Отец михаил правдолюбов. Крест правдолюбовых

Протоиерей Сергий Правдолюбов рассказал о жертвенном священническом служении представителей старших поколений удивительной церковной династии, к которой он принадлежит. Сегодня речь пойдет о продолжателях дела своих предков, четверо из которых в год 2000-летия христианства были причтены нашей Церковью к лику святых.

– Отец Сергий! Если на фотографии 1924 года были запечатлены три пастыря Правдолюбова, то на фотоснимке, сделанном в 2000 году, – уже целая шеренга священнослужителей. И что – все они Правдолюбовы?

Все Правдолюбовы и все протоиереи, они представляют две ветви нашего рода. Для начала назову их подряд (слева направо): батюшки Симеон, Сергий, Владимир, Андрей, Михаил, Серафим, Феодор и еще один Михаил.

Первый, четвертый и пятый по счету – сыновья находящегося здесь же протоиерея Владимира Сергеевича Правдолюбова (третий слева), он – родной брат моего покойного отца. Остальные четыре батюшки, в том числе и я (в темных очках), тоже родные братья, сыновья приснопамятного протоиерея Анатолия Сергеевича Правдолюбова. И все мы, понятно, в прямом родстве с новопрославленными святыми.

Снимок сделан в Селищах под Касимовом, 24 августа, через четыре дня после того, как на Архиерейском соборе состоялось прославление новомучеников, в том числе первых двух Правдолюбовых, а также нашего родственника Михаила Дмитрева – это наш дедушка по материнской линии. Собственно, возле его дома в Селищах мы и сфотографировались.

– В каких храмах служат ваш дядюшка и двоюродные братья?

– Протоиерей Владимир Сергеевич Правдолюбов в молодости закончил механико-математический факультет МГУ, а затем духовную семинарию и академию, стал кандидатом богословия. Его служение продолжается уже 43 года. Со своей матушкой Ниной Ивановной он воспитал двух дочерей и четырех сыновей, из которых трое пошли в священство. Андрей – настоятель касимовского Успенского храма, где некогда служил наш прадед, ныне святой священномученик протоиерей Анатолий Авдеевич Правдолюбов.

Симеон – настоятель Георгиевского храма в Касимове, а Михаил – настоятель церкви святого Диомида в селе Перво Касимовского района. – Хотелось бы немного узнать и о ваших родных братьях. -Хорошо, но прежде – сыновнее слово о нашем отце, протоиерее Анатолии Сергеевиче Правдолюбове. В 1935-1940 годах он вместе с отцом и дядей немало хлебнул “Соловецкого лиха”. С 1941 по 1944 год наш будущий отец воевал, был тяжело ранен при освобождении Пушкинских Гор.

Его церковное служение началось в 1947 году и продолжалось до самой кончины. Помню, отец мог часами музицировать на фортепьяно или на виолончели, сочинять. Он был талантливым церковным композитором, и вот только сейчас, спустя почти 20 лет после кончины отца, готовится к печати сборник его произведений. Самое же главное – отец обладал великим литургическим даром, никогда впоследствии я не встречал священника, который мог бы даже отдаленно сравниться в красоте совершения богослужений.

Отец, например, считал, что участие ребенка в богослужениях во дни Великого поста, Страстной и Пасхальной седмиц дает маленькому христианину больше, чем все остальные средства воспитания, вместе взятые. Нас отец никогда не заставлял учить Закон Божий или еще что-то церковное. Он приобщал нас к мировому музыкальному, философскому и литературному наследию. А к богословию мы потянулись позже, сами. Теперь о братьях.
Наша общая радость в том, что в свое время все мы были иподиаконами у Святейшего Патриарха Пимена. С тех пор много воды утекло. Михаил последние 10 лет служит в знаменитом столичном храме Воскресения Христова в Сокольниках, является кандидатом богословия; у него и матушки Любови – двое сыновей. Другие братья, – Серафим и Феодор, – двойняшки.

Первый из них – настоятель самого большого в Рязанской епархии Троицкого собора в поселке Гусь-Железный и глава самого большого среди нынешних Правдолюбовых семейства: у Серафима и матушки Марины семь сыновей и дочка. Очень ответственное служение у Феодора – уже четверть века он настоятель Покровского храма в селе Маковеево, Касимовского района, храма, где свыше 20 лет служил наш отец.

Там же, у церковной стены, находится его святая могила. Вот, наверное, и все, если вкратце.

– Но ведь вы ничего не рассказали о себе.

– Конечно, прожито немало и есть что вспомнить. Например, то, как подобно молодому Анатолию, моему будущему отцу, и моему деду Николаю, мне пришлось пройти через серьезное нравственное испытание. Дело в том, что в годы моей учебы в Московской духовной семинарии сотрудники известной “конторы” неоднократно пытались завербовать меня, суля златые горы, возможность поездить не только по Союзу, но и по всему миру. Я очень хотел учиться.

И понимал, что если откажусь быть сексотом, меня ничего хорошего в дальнейшем не ждет. И все-таки я сказал кагебистам “нет”. В тяжелейшее для меня время я написал музыку к древнейшему песнопению “Вечери и твоея тайныя днесь”. В нем говорится, что христианин отказывается от всех благ жизни, от своего будущего; пусть даже он окажется неизвестно где, но Богу и Христу останется верен до смертного часа. Думаю, сам Господь выступил тогда моим заступником.

Вспоминаю об этом потому, что теперь, согласно решениям последнего Архиерейского Собора, священникам запрещается работать на секретные службы, и о попытках их вербовки, если таковые случатся, священнослужители могут заявлять открыто. Убежден, что все священники благодарны архиереям, утвердившим такую позицию в современной церковной жизни. – То было первое ваше произведение? -Нет, второе. Первым было песнопение “Ныне отпущаеши”. Оба они исполнялись церковными хорами в Москве, Санкт-Петербурге и Киеве.

Есть у меня и третье произведение, “Соловецкие мученики”, первая стихира на литии, она пока что не звучала публично. Я написал стихиру под сильнейшим впечатлением от фотовыставки, посвященной бывшим узникам Соловецкого лагеря. Ночью долго не мог уснуть, закрывал глаза – и видел страдальческие лица, и среди них – Правдолюбовых. И вдруг, когда уже почти уснул, я услышал пение. Оно прозвучало отдельной музыкальной фразой. Вместе с мелодией возникали слова.

И я вспомнил, что именно так происходило у древних церковных авторов – они одновременно “слышали” мелодию и слова песнопений. Я кинулся к столу и стал записывать. Помню: это произошло в ночь на 11 февраля 1992 года, то была особенная ночь, ночь необычайного творческого озарения. Надеюсь, что мои “Соловецкие мученики” обязательно прозвучат. Хотелось бы, чтобы это произошло в нынешнем году во время торжественного акта в Православном Свято-Тихоновском богословском институте, где я читаю лекции.

Мне хотелось бы самому управлять хором, я умею это делать.

– Одни из пастырей Правдолюбовых служат в сельской местности, другие в городе, в том числе двое в столице. Скажите, как живется сегодня пастырям? Нуждаются они или благоденствуют, если говорить о материальной стороне дела?

– Приход приходу – рознь, как на селе, так и в большом городе. В столице, скажем, больше народу бывает в тех храмах, что находятся вблизи метро или многолюдных перекрестков. Такие храмы – побогаче. Но я хочу сказать о другом.

Да, есть священники, которые имеют приход в селе, а большую часть времени проводят в городе, занимаясь “улучшением” личного благосостояния, но это, скорее, исключение из правила (как Иуда был исключением среди апостолов), и таких сребролюбов-стяжателей сурово обличает наш Святейший Патриарх Алексий II. Правило же таково, что в абсолютном своем большинстве священники Бога боятся и несут свое служение достойно – и в хороших условиях, и в крайне скудных.

