высказывает себя не потому, что оно вначале замкнуто в себе как "внутреннее" по отношению к "внешнему", а потому, что, как бытие-в-мире, оно, будучи понимающим, уже есть "вовне" (25. 162).

Если язык есть та реальность, где явлено пред-понимание, то герменевтической онтологии необходимо обратиться именно к языку для исследования вопроса о смысле бытия тут-бытия. И не так, как обращается к языку наука, т. е. языкознание, а герменевти­чески, с целью услышать, как в языке "говорит само бытие".

6. "Поворот" Хайдеггера: вопрос о бытии, которое не есть бытие сущего

Тем самым мы подошли к той точке, где тематика "Бытия и времени" непосредственно смыкается с тематикой работ Хай­деггера второго периода. Ибо "вопрошание языка" - это как раз то, чем занимается Хайдеггер начиная с середины 30-х гг. и до самых последних работ. В "Бытии и времени" он тоже многократно прибегает к вопрошанию языка - к этимологи­ческому анализу целого ряда ключевых философских слов (не­которые из них - "феномен", "логос" - мы здесь вслед за Хайдеггером рассмотрели). Но в первый период творчества работа Хайдеггера с языком носит, так сказать, нетематический характер; это лишь вспомогательное средство при описании структуры тут-бытйя. Большинство структурных моментов тут-бытия, в том числе "настроенность", "страх", "решимость" и др., раскрыты Хайдеггером отнюдь не через анализ языка. Не случайно этих и подобных им экзистенциалов мы не встречаем больше в работах второго периода, да и само понятие "тут-бытие" употребляется им довольно редко: видимо, Хай­деггер теперь окончательно хочет освободиться от всех ассоци­аций с трансцендентальным субъектом, а эти ассоциации все-таки ощущаются в понятии "тут-бытия". Во второй период Хайдеггер, по словам его ученика Г. Г. Гадамера, "развернул вопрос о бытии, которое не есть бытие сущего" (17, 68).

В соответствии с герменевтическим методом, который всег­да предполагает движение в круге, Хайдеггер во второй период работает только с помощью "косвенного" способа - интер­претации тех философских и поэтических текстов, в которых хранится "сказание бытия". Безусловно, это очень серьезное изменение не только метода, но и предмета исследования. Но именно проблема герменевтики, понимания есть то связующее звено, которое объединяет тематику "Бытия и времени" с позд­нейшим творчеством Хайдеггера.

Характерно, что из всех экзистенциалов, описанных в "Бы­тии и времени", у позднего Хайдеггера сохраняется, и притом в качестве важнейшего его понятия, "открытость"; только из характеристики тут-бытия "открытость" становится важнейшей характеристикой бытия. Бытие открыто, более того, бытие - это и есть открытость, как таковая. Бытие - это истина (истина уже в ранних работах Хайдеггера была переведена из характеристики знания в характеристику самого бытия); не случайно, подчеркивает Хайдеггер, греческое слово для обозна­чения истины a?LT|ueiaв переводе с греческого означает "несок-рытость".

Можно показать, как соотносится учение позднего Хайдег­гера о бытии как несокрытости, открытости с герменевтикой "тут-бытия", представленной в "Бытии и времени". Главная характеристика тут-бытия - его открытость, т. е. явленность, открытость ему сущего. Здесь нет двух открытостей: откры­тость тут-бытия и открытость (ему) сущего одно и то же. Достаточно сократить это словечко "ему" и просто говорить об открытости сущего, или даже только об открытости, или, нако­нец, только о бытии. "Что такое бытие? Оно есть само Оно. Изведать это и высказать должно учиться будущее мышление. "Бытие" - это не Бог и не основа мира. Бытие дальше, чем все сущее, и все же ближе человеку, чем любое сущее, будь то скала, животное, произведение искусства, машина, будь то ангел или Бог. Бытие есть наиближайшее. Однако близость остается для человека чем-то самым далеким. Человек с самого начала всегда уже держится сущего, и только сущего. Но если мышле­ние представляет сущее в качестве сущего, оно уже относит себя к бытию. Но оно воистину всегда мыслит сущее, как таковое, и как раз никогда не мыслит бытие, как таковое" (23, 76). Забвение бытия, по Хайдеггеру, не только не случайно, но вполне закономерно: ведь бытие - это всегда бытие сущего, а потому естественно, что человек всегда соскальзывает к суще­му, не имея возможности помимо него обратиться к бытию. Поэтому Хайдеггер и говорит, что забвение бытия - это не плод недомыслия или злой воли, а судьба самого бытия. Гер­меневтика, истолкование того, что говорит сам язык, - вот, по убеждению позднего Хайдеггера, единственный способ "прислу­шаться" к бытию. Язык не продукт субъективной деятельности сознания, а "дом бытия". Это значит, что язык только и дарует ту открытость, благодаря которой может быть явлено нам всякое сущее.

Хайдеггер подчеркивает, что человек не творец языка, а ско­рее медиум, через которого говорит язык, т. е. само бытие. Он отдается языку, а не подчиняет его себе, не овладевает им (26,

255). Слово языка, по Хайдеггеру, не просто обозначает, на­зывает то, что уже и без него имеется в представлении;

оно не есть знак, подобный ярлыку, который мы наклеиваем на вещи, чтобы отличать их друг от друга; напротив, слово впервые открывает нечто, вводит его в присутствие, делает его сущим. Однако язык открывает сущее очень своеобразно:

он, как говорит Хайдеггер, столько же открывает, сколько и скрывает его. Нетрудно в этой хайдеггеровской характе­ристике языка и его (языкового) способа являть сущее заметить Гуссерлеву мысль о том, что сознание никогда не может до конца тематизировать предмет, что всегда остается не­который нетематизированный "горизонт", "фон восприятия", принципиально до конца не-устранимый. "Открытое" всегда окружено, оттенено "сокрытым".

Слово хранит в себе бытие, а хранить - значит одно­временно и являть, и таить хранимое. Характерен в этом отношении хайдеггеровский анализ слова "истина" - Wahrheit. Хайдеггер считает его происходящим от древнегерманскогоwar,что значит "охрана", "защита". "Мы узнаем это слово еще и в wahrnehmen(воспринимать; восприятие - важнейшая установка сознания, согласно феноменологии. -П. Г.), т. е. принимать под охрану (охранять), в gewahren(сохранять) и verwahren(хранить). Хранение следует мыслить как осве-щающе-собирающее укрывание (Bergen).Присутствие хранит присутствующее в несокрытости - то, что присутствует теперь и что теперь уже не присутствует (das gegenwartige und ungegenwartige)...Мы мыслим здесь охранение (Wahr)в смысле освещающе-укрывающего собирания, в качестве какового обо­значается до сих пор скрытая основная черта присутствия, т. е. бытия. Когда-нибудь мы научимся мыслить наше за­хватанное слово "истина", исходя из "охранения", и узнаем, что истина есть оберегание (Wahrnis)и что бытие в качестве присутствия принадлежит истине" (19, 321).

Именно многозначность и в этом смысле "объемность" слов естественного языка в отличие от созданного искусственно и является причиной того, что язык одновременно открывает и скрывает то, о чем говорит. Поэтому к раскрытию смысла бытия, согласно Хайдеггеру, невозможно подойти с помощью старых средств философии - логики и диалектики. Только герменевтика, как интерпретация языка, есть адекватный путь к раскрытию смысла бытия сущего, только она есть искусство правильного вступления в извечный круг языка (26, 150-151). Герменевтика никогда не ставит вопроса об истинном начале философии, что характерно для прежних философов, особенно нового времени, - Декарта, Спинозы, Канта, Фихте, Гуссерля.

Онтология – первая, важнейшая часть философского знания. Философия собственно начиналась с постановки онтологических вопросов: поиск первоначал бытия, системность бытия, способы существования бытия, место человека в бытии – изначальные вопросы, которые волновали уже первых мыслителей – натурфилософов. Античные натурфилософы, в основном «досократики» (Пифагор, Фалес, Анаксимен, Анаксагор, Анаксимандр, Гераклит Эфесский, Эмпедокл, Парменид и др.), опираясь на существующие к тому времени знания, старались заглянуть дальше, – не просто описать видимые стороны реальности, а помыслить: что же такое «бытие вообще», поэтому одной из первых проблем онтологии был вопрос об определении понятия «бытие» и поиск организующих принципов бытия.

Понятие «бытие» – одно из самых общих, наиболее емких, объемных и поэтому трудно определяемых философских понятий. Следует иметь в виду, что необходимо различать «бытие» как понятие, и «бытие» как реальную структуру. Анализ бытия, как наиболее общего философского понятия, связывают с деятельностью античной школы элеатов (Парменид, Зенон, Мелисс). Элеаты первыми попытались понять мир, применяя к многообразию вещей предельно общие понятия: бытие, небытие, движение, постоянство, целое, делимость, неделимость и др. В итоге, они отождествили понятие бытия с самим бытием. Считая, что «всё есть бытие, а небытия нет», они тем самым отвергли теорию изменчивости, непостоянства бытия в целом, утверждая его целостностность и неизменность. За данную концепцию элеаты подверглись критике со стороны Платона, Аристотеля, Секста Эмпирика др. Но их заслуга в том, что они первыми поставили вопрос о бытии как таковом, о его целостности, о совпадении мысли о бытии с ним самим.

В самом первоначальном приближении под бытием понимается всё существующие, всё, что «живет», что есть, что «бытует». В этом отношении понятие «бытие» совпадает с понятием «реальность». Реальное означает «существующие в наличии». Иногда понятие «бытие» заменяют понятиями «мир», «вселенная», «универсум», «сущее» и др. Бытие – это, прежде всего, действительно, философская категория, обозначающая всё реально существующее, всё сущее в действительности и в возможности, весь мир в его изменении и движении; всё, что когда-либо, в каких-либо формах себя обозначало; то, что является объективностью, независимой от сознания, а также человек с его сознанием и духовностью.

Бытие как реальность многогранно, чрезвычайно сложно по структуре. Выделяют несколько уровней и форм бытия:

1.Материально - предметное бытие. Это мир чувственно воспринимаемых объектов, которые воздействуют на сознание, мышление через органы чувств. Здесь бытие представлено как мир чувственных образов, в его конкретно-предметном выражении. Это мир вещей, конкретных ситуаций, мир деятельности по созданию предметов, прежде всего в трудовой, экономической, бытовой сферах бытия. В материалистической философии – это мир материи.

2.Объективно-духовное бытие. Это духовная жизнь человека: мир мыслей, научных теорий, мир познания, мир духовных ценностей, мир философии, мир эмоций, мир переживаний, мир отношений и пр., реально существующих как общечеловеческая культура, как реальный менталитет той или иной нации, общества.

3.Общественно-историческое бытие. Включает в себя как материальные, так и духовные элементы бытия. Оно включает в себя реальные отношения в историческом времени: реформы, революции, войны, «переселение» народов, смена власти и формы государства, появление на карте новых стран и городов и их исчезновение и т.д.

