Митрополит Аргентинский и Южноамериканский Игнатий: «Нужно быть всем для всех»

Наш собеседник поступил в ПСТГУ уже будучи архиереем. После окончания Университета, уже в сане архиепископа, владыка Игнатий сначала был назначен на Хабаровскую кафедру, возглавив чуть позже новообразованную Приамурскую митрополию, а летом 2016 года отправился на другой берег Тихого океана, став митрополитом Аргентинским и Южноамериканским.

Владыка, я понимаю, что этот вопрос Вам очень часто задают, но все-таки: Вы выпускник технического факультета, и к вере Вы пришли в «сознательном» возрасте…

Во взрослом.

У светских людей до сих пор бытует мнение, что естественные науки, особенно такие как физика и вера в Бога, в частности христианская вера, - вещи совершенно несовместные. Расскажите, пожалуйста, как Вы, будучи выпускником технического вуза, пришли в Церковь.

Говорить о том, что наука опровергает существование Бога, это не что иное, как идеологический штамп или идеологический заказ. Это миф.

На самом деле наука, если это действительно наука, внерелигиозна. Она не антирелигиозна, но внерелигиозна.

Это означает, что предметы, которыми наука занимается, к религии не имеют, вообще говоря, прямого отношения. Физика изучает законы, которые лежат в основе мироздания, они постоянны и неизменны. Это основы природы. Можно задумываться - эти основания сами собой создались или их кто-то создал? Если возникает такой вопрос - это уже вопрос философии или религии. Иными словами, есть область Духа, есть область нашего видимого материального мира. Если говорить проще, наука занимается своими вопросами, вера занимается своими вопросами. Самое главное, что на грани этих двух миров - материального и духовного - стоит человек. Поэтому любой ученый рано или поздно, особенно если это серьезный ученый, обязательно начинает задавать себе вопрос: помимо того, что я изучаю, что-то существует или нет? Так и со мной было. Я действительно физик, я закончил Физический факультет в Иркутске. Могу сказать, что большинство людей, которые преподавали в нашем университете, были учеными высокого уровня. Они приезжали из Новосибирского академгородка, а им самим преподавали ученые с мировыми именами. Эти люди никогда ничего плохого о религии не говорили. Более того, совсем недавно я получил от нашего декана поздравление с новым назначением - это произошло после того, как меня назначили митрополитом Аргентинским и Южноамериканским. Оказывается, эти люди наблюдали за биографией своего, скажем так, не самого лучшего ученика.

Все-таки помимо ученых в советском вузе Вам преподавали и товарищи, читавшие «Научный атеизм»…

Научный атеизм, марксистско-ленинская философия, политическая экономия - все эти науки, конечно, были основаны на началах материализма. Это были самые посещаемые занятия не потому, что мы ими интересовались, а потому, что нас там пересчитывали буквально поименно. Где-то минут 15- 20 от лекции занимала проверка посещаемости. Если, не дай Бог, ты не присутствуешь хотя бы на одной лекции, могли последовать санкции: например лишение стипендии, вопрос об исключении из института. На деле каждый на таких лекциях занимался своим делом: кто-то выполнял домашние задания, кто-то читал. Мы не интересовались этими дисциплинами.

Отсутствие интереса к марксизму или даже несогласие с советской идеологией еще не означает согласие с христианством.

Да, конечно.

Как Вы все-таки пришли в Церковь?

Вы знаете, многие студенты из нашего университета интересовались чем-то большим, чем просто наука: кто-то искусством, кто-то литературой, кто-то философией. Интуитивно мы понимали, что физика не исчерпывает всего, что необходимо человеку. Поскольку единственным «высоким» учением, доступным для нас, был научный коммунизм и марксистко-ленинская философия, которую к тому же скучно преподавали. Искусственность привязки всего к тезису, что Бога нет, была слишком очевидна даже для нас, людей, которые в этом не очень разбирались. Нам ведь не давали читать Библию, давали читать выдержки из Библии с комментариями по полстраницы. Это было скучно.

Когда началась перестройка, когда появилась возможность самим знакомиться с источниками по религиозной тематике, выступления священников сразу же стали собирать огромные аудитории.

На одной из таких встреч я и присутствовал. Я узнал, что местный архиепископ выступает перед студенческой аудиторией в Фундаментальной библиотеке нашего университета. Я пришел туда, зал был переполнен, и я не смог даже войти внутрь, потому что все стояли вплотную. Из проема двери я что-то видел, что-то слышал. Когда этот человек начал говорить, я был поражен, насколько эрудированным он оказался. Нам в курсе научного атеизма внушали, что Бога нет, что люди, которые Ему служат, либо глупые, либо лжецы, которые обманывают темных бабушек, для того что бы нажиться. Здесь же я увидел впервые в своей жизни настоящего священника, услышал, что он говорит и как он говорит. Понял, что это человек колоссального ума и громадной эрудиции - он ведь совершенно свободно отвечал на все вопросы. Причем вопросы касались литературы, социологии, политики, психологии, я уже не говорю о теологии. Причем он приводил цифры, факты. Никакой «воды» не было - сплошная конкретика. Он себя прекрасно держал: не старался показать себя, он просто спокойно отвечал. Сейчас-то мы понимаем, что это настоящий христианский подход, настоящая христианская манера поведения, но тогда для меня это было открытием. Меня заинтересовал этот человек, я с ним встретился, он ответил на все мои вопросы. Я сам принял решение креститься, затем крестился. Апостол Павел совершенно правильно сказал, что сила Божья через рассматривание Его творений становится видимой. Так оно и получилось. Рассматривая Его творение, придешь к Богу.

Скажите, в какой момент Вы решили, что Ваше призвание не просто быть христианином и трудиться на каком-то светском поприще, но стать священником и идти монашеским путем, а не путем семейного священства?

Призвание к монашеству у меня было с юношеского возраста, правда, тогда я этого не осознавал. Именно к монашеству, а не к священству. Мне нравилось находиться одному, читать, размышлять. Конечно, у меня было много друзей - я был достаточно общительным человеком и, как мне кажется, до сих пор таким и остался, но уединение мне было, говоря мирским языком, более комфортно.

Вы сказали - много друзей. Разрешите уточнить, Вы говорите о друзьях или о хороших знакомых? Были ли рядом с Вами в те годы люди, которые Вам внутренне по-настоящему близки?

Скорее всего, было много хороших знакомых. Внутренне по-настоящему, по-христиански, наверное, нет. По-человечески - да, по-христиански - нет. Возможно, я тогда еще разницы не понимал. Владыка Хризостом, сейчас он на покое, а тогда был Иркутским епископом, позже Литовским митрополитом, мне дал Библию. Был конец 80-х - начало 90-х годов. Он же подарил мне книгу святителя Игнатия Брянчанинова, а затем аввы Дорофея, эти книги были тогда большой редкостью. Я открыл эти книги и вдруг понял, что это мое. Тот и другой писали в основном о монашестве. Писали для монахов и сами были монахами. Святитель Игнатий потом уже стал епископом. Какие-то глубокие струны вдруг проснулись во мне и сразу ответили на то, что я прочитал. Мне кажется, что у меня было и остается призвание к монашеству. На священство меня благословил отец Иоанн Крестьянкин, на архиерейство тоже.

Как получилось, что именно отец Иоанн стал Вашим духовником?

Господь ссудил таким образом. Он всё устроил. В монастыре я оказался, поехав с владыкой Хризостомом в Литву: в Иркутске, где я жил и учился, тогда не было монастырей. Буквально с первых минут монастырской жизни я почувствовал, что уклад монашеской жизни - это мое.

Были у Вас какие-то особые искушения в этот период?

У меня таких искушений, о которых часто пишут, не было, потому что я сразу почувствовал, что это мой путь. Это то, к чему моя душа стремилась многие годы. Я никогда не хотел уйти из монастыря. Единственный раз я захотел проявить своеволие - перейти на Валаам из нашего Ильинского монастыря, но вместо Валаама оказался уже епископом на Камчатке. Я сразу попросил владыку принять меня на послушание в монастырь: учился читать, петь, учился правилам монашеской жизни.

С отцом Иоанном (Крестьянкиным) я познакомился по совету одной монахини. Из Вильнюса, где был наш монастырь, до Пскова 12 часов езды, потом еще два часа нужно ехать до Печор. Как ни странно, батюшка меня принял в тот же день. Уже в то время было очень трудно попасть к нему на личный прием. Отвечал он всем письменно через Татьяну, свою келейницу, а вот так, чтобы лично беседовать, - очень редко. Это был удивительный старец. Мы с ним побеседовали, он меня внимательно выслушал. Каждый раз, когда я приезжал к нему, он всегда принимал меня. С тех пор я не сомневался, что именно он должен стать моим духовным отцом. Но я понимал, что не надо просить его об этом. Я как-то заикнулся на эту тему, а он говорит: «Печать в паспорте ставить не будем. Решайте сами». Я понял, что ты сам для себя выбираешь, кто твой духовный отец. Я выбрал, я решил для себя, что у этого старца буду окормляться. Я всегда, когда было нужно, обращался к нему и всегда получал ответ, или лично, или письменно.

Вы окончили Московскую семинарию, но при этом спустя годы после ее окончания, уже будучи епископом, поступили в Свято-Тихоновский университет. Для епископа поступок нетипичный. Даже не потому, что не все хотят, а просто потому, что архиерейский сан связан с очень большой административной и богослужебной нагрузкой. Кроме того, учась заочно, нужно приезжать на государственные экзамены, на защиту диплома это дополнительное время. К занятиям, к сессиям необходимо готовиться. Скажите, почему, понимая неизбежность всех этих сложностей, все-таки Вы решили, уже закончив семинарию, поступать в Свято-Тихоновский университет.

Всё вместе совпало: воля Божия, благословение старца, мое большое желание и необходимость. Прежде всего, я познакомился с институтом через отца Владимира. Уже тогда это был очень известный в Москве протоиерей. Он приехал к отцу Иоанну Крестьянкину, для того чтобы получить его благословение на создание Свято-Тихоновского университета (тогда еще института). Мы с ним жили в одной комнате, он ждал приема батюшки, как и я. Отец Владимир мне рассказал об институте, причем так рассказал, что у меня сердце загорелось. Это была первая причина. Вторая причина состояла в том, что все-таки заочное образование, которое я получил в семинарии, это не то же самое, что очное. Я чувствовал, что мне не хватает знаний. На Камчатке, где была моя первая архиерейская кафедра, в то время ПСТГУ имел возможность организовывать центр дистанционного обучения. Это значит, что не мы ездили к преподавателям в Москву, а они к нам: они приезжали читать лекции, учили нас и только потом принимали экзамены, оставляли нам задания и уезжали. Происходило это раз в два месяца. Это было очень удобно.

Была еще одна причина, по которой я сюда поступил: я по себе знаю, как важен в жизни человека пример того, кто находится рядом.

Я видел, что не все наши священники на Камчатке хотели учиться. Не все понимали необходимость учебы. Их рукоположили в начале перестройки или даже в доперестроечное время: они окормляли своих бабушек, им казалось, что этого достаточно. Не все понимали, что необходимо выходить за пределы церкви, нужно работать с людьми светскими, говорить с ними языком культуры. Нужно идти в школы, работать в интернет-пространстве. Некоторые даже считали, что интернет - орудие сатаны. Сейчас таких гораздо меньше, тем более что значительное число священников имеют свои страницы: если мы это пространство не освоим, у нас нет будущего, потому что там находится большинство людей. Я понимал, что нашим хорошим, самоотверженным священникам, которые трудились в очень трудных экономических и социальных условиях, нужен был пример архиерея, который не только говорит, что надо учиться, но еще и сам учится. И я учился вместе с ними. Когда кто-то из священников говорил: «Вы знаете, владыка, невозможно!» Я отвечал: «Я тружусь не меньше Вас, однако не ропщу. Как я учусь, Вы сами можете видеть: мы вместе бываем на лекциях и сдаем экзамены». Мне легче было потому, что я имел навык получения высшего образования и благодаря этому навык самостоятельной работы с литературой. Некоторые же священники имели за плечами только школу. В перерывах между приездами преподавателей я собирал наших священников, мы вместе выполняли задания, читали учебники - приобретали знания. Вместе нам было легче и интереснее.

