Критика капитализма: три направления. Капитализм и потребление

Следующей школой экономической мысли стала мелкобуржуазная критика капитализма. Основоположник школы - Симонд де Сисмонди (1773-1842). Появление мелкобуржуазной критики стало следствием промышленного переворота, имевшего следствием внедрения машин разорение мелких производителей и увеличение безработицы, что ухудшало положение всех трудящихся.

"Новые начала политэкономии, или о богатстве в его отношении к народонаселению" (1819) – основное произведение Сисмонди. Он первый дал критику негативных черт капитализма, обратил внимание на анархию производства, которая, по его мнению, способствует кризису. Впоследствии это восприняли многие другие теории.

Производство – не самоцель, утверждал Сисмонди, путь крупной промышленности гибелен для человечества. Он выдвинул требование, чтобы политэкономия видела за своими абстрактными схемами живого человека. Политэкономия – нравственная, моральная наука о совершенствовании социального механизма в интересах человеческого счастья. Предмет политэкономии – материальное благосостояние людей, поскольку оно зависит от государства.

Практическая программа Сисмонди сводится к широкому вмешательству государства в экономическую жизнь, ограничению конкуренции. Свободная конкуренция имеет губительные экономические и социальные последствия, так как это приводит к росту производства, к вытеснению мелких производителей, резкой дифференциации общества. Государству следует взять под свою защиту мелких производителей, не допустить концентрацию производства. Необходимо улучшить положение и рабочего класса. Сисмонди считает, что необходимо ввести социальное обеспечение за счет предпринимателей, ограничение рабочего дня, установление минимума заработной платы, участия рабочих в прибыли предприятия (все это было реализовано в последствии, хотя в его время рассматривалось некоторыми как утопия).

6. Пролетарская политическая экономия

В 40-е годы 19-го века начинает формироваться новое направление экономической мысли – пролетарская политэкономия, явившаяся составной частью марксизма. Основоположники марксизма – Карл Маркс (1818-1883), Фридрих Энгельс (1820-1895). Появление марксизма стало закономерной реакцией на ситуацию, сложившуюся в первые десятилетия 19-го века в развитых странах, где победил капитализм. Острое противоречие между пролетариатом и буржуазией – характерная черта раннего капитализма (начало 19 века). Буржуазия использовала примитивные способы увеличения прибыли – эксплуатацию, угнетение. Методы взаимоотношения между трудом и капиталом не были еще отработаны должным образом. Недовольство рабочих выражалось в стачках, забастовках, но они носили неорганизованный характер. Маркс и Энгельс своей задачей видят организацию этой борьбы, создание революционной теории, которая способна обосновать цели борьбы пролетариата и разработать средства достижения целей.

Основное экономическое произведение марксизма – «Капитал», первый том которого вышел в 1967 году, 2-й – в 1885, 3-й – в1894, 4-й – в 1905-1910 годах.

Маркс определял величину стоимости количеством общественно-необходимого труда. Он вводит понятие абстрактного и конкретного труда. Первый создаёт стоимость, второй – потребительную стоимость. Ещё одним нововведением Маркса является утверждение, что продаётся не труд, а рабочая сила. Это положение стало основополагающим в марксовой теории прибавочной стоимости. Прибавочная стоимость – это то, что рабочий создает сверх стоимости своей рабочей силы. Если рабочий день - 8 часов, стоимость рабочей силы воспроизводится в первые 4 часа, то продукт следующих 4 часов и есть прибавочный продукт, который является носителем прибавочной стоимости, присваиваемой капиталистом. Это присвоение становится возможным благодаря тому, что капиталист оплатил стоимость дневной рабочей силы (то есть способности к труду), а рабочий день не заканчивается с окончанием воспроизводства рабочей силы. Купля – продажа рабочей силы в свою очередь является следствием частной собственности на средства производства. Маркс видит несправедливость в том, что кто не владеет средствами производства и лишен средств существования, вынужден продавать свою рабочую силу. Присвоение результатов чужого неоплаченного труда Маркс называет эксплуатацией. Показателем степени эксплуатации является норма прибавочной стоимости, равная отношению прибавочной стоимости к стоимости рабочей силы Общественная стоимость никому не позволит присваивать результаты чужого, неоплаченного труда – вот почему необходимо уничтожить частную стоимость.

Выводом из всего 1 тома "Капитала" является §7 главы 24, где выявляется историческая тенденция капиталистического накопления. Маркс отмечает растущее обобществление производства и труда на базе развития крупного машинного производства, концентрации и централизации производства. Он также отмечает рост класса пролетариата, историческая миссия которого - уничтожение капитализма. Т.О. капитализм сам в своём развитии готовит субъективные и субъективные предпосылки социалистической революции. Противоречие между общественным характером производства и частной собственностью на средства производства ведет к социальным противоречиям, к социалистической революции. Маркс пишет: "Централизация средств производства и обобществление труда достигает такого пункта, когда они становятся несовместимы с их капиталистической оболочкой. Она взрывается, экспроприаторов экспроприируют".

Второй том «Капитала» посвящён процессу обращения капитала, здесь развивается марксова теория воспроизводства капитала.

Третий том исследует процесс капиталистического производства, взятый в целом. Здесь исследуется так называемые "превращённые формы" - цена производства, прибыль, процент, рента. Центральная проблема 3 тома – распределение прибавочной стоимости между группами капиталистов.

В 4 томе содержится критический очерк истории политической экономии.

