Рожнева ольга новые рассказы. Ольга Рожнёва - Лальские тайны и другие удивительные истории

Удивительные события происходят в жизни обыкновенных людей в новой книге Ольги Рожневой. Всё в этом мире призрачно, непостоянно, тленно, а Господь всё время с тобой. Бог заботится о нас каждую минуту как о своих малых детях. Новые рассказы известного автора читаются на одном дыхании и будут, несомненно, интересны самому широкому кругу читателей.

Ольга Рожнёва
Лальские тайны и другие удивительные истории

Допущено к распространению

Издательским Советом

Русской Православной Церкви

ИС Р17-619-0727

Предисловие

Дорогие читатели!

Многие православные России знают об удивительном "стоянии" девушки Зои из Куйбышева, которая окаменела во время танца с иконой святителя Николая Чудотворца в руках. Но этот случай не был уникальным, подобные ему происходили и в других городах России, просто они не стали так широко известны.

Об одном таком случае рассказывается в увлекательной и душеполезной повести "Лальские тайны": в Страстную Субботу 1942 года несколько девушек Лальска спешили на танцы, но им преградил дорогу незнакомый старец. Он посоветовал девушкам вместо клуба пойти в храм, на что одна из них, Валентина, ответила задорным смехом и танцем прямо на мостовой. Наутро девушка окаменела, тело её стало как деревянное. Последовавшие за этим события удивительны и чудесны, они укрепляют в вере и предостерегают не чтущих православные святыни.

Повесть основана на реальных событиях и написана по воспоминаниям верующих Лальска.

Прочитав эту книгу, вы также узнаете:

– почему на Литургии никогда не бывает пусто

– что такое семейный крест и в чем его тяжесть

– почему фальшивомонетчик Цыган явился с повинной

– в чем мера жизни

– как лальская комсомолка Валентина стала прозорливой старицей

– что делать, если твой начальник творит дела неправедные, а ты не можешь этому воспрепятствовать

– почему принял монашеский постриг игумен Савватий

– как Архангел Михаил открыл и спас свой монастырь

– об удивительном путешествии в горный греческий монастырь и монастырь на острове Тасос

– как преподобный Иосиф Исихаст сам строил свой храм

– о чудесах святителя Николая Чудотворца

– и многое другое

Книга написана по благословению и с молитвой. Помощи Божией всем её читателям во всех благих начинаниях! Храни Господь!

Ольга Рожнева

Мера жизни

Люди живы настолько, насколько в них живет Бог. Ибо только Бог – жизнь. Есть живые и неживые, что зависит от меры Бога в них, меры жизни, которую они несут в себе. Со страхом говорю тебе: есть неживые люди.

Хотя неискушенным они кажутся такими же живыми! Они же существуют! Разве их нет? – спросишь ты.

Да, но и, когда угасает костер, дым еще долго витает над пепелищем.

Святитель Николай Сербский

Сергей: Мне исполнилось сорок два года, когда я попал в страшную аварию. В больницу поступил в сознании. А потом все забыл: неделя до аварии и неделя после – стерлись начисто. Короткая память пропадает при такой травме. Мне потом рассказали, как после работы мы выпили и поехали в ночной клуб. Я тогда часто пил – любил это состояние легкого и не очень легкого опьянения, когда настроение приподнятое. Любил музыку, рестораны. Много курил. Мне регулярно приходилось вести переговоры с бизнес-партнерами, а после переговоров, известное дело, культурная программа: застолье, сауна…

Так-то жили мы с женой хорошо. Зарабатывал я всегда прилично. Мы с ней увлекались дайвингом, на яхте путешествовали. Дочка росла, все для нее было самое лучшее. Я много ездил по своей стране и по другим странам в командировки. Видел у нас в России много очень умных, образованных людей, которые жили совсем бедно. А мне как-то все само шло в руки. И поэтому, если Лена упрекала меня, что часто пью, я обычно отвечал: "Я вас кормлю – что вам еще нужно?!"

За несколько лет до аварии ездил на юг в командировку. Меня хорошо встретили, мы изрядно выпили после переговоров. И вот ночью меня нашли пьяного у гостиницы с сильно разбитой головой и сломанной голенью. Сложный был перелом, и нога висела на тканях. В возбуждении уголовного дела милиция отказала: было непонятно, что произошло. То ли меня машина сбила, то ли я с лестницы упал и приполз. Страховая компания меня опрашивала, а что я мог сказать? Упал, очнулся, гипс? Это был серьезный знак, предупреждение такое. Но я этого знака совершенно не понял, не внял ему и продолжал вести прежний образ жизни.

И вот, когда мы ехали после работы в ночной клуб, чтобы там продолжить и, так сказать, усугубить, моя машина влетела под фуру. У меня есть фотография, я вам покажу: глядя на разбитую машину, можно только удивляться, как ее водитель смог остаться в живых.

Мне рассказали врачи, как они меня проинформировали:

– У вас разбит череп, сильно пострадало лицо, почти оторван нос, вытекает жидкость. Также сломаны ребра и повреждены легкие.

И я ответил:

– Тогда убейте меня. Я не хочу быть обузой близким.

Лена: В Бога мы верили, как это принято говорить, в душе. Перед аварией как раз окрестили дочку. Пришли в церковь взбудораженные, веселые, а на душе у меня как-то тревожно было. Что-то смущало, беспокоило. Священник благословил выучить молитвы – я выучила "Отче наш". До этого даже и не знала.

Перед аварией вечером поговорила с Сережей по скайпу. Он был в другом городе в офисе по работе. Когда отключилась – думаю: что бы мне почитать вечерком. И вот крутится у меня в голове имя Серафима Саровского. Это было совершенно непонятно и удивительно: человек я нецерковный и совершенно не знала, кто такой Серафим Саровский и как он выглядит.

Вышла в интернет и прочитала о нем. Это было – что-то! Его житие меня просто потрясло! Как гром среди ясного неба! Я заплакала – и решила ему помолиться.

Это было совершенно удивительно, потому что никогда раньше желания помолиться у меня не возникало. Потом прочитала: когда Господь хочет кого-то спасти, внушает людям молиться за этого человека. Тут же в интернете нашла молитвы – и помолилась за мужа, дочь, нашу семью. Как узнала позднее – все совпало во времени: я молилась в первый раз в жизни за своего мужа, когда его машина летела под фуру и жизнь его висела на волоске.

После молитвы уснула. Утром звоню Сергею – а он трубку не берет. Внутри все оборвалось, время остановилось. Звоню его коллеге. Отвечает: он не пришел на работу. Был день рождения нашей дочери, вечером ждали гостей, ее подружек, родственников – а я готовить ничего не могу, все из рук падает. Мама Сережи спрашивает: "Что с тобой?" А я боюсь ей сказать, вдруг он просто где-то лишнее выпил. Отвечаю: "Все в порядке!"

Он не появился и к вечеру – тогда мы с мамой стали его искать. Очень быстро узнали, что Сережа в реанимации, доставлен в тяжелом состоянии. Мы поехали в больницу.

Врач посадила нас вначале, только потом стала говорить:

– До операции он сказал нам: "Мою жену зовут Лена". Значит, Лена – это вы? Вашему мужу сделали трепанацию черепа. Он в коме. Когда выводить будем – пока не знаем. После таких травм непонятно: узнает ли он вас? Сохранит ли интеллект? Сможет ли сам ходить и даже сам есть?

Компаньон по бизнесу немного навязчиво ходил везде за нами, присутствовал при всех разговорах с хирургом, пристально наблюдал… Переживал за бизнес, поскольку многое держалось именно на Сергее. Я за бизнес не переживала – думала только о его жизни. Я его очень люблю.

Меня послали за вещами Сережи. Все было пропитано его кровью. На обручальном кольце тоже кровь. Это было страшно. Наконец нас впустили в палату. Мы его увидели: у него была большая черная голова, разбухшая от отеков – как воздушный шарик. Переломано основание черепа, раздроблены лицевые кости, почти оторван нос. Весь в проводах и трубках, леденящий душу звук аппарата искусственного дыхания… Но он теплый, у него поднималась грудь и билось сердце – мое любимое большое сердце!

Сергей: Три недели комы и две недели между жизнью и смертью. Мне давали сильнодействующие наркотики – человек не спит, но ничего не чувствует и не соображает. Постепенно дозу лекарств стали снижать – и я постепенно начал немного чувствовать и что-то понимать. Запомнилось, как ко мне пришел мой отец, а я сижу в кресле. И отец смотрит на меня испуганно и спрашивает у врача:

– Он теперь всегда такой будет?

Тесный путь

Истории про Костика

Судьбы людские

Истории отца Валериана

Оптинские истории

Тесный путь

Ольга Рожнёва

Тесный путь

рассказы для души

Современная православная проза

дождливый день я шел по улице Сколько раз у тебя перехватило дыхание

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймёт ли он, чем ты живёшь?

Мысль изречённая есть ложь...

Зачем же люди делятся мыслями, воспоминаниями, пережитым? И сердца бьются чаще, и души обнажаются, и льются слёзы? Как это нужно людям, чтобы их понимали... Пережитое переполняет душу и выплёскивается в порывах откровенности случайным попутчикам, в ночных исповедях, в беседах по душам. В строках, которые ложатся странными знаками на белоснежный лист и превращаются в твою жизнь.

В кладовой памяти не все воспоминания равнозначны. Какие-то почти стёрты, другие вспыхивают жаром краски стыда на щеках, проливаются слезами раскаяния или обиды, хмурят брови незабытым гневом, затаиваются в складках губ скорбями.

Г оворят, важно не то, сколько вздохов ты сделал в этой жизни, а сколько раз у тебя перехватило дыхание.

Слёзы

Дыхание перехватывает от слёз.

Ах, эти слёзы! С ними мы рождаемся и с ними уходим. А почему? Разве наша жизнь не суета сует и томление духа? Но наши горячие слёзы не согласны с этим. Они льются из сердца, и сердце болит. Оно живое и такое же горячее, как эти слёзы. И его боль и радость придают смысл бессмысленному и превращают существование в жизнь! А томление духа-в его горение! Звезда горит и сияет, и пульсирует, как наше горячее сердце. Скажи звезде, что её сияние не имеет смысла! А если наша жизнь лишь суета и томление духа, то почему эти слова говорятся с такой скорбью, с таким противоречием, с таким страстным желанием опровергнуть самих себя?