4.Субъективно-личностное бытие. Оно включает в себя также материальный и духовный элементы, но жизнедеятельности уже конкретного индивида, с его неповторимым индивидуальным опытом, конкретными личностными проявлениями бытия, происходящими только с этим человеком, и тем уже отличными от общего течения жизни.

В структуре бытия можно выделить еще несколько градаций:

а) «Бытие само по себе» (объективное бытие), безотносительное к нашему сознанию.

б) «Бытие для нас» (субъективное бытие). Это то бытие, которое мы сами конструируем, та или иная картина мира. «Бытие само по себе» соотносится с понятием вечности, а «бытие для нас» - с понятием временности , ограниченности в пространстве и во времени.

в) Бытие различается: как бытие действительное, фактическое, актуальное, наличное (его можно каким-либо образом удостоверить); и как бытие потенциальное, возможное (его можно только прогнозировать, предполагать).

г) Бытие истинное (смысловое, сущностное) – «мир идей» у Платона, Бог в религиозной онтологии, Абсолютная Идея у Гегеля и пр. и бытие неистинное (кажущееся, субъективно видимое и реализуемое).

Бытие и сущее, понятие сущего . Бытие и небытие.

Понятие «сущее» также одно из важнейших понятий онтологии. Оно часто употребляется как синоним бытия. Но между ними есть свои различия:

1. В некоторых философских системах понятие «сущее» действительно употребляется для обозначения бытия в целом, служит синонимом бытия: сущее как всё существующее.

2. В других – под сущим понимают проявление некоторых отдельных форм бытия. Здесь сущее обозначает какую-либо важную часть бытия. Например, в антропоцентризме – человек; в социоцентризме – общество.

3. Наконец, сущее выступает как основа бытия, как его абсолютное, неизменное начало – первопринцип, его сущность.

Интересными моментами являются некоторые точки зрения на соотношение бытия и небытия . Небытие не отрицается, как в учении элеатов, наоборот, сфере небытия придается основополагающая онтологическая роль и значение. Небытие рассматривается в разных вариантах, как:

Отрицательное бытие: т.е. полное отсутствие чего-либо вообще;

Позитивное превосходство небытия над бытием (как, например, постулирование абсолютной свободы в философии Н.Бердяева).

Вместе бытие и небытие составляют вечность . Понятие «небытие» часто отождествляется с понятием ничто , но полностью они не совпадают. Не совпадают в том отношении, что «ничто» отождествляется с полным отрицанием, это ноль, а небытие – это лишь другая форма бытия: что-то было, но потеряло свою определенность, перестало быть тем, чем было, но совсем не исчезло, а превратилось во что-то другое («стали мы и землей, и травой» - поется, например, в одной песне о войне).

В данном понимании диалектика бытия и небытия может быть представлена в следующей интерпретации:

1.Небытие первично и абсолютно; небытие беспредельно во всех отношениях;

2.Небытие небытия есть бытие;

3.Бытие вторично и относительно, абсолютного бытия нет;

4.Выражением неустойчивости бытия является время, т.к. все существующее существует во времени, все возникает и погибает, переходит в небытие;

5.Возникновение и гибель не равномощны: всё возникает на время, а погибает навечно;

6.Главной характеристикой бытия, его свидетельством (атрибутом) является его абсолютная гибельность.

7.Бытие первично, а осознание бытия – вторично. Основа осознания – память. Благодаря памяти сознание получает статус субстанции (видимость некоей постоянной). Осознанная гибельность бытия является страданием. Страдание заставляет сознание измысливать наличие Бога, наличие вечности, абсолюта. Так возникает религиозное в своей сущности сознание, которое и придает бытию вечность в форме Абсолюта, Бога. Но материалистическая философия утверждает, что Бога нет. Поэтому возникает сознание небытия. Оно усиливает страдания и перерастает в ужас перед бытием. Здесь и должна вступать в свои права философия. Этому ужасу сознания она призвана противопоставить «мужество небытия». Последнее обозначает – мужество быть, существовать несмотря ни на что. Знать, что все проходит, и в то же время не впасть в ужас перед небытием – этому должна учить подлинная философия. Небытие окружает нас со всех сторон, оно знает, что мы – его добыча, и что нам от него никуда не уйти. Небытие невидимо, оно прячется за спину бытия, но оно крадется за нами попятам и убивает нас руками бытия. Каждое мгновение бытия немедленно становится прошлым, а значит, небытием. Бытие же стремится вперёд, не разбирая пути (всё более высокие скорости, всё дальше прогресс). Стремительный бег бытия характеризует желаемое убегание от небытия. Но как бы бытие ни стремилось к этой цели, конечная цель – всё равно неизбежное небытие. При таком пессимистическом, но вполне реальном раскладе, еще более актуальной становится задача: прожить жизнь содержательно, со смыслом, как можно более полно утвердить себя в бытии, сделать свою жизнь счастливой, приятной и радостной. Философия берет на себя смелость помочь человеку осознать самого себя, выбрать тот путь и ту жизнь, которую он считает правильной, возможной и счастливой.

В новейшее время часто подчеркивается, что следует преодолеть двойственность субъекта и объекта, чтобы снять также противоположность духа и материи. Верно здесь то, что заостренную в Новое время (начиная с Декарта) противоположность следует преодолеть. При этом противопоставление «меня» (субъекта) и моего «другого» (объекта) вполне сохраняется, но должно быть понято опосредствованно, т. е. из общей, но аналогичной действительности бытия. Знание (сознание) не внеположно бытию, оно есть при-себе-бытие, или саморефлексия бытия (ср. 4.3 и 6.2.3).

3.1.2. Знание и бытие

Знание о сущем – или о его бытии – никогда не может быть добыто лишь из другого, о чем я вопрошаю или знаю. Оно предполагает предзнание о бытии, «предшествующее понимание бытия» (Хайдеггер). Если же я вопрошаю о нечто, «есть» ли оно и что оно «есть», то это предполагает предзнание о том, что подразумевается под «бытием». Такое знание о бытии основывается на непосредственном опыте бытия и на достоверности бытия собственного самоисполнения.

В этом проявляется подлинный и изначальный смысл бытия : это само-по-себе-бытие, положенное-бытие как таковое, но не в смысле первичной предметности, а как бытие собственного, себя-знающего исполнения. Бытие как предметность есть уже производный, не непосредственный, а опосредствованный смысл бытия.

Точно так же раскрывается смысл знания : оно есть не другое и внешнее по отношению к бытию, а изначальное при-себе-бытие, себя-знающее само-обладание , проясненное самопроникновение бытия в непосредственном тождестве бытия и знания в сознательном исполнении акта.

То, что в при-себе-бытии заключается сущность «духовного» акта, должно быть еще показано (ср. 4.3.1; 6.2.3 и сл.). Здесь, однако, следует обратить внимание на то, что в этом тождестве бытия и знания в исполнении хотя и есть непосредственное знание о бытии, которое предлежит всему вопрошанию и знанию о сущем и как предзнание обусловливает его, однако это нетематическое знание исполнения, которое должно еще опосредствоваться и тематически истолковываться. Опосредствование происходит в опыте, в знании о другом и в общении с другим. Знание о другом предполагает знание о самом себе; но знание о самом себе может отчетливо разворачиваться только в знании о другом.

Лишь в этом взаимоотношении образуется отчетливое понимание бытия. Понятие действительности конституируется только в динамической диалектике между мной и моим другим. Вопрос о реальности внешнего мира всегда приходит уже намного позднее, ибо я не «сначала» изолированно сознаю собственную реальность (как в «ego cogitans» у Декарта) и только потом вопрошаю о реальности другого. Скорее понятие реальности, которое закладывается как норма, само уже происходит из опосредствования меня самого моим действительно испытываемым миром. Оба, однако, объяты знанием о бытии, которое имеет свой онтологический исток в знании исполнения вопрошания и знания (ср. 6.1.2).

3.1.3. Субъект и объект сами по себе

Если мы вопрошаем о нечто, есть ли оно и что оно есть, то в этом мы полагаем тождество и различие сущего. Вопрошая о том, что «есть», мы предполагаем его как нечто (как бы оно ни было) сущее в целом бытия. В бытии все согласуется, стало быть, «есть» в тождестве. Так как мы вопрошаем о другом, то под этим подразумевается не реальное тождество, в котором все совпадало бы в единстве, а формальное тождество, которое означает: бытие присуще всему своим способом. Это есть охватывающая общность всего, что есть и как оно есть: тождество в различии , т. е. последняя, решительно все объемлющая общность всего столь многого и различного.

И все же в вопрошании одновременно полагается различие. Мы знаем, что мы не все знаем, что мы не все суть; мы вопрошаем о другом и предполагаем его как сущее. Это означает различие в тождестве , а именно, реальное различие сущего в формальном тождестве бытия.

Различие первоначально проявляется в противоположности субъекта и объекта. Оно дано уже в исполнении вопрошания. Объект положен в исполнении акта тем, что я об этом знаю, он, стало быть, присутствует в моем сознании; иначе я не мог бы и вопрошать о нем. Но речь не идет об «объекте в исполнении» его я уже знаю, о нем я больше не вопрошаю. Речь идет об объекте, поскольку я его еще не знаю, однако предполагаю; иначе я не мог бы вопрошать о нем. Объект, о котором я вопрошаю, не поглощается «объектом в исполнении», а возвышается сверх этого к тому, что я еще не знаю, но предполагаю как «объект сам по себе». Под этим подразумевается не сомнительная Кантова «вещь сама по себе», а все, о чем я всегда могу вопрошать, о чем я могу знать, – что оно «есть».

Подобным же образом дело обстоит с субъектом , который сам себя знает в исполнении акта вопрошания и знания. Я вопрошаю, стало быть, стремлюсь сверх того, что я до сих пор знаю, к тому, что я еще не знаю, однако знать хочу. Тем самым я полагаю себя не-тождественным с «субъектом в исполнении», который в настоящее время вопрошает, но одновременно тождественным с субъектом возможного будущего знания. Я могу также полагать различные акты вопрошания, знания, стремления и т. п. и знаю себя как тождественного себе субъекта этих актов, не поглощающегося «субъектом в исполнении», а остающегося предположенным как «субъект сам по себе». Однако так противополагается не только «субъект в исполнении» «объекту в исполнении» – как различие в тождестве моего исполнения акта; противополагается также «субъект сам по себе» «объекту самому по себе» – как различие в тождестве бытия.

Тем самым мы воспринимаем проблему идеализма , понимающего объект как полагание в самоисполнении (абсолютного) субъекта. Идеализм лишь (в сознании) может «полагать», он не может вопрошать. Однако вопрошание показывает, что субъект и объект не поглощаются исполнением, а предположены как условие исполнения. Это важно для дальнейшего анализа конечного сущего.