Традиционная форма получения богословского образования в нашей Церкви - это семинария. Наш университет - нечто новое для России. Я не ставлю под сомнение необходимость существования Исторического или Педагогического факультетов ПСТГУ, но Богословский факультет, который раньше назывался Богословско-Пастырским и готовил прежде всего священнослужителей, зачем он нужен, если есть семинарии? Да, он помог многим священникам, не имевшим богословского образования, получить его в 90-е годы, но зачем он нужен сейчас?

Есть университет, а есть Педагогический институт. В университете есть Медицинский факультет, а есть Медицинский институт. Есть университет, а есть Институт иностранных языков… Семинария - это учебное заведение, которое готовит именно священников. Да, там большой курс наук, там выстроен процесс воспитания, особенно для ребят, которые учатся очно. Но все-таки это процесс подготовки именно священнослужителей. Это очень непростой процесс. У нас до сих пор в Церкви идет дискуссия, чему отдавать приоритет в этой подготовке. Моя диссертация по психологии была посвящена тому, чтобы понять, каким должен быть священник по выходе из семинарии, кого мы должны готовить. Есть ли такие факторы, на которые во время воспитания священника мы должны обратить особое внимание. Я взялся за эту тему, потому что данный вопрос встал передо мной во весь рост, когда я был ректором Хабаровской духовной семинарии. Ваш университет - это учебное заведение гораздо более широкого профиля. Здесь очень много факультетов, которые готовят специалистов другого профиля: иконописцев, регентов и многих других. Поэтому задачи у семинарии и у университета разные. С другой стороны, мне кажется, что существование в нашей Церкви двух направлений подготовки священников сейчас вполне оправдан: семинарии, прежде всего, сильны своей традицией. Здесь тоже ориентируются на традицию, но при подготовке священника уделяется очень большое внимание новым дисциплинам, которые могут понадобиться священнику. Мне кажется, что и семинария, и Богословский институт необходимы и важны. Каждый из них реализует свою традицию, и обе имеют право на существование.

Со стороны епископата может не быть желания принимать к себе в епархию клириков, которые вышли из учебного заведения нового типа…

Мне кажется, такие опасения могут быть оправданны, и ваша задача - разобраться в этих опасениях, дать на них аргументированные ответы. У меня таких опасений не было, потому что я учился в нашем университете. Я могу представить себе архиерея, у которого может появиться вопрос, а зачем такой «модернистский» институт нужен. На мой взгляд, следует объяснять, что никакого модернизма здесь нет. Священнослужители, которые получают здесь образование, могут служить столь же достойно и ревностно, как священники, которые закончили семинарию. Например, 10% священнослужителей Московской областной епархии закончили ПСТГУ.

Я могу сказать о священнослужителях - выпускниках ПСТГУ на Камчатке - это достойные священники.

И это не только мое мнение, но моего преемника на этой кафедре, хотя сам он ПСТГУ не оканчивал.

У Богословского факультета ПСТГУ две задачи: одна - подготовка пастырей, другая - помочь мирянам получить богословское образование. Средневековая европейская традиция предполагала, что мирянам вообще не может быть позволено заниматься богословием. В нашей Церкви тоже есть священнослужители, которые с опасением относятся к тому, что мирянину, человеку, изначально не собирающемуся принимать сан, предлагается полный курс богословских дисциплин. Как Вы относитесь к той точке зрения, согласно которой богословское образование должно быть приоритетом исключительно духовенства?

Я не встречал священников, которые бы разделяли такую точку зрения. Священноначалие: Архиерейский собор, Синод, Святейший Патриарх постоянно говорит о том, как Церкви необходимо трудиться в современном обществе и отвечать на вызовы современности. Мы должны трудиться в системе образования, пенитенциарных заведениях, должны идти в армию, работать на телевидении, работать в интернет-пространстве. Есть огромное число направлений в молодежной среде, среди спортсменов и так далее. Каждое такое направление требует широкого разнообразного образования, поэтому Церковь будет обречена на неудачу, если люди, которые занимаются всеми этими направлениями, будут плохо подготовлены. ПСТГУ дает им возможность получить такую подготовку. Священнослужители при всем желании такой огромный объем работы охватить не смогут. У священника есть свой приход, но еще есть семья, которой тоже нужно уделять внимание. Поэтому священнику нужны очень хорошие, подготовленные помощники. Неслучайно Синодальные отделы готовят документы, которые регламентируют подготовку и деятельность мирян в различных сферах церковного служения: катехизаторов, миссионеров, специалистов по работе с молодежью. Может вызывать опасение ситуация, когда человек, получивший богословское образование, вместо того чтобы помогать священнику, пытается выполнять функции священника. Я встречал высокообразованных людей, которые открыто ставили себя на приходе выше священника. Правильно будет, если вузы, которые дают мирянам хорошую богословскую подготовку, одновременно будут воспитывать в них понимание того, что они не руководители приходов, а помощники священника, они ему не замена.

Вы сами начали разговор о том, что священнослужитель - это профессия, связанная с психологией. Вы кандидат психологических наук и знаете, что на Западе часто психоаналитик или психолог - это альтернатива священнику. Кроме того, довольно большое количество школ в психологии исторически развивались и сейчас продолжают развиваться на совершенно нехристианском мировоззренческом базисе. Каково вообще место психологии в Церкви, в частности в пастырском служении? Может ли священнослужитель в своей пастырской практике использовать знание психологии и применять какие-то методы из этой области, или это принципиально разные сферы, и христианский взгляд на человека несовместим со взглядом, характерным для светской психологии?

Я бы сказал так: есть области науки, которые по большому счету с людьми никак не соприкасаются, например естественные науки - физика, химия, математика. А есть такие области науки, которые касаются непосредственно человека, например психиатрия или психология. Вот здесь мы обречены сотрудничать друг с другом. И священнослужители, и психологи соприкасаются с таким таинством, которое называется человек. Действительно, есть много трудностей при взаимодействии Церкви и психологической науки. Эти трудности заключаются, прежде всего, в непонимании со стороны психологии тех границ, которые она не должна переступать. Нужно понимать, что эти науки должны заниматься только той частью человеческого существа, которая связана непосредственно с его земным существованием: память, речь, мышление, может быть, некоторые высшие функции. Очень важно направление, изучающее психические отклонения и болезни человека, пограничные состояния.

Первое, на что следовало бы священникам обратить внимание, - знания о психических, психопатологических и невропатологических состояниях человека.

Эти знания нужны священникам не для того, чтобы их лечить, а для того, чтобы их распознавать. Мы знаем прекрасно, что ошибка духовника Гоголя привела к печальным результатам: человек страдал глубоким невротическим расстройством, духовник же, вместо того чтобы поддержать его, благословил ему еще с большим усердием нести покаянный подвиг, что привело к печальным последствиям. При этом нужно ясно и четко понимать - у психологии есть свои границы в изучении человека. Не нужно смешивать психическое и духовное. При всем своем современном развитии психология не может изучать духовную составляющую человека. У нее нет таких методов, нет возможностей. Это может только священнослужитель - тот, кто живет в Церкви, живет Церковью, имеет опыт священнослужения.

Есть одно поле для сотрудничества: человеку, который поступает учиться в семинарию и будет потом священнослужителем, хорошо бы иметь абсолютное психическое здоровье, а ведь это не всегда так. Если педагоги, которые здесь или в семинарии готовят будущих священнослужителей, не обратят внимания на отклонения в этой сфере, не определят неврозы, которые есть у этого молодого человека, не помогут справиться с ними, преодолеть их, то такой человек пойдет священником на приход, и эти его проблемы безусловно повлияют и на его паству, и на его семью. Так что священнику нужно иметь базовые знания психологии и психопатологии. Только это должны быть знания из областей, не связанных с псевдонаукой, такой как фрейдизм, наука, построенная на ложных посылах. Она вся зиждится на антихристианских постулатах. Существуют другие направления в психиатрии - экзистенциализм, например. Многие ученые сейчас трудятся на базе христианской, в том числе и православной религии. Священник должен уметь распознавать психопатологические и невропатологические состояния. Но брать на себя функции психиатра и психолога я бы ему не советовал. Нужно готовить хороших православных психологов. Сотрудничество таких психологов со священником - это путь решения вопросов чисто психологического порядка. Я знаю, что в Москве есть, и у нас в Хабаровске тоже были такие приходы, где одновременно трудились священник и православный психолог. Такое сотрудничество действительно давало хороший результат.

Однажды в московском метро я встретила митрополита. О том, что я не ошиблась, свидетельствовал подрясник и скуфья с крестом. Стоя бок о бок, мы проехали несколько станций, но я так и не решилась взять благословение у такой важной персоны. А тремя месяцами позже мы снова встретились - для интервью. И тогда я поняла, сколь неуместной была моя робость. Сибирякам чужда церемонность москвичей. А митрополит Хабаровский Игнатий - урожденный сибиряк.

СПРАВКА
Митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий (Пологрудов). Родился в 1956 г. в Иркутске. Окончил физический факультет Иркутского государственного университета. Крестился в 1988 г. В 1990 г. вступил в число братии Свято-Духова монастыря г. Вильнюса. Заочно окончил Московскую духовную семинарию.
В 1992 г. назначен благочинным Свято-Духова монастыря. В 1998 г. хиротонисан во епископа Петропавловского и Камчатского. В 2007 г. окончил ПСТГУ по специальности «Теология». В феврале 2008 г. открыл в Интернете свой блог.
В марте 2011 г. назначен на Хабаровскую кафедру. В октябре 2011 г. возведен в сан митрополита.
Электронная почта митрополита Игнатия [email protected]
Ссылка на блог «Архиерей. Личный дневник митрополита Игнатия» http://blogs.pravostok.ru/vladyka_ignaty

Пастырь в толпе

- Вы в Москве часто ездите общественным транспортом?
- Почти всегда. Не хочется терять время. Понимаете, когда прилетаешь на несколько дней, каждая минута дорога – так много нужно и хочется сделать. А если передвигаться на автомобиле, придется часами стоять в пробках. Но главное в другом: священнослужитель в подряснике и на улице, и в метро - это проповедь.

- Тем более митрополит.
- Да нет, не многие разбираются в таких тонкостях. Но даже те москвичи, которые понимают, что перед ними иерарх, редко подходят под благословение. То ли робеют, то ли стесняются окружающих. Удивительно. На Дальнем Востоке люди более открыты. Если человек захочет о чем-то спросить, познакомиться или просто получить благословение, обязательно подойдет. Край у нас суровый, погода не балует, так что русским людям испокон веков приходилось держаться друг друга. А, кроме того, они ведь еще и православными были. Видимо это и сформировало характер дальневосточника и сибиряка. Я сам родился и вырос в Иркутске. Сейчас в Хабаровске живу далеко от храма, приходится ездить на машине, а когда совершал свое служение в Петропавловске, всегда ходил в храм пешком и по дороге общался с людьми. Это совсем не обременительно, наоборот, приносит радость и дает силы.