Потому что самое главное для пастыря – это его храм и престол Божий, стоящий в храме. И пусть вокруг будет лес, степь, пустыня – для священника это безразлично, потому что основное для него – ежедневное общение с Богом и с людьми. В известном смысле священнику в большом городе даже тяжелее, беспокойнее, чем сельскому батюшке. Я вот уже сколько лет в Москве, а все не могу привыкнуть. Дважды просился направить в провинцию, но безуспешно.

– Вы преподаете в духовных высших учебных заведениях. Поделитесь своим мнением о современном православном студенчестве. Вы с оптимизмом оцениваете церковную молодежь?

– В Евангелии есть прекрасные слова, что Бог может из камней воздвигнуть детей Аврааму. И вот я на протяжении многих лет наблюдаю, как вчерашние “камни” чудесным образом превращаются в замечательных священнослужителей. Дело в том, что Церковь – не земное устроение, это таинственный богочеловеческий организм.

Если бы Церковь была только творением рук человека, от нее бы давно ничего не осталось. Глядя на студентов, недавних простых ребят из глубинки, я вижу, как очень быстро меняются, преображаются их лица. Потому что Бог призвал этих молодых людей к служению, Он сам устраивает свою Церковь и людей призывает достойных. И им дано стать священниками даже более лучшими, чем иным выходцам из пастырских семей.
Поэтому, когда я слышу в своей среде, что кто-то пренебрежительно отзывается о церковной молодежи, я тут же вмешиваюсь: “Прекрасная молодежь идет в Церковь, и служить она будет прекрасно”.

– Теперь такой резонный вопрос: появятся ли в наших храмах в наступившем XXI веке молодые священники из рода Правдолюбовых?

– Мои прадед и дед – Анатолий Авдеевич и Сергий Анатольевич – были знакомы со Святейшим Патриархом Тихоном, получили от Первосвятителя фотографию с его дарственной надписью – “Протоиереям Сергию и Анатолию Правдолюбовым. Патриарх Тихон, 1924 год”. Тогда мои предки и порешили, чтобы два имени, благословленные Патриархом Тихоном, чередовались в нашем роду. Маленький Анатолий тогда уже был – мой будущий отец. Поэтому мне заранее было заготовлено имя Сергий.

Мне было лет восемь, когда я получил от отца наказ: “Когда вырастешь, женишься и у тебя родится сын, обязательно назови его Анатолием” Семнадцать лет назад мы с матушкой Маргаритой Владимировной так и сделали: одного из сыновей-двойняшек назвали Анатолием, а второго Владимиром. Теперь будем ждать внука Сергия. Рад, что оба моих сына стали первокурсниками Православного Свято-Тихоновского богословского института, выбрали богословско-пастырский факультет.

Кроме того, мой родной племянник Сергий уже третьекурсник Московской духовной семинарии (кстати, это он автор современной фотографии Правдолюбовых). Не исключено, что и еще кто-то из сыновей моих родных и двоюродных братьев ступит на путь церковного служения. Впрочем, как и наши предки, мы не собираемся сыновей силком тащить во священники: “невольник – не богомольник”.

– И последний вопрос, отец Сергий: если не секрет – о чем бесшумно “шелестит” генеалогическое древо Правдолюбовых?

– Наше “древо” свидетельствует, что одни Правдолюбовы, которые не были связаны с Церковью, оставались бездетными, а дети других – не женились или не выходили замуж. И такие “ветви” постепенно “засыхали”. Зато “священнические ветви” продолжают “зеленеть”. Здесь, конечно, нет никакого повода для гордости и кичливости – вот, мол, какие мы “избранные” и замечательные, ведь все когда-то заканчивает свое существование. Тем не менее некая тайна в наблюдаемом положении вещей определенно есть.

И если Богу угодно, чтобы возможно больше Правдолюбовых продолжало нести крест служения Церкви, – значит, надо его нести. Будем в этом неколебимы.

Часть третья.
Часть первая тут:

Да, особенные это были люди. Вспомним отца Петра Чельцова (Память исповедника Петра (Чельцова; † 1972) совершается 30 августа).


Он был знаком с нашим семейством с семинарских лет. Дело в том, что он родился во Владимирской области. Точнее, теперь это Владимирская область, а тогда был Касимовский уезд Рязанской губернии, и он учился в Рязанской семинарии. До него первым учеником эту семинарию закончил – в 1909 году – мой дядя, Владимир Правдолюбов. Кстати, он тоже прославлен в лике святых. После него – в 1911 году – мой отец, Сергий Правдолюбов. А он окончил первым учеником между ними – в 1910 году. Все три первых ученика прославлены.

Отца Петра, как первого ученика, на казенный счет отправили в Киевскую духовную академию. А у него была невеста на родине, дочка местной просфорни. И вот, когда он приехал на каникулы после первого курса, его предполагаемая теща, которая ею потом, в конце концов, и стала, говорит: «Ну, наш Петенька высоко залетел. Теперь его нам не видать как своих ушей ». И так тростила («тростила, тростить», местное, Касимовское. Означает назойливо говорить одно и тоже.) очень долго. Ему пришлось нарушить устав академии и жениться. Сыграли свадьбу. Он поехал обратно в академию. И вот он входит в здание академии, с лестницы сбегает уже поступивший новый первый ученик Сережа Правдолюбов и говорит ему: «С законным браком вас ». У него все похолодело: «В академии знают ». Он тут же написал прошение об увольнении ввиду того, что он женился. Его уволили, но он не знал, что никто не докладывал начальству о его женитьбе.


(Матушка Мария Чельцова (†1972))

После увольнения он рукоположился и стал служить недалеко от своей родины, в селе Заколпье. Есть такая речка – Колпь, впадающая в Гусь-речку, которая течет через Гусь-Хрустальный, Гусь-Железный. В селе Колпь он родился, а в Заколпье служил и преподавал в церковно-приходской школе. А наблюдателем церковно-приходских школ тогда был мой дед, Анатолий Авдеевич Правдолюбов. Он к нему приехал, побыл на уроках. Отец Петр пригласил его чайку попить. Отец Анатолий рассказал ему, как ребята учатся, Володя с Сережей, и говорит: «А ты зря бросил академию, ты бы закончил ». И он поехал, подал прошение о восстановлении. А женатым священникам как раз дозволялось учиться в академии. Учился он с моим отцом. Кстати, мой папа тоже женился до конца курса. Мама училась на киевских курсах, и когда родился их первенец – мой старший брат Анатолий, ректор владыка Иннокентий ехал на экзамен, а папа – навстречу на извозчике за акушером. И отец Петр говорил: «Я, не считая твоих родителей, первым видел твоего брата ». Так что у нас с отцом Петром такая была связь.

И еще один очень интересный момент. Когда было 50 лет советской власти, я у него был в гостях. И вот, тоже за чашкой чая (у него, кстати, вина никогда не подавали к столу), он говорит: «Ведь это наш с тобой праздник ». Я говорю: «Ну, конечно, мы же граждане нашей страны, и праздники гражданские – тоже наши праздники, мы законопослушные граждане ». «Это, – говорит, – правильно, но не только в этом дело. Я был участником Собора 1917–1918 годов. В то время были конфискованы царские дворцы и дома богачей, и находившиеся в них церкви подвергались разорению, а антиминсы из них выбрасывали прямо на улицу, под колеса пролеток, под копыта лошадей. И вот Собор выбрал делегацию: два митрополита, два протоиерея и пять мирян. Выработали они документ протеста против надругательства и отправились к Ленину. Их принял Бонч-Бруевич, его личный секретарь и руководитель вот в таких делах, протокольных. И он им сказал: “Владимир Ильич занят важными государственными делами и вас, естественно, принять не может. Эту вашу бумажку я ему, конечно, передам, но напрасно вы стараетесь: уж коли мы взяли власть в свои руки, через пять лет от вас ничего не останется”. Прошло пятьдесят, а мы с тобой – два попа, старый и молодой, – сидим и чаек попиваем ».


