Жизнь в вере. Возрастание в смирении через послушание

Епископ Троицкий Панкратий уже более 20 лет возглавляет Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. За это время число братии значительно выросло, возобновилась монашеская жизнь в восьми скитах, завершились почти все реставрационные работы и открылись шесть монастырских подворий в разных уголках страны. Однако свою главную задачу, как признался настоятель древней обители в интервью «Журналу Московской Патриархии», он видит не столько в восстановлении стен, сколько в воспитании братии, способной достойно понести нелегкий крест монашества.

— Ваше Преосвященство, с чего началась ваша история служения обители?

— Моя встреча с Валаамом началась, как это ни странно, не на Валааме, а на Афоне. В 1992 году, будучи экономом Троице-Сергиевой лавры, я по благословению Святейшего Пат-риарха Алексия II совершал паломничество по православным странам с Благодатным огнем и в том числе посетил Афон. Я был потрясен благодатью, намоленностью и святостью, которые присущи Святой горе. После поездки у меня возникло желание продолжить монашеский путь именно там. Я обратился к Святейшему Пат-риарху, подготовил все необходимые документы, а через несколько месяцев Святейший вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотите попасть на Афон, в Грецию, а я вам предлагаю отправиться на Северный Афон, на Валаам». Я ответил, что, как он скажет, так я и сделаю.
На Крещение 1993 года был подписан указ о моем назначении, и в начале февраля я уже прибыл на Валаам. До острова мы добирались в шторм, при сильном морозе корабль обледенел, была большая опасность перевернуться. До этого я никогда по морю не плавал, поэтому во время шторма возникали мысли о том, что я слишком грешный и недостойный человек, чтобы на этой святой земле руководить монастырем. Но, к счастью, мы пристали к берегу. Причем мы не смогли подойти непосредственно к острову, а остановились у края окружавшего его льда, пришлось идти с вещами пешком по льду до берега.

— В каком состоянии вы увидели Валаамский монастырь?

— В ужасном. Я, конечно, ожидал увидеть печальную картину, но то, что открылось передо мной, шокировало. На тот момент Троице-Сергиева лавра была давно отреставрирована, а здесь всё рушилось прямо на глазах. Спасо-Преображенский собор был окружен уже сгнившими черными лесами. Корпуса тоже были в очень плохом состоянии. Никаких удобств не было: ни канализации, ни водопровода. Всё монастырское хозяйство было разорено. Электричество на всем острове отключали на целые часы веерным образом, потому что была одна старая дизельная электростанция.
Тогда, в начале 1990-х годов, была всеобщая нищета в стране, происходили колоссальные реформы, экономика разрушалась, люди беднели. То время было очень тяжелым. Деньги еле-еле собирали на пропитание братии, не говоря уже о реставрации. И мы были счастливы, если удавалось сделать какие-нибудь небольшие работы. В то время нам помогали из Германии, Финляндии. Из других стран приходила гуманитарная помощь не только нам, но и местным жителям.

Особенно тяжело было то, что мы жили в тесном соседстве с местным населением. Жить по соседству с людьми, которые злоупотребляют алкоголем, шумно себя ведут, монаху очень трудно. У входа в больницу, что напротив моей кельи, стояли и курили парни, которые приходили к медсестрам. Это было, мягко говоря, не очень приятно. Когда по окончании богослужения я возвращался к себе в келью, в соседней комнате шла своя «служба» с музыкой, алкоголем, разбитыми окнами. Много таких историй можно вспомнить.

Разорение, пришедшее на Валаам в середине XX века, было не извне, а изнутри: местное население, которое до нас жило на острове, основательно разрушило обитель. Где был человек, там было хуже всего: запустение, мерзость разорения. Что же еще могло получиться, когда, например, в Воскресенском скиту в нижнем храме на месте алтаря устраивали прачечную или магазин в Успенском храме?! Во время реставрации иконостаса Успенской церкви под краской были обнаружены иконы XVIII века, которые сохранились лишь потому, что висели высоко. Храм Коневской иконы Божией Матери был разобран: из него сделали кормокухню для свиней.
Какое же могло быть духовное состояние людей, которые всем этим занимались? И каким могло быть их отношение к природе, прекрасному, чудному окружающему миру, сотворенному Богом?

— Восстановление поруганных святынь — это всегда очень долгий, трудоемкий и дорогостоящий процесс. Как возрождался Валаам?

— Главное для нас сегодня, как, впрочем, и столетия назад, — это покаяние, жизнь по заповедям Христовым, стяжание Духа Святаго, помощь людям, нуждающимся в духовном укреплении. Созидание монашеской общины и воссоздание монастыря должны строиться на тех же крепких основах, что и раньше. Поэтому мы взяли за основу строительства монастыря древний валаамский Устав, который принес еще игумен Назарий из Саровской обители.
Возрождение обители — это прежде всего возрождение монашеской жизни. Главное в монастыре — это та жизнь, которая его наполняет, и братья, которые живут в этой обители и несут свое служение, послушание, трудятся Богу и людям. И здесь неоценимую помощь мне оказал Афон, тот самый Афон, с которого начинался мой валаамский крест. Мне удалось застать духоносных старцев и получить от них бесценные советы. И, самое главное, вдохновиться самому и передать это вдохновение братии. И понять, что главным в монашеской жизни является Христос. В центре всей жизнь монастыря — Божественная литургия. Келья каждого брата должна быть его личным храмом, чтобы он мог предстоять Богу и наедине возносить Ему свои молитвы. Без молитвы, без откровения помыслов, частого причащения практически невозможно построить крепкий монастырь. Я очень благодарен афонским отцам и старцам и, конечно же, той братии, с которой мы несем свой монашеский крест.

Первое, с чего мы начали, — это, конечно, богослужение. Мы с ревностью взялись за исполнение всех старых уставов. Службы были очень длинные, порядка семи-восьми часов, при этом на клиросе пело всего два-три человека. Так, например, всенощное бдение у нас начиналось в час ночи и продолжалась до самого утра, до половины девятого, иногда до девяти. Как-то у нас была служба с крестным ходом с освящением креста на праздник Преображения Господня, которая длилась 14 часов. Я помню то воодушевление, то духовное утешение, которое было с нами. И непрестанная радость. Радость от того, что мы причастны к великому делу восстановления такой святыни, как Валаам. Господь укреплял нас, давал силы и благодать преодолевать трудности, не унывать, не роптать, не отчаиваться, а идти вперед.

— К 25-летию возрождения обители закончилось множество реставрационных работ, но часть из них продолжаются и сейчас. Что самое значимое было сделано за эти годы?

— Слава Богу, что удалось восстановить основные наши святыни. Ключевыми событиями я бы назвал первый приезд в 2001 году Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина, который очень много сделал для возрождения нашей обители, создание в 2002 году Патриаршего попечительского совета по восстановлению Валаамского монастыря, восстановление и освящение Спасо-Преображенского собора, строительство нового Свято-Владимирского скита.
Подводя сейчас некоторые итоги, можно бы было назвать количество восстановленных храмов или скитов. Это замечательно, но не столь важно. Важно то, что на Валааме восстановлена монашеская жизнь. Вы сейчас слышите удары колокола, который призывает братию, паломников и гостей на богослужение. Богослужение снова стало основой нашей жизни, соединения со Христом в таинстве Божественной литургии, евхаристии. И не только здесь, в самом монастыре, но и в скитах. Везде совершаются Литургии, возносится иноческая молитва. И это дает надежду на то, что Валаам со временем вновь станет Северным Афоном. Снова станет тем светочем, к которому стремится множество жаждущих духовного укрепления людей.

— День восстановления монастыря выпал на день памяти святого апостола Андрея Первозванного. Это символично?

— Этот день специально не подбирался. Но, безусловно, это знаковый момент. В некотором смысле можно сказать, что апостол Андрей Первозванный был духовным отцом русской нации. Его апостольское благословение связывает нас, православных христиан, со Христом.
Радует то, что Валаам стали восстанавливать всем миром — помогают самые разные люди, которые приезжают на остров, в том числе просто жертвуют свой труд. Дело восстановления Валаама стало поистине народным: монастырю помогает вся Россия, весь православный мир. Каждый работает на своем месте, стараясь принести пользу обители. Например, храм во имя Всех преподобных отцов, в подвиге просиявших, который находится на Игуменском кладбище, был восстановлен полностью на народные деньги.
В этом году у входа в монастырь благодаря помощи благотворителей с Украины мы установили памятник апостолу Андрею Первозванному — в память предания о посещении святым апостолом Валаама.
Также в этом году была завершена масштабная реставрация Спасо-Преображенского собора. Первоначально мы планировали закончить эту работу за два летних сезона, но фактически без малого на нее ушло пять лет, так как при проведении реставрации вскрылось много дефектов и различных строительных проблем. И здесь нужно отметить понимание, долготерпение и смирение наших благотворителей, которые на протяжении уже многих лет все проблемы монастыря воспринимают как свои, жертвенно идут на затраты по реставрации монастыря и иногда полностью берут на себя все расходы по восстановлению скитов и храмов, понимая, что это делается для Бога, для Церкви, для России.

— Какие восстановительные работы планируется сделать в будущем?

— В 2014 году Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл поставил перед нами задачу: Валаам, как и встарь, должен стать Северным Афоном. Чтобы на тех островах, где это возможно, обустроить место молитвы и чтобы была возможность возродить все формы монашеского подвига: общежития, скита и пустынножительства. Хочется основы этого заложить уже сейчас, при жизни нашего поколения. Это очень непростая задача, потому что требуется не только восстановить или построить здания, но и воспитать братию, способную понести такой нелегкий крест. Одних человеческих усилий для этого недостаточно, без благодати Духа Святого, без помощи Божией это неосуществимо.

— Как вы считаете, какую роль играет Церковь в современной России?

— Это очень сложный вопрос. Всегда находятся люди, которые критически относятся к Церкви, не видят от нее общественной пользы или даже восстают против нее. Я думаю, что Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершенно прав, когда настаивает на том, чтобы социальное служение Церкви, ее просветительская и миссионерская деятельность усиливались. Сейчас для нас главное не восстановление храмов и разрушенных зданий, а восстановление душ.
Можно привести пример Преподобного Сергия Радонежского и то, как его подвиг повлиял на всю Русскую землю. Вспомним, как Преподобный Сергий создавал обитель, как своим примером вдохновлял братию. Вначале это была небольшая община, а затем вырос монастырь, куда приезжали за духовным советом и благословением, откуда по всей Руси разошлись его ученики и основали великие обители, которые так же благодатью Божией и иноческим подвигом стали духовной опорой русскому народу. И Русь благодаря подвигу этого великого подвижника и святых учеников, благодаря его преподобной жизни и примеру воспряла. Из маленького зернышка выросло огромное дерево. И значимость монастырей для сегодняшней России можно в какой-то степени уподобить тому, что сделал в свое время для всей Руси Преподобный Сергий Радонежский, собиратель земли Русской. Это, несомненно, накладывает и на нынешних иноков огромную ответственность. Мы должны об этом помнить и жить по заповедям Христовым. И если мы будем стремиться «стяжать дух мирен», то, по словам преподобного Серафима Саровского, тысячи вокруг спасутся. Тогда монастыри станут тем кристаллом, вокруг которого и будет расти здоровое тело народа, что может стать залогом истинного возрождения России.

— Расскажите о современной братии Валаамского монастыря. Что это за люди, откуда они?

— Самые разные: молодежь, зрелые и уже пожилые люди, которые несут послушание в обители. Несколько монахов здесь находятся с самого начала. Есть братья простые, есть и весьма образованные. Русские, белорусы и украинцы. И даже из дальнего зарубежья есть люди, например македонцы и француз. Молодые люди приезжают. Каждый год у нас несколько человек остаются, чтобы испытать себя на поприще монашеской жизни.
— Как определить человеку свой путь?
— Если есть призвание к монашеству, то оно проявляется у человека естественно: в тяге к монастырской жизни, монастырским богослужениям, к тому, чтобы молиться, читать аскетические книги, жизнеописания подвижников благочестия, старцев, отечники и подобную монашескую литературу. Мирская жизнь, как правило, такого человека мало интересует.
Может быть, потребность человека заключается в том, чтобы, будучи христианином, создать свою семью, найти интересную, хорошую работу, жить в хороших условиях — тогда ясно, что монашество не для него. Бывает, конечно, так, что нравится и то и другое: монастырь и семья. В этом случае человеку надо испытать себя, для этого, собственно, и существует такая стадия, как трудничество, затем послушнический искус. Человек должен пожить в монастыре и увидеть, подходит ему это или нет. Через некоторое время он может понять, что монашество — это не его или это как раз то, что он искал.
Бывает, что приходящие в монастырь, к сожалению, уходят дальше в поисках своего пути. Когда это происходит после принятия монашеских обетов — это, конечно, духовная катастрофа и большая беда. Поэтому иногда послушнический искус продолжается достаточно долго. В таких обителях, как на Валааме, по-настоящему трудно. Здесь действительно нужно вести духовную брань, соблюдать строгий Устав, посещать длительные богослужения, переносить непростые природные условия зимой. И остаются здесь те, кто пришел, как говорится, «не ради хлебного куса, а ради Иисуса», кто готов идти по пути узкому и тернистому, неся все скорби и тяготы иноческого жития, но и познавая на собственном опыте, что иго Христово благо и бремя Его легко по благодати Божией. Они опытно познают свет и радость жизни во Христе и становятся той закваской, которой и созидается монашеская обитель.