О чём я? Ах да, дыхание перехватывает от слёз. Это кто, я? Ребёнок, забившийся под кровать? Маленькая девочка. Очень худенькая. Под глазами синяки. В детстве я сильно болела и не ходила в садик. Потому что не вылезала из больницы.

Из-под кровати меня пытается достать толстая тётка в белом халате. Я просилась к маме и, видимо, надоела ей, потому что мне было убедительно сказано басом: «Твоя мама оставила тебя здесь навсегда. Она больше никогда не придёт за тобой!» До сих пор помню чувство леденящего ужаса и одиночества. За мной больше не придут. И я навсегда останусь здесь, в этой холодной палате, окна которой закрашены отчего-то в ядовито-синий цвет, на этой железной скрипучей кровати. Совсем одна. Без своего медвежонка. Без потёртого чемоданчика полного сокровищ. Без мамы.

Горе так велико, что я забиваюсь под кровать в самый угол. Закрываю глаза, я не здесь. Я спряталась. Разгневанная тётка с трудом забирается под кровать. Мне нужно ставить капельницу, а достать меня оттуда - всё равно, что поймать мышонка. Тоненькие ручонки выскальзывают из её потной пятерни. Наконец меня ухитряются схватить за длинные волосы. Так за мой светлый хвостик и вытаскивают на белый свет.

Было очень больно. Я плакала. Дальше не помню - всё стирается. Длинные больничные коридоры. Капельницы и уколы. Капельницы чаще всего ставили в ноги. Не знаю, почему. Может, руки были уже исколоты? После капельниц нош отнимались, немели.

Я не могла встать и ползала в туалет с помощью рук. Почему меня не сажали на горшок? Понятия не имею. Может, я не просилась?

Позже мама рассказывала, что я перенесла четыре операции и почти не вылезала из больниц. Мне шёл четвёртый год. Врачи говорили моим родителям, что сильно сомневаются в том, что я вообще буду жить.

Их прогноз, скорее всего, должен был оправдаться. Но мои неродные дед Ваня и его мама, моя прабабушка Ульяна, с этим прогнозом были не согласны. Прабабушка меня любила и не собиралась отпускать на тот свет, тем более что дитя было некрещёным. Разыгрался целый детектив. Как мне позднее рассказывали, дед и прабабушка выпросили меня погулять. Ходить я уже не могла. Мои спасители попросту выкрали меня из больницы, лихо перетащив через забор. (Я поминаю их в своих молитвах каждый день.)

Прабабушка сразу же понесла меня в церковь и окрестила. Смутно помню купель. Воспоминания зыбкие, на грани. Где-то рядом уже был другой мир, в который прабабка меня не отпустила. После крещения я неожиданно стала поправляться. Справка о крещении долго хранилась у меня в коробочке сокровищ, в ней значилась синими чернилами написанная цифра 3 (три рубля за крещение). Но я знала, что на самом деле ценой была моя жизнь.

Восторг

Дыхание перехватывает от восторга.

В большой комнате за диваном с плюшевыми подушками есть уголок. Там на полу тёплое старенькое одеяло, а на одеяле небольшой потёртый чемоданчик. В чемодане мои сокровища-мои первые книги. Рядом сидит потрёпанный медвежонок-друг детства. А меня там точно нет. Я совсем не в этой обычной комнате. Я в таинственном мире. Путешествую и переживаю самые удивительные приключения. Разве в реальном мире возможно за час переплыть океан и найти сокровища? Перелететь в волшебную страну? Оказаться в Изумрудном городе и подружиться с милым Дровосеком, мудрым Страшилой, храбрым Львом? Идти в волшебных туфельках по чудесной дороге вместе с верным Тотошкой навстречу приключениям? А немного позднее оказаться в «Затерянном мире»? Или рядом с пещерным мальчиком, которого выгнали из племени? Как можно из этого удивительного, яркого, сверкающего мира возвращаться в простой и обыденный, где время тянется так медленно и уныло? И не происходит ничего чудесного? Ах, книги! Сокровище и западня. Таинственный мир и уход от реальности. Где грань?

Не помню, как я научилась читать. Видимо, из унылых больничных стен и закрашенных в ядовитый цвет окон было только два выхода: в разноцветный чудесный мир книг и в серый туман уколов, капельниц и боли. Этот туман мог поглотить сознание. Спасибо книгам, которые не позволили ему это сделать.

Не помню, кто в перерывах между больницами, показал мне буквы. Мне было около четырёх лет, и в моём чемоданчике - много ярких и красочных книжек. Долгое время родители считали, что я рассматриваю картинки. Ну что возьмёшь с болезненного ребёнка? Под ногами не путается -и ладно. Пока как-то раз кто-то из них, вечно занятых и спешащих по своим взрослым делам, случайно не подсел ко мне. Меня спросили: «Леночка, деточка бедная, тихая ты наша, всё картиночки смотришь? А вот кто на этой картинке? Ты понимаешь, кто на ней изображён?»

И бедная деточка тоненьким голоском стала уверенно объяснять, кто же изображён на картинке, попутно бегло зачитывая цитаты. В семье случился переполох: «Ребёнок читает! Кто научил ребёнка читать?!» Вечером, когда вся семья была в сборе, бабушка, дедушка, мама и папа устроили расследование: кто же научил меня читать? Потихоньку вспомнили, что я изредка подходила с книжкой то к одному, то к другому и спрашивала буквы. Взрослые отвечали, и тихий ребёнок опять уединялся с Мишкой и потёртым чемоданчиком.

Потому что это интересно.

И Леночка снисходительно к непонятливым взрослым бегло читала всё, что ей подсовывали под нос.

Слушайте, а может, это она на память рассказывает? Ну кто-нибудь из нас

читал ей, а она запомнила?! Дайте какую-нибудь взрослую книгу! Во-энциклопедию!

Миша достался мне по наследству от предыдущей послушницы монастырского киоска. Начинаю работу и вижу, что неподалёку подолгу сидит мужчина лет 45. Одет он худо, небрит, на голове лыжная шапочка, на ногах тапочки. А глаза добрые и ясные, как у ребёнка.

Миша помогал тем, кто нёс послушание в монастырском киоске, когда нужны были мужские руки: воды в бочку натаскать для чая, расставить столы и стулья утром, а также собрать их вечером или в случае дождя. Протереть столы и убрать одноразовую посуду, забытую покупателями-паломниками…

Вообще-то, принести воды и расставить столы и стулья должен брат на послушании, который привозит хлеб и пирожки на тележке и увозит пустые ящики. Но он очень загружен работой, и не всегда его можно дождаться. А Миша тут как тут.

В выходные, когда народу в обители много, желающих попить чая с монастырскими пирожками столько, что я порой остаюсь без обеда. Выйти на улицу и прибраться некогда. А тут Миша:

Водички принести, а?

Давай тряпку, там детишки чай пролили, надо стол вытереть, во!

Щас дождяра ливанёт, давай мебель твою начну убирать.

Миша сейчас нигде не работает. Решил отдохнуть летом. А осенью собирается опять устраиваться на работу. У Миши - летние каникулы.

Знающие его люди говорят, что он всю жизнь работал грузчиком. А этой зимой - на мойке автобусов. Говорят, что он не пьёт. Очень кроткий человек. Но умственное развитие у Миши как у ребёнка.

Он говорит про себя:

Я, это, не очень умный. Живу, во!

Миша, как ты учился?

Смущённо улыбаясь, показывает один палец, а затем два пальца:

Колы да двойки! Во! Восемь классов закончил!

Миша, ты почему с работы ушёл?

Автобусы мыл! Зимой! Во! А ты попробуй зимой холодной водой автобусы мыть!

У Оптиной иногда стоят нищие, просят милостыню. Миша денег не просит.

Миша, ты на что живёшь? Ты не просишь милостыню?

Не! Я машины мою. Мне за это дают денежку. А иногда ничего не дают. Смеются.

Сегодня Мише за работу дали сто рублей. Миша счастлив. Он гордо показывает мне сторублёвую бумажку: «Деньги!» Сидит за столом. Время от времени достаёт сто рублей, разглаживает, рассматривает, снова бережно кладёт в карман.

К киоску подходит, по-детски улыбаясь, блаженненькая Мария, она уже пожилая. На плакате, висящем на груди, написано: «Помогите сироте Марии на лекарства».

Миша суетится, подбегает ко мне:

Во! Марии дай чаю! И пирожков! Это… С картошкой. И булочку с маком! Во! Я заплачу! У меня есть деньги!

И Миша радостно протягивает свою драгоценность - сторублёвую бумажку. Миша покупает Марии то, что любит сам, ведёт старушку, усаживает и радостно угощает. Он счастлив. У него есть деньги, и он может потратить их на нуждающегося человека.

Миша радуется простым вещам - солнцу и дождю. Чаю и булочке. Воробышку, клюющему крошки с его ладони. Рыжему коту за калькулятором. Возможности помочь людям. У Миши нет кризиса. Он не читает газет и не знает о нём.

Миша, у тебя родители живы?

Не! - Миша отвечает коротко и отходит.

Сидит за столом, думает, видимо, о грустном, затем подходит:

Алёнушка! А я свою мамочку знаешь где похоронил? На новом кладбище! У меня мамочка очень хорошая была. Она меня строго держала - во! И любила! А теперь я один совсем. Плохо, Алёнушка, одному.

Ну, ничего, Мишенька! Да и не один ты! Ты же со мной!

Да, я с тобой! Я тебе помогаю, да?!

Мишу угостили конфетами. Он приносит их мне:

Алёнушка, сестрёнка, конфеты, во!

У Миши есть мечта.

Алёнушка, а знаешь, хочу я свой домишко! У меня там банька будет, во! Хочу завести два поросёнка, барашка, гусей. Хорошо!

К киоску подходит милиционер:

Миша! Мишка! Ты чо не бреешься? Ты у нас этот, как ево, комильфо! Дон Жуан!

И обращаясь ко мне:

Он вам не мешает?

Миша смущён словом «комильфо». Я вижу, что он очень деликатен. При всей простоте Миша тонкостью чувств мог бы соперничать с самым образованным человеком. Миша краснеет и пытается улыбаться милиционеру, и я чувствую, как ему неудобно за грубые шутки. Душа у него детская и чистая.