3.1.4. Конечное сущее

Если мы вопрошаем о нечто, то знаем, что не все знаем; мы взыскуем дальнейшего знания. Если мы устремляемся к нечто – вся жизнь есть стремление, – то знаем, что мы не есть всё и не всем обладаем. В совокупном опыте мы пред-находим себя как нечто среди другого, среди вещей и людей. Я «есмь» в бесспорной действительности своего существования, но я есмь не само бытие. Я полагаю различие, выделяю себя из другого и знаю, что я ограничен в бытии. Так же и все другое, что меня окружает и к чему я себя отношу, есть нечто среди другого. Это есть одно и не есть другое, оно имеет в другом свою границу. Все согласуется в том, что положено как сущее в бытии. Однако всякое нечто отмежевывается от всего другого. Оно есть это и не есть другое, оно есть не само бытие, а конечное сущее (ens finitum).

Быть «конечным» означает быть бытийно-сообразно ограниченным. Конечность следует понимать не только в количественном смысле, т. е. что нечто ограничено в пространстве и во времени, что этому нечто присуща ограниченная протяженность в пространстве и ограниченная длительность во времени (с началом и концом). Пространственная и временная ограниченность присуща материальным вещам пространственно-временного мира. Здесь же конечность сверх того подразумевается в онтологическом смысле: конечное сущее есть не само бытие, не все, что вообще возможно в бытии и благодаря бытию, оно сущностно ограничено в своей действительности и по содержанию в нем бытия (совершенстве бытия или могущественности бытия), так что другие возможности бытия исключены в силу его конечной сущности.

Конечность есть основной опыт человека в его мире. Все вещи этого мира сущностно конечны. Лишь до вопрошающего, испытывающего самого себя в мире человека доходит сознание конечности, лишь он знает о своих бытийно-сообразных границах и тем самым, вопрошая, выходит за эти границы.

3.2. Бытие и сущность

Все, что есть, может быть опрошено, есть «ли» оно и «что» оно есть. Ответ на это дают «бытие» (esse) и «сущность» (essentia); говорят также о Dasein и Sosein, экзистенции и эссенции и т. п. Дальнейшие различения будут следовать из предмета.

3.2.1. К истории проблемы

3.2.1.1. Уже из учения об акте-потенции Аристотеля можно понять, хотя и не в развернутом виде, различие между существованием и сущностью ; оно вводится Боэцием (ок. 500 от Р. X.), позднее развивается также в арабской философии Средневековья, по-видимому впервые аль-Фараби (в X ст.). Оно становится общим достоянием арабо-исламской философии и христианской схоластики Средневековья. Вера в творение, объединяющая ислам с иудейством и христианством, образует для этого основной фон.

Только когда нет (греческого) вечно по необходимости происходящего, а имеет место свободное творение Бога, тогда ставится проблема контингенции , т. е. не-необходимого сущего. Контингенция основывается на различии бытия и сущности. Сущность (essentia) конечного сущего не тождественна с существованием (existentia). Сама по себе она «индифферентна» по отношению к бытию или небытию. Она существует не из самой себя, а, если должна стать действительной, обязана осуществляться благодаря другому. Точно так же бытие как таковое «индифферентно» именно к этой сущности; оно не обязано осуществлять последнюю, оно может осуществлять в бытии также другую сущность.

Фома Аквинский впервые применяет к отношению бытия и сущности (esse et essentia) учение Аристотеля об акте и потенции . Со времен раннегреческой философии «движение» (kinesis) – в широчайшем смысле возникновения и исчезновения, как и всякого изменения, – было центральной проблемой. Гераклит Эфесский учил, что все находится в вечном становлении и изменении (panta rhei, все течет), его же современник Парменид Элейский (оба ок. 500 до Р. X.), напротив, говорил, что имеется лишь вечно покоящееся, остающееся постоянно равным себе бытие. Исключительно лишь оно есть «истина» (aletheia); становление и изменение суть лишь неистинная «видимость» (doxa). Только Аристотель предложил принципиальное решение благодаря различению акта (energeia) и потенции (dynamis), действительности и возможности. В глыбе камня, которую обрабатывает скульптор, статуя Аполлона еще не действительна, а только возможна. В семени и ростке растения дерево с ветвями и листьями, цветом и плодами не есть еще действительность, а заложено лишь как возможность; последняя должна еще осуществляться, т. е. переходить от потенции к акту. Это различение было настолько основополагающим, что принято говорить о «метафизике акта-потенции» у Аристотеля (и в последующем аристотелизме).

3.2.1.2. Это учение было подхвачено схоластикой Средневековья и особенно обстоятельно развито Фомой Аквинским (в XIII ст.). Он применяет отношение потенции и акта ко многим важным предметным сферам – к материи и форме (материя пребывает в потенции по отношению к актуирующей форме), к субстанции и акциденции (конечная субстанция есть потенция относительно дальнейшего актуирования благодаря акциденциальным определениям), и прежде всего – к онтологически основополагающему отношению сущности (essentia) и бытия (esse). Собственное достижение Фомы Аквинского, превышающее Аристотеля, – это понимание бытия и сущности сущего как акта и потенции.

Согласно этому бытие (esse) как «акт бытия» (actus essendi) есть принцип действительности бытия, т. е. не только существования (экзистенции), но также и всех актуально положенных в сущем содержаний бытия или совершенств бытия (perfectiones essendi), а поэтому и всей позитивности и актуальности, которая присуща сущему. Бытие есть «perfectissimum», «actualitas omnium perfectionum» (S. th. I, q 3 и cл.).

Однако в таком случае в конечном сущем должна иметь место сущность как потенциальный принцип определенного ограничения, она воспринимает акт бытия, ограничивает (лимитирует) его, благодаря чему определяет (детерминирует) его в этот конечный вид сущности или смысловой образ и тем самым осуществляется (актуируется): в последнее в своей сущности определенно ограниченное, но в своем содержании бытия актуально осуществленное сущее. В то время как Аристотель всегда понимал потенцию лишь как реальную потенцию, т. е. как-либо предданную реальность (по меньшей мере, как «первую материю»), Фома Аквинский постиг потенциальность сущности и как чистую возможность до всякой действительности; она актуально осуществляется лишь благодаря свободному творению Бога.

У Фомы Аквинского из этого для самого бытия (ipsum esse) следует: если бытие (actus essendi) есть принцип всякой актуальной действительности бытия и совершенности бытия, но не воспринимается потенцией конечной сущности (essentia finita) и вследствие этого не ограничивается, тогда имеет место «само бытие» как изначальное единство и неограниченная, т. е. решительно бесконечная полнота всякой (из акта бытия) возможной действительности и совершенства, однако, как разграничивает Фома Аквинский, не как всеобщее бытие всего сущего (esse commune), а как абсолютное бытие, которое субстанциально существует в самом себе (субсистирует): «ipsum esse in se subsistens».

3.2.1.3. Такое понимание бытия Фомы Аквинского было воспринято школой строгих томистов (прежде всего доминиканцев), но при этом, с одной стороны, развивалась реальная дистинкция (distinctio realis) между бытием и сущностью, с другой же – акт бытия так, как его понимал Фома Аквинский (без которого реальная дистинкция становится бессмысленной), чаще всего понимался не вполне. Уже здесь начинается роковое «забвение бытия» (Хайдеггер), утвердившееся в мышлении позднего Средневековья и Нового времени.

Другие схоластические школы, прежде всего последователи Иоанна Дунса Скота (скотианцы, особенно францисканцы), позднее школа Франсиско Суареса (суаресианцы, особенно иезуиты и др.), отклонили реальную дистинкцию и предположили только мыслимое различение (distinctio formalis или virtualis), которое, однако, обосновано в предмете (контингенции). Они критиковали также учение Фомы Аквинского об акте бытия и потенции сущности. Эти контроверзы, даже в неосхоластике XIX и XX столетий, так и не разрешились .

В наше время М. Хайдеггер поставил вопрос о бытии и обвинил всю традицию метафизики в «забвении бытия». В этом он частично прав, а именно в отношении поздней схоластики и философии Нового времени (со времен рационализма и эмпиризма), которая не знает понятия бытия . Упрек все же менее всего справедлив по отношению к Фоме Аквинскому. Хотя Хайдеггер понимает под «бытием» нечто совсем иное (история бытия как судьба бытия), отнюдь не бытие в метафизическом смысле, однако в последние десятилетия это заставило обратиться к бытию (как actus essendi) в его основополагающем значении для метафизического мышления .

Обратимся же к предмету, не прибегая к предположениям в духе некоей школьной доктрины, но лишь стремясь постигнуть онтологическую конституцию конечного сущего. Тогда как в школьном томизме аксиома об «actus essendi de se illimitatus» чаще всего предполагается непосредственно очевидной, мы попытаемся обоснованно передать данное уразумение.

3.2.2. Бытие сущего

Если я вопрошаю, то я знаю, что я – как субъект вопрошания – «есмь» и что другое – как объект вопрошания – «есть». Я знаю о конечном сущем, которое «есть», однако оно не есть ни само бытие, ни бытие в целом. Если же я вопрошаю лишь об этом (а вопрошать я могу обо всем), то я знаю, что нечто «есть», т. е. что ему (всякий раз своим способом) присуще «бытие». Я знаю, стало быть, хотя еще и нетематически, о бытии сущего , благодаря которому последнее как раз есть сущее. Это предзнание есть условие вопрошания; однако оно должно быть еще тематически истолковано.

3.2.2.1. Принцип существования

3.2.2.1.1. Если сущее есть то, что «есть», то бытие, которое ему присуще, есть то, благодаря чему имеет место сущее. Бытие есть основание сущего как такового. Под «основанием» мы понимаем принцип, т. е. то, из чего нечто происходит, благодаря чему оно определено; под этим здесь подразумевается не логический, а реально-онтологически конститутивный принцип, т. е. внутреннее основание бытия сущего.

Мы можем всё опрашивать о том, есть ли оно (an sit) и что оно есть (quid sit). На первый вопрос ответ дается благодаря существованию (да или нет), на второй – благодаря сущности (так или иначе). Первый вопрос есть решающий вопрос, второй – определяющий вопрос. Если чему-либо присуще не существование, а лишь (мыслимая) сущность, то, быть может, оно не действительно положено. Действительному сверх возможной сущности присуще действительное существование; оно переведено из возможности в действительность.

Оба понятийно различаемых определения – существование и сущность – осуществлены в конкретном сущем; они имеют значимость бытия. Иначе сущее само не было бы существующее-сущее и сущностно-сущее . Сначала мы остановимся на аспекте существования . Оно есть нечто в действительном сущем, не только в нашем мышлении; иначе оно само не было бы действительным, а только мыслилось бы как действительное. Но если существование присуще действительному сущему, то оно есть то, благодаря чему действительное отличается от возможного, благодаря чему оно определено как действительно сущее. Существование есть внутреннее основание (принцип) для того, чтобы сущее полагалось как действительное.

3.2.2.1.2. Этому противостоит возражение , которое оспаривает уже сам подход и утверждает: бытие в смысле существования есть не нечто, «благодаря чему» сущее действительно, а лишь понятийно различаемый аспект, в котором я его рассматриваю, поскольку оно положено как действительное. Однако это аспект, который сам осуществлен в действительном сущем. Существование, следовательно, есть некое реальное определение сущего, благодаря которому оно отличается от (возможной) сущности.