А так ли необходимо, чтобы архиереи общались с народом? Ведь на них лежит множество других, чисто административных обязанностей.
- Верно, и административных, и хозяйственных, и организационных. Но главная - одна, к ней все остальные и сводятся. В Евангелии от Иоанна Господь говорит красиво и очень ясно: добрый пастырь должен знать своих овец, вести их за собой, питать, оберегать. Да и всей Своей жизнью Христос свидетельствует: «таков вам подобаше архиерей». Вот мы и должны уподобляться. Разве Он был недоступен для людей? Нет, с народом, в основном, и общался. К Нему приходили все, кому это было необходимо, и мы должны давать людям такую возможность. Христос уделял им время, и мы должны стремиться к тому же. Не следует, опасаясь грубости и провокаций, отгораживаться от людей. На протяжении тринадцати лет моего служения на Камчатке провокационных писем, телефонных звонков или предложений практически не было.

- Кажется, что у правящего архиерея просто нет времени на общение с паствой.
- Это уже вопрос чисто организационный. Общаться ведь можно по-разному. У нас есть телевидение, радио, пресса. Один только интернет какие возможности предлагает! Можно и нужно вести переписку по электронной почте, проповедовать в социальных сетях, твиттере. Я веду блог. А каждый четверг, если не в командировке, принимаю всех желающих. Это только кажется невозможным. Нужно начать, а дальше Сам Господь умудрит, направит, даст сил.

- С чем люди обращаются к Вам?
- Не так давно молодой человек прислал на мой электронный адрес письмо: «Владыка, почему бы Вам не ввести элементы теории управления в Вашей семинарии? Ведь священник управляет приходом». Необычное предложение, но внимания заслуживает. Еще письмо: «Я - наркоман, чист уже одиннадцать лет. Организовал группу анонимных наркоманов. Помогите найти помещение». Обращаются по самым разным вопросам. Одни хотят разобраться в сложной ситуации на приходе, другим нужен духовный, а то и житейский совет. Однажды подошла женщина: «Мне очень тяжело, исповедуйте меня, пожалуйста».

- Подобает ли митрополиту исповедовать, крестить?
- Митрополит может совершать все таинства, но не думаю, что он должен делать это по всякому поводу и без оного. Иначе многие захотят, например, креститься именно у него. Есть опасность посеять в одних семена тщеславия, а других обидеть. Поэтому крещу крайне редко и почти не венчаю, за исключением тех случаев, когда нахожусь в дальних-дальних приходах, где давно не было священника.

Правда, в прошлом году в Хабаровске венчал сразу четыре пары. Это было летом. День Петра и Февронии приходится на пост, поэтому мы совершили таинство неделей позже, но посвятили его именно этим двум святым - покровителям семьи. У нас в городе огромный собор, самый большой на Дальнем Востоке. И вот на его ступенях величественно, торжественно мы венчали сразу четыре пары. Собралось огромное количество народа, через микрофоны песнопения и молитва наполняли всю площадь. Для чего, спросите, это было сделано? Причина проста: молодежь должна знать и видеть, каким прекрасным может быть рождение новой семьи и как нелепо превращать это событие в банальное застолье.

А вот с крещением… Однажды поздно ночью позвонили из роддома: «У ребенка серьезная родовая травма, скорее всего до утра не доживет. Приезжайте, пожалуйста, крестите его». Приехал, облачился в халат, поверх - епитрахиль и поручи. Принесли мальчика туго спеленатого, пояснили: если пеленки хоть чуть-чуть ослабить, малыш начинает страшно кричать от боли. Я приступил к чинопоследованию, и чем долее звучали молитвы, тем меньше беспокоился этот маленький страдалец. Когда настал черед миропомазания, я распеленал его. А он и не отреагировал никак - спал крепко, впервые за много часов! Хорошо помню ту ночь. За окном темно, летний дождь, по стеклу - стук мокрых листьев. И после всего чувство какой-то блаженной усталости: все, все сделал, что мог. Крестили его Ростиславом.

Прошло несколько дней. В заботах я почти забыл об этом случае. А в воскресенье на литургии подходит женщина с грудным младенцем, хочет причастить. Спрашиваю, как имя? Ростислав, отвечает, и смотрит внимательно, как будто ждет чего-то. И тут до меня доходит: это ж тот самый малыш, которого мы крестили! Слава силе Твоей, Господи!
Вот в таких случаях крещу.

Ориентиры

- Вы крестились, когда вам было 32 года?
- Да. Это было начало перестройки. Многие устремились в Церковь, и я в том числе. Тогда Иркутскую епархию возглавлял архиепископ - ныне митрополит - Хризостом (Мартишкин, род.1934г.-– прим. ред.). Услышав его проповеди, я был поражен. На лекциях по научному атеизму нам внушали: все попы безграмотные, в Бога сами не верят, только наживаются на людском невежестве. И вдруг вижу человека всесторонне образованного, великолепно разбирающегося и в светских, и в церковных вопросах. Вот за ним я в Церковь и пришел. Он стал моим первым наставником. А потом владыку перевели в Вильнюс, и я последовал туда же. В вильнюсском монастыре Святого Духа через него принял постриг и благодать священства.

Из Вильнюса вышло много нынешних архиереев. Можно, наверное, говорить о плеяде последователей митрополита Хризостома.
-Я думаю, что это плеяда митрополита Никодима (Ротова). Первые его последователи - наш нынешний Святейший Патриарх, митрополит Ювеналий, митрополит Хризостом. Затем уже и мы: митрополит Иларион (Алфеев), Митрополит Вадим Иркутский, я, архиепископ Иннокентий Виленский.

- Вы были духовным чадом митрополита Хризостома?
- Нет, хотя стремился к этому одно время. Как-то попросился к нему на исповедь, но получил отказ. Владыка не хотел, чтобы кто-то имел к нему привязанность. Так и говорил: «Священник - это столб с указателем «Бог там»». Меня это немного задело тогда. Я все оставил, пошел за ним, а он даже исповедовать отказывается. Теперь я его понимаю. А Господь все же послал мне духовного отца - батюшку Иоанна (Крестьянкина)

Ощущение новизны

- Вы сейчас учитесь в аспирантуре Московского психолого-педагогического университета. Зачем митрополиту психология?
- На Камчатке я преподавал «Основы православной культуры» у старшеклассников. Четверг и пятницу проводил в школах. Общение проходило так: мы знакомились, я отвечал на их вопросы - любые, и о себе в том числе, а затем спрашивал, о чем бы хотели поговорить они. Мне было важно обсуждать с ними именно те темы, которые их волнуют. Оказалось, что таких тем не много. Думал, нужно будет отдельно готовиться к каждой встрече, в каждом классе. Но нет. Всех подростков, как выяснилось, интересует примерно одно и то же: любовь, жизнь после смерти, взаимоотношения с родителями, смысл жизни, мистика, инфернальный мир. Вот об этом и говорили.

За семь лет у меня накопился достаточно большой опыт работы со старшеклассниками. Хотелось, с одной стороны, его подытожить, с другой понять, как сделать это общение более системным и целенаправленным. Святые отцы дают много советов по воспитанию молодежи, но вот системного изложения у них мне встретить не удалось. А в педагогике и психологии этому посвящено много трудов и исследований. Правда, большая их часть нам совершенно не подходит, потому что нацелена на воспитание гордости, эгоцентризма, самонадеянности. Но нашлись приемлемые, очень интересные психолого-педагогические системы и методы. Я начал читать, публиковаться. А вскоре ректор Психолого-педагогического университета Виталий Владимирович Рубцов предложил поступить в аспирантуру. Тема моей диссертации звучит примерно так: какие психологические методики можно использовать для подготовки будущих пастырей.

- А еще вы не так давно закончили Православный Свято-Тихоновский университет. Вам нравится учиться?
- Нравится. Очень интересно получать новые знания. Ощущение новизны окружающего Божьего мира мне необходимо.

- Кстати, о новизне. Несколько лет назад вы прыгнули с парашютом. С тех пор больше не прыгали?
- Я прыгал дважды. Один раз на Камчатке, второй - совсем недавно, уже в Хабаровске, с семинаристами и членами отдела по работе с молодежью. Я сам их пригласил. Замечательный был прыжок - лето, солнце, никакого ветра. Все были в восторге и до сих пор вспоминают.

- Еще будете прыгать?
- Я-то нет. Самому мне это не очень по душе. Да и возраст... Когда я предложил семинаристам прыгнуть, почти никто не откликнулся. Меня это удивило. Почему будущий мужчина, воин боится? Почему не хочет преодолеть свои страхи. Тогда я сказал, что сам буду прыгать. Смотрю, начали поднимать руки. Сначала медленно, нерешительно… в итоге набралось двенадцать человек. А те, кто не отважился, потом жалели. Просят еще раз. Ну теперь уж пусть сами. Контактные телефоны имеют, куда ехать и что делать знают. Я им путь показал - и достаточно.

- В Хабаровске есть духовная семинария. Это тоже нечто новое?
- Да, ей всего пять лет. Единственная семинария на Дальнем Востоке. Мы сейчас переходим на стандарт третьего поколения, Болонскую систему. Тут есть над чем поработать. Как проходит обычный день семинариста? Встал, помолился, позавтракал, позанимался в аудитории, пообедал, позанимался самостоятельно, помолился, лег спать. И так пять лет. Во-первых, это вредно для здоровья. Во-вторых, я бы не сказал, что это идеально способствует духовному развитию. Поэтому первым делом я ввел в семинарии ежедневную зарядку по 25 минут. Потом включил в расписание уроки физкультуры. Теперь вводим пастырскую практику. Изучают литургику – пусть в выходные участвуют в богослужении, изучают гомилетику - пусть на воскресной литургии произносят проповедь. Будущий пастырь должен иметь все навыки практической деятельности. Так что семинаристы у нас работают в самых разных епархиальных отделах: миссионерском, катехизаторском, молодежном, социальном, тюремном. Несколько человек выразили желание работать с наркоманами.

Я всем предложил вести свои блоги, работать в соцсетях. Они же молодые, им это легко дается. Церковь сейчас проигрывает интернет-сражение. Так что пусть будущие священники осваивают общение с людьми в виртуальном пространстве. Им это пригодится.

- А вы свой блог сами ведете?
- Конечно, сам. Иначе какой в нем смысл? Правда, с переездом в Хабаровск времени не всегда хватает. А на Камчатке регулярно делал записи, и люди отзывались, комментировали. По пятьдесят посещений в день было.

Епархия размером с Европу

- В Центральной России почти ничего не знают о Дальнем Востоке...
- В том-то и дело! В советское время развитию региона придавали очень большое значение. Тогда человек, отправлявшийся на дальневосточные стройки, считался героем. А сегодня СМИ рассказывают только о том, как у нас плохо и страшно. Регион, который нуждается в усиленном внимании правительства, практически этого внимания лишен. А тем временем рядом растет и укрепляется южный сосед. Дальний Восток - это 36 процентов всей территории РФ. А проживает там всего около 6 процентов населения, примерно 6 миллионов человек. Рядом же, в пограничном китайском городе Харбине - 10 миллионов жителей. В одном городе больше, чем на всем Дальнем Востоке.

- Ваша епархия тоже не маленькая?
- Огромная! На территории Хабаровского края можно разместить почти всю Европу. При этом населенные пункты крошечные, находятся на больших расстояниях друг от друга. А архиерей один. Тут не автомобиль, а самолет нужен. Поэтому я очень поддерживаю идею создания новых епархий. Недавно у нас появилось три викарных архиерея. Для меня это огромная помощь. Они люди молодые, энергичные будут меня подталкивать, не дадут уснуть. А я как человек более пожилой и опытный постараюсь мудро руководить.