Сегодня у Миши сплошные искушения. После милиционера к киоску на дорогой иномарке приехал холёный мужчина. Купил, долго выбирая, пирожок с рыбой и кофе. А потом подошёл к сидящему за столом Мише и, присаживаясь, бросил ему: «Пшёл вон отсюда! Развелись тут, бомжи несчастные!»

Миша покраснел и встал. Бросил взгляд в мою сторону и кротко отошёл от киоска. Сел на бордюр рядом с колонкой. Сидит. Голову опустил.

Мужчина из иномарки подходит ко мне второй раз: «Налейте, пожалуйста, ещё кофе».

Я глубоко вздыхаю. Мысленно прощаюсь с полюбившимся мне послушанием и отвечаю: «Простите, но я не могу налить вам кофе, пока вы не извинитесь перед моим братом, которого вы только что обидели».

Мужчина поражён:

Перед вашим братом?!

Да, Миша - мой брат. И ваш брат. Он очень расстроен. Утешьте его.

Я смотрю в глаза мужчине. Добавляю мягкости в голосе:

Пожалуйста!

Выражение лица мужчины меняется. Как будто встретившись взглядом со мной, он понимает меня и чувствует мою нежность к Мише.

Мужчина идёт к Мише, что-то говорит ему, хлопает по плечу. Они возвращаются вместе, и Мишу даже угощают кофе, хотя он деликатно отказывается. Мир восстановлен.

Мужчина садится в иномарку, вид у него весёлый. Он машет нам рукой и кричит: «Привет Оптиной!»

Мишин день кончается благополучно.

Кому-то Бог даёт ум, кому-то богатство, кому-то красоту. А Мише - кроткий нрав и доброе сердце.

У киоска снуют Божьи пташки. Те самые, которые не сеют и не пашут. А Господь их кормит. Всем посылает милосердный Господь на потребу. По словам псалмопевца Давида, Господь, «насытишася сынов, и оставиша останки младенцем своим!» И крох этих хватит рабу Божьему Мише…

Настоящий свидетель

А вот истории про отца Бориса и иеговистов. Одно время небольшой городок, где служил в храме Всех Святых отец Борис, стали одолевать свидетели Иеговы и заезжие миссионеры.

Идёт как-то батюшка в храм, а прямо перед ним преградил дорогу прихожанке его храма говорливый молодой человек. С журналом в руках - «Сторожевая башня» называется. А журнал этот свидетели Иеговы издают. Старушка уж его и так и этак обойти пытается, а он ей дорогу преграждает и быстро-быстро говорит что-то.

Подошёл к ним отец Борис и говорит:

Будьте добры, пропустите бабушку!

Смерил его взглядом молодой человек, оглядел рясу священническую и дерзко выпалил:

А кто вы такой будете, чтобы мне указывать?!

Отец Борис, недолго думая, отвечает:

Я-то? Я свидетель Иеговы!

Растерялся молодой человек:

Как это вы - свидетель Иеговы?! А я-то тогда кто такой буду?!

Вы - лжесвидетель! А я настоящий свидетель Иеговы!

Отче наш

В другой раз на пути отцу Борису ещё один свидетель Иеговы встретился. И опять с его прихожанкой разговаривает. Перед носом у неё журналом «Сторожевая башня» размахивает. Возмущается чем-то. Подошёл отец Борис поближе, прислушался. А свидетель его увидел и ещё громче начал возмущаться:

А зачем это вы, православные, крестики носите?! А почему вы Бога Отцом называете?!

Как же нам Господа Бога называть, если не Отцом?

Бога можно называть только Иегова!

Отец Борис у него тогда и спрашивает:

Почему же Господь дал молитву «Отче наш», а не «Иегова наш»?

Молодой человек замолчал. Перестал размахивать журналом. Подумал и говорит:

Ну, наверное, потому что Отче наш и Иегова наш - одно и то же…

Ну, раз одно и то же, чего тогда вы к бабушкам пристаёте?!

«Думаю, что да»

Как-то отец Борис пришёл домой из храма и вдруг в дверь постучали. Батюшка как был в облачении, так к двери и подошёл. Открывает - а там свидетель Иеговы. Не ожидал, видимо, свидетель увидеть православного священника, растерялся и задаёт ему заранее заготовленный вопрос:

А вот вы - в Бога верите?

Батюшка улыбнулся. Отвечает:

Думаю, что да!

Свидетель так и взвился от радости:

Думаете?! Ах, вы думаете! Да если бы вы действительно в Бога верили, вы бы не говорили так!

Батюшка у него спрашивает:

Скажите, а апостол Павел, по-вашему, как - имел Святого Духа?

Свидетель даже рассердился:

Конечно, имел, он был апостол!

Так он же говорил про себя: «Думаю, что и я имею Духа»…

Развернулся свидетель Иеговы и ушёл от батюшки. Так вот они и поговорили…

Диалог со свидетелями Иеговы

Местное кабельное телевидение выделило двадцать минут в неделю для православной передачи. Передачу стал вести отец Борис, и назвали её «В духе истины».

Всё бы ничего, только как-то просит директор телестудии Гинзбург зайти батюшку к себе в кабинет. Заходит отец Борис в кабинет, а директор ему и говорит:

Приходили иеговисты. Жалуются, что православным мы эфир предоставляем, а им нет. А у нас больше двадцати минут в неделю не получится на передачу тратить. Что делать, батюшка?

Подумал отец Борис и говорит:

Так пускай они на передачу приходят, пообщаемся!

И вот наступило время очередной передачи. Пришёл отец Борис в студию, а там уже два свидетеля Иеговы сидят. Одеты в чёрные костюмы. Вид строгий, воинственный, готовы к обличению православного священника. Только камеру включили, как один вскочил и начал батюшке выговаривать:

Почему это у вас прихожане, когда благословение берут, руку целуют? Где это в Библии сказано - руки целовать?! Если вы мне это место укажете, я сам вам руку поцелую!

Отец Борис ему и отвечает:

Хорошо, я разрешу вам поцеловать руку, если вы укажете мне место в Библии, где сказано, что вы должны носить брюки.

Замолчал свидетель. Сел на стул. Тогда другой вскакивает:

Мы живём исключительно по Библии, а вот вы вечно толкуете о Священном Писании и Предании. А мы в предания не верим! Их люди передавали, а люди могут ошибаться!

Отец Борис достал Библию и отвечает:

Найдите мне изречение в Библии, где бы говорилось, что можно верить только Библии. Не можете? А я вот вам могу найти много мест в Библии, где заповедано верить пророкам и учителям и тому, что говорили когда-то пророки…

Смотрят свидетели, а у батюшки закладочки такие красивые лежат в Библии. Тогда они оба встали и молча ушли из телестудии. Так и не получилось у отца Бориса диалога со свидетелями Иеговы…

Про Сашу и его сокровища

Саша замёрз. Рабочий день закончился, и мы можем спокойно выпить чаю. Наливаю Саше полную кружку горячего чая, он пьёт небольшими глотками и рассказывает о себе.

Раньше Саша работал мотористом на корабле. Несмотря на свою молодость, успел побывать в 24 странах мира. Саша любил весёлые и шумные компании. Мог много «принять на грудь». С одним выпьет, тот уснёт, а Саша к другому другу отправится - ему хочется общаться. Много было у него приятелей, многих он угощал. Хорошо зарабатывал, но так же быстро тратил.

И вот как-то перестал он видеть в этой весёлой жизни смысл. Чего-то Саше стало не хватать. Плачет душа, ищет чего-то, а чего - сама не знает.

Один раз Саша ушёл из пьяной компании, потому что на душе стало очень плохо. И так бессмысленно всё показалось, что он отправился в храм. Приходит пьяный Саша в пустой храм, подходит к свечной лавке и начинает требовать священника:

А где у вас тут поп - толоконный лоб?

Не поп, а батюшка.

Хорошо, мать, батюшка так батюшка. Подай мне сюда батюшку! Плохо мне, мать, очень плохо. Помоги.

В свечной лавке оказалась по-настоящему верующая женщина. Она не вызвала милицию, а строго сказала Саше:

Батюшки сейчас нет. Служба давно закончилась. Вот тебе молитва Ангелу-хранителю. Это он тебя от пьяной компании оторвал и сюда привёл. Вставай вот сюда к иконам и читай вслух молитву!

И Саша не стал спорить. Он сам не знает, как и почему, но беспрекословно опустился перед иконами на колени. Стоит и пытается читать молитву. А буквы разбегаются. Никак прочитать не может.

Матушка, почитай мне!

Сестра из свечной лавки опустилась рядом с ним на колени, стала громко молиться. И заплакала. Так она молилась сквозь слёзы. А Саша плакал вместе с ней. Он слушал, плакал и шептал: «Господи, ведь Ты же есть! Помоги мне! Ангел мой хранитель, помоги мне!»

Когда они встали с колен, Саша почувствовал себя почти трезвым. Он вернулся домой.

И с этого дня всё в его жизни пошло по-другому. Исчезли пьяные компании. Саша поступил учиться в институт и поменял работу. Женился на верующей девушке. У них родился сыночек Ярослав. «Хорошее имя - Ярослав, - говорит Саша. - Когда маленький, можно звать Ярик или Ясик». У Ясика режутся первые зубки, и Саша каждый день звонит домой.

Он приехал в Оптину на девять дней. Ездит сюда уже семь лет подряд. Исповедуется, причащается, ходит на все службы и акафисты.

Саша оглядывается вокруг и бережно достаёт свои святыньки. Показывает их мне - это молитва-книжечка Ангелу-хранителю, старенькая, любовно обёрнутая в пакетик. Та самая, первая молитва, которую дала ему сестра из свечной лавки. Затем Саша показывает бумажную иконку святого Амвросия Оптинского, которую он приобрёл в свой первый приезд в Оптину, - она потёрта на сгибах, но также любовно обёрнута в полиэтиленовый пакетик. Эти иконочки Саша каждый раз прикладывает к мощам и хранит их в особом отделе бумажника.

Он бережно кладёт их обратно, при этом небрежно отодвигает крупные денежные купюры.

Я эти иконочки всегда ношу с собой. Вот видишь, по карману будто невзначай похлопаю - здесь, со мной мои святыньки. Знаешь, деньги не боюсь потерять. Деньги что, их можно снова заработать. А вот иконочки - это да! Это мои сокровища!