Если оспаривать и это, то тем самым отрицалась бы (номиналистически) значимость бытия понятий и таким образом упразднялось бы само мышление. Но если это признают, то это значит: существование в действительном сущем есть то, благодаря чему оно отличается от только возможного и положено как действительное, само по себе сущее в своей значимости бытия. Существование есть основание – внутренний принцип – действительного сущего, поскольку оно само по себе «есть».

3.2.2.1.3. Всякое сущее может быть также опрошено о том, «что» оно есть. Оно имеет чтойностную или сущностную определенность. Под этим подразумевается еще не особенная сущность (essentia specifica), а все, «что» бы то ни было в конкретной определенности (в этом смысле часто именуется «quidditas»). Сущему присуще определенное, хотя и ограниченное содержание в определениях или свойствах. Мы именуем это содержанием бытия в смысле того, что в схоластической традиции (у Фомы Аквинского и др.) означало «perfectio essendi», следовательно, совершенность бытия. Чтобы избежать недоразумений, мы предпочитаем понятие «содержание бытия».

Что бы ни состояло в сущем как позитивная определенность содержания бытия, [это] есть само нечто, которое «есть», следовательно, само сущее. Но если, как указывалось, бытие – как существование – есть то, благодаря чему нечто положено как действительное сущее, то вместе с тем все, что реально дано в конкретном сущем, положено благодаря бытию как действительно сущее. Бытие оказывается внутренним основанием, принципом, благодаря которому сущее во всем его содержании бытия (в своей определенной совершенности бытия) положено как актуально сущее. Это есть принцип актуально осуществленного содержания бытия сущего.

Таким образом, понятие существования , если под ним понимают лишь фактическое состояние экзистенции, возвышается до наполненного понятия бытия как акта бытия. Это означает не только то, что в своей (возможной) сущности полностью конституированное нечто переведено в состояние (действительной) экзистенции, но и то, что оно в целостной и конкретной полноте своего содержания бытия положено в бытии, осуществлено в бытии благодаря бытию (как принципу).

3.2.2.2. Принцип содержания бытия

3.2.2.2.1. Содержания бытия мы схватываем в понятиях. Среди них находятся такие, которые не включают или не предполагают границу, а подразумевают позитивное содержание, которое, не упраздняя себя, допускает неограниченное увеличение (бытие, жизнь, знание, доброта, любовь и т. п.). Это именуют чистым содержанием бытия (perfectio pura). Оно называется «чистым», ибо обозначает позитивность без негативности, содержание бытия без ограничения сущности. Таким образом, чистое содержание бытия прежде всего не исключает другое, понятийно отличное от него. Имеются другие содержания бытия столь же позитивной определенности, понятие которых, однако, уже содержит или предполагает границу; оно подразумевает сущностно ограниченное определение, которое поэтому не допускает неограниченного увеличения, не упраздняя самого себя. Таковы все понятия, оформляющие содержание опыта материальных вещей и их свойств. Такое определение мы именуем ограниченным содержанием бытия (в традиции: perfectio mixta), ибо оно обозначает позитивность в негативности, содержание бытия в определенном ограничении. В конечном сущем непосредственно имеются только ограниченные содержания бытия. Но мы посредством понятийного абстрагирования можем не учитывать негативный элемент ограничения и выделять чисто позитивный, следовательно, можем образовывать понятие некоего чистого содержания бытия.

Возможность абстрактного образования понятий еще не доказывает, что бытие есть принцип чистого, самого по себе неограниченного содержания бытия, пока что он говорит лишь о том, что бытие есть внутренний принцип положенного всякий раз в конечном сущем и потому ограниченного содержания бытия. Следующие шаги должны вести далее.

3.2.2.2.2. Не только я «есмь», «есть» также другое; я знаю себя как сущее среди сущего. И я могу вопрошать обо всем, что вообще «есть». В бытии все согласуется, оно оказывается бытием всего сущего . Это снова касается как существования, так и содержания бытия.

Все сущее, положенное в действительном существовании (существует), пребывает в одной сфере безусловно значимого существования со всем действительно сущим. Оно находится во взаимосвязи со всем другим, что есть, и утверждается в своей значимости бытия относительно всего, что бы то ни было. Все, что действительно есть, имеет свою общность в бытии; бытие есть (формальное) единство всего действительно сущего.

Если бы все было не так, тогда действительность распадалась бы на бессвязную плюральность. Все, что есть, было бы решительно единичным. Его уже нельзя было бы ни схватывать в общем понятии, ни даже вопрошать о нем. Ничто не могло бы вступить в связь с другим, оказать влияние на другое или ощутить таковое. Каждое единичное было бы замкнутым миром. Нельзя было бы говорить о множестве и различности, ибо они уже предполагают единство и общность. Последнее единство во множестве, общность во всякой различности есть бытие.

Однако это касается не только бытия как существования, это приложимо и к бытию как принципу содержания бытия всего сущего. Все осуществленное в содержании бытия не только в этом, но и во всяком другом сущем, присуще ему благодаря тому, что положено в его конкретной действительности, т. е. с его определенным, с ему одному свойственным содержанием бытия положено в существование. Но если бытие есть принцип актуальности или реальности сущего, тогда оно есть также внутреннее основание актуальной действительности определенного содержания бытия, т. е. всех реальных (актуальных) содержаний бытия, которые свойственны всем действительным (существующим) сущим. Можно сказать короче: бытие оказывается принципом всех реальных содержаний бытия всего реального сущего.

3.2.2.3. Принцип возможного

Не все, о чем мы можем вопрошать, что можем мыслить, является действительным; многое лишь возможно. Возможно то, что может быть; но то, что еще только может быть, не есть еще действительное. Это предполагает, что в его сущности есть (или мыслится) нечто осуществимое, а следовательно, полагаемое в бытии и благодаря бытию. Нормой для возможности или невозможности оказывается бытие. Если бы действительного бытия не было вообще, то ничто также не было бы возможным. Не действительность предполагает возможность, а возможность предполагает действительность . Отсюда вытекает: бытие есть основание всего возможного сущего .

Из этого следует также: если бытие есть принцип или внутреннее основание всех актуально присущих действительно сущему содержаний бытия, хотя оно есть основание и всего не действительного, лишь возможного сущего, то оно есть также основание содержаний бытия сущего. Последнее возможно лишь тогда, когда его определенное, востребуемое его сущностью содержание бытия осуществляемо, или «способно к бытию» , т. е. актуально полагаемо из бытия и в бытии. Таким образом, бытие оказывается также принципом всех лишь возможных содержаний бытия , которые могут осуществляться во всех лишь возможных (не- или еще недействительных) сущих.

3.2.2.4. Принцип вседействительности бытия

Из сказанного следует, что мы должны понимать бытие (акт бытия) как принцип неограниченной действительности бытия . Здесь мы объединяем оба аспекта существования и содержания бытия, ибо (действительное или только возможное) существование всегда означает конкретную действительность сущего в его содержании бытия.

3.2.2.4.1. Положенная или полагаемая бытием действительность бытия была бы ограничена, если бы имела принципиальную границу. Но граница по своей сути означает границу по отношению к другому. Граница по отношению к ничто не есть граница. Нечто, которое ни из чего другого не выделяется, ограничено лишь ничто (ничем не ограничено), следовательно, принципиально неограничено. Другое по ту сторону границы, которое обусловливает границу как таковую, должно быть позитивным нечто, стало быть, действительным или, по меньшей мере, возможным, сущим.

Сфера бытия всеохватывающа; нет ничего потустороннего по отношению к бытию, вне которого – ничто. Если бы с бытием образовывало границу нечто действительное , оно опять-таки было бы положено благодаря бытию как сущее с сообщенным ему содержанием бытия; оно не ограничивало бы бытие. Но если бы оно было лишь нечто возможное , то было бы таковым лишь постольку, поскольку способно к бытию и осуществимо, следовательно, полагаемо бытием; оно опять-таки не образовывало бы границы бытия. Таким образом, бытие оказывается принципом действительности бытия как таковой, т. е. всех актуально действительных или только возможных содержаний бытия в сущем. Эта целостность принципиально не имеет границ, ибо сверх того ничто иное невозможно. Бытие, стало быть, есть принцип из самой себя неограниченно возможной действительности бытия.

Это следует уже из неограниченности горизонта бытия . Все вопрошание и знание исполняется в некоем горизонте безусловной значимости, которая, однако, требует неограниченной сферы значимости (ср. 2.3). Теперь обнаруживается, что бытие как горизонт имеет свое основание в бытии как принципе. Горизонт может быть лишь неограниченным, ибо бытие как принцип принципиально неограничено, т. е. оно есть основание неограниченной действительности бытия сущих, которые как сущие положены (действительны) или полагаемы (возможны) в этом горизонте. Если горизонт неограничен, то – как его условие – бытие как принцип также должно быть основанием из самой себя неограниченной действительности бытия.

3.2.2.4.2. Отсюда бытие – само по себе – означает чистое содержание бытия (perfectio pura). Более того: бытие есть действительность чистого содержания бытия, чистого совершенства бытия как такового; согласно Фоме Аквинскому, «esse est perfectissimum», оно есть «actualitas omnium perfectionum» (S. th. I, q 3 и сл.). Если мы образуем другие, отличаемые от бытия понятия чистых содержаний бытия, то они есть лишь благодаря тому, что уходят основанием в бытие, полагаются (или могут полагаться) благодаря бытию. Если же бытие есть само чистое содержание бытия, тогда все чистые содержания бытия даны в нем – из него, т. е. в своей чистоте, и поэтому неограничено осуществимы. Если, следовательно, бытие есть «оно само» (ipsum esse), то оно – изначальное единство и бесконечная полнота всей действительности бытия и совершенства бытия. У Фомы Аквинского это – понятие Бога (ср. 7.2.2).

В конечном сущем, однако, бытие осуществлено не в совершенной чистоте, оно не «всецело оно само», а в ограниченном образе; оно не само бытие, не пра-действительность, а ограниченное, частичное осуществление бытия. Ведь бытие (actus essendi) в этом сущем есть внутренний, конститутивный принцип реально сущего и положеного в нем бытийного содержания, т. е. принцип всей позитивной реальности и актуальности сущего, которая, однако, ограничена конечной сущностью всякий раз определенным способом, но тем самым определена в конечный смысловой образ бытия; в этом заключается сущность сущности (ср. 3.2.3).

Обратим внимание на то, что бытие конечного (и контингентного) сущего не существует прежде само по себе, и лишь затем становится присущим или передается единичному сущему – оно лишь осуществляемо в соответствующем реальном сущем. Оно есть не нечто, «что само есть» (ens quod), а то, «благодаря чему нечто есть» (ens quo), т. е. оно реально существует лишь как внутренний принцип сущего. Это, далее, означает, что каждому сущему свойственен его собственный акт бытия; если же все сущее согласуется в том, что все оно «есть», то это «тождество в различии» (общность), т. е. формальное тождество, которое не снимает реального различия конечных вещей. Вместе с тем если бытие есть принцип всей позитивной реальности и актуальности, то возникает вопрос, как осуществляется определенная ограниченность сущего. Это уже вопрос о конечной сущности.