(Священноисповедник протоиерей Петр Чельцов)

Кстати, мой папа писал кандидатскую диссертацию по поводу статей Бонч-Бруевича. Дело в том, что Бонч-Бруевич был религиовед, сектовед. Он дал описание появившейся тогда секты «Новый Израиль» и так о ней писал, критикуя, что получилась реклама. Что там папа писал, это все в Киеве осталось. Но факт в том, что он писал свою кандидатку по поводу статей Бонч-Бруевича и побаивался, что Бонч-Бруевич это вспомнит. А тот наверняка уже не интересовался всеми этими вещами.

Как служил отец Петр Чельцов, я ни разу не видел. Я к нему просто домой приезжал, как его добрый знакомый, и все.

Практически всю свою жизнь отец Петр был преследуем властью, многие годы ему пришлось провести в заключении, но мы с ним никогда об этом не говорили: думаю, потому, что он воспринимал это как волю Божию, так же, как и наши пострадавшие родные.

Например, мой брат Анатолий пять лет в ссылке провел, с 35-го по 40-й, а в 41-м был мобилизован. И вот замполит вызвал его и говорит: «Как ты можешь воевать за советскую власть, когда она тебя так обидела? » – «Я, – отвечает – верующий человек и знаю, что без воли Божией волос с головы человека не падает. Если я сидел, то по воле Божией. На Бога я обижаться не могу. А вы только орудие в руках Божиих, и на вас я не обижаюсь, буду воевать не за страх, а за совесть ». Это была общая принципиальная позиция их… в том числе и отца Петра, конечно. Надо сказать, так рассуждало не только духовенство. Лихачев, академик, сказал: «Я очень рад тому, что тюремное заключение не озлобило меня, и я нисколько не сержусь на тех, кто это дело организовал ». Это была общая позиция верующих людей.

Во время войны и священников мобилизовали. У нас в родне отец Александр убит на фронте. Это отца Феодора Дмитрева сын, племянник моей бабушки. Не знаю, кем он был там. Писали мало, почта приходила плохо, а убили его очень быстро. Когда его в 36-м рукополагали, вся церковь плакала, потому что знали, что это кандидат на ссылку.


(Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов))

Отец Петр Чельцов скончался 12 сентября 1972 года, и его похороны пришлись как раз на один из сорока дней после кончины нашего владыки Бориса (Скворцова) (Епископ Рязанский и Касимовский Борис (Скворцов) скончался 11 августа 1972 года). Когда владыка Борис умер, мы ждали, кого к нам поставят. Были слухи, что владыку Николая (Кутепова) (Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов) скончался 21 июня 2001 года). После смерти владыки Бориса он, епископ Владимирский и Суздальский, временно управлял Рязанской епархией.

Когда умер отец Петр Чельцов, владыка Николай приехал накануне погребения на парастас. Владыка Николай почему-то не взял с собой своих владимирских, а вызвал из Рязани отца Виктора Шиповальникова, отца Павла Смирнова и иподиаконов – Павла Петровича и Бориса. Иподиаконы приехали, а батюшка с протодиаконом не приехали, потому что их какое-то дело задержало. Так вот, когда я приехал, меня Паша встречает и говорит: «Иди к архиерею. Правда, он спит, но ничего ». Я говорю: «Ты что, владыку беспокоить? » – «Он велел, пойдем ». Приходим к нему в сторожку. «Владыка, вот отец Владимир приехал ». Владыка меня благословил и говорит: «Парастаса нигде не найдем. В Туму посылали, там тоже нет. Как будем служить всенощную? » Я говорю: «Владыка, зачем Парастас, по Октоиху соберем службу-то. Канон первого гласа, это известно ». Парастас – это книга, в первой части которой изложена полная панихида, а во второй – заупокойная всенощная. Так вот эту всенощную у нас часто служили, и я знал, какие стихиры берутся из Октоиха. Вот я и говорю: «По Октоиху соберем, владыка ». «Вот тебе, – говорит, – поручение (инициатива ведь наказуема!) собирай ».

Провели спевку, подготовились, отслужили хорошо. Но тут приключился анекдотический момент. Дело в том, что задержавшиеся отец Виктор и отец Павел, протодиакон, приехали перед самой всенощной, и к службе владыка готовился уже с отцом Виктором. А когда со мной владыка обсуждал службу, я ему рассказывал, что 17-я кафизма делится на две части. К первой припев «Благословен еси, Господи », а ко второй – «Спасе, спаси мя ». Он говорит: «Зачем это надо, давай уж на три ». Я говорю: «Как благословите, владыко ». А отец Виктор, когда беседовал с владыкой, говорит: «Что это отец Владимир выдумал на три части кафизму делить, на две надо ». Меня вызвали. Владыка говорит: «Ну что ж вы, отец Владимир? На две надо ». А сам смотрит на меня, и чувствуется, не хочет, чтобы я сказал, что это он придумал. Пришлось сказать: «Простите, владыко ».


(Митрополит Симон (Новиков))

Жизнь земная быстро совершает свой круг. Вот сегодня сороковой день со дня кончины владыки Симона (Воспоминания отца Владимира записывались 10 октября 2006 г.). А рукоположили его во епископа Рязанского и Касимовского к сороковому дню по смерти прежнего владыки – епископа Бориса. Владыка Симон несколько лет был преподавателем Московских духовных семинарии и академии, а последние семь лет до епископской хиротонии – очень авторитетным инспектором Московских духовных школ. Правда, его там непочтительно звали «Совой». Он был довольно широкоплечий, высокий. Представьте: церковь без огней, на вечерней молитве он в греческой рясе, в клобуке сбоку из ризницы выходит, вплывает, (он был очень медленный, благоговейный), прикладывается к иконе, благословляет, все это в полумраке… Видно, поэтому его так и прозвали. Но его все очень любили.

Кстати, вот что интересно. Находились «стукачи», которые ему, как инспектору, докладывали, что происходит. Но как он пользовался полученными сведениями? Если кто-то провинился, он, получив известия об этом проступке, приходил в комнату, где жил провинившийся, и что-нибудь рассказывал из житий святых. Все слушали внимательно – очень интересно он рассказывал. А тот, кто был виноват, понимал, что этот рассказ адресован ему, и если он не исправится, то в следующий раз будет уже не рассказ, а что-нибудь другое. Так он воздействовал на учеников.