Значение марксизма сегодня трактуется неоднозначно. Но уверенно можно сказать, что марксизм придал мощный импульс развитию всей общественной мысли. Маркс показал перспективы развития капитализма, если выявленные проблемы оставить без разрешения. Если Маркс и был не прав в выводах о необходимости пролетарской революции, то на пути к этому он сделал такой анализ (заострил внимание на острых противоречиях, узких местах), который заставил искать другие решения, более гуманные с общечеловеческих позиций. Анализ Маркса был продолжен В.И.Лениным, который в рамках учения об империализме показал ужасные перспективы капитализма в виде войн за передел мира. Выводы Маркса, Ленина насторожили мировую общественную науку, направили её на поиск решений проблем капитализма. Тому, каким стал капиталистический мир сегодня, в большой мере он обязан и марксизму.

Критика капитализма

Критика капитализма в России долгое время казалась смехотворной. Всем было понятно, что капитализм - это светлое будущее, панацея от всех бед. Очевидность преимуществ капитализма настолько "висела" над сознанием постсоветского гражданина, и настолько всё советское навернулось, что постсоветскому гражданину казалось страшным смотреть в ту сторону и уж тем более критиковать капитализм: "Ну, да, да, империализм у нас загнивающий, ха-ха-ха. Да, да, да, капитализм сейчас падёт."

Всё это было до 2008 года. А потом об этом заговорил весь мир, кроме России.

Опыт критики капитализма в России - коммунистический. А внутри коммунизма существовала цензура на огромное количество сущностных вещей, связанных с нашим реальным советским укладом, с коммунизмом как таковым, это всё было запрещено обсуждать. И самое страшное, что гнать любую диссидентскую "пургу" на советскую систему было разрешено, а вот искать внутри неё эти жемчужины, подвергать её интеллектуальному переосмыслению, было запрещено. Так странно была устроена сама советская система.

Но давайте посмотрим, как критику капитализма осуществляли люди огромного масштаба, существовавшие на Западе. Как это делали безусловные корифеи, не имеющие отношения ни к Институту марксизма-ленинизма, ни к ВПШ, ни к ЦК КПСС. Я далеко не во всем согласен с Эрихом Фроммом, и не хочу, чтобы его книги стали новой Библией, но всё же посмотрим, как это делают не советские начётчики из Высшей партийной школы, а люди мирового класса.

Эрих Фромм. Иметь или быть

Фромм говорит, что капитализм основан на том, чтобы разбудить алчность, себялюбие, конкуренцию всех против всех. И он тут не первый. Об этом говорил и Гоббс и Адам Смит. Давно говорилось, что если разбудить алчность и низменные чувства в каждой человеческой особи, которая начнёт воевать с другими, то в целом человеческое сообщество начнёт огромными темпами развиваться. И что единственное, на что мы можем опираться в развитии, - это на низменное в человеке, на его алчность, себялюбие, на его человеческую природу.

Фромм говорит, что опора на такую природу, которая далеко не является природой вообще, приводит к отчуждению. Потому что формируется общество, в котором хотят "иметь", "обладать", но не "быть".

Фромм разбирает не то, больше или меньше в этом обществе будут кушать. Фромм смотрит в корень и бьёт в самую больную точку: "Потребление - это одна из форм обладания и, возможно, в современных развитых капиталистических обществах наиболее важная. Потреблению присущи противоречивые свойства . С одной стороны, оно ослабляет ощущение тревоги и беспокойства ". Человек понимает, что он смертен, что он один (а ведь его сделали индивидуалистом!) абсолютно беззащитен перед роком. Он начинает тревожиться и беспокоиться, и тогда ему, в виде наркотика, предлагают потребление. Оно ослабляет ощущение тревоги и беспокойства. Иди в магазин, покупай всё больше, и ты временно успокоишься, ты защитишь своё "Я" скорлупою этих вещей. Ты потрогаешь их, они тебе понравятся, и ты забудешь о том, что ты смертен, что ты одинок, что, по большому счёту, ты несчастен.

Все эти супермаркеты, вся эта беспрерывная жизнь в "шопингах" нужна для того, чтобы заглушить внутреннее экзистенциальное беспокойство, говорит Фромм. А все эти показы по телевидению бандитов и каннибалов, нужны для того, чтобы разбудить страх и, чтобы потребитель, который начнёт беспокоиться еще больше, побежал снова потреблять. Фильмы ужасов, вся эта культура агрессии нужны для того, чтобы загнать человека в "шопинг".

"Современные потребители могут определять себя так: я есть то, чем я обладаю и что я потребляю".

Дальше он спрашивает простую вещь: а к чему это приводит? "Людям присущи две тенденции" , пишет Фромм. "Одна из них - "иметь", "обладать"" , т.е. бегать по "шопингам" и грызться друг с другом, "черпает силу в биологическом факторе стремления к самосохранению." И это очень большая сила, на которую можно опереться. Это вся та звериная толща, инстинкты, которые спят, но никуда не исчезли. Это всё то, что существует в человеке дочеловеческого, природного. Самосохранение, вот эта грызня, джунгли, "война всех против всех".

"Вторая тенденция - "быть", жертвовать собой", говорит Фромм, "обретает силу в специфических условиях человеческого существования и внутренне присущей человеку потребности в преодоления одиночества посредством объединения с другими.

Те культуры, которые поощряют жажду наживы, а значит, обладание, опираются на одни потенции человека. Те же, которые благоприятствуют бытию и единению, опираются на другие потенции в том же человеке". И не надо говорить, что этих других в нет. Не надо говорить, что можно опираться только на те, которые нужны культурам, поощряющим жажду наживы. Пусть и ради развития.