3.2.3. Сущность сущего

Если я вопрошаю: «Что [есть] это?», то я уже знаю, что оно есть , но я еще не знаю, что оно есть. Однако если я так вопрошаю, то я все-таки уже знаю, что есть некое «Что», отличное от другого. Конечное сущее «есть» всякий раз определенно ограниченным способом. То, благодаря чему нечто есть то, что оно есть, мы называем сутью (или сущностью , essentia). Что же подразумевается под сущностью?

3.2.3.1. Принцип ограничения

3.2.3.1.1. Конечное сущее не есть само бытие; в нем положено лишь ограниченное содержание бытия. В этом состоит его конечность . Если имеется конечное сущее, то бытие как таковое должно быть отнесено к чему-то другому, к тому, что конституирует ограниченность как таковую. Если бытие есть принцип позитивности, то сущность есть принцип негативности. Благодаря конечной сущности положено отрицание бытия, но не такое, которое упраздняло бы (уничтожало бы) бытие сущего, а то отрицание, которое ограничивает бытие, низводит к конечному бытию. Следовательно, это не тотальное отрицание (negatio totalis), а относительное, или частичное, отрицание (negatio partialis), которое относится к определенным содержаниям бытия и в этом сущем отрицается.

Всякое отрицание есть определенное отрицание : определенное тем, к чему оно относится и что оно отрицает. Относительное отрицание есть отрицательное отношение, которое относится к другому и из другого выделяется. Конечность, поэтому, всегда и необходимо есть определенная конечность. Неопределенная конечность была бы не возможна. Если вообще возможно конечное сущее, то должна (по крайней мере) быть возможна многочисленность , и даже – так как бытие само по себе безгранично – бесконечное множество конечного сущего. Сущее, следовательно, определенно ограниченным способом положено в бытии. Однако если сущность есть то, благодаря чему сущее есть то, «что» оно есть, то сущность есть принцип определенной конечности, т. е. определенного ограничения бытия.

3.2.3.1.2. Конечная сущность полагает ограничение благодаря относительному отрицанию, или отрицательному отношению. Относя сущее к тому и выделяя его из того, что оно не есть, она определяет сущее в том, что оно есть. Здесь отрицание проявляется в своей весьма позитивной функции ; оно вводит ограниченное содержание сущности в определенный смысловой образ конечного бытия.

Конечное сущее – до всякого дальнейшего разграничения – не есть само бытие, не есть абсолютное бытие в бесконечной полноте содержания бытия. Благодаря своей сущности оно выделяется как относительное из абсолютного, как конечное из бесконечного бытия и определено в конечное сущее. Сущность есть, следовательно, принцип ограниченности, поскольку она в отрицательном отношении к бесконечному полагает относительное отрицание бесконечного бытия и таким образом конституирует конечное как таковое.

Отрицание всегда есть определенное отрицание, конечность необходимо есть определенная конечность. Конкретная определенность дана с сущностью. Относительно-отрицательное выделение из абсолюта есть формальное основание конечного как такового, но еще не формальное основание определенной конечности. Конечное как таковое возможно бесконечно многообразным и разнообразным способом. Однако сущее благодаря своей сущности есть не некое другое, не всякое другое, которое возможно как конечное сущее. Оно, следовательно, выделяется благодаря своей сущности в своем своеобразии из всего другого – не только действительного, но и возможного – и полагает себя в собственную определенность конечного бытия.

Это вновь означает относительное отрицание или отрицательное отношение, но оба в позитивно смысло-учреждающей функции. Благодаря своей сущности, относящей к другому и выделяющей из другого, сущее переводится в собственную определенность. Из этого понимания сущности получается сущностная общность и связность всего конечного сущего: все отнесено ко всему другому и зависимо от всего другого, каждое выделяется из всего другого и тем самым полагает себя в определенный, свойственный ему смысловой образ в целом бытия. Сущность, следовательно, есть принцип определенного ограничения, которое выделяет сущее из другого и конституирует сущее в его конечном, но определенном содержании сущности .

3.2.3.2. Сущность сущности

3.2.3.2.1. Но что «есть» сама сущность? Что есть «сущность сущности»? Благодаря чему негативно обосновано ограничение, а позитивно – смыслоучреждение конечного сущего? Это не может быть бытие или сущее. Бытие есть принцип полагания, а не ограничения, позитивности, а не негативности, тождества, а не различия. Следовательно, сущность должна мыслиться как нечто как-либо противоположное бытию, иное по отношению к бытию. Не есть ли это ничто или небытие? Если бы сущее было ограничено посредством ничто, то оно не было бы ограничено, а следовательно, было бы неограничено. Значит, лишь относительное ничто может быть принципом определенного ограничения.

Можно еще поразмыслить над тем, что сущность никогда не познаваема нами и понятийно не схватываема непосредственно в себе самой, но всегда лишь в своей опосредствующей функции как ограничивающе-определяющий принцип. Мы можем лишь сделать вывод, из этого следующий: сущность не есть сущее, которое существует само по себе: «ens quod (ipsum est)», она внутренне конститутивный принцип , благодаря которому сущее есть то, «что» оно есть: «ens quo (aliquid est)». Она не существует сама по себе изначально, но лишь в сущем, сущностью которого является.

Если она не есть ни бытие, ни ничто, тогда она – нечто «между ними», которое Аристотель – в чем за ним следует и Фома Аквинский – понимает как потенцию (dynamis) по отношению к акту (energeia): как возможность бытия по отношению к действительности бытия. Фома Аквинский применяет это отношение к сущности (как потенции) по отношению к бытию (как акту). Ныне вообще считается, что потенция может познаваться лишь из акта. Лишь из актов, которые я полагаю (видение и слышание, мышление и воление), я могу знать, какие потенции (способности) мне свойственны. Это имеется в виду и здесь: лишь из актуального сущего познаваема и определяема его способность к бытию. Конечная сущность есть не что иное, как внутренний принцип сущего, который предзадает своеобразие его определенно ограниченной возможности бытия, последняя же благодаря акту бытия может переводиться в актуальную действительность.

3.2.3.2.2. Конечная сущность, однако, не чужда бытию, она не радикально противостоящая ему величина. Иначе она не могла бы связываться с бытием в конституции определенного реально сущего. А если она не есть ничто, то должна быть охвачена бытием и в бытии обоснована . В бытии как акте бытия, следовательно, должна быть преддана уже возможность самоограничения, т. е. возможность не только целостно быть «самим», но и опосредствоваться через ограничение конечной сущности в смысловой образ конечного сущего – во множестве и различности конечных вещей. Следовательно, само бытие, если имеются конечные вещи, должно из себя самого быть принципом опосредствования самого себя в другом, следовательно, сущность допускает возникновение из себя, чтобы осуществлять собственную позитивность, опосредствованную благодаря негативности ограничения, в позитивных сущностных и смысловых образах конечных вещей.

3.2.4. Различие бытия и сущности

Бытие есть внутреннее основание для действительности сущего в его реальном содержании бытия, таким образом, оно есть и основание всего лишь возможного сущего в его всякий раз возможном содержании бытия. Однако бытие как таковое (из самого себя) не есть бытие определенного и ограниченного сущего; иначе могло бы иметься лишь тождественное с бытием сущее, которое было бы поэтому необходимым (не контингентным). С бытием не дана сущность этого (или того) конечного сущего. С сущностью определенного сущего также не дано уже бытие; иначе сущее опять-таки было бы необходимым (не контингентным). Отсюда следует различность бытия и сущности конечного сущего. Бытие не есть сущность, сущность не есть бытие. Тем самым предположено различие между бытием и сущностью того же сущего. Спрашивается, какого же вида это различие.

3.2.4.1. Если сущее опрашивается о том, есть ли оно и что оно есть, то существование и сущность оказываются понятийно отличаемыми аспектами. Их отличие, во всяком случае, является логическим различием (distinctio rationis) между понятийными содержаниями мышления. Существование понятийно не включает сущность данного сущего. И сущность не включает существование. То, что между существованием и сущностью имеется по меньшей мере логическое различие, неоспоримо; в этом выражается конечность и контингентность сущего.

Однако вопрос заключается в том, существует ли сверх этого какое-либо реальное различие (distinctio realis). Фома Аквинский его еще не показал. Он говорил лишь, что бытие (esse) «относится к другому» (refertur ad aliud); другое есть конечная сущность. Однако позднее, в школе томистов , была представлена «distinctio realis». Главный аргумент прост: если бытие и сущность суть конститутивные принципы реально сущего, то они сами должны быть реальными. А если они суть различны, даже противоположны друг другу, то они должны быть реально различны. Но чем меньше понималось бытие в его фундаментальном значении (actus essendi) у Фомы Аквинского, тем сомнительнее становилась реальная дистинкция. Скотианцы отрицают ее и ставят на ее место «distinctio formalis ex natura rei», подобным же образом (но при других предпосылках) представляют ее суаресианцы «distinctio rationis cum fundamento in re»). В обоих случаях подразумевается не реальное, а понятийное различение, которое, однако, обосновано в предмете: «ex natura rei» или «cum fundamento in re», а именно, обосновано в конечности и не-необходимости (контингенции) сущего, которые требуют определенного различия бытия и сущности. Таким образом, «реальная дистинкция» превратилась в центральный пункт контроверзы между схоластическими школами, причем чаще всего слишком мало внимания обращалось на то, что величины, о различии которых идет речь, понимались по-разному вследствие различного понимания бытия.

3.2.4.2. Суаресианцами , в соответствии с их пониманием бытия, полностью и конкретно конституированное сущее опрашивается о том, есть «ли» оно и «что» оно есть. Ответ на это дают существование и сущность (в широчайшем смысле: quidditas, чтойность) как понятийно отличаемые аспекты; реальная дистинкция была бы здесь бессмысленной. Однако о внутренней конституции сущего речь уже не идет – это было бы естественно для точки зрения томистов . Для них значимы не только понятийные аспекты, но и принципы бытийно-соразмерной конституции сущего – соотношение бытия и сущности. В одном случае реализуется онтическое мышление, которое относится к одному лишь конкретному сущему, в другом – онтологическое мышление, стремящееся «постичь» сущее из его внутренних оснований (принципов). Мы пытались показать, что онтический способ видения хотя и правомерен, но последовательно ведет к вопросу об онтологическом обосновании (ср. 3.2.2).

Однако это требует правильного понимания реальной дистинкции и, соответственно, точного различения. Подразумевается различность не «вещей», а – в аналогическом перенесении – принципов того же сущего. Поэтому говорят о «метафизическом» или «онтологическом» различии . Бытие и сущность могут рассматриваться не как нечто такое, что само «есть» (ens quod), а только как внутренне конститутивные принципы , благодаря которым сущее есть (ens quo). Если это не учитывать, то «реальное» различие становится абсурдным, а если учитывать, то оно ведет к метафизически углубленному пониманию конечного сущего.

3.2.4.3. Бытие и сущность дают одно, реальное и конкретное сущее, которое, поскольку оно «есть», сущностно «едино», тождественно с самим собой (ср. 5.2). В реальном тождестве сущего различие его принципов снято , т. е. одновременно сохранено и преодолено, возведено к высшему единству .