Да, Сашенька! Где сокровища ваши, там и сердце ваше будет. Помоги тебе Господи!

С Сашей мы переписываемся по электронной почте. Вернувшись домой, он первым делом окрестил сыночка. Кто знает, возможно, в следующий раз я встречу в Оптиной всю его семью?

О паломнице Анне и странной матушке

Утром иду на послушание и вижу у киоска свою давнюю знакомую - Анну. С ней мы когда-то познакомились в паломнической поездке в Псково-Печерский монастырь, подружились. И вот Аня приехала в Оптину. Зная, что я здесь, сразу же отправилась меня искать. А перед поисками вот решила попить чайку в монастырском киоске.

Аня обнимает меня и плачет.

Что случилось, сестрёнка, милая?

Наливаю Ане чай. Усаживаю за столик. Сегодня понедельник. Паломников-покупателей с утра нет, и я могу выслушать Анин печальный рассказ.

«На православной выставке в Москве познакомилась я с монахиней, матушкой Е., обещающей помощь тем, кто попадёт на встречу с ней и удостоится её молитв. На выставке она принимала людей, так как имела дар прозорливости. Очередь мы заняли утром и попали к ней только в 6 вечера. Узнав, что я преподаю английский, матушка пригласила меня в монастырь в Калининград. Почему её заинтересовал именно английский язык, я не сразу поняла. Но при первой же возможности собрала вещи и поехала, поскольку серьёзно болею, а в той обители есть уникальный и необыкновенно целительный источник, называемый Иорданским.

Повезла туда с собой большой пакет записок с просьбами о молитвенной помощи и имена больных из онкологического центра. Матушка Е., по её словам, молится келейно за каждого по индивидуальной просьбе и обещает звонить по телефону, наставлять, что делать в каждом конкретном случае. Приехав в монастырь, я сразу попала в разряд “любимчиков”, и матушка сама повезла меня в скит. По дороге мы останавливались по делам - на подворье и так далее. По обстановке я стала понимать, что духовности здесь не ищут и основная задача - бизнес. Раскрылась и загадка с английским языком: сюда много иностранцев приезжает, которые могут стать спонсорами, и с ними нужно общаться.

Когда приехали в скит - я подумала, что попала в Кремлёвский Дворец, так всё красиво! Говорили мы много - матушка рассказывала, что ни архимандрит, ни Святейший Патриарх не “понимают” её дара старчества и поэтому послали в затвор. Вот так общались с ней и ели много деликатесов. Весь день. Вечером в скиту после ужина матушка благословила причаститься, несмотря на объедение.

Потом матушка рассказывала о своих дарах. О том, как монах на Новом Афоне возносился в воздух, а потом просил у неё благословения, как у святой. Как другой монах прожил в дупле 15 лет и просил, чтобы она его исповедала, благоговея перед её даром. Вспомнила, как однажды священник при исповеди матушки встал на колени и тоже просил, чтобы ОНА его исповедала.

Всё это поведала матушка со слезами на глазах. Потом мы мирно пили чай с бутербродами с сыром и желированными фруктами, ели деликатесы в немереных количествах. Окончательно меня добил тот факт, что позже на ночную сестринскую молитву, на которую меня привела одна монахиня, сама матушка не явилась - она уже отдыхала.

В домовом храме я случайно заметила стопку из тысяч записок (тех самых, келейных), которые, как оказалось, даже не матушка, как обещалось на выставке, а простые монахини, а может, такие же паломницы, как я, ИНОГДА читают. Мне стало плохо. Я сама привезла такие же записки от людей из онкологического центра, считающих ЧАСЫ!!! до операции и мучающихся от боли и метастазов. Эти записки для них были последней надеждой. Мне очень больно».

Вот такой рассказ я услышала. Утешаю Аню, отправляю в гостиницу. И недоумеваю об одном: каким образом подобные матушки, которым предписано быть в затворе, участвуют в православных выставках?

Об исполнении желаний

А вот совсем другая история, рассказанная посетительницей моего киоска паломницей Наташей:

«Я должна была ехать в Оптину с моей подругой Настей, но в последний момент, когда уже покупала билеты, её отец не отпустил, и я даже поплакала немного по этому поводу. А потом, уже в автобусе на Козельск, познакомились с соседкой. Выяснилось, что она тоже в Оптину едет и зовут её Настя! Словно бы Господь ободрил меня: одна я не останусь.

Когда приехали, нас поселили в гостинице, в комнате на первом этаже, где стоит огромная четырёхъярусная кровать. Первые три дня мне приходилось туговато - не могу рано просыпаться; если встаю в 5-6 утра, меня начинает тошнить и я прямо-таки болею, видимо из-за низкого давления. А там же в 5 утра свет включают, всех будят, - ну, вы знаете…

И вот, Господь Многомилостивый призрел на мои немощи. Правда, через искушение: на четвёртый день приходим мы с послушания, а постелей наших нет, кровати голые стоят, даже без матрасов - всё увезли в Козельск на дезинфекцию, так как у одной паломницы-странницы обнаружилась чесотка. И нас перевели в вагончик. Так классно! Одеяла новые, цветом похожие на лесной мох (мой любимый цвет), купешки маленькие, такие отдельные келейки, и никто в 5 утра не будит...

Дальше больше. Перед вечерней трапезой сидим с соседкой по купе Татьяной, она говорит: “Слушай, так шоколада хочется, просто помираю, да где ж его купить? Вокруг-то леса, до ближайшего магазина неизвестно сколько идти и куда”. Приходим на трапезу, а там стоят на столах ладейки-братины голубенькие, а в них тёртый молочный шоколад и ложки вокруг разложены. Татьяна просто рот разинула. “Откуда?” - спрашивает у Сергия-трапезника, а он ей: “Благотворители пожертвовали несколько мешков”.

Через несколько дней Танюша таким же образом пожелала мармелада. Приходим мы на трапезу, а в братинах-ладейках лежат на столах россыпи дынно-апельсинового мармелада! Как же Господь нас всех любит! Как слышит такие мелочи! Держит нас в Своей ладони.

И так всё время, словно Кто-то невидимый заботился… Надо было мне из Оптиной съездить домой. Села на междугородний автобус. Грустно так с обителью расставаться. Едем, автобус полон, и так получилось, что только рядом со мной оказалось свободное место - сосед по креслу опоздал на посадку. Проезжаем через Москву. Подумала: вот сейчас подберут пассажира мне в соседство - какого-нибудь пьяницу или сквернослова. Я ведь от мирских, нецерковных людей отвыкла в Оптиной. Сижу так, переживаю. И точно: автобус тормозит, входит мужчина, усаживается рядом. И, как думаете, кто это был?

Москва - город огромный, в автобус всякий может сесть. Но словно в утешение от расставания с Оптиной Господь послал мне в попутчики дьякона из нашего Ставропольского Александро-Невского храма. Причём домой он возвращался из Оптинского подворья в Москве! Дивны дела Твои, Господи!»

Про Гену, счастливого человека

Гена - высокий бородатый трудник в Оптиной. Его послушание заключается в том, чтобы привозить пирожки и хлеб в монастырский киоск, увозить пустые ящики, расставлять столы и стулья. Приходится Гене и дрова колоть, и воду таскать. Работы хватает. Но Гена неизменно добродушен и весел. Он всегда улыбается.

Ген, ты устал?

Я-то? Слушай-ка: приходит отец домой, смотрит, а сын сидя дрова колет. «Сынок, а чего это ты их сидя-то колешь?» - «Да я, батя, пробовал лёжа, да хуже получается!»

И Гена смеётся счастливым смехом.

Гена очень добрый. Его невозможно обидеть. Он просто не обидится, потому что кроткий человек.

Особых успехов и достижений в жизни Гены не было. Алкоголик-отец бросил семью. Мама много работала и мало интересовалась жизнью сына. Её сил хватало только на то, чтобы их маленькая семья выжила, не умерла с голоду.

Гена рано начал пить. А когда мама умерла и Гена остался совсем один, он стал горьким пьяницей.

Работал Гена дворником. На работе его ценили, потому что работал он хорошо, на совесть. По своей доброте и кротости никогда не отказывался от дополнительной работы, ни с кем не ругался.

Гена, как же ты умудрялся работать, если сильно пил?

Дак как? Я ж напивался к вечеру. А с утра-то похмелюсь да и работаю весь день весёлый. Чего люди попросят - я и сделаю. Просят - дак как откажешь-то? Идёт народец по моей улочке - а у меня всё чисто!

Пути Господни неисповедимы. Как знать, что было бы с Геной дальше, не сведи его судьба с квартирными мошенниками. Сам Гена уверен, что «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Да это ж благодетели мои! Кабы не они, так я бы где был?! Знаешь? В земле бы давно лежал! А так я здесь, в Оптиной!

Мошенники позарились на квартиру Гены, а квартира ему по наследству двухкомнатная досталась, в центре Москвы. Обмануть пьющего дворника было для бандитов делом нехитрым. Хорошо, что жив остался!

И вот пришлось Гене заключить под угрозами фиктивный брак. А когда фиктивная жена вошла в квартиру вместе со своим настоящим мужем, Гена мгновенно оказался в сумасшедшем доме.

Это же просто фильм ужасов какой-то, Ген!

Да не, в сумасшедшем доме ничего, нормально было. Меня лечащий врач любил, лекарствами особо не пичкал. А то бы я мог оттуда овощем выйти. Знаешь, это, вообще-то, страшное дело! Кладут нормального человека, а потом сделают пару уколов - и всё. Был один, я с ним в шахматы играл. Умнейший мужик! Не угодил он сильно какому-то начальству. Я про это и дознаваться не стал. Меньше знаешь - крепче спишь. Полечили его немножко - вроде и есть человек, и нет человека: пузыри пускает и под себя ходит. Стал как овощ - понимаешь?

Там в церковь отпускали, и стал я чего-то в церковь ходить. Постоишь - и на душе полегче. Двор я им в больнице убирал. Но чего-то тосковать начал. Родственников нет, никто обо мне не переживает, не заботится. Никому, думаю, ты, Ген, не нужен, ни одной живой душе. И квартиры у тебя нет теперь. Там теперь чужая женщина с мужем живёт. Сидят на твоей родной кухне, в окошко на твою любимую сирень смотрят. Матушкин портрет выкинули, конечно, на помойку. И твои модели самолётов, которые ты в детстве мастерил, тоже. А ты их берёг. Лётчиком когда-то мечтал стать. А какой ты лётчик?! Дворник ты, Гена, и пьяница!