"Нет ничего удивительного в том, что стремление человека к самоотдаче и самопожертвованию проявляется столь часто и с такой силой, если учесть условия существования человеческого рода. Удивительно скорее то, что эта потребность может с такой силой подавляться, что проявления эгоизма в капиталистическом обществе становятся правилом, а проявления солидарности - исключением. Вместе с тем, как это ни парадоксально, именно этот феномен вызван потребностью в единении. Общество, принципами которого является стяжательство, прибыль и собственность, порождает социальный характер, ориентированный на обладание, и как только этот доминирующий тип характера утверждается в обществе, никто не хочет быть аутсайдером, отверженным; чтобы избежать этого риска, каждый старается приспособиться к большинству, хотя единственное, что у него есть общего с этим большинством, - это их взаимный антагонизм".

А дальше Фромм идёт до конца: "В католической теологии такое состояние существования, в полном разъединении и отчуждении, не преодолеваемом и в любви , (а Фромм подробно объясняет, почему в таком состоянии подлинной любви быть не может, и она подменяется сексом, и почему нужны все эти сексуальные революции) определяется, как "ад". Фромм ставит знак тождества между адом социальным и метафизическим, и этим состоянием всеобщего разделения, не преодолеваемого и в любви.

А дальше он обращает внимание на ту сторону Маркса, которую не то чтобы запрещено было обсуждать в советское время, а просто категорически не хотели обсуждать. Об эксплуатации говорили, об отчуждении - нет. Фромм пишет: "Труд, по Марксу, символизирует человеческую деятельность, а человеческая деятельность для Маркса - это жизнь. Напротив, капитал, с точки зрения Маркса, - это накопленное прошлое и, в конечном счёте, мёртвое . Нельзя полностью понять, какой эмоциональный заряд имела для Маркса борьба между трудом и капиталом, если не принять во внимание, что для него это была борьба между жизнью и смертью, борьба настоящего с прошлым, борьба людей и вещей, борьба бытия и обладания".

Видите, какой выстраивает ряд Фромм вместе с Марксом? "Для Маркса вопрос стоял так: кто должен править кем? Должно ли живое властвовать над мёртвым или мёртвое над живым? Социализм для него олицетворял общество, в котором живое одерживает победу над мёртвым, то есть метафизическую победу".

Утрата единства человечества

А вот теперь хотелось бы обсудить - куда ведёт эта дорога, которую мы наметили, когда сказали о том, что капитализм сегодня постепенно выстраивает Большой Юг, Большой Запад, Большой Восток. Это стратегия, но не конечная цель. Что по другую сторону этой конечной цели?

Поскольку род человеческий (для Маркса) отчуждает в капитализме свою сущность от себя, то потеряв сущность, он потеряет единство. И в этой потере единства рано или поздно придёт к идее многоэтажного человечества - что и будет представлять собой новую и гораздо более тонкую разновидность фашизма. Это рано или поздно востребует гностическую метафизику, в которой есть "пневматики", то есть высшие люди, живущие духом, творчеством, интеллектом; "психики", живущие только эмоциями; и "хилики", живущие только телом, жратвой и всем остальным.

И это желание раскачать потребление приводит к формированию огромного количества обездушенных человеческих потребителей-скотов, над которыми начнут надстраиваться другие иерархии. Не иерархии суперпотребления, а иерархии, отрывающие самих себя и их носителей - от нижних этажей здания человечества. После этого человечество как единое целое перестаёт существовать и тогда гуманизма уже не будет в том виде, к какому мы привыкли. Никто ведь не скажет директору совхоза, почему он не должен сократить поголовье кур, если это полезно для совхоза. Почему нельзя сократить любым способом количество "хиликов", если они не нужны, если они не одно с тобой человечество? Они фундаментально, антропологически, метафизически другие.

Советская жемчужина

Что противостояло этому и в чём тут ценность советского опыта?

Под номером один идёт советский опыт индустриального и даже постиндустриального коллективизма. Если он был - значит, можно развиваться без атомизации, без превращения коллективистской солидарной сферы в индивидуалистический материал. Без этой грызни вокруг "иметь", без этого разбуженного алчного состояния. Это огромного значения опыт. И мы не имеем права не осмысливать этот опыт. Мне всё время говорят: "Что делать?" Осмысливать надо. Не можете книги писать - собирайте материал. Статьи пишите, выявляйте отдельные аспекты. Не можете писать - учитесь. Учите других.

Поймите масштаб этой проблемы. До сих пор говорилось, что двигаться можно только за счёт Адама Смита и Гоббса. За счёт того, что разбужена алчность, а её не разбудишь, пока не будет индивидуумов. А тогда ты отчуждаешь человеческую сущность от человечества, ты омертвляешь всё, и рождается эта неподвижная иерархия. Но если можно развиваться по-другому, зачем развиваться так?! Тем более что так уже развиваться нельзя.

Вторая часть - это "новый человек", "новый гуманизм" и "история как сверхценность". Говорил и буду говорить, что нет экономики как таковой, нет социологии как таковой. Есть социологии и экономики, опирающиеся на человека как константу, и социологии и экономики, опирающиеся на человека как процесс. Если вы можете человека поднять, то с этим поднятым человеком вы сделаете другую экономику. А, создав другую, вы его ещё больше поднимете, потому что не природа человека неизменна, а есть две природы. И опираются они на одну, а вторую игнорируют. А опереться-то на неё можно, она есть и её надо изучать - эту вторую природу солидаризма, коллективизма. Ее надо изучать и надо показывать, как её использовать и как её актуализировать.