Для сравнения можно привести другие отношения такого «снятия». Так, нечто подобное происходит, например, во всяком химическом соединении, где элементы сохраняются, но составляют единство некоей новой действительности. Так и живое существо «состоит» из различных питательных веществ, которые конститутивно входят в жизненные процессы, но в них «снимаются», т. е. сохраняются в своем своеобразии, лишаясь, однако, самостоятельности в субстанциальном единстве жизни. То же происходит в исторической, духовной и культурной сферах, в личностном развитии.

Если понятия опыта (и его описание) метафизически могут употребляться всегда лишь аналогически , то почему же отношение бытия и сущности не должно пониматься аналогически – в метафизическом смысле? Двойственность бытия и сущности «снята» в актуальном единстве сущего. Учение о реальном различии правильно, однако оно видит принципы слишком изолированно (Гегель бы сказал «абстрактно»), не как «опосредствования» единства целого. В сравнении с этим чисто рациональное различие справедливо в том, что оно подчеркивает реально единое и целое сущее, не испрашивая, однако, о предпосылках его метафизической конституции.

3.2.4.4. Здесь следует предложить опосредствование : бытие и сущность суть реальные принципы конечного сущего, противоположные друг другу в своей конститутивной функции. Но их противоположность снята в реальном единстве сущего. Можно было бы сказать, что реальное различие (distinctio realis) обоих принципов «снято» (преодолено) в реальном тождестве конкретного сущего, но в логическом различии (distinctio rationis) различность принципов остается «упраздненной» (сохраненной).

Из этого следует: бытие как принцип всей действительности и возможности бытия (самого по себе), неограниченного содержания бытия есть то, из чего возникает также возможность конечных сущностей как принципов определенного ограничения.

Однако бытие как актуальная действительность бытия сущего есть то, в чем оно само и его другое – бытие как принцип позитивного полагания и сущность как принцип негативного ограничения – «сняты» в конкретном существовании определенного сущего. Бытие благодаря конечной сущности «опосредствует» само себя в конкретное сущее. Таким образом, бытие оказывается динамическим единством самого себя и своего другого, и в этом смысле – «тождеством тождества и различия» . Конкретная действительность сущего есть снятие противоположности бытия и сущности в опосредствованной непосредственности того, что есть.

3.3. Субстанция и акциденция

Мы исходили из вопрошания. Мы можем ставить те или иные вопросы, то или иное испытывать и знать, делать и устремляться к тому или иному. Однако мы сознаем, что некто, будучи «тем же самым» , полагает различные акты и испытывает воздействия, имеет различные свойства и подвержен отношениям, которые подлежат всяческим изменениям в пространстве и во времени. Точно так же мы воспринимаем в вещах окружающей среды и в людях нашего окружающего мира свойства, способы действия, изменения, которые им свойственны, однако не составляют их изначальной и сущностно определенной действительности.

Следовательно, полная действительность сущего еще не схвачена и не исчерпана тем, что конституировано посредством бытия и сущности. Имеются, кроме того, дальнейшие свойства или определения, которые принадлежат к полной действительности сущего. В философской традиции данное отношение выражается через субстанцию и акциденцию . Эти понятия восходят к Аристотелю и связаны с его учением о категориях.

3.3.1. Категории

Уже Аристотель пытался посредством абстракции свести содержания опыта (виды и свойства вещей) к наивысшим, не превышаемым более родам (suprema genera). Он именует их категориями (способами высказывания), которые не сводимы одна к другой и потому более не согласуются в унивокативном родовом понятии, а только в аналогическом понятии бытия (ens non est genus). Аристотель знал (до) десяти наивысших родов; их следует привести здесь (на латыни): substantia, quantitas, qualitas, relatio, actio, passio, ubi, quando, situs, habitus. Учение о категориях стало классическим достоянием традиции. Оно вошло, прежде всего через Порфирия (в III ст.) и Боэция (ок. 500), в философию раннего Средневековья, а оттуда – в схоластику в целом, было ею почти полностью воспринято и далее дифференцировано, особенно благодаря Фоме Аквинскому . И все же оно ставит также некоторые проблемы: не сводимы ли все-таки частично категории одна к другой, схватываются ли тем самым все лишь возможные содержания, касаются ли они лишь материальных, чувственно-опытных вещей или частично позволяют также трансцендентное применение в аналогическом высказывании. На этих проблемах категорий, как и на позднейших попытках сформулировать их по-новому – от категорий Канта как «чистых рассудочных понятий» до, например, категориального анализа у Н. Гартмана , – мы не останавливаемся. Мы выделяем лишь онтологически важнейшие категории, в том числе прежде всего основополагающее различие субстанции и акциденции.

3.3.2. Субстанция

3.3.2.1. У Аристотеля субстанция противостоит всем дальнейшим категориям (акциденциям). Субстанция (ousia) есть «в себе» существующее сущее (ens in se), которое само «есть» и не только не есть определение или свойство некоего другого, а следовательно не требует некоего «носителя», которому присуще определение, а напротив, исключает такой носитель.

Решающим для этого был поворот от Платона к Аристотелю. Платон «первой субстанцией» (prote ousia) считал всеобщую идею как «поистине сущее», зато отдельная вещь, зависимая от нее, была понята им как «вторая субстанция» (deutera ousia). Аристотель , однако, отклонил учение об идеях Платона и поднял ценность реальности единичного по сравнению со всеобщим. Единичное есть для него «первая субстанция» (лат. substantia prima), лишь оно есть субстанция в собственном смысле, зато всеобщее понятие, которое мы образуем о ней, лишь аналогически есть «вторая субстанция» (substantia secunda).

3.3.2.2. В этом смысле понятие субстанции вошло в традицию философского мышления, в особенности схоластики, однако в Новое время уже у Декарта и Спинозы подверглось всяческим ложным толкованиям, вплоть до физикалистско-атомистического понятия субстанции новейшего естественнонаучного мышления, которое во многом не достигает философского понятия субстанции. Под субстанцией понимают конкретное сущее, существующее «в себе» (ens in se) и не являющееся определением некоего другого, это субстрат (или носитель) свойств, которые ему присущи и могут высказываться о нем. В языково-грамматическом понимании это есть субъект высказывания, о котором высказывается «объект», тогда как он сам никогда не может высказываться о другом.

3.3.3. Акциденция

3.3.3.1. Для акциденции (греч. symbebekos, лат. accidens – привходящее ), сколько бы недоразумений ни вызывало это слово, лучшим мы не располагаем. Имеется в виду реальное определение или свойство субстанциального сущего, следовательно нечто, которое не существует или не могло бы существовать «в себе», а «есть» «в другом» или при некоем другом (ens in alio), поэтому необходимо некое другое (субстанция) как его «носитель», которому присуще соответствующее определение. Грамматически акциденция предполагает «субъект», «о» котором, как его определение, она высказывается.

Такого рода суть (приведенные как примеры) количество (столь большой, столь тяжелый и т. п.), качество – как чувственные (цвет, тон, запах и т. д.), так и другие, духовно схватываемые свойства, пространственные и временные определения; сюда же относятся отношения между вещами, действие (actio) одного на другое и восприятие воздействия другого (passio). Это все суть содержания, не могущие существовать в себе, а предполагающие субстанциально «в себе» сущее, которому они присущи и о котором они могут высказываться.

Отношение акциденции к субстанции обозначается как ингеренция (от лат. inhaerere = быть привязанным, присущим, свойственным), вследствие чего акциденция часто определяется как нечто, «требующее субъекта ингеренции» (indiget subiecto inhaesionis). В отличие от этого субстанция есть то, что не только не требует субъекта ингеренции, но даже исключает таковой, а потому не может быть ни определением другого, ни высказыванием о другом. Вот почему субстанция есть сущее в первом и изначальном смысле, акциденция же – лишь в аналогическом, зависимом и производном от субстанции смысле.

3.3.3.2. Следует также обратить внимание на то, что реальная акциденция как определение субстанции, т. е. как обозначение остальных категорий, или «praedicamenta» (по сравнению с субстанцией), не то же самое, что логическая акциденция как одна из «praedicabilia». Таковыми в аристотелевской логике выступают genus, differentia, species, proprium et accidens. Это различение относится к способу , каковым содержание может высказываться о сущем: как специфическая конститутива, как сущностно-необходимое следствие (proprium) или как нечто, что может привходить или же нет (accidens). Последняя не совпадает с реальной (категориальной) акциденцией, которая может входить в специфическую конституцию или быть сущностно-свойственным proprium"ом, а не только «случайно» либо привходить, либо нет. Это важно для того, чтобы можно было рассматривать акциденцию (субстанции) не как нечто второстепенное. Не все равно, имеем ли мы способность мышления, свободного воления и нравственного поступка, осуществляем ли мы и каким образом мы осуществляем эти способности в актах. Есть все-таки свойства (способности и исполнения актов), принадлежащие к специфической конституции духовно-личностной жизни, однако не субстанциально существующие в самих себе, а свойственные субстанции; в этом смысле они суть акциденции.

3.3.4. Субстанциальная целостность

3.3.4.1. Двойственность субстанции и акциденции онтологически имеет огромное значение, так как она касается целостности сущего. С одной стороны, следует придерживаться того, что все, что вообще существует, есть или субстанциально (в себе) сущее или его дальнейшее определение (в другом). Это полная дизъюнкция (disiunctio completa), или-или, исключающая третье. Что бы ни «было», оно должно быть или субстанциально «в себе» или не в себе, т. е. «в другом». Это различение должно пониматься правильно.

Субстанция есть целое : реальная сущностная целостность или сущностный смысловой образ сущего. В основании давней дискуссии об атомарных носителях субстанциальности лежало недоразумение. Хотя оно восходит и к учению о монадах Лейбница , однако именно он вопреки Локку и в связи с аристотелевским учением о форме подчеркивал целостность субстанциального смыслового образа. Речь идет не о том, субстанции ли атомы или элементарные частицы (какого бы ни было вида), а о том, что целая вещь, тем более живое существо, образует субстанциально в себе существующий, сущностно определенный смысловой образ.

Однако к конкретной действительности некоей конечной субстанции необходимо принадлежит ее акциденциальное отображение . Если (в абстрактном мыслительном опыте) отделить от субстанциальной вещи все акциденциальные определения, то не останется ничего, не останется даже субстанции. Отсюда ясно, что субстанция не исключительно лишь в себе существующее и в себе определенное нечто, а онтологический принцип со всеми присущими ему содержательными определениями, которые он на себе несет и объединяет в субстанциальное сущностное единство и в субстанциальную смысловую целостность. Она всегда и необходимо акциденциально определена, однако в этом способна также к изменению, но в такой мере, что во всем становлении и изменении своих (акциденциальных) определений (субстанциально) она остается такой же, каковой осуществляется и отображается в них.