И пёсика твоего, Гриньку, наверное, усыпили. (А пёсик у меня умнейший был, я тебе скажу! Я, бывало, сам не поем, а Гринька у меня всегда сыт и доволен.) А зачем им мой пёсик? Он, как я, беспородный!

И улицу твою родную какой-то другой дворник обихаживает.

Начал я, стало быть, тосковать. Вот, думаю, жил ты, Гена, как дурак, и умрёшь ты в дурдоме.

А тут ещё и приболел я, воспаление лёгких началось. Температура 40 градусов. И вот вкололи мне какое-то лекарство новое, импортное, и я потерял сознание. Потом рассказали, что была у меня остановка сердца. Смерть клиническая. И попал я в другой мир.

А как там, Ген, в другом мире?

Ну, как? Это нельзя объяснить. Вот наш мир - объёмный. А там - нет. Про тот мир рассказывать - это как слепому объяснять, какого цвета небо. Или дерево. Только когда назад возвращаешься, всё, что здесь, - не так важно. Одна мысль - осталось ли время на покаяние?

Стал я поправляться - и снится мне сон. Иду это я по дорожке, вокруг - здания деревянные, ангелочек с трубой на часовенке, впереди храм. И чувствую, что так мне хорошо во сне-то, что понимаю я - здесь моё место. Вдруг упал. Встаю, отряхиваюсь и в храм захожу. Тут и проснулся.

Стал на ноги вставать и в церковь отпросился. Прихожу, а там праздник Пресвятой Богородицы.

Стою на службе. Вдруг подходит ко мне монахиня и говорит: «Что, сынок, плохо тебе? В Оптину поезжай! Туда твой путь!» Оглянулся - нет её. Ну, думаю, вот, Гена, и галлюцинации начались. Недаром в дурдоме лежишь.

Но про Оптину запомнил. Хотя и не знал тогда, что это за Оптина такая.

Выписали меня из больницы. Врач мой, хороший мужик, тихонько мне говорит: «Домой не ходи. Если, конечно, не хочешь снова к нам попасть. Или куда подальше. На вечный покой, например». Я и поехал в Оптину.

Приезжаю и вижу - вокруг здания деревянные, вот и часовенка, а на ней ангелочек с трубой. Впереди храм. Всё как во сне.

Ну, думаю, надо идти поосторожней, сейчас упасть должен, как во сне. Пошёл медленней, а там лёд снегом припорошен, я поскользнулся - и бац! Упал! Лежу себе. А упал мягко, не больно. Думаю: ну надо же! Встаю и иду к храму.

Вот так я в Оптиной и остался. Вот, живу уже два года. Бог даст, хотел бы жить тут до конца жизни. Чтобы тут и умереть.

А недавно меня брат, с которым на одном послушании работаем, подозвал: «Смотри, говорит, Ген, чудо какое! На такой роскошной машине муж с женой приехали, сами одеты с иголочки, богатые, видать! Час вокруг монастырских стен ходят, а войти не могут! Как будто их невидимая сила не впускает! Смотри, смотри - щас уедут!»

Я посмотрел - «моя» жена с мужем со своим! Сели в машину - злющие! И отбыли восвояси. Ну, думаю, наверное, помолиться надо за них. Это благодаря им я в Оптиной-то оказался!

Рассказ Гены прерывает крик трудника Вити:

Ген! Иди подсоби! Помощь твоя нужна!

Мне жалко Гену. Он сегодня много работал, и видно, как сильно он устал.

Ген, это не твоё послушание, передохни!

Просят - дак как откажешь-то? Пойду уж я… Давай, с Богом, до завтра!

Почти детективная история о щенках и конце света

Многое можно увидеть и услышать у монастырского киоска. Трогательное и комичное, грустное и весёлое…

Вот ребятишки - дети кого-то из паломников - принимают трогательное участие в судьбе собаки и её щенков. С утра в большой коробке щенков выносят и предлагают желающим. «Подарок из Оптиной!»

Мамаша сидит рядом. Это большая беспородная белая собака. Взгляд умный, заботливый и грустный. От коробки не отходит, даже будучи голодной: переживает о своих детишках. Когда её кормят, еду берёт очень деликатно, внимательно смотрит на благодетеля.

Щенки толстые и забавные, многие паломники останавливаются и любуются ими. Но брать домой не решаются: кто знает, какой величины и вида вырастут собаки из этих забавных щенков?

Один паломник веселит всех байкой про то, как мужик с медведем на ошейнике по рынку ходил. А когда у него спрашивали, кого он ищет, мужик сурово отвечал: «Да вот, ищу продавца, который мне год назад хомячка всучил недорого. Хочу познакомить его с подросшим хомячком!» Все смеются и с опаской смотрят на пузатых щенков.

Мне тоже приходится принять участие в их судьбе. Ребятишки прибегают за большой коробкой. Приходится перекладывать товар и жертвовать коробкой.

Немного погодя:

Налейте нам в миску тёплой воды!

Недоумеваю: рядом колонка, из неё воды можно набрать сколько угодно.

Но там вода холодная! Щенки могут простудиться! Налейте нам, пожалуйста, тёплой кипячёной воды для наших щенков!

Забегаю в келью после обеда, чтобы взять старый шарф для щенков - на улице похолодало.

В общей келье новая паломница. Одета в чёрное. Требует называть себя матушкой. Вид строгий, устрашающий, речи такие же.

Смотрите! Везде признаки антихриста! Крест попирают!

Мне в нос тычут тапки, на подошве которых - узоры в виде ромбиков.

Сёстры, но это не кресты, это просто ромбики! - говорю я успокаивающим голосом.

Взрыв негодования. Матушка возвышает голос:

Наивная! Вот таких антихрист и обольстит в первую очередь! Нужна бдительность! Покажите, покажите ей, как крест попирается!

Где-то я это уже слышала… А, да, у Гоголя в «Вие»: «Поднимите, поднимите мне веки!» Мне становится жутковато. Что же они мне покажут?

Мне торжественно подносят под нос женское гигиеническое средство, материал на котором в целях лучшей гигроскопичности сделан в виде ромбиков.

Вот, смотри, смотри, как оскверняют распятие!

Сёстры, здесь нет распятия. Это геометрический узор из ромбиков!

Теперь отношение ко мне меняется. Матушка в чёрном смотрит подозрительно:

А ты кто такая вообще? Да ты православная ли?

Маленькая старушка выскакивает и ехидно докладывает: «А я видела, как она щенков кормит!»

Матушка в гневе:

Соба-аки! В свято-ом месте! Оскверняют обитель! Вот из-за таких, как ты, и приближается конец света!

Но народ уже потихоньку расходится, испуганный её напором.

Скорее беру шарф и ухожу.

Вечером заступаюсь за молоденькую паломницу. Она за столом газету читала, «Аргументы и факты». Эту газету я тоже читала. Купила её из-за речи Святейшего Патриарха Кирилла, напечатанной во всю третью страницу.

Матушка в чёрном неистовствует:

Вы своими газетами мирскими, мерзкими, стол осквернили! Как мы теперь трапезничать будем?

Когда я заступаюсь за испуганную этим криком девушку, матушка окончательно теряет ко мне доверие. Взгляд убийственный. Я понимаю, что теперь я её враг.

На следующий день, как обычно, несу послушание в киоске. Сегодня день будний, в обители пустынно. Выхожу протереть столы, пока покупателей нет.

Вдруг - дружный рёв. Ко мне знакомые ребятишки подбегают: лица перепуганные, взгляд дикий, заикаются. Кое-как добиваюсь от них: пришла тётка в чёрном с дядькой в телогрейке, собаку на верёвке дядька утащил, а щенков эта тётка в лес понесла. Во-он она пошла! Ребята показывают в сторону реки.

Неужели топить? Мне становится страшно. Оглядываюсь вокруг. Никого из взрослых не видно.

Ничего не бойтесь. Ничего страшного со щенками не случится. Найдите кого-нибудь из взрослых, какого-нибудь доброго мужчину. И идите за нами. Только одни не ходите! Всё поняли?!

Закрываю киоск на ключ и бросаюсь за скрывающейся из виду матушкой в чёрном. Мне жутко. Матушка явно не в себе. Конечно, она уже в годах, старушка, можно сказать. Но, с другой стороны, она меня ростом выше и тяжелее килограммов на двадцать. Догоняю её в роще.

В голову приходят ужасные картины: вот я разделяю участь щенков и тону в стремительной Жиздре. Смешно становится. Матушка, конечно, не в себе, но ведь не станет же она меня топить!

Матушка действительно не стала меня топить. Она просто врезала мне как профессиональный боксёр-тяжеловес. И я впечаталась в берёзу. Вот это удар! Кличко отдыхает! Тихонько сползаю по берёзке и оказываюсь сидящей на траве.

Во взрослом возрасте вроде бы я ни с кем в рукопашную не вступала. От шока не пытаюсь встать. Молча сижу и наблюдаю, как матушка кричит и размахивает руками перед моим носом.

Вот эта страсть матушки в чёрном к публичным выступлениям и помешала её блестяще задуманной операции по топлению щенков и отодвиганию конца света.

К нам подбегают ребятишки. А с ними… отец Н. Ну конечно, умные мои детишки! Самый добрый дяденька - священник. Дальнейшее происходит как в тумане. Матушка в чёрном неистовствует, почти прыгает. А отец Н. спокойно осеняет её несколько раз крестом.

И она сдувается, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. И куда-то пропадает. Отец Н. подходит ко мне и помогает подняться.

Как голова, не кружится? Стоять-то можешь?

Батюшка, это просто какой-то иронический детектив. Бабулька отправила меня в полный нокаут. Но сила у неё какая-то нечеловеческая.

Да, вот в этом ты права. Сила нечеловеческая. Ну ничего, не бойся, больше ты с ней не встретишься. Давай-ка пойдём потихоньку.

Ребятишки, радостные, убегают вперёд вместе с коробкой и щенками.