— Как избежать греха осуждения, как избежать опасности впасть в фарисейство, наблюдая грех небрежения к церковным канонам?

— Когда человек искренне желает защищать Православие, быть верным святоотеческим правилам и канонам Святой Церкви, но при этом не уделяет должного внимания своей духовной жизни, не борется со страстями, не видит своих грехов, то почти неизбежно впадает в осуждение. Особенно это характерно для людей малоцерковных или еще не воцерковившихся как следует, кому, образно говоря, легче умереть за Православие, чем еженедельно посещать церковь и следовать всем церковным установлениям.
Избежать греха осуждения вполне возможно, если ревновать прежде всего об исправлении собственной души, а потом уже обо всем Православии. Считать себя грешнее и хуже всех, недостойнейшим и окаянным. Осуждать и укорять себя, быть чутким к голосу совести. Если даже только помысел греховный уязвил душу — тут же внутренне покаяться пред Господом, осудить себя и помолиться об исправлении.

— Как вы считаете, есть ли различие между монашеством в городе и монашеством вдалеке от мегаполисов?

— Монашество в большом городе обычно носит характер пастырского служения: помощь ближним в храмах или на монастырских подворьях. Конечно, для этого служения нужна особая благодать, чтобы не поддаться множеству соблазнов, которые есть в городах, но если монах несет свое послушание самоотверженно и честно, то Господь укрепляет его и помогает больше, чем брату, находящемуся в идеальных условиях, но живущему нерадиво. На Валааме, особенно в скитах, где не так много бывает паломников, или в скитах, где их вовсе не бывает, есть большая возможность для более уединенной и глубокой молитвы, но и взыщется с таких иноков по-другому. Кому больше дано, с того больше и будет спрошено.

— Что значит Валаам для России и для вас лично?

— Валаам — это один из главных русских духовных центров нашей страны наряду с Троице-Сергиевой лаврой, Оптиной пустынью и Соловецким монастырем. Русские люди очень любят Валаам, это всенародная святыня и, конечно, очень красивое место. Здесь в гармонии с природой создавались храмы, скиты: например, Никольский скит — это шедевр архитектуры, прекрасный Всехсвятский и Смоленский скиты. Валаам — очень благодатное, освященное молитвой и кровью мучеников место, и я благодарен Богу и покойному Патриарху Алексию II за то, что он меня сюда направил. Это один из самых любимых уголков земли для меня. Я с радостью посещаю островные скиты — уединенные, безмолвные, тихие. Часто бываю в новом Владимирском скиту. Я люблю быть в тишине, уединении, покое, в тех местах на Валааме, где эта первозданность, красота, близость к природе и близость к Богу наиболее ощутимы.
Больше всего меня радует на Валааме то, что все-таки удалось создать монастырь — живую обитель, братскую общину, которая живет и развивается. Слава Богу, что удалось восстановить основные наши святыни, построить новый Владимирский скит, которым можно гордиться нашему поколению. Это действительно прекрасный храм, прекрасный памятник. То, что можно отнести к области чаяний, — хотелось бы заложить основу для будущего, чтобы Валаам, как и встарь, стал настоящим Северным Афоном.

Справка. Епископ Троицкий Панкратий (Владислав Петрович Жердев), викарий Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. Родился 21 июля 1955 г. в Перми. С 1970 г. по 1980 г. обучался сначала на архитектурном отделении Пермского строительного техникума, затем на архитектурном факультете Таджикского политехнического института в г. Душанбе. После окончания института работал художником в издательстве, затем жил и работал при Никольском соборе г. Душанбе. Осенью 1986 г. поступил в братию Троице-Сергиевой лавры. Пострижен в монашество 3 июля 1987 г. с именем Панкратий в честь преподобного Панкратия, затворника Киево-Печерского. 18 июля 1987 г. хиротонисан во иеродиакона, а 8 июня 1988 г. — во иеромонаха. 17 июля 1988 г. возведен в сан игумена, 4 мая 1990 г. — в сан архимандрита. 18 января 1993 г. указом Святейшего Патриарха Алексия II назначен наместником Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. 2 июня 2005 г. Святейший Патриарх Алексий II совершил хиротонию архимандрита Панкратия во епископа Троицкого, викария Московской епархии. Решением Священного Синода от 22 марта 2011 г. назначен председателем Синодальной комиссии по канонизации святых.

Недавно на знаменитом Валааме прошло заседание Географического общества с участием президента. Наш корреспондент побывал на Валааме накануне. О жизни обители РГ рассказал ее настоятель, наместник монастыря, епископ Панкратий (Жердев).

Владыка, расскажите самые главные новости жизни вашей обители: сколько в ней насельников, как идет восстановление монастыря и самой монастырской жизни?

Владыка Панкратий: Самая хорошая новость для монастыря, когда никаких новостей нет. Когда идет спокойная, размеренная монашеская жизнь, и ничто ее не беспокоит.
События, конечно, случаются, такие как приезд Патриарха, Президента, других высоких гостей. Этим летом Святейший Патриарх освятил домовый храм в восстановленной после пожара гостинице. Но эти события относятся к внешней жизни. А главное это то, к чему направлена все монашество - это жизнь во Христе.
Насельников наших точно не сосчитаешь. Наше братство находится в разных местах, насельники живут не только на Валааме, но и на подворьях в Москве, Петербурге, Приозерске, в Сортавале. Всего примерно человек 160- 170. И на самом Валааме у нас сейчас 8 скитов, ферма, на которой братья несут послушание. Вместе собираемся на большие праздники, и только тогда видно, что братство большое. А так, в Центральной усадьбе постоянно живет примерно 40 человек. Трудников, думаю, в два раза больше - около ста.

Владыка Панкратий: Нет, конечно. Восстановить за 20 с небольшим лет построенное за 200 физически невозможно. Даже если бы были все необходимые средства на восстановление. А если учесть, что восстановительные работы надо совмещать с жизнью обители (строительные шумы, неудобства - это же все влияет на состояние человека), то мы не стремимся к максимальным темпам, не форсируем. Все делаем постепенно.
Монахи сюда приехали зимой 1989-го, а в 90-м началось восстановление. Сейчас практически восстановлены все основные скиты, осталось 2-3 на дальних островах. Но мало восстановить скит, надо восстановить и скитскую, монашескую жизнь. Скитская жизнь, тем более на удаленных островах, особенная, послать туда любого брата невозможно, нужен опытный человек, который знает, как бороться с искушениями, как молиться. Без молитвы на острове, вдали от монастыря, от братии, человеку просто не прожить.

Разве стремление к уединению редкостно среди монахов?

Владыка Панкратий : В принципе, монашество подразумевает уединение. Общежительная жизнь в монастыре - скорее первый этап. Но у кого-то этот этап может затянуться на всю жизнь. Люди достигают и в общежитии очень высокой духовной жизни. И валаамские наши старцы, и современные - тот же отец Кирилл из Троице-Сергиевой Лавры, всю жизнь проживший в общежитии - тому пример. Так уж Бог судил им. А для многих полезно быть в уединении, вдали от соблазнов, где меньше всякого рода попечений, и больше возможность посвятить себя Богу. Жить так, чтобы вся жизнь была пронизана Богообщением - скит для этого создан. А в старину у нас на Валааме было еще и отшельничество. Но это исключительный подвиг, его у нас уже 150 лет как нет. Люди не достигают того уровня, чтобы принять такой образ жизни.

Но ведь в 70-х годах прошлого века в горах Кавказа были отшельники.

Владыка Панкратий: Я сам там провел год вместе с моим другом отцом Симоном, он жил в горах потом еще почти 10 лет, писал в уединении замечательные духовные стихи. Теперь он живет на Афоне, его знают как духовного писателя, который пишет под псевдонимом Симеон Афонский.

Кавказское пустынничество в советское время возникло главным образом потому, что мало было монастырей. Мужских - всего четыре на весь Советский Союз. И надо было пройти очень большие преграды, чтобы попасть в них. Прием в обитель людей с высшим образованием был особенно затруднен.

Поэтому некоторые люди, стремящиеся к монашеству, шли отшельничать в горы Кавказа.

Меня пригласили туда в самом начале моего церковного пути, когда я приехал поступать в семинарию Троице-Сергиевой Лавры. И передо мной встал выбор: либо идти в духовную семинарию и затем в Лавру, либо - сразу на Кавказ в "пустыню". Для меня это был очень трудный выбор. Мне очень нравилась жизнь в монастыре, замечательные лаврские службы, послушания, жизнь с опытными старцами. К тому же я понимал, что я еще новоначальный, и ехать на Кавказ мне было духовно небезопасно. Да и неизвестно, к кому попадешь.

И что Вы выбрали?

Владыка Панкратий: Лаврский духовник сказал, что следует поступать в семинарию. И если примут, значит, воля Божия учиться в семинарии и поступать в Лавру. А если не примут, то воля Божия ехать на Кавказ. Меня приняли. Но потом все равно, уже из Лавры, я поехал на Кавказ. И как это обычно бывает, через год пришлось и мне столкнуться с немалыми искушениями.
В кавказской "пустыне", главным образом в Абхазии, жили самые разные люди: и высокой духовной жизни, и обычные, которым неплохо было бы пожить в общежительном монастыре, чтобы научиться смирению, послушанию, терпению, качествам, которые необходимы человеку для того, чтобы у него родилась настоящая молитва. Если человек стремится к молитве и даже очень много подвизается в молитвенном делании, но оно не растворено у него смирением, это значит, что он на опасном пути. К тому же молитва должна быть соединена с трудом. Обычный человек не может все время посвящать молитве, только уж когда находится в благодатном состоянии. Молитва и труд - два весла, говорил один старец, будешь нажимать равномерно, и лодка поплывет прямо. А если нажимать сильнее на одно весло, лодка станет крутиться на месте. На Кавказе среди пустынников были, к сожалению, и люди явно прельщенные (духовно поврежденные).

Через год я приехал к своему духовнику отцу Кириллу за советом, и он мне сказал, что надо оставаться в Лавре. Я, честно говоря, был очень огорчен. Хотел вернуться. Но вскоре там началась война.
Общежительный монастырь - этот становление монашеской жизни, гармонизация души и подготовка к более сложным искушениям и более высоким духовным состояниям. Здесь самое главное - борьба со страстями (а они очень хорошо раскрываются в общежитии) и возрастание в смирении через послушание. Кто-то из отцов очень удачно сравнил жизнь братьев в общежитии с камушками на берегу моря. Они волнами обкатываются, друг о друга трутся и становятся гладкими, кругленькими - даже кирпич. А братья сталкиваются друг с другом и, смиряя себя, "сглаживают острые углы". Это быстро не происходит. Человек и в 60 лет продолжает учиться. Кое-кто начинает унывать: как же так?! Святые подвижники достигали очень высоких духовных состояний - реальной святости, их жизнь была благодатной жизнью с Богом, а почему я так плох? Главное - исключить уныние. И тогда это будет правильный взгляд на себя. Если осознаешь свое плохое состояние - исправляйся. Если тебе много лет, и ты еще не исправился, не отчаивайся. Если ты отойдешь ко Господу в борьбе за жизнь христианскую, то Он тебя помилует. Даже если ты не достиг того, к чему призван каждый христианин - святости.

Многие мои светские знакомые любят повторять: "Если в Церкви есть старцы, то пусть выйдут и заявят о себе. И погромче. Чтобы мы слышали не только официальные голоса"…. Вот вы говорите, что самый высокий уровень для монаха - отшельничество, а мир требует их "выйти". Что вы скажете по этому поводу?

Владыка Панкратий: Миру нужны монахи. Потому что монахи - свет миру. А свет монахам - ангелы. Так говорили святые отцы.
Конечно, служение миру является обязанностью монаха. Но для того, чтобы человек обрел то, чем он может по-настоящему служить миру, сначала нужен уход от греха, от зла, которым переполнен мир. И самое главное, нужен подвиг, преодоление греха в самом себе. Для этого и существует аскеза, молитва, пост, бдение. Это не самоцель. Это путь к стяжанию благодати Божией.

Серафим Саровский, прежде чем стать таким, каким мы его знаем, много лет положил в монастыре, в уединении и в пустыне - на тяжелую борьбу с самим собой, со своими грехами, страстями, с "ветхим" человеком внутри себя. То же самое можно сказать и о преподобном Сергие Радонежском и о других святых. Сложно назвать того, кто бы сразу стал святым старцем среди городского шума. Хотя есть, конечно, исключения. Но все же монашеский путь, преимущественно подразумевает уход от "мира". Или даже бегство, как говорил Арсений Великий, "бегай людей и спасешься".

Людям нужны старцы, поэтому нужны условия для "бегства" от "мира". А сегодня "мир" все больше и больше вторгается в обители. Особенно через такие удобные современные вещи, как Интернет. Казалось бы, человек в полном одиночестве на Афоне. Но если у него Интернет - весь мир в его келье.

Паломники вам тоже приносят "мир"?