С преподаванием отца Симона в семинарии и академии связано много забавных случаев. Вот, например, такое «происшествие» на экзаменах вспоминается. Был в Московской духовной академии преподаватель канонического права, по имени Авенир Матвеевич. А его непочтительные студенты звали «Сувенир Матвеевич». Очень милостивый он был, но очень не любил, когда шпаргалят. На консультации перед экзаменом он говорил: «Отцы, я вас оценками не обижу, только, пожалуйста, без дураков, без шпаргалок ». Люди знали, что Авенир Матвеевич очень снисходительный, и поэтому на экзамен пришел инспектор отец Симон. Система на экзаменах была такая: билеты содержали только номер, а потом по программке студент находил содержание билета под этим номером. Так вот, один батюшка, молдаванин, взял билет и говорит: «Билет номер восемь! » – и кладет его обратно, переворачивая. Авенир Матвеевич взял билет и говорит: «Батюшка, двадцать три ». Отцы – как дети малые – спрашивают: «Какой, какой билет? » Отец Симон говорит: «Батюшка плохо видит, взял билет двадцать три, а ему показалось, что восьмой. А отвечать он будет по двадцать третьему ». После того, как студент взял билет, ему уже не давали садиться, он должен был готовиться тут же, в переднем углу аудитории. Следующим пошел я. И вот этот батюшка – ко мне… попытался что-то спросить. Отец Симон говорит: «Батюшка, если вы не знаете билет, берите другой ». – «Нет, я буду по этому отвечать ». Но после таких событий, когда его уличили, он, наверное, и то, что знал, позабыл. Что-то промямлил он, когда пришло время ему отвечать, а отец Симон и говорит: «Не знаете, батюшка, этот материал, но посмотрим, что вы еще знаете ». Берет программу и с первого до последнего билета стал задавать «краткие» вопросы. Например такой: что такое афинская синтагма? На этот вопрос очень просто ответить, если ты читал, а если не читал, то для тебя это какая-то абракадабра. И вот такими вопросами он его по всей программе провел, и после каждого его молчания: «Не знаете ». «Чем отличаются систематические сборники от хронологических? » Молчание. «Не знаете ». «Скажите, батюшка, какое самое главное, неотъемлемое свойство православного священника? » Тот встрепенулся, говорит: «Любовь к Богу ». «Это правильно, но я вас не об этом спрашиваю ». – «Любовь к своему приходу, добросовестное исполнение своих обязанностей ». – «Это все хорошо, но я вам говорю о другом – честность, батюшка! Идите ». Мы думали, что не то что двойка будет, – единица! И правда, была не двойка, а тройка. Авенир Матвеевич исполнил свое обещание.

Владыка Симон очень простой, демократичный до предела. Вот Анатолий Культинов растерял свои документы, когда поступал. Отец архимандрит сам вышел и собрал. Но все время у меня ощущение его величия, ощущение, что он предстоит пред Богом, благоговеинство в высшей степени. Причем в простых разговорах он не натягивал на себя ничего такого, знаете, сверхсвятого. Просто чувствовалось, что он все время помнит о том, что Бог слышит и оценивает то, что он говорит.

Его очень любили в академии, в семинарии, в лавре. Когда его рукополагали, хиротонию возглавил митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий (ныне Святейший Патриарх). Потом он говорил, что это первая хиротония, которую он возглавлял. До того он в хиротониях архиерейских участвовал, но первая, которую он возглавил, была хиротония владыки Симона.

И вот в это время наши старушечки, в том числе и моя теща, путешествовали по святым местам. В Печорах Псковских были и в лавру заехали. Услышали, что в Рязань рукополагают владыку. Теща моя в лавре и спрашивает: «Ну что, владыка нам достался хороший? » «Еще бы, – говорят, – вся семинария, вся лавра плачут о нем. Что у вас там за место такое, куда наш отец Симон уходит? » – «Не беспокойтесь, хорошо ему там будет ». И действительно, владыка Симон с любовью служил здесь. Когда владыка Глеб (Смирнов) (Архиепископ Орловский и Брянский Глеб (Смирнов; † 1987)) рассчитывал быть здесь, в Рязани, владыку Симона выдвигали в митрополиты, в Патриархию, но он отказался. Владыка Глеб говорил: «От большого поста владыка Симон отказался – так он полюбил Рязанскую епархию ».

Как владыка Симон у нас появился, он стал ездить в Касимов часто. Первая служба его была на святителя Иоанна Златоуста перед Рождественским постом. Стал и Великий канон приезжать читать, до него у нас этого не было. Приехали они тогда из Рязани, а в Рязани было мнение, что в Касимове страшные строгости. И иподиаконы спрашивают: «Нас кормить чем-нибудь будут? » Сережка, мой сын, говорит, вот то-то приготовили, то-то. Оживились: «Значит, нас покормят ». А было безмаслие, первая неделя.

После Великого канона угощали владыку и свиту мы в нашем доме за свой счет, то есть приход на угощение ни копейки не истратил. Но наши поставленные исполкомом староста и казначей проставили в отчете крупную сумму «на угощение владыки ». Финорганы умножили на число поездок владыки по епархии и прислали ему такой налог за весь год, что он решил приезжать и не останавливаться на приходе, не обедать. Отслужил, «Бог благословит » – и домой. Отъезжают и поедят где-нибудь в лесу. Но владыка, вероятно, про это дело в конечном итоге забыл, потому что в последнее время говорил: «Из Касимова я никогда не уезжал неутешенным ». Хотя до конца дней своих с улыбкой рассказывал как съел за один обед ведро картошки в Касимове.

Вот еще интересная была история. Он благословил, чтобы легче было угощать, мяско подавать на своих трапезах для тех, кто имеет право его есть. И вот за одним столом мы подали пельмени. Несет моя Нина Ивановна тарелку с пельменями владыке. Он аж отшатнулся. «Владыко, это специальные, рыбные! » Он взял, стал есть. А шофер его, говорит: «Нина Ивановна, а мне можно специальных? » – «Пожалуйста ». Мы, простой народ-то, думаем, что показалось ему, будто для архиерея повкуснее приготовлено. А владыка говорит: «Это он меня проверял ».

Сегодня панихиду по владыке служил отец Михаил, мой сын. Он еще маленьким мальчиком с владыкой Симоном общался. Владыка у нас останавливался перед службой: приведет себя в порядок и от нас едет в церковь. И вот он Мишу забирал с собой в машину. Миша с такой гордостью, знаете ли, ехал с ним. А потом здесь было угощение, владыка в кресле здесь сидел. Однажды, когда владыка уехал, кресло вынесли, маленький Мишенька сел в это кресло, так руки важно положил и говорит: «Наверное трудно быть архиереем! Ведь мясо есть нельзя. Но это же взрослые – они терпеливые ». Примерял себе архиерейские кресла. Есть у нас и кадр старинный: Миша бежит за архиерейской машиной. У него такая шапочка была, как буденовка, с хвостиком. Он бежит за машиной, не хочет, чтобы владыка уезжал. Черная «Волга» идет потихонечку, а Мишенька пятилетний за ней бежит. Сейчас он у нас настоятелем.

Вот какие у меня начальники: благочинный – отец Андрей Правдолюбов. Он у нас 62-го года рождения. И настоятель – отец Михаил Правдолюбов 67-го года рождения. Мои дети! Еще один отец Симеон здесь, в Егорьевском храме, служит, 64-го года рождения, тоже мой сын. А Михаил-то имеет храм за рекой у нас. Никто не ходит! Но в воскресные и праздничные дни он туда уезжает, служит у них. А в будни мы просили его мне помогать, поскольку я ослабел.

Со мной случился инфаркт, я долго болел. Подал я прошение о выходе за штат. Но владыка Симон не отпустил меня. А про прошение сказал: «Пусть прошение лежит ». Да и отец Иоанн (Крестьянкин) сказал: «Прошение пусть лежит, и отец Владимир пусть отлеживается ». Потом начались эти все отчеты, компьютеры… Ой! Ничего я не понимаю в этом. И я подал прошение уже архиепископу Павлу (сегодня Митрополит Минский и Слуцкий Павел (Пономарев)), что бы дал нашему храму отца Михаила, моего сына, настоятелем, и владыка Павел мое прошение исполнил. А внуки мои учатся в Москве, в Сретенской духовной семинарии, готовятся стать служителями у престола Божия.

Продолжение следует...