Третья проблема - это альтернативный образ жизни, основанный на других краеугольных представлениях о том, что хорошо и что плохо. Я лично считаю (никому не берусь это навязывать), что если тряпок меньше, а возможностей духовного роста больше, то это прекрасно. Что если квартиры скромные, но есть прекрасные Дворцы культуры и замечательная инфраструктура общественного транспорта, то не обязательно сидеть в "Бентли". Что смысл жизни вообще не в том, чтобы оградить себя стеной из вещей, а в том, чтобы испытывать счастье от восхождения вместе с другими к каким-то невероятным, новым перспективам, которые ты успеваешь открыть в течение жизни.

И, наконец, последнее - если один корень, который мы выявили сейчас, гностический, то нам нужен другой. И ясно, что он хилиастический. Ясно, что коммунизм уходит глубочайшими корнями в хилиастические мечтания о тысячелетнем царстве человечества, о жизни в справедливости и солидарности, о Царстве Божьем на земле. Надо изучать эти корни. Это единство, которое было прервано, со всеми его обертонами. А в эти обертона входит богостроительство, которое говорило, что человек сам станет богом. Входит наука, которая говорит о том, что формы в их развитии борются с Тьмой как энтропийным принципом. Или экстрапия борется с энтропией.

У нас есть огромное богатство. И новый социальный субъект надо формировать вокруг этого советского наследства, понятого по-новому. Ибо те, кто говорят вам сегодня, что плановая экономика или директивное планирование в прошлом, - просто лгут. Те, кто говорят, что в коллективистских цепочках общество не может развиваться, - лгут. Те, кто говорят, что человеческая природа неизменна, - лгут.

Рано или поздно вокруг этого надо развивать структуры и организационное начало. Пусть сформируется этот новый социальный субъект раньше, чем упадёт всё остальное.

На основе передачи С. Кургиняна "Суть времени - 5"
Виртуальный дискуссионный клуб "Суть времени" - Томск.

Критика капитализма в Капитале во многом свелась к критике его главных негативных проявлений - циклических кризисов производства и плохого положения рабочих. Как показала дальнейшая история, с кризисами и с нищетой рабочих можно справиться, не меняя сути капитализма, не меняя принципа удовольствия от насилия.  

Чем отличается критика капитализма Кейнсом от критики его Марксом  

Научные взгляды Д.Рикардо были использованы в 20-х годах XIX в. социалистами-рикардианцами Дж.Бреем, Т.Год-скиным, У.Томпсоном. Они критиковали капитализм и обосновывали социалистическое учение.  

Либеральный реформизм Дж.Ст. Милля был основан на вере в возможность постепенно, средствами разумного законодательства трансформировать современный ему капитализм в более справедливое и гуман ное общество. Многие другие критики капитализма не разделяли этой веры и с разной степенью радикальности настаивали на необходимости изменить саму основу этого общества. Альтернативный капитализму тип общественного строя, основанный на отрица-  

Этическая критика капитализма базировалась прежде всего на трудовой теории стоимости Д. Рикардо. Признавая прибыль вычетом из продукта труда, ни Смит, ни Рикардо не сомневались, однако, в ее оправданности для них это был доход, отражавший ро капитала как фактора производства . Для радикальных сторонников Рикардо такая позиция казалась непоследовательной продукт труда должен полностью принадлежать его создателим - трудящимся. Рента, ссудный процент , прибыль (сверх платы за управление) - все эти доходы определялись как нетрудовые и потому неправомерные. Подобная система устойчива , так как неравный обмен между трудом и капиталом закрепляется в имущественном неравенстве, которое, в свою очередь, и ставит труд в зависимое положение з его отношениях с капиталом. Эти идеи получили развитие в работах целой плеяды авторов, которые попытались переосмыслить учение классической школы сточки зрения интересов трудящихся. Со временем их условно объединили в одну группу и стали называть соци-алистами-рикардшищами. Наиболее известными среди них были ирландский землевладелец и коммерсант Уильям Томпсон (1775- 1833) и отставной морской офицер и журналист Томас Годскин (1787-1869).  

Этическая критика капитализма строилась на принятии исходного принципа Локка и констатации противоречий при его практическом применении . Совсем другую сторону дела затронул знаменитый идеолог индустриал измай утопист Анриде Сен-Симон (1760- 1825). Он обратил внимание на фактор случайности рождения, который при господстве частной собственности и наличии права ее наследования становится фактором, во многом предопределяющим возможности человека участвовать в управлении общественными делами, в том числе в производстве. Эта мысль была подхвачена и развернута сен-симонистами - учениками Сен-Симона, развившими бурную пропагандистскую деятельность уже после смерти своего учителя. Согласно их аргументам, случайность рождения слепо распределяет все орудия труда , нередко допуская, что лучшая часть продукта и первая прибыль идет в пользу неспособного или ленивого собственника. Так что частная собственность не только не справедлива, но и не функциональна, поскольку ведет к некомпетентности в управлении все более крупным и сложным производством. Сенсимонисты считали, что собственность, обретаемая по праву рождения, - это пережиток средневековья, тогда как в будущем единственным правом на богатство, то есть на распоряжение орудиями труда , будет умение применить их к делу. Чтобы осуществить этот принцип, они требовали передать право наследования, ныне ограни-  

В последней трети XIX в. эти ко-социальная направленность была разрывно связана с критикой капитализма как господствующей [стемы отношений и либерализма как его философского обосновали. При этом сам характер социальной экономии предполагает за-(симость входящих в нее концепций от национальных, культурных,)авовых и религиозных традиций. Поэтому мы можем скорее гово-1ть не об едином направлении, а о различных проявлениях озабо- нности социально-экономическими вопросами, различном виде-1и причин и путей их решения.  

