крестный ход на Иоаннову гору. 12 километров пути — даже страшно подумать!. И также накануне ночью вдруг поняла: это я свои грехи, как крест, понесу на святую гору. Я так виновата перед Богом, перед всеми Святыми его!

Там, на вершине, когда внизу – река, зеленое полотнище травы и прямолинейные улицы Ильинки, будто на дельтаплане ты летишь над селом, — я ощутила себя прежней.

О, совершенно невозможное сделал отец Алексий, – то, что самой мне казалось уже умершим во мне и невозвратимым по возрасту – он вернул мне крылья. Я снова могу писать стихи. И главное, верить людям.

Не дай Бог, мне снова заблудиться. Не отъими, Господи, от мене Святого Духа Твоего. Не допусти когда-нибудь равнодушно проехать мимо золотых, в солнечных лучах просиявших многосвешников Свято-Троицкого Селенгинского монастыря…

Слава Богу за всё!

Это было опубликовано в 2014 году в «Православной Бурятии». Сегодня это не утратило актуальности, и батюшка как помогал, так и помогает людям, отдавая всего себя на служению Богу и людям. С юбилеем, Вас, батюшка. Многие лета и крепкого здравия!

Раба Божья Елена.
Прибайкальский район.

Loading...Loading...