- Священников в епархии не хватает?
- Пока не хватает. Недавно мы проехали по всем поселкам края. Почти в каждом можно создать общину. Но нет пастырей. Выход один: пока организовать жизнь прихода без постоянного пастырского окормления. Мы снабжаем общину литературой - и пусть служат мирским чином. Никаких таинств миряне совершать не могут. Но без священника можно служить молебны, панихиду, псалтирь читать. Можно служить обедницу - антифоны, чтение Апостола, чтение Евангелия. Потом, после службы - общая трапеза. Вот так и поддерживаем церковную жизнь в отдаленных деревнях. Ведь есть такие точки, куда священник только раз в несколько месяцев может добраться.

- Вы как митрополит можете как-то участвовать в судьбе региона?
- Недавно меня избрали в Общественную палату РФ. Я очень надеюсь, что это даст мне возможность донести до слуха руководства государства те проблемы, которые есть на Дальнем Востоке, и предложить способы их решения.

- Вы знаете такие способы?
- Я не один. В течение двух недель после моего приезда в Хабаровск ко мне обратились практически все руководители нашего края. Губернатор, градоначальник, глава законодательного собрания, председатель краевой Госдумы, министры, руководители многих общественных организаций - все предлагают конкретное деятельное сотрудничество. Вместе мы сможем выработать здравые предложения.

- Владыка, когда же вы отдыхаете? Архиерею ведь положен отпуск?
- За 13 лет на Камчатке у меня был только один отпуск. Но вообще я никуда не рвусь. Для меня лучший отдых - в моей келье. Я по натуре человек замкнутый.

Беседовала: Евгения ВЛАСОВА

Валерия Михайлова

Дежурный по Аргентине: служение митрополита Игнатия

Любой священник – это столб, на котором висит указатель: «Бог там»

В 2015 году митрополит Игнатий (Пологрудов) начал изучать испанский язык – для себя. А в 2016-м – неожиданно, после 18 лет служения на Дальнем Востоке, был назначен в Аргентину. Почему обращение на «ты» не оскорбительно в Аргентине, почему Достоевский популярен в Южной Америке, каково исповедовать на испанском языке – митрополит Игнатий рассказал в интервью «Правмиру».

Молитва о двоечниках на испанском

– Как вы восприняли известие о переводе на новую кафедру, в другую страну, на другой континент. Это было неожиданно?

Да, неожиданно. Все восемнадцать лет своего архиерейского служения я провел в России, на земле нашего Отечества. Сначала на первой кафедре – Камчатской, затем на второй – Хабаровской; обе – дальневосточные, миссионерско-просветительские.

Таким миссионерско-просветительским епископом меня сформировали люди, обстоятельства, условия жизни и задачи, которые ставили передо мной Церковь и Святейший Патриарх.

Так что перевода не ожидал. Хотя теперь, после полугода служения в Южной Америке, начинаю видеть определенную закономерность: все мои кафедры – весьма экстремальные.

Митрополит Игнатий на Северном полюсе

– В каком смысле экстремальные?

– Камчатка – территория самая восточная. Там начинается день; там постоянные землетрясения и магнитные бури, шквальные ветры и снега до окон вторых этажей. Там в перестроечные годы людям приходилось не столько жить, сколько выживать. Ну и мы, священники несли свое служение в этих же условиях.

Хабаровск – третий по величине край России. Просторы колоссальные, поселки разбросаны по всей территории – попробуй охвати! Охватывали. В мою бытность там руководство страны стало уделять Дальневосточному округу большое внимание. Это и понятно: геополитика ХХI века смещается в азиатско-тихоокеанский регион, потому и наш Дальний Восток необходимо развивать. А отсюда – особые требования и к Церкви, ее священнослужителям и иерархам.

Так что приходилось служить, трудиться много, во всех известных и непредвиденных обстоятельствах: и на подлодках, и на кораблях. Во время чрезвычайного наводнения на Амуре все священники вышли на работы по спасению Хабаровска.

Здесь, в Аргентине, тоже экстремальная кафедра – «Дальний Запад».

– Было ли страшно уезжать? Все-таки после стольких лет на Дальнем Востоке – совершенно другая среда, незнакомый язык…

– Нет, страха не было. Было абсолютное доверие нашему Патриарху. Разумеется, я не знал, что меня ждет на новом месте, о самом месте знал только из курса школьной географии.

Но нисколько не сомневался в одном: Его Святейшеству мои способности и возможности ведомы лучше, чем мне. Что смогу, а что нет, с чем справлюсь, а что не осилю, он видел, а потому знал, что делал, направляя меня на это служение. Предыдущая подготовка, возможно, тоже имела какое-то значение.

И потом, есть здесь определенный Промысл Божий. За год до того, как получил такое назначение, я начал изучать испанский язык.

– С какой целью?

– Тогда для души. Изучение языка очень хорошо помогает постоянно держать себя «в форме». Интеллектуальной.

– А почему именно испанский?

– Примерно за 3 года до этого я впервые побывал за рубежом. Бывал и раньше, в паломничествах – на Афоне и в Иерусалиме. А тут один мой хороший знакомый, благотворитель, предложил: «Съездите, владыка, попутешествуйте хоть раз. Оплачу вам двухнедельную поездку в любую страну». Я задумался: куда? А потом почти наугад решил: съезжу-ка в Испанию.

Съездил. И эта страна мне очень понравилась. Какой-то особой гармонией средневековья и современности. А еще понравились сами испанцы: открытые, сердечные, богатые каким-то внутренним благородством, без тени кичливости. К русским хорошо относятся, ко мне, в частности. Показалось даже, что они – это те же мы, только не пережившие страшных потрясений революции, советского строя, Второй мировой войны и перестройки.

Ну и сам язык красивый: выразительный, дружеский. Как говорят испанцы: «amable» – вот такой и есть. Появилось желание начать изучать его понемногу.

Сейчас изучаю его еще и по необходимости, и гораздо интенсивней – каждый день стараюсь заниматься по несколько часов. Есть определенные успехи, уже могу выступать на собраниях, встречах, общаться на повседневном уровне. Получил приглашение читать лекции о Русской Православной Церкви на испанском. Готовлюсь.

– Литургия служится на русском или частично на испанском?

– Служим так, чтобы прихожане могли понять, что происходит во время Литургии. И не только понять, но и участвовать. А они у нас особенные: часть говорит только по-испански, часть – только по-русски, а часть и на том, и на другом.

Потому и песнопения, и апостол с Евангелием, и «Верую» с «Отче наш» звучат и по-церковнославянски, и на castellano. К этому мы пришли не сразу – потребовалось время, обсуждение всех обстоятельств с нашими батюшками. Комиссию по переводу богослужебных текстов на испанский и португальский создали.

Что может сплотить соотечественников столь разных, как наши – семь волн иммиграции все-таки. Только совместная молитва, литургия – богослужение, собирающее, консолидирующее. Так вот, собираем, консолидируем.

– Кто-то из ваших духовных чад поехал за вами из Хабаровска?

– Два человека. Желающих было больше, но взять всех я не мог: они должны были остаться на своих послушаниях и помогать владыке Владимиру (Самохину) (нынешний митрополит Хабаровский и Приамурский. – Ред.).

Со мной поехал иеромонах Антоний (Жуков). Весь его монашеский путь с первых дней послушания совершался под моим руководством, он привык к моему стилю и может наиболее плодотворно трудиться именно под моим началом. «Послужной список» отца Антония не мал – Камчатка, Хабаровск, организация двух монастырей с большим числом паломников, миссионерская и просветительская деятельность.

Южная Америка тоже нуждается в хорошо организованной православной приходской жизни. Да и в монастырях. Согласился на его просьбу.

Еще в Аргентину поехала руководитель отдела культуры, Тамара Ивановна Яроцкая. Она в свое время последовала за мной в Хабаровск с Камчатки. А теперь вот Буэнос-Айрес… Мы с ней работаем вместе уже лет 15, понимаем друг друга с полуслова, у нее есть опыт реализации разнообразных и интереснейших культурных проектов. Правда, пока в России. Но и Южная Америка тоже может стать благодатной почвой для этого.

– Я читала в вашем блоге, что в Буэнос-Айресе в храме дежурит девушка по имени Катя, тоже приехавшая из России…

– Да, это духовная дочь, но уже отца Антония. Благодаря ее помощи, в частности, организовали ежедневное дежурство в православном соборе Буэнос-Айреса. До этого держать его постоянно открытым не могли – некого было туда назначить. А сейчас он открыт с 8 утра до 9 вечера. Ежедневно. Еще она печет просфоры, ведет занятия по иконописи. Кроме того, готовится стать монахиней.

– Храм открыт. А результаты? Люди заходят, интересуются, задают вопросы?

– Да! И заходят, и интересуются, и задают вопросы. Прежде всего, аргентинцы. Кто-то с неподдельным любопытством: столько лет, дескать, живем в этом районе, на соседних улицах, столько лет ходим мимо, – и все закрыто, а тут… открыт постоянно. Что произошло? Кто-то с интересом: «Так вы русские, православные! Аааааа! Непонятно. Мы вот – католики, разница-то в чем?»

Но большая часть приходит помолиться, приложиться к православным святыням, просто пережить несколько минут безмолвия. Для таких мы перевели на испанский и напечатали множество молитвословий: простых, доходчивых, сердечных и самых разнообразных. По поводу дождя и бездождия, нестроений в семье и на работе, о избавлении от болезней, вражьих наветов (ох, как это здесь актуально). О неуспевающих в учебе детях и подростках. Некое пособие по практике православной молитвы.

– То есть молитва о двоечниках?!

– И о двоечниках тоже. Молитва всегда важна по любому поводу, на всяком месте владычествия… Забывают люди часто об этом, а наша святая обязанность – напомнить.

Так вот, напоминаем, когда беседуем с приходящими, молимся вместе, а затем дарим тексты этих молитв. Таких повседневных встреч очень много.

Я дежурю в храме по понедельникам.

– Как так? Митрополит сидит за столиком в храме и отвечает на вопросы людей?

– Не за столиком, и не сижу: подхожу к пришедшим, объясняю, отвечаю. В общем, стараюсь как-то помочь. Чем-то.

Целый день в храме – это духовное укрепление, это равновесие и какая-то прозрачность мысли на всю неделю. А когда приходится по многу дней совершать пастырские поездки, да еще по всему континенту, такие понедельники просто необходимы. Затем общение. Встречи с людьми, которые здесь происходят, очень интересны, вызывают хорошие, добрые чувства. Получаю от них большое удовлетворение.

Представьте. Заходят две милые, приятные женщины: мама и дочка. Вошли, поздоровались. Я, не навязываясь, предложил им помощь. Ответили: «Спасибо, не нужно». Потом – походили, и чувствую, хотят о чем-то спросить, но стесняются. Подошел к ним сам. Разговорились. Рассказал о нашем списке Почаевской иконы Божьей Матери, о частице Креста Господня – главной святыне нашего храма. Помолились вместе. Минут 15-20 беседовали, а потом они захотели побыть наедине, поставить свечи.

Через некоторое время направились к выходу, и вдруг дочка, девушка совсем молодая, лет 16, такая изящная, красивая, подошла ко мне, обняла крепко-крепко и дважды поцеловала. А затем – мама подошла. Вот так – искренне, от души поблагодарили, обняли, расцеловали и пошли! Какие мысли по этому поводу? Да никаких. Просто радостно, приятно, что люди так открыто, с такой благодарностью и искренностью тебя принимают.

Ну и языковая практика… очень хорошая возможность совершенствовать свой практический испанский.

Так что по пятницам я принимаю людей как управляющий епархией – так было и в Хабаровске, и на Камчатке. А понедельник – день моего дежурства именно в храме.