Таким образом, в противовес Марксовому тезису о внутренне обреченности капитализма как экономической системы , Туган Ба рановский пришел к выводу о жизнеспособности капитализма ка системы хозяйства. Более того, он считал, что развитие капитализм является прогрессивным и неизбежным явлением в таких страши как Россия. Однако это не означает, что Туган-Барановский ото зался от критики капитализма. Он критиковал капитализм с соцн ально-нравственных позиций. Основное противоречие капитализм состояло, по мнению Туган-Барановского , в том, что капитализм обращая человеческую личность в средство, в раба вещей, в то же врг мя ведет к распространению и укреплению общественно-моралы го сознания, признающего личность верховной ценностью общее  

На базе институционализма в конце 60-х гг. возникла радикальная политэкономия, представители которой (Г. Шершав,. Т. Вайскопф, Э. Хант и др.) в своей критике капитализма используют ряд теоретических положений К- Маркса.  

Всякий раз, выделяя ту или иную сторону экономической теории как приоритетную, наука вынуждена была обращаться к решению назревших социально-экономических , вполне конкретных проблем. Однако время все расставляет по своим местам. Экономическая политика , государственное регулирование , социальная политика и защита наименее обеспеченных людей и т. д. давно стали самостоятельными проблемами в экономической теории , а предметом ее исследования остаются производственные отношения людей в условиях ограниченности ресурсов . К сожалению, саму науку заидеологизирова-ли, замусорили классовым, особенно партийным, подходом. Мы все более и более напирали на эксплуатацию наемной рабочей силы и занимались революционной критикой капитализма и перестали ис-  

Для представителей мелкобурж. экономнч. мысли, стоящих на религиозных позициях, характерны общие рассуждения о добро и зле при критике капитализма, подчёркивание египетской исключительности и др. Важное место в трудах мелкобурж. экономистов занимает также пропаганда арабского социализма. Учитывая антикапиталистпч. настроения масс, мн. мелкобурж. идеологи говорят о неприемлемости для АРЕ капитализма, как способа произ-ва, неспособного обеспечить рациональное использование производит, сил, как строя, опирающегося на социальное неравенство. Однако социализм, проповедуемый этими экономистами, сводится лишь к вмешательству гос-ва в экономику. Стремясь сохранить видимость независимости в теории, идеологи нац. социализма говорят о том, что арабский социализм должен занять среднее положение между капитализмом и коммунизмом. Они утверждают, что ими вырабатывается новый подход к вопросам экономич. развития, свободный от недостатков капитализма и ошибок коммунизма. Вполне справедливо отмечается, что успешное развитие египетской экономики во многом зависит от размеров гос. сектора. Вместе с тем для мелкобурж. экономистов характерны попытки сгладить противоречия между гос. и частным секторами . У них нет определ. точки зрения в вопросах дальнейших агр. преобразований. Нек-рые считают, что для решения земельной проблемы достаточно распределить имеющуюся землю среди крестьян. Однако преобладает мнение,  

Б. выступал с резкой критикой крепостничества н царского самодержавия, отмечая, что крепостное право тормозит экономии, развитие России, использование природных богатств страны и порождает разорение крестыш. Б. вскрывал методы грубого насилия, деспотизм и казнокрадство царского гос. аппарата. Выступал также с критикой капитализма, отношение к к-рому во многом определено его знакомством с К. Марксом и Ф. Энгельсом во 2-й пол. 40-х гг. 19 в. В критике капитализма Б. использовал ряд положений К. Маркса, изложенных в 1-м т. Капитала. В. отмечал общие черты капитализма с предшествовавшими ему эксплуататорскими формациями. Он указывал на неизбежность борьбы между бурж. обществом, разделённым на два непримиримых антагонистич. лагеря, до полной победы социальной революции. Считал, что экономии, основой классовой дифференциации населения является всё большее сосредоточение пром-сти, торговли, кредита и руках крупных собственников.  

Г. дал яркую критику капиталистич. строя в работах и статьях Письма из Франции и Италии, С того берега, Былое и думы, Письма к путешественнику, Русские немцы и немецкие русские и др., завершил эту критику в письмах К старому товарищу. Он отмечал острейшие противоречия между головокружительным богатством капиталистов и ужасающей нищетой масс, между пауперизмом и наглым господством денег, между умственным и физич. трудом, между городом и деревней. Выход из капиталистич. противоречий видел в революц. замене капитализма социализмом. Критику капитализма он сочетал с критикой бурж. политич. экономии, указывая, что она пытается увековечить капиталистич. строй. Г. подошёл к пониманию эволюции бурж. политич. экономии и разграничению двух её направлений классич. и вульгарного. Появление вульгарной политич. экономии Г. считал ответом буржуазии на выступление пролетариата. Г. называл её пошлой посредственностью.  

Наиболее остро вопрос о противоречиях капитализма в то время выдвинул завершитель К. б. п. >. но Франции Ж. III. Л. Сасмоида. Однако он критиковал капитализм с позиции мелкой буржуазии.  

М. критикует капитализм с крайне левых этич. позиций, провозглашая своё стремление бороться за строительство социализма и коммунизма. Вопреки ленинизму, М. рассматривает бедность, отсталость страны, обездоленность народных масс как неотъемлемые атрибуты жизни при социализме и даже как факторы, якобы благоприятствующие строительству нового общества. Заботу о росте благосостояния народа М. объявляет ревизионизмом, реакц. экономизмом, ведущими к буржуазному перерождению. Он пытается сочетать утопич. концепции уравнительного крест, социализма и казарменного коммунизма (особенно в сфере распределения и организации труда , управления страной) с нек-рыми проверенными практикой мирового социалистич. строительства методами и формами организации экономики и гос. управления (гос. собственность на средства произ-ва, планирование, кооперирование с. х-ва, социалистич. методы индустриализации, хозрасчёт).  