Память священноисповедника Сергия совершается в день его кончины - 5/18 декабря, а также в Соборе всех Новомучеников и Исповедников Российских, Соборе Рязанских святых и Соборе Касимовских святых.


Протоиерей Михаил Правдолюбов:
...
Но недолго протоиерей Сергий служил в Вятской епархии - в 1923 году он переехал в город Касимов Рязанской епархии, где был назначен настоятелем Троицкого храма.
Протоиерей Сергий любил свой родной город, и приехал он сюда для служения по просьбе своего отца, который писал ему в Вятскую епархию: «Возвратись в землю отцов; мы стары и горько нам умирать, не видя тебя и внуков, не насладившись общением с тобой и семьей твоей лицом к лицу».
И действительно, Касимов был городом предков отца Сергия: в Успенской церкви служил протоиерей Анатолий - его отец, в Казанском монастыре - брат, иерей Николай, в кладбищенской церкви всех Святых - отец его жены, протоиерей Димитрий Федотьев; в окрестных селах служили дяди отца Сергия - протоиерей Михаил, протоиерей Феодор и иерей Александр Дмитревы. Каждую неделю в базарный день, по четвергам, эти многочисленные родственники собирались в город по хозяйственным нуждам, а потом считали своим долгом появиться в доме отца Анатолия Авдеевича Правдолюбова, где вместе пили чай, разговаривали, делились приходскими заботами.
Когда в Касимов приехал отец Сергий, он стал постоянным участником этих встреч.
Всем был известен его незаурядный проповеднический дар, и все единодушно просили его каждый раз импровизационно произнести проповедь на тему предстоящего евангельского воскресного чтения. Его внимательно слушали, вносили поправки и дополнения, а потом во всех церквах говорили примерно одно и то же, конечно со своими личными особенностями, которые всегда отличают одного проповедника от другого. Тем более, что у каждого священника, кто слушал тогда отца Сергия, были свои привязанности к определенным источникам. Сам протоиерей Сергий очень любил проповедничество архиепископа Иннокентия Херсонского и святителя Феофана Затворника...
...в 1935 году отец Сергий снова был арестован и отправлен на Соловки. Вместе с ним было арестовано более десяти человек, среди которых были его сын Анатолий, двадцатилетний юноша, и двое братьев: иерей Николай (канонизирован 27 декабря 2000 года как священномученик) и Владимир (канонизирован 20 августа 2000 года как мученик). Причиной ареста послужило составление иереем Николаем и Владимиром Анатольевичем жизнеописания всеми почитаемой Матроны Анемнясевской (канонизирована 22 апреля 1999 года как блаженная и исповедница) и двух местночтимых подвижников благочестия - царевича Иакова (XVII век) и Петра Отшельника (современника преподобного Серафима Саровского). Составление таких книг в то время считалось преступлением.
...
18 декабря 1950 года, в канун памяти чтимого им святителя и чудотворца Николая, протоиерей Сергий скончался.
Определением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и Священного Синода 27 декабря 2000 года протоиерей Сергий был прославлен как священноисповедник и причислен к Собору Новомучеников и Исповедников Российских.
15 сентября 2002 года, после восстановления и освящения Троицкого храма города Касимова, честные мощи священноисповедника Сергия были перенесены в этот храм для постоянного пребывания. Каждую неделю перед ракой его честных мощей совершается богослужение с чтением акафиста новопрославленному святому.

Очень трудно представить себе, а тем более описать жизнь людей, на долю которых выпали тяжелейшие беды и испытания: войны, ссылки, лагеря, притеснения от властей, разорение семей... Но, оказывается, несмотря на страдания, через которое они прошли, их дух лишь больше закалился и укрепился в любви к Богу, к жизни, людям. Мы же, живущие благодаря их мученическому подвигу, должны стараться воспринять все то, что с таким трепетом и любовью охраняли они в эти страшные годы, чтобы быть достойными их мученичества и исповедничества. Ибо они пронесли свою веру и нравственную чистоту через всю жизнь, преодолев все испытания. Мы счастливы, что имеем хотя бы малую возможность прикоснуться к их памяти.

Этот доклад посвящен жизненному пути протоиерея Анатолия Правдолюбова, жившего в прошлом столетии и пострадавшего в годы гонения от безбожной власти. О. Анатолий 5 лет провел в заключении на Соловецких островах.

До заключения о. Анатолий был регентом церковного хора и перенял от своих учителей-регентов старую дореволюционную традицию партесного пения - пения по партиям. Именно эту практику он ввел в своем приходе, когда стал священником.

Важным делом в жизни о. Анатолия стало занятие гармонизациями древних распевов: знаменного, киевского, греческого, также он является автором духовных сочинений и теоретического труда «Жизненные правила для регента-любителя».

О. Анатолий Правдолюбов родился в семье потомственных священников, которая отличалась еще и тем, что во всех поколениях было много педагогов - и не только в священном сане. Дед о. Анатолия, протоиерей Анатолий Авдиевич Правдолюбов, состоял благочинным в своем округе, был законоучителем духовных училищ и наблюдателем церковно-приходских школ уезда. Он вел большую, тщательную работу по налаживанию системы образования и просветительской деятельности во вверенном ему благочинии Касимовского округа Рязанской области.

Отец о. Анатолия, протоиерей Сергий Правдолюбов, окончил Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Специальностью его была апологетика – защита православной веры от неверия. На этом поприще он успешно подвизался много лет. Отец стал для Анатолия наставником и учителем, его «академией».

Восприемниками моими были Владимир Анатольевич Правдолюбов – старший брат отца, и Юлия Дмитриевна Федотьева - единственная старшая сестра матери моей».

Вскоре после окончания Киевской духовной академии в 1915г. отца Сергия рукополагают в сан пресвитера и определяют служащим священником Спасской церкви в слободе Кукарка Вятской епархии, а позже назначают настоятелем Троицкого собора в той же слободе (позже - г.Советск Кировской области) и благочинным 1-го округа Яранского уезда Вятской епархии.

Обстоятельства, связанные с надвигающейся революцией, опасение за жизнь и здоровье сына заставили о. Сергия отправить Анатолия в г. Касимов Рязанской области, где мальчик живет с 1918 по 1921гг. у родителей матери. Два последующих года Анатолий живет с родителями.

В 1923 г. отца Сергия Правдолюбова переводят в Касимов

настоятелем Троицкой церкви. Анатолий поступает в городскую семилетку, окончив которую в 1929 г., он не смог дальше учиться. Протоиерей Анатолий вспоминает: «По тогдашним правилам в восьмой класс нужно было подавать заявление. На мое заявление была наложена резолюция: «Отказать за неимением мест». Это была отговорка. Места были, но время было такое, что ни в какое сколько-нибудь повышенного типа училище детей духовенства не принимали, и вообще священники и их дети, равно как и купцы, были лишены гражданских прав».

С 9 лет Анатолий начал учиться игре на фортепиано. Мама, будучи сама пианисткой, пожелала дать Анатолию насколько возможно основательное музыкальное образование и определила его к одной из лучших учительниц города - Юлии Никодимовне Башкировой, ученице петербургского профессора Демянского, того самого, который был первым учителем С. В. Рахманинова.

Осенью 1929 г. Анатолий подает заявление в общину Успенской церкви города Касимова, где служил его дед по отцу протоиерей Анатолий Авдиевич Правдолюбов, с просьбой принять его на освободившуюся тогда вакансию штатного псаломщика. Решением приходского собрания Анатолий был избран на эту должность и служил псаломщиком сначала в Успенской церкви, а затем в храме Благовещения до 1935 г. В июне 1930 г. архиепископом Рязанским Ювеналием Анатолий посвящается в стихарь.