«Я не боюсь показаться глупым»

– Вы как-то говорили в интервью, что в первом встреченном вами владыке (это был архиепископ Хризостом (Мартишкин). – Ред.) – в 1988 или 1989 году – вас поразило то, что его не смущал никакой вопрос. А вас сегодня может какой-то вопрос приходящего человека смутить?

– Нет. Меня не смущают никакие вопросы. Наверное, потому, что не боюсь показаться глупым. Если меня спросили, а я ответа не знаю, так и скажу: «Простите, сейчас ответить не могу. Но если хотите, подготовлюсь, а в следующий раз встретимся и отвечу вам; вот моя электронная почта, адрес моего блога, нашего сайта».

– Я читала в вашем блоге, что вы стараетесь погружаться в испаноговорящую среду – самостоятельно ходить в магазины, заходить в кафе. Какие у вас были интересные, неожиданные встречи, разговоры вне храма?

– Неожиданных, особых, экстремальных встреч пока не было. В основном встречаются люди доброжелательные. В магазине, парикмахерской, аптеке, кафе – они всегда приветливы, готовы поддержать беседу, всегда что-то ненавязчиво расскажут, покажут. С наркоманами и бандитами пока встреч не имел, хотя многие рассказывали мне о таковых, предупреждали об опасности.

– Вам пришлось как-то себя менять, когда вы оказались в Южной Америке – приспосабливаться к их обычаям, отказываться от каких-то штампов, стереотипов?

– Себя – нет. А вот манеру общения кое в чем пришлось. Латиноамериканцы, как и все испаноамериканцы, к примеру, не отличаются пунктуальностью. Если встреча назначена, будь уверен, что вовремя он не придет. Прийти точно к назначенному моменту – почти неприлично. Это нужно иметь в виду и заранее решить, что и как будешь делать.

Они очень быстро переходят на отношения близких знакомых. Впервые встретились, и сразу же на «ты». И ученики с учителями на «ты», и студенты – с профессорами. Причем все происходит очень естественно, без тени вульгарности, навязчивости или панибратства. У нас такое расценили бы как бестактность или хамство. А здесь…

Если мужчина сказал женщине удачный комплимент, она обязательно его расцелует и тут же от всего щедрого южноамериканского сердца «тыкнет». Твой возраст-общественное положение-сан большого значения не имеют.

Вот, к примеру, случай. Аэропорт. Регистрация еще не началась, но девушка уже за стойкой. Подхожу.

– Здравствуйте, сеньора…

Недоуменно-отстраненный взгляд. Набираю в грудь воздуха, а в сердце решимости: все-таки ни разу за последние пятьдесят лет не общался так с девушками:

– Привет, ты почему такая красивая?

Широкая улыбка и свет в глазах:

– Правда? А ты тоже ничего! Куда летишь?

– В Боготу.

– Ааа, ну здорово, где сидеть предпочитаешь, у окна или прохода?

– У прохода, иногда встаю пройтись, чуть размяться. Возраст все-таки…

– Да ладно скромничать! Вот билет, здесь время вылета, а здесь – номер выхода. Счастливого полета тебе!

Уже имея опыт общения informal, подхожу к фейсконтролю. По ту сторону – тоже девушка.

– Привет, ты как?

– Хорошо, а ты?

– Нормально, в Африке был?

Лихорадочно начинаю соображать, при чем здесь Африка и какое отношение она имеет ко мне и фейсконтролю. А! Ну конечно! Сейчас для Европы Африка – источник экзотических болезней: разных гриппов, лихорадок. Для Южной Америки, видимо, тоже.

– Нет-нет, никогда, ни разу!

– Правда?

– Абсолютная!

– Ну, проходи.

Человеку, собирающемуся жить в другой стране, в другой цивилизации приходится в чем-то меняться, но в главном он должен остаться самим собой.

Миссионеру в Латинской Америке также: некоторые привычки, вкусы, отношения, даже взгляды усвоить, сделать своими, от некоторых своих отказаться.

Но в главном остаться христианином. Православным.

– Если южноамериканец приходит к вам на исповедь, там тоже общение на «ты» или отношение иное?

– У меня в основном русскоязычные исповедуются. Был только один случай – исповедовал православного аргентинца. Но если, исповедуясь, на «ты» обращаться, ничтоже сумняшеся, выслушаю и разрешу «властию мне данною»: я для них, а не они для меня.

– Кто-то приходил с желанием принять православие, принять крещение?

– Креститься, венчаться. Приходили и приходят. Я в таких случаях всегда стараюсь оценить серьезность намерений: «Почему именно православие? Как отнесутся к такому выбору родные?»

Недавно повенчали молодую пару: она – русская девушка, он итальянец, из традиционной католической семьи. Выяснил, что мама дает свое благословение, сам он основы нашей веры изучает. Повенчали. Теперь они оба – наши примерные прихожане.

Или еще случай. В мою бытность в Хабаровске там появился католический священник, отец Иоанн Флорес. Из Аргентины. Он возглавлял католический приход, мы с ним познакомились. Он читал святых восточных отцов-аскетов и настолько проникся, что без них уже не видел свою дальнейшую жизнь. Приехал в Москву, поступил в Свято-Данилов монастырь на послушание, подал прошение о переходе в православие. Отдел внешних церковных связей обратился к папской курии по этому вопросу и, кажется, получил «добро».

Сейчас отец Иоанн готовится стать православным священником. Вот, пожалуйста, пример серьезного отношения. Никто никого не агитировал, не тащил, никто ему не доказывал, что католики плохие и не спасутся, а православные спасутся, потому что хорошие и правильные. Сам пришел, в этом увидел свое призвание!

Достоевский популярен даже среди молодежи!

– Южноамериканский континент – католический. Там вера – живая или все-таки у большинства формальная: я русский – значит православный, я аргентинец – значит католик?

– Однозначно ответить на этот вопрос затрудняюсь. Пока затрудняюсь: всего полгода служу там. Но, на первый взгляд, вера, церковь занимают в их повседневной жизни очень много места. По воскресеньям в храмах много молящихся, детей, и причащаются очень многие; храмовые праздники собирают многотысячные процессии. Видел на улицах, дорогах и семейные шествия, да, именно такие. Представьте, собирается семья, берет свою святыню (крест, скульптуру Божией Матери, Спасителя…) и благоговейно совершает такой своеобразный «семейный крестный ход». К Церкви здесь отношение благоговейное; нигде – ни в прессе, ни в интернете – не встречал критики в ее адрес. Во всяком случае, такой оскорбительной, какую подчас можно встретить у нас. Отношение к Папе Римскому еще почтительнее.

Однако лет 10-15 назад южноамериканцы подверглись своеобразной проверке своей, католической веры. Из Северной Америки в Южную хлынул поток сектантства – хорошо подготовленных американских неопротестантов. Они бесцеремонны, навязчивы. Предприимчивы: идут в фавелы – районы, где живет беднота, где благодатная почва для преступлений, наркомании. Там устраивают молебные комнаты, проповедуют и очень быстро приобретают популярность. Их вероучение примитивно, плюс невысокие требования к своим адептам, несложные ритуалы, плюс широко применяемые психотехники.

Бразильские фавелы

Результаты такой «обработки населения» настораживают: в некоторых государствах неопротестанты уже пробились в высокие властные структуры. Например, в Рио-де-Жанейро – а это второй по величине город Бразилии – мэром стал адепт такой вот секты. Думаю, на этом они не остановятся, ибо не спасение душ их интересует, а власть и деньги.

Поэтому, с одной стороны, католические позиции в Южной Америке традиционно сильны, с другой стороны, за довольно короткий период времени возникла очень серьезная опасность неопротестантизации континента.

– Я читала, что в Аргентине 4 % православных…

– Видимо, эта цифра имеет отношение к нашим соотечественникам, православным этнически, ну и потенциально, конечно. В целом же православие для южноамериканцев пока мало известно, но, повторю, к России они относятся с большим уважением.

Во-первых, южноамериканские государства в свое время сотрудничали с Советским Союзом, получали гуманитарную помощь, обучали у нас своих специалистов. Во-вторых, многие интересуются нашей культурой, особенно Достоевским. Причем зачастую совершенно спонтанно. Без участия русских в некоторых столицах и городах организуются клубы по изучению Достоевского, по переводу его текстов на испанский язык. Удивительное дело: Федор Михайлович – у них очень популярный писатель! Даже молодежь его читает.

Много организаций, где изучается русский язык, поддерживается интерес к русской культуре. Например, Институт Льва Толстого в Боготе (Колумбия), или кафедра русской литературы в университете Сан-Паулу (Бразилия).

Кроме того, Россию уважают как страну, ведущую независимую политику в отношении США. А Южная Америка чувствует давление со стороны «северного соседа». Потому средний слой тяготеет в основном к нам, правящая элита – к Соединенным Штатам.

– Вы писали, что там католики относятся к православным как к братьям…

– Да. И без всякого желания получить при этом какую-то выгоду. Владыка Александр (Милеант), владыки Платон, Лазарь, Марк, затем владыка Леонид – начинали и действовали здесь в очень непростых условиях. И католики могли бы чинить им препятствия или остаться безучастными. Но произошло обратное: они давали нам возможность молиться в их храмах, объединять свою паству, предоставляли свои помещения для встреч, приглашали нас на свои встречи, интересовались нашей аскетикой, иконографией, церковным пением. И сейчас все это делают.

– Но у православных к католикам – гораздо более осторожное отношение…

– У многих православных в России – да. И даже неприязненное. Тысячелетие противостояния дает о себе знать. Кроме того, с первых же недель перестройки в России католические священники и епископы начали заниматься откровенным прозелитизмом. Это доверия не прибавило. Сейчас условия другие, и возможности лучше понять друг друга, трудиться совместно значительно укрепились. Особенно в Южной Америке. Особенно после визита Святейшего Патриарха.

– Но, по-моему, этим все пользовались, не только католики.

– Да. Неопротестанты старались на порядок усерднее: строили огромные «Залы Царства», арендовали стадионы, печатали многомиллионные тиражи своих журналов. Целая армия агитаторов-пропагандистов улавливала в свои тоталитарно-деструктивные сети доверчивых россиян. И, конечно, стремилась во все уровни власти. Словом, тот же сценарий, что и ныне в Южной Америке.

– Я думала, дело в том, что некоторые каноны запрещают совместную молитву с инославными, или в том, что некоторые святые отцы, например, ваш небесный покровитель святитель Игнатий Брянчанинов, в своих трудах довольно резко высказывались об инославных – говорили, что они не спасутся.

– Он действительно так писал. Однако с католиками общался. Например, пригласил французского посла в монастырь в Ораниенбауме, который возглавлял 25 лет. Сопроводил в храм, на богослужение, вместе с ним там находился, возможно, молился тогда же, затем пригласил его в трапезную, долго с ним беседовал. За что и поплатился. Когда государю доложили, что святитель Игнатий в государев монастырь пригласил французского посла, последовали какие-то прещения.

Так что да, он имел мнение о том, что католики не спасутся. Однако это не мешало ему поддерживать с ними нормальные отношения.

– Вы были, кажется, на фестивале конфессий в Аргентине? А что это такое?

– Это не был фестиваль конфессий. Был замечательный вечер, великолепное действо. В чем оно заключалось? В городе Сан-Николас, недалеко от Буэнос-Айреса, католический священнослужитель заканчивал ремонт своего храма – большого, великолепного. И решил по этому поводу организовать концерт. Пригласил всех знаменитых эстрадных артистов Аргентины, и они собрались. Пели о вере, Боге, Его любви и Церкви. О святых. Среди артистов был один молодой человек, слепой от рождения… И руки у него плохо действовали – гитару держать не мог. Так вот, ему помогли выйти на сцену, усадили на стул, положили гитару на колени, как гусли, и он играл и пел. Потрясающе, прекрасно! Таким чистым, светлым, сильным голосом! Потрясающе спел.