Владыка Панкратий : Конечно, но в меньшей степени. Тем более, что монашеству полезно и необходимо пастырство. Но прежде нужно укрепиться, а для этого необходимо уединение. Валаам чем хорош? В зимние месяцы мы - в уединенном состоянии. Часто слышу: как вы здесь зимой живете? Это же так трудно! Но все трудности меркнут по сравнению с благом, которое мы получаем. Зимой как раз и наступает время настоящей монашеской жизни. Летом раздаем, зимой - собираем…

Вернемся к теме восстановления монастыря.

Владыка Панкратий: Сейчас нам помогает вся Россия: от Москвы до Урала. Большая часть средств поступает от благотворителей. Эта помощь продолжается уже очень давно, два десятилетия. Но были и годы, когда мы оказывались на грани выживания. Представьте себе, содержим большое хозяйство, несем затраты, каждый месяц платим людям зарплату, завозим на зиму продукты, топливо, я уж не говорю о строительстве и реставрации, а будут средства или нет, неясно, ты - в руках Божиих.

Огромную помощь нам оказала федеральная сетевая компания, проложившая электрический кабель по дну Ладоги. Мы теперь получаем электричество из единой энергетической системы России, а раньше у нас были ветхие дизельгенераторы, зимой работающие с перебоями. Очень тяжело было. Зимой самым популярным предметом на Валааме были ручные фонарики. Многие часы - полная темнота. Теперь никаких проблем с электричеством нет, реставрационные работы ведутся без перерыва.

Покойному патриарху Алексию II еще мальчиком на Валааме предсказали Патриаршество. Писатель Иван Шмелев оставил нам дивную повесть "Старый Валаам". Как вы сопрягаете современную жизнь с духовной и культурной историей острова?

Владыка Панкратий: Мы не прилагаем к этому специальные усилия. Хотя, конечно, историю святых островов знаем, и у каждого брата есть книги о Валааме. Но сама жизнь монастыря - в идеале - подразумевает единство с братьями, что жили до нас и что придут после. Есть некий Валаам Духовный, Небесный, и мы можем в нем находиться. Можем отделяться, удаляться от жизни внутри этого идеала - за счет ошибок, личных грехов, отступлений от принципов монашеской жизни, или, наоборот, приближаться. Валаамский старец вне зависимости от времени, в котором он живет, валаамским старцем.

Валаамский старец - он особенный?

Владыка Панкратий: Нет. Преподобный Антипа Валаамский сначала долго жил на Афоне, потом у нас, и по сути ничего в его жизни не менялось. Поэтому не стоит акцентировать внимание на месте. Хотя у каждого монастыря свой характер, направление, дух, особенности расположения, служебные и уставные традиции. А объединяет нас с теми, кто жил до нас и кто придет после - молитва и благодать Божия.

Вчера на службе самая большая очередь на исповедь стояла к отцу Науму. Все шептали, что он самый опытный.

Владыка Панкратий: Для священника самое главное - участие, любовь. Если это есть, к нему всегда будет стоять очередь на исповедь.

На Валааме собрались монахи из разных стран?

Владыка Панкратий : Да, отец Серафим родом из Франции, жил в Англии, в Эссексе, был келейником у отца Софрония Сахарова. Отец Мефодий и отец Наум - из Македонии. К нам может приехать православный монах из любой страны.

Является ли Валаам сегодня центром духовного притяжения и окормления для верующих и ищущих людей?

Владыка Панкратий : Разумеется. Хотя кто-то приезжает и просто отдохнуть. Но может почувствовать что-то необычное, соприкоснуться с внутренней красотой и гармонией Православия. И в следующий раз приедет с более серьезными намерениями, станет духовно возрастать.

Трудников на Валааме хватает?

Владыка Панкратий: Трудников нам не хватает. Помощь нужна всегда. Слава Богу, несколько лет назад возникло волонтерское движение. К нам приезжает много молодых людей из разных стран - России, Америки, европейских стран и даже из Японии. Среди них есть как христиане, так и люди совсем далекие от религии. Они самоорганизовываются, приезжают и работают. Обитель получает безвозмездную помощь, трудовую жертву, а сами волонтеры - духовно возрождаются, укрепляются, растут. Кто-то приходит к православной вере, к Церкви.

Паломников много?

Владыка Панкратий: Да, много. Паломничество - это тоже определенный труд для человека. У паломника есть свои трудности и искушения. Но если они преодолеваются должным образом, то человек получает немалый духовный плод. Но паломники составляют лишь пятую часть от всех, приезжающих на Валаам. Раньше мы старались укрыться от туристов, совершать богослужения так, чтобы они на них не попадали и не мешали молящимся. А сейчас идем им навстречу, потому что среди них много верующих. Бывает, что с группами туристов приезжают и священники.

Правда ли, что Валаам могут закрыть для женщин?

Владыка Панкратий: Это неправда. У нас есть скиты, например, Всехсвятский, где посещение женщин ограничено до одного раза в год. Но совершенно закрывать Валаам для женщин - вряд ли это возможно, да и нужно. Можете быть спокойны.

На Валааме несколько раз был в гостях Президент России. Что притягивает первых лиц в монастыри?

Владыка Панкратий: То же самое, что и остальных. Они также все чувствуют и переживают. Необходимость побыть в святом месте для них может быть еще важнее, чем для обычного человека. У них же огромная нагрузка, ответственность, тяжелейшие стрессы. И душа, конечно, ищет укрепления. Когда Путин приезжал к нам, он стоял в храме и молился вместе со всеми, исповедовался и причащался.

У Валаама особый статус?

Владыка Панкратий: Валаамский архипелаг находится на особо охраняемой природной территории. Этот статус недостаточен для полноценной охраны природы и памятников Валаама. Однако ни один из статусов, установленных законодательством, в полном объеме не подходит для Валаама и Соловков, в силу того, что не учитываются все особенности этих и других территорий. Это проблема, которую нужно решать на законодательном уровне.

У нас нет в законодательстве такого понятия, как святое место. А святые места есть и очень значимые. И не только христианские. Может быть, стоит изучить опыт Афона.

Все земли острова Валаам принадлежат монастырю?

Владыка Панкратий: Нет, что вы! Только часть Центральной усадьбы, земля под скитами, другими памятниками, все остальное - земли лесов или сельхозназначения.

Исторически земля архипелага всегда принадлежала монастырю?

Владыка Панкратий: До советского времени - да.

Вы возглавляете Синодальную комиссию по канонизации святых, расскажите, как она сейчас работает. В должной ли мере исследованы истории новомучеников в ХХ веке? Будут ли новые канонизации святых из далекого от нас времени? Из близкого?

Владыка Панкратий: Основные принципы работы Синодальной Комиссии по канонизации святых остались теми же, что были. Мы работаем с поступающими из епархий материалами и принимаем решение исходя из того, насколько рассматриваемые материалы соответствуют критериям канонизации, существовавшим в Русской Православной Церкви и подтвержденным постановлениями Архиерейских Соборов и Священных Синодов. Это в полной степени касается и новомучеников. Естественно, что после выхода ряда государственных законов и положений, касающихся доступа к судебно-следственным делам, а они являются основным материалом для исследования исповеднического подвига новомучеников, возникли некоторые трудности, и зачастую присылаемые в Комиссию материалы не вполне соответствуют рекомендациям, принятым Священным Синодом. Однако следует отметить, что за последние 15 лет Русская Православная Церковь прославила более 1500 новомучеников и исповедников. Объем связанных с ними материалов настолько велик, что мы и до сих пор производим некоторые уточнения.

Русская Православная Церковь, как и Церковь в древности, не ставит своей задачей переписать всех из списка пострадавших в святцы. Понятно, что у какой-то епархии или монастыря есть свои предпочтения, но теперь перед народом Божиим стоит скорее задача освоить это огромное наследие - исповедническую жизнь и мученическую кончину прославленных на рубеже ХХ-ХХI столетий новомучеников и исповедников Российских. Что касается наших древних подвижников, то ближайшему Архиерейскому Собору будет, например, предложено включить в святцы для общецерковного почитания преподобного Далмата Исетского, подвизавшегося в ХVII веке в Сибири.

Помню, каким прорывом казалась канонизация в 1988 году блаженной Ксении Петербуржской, святителей Феофана Затворника и Игнатия Брянчанинова, преподобного Максима Грека.

Владыка Панкратий: Этот прорыв объясняется просто: в течение всего советского периода канонизации были практически запрещены. Но сейчас нельзя сказать, что в Церкви остались значительные личности, которые всегда почитались, но по каким-то причинам не были канонизованы. Какие-то имена называют, но одни звучат спорно, другие недостаточно изучены или не соответствуют принятым критериям. Так что ожидать сейчас "прорывов" нельзя.

Помню, какой сенсацией для светского мира прозвучало предложение канонизировать Федора Достоевского. Церковь давала пояснения: не все в жизни Достоевского можно взять за образец.

Владыка Панкратий: Человек не рождается святым. Равноапостольный князь Владимир, например, по сути, прожил две разных жизни. Одна - до обращения ко Христу, и совершенно другая - после. Поэтому, если когда-то человек курил или играл в рулетку, не надо думать, что он не сможет быть канонизирован. Важен итог его жизни. Святой праведный Иоанн Кронштадский, например, бывало, по совету тогдашних врачи, курил сигары. Но он почитается Церковью, по молитвам к нему совершаются чудеса, и жизнь его безупречна с христианской точки зрения.

Предстоятель церкви отметил как положительный факт появление в российском законодательстве по защите культурного наследия такого нового понятия, как «религиозно-историческое место», и предложил помочь правительству определиться с тем, что же это такое. А также призвал закрыть торговые ряды на Валааме и привёл в пример ситуацию с греческим Афоном, к которому власти относятся по-особому — так, что «когда ступаешь на эту землю, понимаешь, что здесь другой мир, другие законы, другой образ жизни, который охраняется государством».

Насколько жизнь валаамских монахов нуждается в защите? Какие новые искушения их преследуют? Надо ли проповедовать в интернете? Доходит ли колокольный звон обители до общества потребления? Об этом и многом другом «АиФ» побеседовал с игуменом Валаамского Спасо-Преображенского монастыря, епископом Панкратием.

Владимир Кожемякин, «АиФ»: Владыка, тяжёл ли для вас крест игуменский?

Епископ Панкратий: Это как посмотреть. Господь сказал: «Иго Моё благо, и бремя Моё легко». И также любой крест, который возлагает Он на человека, — это всё-таки благо. С одной стороны, нелегко, конечно, а с другой — Бог даёт нам силы даже в немощи.

Первые годы на Валааме были страшно тяжёлыми. Когда я вспоминаю о них, то даже не верится, и если бы мне сейчас сказали: «Вот тебе ещё один Валаам, давай, восстанавливай!» — я бы уже не согласился. Особенно плохо приходилось зимой, потому что местных жителей на острове тогда было пятьсот с лишним человек, а среди них много пьяниц, людей опустившихся (сегодня на острове осталось чуть больше ста человек мирян, а монахов живёт около 150 — прим. ред.). Прямо за алтарём была дискотека, а напротив — продуктовый магазин с вином и водкой. У меня в доме туалет был, простите, общий с больницей, на лестничной площадке курили медсёстры и приходящие к ним молодые люди, а мне надо было каждый раз проходить мимо них по своим делам… Контраст слишком сильный между строгой монашеской жизнью и такой коммуналкой прямо под боком. Часто вспыхивали скандалы, драки. И несмотря на это, благодать в храме, тогда ещё даже не просушенном, с разрушенными печами, временным картонным иконостасом, мы, монахи, ощущали очень сильно и находили в себе силы ещё и радоваться.

Фото: Из личного архива/ Священник Игорь Палкин

— Но сегодня, судя по всему, картина монастырской жизни тоже не во всём благостная. Через остров проходят тысячи туристов, здесь пока ещё остаётся местное население…

— Сегодня у нас уже хотя бы есть своё монастырское пространство, мы можем какое-то время, особенно вне туристического сезона — осенью, зимой, весной, как бы выдохнуть, побыть в уединении. То есть, с одной стороны, стало легче. Но сейчас, я считаю, в монашестве приходится бороться с искушениями уже другого рода. Например, со стороны интернета. Когда я в молодости поступал в монастырь, на собеседовании один старец, отец Матвей, прищурился хитро и спросил: «А вот скажи, пожалуйста, брат, что у тебя будет в келье?». «Будет две одежды — зимняя и летняя», — отвечаю. «А ещё?» — «Икона». — «А ещё что?» — «Книги духовные». Он улыбнулся и говорит: «Ну а маленький такой магнитофончик, духовные песнопения, проповеди послушать?» Я подумал и сказал: «Нет, не будет». «Но хоть чайничек-то будет, чайку попить?» — «И чайника не будет!» Но прошло пару лет, у меня и магнитофончик появился, и чайничек, всё как положено (смеётся). А сейчас — и интернет, и смартфоны, а там искушения. Ведь недаром на этой штуке (указывает на свой смартфон) нарисовано надкусанное яблоко — это действительно возвращает нас в те времена, когда Адам и Ева грешили перед Богом.