Любовь Анатолия к музыке была так сильна, что он старался использовать малейшую возможность для большего ее постижения. Молодой человек мечтал о том, что станет профессионалом-музыкантом, и продолжал учиться как мог, хотя это было трудно, так как во время одного из раскулачиваний, которому подвергалось их семейство, инструмент отобрали. Анатолию приходилось бегать по всему городу к людям, имеющим пианино, и вымаливать где час, где полтора в неделю, чтобы заниматься. Но он не сдавался и продолжал насколько возможно развиваться музыкально.

В 1934 г. у Анатолия появилась надежда на получение государственного средне-специального музыкального образования. Однажды у знакомых, где Анатолий занимался на фортепиано, он был представлен приехавшему к ним погостить московскому композитору Александру Алексеевичу Оленину. Последний, послушав игру юноши и познакомившись с его фортепианными сочинениями, признал в нем «несомненное дарование музыкальное и даже композиторское и сказал, что не учиться дальше есть преступление». Оленин взялся помочь Анатолию и посоветовал ему написать письмо М. М. Ипполитову-Иванову, на которое Правдолюбов получил очень любезный ответ: «Вас необходимо поставить на музыкальные ноги», -написал Михаил Михайлович и пригласил к нему в Москву.

Вот как рассказывает о встрече с М. М. Ипполитовым-Ивановым сам отец Анатолий: «Приехав в Москву, я подвергся подробным испытаниям, а потом, по его рекомендации, у преподавателей Музтехникума его имени - Пресмана и Целиховского. Они подвергли меня еще более подробным испытаниям, каждый порознь. Повернув меня спиной к роялю, много играли и модулировали, а потом заставляли называть звуки и тональности. За эти дни бывал я и в Замоскворечье у В. В. Целиховского, играл на его прекрасном рояле фирмы Ренин, бывал у А.А.Оленина, у его друга А. М. Дианова и везде играл. Дали обо мне все один и тот же отзыв: «Юноша очень интересный в музыкальном отношении, обладающий абсолютным слухом и имеющий композиторские задатки». Ипполитов-Иванов принял Анатолия в техникум, но администрация, узнав о его биографии и семье, по понятным причинам отказала и не стала оформлять документы. Пришлось вернуться на родину - в город Касимов, где 28 июля 1935 г. Анатолий был арестован вместе со своим отцом и дядей. Им предъявили стандартное обвинение для большинства подобных случаев в то время - контрреволюционная деятельность. Все трое были отправлены в Соловецкий лагерь особого назначения сроком на пять лет. В автобиографии протоиерея Анатолия сохранились интересные детали разговора в следственной камере Бутырской тюрьмы. «При допросе, - пишет он, - я сказал однажды следователю:

Позвольте и мне спросить вас: вот следовательское дело, как и все у нас, постепенно совершенствуясь, достигло очень высокого уровня, и вы сам, как вижу, следователь высокообразованный и опытный. Скажите, неужели вам не ясно, неужели вы не понимаете, что все это наше так называемое дело не имеет никакого состава преступления?

Отлично понимаю, - отвечал следователь. - А если бы ты был взаправду виноват, я не так бы с тобой разговаривал.

Ничего! Вот поедешь, пять лет поработаешь на лесоразработках, это будет тебе полезно. Видишь, сейчас время такое…

А время действительно приближалось к своему зениту - 1937 г., когда не только мои деды, но и немало «верных, нужных сынов партии» были отправлены на тот свет, а потом, как деды, так и они, посмертно реабилитированы. Мы же были, можно сказать, у самой смерти, но уцелели».

Период заключения явился для о. Анатолия одним из самых чудесных и утешительных. Много было пережито им и его отцом и дядей издевательств, глумлений, испытаний. Но чем труднее и страшнее было жить, тем больше им посылалось от Бога неизреченных утешений, таинственных наставлений, радостных уверений.

«Соловецкие воспоминания у меня в числе самых отраднейших, - вспоминает отец Анатолий. - Без конца писал бы и говорил об этом кратком, но и радостном времени. Было много горя, требовалось много терпения, иногда терпение истощалось, я бросался на землю и рыдал, а папа бранил меня и не велел горевать, хотя по-человечески и самому ему было очень нелегко. Ему было даже гораздо тяжелее, чем мне. Люди старые привыкли к почету или, по крайней мере, к сдержанности окружающих, боявшихся сказать духовенству что-либо грубое, так как были статьи закона, довольно жестко каравшие за это. А тут папа «со беззаконными вменися». Он был осыпаем с утра до вечера то насмешками, то скверной руганью, и особенно он страдал от необходимости носить засаленную лагерную одежду, «обмундирование второго или третьего срока», которую он звал «одеждою поругания».

Но у нас было нечто, могущественно поддерживающее и радующее нас. Это, во-первых, сознание своей невиновности и того, что мы лишены свободы и подвержены трудному режиму исключительно за то, что являемся служителями Христовыми , а потому не только можем, но и обязаны по заповеди радоваться и веселиться.

<…> Преподобные Зосима и Савватий и целый сонм священномучеников, мучеников и преподобных, конечно, не безразлично относились к нам, но ободряли и утешали. Иногда настолько утешали, что суровость режима как бы исчезала и радовала душу светлой радостью всякая мелочь, вроде хорошего заката или красивого полярного сияния. Многие заключенные не могли понять нашей радости и даже злились на нас за нее».

Трудно себе представить, что было пережито за этот пятилетний срок, но именно он явился для отца Анатолия настоящей школой истинно христианской жизни, опытом незыблемого стояния в вере и добре. Дух и силу этого исповеднического подвига он пронес потом через всю свою многотрудную жизнь. Кроме того, за эти пять лет они с отцом прошли весь курс духовной академии, занимаясь каждый день. Память о благословенной земле Соловецкой постоянно пребывала в душе о. Анатолия. Он часто рассказывал о своей жизни семерым детям, которые особенно любили слушать разные истории «про Соловки». Разумеется, помня о хрупком детском восприятии, отец многое опускал из той суровой, а порой и жестокой повседневности Соловецкого лагеря, которая сейчас известна многим по письмам священника Павла Флоренского, воспоминаниям академика Дмитрия Лихачева, писателя Олега Волкова и многих других. Отец, как мог, щадил детское восприятие, часто повторяя лишь, что не в силе Бог, а в правде!

После возвращения из заключения в 1940 г. Анатолий захотел возобновить свое служение псаломщиком, но сделать это не удалось из-за препятствия властей. Даже найти какую-либо работу служителю культа оказалось крайне трудно. «Церковников» в те годы буквально выдавливали из государственной системы. Они считались людьми последнего сорта, лишними в буквальном смысле слова. Все же Анатолию удалось устроиться на Касимовский утюжно-механический завод, где он сначала возил тачку с литьем, потом шлифовал утюжную крышку, а потом был переведен на формовку колесной втулки. Перед самой войной и частично в начале ее Правдолюбов был командирован в поселок Лашму для освоения производства пищеварных котлов. Удивительно, что даже в таких трудных обстоятельствах он сохранял присутствие духа и радость творчества, о чем свидетельствуют его воспоминания: «Я освоил формовку столитровых котлов и сдал экзамен - самостоятельно отформовал котел. Мой котел получился такой чистый и правильный, словно стеклянный, так что я пожалел, что не могу взять его себе домой на память».


1 сентября 1940 г. Анатолий по благословению своего духовника епископа Аркадия (Садковского) вступил в брак с дочерью священника села Селищи Касимовского района протоиерея Михаила Дмитрева (ныне священномученик) - Ольгой Михайловной Дмитревой. В 1941 г. родилась первая дочь Елена, из-за чего Анатолий не попал на фронт в первые дни войны.