А что касается конфессиональности… я получил приглашение вместе с некоторыми другими руководителями традиционных Церквей и принял его. Перед концертом выступил, поздравил местного владыку и его пастырей, подарил красивое издание нашей православной Библии. Пусть читают.

– Интересно, у нас это было бы возможно, на ваш взгляд?

– Думаю, да. И нужно бы. И не только для слушателей, но и для самих артистов тоже. Из эстрадных певцов, думаю, многие согласились бы. Другое дело, что некоторые исполнители – скандально известны...

Отец Андрей Кураев в свое время организовывал фестиваль «Рок к небу».

Родина как большая семья

– У вас появилась возможность посмотреть на свою Родину, на русских людей как бы со стороны. Ваше отношение к России изменилось, когда вы оказались за ее пределами?

– Да. Большое видится на расстоянии. Но большее, что видел в России, живя в России, увидеть еще не успел. Все-таки здесь лишь 6 месяцев. Кроме того, очень напряженный график: все время в поездках. На южноамериканском континенте 26 православных приходов, трудятся 19 священников. Наши общины распределены по всей Южной Америке. За это время пришлось посетить Чили, Эквадор, Колумбию, 3 раза побывать в Бразилии, в Аргентине, естественно. Осталось совершить пастырский визит в Перу и Панаму (а там – очередной круг). И везде – напряженная программа: встречи с руководством стран и городов, представителями посольств, прихожанами, местной интеллигенцией. Богослужения, пастырские беседы.

Кроме того, хочется познакомиться с теми соотечественниками, которые являются наследниками и хранителями нашей истории – например, с потомками Бунина, Лермонтова, декабриста Лунина, генерала Краснова.

– Вам удалось уже встретиться с кем-то из них?

– Да. Видел и слушал их с удовольствием… Это русское дворянство в высоком смысле слова. Общаясь с ними, ощущал дух некоего скромного благородства. Это проявляется в манере говорить, слушать, рассказывать, в манере дискутировать. У них правильный русский язык, связная, очень изысканная речь.

Кроме того, они многое помнят. Благословил нескольких батюшек записать их воспоминания.

– Скучаете по России, по Дальнему Востоку?

– Не успеваю. Да и в России бываю довольно часто – на юбилей Святейшего Патриарха приезжал, в Рождественских чтениях вот участвовал.

– Некоторые люди считают, что у монаха не может быть Родины…

– Не могу назвать себя монахом. Монах должен жить в монастыре, а я все время в миру живу. И спастись надеюсь не монашескими подвигами, а за архиерейские труды. Заметьте, святых архиереев прославляют не как преподобных, а как святителей.

Личное мнение: кем бы ты ни был, Родину надо воспринимать как семью. Это ведь действительно семья, только большая.

– Но ведь и человечество – большая семья!

– Это так. Но полюбить семью-Родину – легче, чем полюбить все человечество. Чтобы полюбить человечество, надо с ним как-то соприкоснуться, как-то в него всмотреться, увидеть, ощутить. А как это сделать? Вот я соприкоснулся с южноамериканцами, увидел их как-то, почувствовал. Возможно, скоро Южная Америка тоже войдет в мою душевную семью. Любовь – вещь конкретная, а попытки воображать ее – верный путь в прелесть…

Зачем христианину психология?

– Уже 8 лет вы ведете в интернете блог «Архиерей» – некоторые говорят, что это был первый в Рунете блог архипастыря. А перед отъездом в Аргентину хотели закрыть его. Почему?

– Ну, во-первых, не мог так часто писать в него, как хотелось бы. Вообще-то, по идее: наступил вечер, ты сел на полчаса-час за компьютер, какой-то интересный эпизод дня вспомнил – написал о нем. Ответил на вопросы, поделился своими соображениями. Вот это блог. А я сейчас уже так делать не могу: и испанский изучать надо, и ездить много. Иногда какая-то новость может висеть у меня неделю-полторы.

Так что подумывал о том, чтобы закрывать блог. А потом посмотрел на счетчик – 50-60 человек каждый день заходят обязательно. Просят продолжать публикации.

Чтобы себя как-то подстегнуть, сделал блог трехъязычным – на португальском, испанском и русском. Теперь уже точно не брошу!

– Вам удалось освоить интернет-язык?

– Нет, не освоил, хотя он мне нравится. Язык емкий, эмоциональный и очень компактный. Два-три слова – и столько можно выразить, даже эмоции! И выражают ведь. Интересно наблюдать, как общаются те, кто этим языком владеет, если, конечно, они не опускаются до сквернословий.

Помню дискуссию двух молодых людей в моем блоге: пикировались точно, убедительно, ярко.

Долгое время ни один не мог убедить другого в своей правоте. И вдруг – нашелся довод. Неопровержимый. А собеседник в ответ: «Йэээээхххххх!!!» – и все настроение в этом междометии – признание поражения, досада на себя, где-то и зарок быть умнее впредь…

Яркий язык, повторю, содержательный. И главное, очень лаконичный.

– Владыка, вам 60 лет – в этом возрасте многие наши соотечественники сокращают активную деятельность, грубо говоря, уже предпочитают проводить вечера перед телевизором. Вам не так давно удалось получить третье высшее образование, психологическое, защитили диссертацию, учите новый язык, ведете свой сайт. Откуда силы?

– И я бы, наверное, тоже читал газету и телевизор смотрел бы по вечерам. Если бы в Церкви не был. Сюда меня привел Господь, а Церковь требует от архиерея очень много. Прежде всего, активности.

Что такое архиерейство? Это, в первую очередь, развитие своей епархии, приходской жизни, взаимодействие со светскими учреждениями, властями. Расширение миссии, социального служения, работы с молодежью во всех формах и направлениях. А еще – пространство СМИ и интернета, тюремное служение, армия, светское и церковное образование – все требует присутствия пастыря. И архипастыря. Ну попробуй, посиди тут у телевизора!

А всем нам пример – Святейший Патриарх. Он сам трудится непрестанно, жертвенно и нас к тому подвигает. И контролирует. Правильно контролирует, по-отечески, по-пастырски, но строго: помните, дескать, не творите дело Божие с небрежением…

Так что посидел бы у телевизора, с большим даже удовольствием, но просто нет времени. А сил и энергии как хватает? Не знаю. Я тружусь в меру того, что мне дает Господь.

Потом, мне стало очевидно, что основам психологии нужно учить и священников. Я и Наталья Станиславовна Скуратовская (психолог, психотерапевт, преподаватель курса «Практическая пастырская психология» Хабаровской духовной семинарии. – Ред.) учили этому студентов Хабаровской семинарии. И учили, и помогали: кое-кто, к сожалению, приходил в семинарию с невротическими отклонениями.

Некоторые ребята – из неполных семей, некоторые испытали глубокие стрессы в детстве или юности, некоторые никогда не испытывали любви… А как они могут нести любовь, учить любви, если не испытывали ее сами, не знают, что это такое? Как они могут понять, что Бог действительно есть Любовь, любящий Отец, если их самих никогда никто не любил?

– То есть человек, имеющий психологические проблемы, может и Бога принимать искаженно? И верить искаженно?

– Да. И Бога, и пастыря своего. И всю церковную жизнь. Сколько у нас таких проблем на приходах: пастырь-паства, мирянин-мирянин, человек-приход! Не мало.

Будущие пастыри должны избавляться от своих психологических проблем еще на стадии обучения. Иначе сколько травм, боли они могут принести и себе и людям! Скольких отвратить от Церкви!

Вот поэтому мы работали с семинаристами и как психологи: организовывали тренинги, консультации. И выяснилось, что у некоторых есть потребность в психологической помощи, а иногда даже в помощи невропатолога. Ребята приходят из мира, и воспитываются не всегда в благополучных православных семьях.

– Почему, на ваш взгляд, у многих верующих – негативное отношение к психологии?

– Во-первых, они имеют о ней превратное представление. Во-вторых, не знают, как много людей в Церкви нуждаются в психологической помощи. В-третьих, не знают, чем психология может им помочь. На Рождественских чтениях была секция, посвященная психологии в жизни православного человека, и там, в частности, говорилось о церковных проблемах чисто психологического свойства – зависимости от духовника, манипуляциях разных видов, «выгорании» священников. Народу было – полный зал.

– Почему «выгорает» священник? Казалось бы, он соприкасается с благодатью Божьей, которая неисчерпаема…

– Благодать действительно неисчерпаема. Она действительно всесильна. При одном условии: если человек может и готов ее принять. И стремится к этому.

Вы читали книгу «Архиерей»? Там хорошо описано, как священник «выгорает». Вот он приехал на приход с горящими глазами, полный энтузиазма: «Сейчас всех обращу, просвещу, помогу!» А встречается с реальными людьми, их недостатками, пороками… Пробует что-то изменить, исправить; раз, два, три, десять – ничего не получается, у него опускаются руки... Пропадает желание трудиться, пропадает желание молиться, а нет молитвы – нет благодати Божьей.

Постепенно он начинает относиться прохладно к Таинствам, отсюда – обратная реакция паствы, и это замкнутый круг. Чем меньше хочешь молиться и служить, тем меньше помощи Божьей, чем меньше помощи Божьей, тем меньше хочется трудиться и служить.

Это если батюшка едет на приход с желанием, а ведь такового может и не быть. Тогда ситуация еще страшнее.

– Бывает же не только «выгорание» священников: практически любой человек приходит в Церковь на подъеме, а спустя годы энтузиазм спадает, а священник может ему только сказать: «Ты молись»…
Допустим, я болею, прихожу в больницу. Если этот врач мне не помогает – я иду к другому. В медицине как таковой не разуверяюсь.

Ты пришел к батюшке с проблемой. Он дает один совет – не помогает, второй, третий – не помогает. Тогда все ясно: «Извините, батюшка, уважаю ваш сан, преклоняюсь перед благодатью, которая у вас есть, но я пойду искать другого, который поможет».

К этому – читать Евангелие, в нем ответы на все вопросы, читать святых отцов и пользоваться теми советами, которые тебе помогают. Сколько сейчас передач по телевидению, книг какое огромное количество – слушай, читай, задавай вопросы, ищи! Только новоначальным не стоит читать аскетов первых веков – не надо…

– Но вам-то, в то время новоначальному, владыка Хризостом сразу дал читать «Аскетическую проповедь» святителя Игнатия Брянчанинова! Как так?

– Не рискну давать конкретных советов. Когда спрашивают о молитве, обычно ожидают, что вот владыка сейчас что-то такое скажет, такой совет даст, что молитва наша сразу наладится, и все хорошо в жизни складываться будет. Все для всех по-разному, лишь одно едино – труд, ежедневный духовный труд. Как, впрочем, и в любом деле.

И все же об одном эпизоде моей жизни расскажу. Незадолго до рукоположения Господь мне своеобразный подарок сделал. Как-то утром поднимаюсь – в тот момент я жил в Москве, в Новоспасском монастыре, по благословению Святейшего Патриарха Алексия готовился к хиротонии – начал утренние молитвы.... и вдруг почувствовал, что Господь рядом. Вот так просто, рядом, и все. С тех пор это ощущение меня не покидает. Иногда оно более яркое, иногда – менее.

Что такое Архиерейский собор в жизни Православной Церкви? Какие вопросы особенно актуальны для текущего Собора Русской Православной Церкви? Своими размышлениями делится митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий.