А я отчего-то начинаю плакать. И, почти заикаясь, сквозь слёзы, рассказываю отцу Н. про газету, и про ромбики, и про конец света. Отец Н. успокаивает меня:

Ну ничего-ничего. Конец света, говоришь? Ничего-о, Господь милостив, поживё-ом ещё. Успокойся, тише-тише. Всё хорошо. Смотри - солнышко выглянуло. Весь мир Божий осветило. И травку, и людей, и пёсиков. Все Божии создания. Блажен, кто милует скоты. Иди с Богом, послушайся. День-то только начинается…

Когда вечером я вернулась в келью, даже вещей матушки в чёрном не было видно. А на её койке сидела розовощёкая улыбчивая паломница с Украины.

Про Тасю, которая громко храпела по ночам и мешала спать соседям по келье

Тася пришла к моему киоску попить чаю с пирожками. Я и не знала тогда, что зовут её Тасей. Увидев её, хотелось воскликнуть: «Да, есть женщины в русских селеньях!»

Я наливала ей чай и вспоминала поэта:

Идёт эта баба к обедне пред всею семьёй впереди,
Сидит, как на стуле, двухлетний ребёнок у ней на груди.

Глядя на Тасю, поэту веришь. Стать у неё богатырская. Конь на скаку сам остановится. А глаза - голубые как небо. И добрые. Волосы светлые, коса русая. Внешность запоминается.

А вечером я увидела Тасю в нашей келье. Деловито распаковав свои увесистые котомки, она накормила нас помидорами и огурцами. Басом Тася призывала всех поучаствовать в трапезе:

Хлебушко мяконький, свеженький! Помидорку с огурчиком! Сольцой их, сольцой посыпьте! Вкуснятина!

И всё было хорошо, пока не наступила ночь. Ночью спокойно спала, похоже, одна Тася. Остальные спали урывками. Потому что от храпа Таси колыхались шторы на окнах. Такого храпа я ещё не слыхивала. Может быть, так храпел какой-нибудь былинный богатырь. Да и то после тяжёлого боя с супостатами и ковша медовухи.

Проснувшись, жизнерадостная Тася желала всем «доброго утречка». Наверное, недоумевала, почему остальные были сонными и не такими жизнерадостными.

После выходных толпа паломников съехала и в келье остались старожилы: мы с Лидой и Тася. У Лиды послушание в братской трапезной, считается такое послушание трудным и ответственным. Как и моё - в монастырском киоске.

А Тасю, как новичка, отправили послушаться на огород, на прополку.

Так мы прожили вместе три дня. И протерпели три ночи. На четвёртый день Лида сказала мне:

Я больше не могу. Я полночи не спала сегодня. С этим нужно что-то делать. Я уже сплю с берушами, но от такого храпа никакие беруши не помогают. Это всё равно что пытаться спать рядом с проходящим поездом. Причём совсем рядом. Между рельсами.

Лид, ну что тут сделаешь? Вот мы с тобой молились вечером: «Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание. Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость». Так?

Ну, так. Молились.

Вот тебе прекрасная возможность воспитания в себе терпения, смирения, кротости и великодушия к сестре.

Оль, ты издеваешься, да? Тут терпение должно быть ангельское. Я что, похожа на ангела?

Заходит Тася. Вид грустный, в богатырской фигуре скорбь. Нам становится стыдно. Тася похожа на большого ребёнка. Её хочется успокоить и приголубить.

Тася, что случилось?

Девочки, вы, наверное, расстроитесь сильно. Так же, как я. Нас с вами разлучают. А я уже с вами так подружилась!

Мы с Лидой переглядываемся. Неужели теперь мы будем спать спокойно?

А Тася продолжает:

Мы живём бесплатно, за послушание. А приезжает большая группа на экскурсию. Вас с Лидой оставляют, а мне сказали в вагончик переходить. Были б денежки, я б заплатила за выходные, чтоб с вами остаться. Но нету денежек. А в вагончике очень душно. Не знаю, как я там спать буду. Сердечко у меня, девочки, болит очень.

Это уже серьёзнее. Я смотрю на Лиду. Лицо у неё мрачно-задумчивое. Она спрашивает:

Тася, а ты не сказала, что у тебя сердце больное?

Нет, девочки! И вы не говорите! Я вот потружусь в Оптиной, может, и здоровье на поправку пойдёт. А уж как мне хорошо с вами-то было! Добрые вы, приветливые! Спаси вас Господи! Сейчас вот схожу на службу и перееду в вагончик.

И Тася уходит. А мы с Лидой молчим. Потом она говорит дрожащим голосом:

Оль! Добрые мы с тобой и приветливые! Слышишь?

Я молчу. У меня щиплет в носу, и мне хочется плакать. Вздыхаю поглубже и говорю:

Лид, у меня заначка есть. На пирожки и на сладенькое.

И у меня есть. Пойдём, по пирожку, что ли, купим?

Мы достаём наши заначки и молча идём в трапезную. Заходим, некоторое время стоим возле румяных пирожков, вдыхаем аромат кофе, любуемся аппетитными бутербродами.

Потом так же молча, не сговариваясь, проходим дальше к стойке дежурных администраторов паломнической гостиницы. Достаём денежку, которой нет у Таси, и платим за неё. Возвращаемся назад как раз к её приходу.

Тася, тебе не нужно переходить в вагончик. Приходила дежурная, тебя оставляют с нами.

Тася радостно смеётся и поочерёдно сжимает нас с Лидой в своих богатырских объятиях.

Девочки мои милые! Я с вами! Ура!

И она басом поёт:

От улыбки станет всем светлей
И слону, и даже ма-а-ленькой улитке!

Тише, Тась, а то нас всех вместе в вагончик отправят!

Мы не можем удержаться и прыскаем, глядя, как Тася пытается изобразить радость «даже ма-а-ленькой улитки».

Этой ночью я сплю крепким сном младенца. Утром понимаю, что ни разу не проснулась от Тасиного храпа. Сажусь на кровати и смотрю на Лиду. Лида сладко потягивается и говорит:

Как же хорошо я спала сегодня! И совсем не слышала Тасиного храпа! Представляешь?!

История про неслучайные случайности

Эта история паломницы Ольги. Ольга давно ездит в Оптину, окормляется у духовного отца - игумена А. Вот о чём она рассказала:

«Перед приездом в Оптину были у меня заботы многотрудные. И вот во время этих забот-испытаний ещё раз убедилась я, что все случайности, происходящие в нашей жизни, неслучайны.

Началась эта история холодным апрельским вечером нынешнего года, когда я спешила домой после работы. Устала, замёрзла. Погода холодная, сырая, слякоть. Сейчас, думаю, под горячий душ, а потом чайку ароматного, книгу, тёплый плед - и в любимое мягкое кресло.

И вдруг вижу - у соседнего дома мужчина на костылях стоит. Ноги, видимо, обморожены. Вид у него совсем больной. Одет как бомж. Запах от него за версту дурной. Покачивается. Еле стоит на самом ветру.

Ну, думаю, стоишь и стой себе. Мало мне своих забот! Пошла к подъезду, оглядываюсь - стоит, покачивается, того и гляди упадёт. Стыдно мне стало.

Понимаешь... Когда в храме проповедь слушаешь о том, кто мой ближний, - помнишь такую из Евангелия? Как мимо избитого и израненного разбойниками человека люди проходили и никто не останавливался. Все шли дальше по своим делам, как будто это их не касалось. И только один самарянин сжалился, перевязал ему раны и позаботился о нём. Вспомнила?

Так вот, когда читаешь Евангелие или проповедь слушаешь, возмущаешься: ну какие бесчувственные люди, как они могли мимо пройти, не помочь в беде человеку?

Вот, думаешь, я бы ни за что мимо не прошёл! А потом проходишь и даже не замечаешь этого! Потому что израненный человек из Евангелия никак не связывается у тебя с бомжем, от которого дурно пахнет. Понимаешь?

Что с вами? Может, вам помощь нужна?

А он посмотрел на меня и вдруг всхлипнул, как ребёнок:

Вы первая, кто остановился. Все мимо проходят. А я больше не могу стоять. Думаю, ну и ладно, упаду, значит, лежать буду. Замёрзну, значит, отмучаюсь. Не могу больше так жить, жизнь моя хуже собачьей.

Поняла я, что это надолго. Но делать нечего. Назвался груздем - полезай в кузов. Первым делом усадила я его на скамейку и спросила, где он живёт.

А он уже так замёрз, что губы не шевелятся. Показывает пальцем вверх. Ну, пошли мы с ним кое-как по подъезду, вверх по лестнице. Опирается он на меня полностью почти, а я только нос отворачиваю.

Думаю, вот «везёт-то» тебе, Оля, точно, пятый этаж! Оказалось, не этаж, а чердак! Так, думаю, в нашей жизни всегда есть место приключениям! Их даже искать не надо. Они находят нас сами. Привет самарянину!

Теперь меня надо будет подвергнуть полной санобработке. Иначе с работы завтра выгонят.

Поднялись кое-как. На чердаке у него куча тряпок - постель не постель, гнездо не гнездо. В общем, ужас тихий! И говорит он:

Я третий день не ел ничего.

Сбегала я в магазин, принесла еды, домой забежала, чаю горячего в термос налила. Поднялась на чердак, покормила его, чаем напоила. Смотрю: порозовел немного. А то бледный был, краше в гроб кладут! И рассказал он мне, как на чердаке очутился.

Боря когда-то бросил жену с маленьким сыночком. Ушёл от них к другой женщине, с которой и прожил 20 лет. Про бывшую жену и сына и не вспоминал никогда. Ничем не помогал. С новой сожительницей отношения не оформлял, прописка у него была старая - у жены с сыном.

И вот пришло время, когда прошлое властно вторглось в жизнь Бори. Видимо, настал черёд платить по счетам. Сожительница умерла, а Борю из квартиры выгнали родственники этой женщины, заявившие о своих правах на наследство. Куда деваться Боре? Жить-то где-то надо.

Отправился он по месту прописки. А там взрослый сын ему отвечает: «Я маленький тебе был не нужен. А теперь мне ты не нужен. Иди себе туда, где ты двадцать лет был».

И Боря вернулся в дом, где прожил двадцать лет, устроил себе постель на чердаке. И стал там жить. Скоро он потерял нормальный облик, от него стало дурно пахнуть. Соседи начали выгонять Борю с чердака. Потом он отморозил себе ноги. Увезли его в больницу. А потом он снова на чердак вернулся.