МЕЛКОБУРЖУАЗНЫЙ СОЦИАЛИЗМ, совокупность теорий бурж. нолитич. экономии, содержащих критику капитализма и предлагающих утопим, программы построения нового общества, минуя соцпали-стич. революцию и диктатуру пролетариата. М. с. характеризует это общество как идеальное для положения мелкобурж. производителя в системе каннтали-с тнч. пропз-ва (см. Демократический социализм , Истинный социализм, Мелкобуржуазная политическая экономия , Народничество, Прудонизм, Фабианство).  

Много внимания в своих работах М. уделял вопросам орошения почв засушливых р-нов, осушения болот, проблемам улучшения речного судоходства и развитию трансп. ж.-д. сети в России. М. выступал с критикой капитализма, однако считал, что его пороки (язвы индивидуализма, погоня за наживой, засилье монополий и др.) могут быть устранены в рамках самого капиталистич. строя с помощью таких утопич. мер, как создание предприятий на средства мелкой буржуазии и трудящихся.  

Ленин отмечал несостоятельность либерально-на-роднич. идеи беспочвенности капитализма в России и др. антиисторич. утверждений. Вместе с тем он признавал позитивный вклад экономистов-народников в развитие экономич. мысли России. Высоко оценивая народнич. критику капитализма, Ленин писал, что...старое русское народничество перестало быть одним мечтательным взглядом в будущее и дало обогатившие русскую общественную мысль исследования экономической действительности России (там же, т. 12, с. 331). Представление о путях движения России к социализму резко отделяло народнич. идеологию от марксистской. По словам Ленина, ...все отличие народничества от марксизма состоит в характере критики русского капитализма (там же, т. 1, с. 465). Народнич. критика капитализма затушёвывала его противоречия, отрицала роль рабочего движения . Из марксистской трактовки историч. судеб капитализма следовал вывод о неизбежности классовой борьбы пролетариата и необходимости создания пролетарской партии в России.  

Швейц. экономист Ж. Ш. Л. до Сисминди, так же как Смит и Рикардо, пытался решить вопрос о сущности Н. д. независимо от анализа воспронз-ва всего обществ, капитала. Годовой обществ, продукт и Н. д. выступают у него как равные величины. Хотя Сисмонди и ратовал за активное вмешательство бурж. гос-ва в процесс распределения Н. д., он всё же, по словам В. И. Ленина, ограничился сентиментальной критикой капитализма с позиции мелкого буржуа. Что же касается представителен вульгарной политич. экономии, то они стремились доказать отсутствие эксплуатации в капиталистич. обществе и справедливость принципов распределения, основанных на естеств. законах, таких, как широкое сотрудничество всех на благо всем. Автором т. н. теории трёх факторов произ-ва (капитал, земля, труд) выступил духовный отец вульгарной политич. экономии Ж. Б. Сей. Эту теорию разоблачил Маркс, показав, что среди названных элементов капитал и земля являются мнимыми источниками богатства и относятся к совершенно различным сферам.  

Критика экономии, системы капитализма содержится в трудах представителей утопического социализма. В соч. Т. Мора, Т. Кампанеллы, А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна п др. даётся развёрнутая критика капитализма, частной собственности и эксплуатации человека человеком высказаны гениальные догадки о будущем справедливом обществе. Прогрессивные идеи утонич. социализма были восприняты марксизмом и явились одним нз его источников. Однако представители утопии, социализма не смогли подняться до науч. объяснения закономерностей развития экономич. строя н условиях неразвитых форм классовой борьбы они не видели прогрессивной миссии капитализма, создающего материальные предпосылки перехода к социализму, и не понимали истории, роли пролетариата как могильщика капитализма и строителя нового общества.  

Р.-Я. испытал сильное влияние учения Д. Pi/K ipiio п пытался подобно англ, социалистам-утопистам использовать выводы из его трудовой теории стоимости для критики капитализма, что было охарактеризовано Ф. Энгельсом как морально-этпч. решение проблем но-литич. экономии. Причину присвоения прибавочной стоимости выводил из правовой организации бур,к. общества.  

Вот уже более трех недель глашатай умного капитализма, британская газета The Financial Times проводит смотр состояния рыночной экономики. Обозреватели, экономисты, политическое деятели и предприниматели со всего мира ведут споры на ее страницах. Озаглавлен этот длинный цикл статей был следующим образом: «Капитализм в кризисе».

То же самое, как если бы ватиканская газета l"Osservatore romano опубликовала критику католической церкви. Потому что общее мнение экспертов звучит довольно жестко, и его можно свести к такому нелицеприятному выводу: унаследованная из 1980-х годов формула ультралиберального и нерегулируемого капитализма больше не работает. Эти слова похожи на заявления Франсуа Олланда (François Hollande), однако появились они в одной из крупнейших газет международных деловых кругов.

Такие публикации - важный сигнал, который звучит три года спустя после кризиса 2008 года и за несколько дней до открытия экономического саммита в швейцарском Давосе. В экономике, как и любой другой сфере, существуют свои интеллектуальные тенденции. Они проявляются на страницах таких газет, как The Financial Times, The Wall Street Journal или The Economist, и подготавливают почву для глубинных изменений.