Монах уходит из мира, а смартфон возвращает его снова в мир. Эта проблема сегодня есть везде, в том числе и на греческом Афоне. Они там ведут блоги, общаются на форумах, шлют по сетям «многая лета», воззвания и анафемы… Но всё это абсолютно противоречит монашеству. Хотя я и сам тоже пользуюсь интернетом. Действительно удобно: и погоду можно узнать — какой прогноз на завтра, плыть по Ладоге на катере или не плыть, новости о том, что происходит в патриархии и в мире. Удобно руководить, читать и отправлять письма.

Но вот сейчас мне уже скоро 60 лет, и я думаю о том, что основная часть жизни прожита, надо посвящать оставшееся время, сколько Бог отведёт, более серьёзным вещам. Мне специально подарили телефон без камеры и интернета, и я стану пользоваться им, а почта будет идти через келейника. И соответственно, я получу моральное право требовать то же самое от насельников. Вот у монахов на Афоне телефоны даже не свои, а монастырские. Им выдают их, простите, как носки на складе, кружку-ложку и другие необходимые вещи. Тоже без камеры и интернета, самую простую и дешёвую модель. Только для дела. Началось у монаха какое-то конкретное послушание — ему выдают телефон, закончилось — забирают.

То же самое нужно делать и в наших монастырях. Все эти смартфоны, большие дисплеи — огромный соблазн, особенно для молодых монахов. Мне часто приходится слышать от них на исповедях, что вот, мол, опять бес попутал с этим интернетом… Один послушник даже уехал с Валаама из-за того, что просто погряз в Сети, и мир его притянул снова. И я даже считаю, что для современного монашества это один из главных вызовов. А путь к истине — возрождение подлинного общежития, когда у монахов нет ничего собственного.

Случается и так: приезжают паломники, небедные люди, которые могут что-то подарить послушнику или монаху, и сделать это с самыми лучшими намерениями. Но от этих подарков становится только хуже. Мне рассказывали, как один из афонских игуменов, проходя мимо группы монахов, увидел одного из них в тёмных очках. Он подозвал его и спросил: «Откуда у тебя эти очки?». Вообще, это некрасиво, когда монахи, священнослужители носят солнцезащитные очки. Как-то не вяжется… Тот ответил: «Мне паломник подарил». Игумен снял с него эти очки, бросил на землю и растоптал.

Владимир Путин и наместник Валаамского монастыря владыка Панкратий (слева направо) в музее имени Алексия Второго, 2009 год. Фото: РИА Новости / Алексей Дружинин

Любить ли врагов наших?

— А фильмы или телевизор вы смотрите?

— Не смотрю уже давно. И братии запретил, сказав: «Мы не для этого сюда пришли. И если кто-то всё-таки будет смотреть, то он не имеет права причащаться со мной из одной чаши…» И это подействовало. А спустя какое-то время снова приходит брат: «Владыка, ну хоть какой-то самый православный фильм можно посмотреть?». Человек всё-таки слаб. Я, например, не пью и то же самое наказываю братьям — чтобы они держали сухой закон. А если я не буду ему следовать, как же смогу требовать того же от других?

— Но немало священников нарушают заповеди, а от паствы требуют послушания…

— Об этом ещё у Христа сказано: «Слушайте, что они вам говорят, но по делам их не поступайте». Христос сказал это всем, на все времена. Фарисеи, лицемеры, книжники — все эти религиозные типы есть и сегодня.

— Некоторые священнослужители не только ведут блоги, но и проповедуют через интернет: например, отец Иларион или Андрей Кураев. Они доносят своё видение до других через Сеть, как с амвона. Вы считаете это ненужным?

— Я считаю это ненужным и даже вредным для монахов. Монастырь может и должен вести просветительскую, проповедническую деятельность в интернете. Мы это делаем, у нас есть страницы в «Фейсбуке» и в других социальных сетях, свой сайт. То же самое и в других православных монастырях, например в Оптиной пустыни. Этим занимается братия, таково их послушание, но не личная прихоть. Монаху позволяется вести деятельность в Сети по благословению, к примеру, игумена. Но по собственной воле — нельзя.

Валаамский монастырь. Фото: РИА Новости / Алексей Дружинин

— В интервью «АиФ», отвечая на упрёк, что, мол, монахи на Валааме заставляют мирян жить по своим правилам, вы сказали: «Мы навязываем людям только колокольный звон». Доходит ли он сегодня до большинства в обществе потребления?

— Думаю, всё-таки доходит. Другое дело, что этому яростно сопротивляются. Находятся те, кто старается его заглушить, и часто бывает так, что ищущие повода его находят. Благостной картинки у нас действительно нет. Да, конечно, к нам приезжает множество паломников, но очень много и тех, кто слышит голоса с противоположной стороны — антицерковные и, по сути, антироссийские. Часто за этим ничего нет, всё раздуто. Но люди привыкли верить, и многие ведутся, попадаются на удочку.

Хотя, конечно, нам самим надо давать меньше поводов для нападок. Недавно, например, было очень странное заявление одного очень известного священника о том, что слишком комфортная, мирная, спокойная, сытая жизнь вредит обществу, и Бог оставляет его. Он выразил надежду, что спокойствие и мир скоро закончатся, Бог вмешается в историю и пошлёт страдания, которые пойдут обществу на пользу.

Это заявление вызвало в мой адрес множество гневных вопросов от мирян: «Неужели вы все так думаете?!». Оно потрясло людей. Такие вещи говорить нельзя! Это ошибка очень большая, если не сказать, катастрофическая. Кого-то она может просто оттолкнуть от церкви. Той церкви, которая молится о стране нашей, властях и воинстве и призывает к любви даже по отношению к своим врагам. Апостол Павел учит молиться о властях именно для того, чтобы сохранялись мир и спокойствие, а тут вдруг заявляют, что мир, оказывается, нам не нужен, а нужны страдания и потрясения… Но российский великий государственный деятель Столыпин уточнял: «Нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».

Наша страна и так потеряла на войне десятки миллионов жизней. Достаточно поехать на Донбасс, чтобы вспомнить об этом. Я встречался там с архиепископом Горловским и Славянским Митрофаном , епархия которого разделена: часть паствы на украинской стороне, другая — в ДНР. И его уже 8 раз догола обыскивали на блок-постах, а однажды чуть не расстреляли после того, как он попытался что-то объяснить, угрожали напрямую: «Мы вас всех сейчас тут уложим!».

Валаам. Фото: www.russianlook.com

Поэтому не дай Бог никаких потрясений. Их и так много в мире. Через 10-20 лет мирной, спокойной жизни Россия действительно станет великой страной. Тем более, если во власти будет больше таких честных и верующих людей, как, например, Евгений Примаков , больше настоящих руководителей и предпринимателей, министров, которые не воруют. Понятно, что даже очень порядочные чиновники вынуждены играть по тем правилам, которые им навязаны, приходится искать компромисс. Но они хотя бы не берут взяток, не приобретают за сумасшедшие миллионы долларов авторучки, осыпанные бриллиантами. Это люди, которые работают, оглядываясь на вековые устои России, а не на либеральную «разноцветную» Европу, не стремятся быть олигархами за народный счёт.

В Спасо-Преображенском Валаамском ставропигиальном монастыре недавно отметили день рождения игумена обители Преосвященного епископа Троицкого Панкратия, викария Святейшего Патриарха Московского и всея Руси. Владыка также исполняет послушание Председателя Синодальной комиссии по канонизации святых, является членом коллеги Синодального отдела по монастырям и монашеству, сопредседателем Патриаршего Попечительского совета по восстановлению Валаамского монастыря. Должностей и обязанностей хватает, но все эти труды владыка Панкратий несет по послушанию, а себя игумен одного из крупнейших монастырей России часто называет «послушником двухсот игуменов» (столько насельников сегодня насчитывает Валаамская обитель).

Спасо-Преображенский Валаамский монастырь епископ Троицкий Панкратий возглавляет без малого 25 лет, но всегда свою наиважнейшую и первоочередную задачу владыка Панкратий видит, прежде всего, в воспитании «хороших и честных монахов, исполняющих свои обеты, которые они дают Богу при пострижении; монахов, которые смиряются и живут по простым заповедям Божиим. Ибо правильное становление монашеской жизни – это и гармонизация души, это и подготовка к более сложным искушениям и более высоким духовным состояниям. Для монахов самое главное – борьба со страстями и возрастание в смирении через послушание. Человек и в 60 лет продолжает учиться. Кое-кто начинает унывать: “Как же так?! Святые подвижники достигали очень высоких духовных состояний – реальной святости, их жизнь была благодатной жизнью с Богом”. Главное для насельника монастыря – исключить уныние. И тогда это будет правильный взгляд на себя. Если осознаешь свое плохое состояние – исправляйся. Если тебе много лет, и ты еще не исправился – не отчаивайся. Если ты отойдешь ко Господу в борьбе за жизнь христианскую, то Он тебя помилует, даже если ты не достиг того, к чему призван каждый христианин – святости.

Самое главное для всех монахов сегодня, как, впрочем, и сто, и двести, и тысячу лет назад, – это покаяние, жизнь по заповедям Христовым, стяжание Духа Святаго и помощь другим людям, нуждающимся в духовном укреплении. Поэтому созидание монашеской общины и воссоздание Валаамского монастыря строилось на этих незыблемых основах нашей веры: Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр.13:8)».

Да, сегодня Валаамский монастырь, его игумен, вызывают интерес со стороны прессы, каждую неделю в обитель приходят запросы об организации интервью и бесед, съемках новых фильмов или сюжетов: всех интересует история возрождения Валаама, его современная история, становление монашеских судеб.

Но сегодня мы попытаемся восстановить историю, неизвестную для многих: духовные искания, поиски пути к Господу и своего пути в монашество выпускника архитектурного факультета Политехнического института в городе Душанбе, а ныне епископа Троицкого Панкратия, игумена Валаамского монастыря. Поиски пути от молитвы к вере, от студента до семинариста, пути искания чистой молитвы.

Для этой статьи Владыка не давал специально интервью, она собрана из не вошедших в эфир фрагментов репортажей разных СМИ. Также используются воспоминания из книги монаха Симеона Афонского (иеромонаха Симона (Бескровного)) «Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога».

Епископ Троицкий Панкратий рассказывает:

«Первые книги, которые я прочитал о монашестве, ходили тогда в самиздате, это были “Откровенные рассказы странника духовному отцу” и “Старец Силуан” (кстати, он меня просто перевернул). Это две книги, которые заразили меня монашеством, заложили зерно. Те первые книги и раскрыли глаза на сокрытую жизнь монашества, показывая величие Православия.

Но первая мысль о реальности монашества для меня пришла, когда я впервые прочитал Евангелие. Я приехал на каникулы к брату в Москву и у него увидел Библию. Я был тогда учащимся (в 70-е годы, еще до моего Крещения). Надо сказать, это была достаточно большая редкость – встретить в советской семье Священное Писание. Я прочитал Евангелие и понял, что это как раз та Книга, которая ведет к Богу, которая действительно говорит о Пути, Истине, Жизни. И после этого для себя решил: всё, только Церковь, больше ничего.

Начать творить Иисусову молитву мне помогла, как ни странно, статья в журнале “Америка”. В ней было написано о том, как прекрасно действует на человека непрестанное повторение священных слов-мантр. Я подумал: интересно попробовать! Но, слава Богу, я не знал ни одной мантры: как я буду пробовать, что́ я буду говорить? В статье не было примеров. Единственные священные слова, которые я знал, были “Иисус Христос”. Я даже не знал правильного обращения – “Иисусе Христе”, но я стал взывать к Нему. Так я начал учиться Иисусовой молитве, еще ничего не зная о ней.

И уже почти заканчивая обучение в Политехническом институте, (архитектурное отделение), на четвертом курсе я понял, что смысла в моем обучении нет. Меня даже как-то вызвали на беседу в студенческую ячейку курса и стали расспрашивать: “Владислав Жердев, что вы считаете главным в своей жизни – быть настоящим советским человеком или архитектором?” Конечно, архитектором, ведь я пришел учиться профессии!

Тогда я уже хорошо понимал, что такое настоящая хорошая архитектура, и понимал, что нас ожидает. Архитекторов и инженеров в советское время, как бы сказать, и в грош не ставили. Как в те времена запускали архитектурный проект? Вначале конструкторы, пожарные, сантехники, утверждали свои нормы и СНИПы, и только после этого бедному архитектору надо было сверху налепить какое-то “произведение”. Если они не соглашались, – переделывали не раз, подключались экономисты и бухгалтеры, которые утверждали одно: “дорого, не экономично”, и, подчиняясь этим требованиям, архитектор должен был чертить очередную “коробку”.

В позднесоветский период было очень мало настоящей архитектуры. В сталинские времена еще были мастера старой школы, которые знали, как нужно строить, а после Хрущева архитектура совсем обеднела. Поэтому мне совершенно неинтересно было идти в архитекторы, и на четвертом курсе я решил уйти из института. И тут я встретил одного человека, который меня отговорил. Он был как раз человеком верующим и сказал мне: “Ну чего ты – тебе год осталось доучиться, потерпи!” И вот что интересно: прошло много лет, и этот человек пришел к нам в монастырь послушником.