Начал сильно болеть. Несколько раз вызывали соседи ему «скорую», но потом и «скорая» перестала приезжать, потому что у Бори не было прописки. Вот и сегодня вызвали «скорую», но она даже не приехала.

Я позвонила своему духовному отцу, и батюшка благословил меня привезти Борю в приют, который он построил рядом с Оптиной. Но сначала нужно было подлечить Боре ноги в больнице.

Ну, думаю, вот уж проблемы так проблемы! В такси Борю не посадят, может, и в больнице без прописки откажут.

А получилось всё так, как будто ангел нас охранял, все двери перед нами открывал и все препятствия устранял.

Вывела я Борю на улицу, подняла руку, голосую. И первая попавшаяся машина останавливается. И водитель соглашается отвезти нас в больницу.

Едем мы, я смотрю - а у него на панели иконочка дорожная. Обычно на таких иконочках - Спаситель, Божия Матерь и Николай Чудотворец. А у этого водителя - ещё Амвросий Оптинский.

Я и спрашиваю: «Почему у вас иконочка Амвросия Оптинского?» Он даже немного обиделся. А почему бы и нет, говорит, я в Оптину часто езжу, Оптинских старцев почитаю. Окормляюсь там у игумена А. Очень духовный батюшка! А я обрадовалась и говорю: «Да это же мой духовный отец! Вот по его благословению Борю в больницу везу».

Смеётся водитель: «Ну, мы с тобой как в индийских фильмах: брат сестру нашёл! А и правда, мы с тобой - духовные брат и сестра!»

Так что довёз он нас с Борей до больницы и денег не взял. Телефон оставил. Обещал помочь Борю в приют отвезти.

В больнице говорят: «Только с согласия главного врача можно вашего Борю в больницу положить. А к главному врачу на приём записываться нужно заранее!»

Только проговорили, смотрю - шепчут: «Вон, главврач пошёл!» Подбегаю к строгому высокому мужчине в белоснежном халате и быстро выпаливаю: «Нужно в приют Борю отправить, а перед этим в больнице подлечить!»

А врач смотрит на меня внимательно и спрашивает: «Это какой такой приют?»

Приют, - отвечаю, - рядом с Оптиной.

Ну-ка, пойдёмте ко мне в кабинет. Вы не от отца А. будете?

В общем, сплошные «неслучайные» случайности. Главврач, как ты, наверное, уже догадалась, бывал в Оптиной, и не раз. И приходилось ему дело иметь и с игуменом А., и с его приютом.

Так что подлечили Борю и в приют отправили.

Видишь, наш мир и вправду тесен. И как же все мы тесно связаны между собой особой духовной связью!»

Так заканчивает Ольга свой рассказ. Я слушаю эту историю и думаю: «А я бы остановилась или прошла мимо?» И понимаю, что нет у меня уверенности в ответе.

Как близко святые! Как быстро слышат они молитву! Приехала я из Оптиной домой. А у нас с Андреем был очень хороший друг, Михаил. Сколько раз он нас выручал! Такой парень золотой: и умный, и красивый, и добрый! Но вот случилась у него скорбь в жизни, и он запил. Да так запил, что очень быстро почти в бомжа превратился.

Лена с Андреем его пытались остановить, и навещали, и помогали, и уговаривали. Да у него новые друзья появились - собутыльники. И вот Лена встретила его, а он уже совсем дошёл, уже пьёт всякую гадость.

Пошла Лена в храм, только входит, а там икона большая архангела Михаила. Припала Лена к иконе, стала за друга молиться. Со слезами помолилась. Возвращается домой, и идут они с Андреем навестить Мишу. Заходят, а он с собутыльником. Сидят за столом, на столе бутылка спирта «Роял», тогда везде такой спирт продавали. И вот сидят они перед откупоренной бутылкой. И так её повернут, и эдак понюхают, а выпить не получается. Страх какой-то напал:

Не, этот спирт нельзя пить, он палёный...

Да какой палёный, мы с тобой такой сколько раз пили! Мы с тобой даже одеколон пили! И стеклоочиститель пили!

Не, у меня прям сердце чует: эта бутылка палёная!

Так они вокруг неё кругами ходили и выпить не смогли. Три дня Миша не пил, а до этого его трезвым и не видели давно... Потом, правда, собутыльники опять споили.

Лена вздыхает:

Если б я могла за него так каждый день молиться... Ая не смогла... Тяжело это-молиться за кого-то.

Но тогда я испытала на себе, как это -небо близко совсем. И Господь близко... И святые - они совсем рядом, всё слышат...

И вот появился у Лены с Андреем духовный отец. В Москве у них в это время начались тяжёлые испытания, скорби, о них Лена вспоминать не любит. В одном уверена: если бы не послал Господь своевременно духовника, то неизвестно, какой бедой всё могло закончиться... Атак с трудом, но держались. И стали они всё чаше в Оптину наезжать. А потом мечта у них появилась: совсем сюда перебраться. Своей мечтой поделились с духовным отцом.

Пошли они как-то после службы гулять по окрестностям. Идут: красота, тишина, сосны вековые шумят, река Жиздра на солнце играет, птицы поют... Выходят к посёлку, а там домики один другого краше. Стали Лена с Андреем загадывать:

Вот бы хорошо в этом домике нам жить! Да... Лес рядом, река рядом, до Оптиной недалеко. А вот в этом доме - ещё бы лучше!

Выбирали-выбирали себе домик играючи - выбрали. Всем дом хорош! Вот в таком бы жить! Вздохнули-и обратно в Оптину пошли. Приходят, а навстречу отец духовный:

Где вы ходите?! Я тут вам дом нашёл! Поедем смотреть!

И что вы думаете?! Приезжают, а это тот самый дом и есть! И купили они его мгновенно. Люди делились, сколько времени и сил на покупку и оформление документов обычно тратится, а Лена с Андреем за день обернулись! Сами удивляются: как это всё так удачно сложил ось-то?! Стали смотреть в календаре вечером, какой же праздник, кто из святых им так помог? Смотрят, а это праздник преподобного Тихона Калужского. Сам хозяин земли Калужской, видимо, п оходатайствовал...

Вот так и оказались Лена с Андреем в Оптиной. И живут здесь уже около двадцати лет...

Лен, а не жалко с Москвой прощаться было? Вы же коренные москвичи, и квартира трёхкомнатная...

Нет, нисколько не жалко! В Москву мы можем в любой момент поехать. Только Андрюшка шутит: машина у него прямо живая, всё понимает. Как в Москву поедем, а там пробки, суета, толкотня, так автомобиль пыхтит, кряхтит, заводиться не хочет. А уж из Москвы назад в Оптину тут же заведётся и радостно скорость набирает.

Вот такая история...

О чадах и пастырях

Эта история поразила меня не только явным и видимым проявления промысла Божия в жизни людей, но и тем, какую власть, какое знание о чадах даёт Г осподь духовным отцам, пастырям. Как приоткрывает им Свой замысел, позволяет чудесным образом подняться над ковром бытия и в переплетении дней и событий, красок и нитей, маленьких узелков и крупных узлов судьбы разглядеть властную руку Творца. И, уразумев замысел Художника, дать совет духовному чаду, указать правильный путь.

Г лавная героиня этой истории, Ольга, моя тёзка. Она уже немолода, но ещё полна сил. Энергичная, быстрая, трудолюбивая. Успешно трудилась в миру, вырастила сына, выучила, женила и, выйдя на пенсию, уехала в Оптину пустынь, где и трудится на послушании уже несколько лет.

Духовный отец Ольги - известный Оптинский духовник, игумен N. Новоначальные, особенно те из них, кто впервые оказался в Оптиной, поражаются: как опытные Оптинские духовники, особенно первого призыва, те, что приехали сюда в конце восьмидесятых, видят их помыслы, страсти, тайные грехи. Про отца N. шепчутся: «прозорливый».

Но в монастыре слово «прозорливость» не в ходу, о прозорливости здесь упоминают лишь по отношению к старцам Оптинский. А об опытных духовниках говорят: интуиция, пастырская интуиция. И вот Ольга, несколько раз столкнувшись с тем, что её духовный отец, кажется, знает о ней всё, даже о чём она сама ему и не рассказывала, как-то осмелилась спросить у батюшки про эту самую интуицию. Знала, что напрямую спрашивать нельзя, поэтому спросила уклончиво, как, дескать, получается, что вот некоторые чада и хотели бы что-то от духовных отцов скрыть, да не получается. Откуда, дескать, отцы узнают?

Игумен N. ответил: «Господь на сердце кладёт»... И этот ответ, такой краткий, приоткрывает на самом деле тайну духовную: Господь даёт пастырям особую благодать, открывает им многое про духовных чад.

А меня этот ответ поразил тем, что слышала я уже именно эти слова много лет назад. Дело было так. На исповеди в храме исповедалась я знакомому священнику. Был батюшка человеком пожилым и не слишком образованным, и меня, юную выпускницу университета, смущали его какие-то слишком простые слова, какие-то ошибки речевые. Прямо на исповеди батюшка стал что-то говорить мне, что-то советовать. А я слушала его совсем рассеянно и думала про себя: вот я университет окончила, два языка иностранных знаю, а уж книг перечитала сколько! И что может мне батюшка нового сказать, мне - такой умной и взрослой!

И Господь не посрамил Своего пастыря, а посрамил мою юношескую кичливость. Внезапно я насторожилась, а потом уже слушала, раскрыв рот: пожилой и малограмотный батюшка говорил мне такие мудрые слова, которые помню я до сих пор, до сих пор я ношу их в своём сердце. А ещё он назвал мне несколько забытых мною грехов. Видимо, заметив мои округлившиеся глаза, смиренный и кроткий пастырь сказал мне те самые слова:

Деточка, ты не думай про меня ничего. Я самый обычный старый священник. Это не я сам тебе советы даю. Это Г осподь мне на сердце кладёт... А я -только орудие Его, слуга Его недостойный.

История, которую рассказала мне Ольга, как раз об этом: о пастырях и пасомых, и о том, как Г осподь кладёт на сердце отцам об их чадах.

Трудилась Ольга на послушании, как обычно, а в перерыве пришла к духовному отцу на исповедь. Он иногда отправлял её с какими-то поручениями в Москву, давал какие-то координаты, номера телефонов. А тут -ничего не даёт, ничего не поручает, а просто говорит ей:

Поезжай прямо сейчас в Москву.