Преобразованиям эпохи Рейгана и Тэтчер, которые свернули шею умеренному послевоенному капитализму, в конце 1970-х годов предшествовала длительная демонизация государства со стороны мыслителей так называемой «консервативной революции». Вкупе с последовавшей глобализацией торговли она привела к зарождению нынешней формы капитализма. И возникновению кризиса 2008 года.

От рыночной экономики в ее современной версии нужно будет отказаться. «Она оказалась не только нестабильной, но еще и в значительной мере несправедливой», - говорится в открывшей цикл редакционной статье. Как рассказывает бывший глава американского казначейства Лоуренс Саммерс (Lawrence Summers), в США, то есть стране, которая призвана воплощать в себе высшие достижения капитализма, он теряет доверие населения: по данным недавнего опроса, лишь 50% граждан страны все еще отзываются о нем в позитивном ключе. Капитализм стал символом завышенных зарплат финансистов, анемичного экономического роста и высокой структурной безработицы.

Главным моментом в обвинительном заключении The Financial Times стал следующий вывод: капитализм оказался в кризисе, так как является главным источником неравенства. Он не стоит на защите моральных ценностей, а, наоборот, представляет собой лучшую из известных систем по производству богатства. И в своей версии до 1980-х годов хотя бы был известен тем, что распределял эти богатства относительно приемлемым образом. Экономисты сказали бы, что рынок благоприятствует разумному размещению ресурсов.

Но это осталось в прошлом. Последние 30 лет неравенство в Америке и Европе ощущается все сильнее. До такой степени, пишет The Financial Times, что начинает представлять угрозу для нашей демократии и построенного на консенсусе общества, которое опирается на преобладающий средний класс. В США в настоящий момент просматривается сильнейшее неравенство в доходах за почти что целый век. Находивший недавно проездом в Париже политолог Норман Орнштейн (Norman Ornstein) отметил, что нынешняя структура доходов в США характерна для стран третьего мира. С 1980 года состояние 1% наиболее богатых американцев увеличилось на 300%.

В то же время, как следует из статистики Министерства труда, средние доходы американской семьи выросли не более чем на 40%. Более того, уточняют специалисты, этот прирост был достигнут только потому что часть женщин вышли на рынок труда. Если убрать из расчетов этот второй источник доходов американской семьи, то вырисовывается еще более мрачная картина: за 30 лет средние доходы мужчин в США совершенно не увеличились. В Европе наблюдается аналогичная, пусть и не столь ярко выраженная тенденция.

Для чистоты анализа статистику Министерства труда необходимо дополнить данными об изменениях покупательной способности: в некоторых секторах она действительно возросла в результате усиления давления глобализации на цены. Тем не менее, неумолимые цифры приводят нас к по большей части аналогичному выводу: «В современной экономике сущетсвует две полосы, скоростная для сверхбогачей и заблокированная для всех остальных», - пишет один из обозревателей The Financial Times Джон Плендер (John Plender).

Главным объектом вызванного неравенством гнева стали «финансисты». Их незаслуженные, как часто говорят, богатства, не имеют ничего общего с доходами предприятий. Это барыши верхушки финансового сектора, который накачан спекуляционными амфетаминами и разросся сверх всякой меры. Одна из его главных задач - финансировать задолженность среднего класса, который в нынешнюю эпоху глобализации способен сохранить уровень жизни лишь с помощью займов. Злодей - это глава банка Goldman Sachs Ллойд Бланкштейн (Lloyd Blankstein), а герой - основатель Apple Стив Джобс (Steve Jobs).

Цикл статей The Financial Times приветствует предпринимателей. И критикует то, как советы директоров крупных предприятий устанавливают оклады руководства, в том числе в финансовом секторе. Мы живем в невероятное время: генеральный директор может зарабатывать в 400 раз больше сотрудников нижнего уровня. До 1980 года это соотношение было не больше 40. Моральный регресс или необходимость подстраиваться под практику конкуренции?

Критика капитализма сегодня становится привычной. Скорее даже наоборот, признание того, что капитализм хорош, кажется странным. Кризис превратился из чего-то экзотического и апокалипсического в привычную форму существования - совершенно по Марксу. Поэтому прежние восторги бывших советских людей по поводу того, что капитализм дает 200 видов колбасы в магазине сменяются пониманием того, что эти 200 видов колбасы обходятся очень дорого. Слишком дорого. Фантастически дорого, и причем не только в деньгах. Люди чувствуют, что капитализм лишает их чего-то очень важного, того, лишившись которого они перестанут быть людьми.

Это чувство дает основание для критики современной модели. Не будем касаться критики политэкономической. Утверждать, насколько Маркс был прав и насколько ошибались все его противники означает очень долгую и специфическую дискуссию, которая и так ведется в блогосфере. В любом случае, переход к политэкономическому рассмотрению требует определенной подготовки и умению использовать определенный аналитический аппарат. В этом случае пресловутое «неясное понимание» уступает место аналитическому. В случае же «неясного понимания» речь идет об этическом восприятии капитализма, об его критике с этических позиций.

Наиболее распространенным аспектом этической критики капитализма в современном обществе (особенно «среди левых интеллектуалов») является так называемое «общество потребления». В прошлом основой критики капитализма считали нищеты народных масс, однако сейчас эта нищета менее выражена, особенно в мегаполисах, и не дает о себе знать. Сверхпотребление же, в отличии от политэкономических особенностей капитализма, видится прекрасно «невооруженным взглядом» и представляет отличную мишень для критики. Действительно, если та же классовая структура общества кажется то ли односторонней, то ли устаревшей, то массовая потребительская гонка всегда на виду.Очередь за новыми Айфонами по своему маразму мало что может превзойти.