Когда я прочел в самиздате несколько святоотеческих книг, то принял твердое решение креститься. Таинство совершилось после окончания института, в сентябре 1982 года, тайно, в Свято-Никольском соборе города Душанбе.

Благодать, которая нисходит на человека во время этого Таинства, совершенно особая, неповторимая, и Крещение мое сопровождалось такой радостью о Христе, таким обилием благодати…Человеку в тот миг она дается даром, она не заработанная, словно Господь показывает, как хорошо с Ним быть. Тогда я, конечно, этого не понимал – просто радовался и не мог понять, почему все люди не идут в Церковь, почему так мало прихожан: я прихожу каждый день утром и вечером в храм, а там всего лишь три-четыре старушки стоят.

К этому времени я со своим другом, ныне известным духовным писателем Симеоном Афонским, выбирал такую работу, которая нам позволяла бы достаточно много времени проводить в творческом отпуске. Мы искали место, чтобы построить келью, чтобы жить пустынниками, творить Иисусову молитву. Очень много мы исходили мест в горах Средней Азии. Я очень хорошо знаю эти места, до сих пор помню: это Дарваз, Памир, границы с Узбекистаном, Киргизией. Сам Памир был закрытой пограничной зоной, где однажды нас пограничники поймали. У меня была большая коллекция слайдов, но, к сожалению, она потерялась во всех этих переездах. До сих пор у меня остались такие теплые чувства об этих поездках, хорошие воспоминания, потому что природа там действительно удивительная, места дивной красоты».

Далее цитируем книгу монаха Симеона Афонского «Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога», вышедшую в 2015 году. Монах Симеон Афонский (иеромонах Симон Бескровный) начал свой путь в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, долгое время подвизался в горах Кавказа. В настоящее время проживает в одном из скитов на Святой Афонской Горе. В книге «Птицы небесные…» под именем архитектора Виктора знающие люди без труда узнают Владислава, будущего монаха Панкратия, в последующих главах он тоже носит другое имя – монаха и архимандрита Пимена.

«В одном из походов я познакомился с Виктором-архитектором, в больших очках, в то время он увлекался постом и постился до того, что поражал всех своей невероятной худобой и вызывал чувство удивления силой воли. Он мне нравился своей нравственной чистотой и художественной одаренностью, как талантливый художник и прекрасный фотограф, который тонко чувствовал красоту природы.

Виктор делал много отличных фотографий, и было видно, что красота горной природы и величие Памирских вершин тронули его душу... После одного похода с молитвой по горным тропам и ущельям Виктор настолько впечатлился, что тут же уволился, чтобы иметь свободное время на путешествия по горам. Он начал сотрудничать с местным издательством как прекрасный иллюстратор детских книг…

В доме Виктора меня всегда приветливо принимала его мама, преподаватель математики и парторг в общеобразовательной школе. Умная и тактичная женщина, она не препятствовала религиозным устремлениям сына и даже удивила меня мудрым высказыванием: «Если мой сын счастлив, то и я счастлива». Как парторг, свое мировоззрение она целиком строила на атеизме, но ее доброе сердце жило другими чувствами – любовью к людям и состраданием к их бедам, что способствовало в дальнейшем большим изменениям в ее жизни. Бог Своими неисповедимыми путями привел эту добрую женщину не только в Лавру, вслед за ее сыном, но и к Самому Себе. Через несколько лет она стала Христовой избранницей в монашеском чине в Троице-Сергиевой Лавре и с миром отошла ко Господу.

В свою очередь, я познакомил Виктора с моими родителями, которых он сразу расположил к себе чистотой души, мягкостью характера и предельной тактичностью. После этого как-то само собой произошло знакомство наших родителей и между ними сложились хорошие и добрые отношения».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Напомню, что это было еще в конце 80-х годов – на весь Советский Союз всего четыре монастыря, на 280 миллионов человек. Сколько тогда было монахов? Думаю, что максимум тысяча. Так что монастырь, монашество, конечно, было несбыточной мечтой, другим измерением духа. Не буду скрывать, что в то время мы многим увлекались: восточной литературой самиздатовской, и Рерихом, и всякого рода йогой, буддизмом, Кастанедой, но все это как-то на душу не ложилось, не удовлетворяло духовных поисков».

Монах Симеон Афонский:

«И мы с Виктором стали советоваться, что делать дальше. Меня словно осенило:
– Слушай, в Душанбе у родителей стоит пустой дом, а мы гадаем, что делать? Поселимся в нем и сделаем монастырь так, как мы его понимаем – местом общей молитвы!

– Прекрасно! – загорелся Виктор. – Не будем откладывать! Теперь же и приступим. У нас будет свой монастырь – лучше не придумать!

Тот небольшой дом на тихой зеленой улочке, который родители купили для меня и в котором одно время жили квартиранты, нам теперь очень пригодился. Мы с Виктором договорились поселиться в нем и жить по установленным правилам, как в монастыре. Архитектор, обладая отменным художественным вкусом, сам покрасил детали дома, придумал интерьер двух комнат и кухни, и в комнатах стало красиво и уютно. Одну комнату мы сделали молитвенной, где разместили наши общие иконы, поставили столик для лампад и свечей, на пол положили коврики, чтобы делать поклоны и, сидя, молиться по четкам. Другую комнату сделали жилой, постелили недорогой ковер и курпачи на таджикский манер, купили таджикские одеяла, чтобы жить, молиться и спать на полу в совершенной простоте. Деньги и еда у нас были общие, а покупки совершали по общему совету.

Так как нужно было добывать какие-то средства на жизнь, Виктор предложил вместе с ним оформлять детские и взрослые художественные книги. В ответ на мое сомнение, смогу ли я ему чем-либо в этом помочь, мой друг успокоил меня, заверив, что найдет, чем мне заниматься. Такое сотрудничество с издательством не связывало нас по рукам и ногам и давало возможность молиться и ездить в горы. Я стал работать над шрифтами по эскизам Виктора и заниматься дополнительной оформительской работой, которой мне удавалось вносить посильную помощь в наше совместное предприятие. Так удивительно Господь связал юношеское увлечение рисованием с этим этапом моей жизни.

Нам с Виктором удалось оформить несколько детских и некоторое количество взрослых художественных книг о каких-то приключениях на границе. Все эти книги были на таджикском языке. За них издательство выплачивало нам гонорар. Из общих денег мы покупали продукты и одежду».

Епископ Троицкий Панкратий:

«И вот тогда у меня впервые появилась мысль, что хорошо бы попробовать себя монахом в монашестве, писать иконы, и чтобы это было где-то далеко, и природа чтобы была, а я очень любил природу, тишину, уединение, искусство».

Монах Симеон (Афонский):

«С неразлучным Виктором летом мы прошли многие перевалы на Дарвазе и заглянули в Мунинобадские фантастического вида ущелья, отроги хребта Хазрати-Шох с их поразительными каменными столбами, которые назывались Чильдухтарон, “Сорок девушек”…

Всюду, где мы устраивали привалы, утро и вечер мы старались провести в молитве. Именно молитва делала эти походы для нас такими увлекательными».

Епископ Троицкий Панкратий:

«…Обычно мы останавливались на окраине какого-нибудь кишлака, делали привал, разводили порошки, открывали консервы, кушали.
В одном таком кишлаке произошел случай: из дома выбегают мальчик и девочка, лет десяти. На ломаном языке говорят: “Мама и папа зовут вас кушать к нам в гости”. Звали незнакомых людей, с виду обычных туристов, но мы отказались: “Нет, спасибо, мы свой порошок разводить будем”. Что вы думаете, они возвращаются к себе домой, а потом бегут с узелками, в которых был полноценный обед.

Другой раз я помню, возвращался я один автостопом и остался в каком-то маленьком захолустном городке. Я остался один. Машины, которые могли меня довезти до города, все прошли, становилось темнее, шансов нет. Стою на дороге и думаю, размышляю, где и как я буду ночевать. Вижу, идут парни в темноте, покуривают. Я отдалился от них, иду и про себя думаю: «Сейчас достанется». А тут и того хуже: “Пойдем с нами”, – говорят они. Я думаю, чем эта прогулка закончится, мне даже страшно представить было: в живых останусь или нет. Что вы думаете, – они меня привели в совершенно бедную хижину, на глиняном полу расстелили свои матрасы, куда меня и усадили, дети вымыли обувь. В качестве угощения принесли всё, что было в доме: какие-то убогие лепешки, конфетки, сахар: всё, чем было меня угостить. Вот представьте, человека незнакомого вот так пригласить к себе домой! А для них это была норма. Конечно, и для меня это было большим уроком.

К концу 80-х обстановка уже изменилась, они стали слушать экстремистские проповеди в магнитофонной записи. В 1989 году, когда мы последний раз приезжали в этот прекрасный край, сталкивались уже с враждебными взглядами, с попытками какой-то проповеди, укорами в наш адрес. Позже взаимная враждебность вылилась в кровопролитную гражданскую войну».

Монах Симеон Афонский:

«Ранней весной мой друг и я попали в переделку: когда мы спускались с верховий высокогорной долины к Ховалингу, нас неожиданно настиг сильный снежный буран. По пути встретилось разрушенное здание подстанции. Устроившись в тонких спальниках на бетонном полу, мы обнаружили, что холод пробирает до костей. Насобирав немного щепок, я развел слабенький костерок, не дававший особенного тепла. Виктор, порывшись в углу, обрадованно воскликнул:

– Федор, я нашел старые галоши! Теперь будет теплее!

У ярко пылавшего огня мы обогрелись и поставили поближе к костру мокрые ботинки, чтобы они обсохли. Даже сильная вонь от горящей резины не помешала нам вдоволь помолиться, слушая как по крыше шуршит мелкий снежок. Утренний холод рано разбудил нас. В рассветном сумраке мы не могли удержаться от смеха: наши лица покрылись черной копотью, придавшей им зверское выражение. Утеревшись свежим снегом и размазав грязь по лицам, мы принялись надевать обувь. Но не тут-то было: ботинки съежились от жара.

– Не беда! – бодро воскликнул Виктор. – Пойдем в домашних тапках… А ты в чем пойдешь?

Мне пришлось обрезать задники ботинок, и так, ковыляя, мы побрели по неглубокому свежевыпавшему снегу. Ехавший навстречу тракторист остановил трактор и выпучил глаза:

– Эй, куда идете, такие чумазые?

– В магазин, обувь покупать! А то наша совсем износилась! – мой друг нашел в себе силы пошутить.

В сельском магазине мы купили новые резиновые галоши и в них прибыли в Душанбе. В городе нас останавливали старые таджики:

– Хорошая обувь…

– Хорошая, – отвечал Виктор. – Горит хорошо!

Благодушие моего товарища вызвало во мне большое к нему уважение. Его умение не унывать в трудных ситуациях сблизило нас еще больше.

Несмотря на различные тяготы пути, из каждой поездки в горы удавалось привозить не только разнообразные впечатления, но и ценный опыт соединения молитвы с повседневной жизнью. Помимо этого, благодаря быстрой смене обстоятельств молитва становилась более живой и зрелой. Молитвенный опыт, собранный нами в нашем “монастырском” уединении, снова и снова проходил нелегкую проверку в непростых горных условиях. Тогда душа закалялась и набиралась мужества в различных сложных ситуациях, ум учился находить правильные решения, а сердце – не терять молитвенного состояния».

Епископ Троицкий Панкратий:

«После переселения людей, проведенного Хрущевым, местные таджикские кишлаки опустели: людей из гор послали на равнины выращивать хлопок. Многие погибли – это трагедия всего таджикского народа. В горах очень хорошие условия для жизни, курортные, там чистый воздух, вода, достаточно умеренный климат, много зелени… Когда там стало невозможно жить, и местом наших поисков стал Кавказ, мы часто с сожалением вспоминали о горах близ Памира…

На Кавказе были целые селения пустынников, живших нелегально, вне закона. Среди них были и опытные, духовно зрелые монахи. Местные власти, как и всё остальное, борьбу с пустынниками вели спустя рукава, Но были, конечно, ситуации и серьезные – когда находили кельи, их сжигали, на вертолетах облетали горы в поисках пустынек. Тяжело было жить, постоянно прячась…»

Монах Симеон Афонский:

«У Виктора были краткие Жития святых, которые мы читали по очереди. В молитвенных бдениях мы руководствовались, в основном, описаниями молитв из “Рассказов странника”, а также “Отечником” святителя Игнатия. Днем читали свои любимые книги и по ночам молились. На пишущей машинке я перепечатал “Откровенные рассказы странника своему духовному отцу”, после которых впервые задумался о своем жизненном пути и конечных его поисках.

Особенно нам полюбились молитвы ночью, когда маленький огонек лампады уютно освещал комнату. Улица, которая была и без того тихой, уже спала. В раскрытые окна лился запах цветущей сирени. Если сидеть, затаив дыхание, то становилось слышно, как бьется сердце соседа. Время словно не существовало. Была лишь долгая чудная ночь и нескончаемая молитва, из которой не хотелось выходить, если бы не затекшее тело.