Здесь уже обнаруживается действие , в котором мы можем усматривать основную акциденцию . Все сущее есть действующее (опте ens est agens). Конечная субстанция должна акциденциально исполняться и осуществляться. Однако она не должна полагать это конкретное исполнение действия. На необходимости действия, но и на контингенции определенного действия, или, иными словами, на необходимости акциденциальной определенности, но на контингенции определенных акциденций основывается возможность изменения или, как говорили древние, движение (kinesis, motus) конечного субстанциально сущего. В связи с этим ниже остановимся на бытии и действии.

3.3.4.2. Прежде, однако, мы обратимся к центральному возражению против понятия субстанции, которое выдвигает эмпиризм . Оно было подготовлено Дж. Локком, но четко сформулировано прежде всего Д. Юмом и последовательно вытекает из принципиальных позиций эмпиристского мышления, стремящегося все познание свести к одним только чувственным впечатлениям.

Субстанция как таковая не дана чувственному впечатлению. Мы воспринимаем лишь некую (более или менее) постоянную связь чувственных качеств, например: 1) Я вижу нечто протяженное, такой-то формы, такого-то цвета и т. п.; я чувствую, что оно твердое, гладкое, сухое и т. п. 2) Я констатирую, что эти чувственные качества определенное время находятся в постоянной связи. 3) Это вызывает привычку и соответствующее ожидание, что такая связь чувственных явлений в дальнейшем сохранится. 4) Это же побуждает меня рассматривать данную «связку феноменов» как некую вещь (некий стол, некое дерево и т. п.), которая субстанциально существует в себе и которой чувственные качества присущи как свойства. Так я проецирую (субъективное) понятие субстанции на (объективную) реальность .

Это возражение перенял на свой лад Кант . Для него понятие субстанции также значимо не объективно (для вещей самих по себе), а лишь субъективно (для явлений). И все же он обосновывает субъективную значимость по-иному, нежели Юм, – не психологически (привычкой и ожиданием), а логической необходимостью мыслить некоторые явления чувственного созерцания в априорных категориях (чистых рассудочных понятиях) субстанции и акциденции (у Канта: субсистенция и ингеренция).

3.3.4.3. В возражении Юма верно то, что субстанция никогда не дана нам исключительно лишь благодаря чувственному восприятию. Но, вопреки Юму , это отнюдь не доказывает, что данное понятие не имеет реальной значимости; напротив, отсюда ясно, что мы не только чувственно воспринимаем действительность мира опыта, что она уже всегда духовно пронизана и понята нами. Мы живем не только в мире чувственных впечатлений, но и в некоей все же духовно понятой действительности. Этого не объясняют и априорные рассудочные понятия Канта , которые устанавливают только мир явления.

Исток понятия субстанции находится в реальном собственном опыте, в опыте не только чувственного восприятия, но и духовного знания и сознания (ср. 4.3.1 и сл.). И если я хотя бы вопрошаю или, кроме того, полагаю некий сознательный акт, то я знаю, что я вопрошаю, и этот акт полагаю как свой акт. Я знаю себя как тождественный субъект актов, который, однако, не тождественен с различными и переменчивыми актами. Я знаю, что я подвержен изменениям, влияниям, отношениям, пространственным и временным взаимосвязям и т. п., и все же как субъект этих определений я остаюсь «таким же». Здесь мы испытываем реальность того, что философски обозначаем как субстанцию . Точно так же в этом я знаю, что я сам есмь деятельный и, действуя, полагаю самого себя в новую действительность исполнения акта; она есть акциденциальное дальнейшее определение того, что я субстанциально есмь.

Примечания:

18 Этим снимается противоположность объекта и субъекта, однако объект нивелируется до «момента» абсолютного субъекта, т. е. самого становления духа абсолюта; ср. к этому Coreth 1964; 1989.

19 Примером тому может служить острая критика Л. Фючера и по следующие дискуссии; см. Coreth 1988.

20 См. работы Зиверта, Хегйи и др., тем более рационализм и эмпиризм, как и последующее мышление Нового времени.

21 См. особенно работы Жильсона, Зиверта, Лотца и почти все новейшее исследование и развертывание метафизики Фомы Аквинского, см. также Coreth 1988.

22 Слово «совершенность» вызывает недоразумение, ибо оно намекает на окончательное, более не превосходимое осуществление. Здесь подразумевается не это, а только всякое позитивное и актуальное определение содержания, «содержание бытия» сущего.

23 В единичном (контингентном) бытии и событии возможность (потенция), правда, предшествует действительности (акту); но осуществление уже предполагает действительность, уже согласно Аристотелю – акт есть до потенции. Это понимание имеет огромное значение по отношению к чистой философии сущности: сфера идеальных сущностей (возможностей) немыслима без обоснования в реальном бытии.

24 Не в смысле «онтологического различия» бытия и сущего у Хайдеггера, а как различие конститутивных оснований сущего.

25 Ср. понятие «снятие» у Гегеля. Снятие означает сохранять, отрицать и возвышать, особ. WW G1 4, 120 f. Это понятие во многих отношениях может быть плодотворным, в особенности также и здесь.

26 Ср. Hegel l, 124; 4, 78. Не придерживаясь всей его системы, где все конечное «снимается» в единстве абсолюта, здесь мы можем принять эту мысль.

28 Это еще вопрос, не обусловлены ли взаимосвязью действия все другие акциденциальные определения, такие как количество и качество, тем более отношения и др. Это как будто напрашивается, однако здесь не может обсуждаться детальнее.

Объектом философии является целостный мир (природный и социальный) как условие и предпосылка человеческой жизнедеятельности. Это положение принимается человеком без особых сомнений и рассуждений. Человек в определенном смысле убежден, что мир есть, что он имеется "здесь" и "теперь", он наличествует, и при всех изменениях, совершающихся в природе и обществе, мир сохранится как относительно стабильное целое. Мир был, есть и будет. Он есть бытие. Бытие рассматривается как целостность мира.

Бытие? - в самом широком значении - существование.

Понятие бытия - центральное философское понятие. Бытие - предмет изучения онтологии. В более узком[прояснить] значении, характерном для фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, понятие «бытие» фиксирует аспект существования сущего в отличие от его сущности. Если сущность определяется вопросом: «Что есть сущее?», то бытие вопросом: «Что значит, что сущее есть?». Бытие есть внутреннее основание для действительности сущего в его реальном содержании бытия, таким образом, оно есть и основание всего лишь возможного сущего в его всякий раз возможном содержании бытия. Однако бытие как таковое (из самого себя) не есть бытие определенного и ограниченного сущего; иначе могло бы иметься лишь тождественное с бытием сущее, которое было бы поэтому необходимым (не контингентным). С бытием не дана сущность этого (или того) конечного сущего. С сущностью определенного сущего также не дано уже бытие; иначе сущее опять-таки было бы необходимым (не контингентным). Отсюда следует различность бытия и сущности конечного сущего. Бытие не есть сущность, сущность не есть бытие. Тем самым предположено различие между бытием и сущностью того же сущего. Спрашивается, какого же вида это различие.

Сущее - существительное, образованное от причастия «существующее», означает «то, что есть».

В философии сущее рассматривается в двух аспектах - со стороны своей определённости, сущности, и со стороны своего существования, бытия.

Если сущее опрашивается о том, есть ли оно и что оно есть, то существование и сущность оказываются понятийно отличаемыми аспектами. Их отличие, во всяком случае, является логическим различием (distinctio rationis) между понятийными содержаниями мышления. Существование понятийно не включает сущность данного сущего. И сущность не включает существование. То, что между существованием и сущностью имеется по меньшей мере логическое различие, неоспоримо; в этом выражается конечность и контингентность сущего.

Таким образом, бытие - это реально существующая, стабильная, самостоятельная, объективная, вечная, бесконечная субстанция, которая включает в себя все сущее.

Основными формами бытия являются:

Материальное бытие - существование материальных (обладающих протяженностью, массой, объемом, плотностью) тел, вещей, явлений природы, окружающего мира;

Идеальное бытие - существование идеального как самостоятельной реальности в виде индивидуализированного духовного бытия и объективизированного (внеиндивидуального) духовного бытия;

Человеческое бытие - существование человека как единства материального и духовного (идеального), бытие человека самого по себе и его бытие в материальном мире;

Социальное бытие, которое включает бытие человека в обществе и бытие (жизнь, существование, развитие) самого общества. Среди бытия также выделяются:

Ноуменальное бытие (от слов "ноумен" - вещь сама по себе) - бытие, которое реально существует независимо от сознания того, кто наблюдает его со стороны;

Феноменальное бытие (от слова "феномен" - явление, данное в опыте) - кажущееся бытие, то есть бытие, каким его видит познающий субъект.

Проблема сознания: определение сознания, источники сознания

Сознание как философская проблема. Существуют различные историко-философские толкования проблемы сознания. В зависимости от того, какое мировоззрение было господствующим в ту или иную эпоху менялось и понимание сознания. В античности, при господствующем космоцентрическом мировоззрении внимание человека было всецело направлено на окружающий мир. Сознание определялось как всеобщая связь между разумом и объектом, которые существуют независимо друг от друга.

Проблема понимания сознания сложна и имеет множество разрешений. Самое упрощенное представление о сознании дает материализм и так называемая «теория отражения»: сознание - высшая форма отражения объективной реальности, свойственная человеку. Сознание человека является функцией «того особенно сложного куска материи, которая называется мозгом человека». По версии материалистов, сознание возникает у человека в процессе трудовой, общественно-производственной деятельности. (Философский словарь. 1954 г.).

Современное определение сознания более качественно: сознание - способность направлять свое внимание на предметы внешнего мира и одновременно сосредоточиваться на тех состояниях внутреннего духовного опыта, которые сопровождают это внимание; особое состояние человека в котором ему одновременно доступен и мир, и он сам.

Образное определение сознания М. К. Мамардашвили: Сознание - светящаяся точка, какой-то таинственный центр перспективы, в котором мгновенно приводятся в связь. в соотнесение то, что я увидел, что я почувствовал, что я пережил, что я подумал.

Сознание предполагает, что акты «я мыслю», «я переживаю», «я вижу» и т. д., вызванные взаимодействием Я и внешнего мира, одновременно порождают сопровождающие их акты: «я мыслю, что я мыслю», «я переживаю, что я переживаю» и т. д. Эти сопровождающие акты составляют содержание рефлексии и самосознания. В сознании человек не просто переживает, но отдает отчет себе в том, что он переживает и наделяет переживание смыслом.

Процедура «я мыслю» не тождественна сознанию. Для возникновения сознания необходимо, чтобы человек взял свое мышление под контроль самой мысли, то есть занялся процедурой понимания того, почему он об этом мыслит, есть ли какая-либо цель к его мыслительном внимании к данному предмету. Сознание обеспечивает человеку прояснение всех смысло-жизненных проблем: для чего он живет, достойно ли живет, есть ли цель в его существовании. Направленность на внешние предметы присуща и психике животных, но без актов рефлексии и самосознания, предполагающих формирование Я, как состояния выделенности человека из природы и из сообщества других людей.

Существуют различные стратегии исследования и понимания сознания:

объективно-идеалистическая (на уровне Абсолюта, Бога)

пантеистическая (сознание всюду и везде)

реалистическая (сознание человека)

натуралистическая, вульгарно-материалистическая (только мозг).