Архиерейский собор – это высший орган иерархического управления нашей церковью. Именно иерархического. Истины веры, каноническое устроение определяет и формулирует Собор Поместный. А вот хранить веру в чистоте, толковать церковные каноны, управлять церковной жизнью, отвечать на вызовы современности – обязан собор архиереев. Хотите узнать об этом во всех подробностях – прочтите соборные документы последних пяти лет: кажется, нет ни одного существенного вопроса, который в них не был бы отражен и не нашел бы своего решения. Все очень своевременно, точно, предельно конкретно, исчерпывающе.

То же, или почти то же скажет вам любой владыка. Но у каждого, думаю, есть и свое, личное переживание собора. Есть оно и у меня. Каждый архиерей несет на себе благодать, полученную через святых апостолов от Самого Христа. Каждый возглавляет митрополию или епархию – малую поместную церковь и властью, данную ему от Бога руководит ею: направляет, поддерживает, укрепляет течение ее жизни. Потому, когда архиереи собираются на свой очередной Собор, чувствуется мощь, единство и соборность Церкви, сила присутствия ее в мире.

Несколько слов всего лишь об одном механизме соборности. По уставу архиерейский собор – высший орган управления жизнью Церкви, но, в обсуждении и принятии решений она участвует во всей полноте. По инициативе Святейшего Патриарха создано Межсоборное Присутствие. Оно состоит из ряда комиссий, а в них трудятся священники, архиереи, миряне, имеющие большой опыт и знания в той или иной области (социального служения, образования, миссии, богословия…). Здесь тщательно и подробно рассматриваются все насущные вопросы, составляются проекты документов. Это первый этап. На втором подключаются все православные христиане нашей Церкви: Межсоборное Присутствие размещает документы на официальном портале, рассылает в митрополии и епархии. Там они рассматриваются и обсуждаются на епархиальных собраниях. Все предложения, изменения, дополнения направляются обратно в комиссии, там подытоживаются, систематизируются и передаются в Священный синод. А далее – Архиерейский Собор, который и решает окончательно, принять документ или нет.

Повторю: жизнь Церкви определяется всей ее полнотой, каждый может внести в это свою лепту. Или динарий. Или талант.

И мы, хабаровчане-дальневосточники, тоже внесли: рассматривали и обсуждали все проекты, которые получили. И на собраниях священнослужителей, и в приходах. Особенно оживленно это происходило с двумя документами: “О позиции Церкви в связи с развитием технологий учета и обработки персональных данных”; и “Позиция Русской Православной Церкви по реформе семейного права и проблемам ювенальной юстиции”. Были разные мнения, каждый защищал свое, но в итоге пришли к тому, что называется консенсусом, а предложения направили в комиссии.

Программа собора будет чрезвычайно насыщенной, все вопросы – важными. Потому предлагать что-либо сверх того не берусь. Но одну мысль стоит отметить. Ее высказал владыка Меркурий, руководитель синодального отдела церковного образования и катехизации на минувших Рождественских чтениях. Он сказал: “Нам необходима образовательная концепция Русской Православной Церкви”. Я с этим согласен: образование – одно из самых главных направлений нашей деятельности – многопланово, сложно, трудоемко. Потому, действительно необходима такая концепция, подобная социальной, которая служит мощным инструментом выстраивания наших отношений с государством и обществом.

Размышления о социальном патронате: семья - малая Церковь.

Вопрос о ювенальной юстиции обсуждается в течении нескольких последних лет. У нее есть свои сторонники, есть противники, и позиция последних, на мой взгляд, гораздо более обоснована. Однако, для того, чтобы отстаивать ее в диалоге с государством и обществом, нужна четко выраженая позиция Церкви. Грядущий Архиерейский собор намерен рассмотреть документ “Позиция Русской Православной Церкви по реформе семейного права и проблемам ювенальной юстиции”. Очень важно, чтобы он был рассмотрен и принят.

Социальный патронат – явление того же порядка. Разработчики подают его, как единственную возможность помочь неблагополучным семьям и согласно новому законопроекту, органы опеки должны взять на себя основную заботу о детях и родителях, оказавшихся в тяжёлой жизненной ситуации. Но с этим связана реальная опасность: под прикрытием такой опеки возможно будет отнимать детей у родителей безо всякого основания. Такого рода примеров более чем достаточно.

Очень важно решить, как помочь детям, которые находятся в действительно асоциальных семьях. Сейчас почти единственное “решение” – интернат или детский дом. И плоды… Многие дети вырастают совершенно неприспособленными к жизни: не могут сами себя обслуживать, обеспечить, у них полностью отсутствуют навыки и потребность заботы о ближних. Во взрослой жизни это часто эгоисты, потребители, настроенные потреблять, ничего не давая взамен. Разве может молодой человек или девушка, выросшие в таких условиях, стать хорошим, ответственным отцом, или матерью, способной жертвовать собой для ребенка? Хорошо, если Господь пробудит в их душах материнские и отцовские чувства. Но этого зачастую не происходит. Вот нам и цепочка: неподготовленные молодые люди вырастают и воспитывают своих неподготовленных детей, те – своих и так далее. Никакое государственно-общественное воспитание заменить семью не может.

Что делать? Всеми силами укреплять те традиционные духовные и нравственные устои, на которых веками создавались наши семьи. Это процесс длительный, но необходимый. Если не хотим исчезнуть в историческом небытии. А сейчас искать то, что может заменить ребенку его разлагающуюся или разрушенную семью. В нашей епархии, к примеру, завершается строительство интерната семейного типа: в нем будут обучаться и воспитываться дети из неблагополучных семей. Они будут объединяться в разновозрастные группы, каждая из которых живет в отдельной благоустроенной квартире. Для каждой – свои опытные воспитатели, мужчина и женщина. Такая вот семья, где старших учат заботиться о младших, младших уважать старших, учат уступать, понимать, любить деятельной любовью.

Там же они будут обучаться профессиям, содержать в порядке свой дом, планировать семейный бюджет… Учредители – правительство края, мэрия Хабаровска и наша епархия.

Еще одна возможность – воспитание таких детей в крепких православных семьях, тех, которые являются подлинными “малыми церквями”. Верующая семья может помочь ребенку обрести необходимые духовные и нравственные качества. Но здесь также есть трудности: мы неоднократно обращались к прихожанам с просьбой взять на воспитание детей из детских домов и интернатов. Далеко не все к этому готовы.

Готовы делиться опытом

Церковь точно определяет, как должно совершаться наше социальное служение в нынешних условиях. Синодальным отделом разработаны подробные рекомендации, владыка Пантелеимон не оставляет епархиальных архиереев своим вниманием. Но и епархии осуществляют свои многочисленные важные и интересные проекты. Такая синергия весьма на пользу людям не только церковным, но и далеким от Церкви.

В Хабаровской епархии отдел социального служения и благотворительности создан полтора года назад. За этот небольшой промежуток сделано невероятно много: недели не проходит, чтобы на нашем портале не появилось сообщение от отдела. Первыми проявили готовность к сотрудничеству служители медицины; они и организовали общество православных врачей. Возглавил его гл. врач кардиохирургического центра, доктор мед.наук В.Ю.Бондарь. Он и его сподвижники взяли на себя медицинское направление, а это:

– консультативная медицинская помощь, духовная и социальная поддержка инвалидов и тяжелобольных (преимущественно с онкологическими заболеваниями) на дому, дела благотворительности и милосердия;

– миссионерская деятельность и катехизация;

– религиозное образование участников общества, в том числе при Хабаровской духовной семинарии;

– работа по профориентации школьников и детей-сирот;

– привлечение пожертвований и гуманитарной помощи для целей общества.

При отделе создано сестричество прпмч. вел.кн. Елизаветы. Цель – оказание паллиативной (патронажной) помощи неизлечимым раковым больным и членам их семей, независимо от их вероисповедания. Сестричество имеет в своем составе более 30 человек, в том числе практикующих врачей, медицинских сестер (4 из них – выпускницы Марфо-Мариинской Обители) и молодежь.

В этом же отделе – сектор поддержки семьи, материнства и детства. Цель – всесторонняя помощь малообеспеченным семьям, одиноким матерям, женщинам с детьми и беременным женщинам, находящимся в трудной жизненной ситуации. С октября прошлого года при клинике Медицинского Хабаровского университета открыт кабинет предабортного консультирования. Туда уже обратились около 70-ти женщин, примерно четыре из десяти отказываются от аборта. Там трудятся священнослужитель из нашего социального отдела, психологи, врачи из университетской поликлиники. То, что аборт – страшный грех, теперь, благодаря усилиям церкви, понимают почти все. Но далеко не все согласны отказаться от преимуществ, материальных выгод которое этот род убийства предоставляет. Мне было очень радостно, что инициативу создания такого кабинета врачи этой клиники поддержали сразу и безусловно.

Ну а идея его создания принадлежит человеку, который много лет проработал в структуре социального обеспечения краевой администрации, Вере Ивановне Дегтярёвой. Эта уже немолодая женщина пришла к Богу и весь свой хороший опыт светской деятельности принесла в Церковь. Она собрала команду единомышленников, и помимо прочего, они идут к школьникам и студентам, проводят беседы о необходимости крепкой семьи, страшных грехах детоубийства, пьянства, наркомании. В этом участвует и наше молодежное движение.

Девушки и юноши должны знать, как строить свою будущую семейную жизнь, как воспитывать детей, что дети – это дар Божий, что этот дар нужно взращивать, что этот дар, в конце концов, и тебя сформирует, как человека. Что женщина не может стать женщиной в полную меру, пока не станет матерью…

Нашим опытом мы готовы делиться.

Несколько лет у нас действует благотворительный центр “Надежда”. Там помогают людям бездомным, освободившимся из мест заключения, желающим преодолеть алкогольную и наркотическую зависимость. Совсем недавно в епархии началась очень активная деятельность в помощь алкоголикам и наркоманам.

Очень важно, чтобы люди, которые пришли в Церковь, могли вполне использовать опыт своей светской деятельности, не закапывая талантов землю, не угашая тот огонь, который Господь в них зажег. Думаю, что способствовать этому – одна из главных моих задач.

И, наверное, последнее. По завершении Божественной литургии, в день интронизации Святейшего Патриарха весь наш епископат был приглашен на традиционную встречу президентом России. В Кремль, в Андреевский зал. После этого мы перешли в зал Александровский, для памятной фотографии, тоже традиционной. И когда, чуть задержавшись, я почти последним вошел в этот зал, увидел потрясающую картину: плотной стеной на трехъярусном подиуме во всю ширину кремлевского зала расположившееся архиерейское братство – единое, мощное, деятельное. А наше братство – это более 280 архиереев (правящих и викарных) из 247 епархий Русской Православной Церкви России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Азербайджана, Казахстана, Киргизии, Латвии, Литвы, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Эстонии, а также стран дальнего зарубежья, в которых имеются наши епархии.

Аргентинская и Южноамериканская епархия является самой большой по площади в Русской Православной Церкви (РПЦ). Ровно год назад ее возглавил митрополит Игнатий, ранее служивший на Дальнем Востоке.

В интервью ТАСС он рассказал об особенностях епархии, об общении с паствой и об отношениях с теми, кто десять лет назад отказался принять Акт о каноническом общении, подписанный Русской Православной Церковью и Русской Православной Церковью Заграницей (РПЦЗ).

— Владыка, вы прибыли в Аргентину год назад, какие предварительные итоги можно подвести?

— Прежде всего мне нужно было познакомиться с епархией и с теми условиями, в которых мне предстояло трудиться. Епархия особенная — она самая большая по территории и одна из самых небольших по численности приходов, монастырей, общин.

Надо сказать, что монастырей здесь вообще нет и никогда не было. Я имею в виду монастырей РПЦ Московского патриархата. Прежде чем начать служение здесь, мне довелось служить на двух кафедрах, все они были Дальневосточные: Камчатская и Хабаровская. Вот теперь самая западная кафедра нашей церкви.