Случались и забавные эпизоды. Однажды Антон – наш друг по домашнему монастырю, сидя на коленях в молитве, постепенно наклонялся, все ниже и ниже, головой свисая почти до пола, но не выпускал из рук четок. Бедняга работал иногда допоздна и сильно уставал. Виктор проявлял строгость и стучал рукой по полу. Наш друг вздрагивал и тут же смиренно выпрямлялся. Иногда Антон во время молитвы начинал громко храпеть, и Виктор подталкивал его локтем:

– Молись, не спи!

– А я не сплю… – шептал тот.

– Да как же ты не спишь, если храпишь?

– Я могу не спать и слышать, что я храплю! – упрямо шептал Антон.

В летние месяцы в наш “монастырь” приезжали гости – верующие ребята из Москвы и Питера. Нам больше нравились питерцы – тихие, спокойные и интеллигентные. С некоторыми из них мы подружились на всю жизнь. Помню, когда гость из северных широт увидел у нас зеленый неспелый виноград и стал его с удовольствием есть, я обратился к нему: “Через две недели виноград поспеет и лучше есть его потом!” На что получил ответ: “А у нас в Питере это считается спелым виноградом!” Пришлось купить на рынке спелый виноград, и Максим открыл для себя его истинный вкус.

Тогда впервые от нашего друга и любителя винограда из Питера, серьезного исследователя русского Севера, я услышал о великом русском святом –преподобном Серафиме Саровском. Жития его у нас не было, пришлось ограничиться рассказами питерского гостя. Место духовных подвигов этого святого настолько благодатно, как рассказывал наш почитатель преподобного Серафима, что там все окрестности исполнены благодатью. Знаменитому подвижнику несколько раз являлась Матерь Божия, поэтому Дивеево – великая святыня. Теперь в Сарове, где подвизался преподобный Серафим, секретная зона, и сотрудники спецслужб с собаками прогоняют всех паломников, пытающихся пробраться к святому источнику. Услышав такой волнующий рассказ, я обратился к преподобному с просьбой хотя бы раз одним глазком посмотреть на это святое место, что и исполнилось спустя несколько лет».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Преподобный Серафим Саровский, прежде чем стать таким, каким мы его знаем, много лет прожил в монастыре, затем в уединении в пустыне, все силы свои положил на тяжелую борьбу с самим собой, со своими грехами, страстями, с “ветхим” человеком внутри себя. То же самое можно сказать и о преподобном Сергии Радонежском, и о других святых. Они следовали Христу, старались исполнять Его заповеди, искали и следовали воле Божией.

Святые подвижники достигали очень высоких духовных состояний, реальной святости, их жизнь была благодатной жизнью с Богом. А почему я так плох, почему я так далек от Бога? Главное, на мой взгляд – быть всегда верным Христу, не грешить сознательно, терпеливо переносить всё, что посылает или попускает Господь. Помнить о своем ничтожестве, стремиться стяжать смирение, не осуждать никого, вообще изгнать неприязнь из своего сердца. Всегда помнить о Боге, жить так, чтобы слова молитвословий не расходились с делами. Если осознаешь свое плохое состояние, – хорошо, у тебя есть шанс исправиться. Если тебе много лет, а ты еще не изменился к лучшему, не поборол страсти, – не отчаивайся. Если ты отойдешь ко Господу в борьбе за жизнь христианскую, то Он тебя помилует, даже если ты не достиг того, к чему призван каждый христианин – святости».

Монах Симеон Афонский:

«В те годы нам с Виктором не довелось попасть в разоренное Дивеево, но Господь промыслительно привел нас в Троице-Сергиеву Лавру, где преподобный Сергий стал моим любимым святым. Помню, как в одну из поездок мы вошли в храм, наполненный верующими. В углу отсвечивала разноцветными огоньками лампад серебряная рака с мощами. У раки иеромонах служил молебен Преподобному. Небольшой хор певчих стоял тут же, в стасидиях вдоль стены, и трогательно подпевал священнику. Встав в длинную очередь, мы поклонились мощам преподобного Сергия и поцеловали стекло, под которым виднелся монашеский покров. Все в этом старинном храме с древними иконами словно дышало и жило Преподобным. Кроме того, здесь чувствовалось что-то еще, какая-то возвышенная неземная святость, которая заставляла трепетать сердце.

– Какое невероятно благодатное место! – поделился я своим восторгом с Виктором. – Какая удивительная святость!

Несколько лет спустя я узнал, что рядом, за железной старинной дверью с дырой от пушечного ядра, находится место, где стояла келья Преподобного, в которой ему явилась Пресвятая Богородица. Чувство неизъяснимого счастья неспешно, словно подготавливая трепещущее сердце к главной встрече в жизни, начало овладевать моей душой, как будто она давно тосковала об этой встрече и ожидала ее. Это чувство становилось все больше и больше, не вмещаясь в сердце, пока из груди не вырвался возглас удивления: “Матерь Божия, как же велик Твой святой!” Кроткая животворящая благодать преподобного Сергия словно привязала мое сердце к вечному духовному единению с Преподобным и Троице-Сергиевой Лаврой. Голоса певчих растворились в незримом веянии благодатной нежности, которая нескончаемо струилась от мощей святого угодника Божия. По моим щекам тихо катились слезы благодарности. Сердце плачем сообщало, что оно нашло свою земную родину – Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, и Небесную родину – преподобного Сергия, который до того стал родным и близким, словно был моим родным отцом. С той поры сердце мое стало принадлежать преподобному Сергию и, вместе с ним, его святой обители, не ведая, через какое горнило искушений ему еще предстояло пройти».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Грузины на территории Абхазии, главным образом, грузинская милиция, “делали бизнес”: они брали какого-то известного пустынника, когда тот выходил в город что-то купить (а пустынника легко было распознать – волосы и борода), привозили к себе в отделение, но давали ему возможность сообщить верующим и называли сумму “выкупа”. Верующие, конечно, собирали эту сумму, и все к общему удовольствию расставались. Пустынник возвращался в свою пустыню, а милиционер зарабатывал себе какую-то копеечку».

Монах Симеон Афонский:

«Самые заповедные места в горах мы исследовали вместе с Виктором. Нас всё больше стали интересовать уединенные районы без дорог и кишлаков, чтобы там, в горах, устроить постоянную молитвенную базу. Мы пользовались в походах географическими советскими картами, но, заметив, что они не совпадают с местностью и точность их весьма относительна, вскоре выбросили их и передвигались в горах, полагаясь больше на чутье и горный навык.

В одно лето нас собралось в поход около десяти человек, и по общей просьбе я повел всех в лесной заповедник. Нас порадовало уединенное ущелье, бывшее моим приютом несколько лет; мы ночевали в саду у старика Джамшеда, который снова освоил свой старый заброшенный участок у реки, доставшийся ему от деда. Затем мы по притокам реки ушли на хребет Хазрати-Шох и вышли к поселку Тавиль-Дора. Когда наш отряд ехал в Больджуан на попутных машинах, он растянулся по трассе на десяток километров.

Конечно, в большой компании всегда присутствовало больше веселья и шуток, чем молитв. Тем не менее, у всех на сердце было мирно и молитвенно в течение всего похода. Тишина и безмолвие гор незримо оказывали свое воздействие на наши души. Мы незаметно становились сосредоточеннее, глаза и ум отдыхали: глаза – от городской суеты, ум – от внутреннего кружения помыслов. Особенно хорошо мы почувствовали себя в черешневых садах Пештовы, где прошли многие мои годы в счастливом уединении и неустанной молитве. Невыразимое счастье, переполнив душу, словно безконечная река, изливалось на весь окружающий мир. Невидимое утешение благодати повеяло в наших сердцах. Среди нас словно пребывал Христос, пока еще не в полной мере постигнутый каждым из нас, но уже безусловно и безраздельно ставший нашим единственным Спасителем и Помощником. Виктор даже воскликнул:

– Как хорошо здесь, просто удивительно! Даже не хочется уходить…

– А чего удивляться? Места-то какие, Господи, – одна благодать! – присоединился к нему Максим. – Такое я ощущал только на Соловках…

Это было последнее свидание с Пештовой и в то же время прощание с беззаботной молодостью, простым юношеским счастьем и жизнью в благодати и красоте Божия мира. Надвигался новый период, период скорбей и очищения от пагубных страстей юности – тщеславия и наиболее изощренной страсти – гордыни».

Епископ Троицкий Панкратий:

«У нас в Душанбе появились пустынники, и я сразу почувствовал: это то, что я искал. Они узнали, приехали, встретились со мной в церкви, я пригласил их к себе, мы познакомились. Один из них был уже схимник, другой – тоже серьезный человек. Тогда мы устроили первую келью в горах. Есть такое местечко – Чилдухтарон, там действительно много пещер, гротов, это напоминает знаменитые Красноярские столбы, но их гораздо больше – целый регион. Это совершено уникальное место: выветрившиеся каменные фигуры, где можно легко спрятаться. Единственно, что это очень близко с Афганистаном».

Монах Симеон Афонский:

«Еще я любил молиться на Иверской горе, в часовне Матери Божией, где находились остатки древнего храма. Там особо ощущалось Ее благодатное присутствие. Верующие говорили нам, что на этой горе произошло явление Пресвятой Богородицы в XIX веке. Постепенно Новый Афон стал для нас любимым местом паломничества и духовно родным домом. С верующими в Абхазии Бог привел познакомиться и подружиться немного позже. Еще оставались для нас неведомы Команы, где находилось место захоронения святителя Иоанна Златоуста и пребывали мощи мученика Василиска, а также чудесный источник, забивший на месте его мучений.

После одной из поездок ко мне пришел Геннадий, устроившийся на работу в мастерскую по обслуживанию компьютерной техники.

– Нужно поговорить по секрету, – отозвал он меня в сторону. – Ко мне уже несколько раз приходили на квартиру сотрудники КГБ, один старый, другой молодой, очень вежливые, из какого-то шестого отдела по борьбе с религией. Спрашивали о вас.

– Ну и что? Мы же ничего опасного не делаем! – удивился я.

– А они считают иначе. Интересовались, кто к вам приезжает, куда вы ходите в горах. Молодой подошел к полке с книгами: “О, вы любите астрономию? Я тоже люблю!” Пожилой заметил у меня радиоаппаратуру, говорит: “Вы увлекаетесь радио? Я тоже увлекаюсь. У нас, оказывается, есть общие интересы…”. А потом перешли к “делу”, – усмехнулся инженер:
“Скажите, вы советский человек?” Говорю: “Советский…”, не станешь же отрицать!..
“А раз советский, – это все мне пожилой втолковывал, – то вы должны помогать советской власти!” Я молчу. “Мы просим вас сообщать нам о деятельности ваших знакомых!” Он назвал ваши фамилии.

– И что ты им ответил?

– Ответил, что, как православный, информатором у них не буду! Так молодой даже подпрыгивать начал на стуле от злости. Они говорят: “Мы рассчитывали на вас, а вы нас так подвели…” Вот такие дела!

– Спасибо, Гена, что предостерег нас, будем иметь это в виду. Но ты сам знаешь, мы с советской властью не боремся!

– Знать-то знаю, но будьте поосторожней!

Я с признательностью пожал другу руку:

– А к нам не хочешь присоединиться?

– Нет, уж я как-нибудь сам по себе. Заходи ко мне, когда время есть. Если будут новости от КГБ – сообщу…

Мы расстались, продолжая видеться время от времени.

В Душанбе зимние затяжные дожди иногда навевали уныние, и мы с большим удовольствием уезжали на крайний юг Таджикистана, в небольшой городок Куляб, на границе с Афганистаном. Приграничный климат зимой представлял собой сухие субтропики и чем-то напоминал Афганистан, какой-то отчужденностью и заброшенностью. Но тепло южного солнца, обилие фруктов и местных сладких фиников давали нам чувство отдыха и поддерживали молитвенное настроение».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Я жил тогда при храме: уволился с работы, потому что не мог уже без Церкви, просто не мог физически. Я бросил все свои работы, всё то, чем занимался до этого, устроился в храме сторожем, мне дали келью два на два метра, и я был счастлив. Я там жил, молился, сторожил, и на клиросе пытался петь и читать, и крышу красил… Можно сказать, монастырь для меня начался еще в миру, на моем приходе.

Когда батюшка настоятель узнал, что я архитектор и умею рисовать, то он мне тут же дал поручение – реставрировать старые иконы. Я этого не умел, только по книжкам стал изучать, как реставрируют иконы, а после пытаться писать новые иконы. Мне это занятие было очень по душе, хотя, конечно, иконами назвать эти самоделки можно условно. Но любовь к иконам и мечта об иконописании осталась на всю жизнь. Даже на Валааме попытался начать писать, но вскоре раздался звонок от Святейшего. Своим характерным, твердым голосом он сообщил мне, что принято решение назначить меня Председателем Синодальной комиссии по канонизации святых. Мои попытки как-то избежать сей участи отвергались самым жестким образом. Я понял, что об иконописи можно забыть».