Соответственно в качестве потенциально возможных источников сознания представляются:

Космическое информационно-смысловое поле, одним из звеньев которого является сознание индивида;

Внешний предметный и духовный мир, природные, социальные, духовные явления, воспринимаемые сознанием в виде конкретно-чувственных, понятийных и др. образов;

Социокультурная среда, научные, этические, эстетические установки, нормы поведения, накопленные обществом знания и пр.;

Духовный мир индивида, его собственный уникальный опыт жизни и переживаний;

Мозг, как макроструктурная природная система, обеспечивающая на клеточном уровне осуществление общих функций сознания.

Познание как предмет философского анализа: гносеология и эпистемология. Проблема

Познаваемости мира

Гносеология или теория познания – это раздел философии, в котором изучаются

природа познания и его возможности, отношение знания к реальности, выявляются

условия достоверности и истинности познания. Термин «Гносеология» происходит

от греческих слов «gnosis» – знание и «logos» – понятие, учение и означает

«понятие о знании», «учение о знании». Это учение исследует природу

человеческого познания, формы и закономерности перехода от поверхностного

представления о вещах (мнение) к постижению их сущности (истинного знания) и

поэтому рассматривает вопрос о путях движения истины, о ее критериях. Самым

животрепещущим вопросом для всей гносеологии является вопрос о том, какой

практический жизненный смысл имеет достоверное знание о мире, о самом

человеке и человеческом обществе. И, хотя сам термин «теория познания» введен

в философию сравнительно недавно (в 1854 г.) шотландским философом

Дж.Феррером, учение о познании разрабатывалось уже со времен Гераклита,

Платона, Аристотеля.

Теория познания изучает всеобщее в познавательной деятельности человека

безотносительно к тому, какова сама эта деятельность: повседневная или

специализированная, профессиональная, научная или художественная. Поэтому мы

можем назвать эпистемологию (теорию научного познания) подразделением

гносеологии,

Эпистемология (от греч. episteme - "знание" и logos - "учение") часто интерпретируется как знание оснований эмпирически наблюдаемого. Поэтому эпистемологию интересуют не все познавательные проблемы; в отличие от гносеологии, нацеленной на изучение познавательного процесса в целом, эпистемология устремлена к выявлению оснований знаний о реальности и условий истинности. Можно сказать, что она есть строгая гносеология, препарирующая познавательный процесс с точки зрения получения реального истинного знания. На эпистемологию возлагаются обязанности открывать с помощью логического анализа фундаментальные принципы научного познания. В этом смысле можно утверждать, что эпистемологическая проблематика вырвана из потока времени.

Центральной проблемой познавательного отношения человека к миру является проблема познаваемости мира. Следует отметить, что решение этой проблемы, начиная с древних времен, порождало серьезные трудности, связанные как с реальными сложностями процесса познания, проявляющимися в неполноте знаний и наличии больших массивов непознанного, так и с особенностями развития науки и самой философии в известные периоды. Эти трудности связаны, с тем, что наши органы чувств сходно реагируют на различные раздражители. Именно на почве подобных трудностей еще в древности родился скептицизм, сторонники которого выражают сомнение в возможности получения достоверных знаний, а в Новое время, сформировался агностицизм Юма и Канта. И хотя агностицизм имеет основания в сложностях самого познавательного процесса, однако согласиться с его пессимистическими выводами о познавательных потенциях человека было бы ошибкой. В противовес агностицизму диалектико-материалистическая философия проблему познаваемости мира решает положительно. Это решение базируется на том, что наши ощущения, представления, понятия, будучи в конечном счете продуктами развития природы и общества, должны соответствовать им, адекватно отражать природные и социальные объекты. Наконец, самое главное, решающее подтверждение познаваемость мира находит в предметной практической деятельности. Именно в практике, в эксперименте, в индустрии, опредмечивая, материализуя свои знания и тем самым своеобразно сопоставляя их с объектами, доказывает человек мощь, его способность познавать мир.

В античной древности первое осознание, как единодушно полагают специалисты, принадлежит Пармениду. Среди мыслей, которые сами по себе субъективные порождения человеческого, он обнаружил мысль, как бы выводящую за пределы субъективного, не мысль о чем-то, а мысль как таковую, не существование чего-то, а просто существование.

Воодушевленные этой идеей философы - элеаты приняли абстракцию чистого бытия за действительность более действительную, нежели бытие определенное, за верховное единство, царящее над многоразличием. Для них, а затем для Платона, характерно различение «бытия по мнению»-видимой, внешней реальности-и «истинности бытия», доступного лишь философскому разуму. Платон, например, под истинным бытием имел в виду «царство чистых мыслей и красоты» как нечто умопостигаемое в отличие от мира чувственных вещей как чего-то близкого к иллюзорности, с его точки зрения.

По Аристотелю, бытие -это живая субстанция, характеризующаяся следующими принципами: во-первых, каждая вещь есть самостоятельный факт, на который мы обращаем свое внимание (принцип материальности, или фактической данности вещи); во- вторых, каждый объект обладает структурой, части которой соотнесены друг с другом (знаменитая аристотелевская концепция активной формы); в-третьих, каждая вещь обязательно указывает на свое происхождение (принцип причинности); в-четвертых, каждая вещь имеет свое определенное назначение (принцип цели).

Субстанция как предельное основание всего сущего не является таковой, если в ней отсутствует хоть один из этих компонентов бытия. Из цельного бытия нельзя убрать что-либо. При этом каждый из указанных моментов берется как реальная абстракция, в смысле выделения одной грани из состава целого.

Для античной философии в той или иной степени свойственно нерасчленение бытия и мышления во всех аспектах: гносеологическом, онтологическом и этическом. В то же время в ней были заложены основы для познания сущего в последующие века человечества (обоснование истины, добра, красоты, свободы через понятие бытия, творческая активность бытия и диалектика бытия и Ничто и т.д.).

Наступление христианской эры соединило философию с интенсивным богопознанием. По существу, мыслительная деятельность первых веков христианства вплоть до завершения догматики на Вселенских соборах состояла в осмыслении Божественного Завета в категориях греческой философии.

В средние века оформилось так называемое онтологическое доказательство бытия Бога, состоящее в выводе Абсолютного Бытия из понятия бытия, а именно: то, больше чего нельзя помыслить, не может существовать только в уме. Иначе о нем можно помыслить и существование вне ума, что противоречит исходной посылке. Это доказательство многократно утверждалось и вновь оспаривалось (вплоть до наших дней).

В эпоху Возрождения и, особенно, в Новое время происходит секуляризация (обмирщение) философии, а впоследствии и все более явное, разделение философии и естественной науки. В связи с этим характерна «объективизация» понятия бытия и одновременно развитие субъективистских концепций.

Бытие осмысливается как нечто телесное, вещественное, как объективная реальность, противостоящая человеку и его разуму. Природа мыслится вне отношения к ней человека, как своего рода механизм, действующий сам по себе, а Вселенная - как машина.

Для концепции бытия в Новое время характерен субстанциальный подход: субстанция (неуничтожимый и неизменный субстрат бытия, его предельное основание) и ее акциденции (свойства), производные от субстанции, преходящие и изменяющиеся.

Р. Декарт рассматривал бытие через призму рефлексивного анализа сознания, человеческого существования: «Я мыслю, следовательно, существую». Это означает: бытие субъекта постигаемо только в акте самосознания. Г. Лейбниц выводил понятие бытия из внутреннего опыта человека. Свое крайнее выражение эта идея достигает у Дж. Беркли, отрицавшего существование материи и утверждавшего: «быть - значит быть в восприятии».

По И. Канту, «бытие не есть понятие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. В логическом применении оно есть лишь связка в суждении». Прибавляя к понятию характеристику бытия, мы не прибавляем ничего нового к его содержанию. Для И. Фихте подлинное бытие - деятельность Я, а материальное бытие - ее продукт.

Г. Гегель начинает построение своей философской системы с наибеднейшего и абстрактнейшего понятия - с чистого бытия. Почему именно с него? Разве бытие лишено всякой определенности? Разве это самое «тощее» понятие? А быть может, оно самое емкое? Ведь оно объемлет все сущее в бесконечном богатстве его конкретных проявлений. Не оно ли вмещает в себя все - материальный и духовный мир в их свойствах, отношениях и взаимодействиях? И да, и нет. «Если, рассматривая весь мир, мы говорим: все есть и не говорим ничего больше, то мы опускаем все определенное, и мы имеем, следовательно, вместо абсолютной полноты абсолютную пустоту». Чистое бытие настолько бедно и пусто, что оно неотличимо от Ничто. Разумеется, Гегель понимал всю парадоксальность ситуации и отмечал, что здравый смысл тут может вдоволь посмеяться. Как? Бытие тождественно с Ничто?! Неужели человеку безразлично, есть у него деньги в кармане или нет? Такова ирония здравого смысла. Она же - плод недомыслия: чистое бытие связано с началом. Начало же связано с наличием возможности. Сама же возможность уже есть нечто, пусть еще не ставшее, но нечто как потенция. В зародыше, в потенции объединены и бытие, и небытие. Это двуликое тождество ничто и нечто - единство противоположностей, испытывающее «беспокойство», напряженность. Внутри него совершается скрытая «работа», ведущая к становлению, переходу ничто в нечто. Эта концепция подвергалась критике. Так А.И. Герцен писал: «Чистое бытие - пропасть, в которой потонули все определения действительного бытия (а между тем они-то одни и существуют), не что иное, как логическая абстракция, так, как точка, линия - математические абстракции; в начале логического процесса оно столько же бытие, сколько небытие. Но не надобно думать, что бытие определенное возникает в самом деле из чистого бытия; разве из понятия рода возникает существующий индивид?» Имеется в виду, что иерархия «чистого» и «определенного» бытия должна быть обратна гегелевской.

В гегелевской диалектике тождество бытия и мышления (идею о котором он разделял) проходит все стадии триады. В начале неопределенное и абстрактное бытие, лишенное определений, неразличимо с мышлением (как всеобщность). Проходя шаги конкретизации, бытие и мышление могут различаться, совпадая не полностью, чтобы слиться при завершении системы. Гегель здесь обращается к «онтологическому аргументу» (т.е. упоминавшемуся выше доказательству бытия Бога). Он утверждает, что «конкретная всеобщность» - Бог - не может не содержать столь скудное определение, как бытие, парадоксально замечая: «Для мысли не может быть ничего более малозначащего по своему содержанию, чем бытие».

Современная трактовка бытия, как философской категории: прежде всего существование, бытие в мире, данное бытие. Реальное бытие часто называют существованием, идеальное - сущностью. Сущее - многообразие, в котором бытие является идентичным. "Сущее и бытие различаются так же, как различаются истинное и истина, действительное и действительность, реальное и реальность. Того, что истинно, очень много, но само истинное бытие в этом многом одно и то же… Действительное многообразно, но в нем одна действительность, идентичный модус бытия" (Николай Гартман 1882-1950, нем. философ). Сущее есть то, что есть; оно не идентично данному, т.к. охватывает также не данное.