Поэтому пытаясь рассмотреть, что же является причиной этического неприятия капитализма, многие выбирают именно этот путь. Дескать, капитализм заставляет человека рваться нам работе ради того, чтобы он обрел еще один предмет потребления. Не забывают и про рекламу, которая реально надоела большинству людей более чем полностью. Кажется, что мир без рекламы и без бесконечной потребительской гонки будет намного чище (в том числе и сточки зрения экологии) и счастливее. Разве не является идеалом «простая жизнь» (желательно на природе), когда человек работает только для того, чтобы удовлетворить основные потребности, а не рвет на себе жилы ради обладания еще одним гаджетом…

Стоп! Идеал - идеалом, а вопросы остаются. И речь идет о том, что же является «основными потребностями». И если с новым «бентли» тут все понятно, что более приземленные вещи оказываются спорными. Например, в той же «простой жизни» пардон, уборная должна быть или нет? И какая? Понятно, что дачнику и «туалет системы сортир» может оказаться приемлемым, но летом. А зимой, в мороз, в метель…

Поэтому понимание, за какой же границей потребление переходит в разновидность «сверх-» остается весьма условным. Эту границу всегда можно двигать в ту или иную сторону. Так, для некоторых сельских пенсионеров сверхпотреблением является тот же водопровод—они до сих пор носят воду «с колонки» или вообще, из реки, так как считают абсурдным платить деньги за проведение водопровода домой (а деньги имеют, держат «на книжке»). Впрочем, это сейчас уходящий тип, еще лет десять назад подобных было больше. Но вот люди, не использующие стиральные машины-автоматы встречаются до сих пор…

С другой стороны, тот же представитель «офисного планктона» зачастую наличие планшета или телефона новейшей марки, меняемой каждый год, не считает за сверхпотребление. Он вполне может обличать «тупых потребителей», смеяться над толпой на распродажах и вообще, иметь антикапиталистические взгляды. Айфон -это же простотелефон—будет утверждать этот менеджер среднего звена. Удобный, надежный. Почему наличие хорошей вещи следует считать «потреблятством»?

Таким образом, критика сверхпотребления является столь же неопределенной, сколь и распространенной. Но эффект от этой критики является далеко не однозначным. Например, сверхпотребление становится базовым признаком капитализма, и общества, не имеющие его могут казаться некапиталистическими или антикапиталистическими. Например, еще недавно была популярна идея теократии, как спасения от капиталистического ада. Еще сейчас многие связывают ограничения потребления, декларируемые многими религиями с «выздоровлением общества», устранением его основных противоречий. Даже критика той же РПЦ идет во многом от того сверхпотребления, которое ведут высшие церковные иерархи. Типа, у наличие у Патриарха часов «брегет» или дорогих автомобилей является основной проблемой клерикализации общества. Не было бы часов и катайся Патриарх на «Ладе-Калине»--все было бы прекрасно…

Еще менее очевидный результат критика сверхпотребления дает в самом левом движении, в левой антикапиталистической мысли. Все более усиливающаяся критика этого процесса дает как идеал вариант общества «недопотребления», наподобие мифического маонисткого Китая, где все одеты в одинаковые ватники и живут в казармах. Какое отношение это имеет к критике капитализма, сложно сказать. 90% времени капитализм представлял собой именно этот вариант, да и представляет для огромной массы стран теперь.

И главное. Не является ли проблема критики сверхпотребления тем, что само это сверхпотребление вторичным результатом неких внутренних процессов капиталистического общества?Почему бы и нет. Реально Маркс дал этому определение еще в XIX веке. В «Экономическо-философских рукописях 1844 года»он писал:

«Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это - принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения всяких других потребностей, но не потребности в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает, есть принесение себя в жертву, самоистязание. И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому. Подобно тому как в религии самодеятельность человеческой фантазии, человеческого мозга и человеческого сердца воздействует на индивидуума независимо от него самого, т.е. в качестве какой-то чужой деятельности, божественной или дьявольской, так и деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя.

В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций - при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., - а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному?

Правда, еда, питье, половой акт и т.д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер.»

Вот вам и основа сверхпотребления.Если труд отчуждается, то единственно доступными человеческими функциями оказываются связанные с потреблением. С ростом отчуждения растет и потребление, как попытка уравновесить расчеловечивание в трудовой деятельности тем, чем остается. Проблема оказалась обратной той, на которую указывали критики. Бороться со сверхпотреблением означает бороться с попытками человека обойти извне систему отчуждения, усиливая те функции, что не ей. То, что эти попытки оказываются бессмысленными, потому что пытаясь вырваться за пределы замкнутого круга, человек все равно оказывается в нем, не означает того, что исключение вообще этого круга из рассмотрения является верным.

Основная этическая проблема капитализма - не «потреблятство»! Основная этическая проблема капитализма - это отчуждение. Это именно то, что миллионы лишаются своей воли, отдают её в руки некоторых избранных. Миллионы и миллиарды денежных средств - это миллионы и миллиарды человеко-часов, миллионы и миллиарды отобранных воль.

Именно поэтому коммунизм, как решение проблем современного общества представляет собой именно снятие отчуждения. Возвращение человеку его свободной воли, превращение его из «винтика» капиталистического производства в истинного хозяина своей жизни. По сравнению с этой истинной свободной кажутся жалкими либеральные права. Либеральная свобода представляет собой лишь небольшое подмножество свободы коммунистической, а сами либералы лишь жалкими имитаторами, которые пытаются своими действиями лишь изобразить подобие свободы, не давая ничего реального.