Монах Симеон Афонский:

«Виктору дали заказ от нашей душанбинской церкви написать большую икону трех святителей, и он усердно трудился над ней. Работа его удалась и прибавила уверенности в том, что Церковь для него и для меня, в нашем тяжелом искушении, единственное прибежище, что и пытался он мне доказать. Добрый мой товарищ начал уговаривать меня вместе с ним стать постоянным прихожанином Никольского храма, но мое уязвленное самолюбие отчаянно сопротивлялось совету Виктора: как он мог уйти от меня в Церковь, что он может там найти, и с кем он будет там общаться? Но Бог вскоре открыл вначале ему, как более смиренному, а потом уже, через несколько лет, и мне, как более гордому, что только в Церкви и через Церковь можно найти истинного Спасителя и Помощника – Христа, возлюбившего нас и пролившего кровь за наши грехи. И в этом Виктор помог мне как никто другой, за что я ему пожизненно благодарен».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Был у нас один прихожанин, он учился в семинарии, и я смотрел на него, как на какого-то небожителя. Он приехал и сказал: “А почему бы тебе не поступить в семинарию?” – “Да кто я такой?” Он говорит: “Готовься”. О семинарии, честно говоря, даже не задумывался: это казалось каким-то совсем другим миром. Но когда мне сказали, что надо поступать в семинарию, я взял благословение у настоятеля и стал готовиться. И кстати, настоятель, отец Николай, тогда интересную вещь мне сказал: “Вы будете архиереем”. Недавно мы с ним встречались, и я ему это “припомнил”, говорю: “У Вас дар пророчества, оказывается, есть”».

Монах Симеон Афонский:

«В тот период нашей жизни мы сделали для себя важное открытие, которое сильно повлияло на нашу совместную жизнь. Мы узнали, что существуют чудотворные старинные иконы и что Бог очень помогает тем, кто молится перед ними. Первое такое открытие произошло в Третьяковской галерее, где мы испытали совершенное потрясение перед иконами Рублева “Троица”, “Спас” и “Апостол Павел”. Помимо необыкновенного иконописного мастерства, неодолимое благодатное притяжение этих икон вызывало в душе сильное желание пребывать в чистосердечной молитве. Наше долгое стояние перед музейными иконами очень не нравилось дежурным, которые то и дело подходили к нам: “Здесь вам не церковь! Хватит молиться, проходите!”

В Андрониковом монастыре в то время находилось собрание древних икон XII–XIV веков. В этот музей, как тогда именовался монастырь, мы заходили постоянно, когда бывали в Москве. Там были выставлены древние и с такой благодатной силой написанные старыми иконописцами изображения, что для сердца они казались не иконами, а сияющими окнами в Небесный мир. Невозможно было сердцу не начать молиться перед ними и не углубляться в благоговейную молитву, которую не хотелось прерывать. Если бы не назойливое одергивание со стороны дежурных, то, наверное, мы не смогли бы уйти оттуда добровольно».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Мне надо было ехать поступать в семинарию, я к тому времени уже подал документы. Но пустынники стали меня уговаривать не ехать в семинарию, а жить в пустыне: “Здесь настоящее монашество. Зачем ехать туда?” И, конечно, этим они внесли очень большую смуту в мою душу, они посылали меня на Кавказ – мол, иди, поучись там сначала, а потом возвращайся».

Монах Симеон Афонский:

«Архитектор Виктор старательно трудился над иконой в Никольском храме, а я одиноко жил в пустыне. Осенью в Душанбе приехал настоящий схимник с Кавказа, бывший московский режиссер. Схимник приехал с послушником и пожилым фронтовиком, их сопровождал иеромонах из Троице-Сергиевой Лавры. Все они познакомились с моим другом в душанбинской церкви. Монах покинул Кавказ из-за милиции, не дававшей ему покоя, и теперь искал уединения в горах Таджикистана. Вся группа просила Виктора показать им сокровенные места в безлюдных горах. Он повел их на хребет Хазрати-Шох, изобиловавший пещерами и брошенными садами. После недолгих поисков схимник нашел подходящий грот, хотя архитектор предупредил его об опасной близости кишлака. Но отшельник утверждал, что недоступность грота – лучшая безопасность от любых охотников и убедил всех соорудить ему в этом гроте келью. С трудом вскарабкавшись туда, помощники соорудили из камней стенки, а крышу сделали из фольги, уложенной на толстые ветки и придавленной камнями.

Во время постройки кельи схимник демонстрировал полное послушание иеромонаху и говорил каждый раз, указывая рукой на камень:

– Благословите взять этот камень! Благословите взять тот камень!

Это повторялось до тех пор, пока иеромонах не выдержал:

– Слушай, я тебе благословляю брать все камни в этих горах! Можешь теперь работать спокойно!

Бывший фронтовик-разведчик, вызвавшийся помогать схимнику, отважный и смелый человек, тоже трудился наравне со всеми. Но когда он услышал, при входе в ущелье, строгий приказ схимника: “В этом месте мы должны оставить наши советские паспорта, потому что они – зло! Дальше пойдем без паспортов!”, то оробел и заявил:

– Знаете, я много чего повидал, но такой приказ я слышу впервые! Мы что, обратно не вернемся?

Закончив постройку кельи, все помощники ушли, оставив отшельнику продукты на зиму. Через приезжего иеромонаха Виктор узнал о семинарии в Троице-Сергиевой Лавре и о старцах этого монастыря. Проводив новых знакомых, он остался трудиться в храме, готовясь к поступлению в семинарию. Его сердце устремилось к Лавре и к учебе в этом средоточии духовной жизни в России».

Епископ Троицкий Панкратий:

«В то время с высшим образованием в семинарию не брали. Была такая негласная установка: с высшим образованием не брать, поэтому и мои шансы были ничтожно малы. И только когда началась перестройка, это стало возможным. Но у меня была большая жажда монашества, и мне объяснили, что можно попасть в Лавру, только если ты поступишь в семинарию. Просто так людей с улицы без семинарии в то время в Троице-Сергееву Лавру не брали. Поэтому у меня, конечно, такая установка была».

Монах Симеон Афонский:

«Осенью я приехал в Душанбе, и родители вручили мне письмо от Виктора. Он поступил в Московскую семинарию Троице-Сергиевой Лавры по рекомендации настоятеля Никольского храма, и советовал мне не оставлять храм и Причащение. Теперь я с ним был полностью согласен, потому что спешил в церковь, как никто другой. Исповедовался я, как всегда, у доброго батюшки Стефана, который приласкал меня и посоветовал во время приездов в Душанбе всегда посещать церковные службы. На сердце немного полегчало, как будто в душу проник живительный свет надежды, придав ей силы.

С отцом Стефаном я поделился радостью:

– Мой друг принят в семинарию и учится на втором курсе!

– Это хорошо, что ты радуешься за него, – озабоченное лицо батюшки посветлело от улыбки. – Великое приобретение для души – уметь радоваться чужому счастью! Никогда не завидуй. Зависть разрушает собственную жизнь до основания. Вообще запомни духовное правило: когда мы не тянемся к добру, тогда зло само притягивается к нам».

Епископ Троицкий Панкратий:

«Приехал в Лавру в большом смятении: что делать – поступать или не поступать? К отцу Кириллу (Павлову) я тогда не попал сразу (хотя хотел к нему пойти), а попал к одному из его помощников-духовников, который мне дал один простой совет – “Ты поступай, и если поступишь, значит есть на то воля Божья, будешь учиться, поступишь в монашество и в Лавру. Если нет – поедешь на Кавказ”. Я так и поступил – сдал документы, и представьте себе, это был первый год (1986), когда негласный запрет на поступление людей с высшим образованием в семинарию был снят. А если бы я, скажем, поступал в 1984-м, то меня бы, скорее всего, не приняли: “Высшее образование? Нет, Родина тебя не для этого учила, чтоб ты потом кадилом махал…” И нас приняли сразу во второй класс, потому что у всех было высшее образование».

Монах Симеон (Афонский):

«События шли своим чередом. Время от времени приходили письма от Виктора. Сначала он сообщал, что учится в семинарии, затем, что зачислен послушником в монастырь, наконец, пострижен в монахи и рукоположен в иеродиакона. Он приглашал навестить Лавру, но больше всего обрадовало его предложение представить меня своему духовнику – отцу Кириллу, о котором иеродиакон писал много восторженных строк. Это предложение взволновало мою душу, не забывшую преподобного Сергия, с которым она стала связана неразрывными узами. И сама Лавра с ее старинными зданиями, крепостными стенами и площадями в цветах казалась среди мирской жизни неземным раем и благодатным прибежищем для уставших душ, ищущих надежной опоры в духовной жизни. После пустыни мои пылкие надежды на самостоятельный поиск спасения стали скромнее, поэтому я с радостью откликнулся на письмо Виктора и сказал родителям, что хочу поехать в Троице-Сергиеву Лавру повидаться с моим другом. Отцу и матери это сообщение доставило много радости, так как они почувствовали в моем намерении нечто большее, вошедшее в нашу жизнь и менявшее ее неуловимо и деликатно. Это было то, что называется Промыслом Божиим».

В декабре этого года Спасо-Преображенский Валаамский ставропигиальный монастырь отмечает 25-летие возрождения монашеской жизни. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, регулярно посещающий с визитом обитель, в июле этого года призвал превратить Валаам в "место всенародного паломничества". По мнению патриарха, островное местоположение монастыря, природа вокруг и местные монашеские традиции способствуют возрождению Валаамской обители как особого духовного центра — "Северного Афона". О том, с какими трудностями сталкивается Валаам на пути к осуществлению этой цели, о его совсем еще недавнем прошлом, о надеждах и перспективах РИА Новости рассказал наместник обители епископ Троицкий Панкратий. Беседовал Сергей Стефанов.

Владыка, более 20 лет вы уже являетесь игуменом Валаамского монастыря. Каким вы встретили эту обитель, монашескую жизнь в ней? Удалось ли за это время реализовать намеченные задумки и планы? Насколько изменился монастырь внешне и внутренне за этот период, если подвести некоторый промежуточный итог?

— На Крещение 1993 года был подписан указ о моем назначении, и в начале февраля я из Троице-Сергиевой лавры, где до этого был экономом, уже прибыл на Валаам. Я, конечно, ожидал увидеть достаточно печальную картину, но то, что открылось передо мной, стало шоком. На тот момент Троице-Сергиева лавра была давно отреставрирована, а здесь все рушилось прямо на глазах. Спасо-Преображенский собор был окружен уже сгнившими черными лесами, от которых стены отсыревали и разрушались еще больше. Корпуса тоже были в очень плохом состоянии. Никаких удобств не было: ни канализации, ни водопровода. Все монастырское хозяйство было разорено, поля заболочены и зарастали мелколесьем. Электричество на всем острове отключали на целые часы веерным образом, потому что была одна старая дизельная электростанция.

Сильно пострадали и скиты. Так, на Воскресенском скиту в нижнем храме на месте алтаря устроили прачечную, храм Коневской иконы Божией Матери был разобран: из него в годы запустения сделали кормокухню для свиней. Уцелевшие остатки росписей расцарапаны, исписаны или замазаны краской. В центральной усадьбе шла торговля в магазине, устроенном в алтаре Успенского храма, в другом была почта, еще в одном устраивались танцы… Надгробья духоносных старцев разбиты, могилы разграблены в поисках мнимых сокровищ, кресты поломаны, скривлены, прострелены пулями.

Тогда, в начале 90-х годов, была всеобщая нищета в стране, происходили колоссальные реформы, экономика разрушалась, люди беднели. То время было очень тяжелым. Деньги еле-еле собирали на пропитание братии, не говоря уже о реставрации. И было за счастье, если удавалось сделать какие-нибудь небольшие работы. В то время нам помогали религиозные благотворительные организации Германии, Финляндии; из других стран приходила гуманитарная помощь не только нам, но и местным жителям.

Особенно тяжело было то, что в монастырских кельях рядом с нами тогда проживали местные жители. Жить по соседству с людьми, которые злоупотребляют алкоголем, шумно себя ведут, монаху очень трудно. Поэтому тогда одной из главных задач перед нами стояло восстановление храмов и реставрация братских корпусов, добровольное переселение местных жителей в благоустроенное жилье на материке. Кроме того, необходимо было срочно решить вопрос с водоснабжением и водоотведением центральной усадьбы. К началу 1990-х годов оно находилось в аварийном состоянии. Стоки всей территории сливались в Монастырскую бухту, и оттуда же вода без всякой очистки поступала в водопроводные трубы.

Сейчас, спустя 25 лет можно сказать, что милостью Божией и огромными трудами в целом внешнее былое великолепие монастыря во многом возродилось, электроэнергия поступает на остров по проложенному по дну Ладоги кабелю, построены очистные сооружения, во все здания проведен водопровод, отремонтированы гостиницы для гостей и паломников. В 2002 году создан Патриарший Попечительский совет по восстановлению Валаамского монастыря.

Отрадно сознавать, что после долгих лет разрушения и надругательства над святынями наш народ вновь возвращается к историческим и духовным ценностям, которыми жила наша страна на протяжении веков. Благодаря деятельному участию членов Попечительского совета в возрождении Валаамской обители, которые, как и их предшественники - известные строители и меценаты, вкладывают средства не во временное и мнимое, а в вечное и подлинное, стало возможным проведение масштабных работ по реставрации главной святыни обители - Спасо-Преображенского собора, восстановлены полностью утраченные Коневский, Ильинский скиты, отреставрированы Воскресенский, Предтеченский, Никольский и дугие скиты, а также многие памятники архитектуры. Сейчас на Валааме не осталось ни одного храма, в котором не совершалось бы богослужения.