Конечно, мне необходимо было лично познакомиться со всеми священнослужителями, побывать в каждом приходе, посмотреть, как развивается церковная жизнь, какие особенности у этой епархии.

Одна из главных состоит в том, что здесь РПЦ находится на континенте, который является традиционно католическим. Другая особенность — очень широкое экуменическое движение.

Аргентинская и Южноамериканская епархия включает в себя девять стран. И в каждом государстве свои законы, своя религиозная атмосфера, обстановка. Если, скажем, на Камчатке и Хабаровске они различны, но однородны, то здесь что ни регион, что ни государство, то свои условия.

Например, Аргентина — это страна, которая формировалась иммигрантами. Они привезли сюда свою культуру, религию. И изначально Аргентина формировалась как толерантное государство. Здесь каждая конфессия имеет равные права. Даже не столько конфессия, сколько национальность. И каждой национальности уделяется равное внимание.

Или Чили — особое государство, со своим ярким лицом, которое, если не ошибаюсь, христианизировано было самым последним на континенте. А в Эквадоре — 70% индейского населения, и там очень ярко выражено влияние культуры коренных жителей. И так далее...

Мне нужно было со всем этим лично познакомиться, определиться в целях и средствах. Тем более что меньше чем за год до того, как я сюда приехал, святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл впервые за всю историю российской церкви на южноамериканском континенте побывал здесь.

Он также стал первым за тысячу лет патриархом Русской православной церкви, который встретился с папой римским. Понятно, что эта встреча имела мощнейший потенциал, и мне было необходимо изучить его и подумать, как его развивать.

Я сумел объехать почти все наши приходы, за исключением тех, которые существуют в Перу и Панаме, и везде совершал богослужения, везде встречался с нашими прихожанами, а также — с представителями культуры, католической веры.

— Вы отметили, что в каждом государстве свои законы и обстановка. С этим связаны какие-нибудь трудности в работе?

— Нет, никаких... Есть трудности для священнослужителей, и для меня как архиерея — разобраться в этих условиях и выстроить в них свою работу. Понятно, что если страна иммигрантов, то условия одни, а если в ней доминирует коренное население, то другие.

Но трудностей нет. Трудности какого порядка? Чтобы к нам предвзято относились со стороны государства? Или, скажем, со стороны жителей? Такого нет. Везде относятся ровно, везде доброжелательно. Везде можно трудиться.

— В этом году исполняется десять лет с момента подписания Акта о каноническом общении. Каковы сейчас отношения РПЦ с РПЦЗ, в том числе здесь, в Южной Америке?

— Надо сказать, что многие, в том числе и я, не ожидали, что объединение церквей произойдет так быстро. Судя по тому, какая ситуация была до объединения, надежд, по крайней мере у многих архиереев, почти не было.

Никто даже не думал, что такое объединение может произойти, потому что было слишком много противоречий, слишком много было непонимания, неприязни со стороны Русской Православной Церкви Заграницей к Московской патриархии.

Вы знаете все эти аргументы: то, что вы, мол, — коммунистическая Церковь, то, что не признаете царя святым, то, что вы приняли Сергиевскую декларацию, где пообещали быть лояльными государству, где заявили, что "боль государства — это наша боль, и радость — это наша радость", что вы состоите на службе у государства и так далее...

Был период, естественно, 70-летний, когда эти обвинения имели под собой почву. Но мы не служили государству, а искали возможность выжить, сохранить Церковь. И если бы этого не произошло, то начало перестройки показало бы, что Россия в православно-духовном отношении — выжженная пустыня. Мы сохранили свою Церковь. Да, иногда ценой серьезных уступок.

И когда зарубежные архиереи начали ездить к нам и увидели, что тот образ РПЦ, который они имели, и который сейчас есть — это разные вещи, у них появилось желание поближе познакомиться.

И затем последовал в 2007 году знаменитый визит Владимира Владимировича Путина к первому иерарху Русской Зарубежной Православной Церкви. Тогда от Путина как главы государства поступило предложение к объединению. Последовал визит главы РПЦЗ, состоялась встреча, а затем подписание соглашения.

Сейчас две Церкви находятся под одним омофором Патриарха Московского и всея Руси, но фактически РПЦЗ абсолютно независима. У них есть свой Синод, они собираются и решают все свои вопросы сами, они сами рукополагают своих архиереев, у них своя собственность.

Может быть, я выражу не совсем каноничным языком свою мысль, но она поможет лучше понять, какие на самом деле взаимоотношения между РПЦЗ и РПЦ: они полностью независимы, и общее решение, которое является обязательным для всех Церквей, принимается в процессе консультаций, в процессе диалога, дискуссий. Вот, скажем, в РПЦ Патриарх издает указ — все обязаны его выполнять. Здесь общее решение достигается по итогам обсуждения.

— А как складываются отношения непосредственно с Каракасской и Южноамериканской епархией РПЦЗ? Ее Кафедральный собор также расположен в аргентинской столице.

— Абсолютно нормально. Мы вместе служим. Владыка приглашает меня на свои праздники, а мы его к себе приглашаем. Кроме этого, мы встречаемся лично, чтобы обсудить какие-то общие проблемы.

Очень часто участвуем с ним в разных мероприятиях. Нас приглашают, что очень важно для нас, скажем, на различные государственные мероприятия как представителей одной Церкви.

То есть в нас здесь видят именно одну Церковь. И не только государственные учреждения, но и представители других конфессий. Скажем, Антиохийская Православная Церковь, Сербская Православная Церковь и так далее.

— Есть ли какие-то контакты с теми, кто отказался принять Акт о каноническом общении? У них ведь также есть приходы в Буэнос-Айресе.

— Я бы сказал, что наша РПЦ всегда открыта к любым контактам, к любым абсолютно, и неоднократно Святейший Патриарх об этом говорил, это говорилось на архиерейских соборах.

Со стороны неприсоединившейся части мы встречаем пока недоброжелательное отношение, нежелание каких-либо контактов. Точнее, не со стороны всей неприсоединившейся части, а со стороны нескольких епископов, потому что на уровне священнослужителей ситуация совершенно другая.

Мы знакомы с настоятелем храма на проспекте Брасиль (Свято-Троицкая церковь. — Прим. ТАСС). Мы с ним встречались, он здесь был, мы с ним беседовали.

У нас нормальные человеческие отношения. И я думаю, что это должно быть залогом для того, чтобы в будущем, я надеюсь, в недалеком, произошло полное воссоединение. Нужно оставить, нужно изжить это недоброжелательство, это недоверие, неприязнь. А для этого я бы советовал иерархам неприсоединившейся церкви почаще бывать в России.

Эта неприязнь продиктована ложным представлением о том, что происходит в РФ, каково положение Церкви. Это неправильное, ложное, извращенное представление.

Поэтому надо побывать в России, и не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в глубинке. На Дальний Восток съездить, посмотреть, как там Церковь живет, как в Сибири, как на Севере, как в Средней Азии, как она живет в Закавказье.

И тогда они увидят, что никакой коммунистической Церкви не существует. Да, мы сотрудничаем с государством [в России], так же как и в Аргентине, так же как и в Бразилии.

Но от этого мы не становимся бразильской или аргентинской Церковью, мы остаемся Русской Православной Церковью. Нужно почаще ездить, почаще встречаться с нашими иерархами, разговаривать, смотреть. "Приди и виждь" — говорил Христос.

— Что-то изменилось в отношениях Католической и Православной Церкви после встречи Патриарха Кирилла и Папы римского Франциска, особенно здесь, в Аргентине — на родине понтифика?

— Будучи однородной структурно, Католическая Церковь вовсе не является таковой во мнениях. В лоне Католической Церкви существует много течений, направлений.

Однако несмотря на то, что существуют разные точки зрения на определенные вопросы, подавляющее большинство иерархов Католической Церкви все-таки очень благожелательно относятся к этой встрече. Это одно из немногих больших, очень больших событий, на которое почти у всех одинаковый взгляд. Я уже не говорю о рядовых верующих католиках.

Все кардиналы, епископы, с которыми я встречался, имеют очень благожелательное мнение об этой встрече. Теперь, на мой взгляд, необходимо здесь, в Южной Америке, собраться иерархам нашей и Католической Церкви и обсудить, какие согласованные действия можно предпринять, сделать шаги, чтобы развить потенциал, заложенный этой встречей.

— Ваша епархия самая обширная по площади в РПЦ. Как часто получается проводить встречи или совещания с другими приходами?

— Как ни удивительно это прозвучит, очень часто. Несмотря на то, что расстояния огромные, каждую неделю мы встречаемся. Это необходимо. Тем более в такой обстановке, когда в каких-то странах бывает по одному священнослужителю, а в крупных странах приходы разделяют огромные расстояния.

Но мы встречаемся каждую неделю. Каким образом? Мы проводим Skype-конференции, подводим итоги недели, принимаем какие-то решения, строим планы.

Я сейчас подтолкнул священнослужителей к тому, чтобы у каждого прихода был свой сайт и чтобы они присылали свои новости на наш сайт. Сейчас на нем очень часто появляются новости с мест, в том числе на местных языках.

Я вот недавно открыл свою страничку в Facebook. Там у меня уже появилось 300 друзей за пять дней. Не знаю, что мне делать, потому что приходится целыми ночами с ними беседовать, потому что у них есть вопросы, которые они хотели бы обсудить.

Я стараюсь бывать в каждом приходе минимум один раз в год. В некоторых приходах бываю чаще. Например, в аргентинской провинции Мисьонес в прошлом году я был четыре раза, в Бразилии — три раза. В Чили дважды

А тут появляется возможность лично побеседовать с архиереем. Вот мы с ними договариваемся, и после 11 часов ночи начинается беседа по Facebook, по видео- и аудиосвязи. Вчера я лег в 4 часа ночи, а сегодня утром встал на литургию.

Так что общаемся постоянно, и я стараюсь бывать в каждом приходе минимум один раз в год. В некоторых приходах я бываю чаще. Например, в аргентинской провинции Мисьонес в прошлом году я был четыре раза, в Бразилии — три раза. В Чили дважды.

— Сколько приходов сейчас в епархии? Кто в основном ведет службы?

— Приходов, общин — 30, священнослужителей, дьяконов — 20. Они преимущественно русские, белорусы, украинцы. Но у нас есть достаточно много священнослужителей других национальностей.

Есть сербы. В Обера (город на северо-востоке Аргентины. — Прим. ТАСС) служит отец Варфоломей Овьедо, он аргентинец. Есть также колумбиец, чилиец, бразильцы. И сейчас есть у нас несколько местных жителей, которые хотели бы принять священный сан.

— Какого рода деятельность, кроме богослужебной, осуществляет епархия?

— Здесь существует много русских клубов, ассоциации соотечественников. Первым делом я познакомился с их активистами, мы побеседовали. После этого они начали приглашать меня, за этот год я побывал почти во всех действующих здесь русских организациях. Мы принимаем участие в мероприятиях внутри клубов или ассоциаций соотечественников, реализуем совместные инициативы.

Разработан план на этот год по проведению культурных мероприятий. Он включает в себя беседы о русской духовной культуре, то есть о монастырях, храмах, но не с религиозной точки зрения, а с культурологической. Я также буду выступать на семинарах об основах православной веры.

К нам сюда в июле приезжает прекрасный специалист по иконографии, старший научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи Любовь Яковлевна Ушакова. Она проведет здесь несколько встреч, а затем отправится в Бразилию и в Чили.

Мы планируем привести и других специалистов по духовной культуре. Планируем оформить передвижные фотовыставки монастырей, икон русских с соответствующими гидами. Собираемся пригласить церковный хор и провезти его по Южной Америке. В общем, планов много. Громадье, как говорится...