А зачем, батюшка, я поеду в Москву?

Тебе по дороге позвонят, вот и узнаешь.

Собралась Ольга быстро - и на автобус. Едет, вдруг сотовый звонит-сестра из Глазова:

Оля, маме плохо. Не знаю, успеешь ли ты доехать... Срочно выезжай!

А я уже еду!

Перезвонила отцу духовному:

Батюшка, мне сестра сейчас звонила, вы этот звонок имели в виду?

Да. Приедешь домой -читай маме Псалтирь.

Через сутки приехала Ольга в Глазов, а мама её, Анна, при смерти. Мама была слепая, ослепла давно, в семьдесят первом году. И перед смертью у неё, видимо, открылось духовное зрение, как бывает иногда у умирающих. Она Ольгу с сестрой не видит, а видит умерших родственников, разговариваете ними. И ешё всякие страсти-мордасти видит - когда духовный мир приоткрывается, неподготовленный человек пугается сильно. Вот и она от страха никого от себя не отпускает. Сама не спит, задремлет урывками, и опять не спит, и никому из родных четвёртые сутки спать не даёт.

Ольга Рожнёва

Лальские тайны и другие удивительные истории

Допущено к распространению

Издательским Советом

Русской Православной Церкви

ИС Р17-619-0727

Предисловие

Дорогие читатели!

Многие православные России знают об удивительном «стоянии» девушки Зои из Куйбышева, которая окаменела во время танца с иконой святителя Николая Чудотворца в руках. Но этот случай не был уникальным, подобные ему происходили и в других городах России, просто они не стали так широко известны.

Об одном таком случае рассказывается в увлекательной и душеполезной повести «Лальские тайны»: в Страстную Субботу 1942 года несколько девушек Лальска спешили на танцы, но им преградил дорогу незнакомый старец. Он посоветовал девушкам вместо клуба пойти в храм, на что одна из них, Валентина, ответила задорным смехом и танцем прямо на мостовой. Наутро девушка окаменела, тело её стало как деревянное. Последовавшие за этим события удивительны и чудесны, они укрепляют в вере и предостерегают не чтущих православные святыни.

Повесть основана на реальных событиях и написана по воспоминаниям верующих Лальска.

Прочитав эту книгу, вы также узнаете:

– почему на Литургии никогда не бывает пусто

– что такое семейный крест и в чем его тяжесть

– почему фальшивомонетчик Цыган явился с повинной

– в чем мера жизни

– как лальская комсомолка Валентина стала прозорливой старицей

– что делать, если твой начальник творит дела неправедные, а ты не можешь этому воспрепятствовать

– почему принял монашеский постриг игумен Савватий

– как Архангел Михаил открыл и спас свой монастырь

– об удивительном путешествии в горный греческий монастырь и монастырь на острове Тасос

– как преподобный Иосиф Исихаст сам строил свой храм

– о чудесах святителя Николая Чудотворца

– и многое другое

Книга написана по благословению и с молитвой. Помощи Божией всем её читателям во всех благих начинаниях! Храни Господь!

Ольга Рожнева

Мера жизни

Люди живы настолько, насколько в них живет Бог. Ибо только Бог – жизнь. Есть живые и неживые, что зависит от меры Бога в них, меры жизни, которую они несут в себе. Со страхом говорю тебе: есть неживые люди.

Хотя неискушенным они кажутся такими же живыми! Они же существуют! Разве их нет? – спросишь ты.

Да, но и, когда угасает костер, дым еще долго витает над пепелищем.

Святитель Николай Сербский

Сергей: Мне исполнилось сорок два года, когда я попал в страшную аварию. В больницу поступил в сознании. А потом все забыл: неделя до аварии и неделя после – стерлись начисто. Короткая память пропадает при такой травме. Мне потом рассказали, как после работы мы выпили и поехали в ночной клуб. Я тогда часто пил – любил это состояние легкого и не очень легкого опьянения, когда настроение приподнятое. Любил музыку, рестораны. Много курил. Мне регулярно приходилось вести переговоры с бизнес-партнерами, а после переговоров, известное дело, культурная программа: застолье, сауна…

Так-то жили мы с женой хорошо. Зарабатывал я всегда прилично. Мы с ней увлекались дайвингом, на яхте путешествовали. Дочка росла, все для нее было самое лучшее. Я много ездил по своей стране и по другим странам в командировки. Видел у нас в России много очень умных, образованных людей, которые жили совсем бедно. А мне как-то все само шло в руки. И поэтому, если Лена упрекала меня, что часто пью, я обычно отвечал: «Я вас кормлю – что вам еще нужно?!»

За несколько лет до аварии ездил на юг в командировку. Меня хорошо встретили, мы изрядно выпили после переговоров. И вот ночью меня нашли пьяного у гостиницы с сильно разбитой головой и сломанной голенью. Сложный был перелом, и нога висела на тканях. В возбуждении уголовного дела милиция отказала: было непонятно, что произошло. То ли меня машина сбила, то ли я с лестницы упал и приполз. Страховая компания меня опрашивала, а что я мог сказать? Упал, очнулся, гипс? Это был серьезный знак, предупреждение такое. Но я этого знака совершенно не понял, не внял ему и продолжал вести прежний образ жизни.

И вот, когда мы ехали после работы в ночной клуб, чтобы там продолжить и, так сказать, усугубить, моя машина влетела под фуру. У меня есть фотография, я вам покажу: глядя на разбитую машину, можно только удивляться, как ее водитель смог остаться в живых.

Мне рассказали врачи, как они меня проинформировали:

– У вас разбит череп, сильно пострадало лицо, почти оторван нос, вытекает жидкость. Также сломаны ребра и повреждены легкие.

И я ответил:

– Тогда убейте меня. Я не хочу быть обузой близким.

Лена: В Бога мы верили, как это принято говорить, в душе. Перед аварией как раз окрестили дочку. Пришли в церковь взбудораженные, веселые, а на душе у меня как-то тревожно было. Что-то смущало, беспокоило. Священник благословил выучить молитвы – я выучила «Отче наш». До этого даже и не знала.

Перед аварией вечером поговорила с Сережей по скайпу. Он был в другом городе в офисе по работе. Когда отключилась – думаю: что бы мне почитать вечерком. И вот крутится у меня в голове имя Серафима Саровского. Это было совершенно непонятно и удивительно: человек я нецерковный и совершенно не знала, кто такой Серафим Саровский и как он выглядит.

Вышла в интернет и прочитала о нем. Это было – что-то! Его житие меня просто потрясло! Как гром среди ясного неба! Я заплакала – и решила ему помолиться.

Это было совершенно удивительно, потому что никогда раньше желания помолиться у меня не возникало. Потом прочитала: когда Господь хочет кого-то спасти, внушает людям молиться за этого человека. Тут же в интернете нашла молитвы – и помолилась за мужа, дочь, нашу семью. Как узнала позднее – все совпало во времени: я молилась в первый раз в жизни за своего мужа, когда его машина летела под фуру и жизнь его висела на волоске.

После молитвы уснула. Утром звоню Сергею – а он трубку не берет. Внутри все оборвалось, время остановилось. Звоню его коллеге. Отвечает: он не пришел на работу. Был день рождения нашей дочери, вечером ждали гостей, ее подружек, родственников – а я готовить ничего не могу, все из рук падает. Мама Сережи спрашивает: «Что с тобой?» А я боюсь ей сказать, вдруг он просто где-то лишнее выпил. Отвечаю: «Все в порядке!»

Он не появился и к вечеру – тогда мы с мамой стали его искать. Очень быстро узнали, что Сережа в реанимации, доставлен в тяжелом состоянии. Мы поехали в больницу.

Врач посадила нас вначале, только потом стала говорить:

– До операции он сказал нам: «Мою жену зовут Лена». Значит, Лена – это вы? Вашему мужу сделали трепанацию черепа. Он в коме. Когда выводить будем – пока не знаем. После таких травм непонятно: узнает ли он вас? Сохранит ли интеллект? Сможет ли сам ходить и даже сам есть?

Компаньон по бизнесу немного навязчиво ходил везде за нами, присутствовал при всех разговорах с хирургом, пристально наблюдал… Переживал за бизнес, поскольку многое держалось именно на Сергее. Я за бизнес не переживала – думала только о его жизни. Я его очень люблю.

Меня послали за вещами Сережи. Все было пропитано его кровью. На обручальном кольце тоже кровь. Это было страшно. Наконец нас впустили в палату. Мы его увидели: у него была большая черная голова, разбухшая от отеков – как воздушный шарик. Переломано основание черепа, раздроблены лицевые кости, почти оторван нос. Весь в проводах и трубках, леденящий душу звук аппарата искусственного дыхания… Но он теплый, у него поднималась грудь и билось сердце – мое любимое большое сердце!

Сергей: Три недели комы и две недели между жизнью и смертью. Мне давали сильнодействующие наркотики – человек не спит, но ничего не чувствует и не соображает. Постепенно дозу лекарств стали снижать – и я постепенно начал немного чувствовать и что-то понимать. Запомнилось, как ко мне пришел мой отец, а я сижу в кресле. И отец смотрит на меня испуганно и спрашивает у врача:

– Он теперь всегда такой будет?

И у меня мозги так медленно соображают: какой – «такой»? И потом вижу себя как бы стороны: бессмысленный, отсутствующий взгляд и слюни текут изо рта, стекают по подбородку. Из глаз слезы текут.

Полный идиот. И тогда мне самому стало страшно. Я начал осознавать себя.

Особенно запомнилась ночь, когда я уже почти полностью все осознавал. Помню, как мне было плохо, как хотел пить – и не мог дотянуться до стакана с водой на тумбочке. Оказывается, мышечная масса теряется очень быстро, и я сильно ослаб. А попросить воды не мог – не было голоса. Санитары – молодые парни, видимо, не понимали, что я не могу дотянуться до воды. Пить жутко хотелось – я испытывал настоящие муки. Пытался поднять руку – и сил не хватало. Единственное, что мог, – пальцами шевелить. И я стянул с пальцев датчики для измерения пульса – тогда прибежали санитары, снова укрепили датчики и пригрозили, что свяжут меня. А воды не дали.