Но самое важное для нас то, что на Валааме восстановлена монашеская жизнь. Снова, как и раньше, над Валаамом раздаются удары колокола, который призывает братию, паломников и гостей на богослужение. Богослужение снова стало основой нашей жизни. И не только здесь, в самом монастыре, но и на скитах. Везде совершаются Литургии, возносится иноческая молитва "о всех и за вся". И это дает надежду на то, что Валаам со временем вновь станет Северным Афоном. Снова станет тем светочем, к которому стремится множество жаждущих духовного укрепления людей.

Вообще, надо отметить, что сравнение "Старого Валаама" и Валаама нынешнего ни в коей мере не может быть прямым, буквальным. В начале XX века Валаамский монастырь насчитывал более тысячи человек братии, обладал огромным хозяйством, существовал в совершенно других социально-экономических условиях. Сейчас братии всего порядка 160 человек (что по современным меркам достаточно много). Главное для нас сегодня, как, впрочем, и столетия назад, — это покаяние, жизнь по заповедям Христовым, стяжание Духа Святого, помощь людям, нуждающимся в духовном укреплении.

Созидание монашеской общины, созидание монастыря, который приходится воссоздавать заново, должно строиться на тех же крепких основах, что и раньше. Поэтому мы взяли за основу строительства монастыря древний Валаамский устав, который принес еще игумен Назарий из Саровской обители.

Возрождение обители - это, прежде всего, возрождение монашеской жизни. Главное в монастыре - это та жизнь, которая его наполняет, и братья, которые живут в этой обители и несут свое служение, свое послушание, трудятся Богу и людям. Вся жизнь монастыря имеет центром своим Божественную литургию. Келья каждого брата должна быть его личным храмом, чтобы он мог предстоять Богу и наедине возносить Ему свои молитвы. Без молитвы, без исповеди и откровения помыслов, частого причащения практически невозможно построить крепкий монастырь.

С какими главными проблемами сталкивается монастырь сегодня? Как складывается взаимодействие обители с государством, с местными жителями? Помогают ли вам они или, наоборот, возникают трудности во взаимопонимании?

— Для Валаамского монастыря значимым событием стало посещение в 2001 году острова президентом РФ Владимиром Владимировичем Путиным, благодаря помощи которого был выстроен новый Свято-Владимирский скит, решен вопрос об обеспечении Валаама устойчивым энергоснабжением. Проведены уникальные в техническом отношении работы по прокладке по дну Ладожского озера силового подводного кабеля длиной 24 километра, монтаж и наладка кабельно-высоковольной линии, соединившей остров с материком. Сейчас проблемы с электричеством и современными видами связи, не одно десятилетие мешавшие Валааму жить и развиваться, остались в прошлом. Валаамский монастырь часто посещает глава Республики Карелия Александр Петрович Худилайнен, который помогает монастырю в решении ряда вопросов.

В отношении местных жителей, не скажу, что все проходит идеально гладко - всякие ситуации возникают. Люди привыкли во всех своих бедах винить власть, начальников, а монастырь на Валааме — градообразующий объект и от него многое здесь зависит. Для улучшения отношений между местными жителями и монастырем был специально организован культурно-просветительский центр "Свет Валаама".

Но люди как-то очень быстро забывают хорошее и перестают со временем замечать и ценить те изменения, которые произошли на Валааме, исключительно благодаря монастырю. Капитальный ремонт канализации и водопровода, постоянная помощь - от ремонта до обеспечения продуктами, в том числе социальным учреждениям - больнице, местной школе, детсаду. Наш монастырский флот полностью взял на себя обслуживание убыточной местной линии Валаам - Сортавала, причем на сроки нашей навигации влияет не время года, а исключительно состояние Ладоги - замерзла она или нет. И перевозит флот не только туристов и паломников, но - по символическим ценам - и местных жителей, а также весь груз, необходимый для жизнеобеспечения острова.

Опять-таки, надо отвезти тяжело-больного человека или роженицу на материк - обращаются к монастырю, нужны дрова, материальная помощь - к монастырю, умер человек, надо хоронить - к монастырю. А благодарность в ответ мы слышим нечасто. Но главное даже не это. Жаль, что живя бок о бок с монастырем, некоторые по-прежнему не понимают значимости этого соседства не только в их повседневной жизни, но, прежде всего, в духовной. И это, отчасти, порождает потребительское, некорректное отношение к обители, которая и сейчас старается соответствовать своему статусу, приобретенному некогда в православной России - Северный Афон. К счастью, таких людей становится меньше, а главное, у нас появляются и прихожане из местных жителей.

Сейчас перед монастырем стоит задача капитального ремонта здания зимней гостиницы, которое находится в аварийном состоянии. Необходимо провести реставрацию не только фасадов и кровли, но и полную внутреннюю реконструкцию. Для это прежде всего необходимо предоставить местным жителям, проживающим в этом здании, благоустроенное жилье на материке. Это приоритетная задача для нас.

В конце ноября на Оборонном острове Валаамского архипелага был заложен новый скит и храм в честь святого апостола Андрея Первозванного. Какие еще культовые здания и объекты планируется построить на Валааме? Какие основные идеи и проекты заложены в одобренную патриархом Кириллом программу развития скитской и пустыннической жизни монастыря, что уже удалось сделать?

— Действительно, на острове Сухом, так правильно называется остров, был заложен новый скит, посвященный апостолу Андрею Первозванному. Название скита не случайно. С именем апостола Андрея Первозванного Валаамский монастырь связывает много значимых событий. Ведь, по монастырскому преданию, именно апостол Андрей осенил крестом Валаам, а 13 декабря 1989 года, в день празднования памяти этому апостолу, первые монахи приплыли на остров. С этой даты и началось возобновление монашеской жизни.

Валаамский архипелаг является уникальным природным, историко-архитектурным комплексом. Здесь суровая северная природа и архитектура скитов органически между собой взаимосвязаны. Как точно выразился один из паломников, посетивших впервые остров: "На Валааме сталкиваешься не просто с земной красотой, здесь постигаешь единство природы и человека, созданных Господом в их взаимосвязи и взаимозависимости. Здесь материальность жизненных забот покидает вас, уступая место постижению тайны Божественного мироздания".

Поэтому не случайно, что в этом году во время своего визита в Валаамский монастырь святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл, который также является священноигуменом Валаамской обители, сравнивая Валаам и Афон, выразил желание, чтобы на отдаленных островах были построены скиты и пустыньки. Впоследствии монастырь получил благословение святейшего патриарха на проведение программы развития скитской и пустыннической жизни.

Еще в середине XVIII века при преподобном игумене Назарии (Кондратьеве) существовало три вида монашеского жительства: общежительное, скитское и пустынническое. Сейчас на Валааме существует два вида жительства: общежительное на центральной усадьбе монастыря и скитское. Для монастыря важно то, что сейчас постепенно будем восстанавливать пустынножительство. Но из-за того, что летом остров посещает большое количество туристов, в том числе так называемых "диких", представляется целесообразным пустынножительство возрождать на уединенных островах или в уединенных уголках острова, где раньше такие пустыньки были. Так, по благословению святейшего патриарха Кирилла намечено восстановление пустыньки преподобного Серафима Саровского на Порфирьевском острове Валаамского архипелага со строительством храма в честь преподобного. В начале XX века на этом острове подвизался подвижник благочестия схиигумен Феодор (Пошехов). В этом году приступили к восстановлению утраченных построек скита преподобного Авраамия Ростовского на Авраамиевском острове.

Не мешает ли монастырской, духовной жизни большое число паломников и туристов на Валааме? В чем заключается миссионерская, просветительская деятельность монастыря?

— Монашество, как и семейная жизнь, благословленная церковью, - путь ко Христу, обретение в Нем вечной жизни. Слово "монах" происходит от греческого слова "монос", что значит "один". Следовательно, монах — это тот, кто живет в одиночестве, по-русски — инок, то есть "иной" человек, живущий "иным" образом жизни, чем остальные люди. Святитель Феофан, затворник Вышенский, в одном из своих писем определил сущность монашества: "Монашество есть, с отрешением от всего, непрестанное умом и сердцем пребывание в Боге. Монах тот, у кого так устроено внутреннее, что только и есть Бог да он, изчезающий в Боге". Конечно, большое число туристов и паломников привносят некоторые трудности в монашескую жизнь в летнее время, однако это длится всего три месяца с небольшим. Зато зимой наступает настоящее уединение, когда монахи могут больше времени уделять молитве. К тому же часть монастырской братии проживают в скитах, куда доступ паломников строго ограничен.

С февраля 2005 года при монастыре действует православный культурно-просветительский центр "Свет Валаама". С 2006 года на Валааме было организовано волонтерское движение. Монастырь со своей стороны духовно окормляет и катехизирует волонтеров. Они помогают братии монастыря восстанавливать сельское хозяйство, трудятся на ферме. Среди волонтеров можно встретить представителей любой профессии, пенсионеров и студентов. На Валаам приезжают потрудиться не только жители России, но и из-за рубежа. Некоторые принимают здесь таинство крещения, были случаи перехода из католичества в православие волонтеров из Польши и Германии.

Конечно, основная миссионерская работа ведется на подворьях монастыря в Москве, Санкт-Петербурге и Приозерске. Так, при подворье в Москве активно действует община сестер милосердия во имя Казанской иконы Божией Матери. При Приозерском подворье монастыря с 1994 года организована негосударственная средняя общеобразовательная школа русской культуры преподобных Сергия и Германа Валаамских. Следует отметить, что "Школа русской культуры" — одна из двух православных школ в Ленинградской области.

Как известно, вы являетесь также председателем Синодальной комиссии по канонизации святых. Как, какими темпами ведется эта работа сегодня, в сравнении, допустим, с 1990-ми и 2000-ми годами, когда было канонизировано большое число русских святых и новомучеников ХХ века? Планируются ли в обозримом будущем новые канонизации, в частности новомучеников ХХ века, в отношении каких людей сейчас ведется сбор свидетельств? Что усложняет процесс канонизации новомучеников, пострадавших в годы репрессий?

— Синодальная комиссия по канонизации святых Русской православной церкви в соответствии с определенным Священным Синодом положением не может являться инициатором канонизации того или подвижника. Она изучает материалы, присылаемые из епархий, на предмет полноты присланных материалов, отсутствия препятствий к канонизации и соответствия присылаемых материалов критериям, существующим в Русской церкви уже более тысячи лет. В каких-то случаях она сама наводит дополнительные справки в архивах, но все это касается уже присланных материалов. Затем, в случае достоверности сведений о святости подвижника, передает материалы и свое заключение священноначалию нашей Церкви для принятия решения о канонизации.

В 1990-е годы, о которых вы упомянули, не только синодальная комиссия, но вся наша страна не знала ничего достоверного об эпохе массовых репрессий. В тоже время в те годы, в соответствии с указом президента Российской Федерации от 23 июня 1992 года, стали массово рассекречиваться архивные документы, которые тем самым становились доступными для исследователей. Некоторые епархиальные комиссии, особенно московская, активно включились в исследование архивов. Были изучены десятки тысяч дел. Эти материалы затем изучала и синодальная комиссия. Вместе с их изучением росло понимание того, что в действительности происходило в ту эпоху, а с пониманием росли и требования комиссии к тщательности подготовки подаваемых епархиальными комиссиями материалов; эти требования диктуются необходимостью не допустить ошибок в принятии решений.

В середине 2000-х годов были приняты федеральные законы, ограничивающие круг документов, предоставляемых исследователям, в частности, федеральные законы «Об архивном деле в Российской Федерации» 2004 года, «О персональных данных» 2006 года и соответствующие подзаконные акты, практически закрывшие доступ исследователям к материалам, касающимся периода репрессий. Поэтому в настоящее время массовых канонизаций не будет. Быть может, это произошло промыслительно, и нам дано время изучить и осмыслить подвиг уже очень большого числа прославленных новомучеников. Говорить о темпах, когда речь идет о причислении к лику святых, совершенно неправильно.

В настоящее время число уже канонизованных Русской церковью новомучеников и исповедников составляет около тысячи восьмисот. И то, что они у нас сейчас есть, недостаточно освоено и осознано обществом, в том числе церковным. Об этом свидетельствует факт создания Церковно-общественного совета при патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников церкви Русской. Перед епархиальными комиссиями ныне стоит не только задача сбора и изучения сведений о репрессированных христианах, но и дело просвещения, чтобы люди знали святых, имели живую связь с ними, чтобы святые стали примером для них, чтобы им молились, тем самым обретая живую личную связь со святыми.

Те новомученики, имена и подвиг которых нам еще неизвестны, прославляются церковью в Соборе новомучеников и исповедников церкви Русской, но их имена знает Господь.

Что же касается не мучеников, но подвижников благочестия, святителей, людей святой и праведной жизни, то они промыслом Божиим и усердием тех людей, кому церковью поручено собирать и исследовать жизнь и подвиг угодников Божиих, несомненно, будут еще причисляться к лику святых. Для того и пришел Христос в мир и создал церковь, чтобы человек мог стать святым, и церковь всегда будет источником и свидетелем святости тех, кто в совершенстве исполнил заповеди Христовы.