Новые испытания были принесены Великой Отечественной войной. 16 сентября 1941 г. Анатолия мобилизуют в ряды Советской Армии, в 464-й строительный батальон, очевидно, из-за судимости. По выражению самого отца Анатолия, этот батальон оказался несчастнее других. «По слухам, было там вредительство, после наказанное расстрелом виновных». «По крайней мере, - вспоминает он, - нас не кормили так, как это было положено, как кормили в соседних с нами такого же типа батальонах, в результате чего многие товарищи мои умерли, а остальные, и я в том числе, после долгого лежания среди болот в овинах у станции Дворец, распухшие, почти без сознания, уже не борющиеся за жизнь, после вмешательства какой-то высокой комиссии были срочно отправлены в близлежащие полевые госпитали, и, по словам врача, буквально их забили, так что некуда было раненых помещать. Я лечился долго, мне несколько раз делали вливание крови, давали усиленное питание, сначала бессолевое, поили гематогеном, делали какие-то уколы. Болезнь нашу квалифицировали, как безбелковый отёк № 1, иначе - алиментарная дистрофия. Долго я был в госпитале выздоравливающих в Лыкошине Калининской области, где очень успешно работал регистратором. После того я направлен был в запасной полк и стал... кадровым солдатом».

После перенесенного недуга Анатолий воюет на 2-м Ленинградском и Псковском фронтах в десантно-лыжной бригаде, в саперах, в легкой артиллерии заряжающим «сорокапятки». Далее он снова попадает в госпиталь, теперь уже инфекционный, из-за тяжелого неоднократно редуцирующего гемоколита и содержится в нем длительное время. Выписавшись, Анатолий направляется приказом в пехоту, в 578-й стрелковый полк 208-й стрелковой дивизии пулеметчиком.

В январе 1944 г. он получает тяжелое ранение при защите пушкинских мест. «Мне дали в руки ручной пулемёт, и в восемь часов утра, в яркое солнечное утро, по искрящемуся снегу, с командой - не залегать, мы пошли в наступление. Тут, недалеко от могилы Пушкина, я был ранен, очевидно, снайперской разрывной пулей, которая сделала небольшое отверстие в левой руке, на мелкие кусочки раздробила середину плечевой кости, при выходе разворотила мышцы тыльной стороны руки и части спины, повредила некоторые ребра, так, что они долго потом при дыхании щёлкали. Много осколков, как показывает рентген, засели потом в мышцах, так, что их нельзя извлечь, не повредив нервов. <…> Кроме первичной операции в санбате под местным наркозом, я перенес еще три операции, все под общим наркозом. Было мне снова несколько вливаний крови (своя едва не вся вытекла на поле боя). Три раза в жаркое летнее время я изнывал с головы по пояс в гипсе, каждый раз по месяцу. Всё было безрезультатно: раздробленная плечевая кость так и не срослась»

У Анатолия образовался т. н. ложный сустав. 1-го июня 1945 г. он был демобилизован. В феврале 1946 г. он получил вторую группу инвалидности и уже после войны, в 1951 г., был признан негодным к несению воинской обязанности и снят с воинского учета. Впоследствии это ранение периодически напоминало о себе, о чем писал отец Анатолий в 1963 г.: «Долгое время я страдал обострениями хронического остеомиелита, когда рана открывалась, вытекало из неё множество гноя, и потом была такая слабость, что, как говорится, ветром качало. И так было почти ровно через каждые восемь месяцев. Сейчас рана не открывается, но временами, особенно под ненастье, так болит, что не дает спать. Это похоже на больной зуб, но какой-то гигантский. Рука не поднимается, много короче правой, и силы в ней по динамометру четыре килограмма».

После того, как Анатолий несколько окреп, он был переведен из второй в третью группу инвалидности и поступил работать табельщиком на чугунный литейно-механический завод пос. Сынтул Касимовского р-на, где протрудился с августа 1945 г. до января 1946 г., когда по состоянию здоровья был вынужден уволиться. Немного поправившись, Анатолий устроился работать на Касимовский ликёро-водочный завод счетоводом торгового отдела, в каковой должности он состоял до 10 июля 1947 г..

С июля 1947 г. начинается новый ответственный период в жизни Анатолия - начало служения церкви. 21 июля епископ Рязанский Иероним рукополагает Анатолия в сан диакона Вознесенской церкви города Спасска-Рязанского. 7 декабря того же года диакон Анатолий Правдолюбов рукоположен в сан пресвитера той же церкви и сразу назначен настоятелем ее и благочинным Спасского округа. В феврале 1950 г. по собственному прошению отец Анатолий освобождается от обязанности настоятеля с оставлением на должности благочинного на месте второго священника.

С 1950 по 1958 г. следует ряд переводов о. Анатолия с прихода на приход. Сначала его назначают вторым священником в Никольскую церковь Прудской слободы города Михайлова, в июне 1952 г. - на четвертое место в Никольской церкви города Скопина. С 18 ноября 1952 г. по 26 февраля 1953 г. отец Анатолий является благочинным Скопинского округа. В августе 1955 г. его переводят в город Спасск-Рязанский настоятелем Вознесенской церкви и благочинным Спасского округа. 21 июня 1956 г. отец Анатолий был возведен в сан протоиерея.

Все эти годы служения отца Анатолия сопровождались оскорблениями, газетной травлей, очень жестким обхождением. Да и сами эти бесконечные перемещения, сопровождавшиеся неимоверными скорбями и трудностями для семьи, были вызваны тем же - слишком активный священник, слишком много и убедительно проповедует, слишком благоговейно служит.

11 июня 1958 г. протоиерея Анатолия назначают настоятелем Покровской церкви села Маккавеева (рабочий поселок Сынтул). Один старец сказал ему в то время: «Здесь служи, здесь и упокоишься». И отец Анатолий принялся за ревностное возделывание Христовой нивы. Семья поселилась сначала в сторожке, а затем с помощью добрых людей кое-как построили небольшой дом.

В то время сынтульский храм был единственным действующим храмом на весь Касимовский район, а о. Анатолий - единственным священником. Он почти все время проводил в храме: служил, исповедовал, причащал. Кроме этого, в свободное время он сам чистил, красил, чинил что-то в церкви. В этот храм на каждую службу, особенно праздничную, стекалось огромное множество народа со всех близлежащих сел, так как свои церкви там были давно закрыты. Были даже постоянные прихожане из Меленок - деревни на границе с Владимирской областью (это почти 40 км от Сынтула). Поэтому и праздников в сынтульском храме получалось огромное количество: все престольные праздники закрытых храмов служились здесь. А это непременно всенощное бдение с литией и каноном, утром - водосвятный молебен, литургия с проповедью и крестный ход. Количество исповедников и причастников на каждой службе было просто колоссальным. На Пасху народ не помещался в храме и стоял вокруг во дворе. Требы служились постоянно, причем чаще всего нужно было ехать в какое-нибудь село.

Тяжесть пастырского креста усугубляли разного рода нововведения советской власти. Так в 60-х годах вышло постановление, согласно которому священник переставал быть полновластным хозяином церковно-богослужебной жизни, но превращался в наемника, которого брала на работу община. И именно община определяла и указывала священнику, что и как делать. А «община» эта в то время представляла собой абсолютно нецерковного старосту с идейно близкими ему людьми, которые не уставали напоминать отцу Анатолию, что он наемник. Староста регулярно отчитывался перед «высоким» начальством, что и как делает священник. Так однажды на отца Анатолия донесли, что он не имеет богословского образования, поэтому не имеет права говорить проповеди. После этого было постановлено, чтобы впредь протоиерей Анатолий Правдолюбов все свои проповеди перед произнесением носил в поссовет. Только после «богословского освидетельствования» их «компетентными» людьми принималось решение, произносить данную проповедь или нет. Многие подобные явления отягощали жизнь и служение ревностного священника.

Кроме богослужебно-храмовой жизни, которой отец Анатолий в первую очередь отдавал свои силы, он неустанно трудился над тем, чтобы все его семеро детей получили образование, которого он по воле Божией был лишен. После опыта лагерной жизни отец Анатолий считал, что дети не должны пропускать школу, даже в дни церковных праздников, кроме Страстной недели. Церковную жизнь они не выставляли напоказ. Помимо учебы в общеобразовательной и музыкальной школах, дети под его руководством дома занимались на различных музыкальных инструментах, играли квартеты, пели духовные песнопения небольшим хором. Классическая же и духовная музыка звучала в доме постоянно в виде граммофонных записей, которые отец Анатолий специально выписывал по почте. Позже отец Анатолий всех своих детей определил учиться в Москву, и все получили образование, что доставило ему настоящую радость.


Семья Правдолюбовых. 1973 г.

Справа налево: Серафим, будущий протоиерей, фортепиано; Феодор, будущий протоиерей и благочинный 1-го Касимовского округа, фортепиано; Ольга Михайловна, мама, сопрано в церковном хоре; Сергей, будущий протоиерей, 1-я скрипка; протоиерей Анатолий, тенор-виола; Лидия, виолончель; Елена, художница-миниатюрист и реставратор, иконописец; Михаил, будущий протоиерей, 2-я скрипка, Ксения, фортепиано, закончившая теоретический факультет Гнесинского института, отсутствует на фотографии потому, что в этом году вышла замуж и уехала из Сынтула.


Шесть лет спустя: отец с сыновьями. 1979 г. На праздновании 65-летия о. Анатолия

Слева направо: Серафим, иподиакон Рязанского архиепископа Симона; Сергий, диакон Николо-Хамовнического храма г. Москвы; о. Анатолий; Феодор, священник Покровского храма села Маккавеева (пос. Сынтул) Рязанской области; Михаил, диакон Петропавловского храма в Лефортове, г. Москва

В 1967 г. отец Анатолий по благословению своего духовника, ныне покойного отца Иоанна Крестьянкина, начинает регулярно писать дневник. «Пока ты будешь собираться написать что-то великое и солидное - время уйдет. Благословляю тебе писать в дневник все, чем обладаешь и чему научился за всю жизнь твою от общения с богомудрыми пастырями и угодниками Божиими». Но жизнь пастырская мало давала к этому возможностей.

В 1968 г. о. Анатолий занялся гармонизацией древних роспевов для смешанного хора. Эту работу он продолжал до 1972 г. с необычайным вдохновением и трудолюбием.

Однако жизненные испытания прошедших лет и непосильная физическая нагрузка брали свое. 18 октября 1975 г. у о. Анатолия случился обширный инфаркт. По молитвам духовника и всех любящих его священник выжил, но полностью оправиться уже не смог. Как последствие инфаркта появилась сердечная недостаточность, а от нее стали страдать ноги, которые и так болели от постоянного многочасового стояния. О страданиях в последние четыре года знал только он и отчасти его близкие. Но о. Анатолий не упал духом. После болезни еще активнее взялся за написание дневника.

В августе 1980 г. о. Анатолий слег совсем, началась его подготовка к смерти. Он вспоминал всю свою жизнь, постоянно исповедовался и причащался. В январе 1981 г. он чудом встал и повенчал своего сына Серафима, после чего больше уже не вставал.

16 февраля 1981 г., когда сидевшая с ним дочь ненадолго вышла, отец Анатолий тихо отошел ко Господу. Вернувшись, она увидела своего отца, стоящего на коленях со склоненной на стул головой, замершего в поклоне перед иконами.

Отца Анатолия отпевали в Покровской церкви с. Маккавеева при огромном стечении народа. Похоронен он за алтарем этой же Церкви. Память об этом удивительном человеке жива в сердцах многих, имевших счастье хотя бы раз слышать слово доброго, светлого и жизнелюбивого пастыря Христова.

Наследие отца Анатолия весьма внушительно. Он записал множество проповедей, домашних бесед, воспоминаний.

В своих воспоминаниях о. Анатолий с удивительной теплотой и благодарностью Богу пишет обо всем пережитом: «Я всегда умилялся той «академией», через которую Господь меня провел. Тут, кроме богословия (к которому я, увы, с молодости не очень прилежал), были и изящные поэты, и музыка, и сначала вынужденное, а потом и сердцем принятое мое шестилетнее служение псаломщиком, и любительское регентство, и пятилетнее пребывание с убийцами и ворами всех рангов, и почти четырехлетнее пребывание на фронте и в госпиталях во время войны, и обучение медицине в объеме почти фельдшерской школы, и преуспеяние в формовке пищеварных котлов и колесной втулки, а попутно подробное ознакомление мое с рабочими, некое вливание в рабочую массу, и годы канцелярской работы с заниманием должности помощника бухгалтера, и даже, отчасти, огородное дело, которому нас обучали в лагере, - все это дало свое приращение, все это пошло в ту евангельскую сокровищницу, из которой можно выносить и старое, и новое. Все при добрых чувствах к пастырскому делу пойдет там или здесь, рано или поздно, в пользу».


Статья Ксении Нефедовой из журнала «Музыкальная академия» №2-1999, «Протоиерей Анатолий Правдолюбов: Литургия и проповедь - дороже для меня ничего нет».
Протоиерей Анатолий Правдолюбов. Моя летопись. Раннее детство.
Автобиография. Рукопись из архива Л. А. Правдолюбовой.

28 ноября для всех православных христиан наступает . Что представляет из себя это время, как достойно встретить Рождество Христово, на что в первую очередь обратить внимание в своей духовной жизни, - обо всем этом размышляют священники Русской Православной Церкви.

Клирик храма Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском (Москва), сотрудник Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами, руководитель проекта :

Волхвы пришли к яслям не с пустыми руками, а принесли Младенцу дары. Готовясь к Рождеству Христову, мы должны по-новому осмыслить свою жизнь, делать добро ближним, и с этими дарами подойти к . Каждый год в России - это год милости Божией. Рождество - это праздник мира, и в этот праздник наши соотечественники посещали больницы, тюрьмы, старались помогать другим. Мы жили мирно и с мусульманами, и с буддистами, они радовались тому, что есть такой замечательный праздник, хорошие традиции, связанные с ним.

Заместитель декана исторического факультета ПСТГУ, член епархиальной комиссии по делам молодежи города Москвы:

Рождественский пост, как и любой другой, может стать для нас периодом воздержания в том числе и от излишней информации, которой буквально перегружены наши современники.

Сейчас люди, особенно живущие в городах (а таких, судя по всему, большинство), буквально опутаны по рукам и ногам разными информационными сетями, связями, контактами, лишающими человека мира, в первую очередь, душевного. Ключевую роль в этом играют , мобильные устройства и классические СМИ, извергающие на нас постоянные потоки пустой информации, не несущей никакой реальной пользы для нашего ума и души. Это пожирает наше время и силы, которые Господь даровал нам для того, чтобы мы шли по пути . Людей охватила какая-то безумная суета. Все это выхолащивает, иссушает душу, расслабляет дух и ничего больше. Часто мы сами предаемся этой суете под благовидным предлогом, оправдываем это некой необходимостью, работой, дружбой или «делами».

Наступающий Рождественский пост является прекрасным временем для того, чтобы устраниться по мере сил от суеты мира и задуматься о главном деле нашей жизни - и соединения с Богом.

Loading...Loading...