Воины тьмы. Воин тьмы

Благие намерения. Богоданная неудовлетворенность, которая, собственно, и движет всей эволюцией человеческого сознания. Хотеть Добра, Красоты и Любви - это Благо.

Но только вот обращали ли вы внимание, насколько противоречиво может выражаться эта богоданная неудовлетворенность в человеке?

Самый распространенный вариант: почему-то человек начинает выискивать везде доказательства того, что миром правит зло. Он делает это настойчиво и целеустремленно, буквально фанатично. Читает знаки в каждом событии, изобличает, призывает покаяться. При этом, конечно же, подразумевается, что он-то уже причастился к Божьему Благу, он познал Истину и потому может указывать другим на зло, царящее в них.

Правда, знакомая картина?

Но каждый житель Земли с детства знает, что в этом мире много зла и несправедливости. Каждый человек Земли хочет это изменить. Каждый человек Земли хочет жить счастливо в справедливом, ПРАВИЛЬНОМ мире (на свой личный лад, отсюда и проблемы). Так какое новое открытие делает изобличающий зло человек? Он говорит о том, что все уже знают. Все знают, что если человечество не откажется от эгоизма и жестокости, то оно погибнет. Это не секрет. Уже многие тысячелетия не секрет.

Какая странная ситуация: вместо того, чтобы искать источник Добра, призывать к нему, демонстрировать его, человек акцентирует свое внимание на источнике зла…

И обращается он к окружающим на языке угроз, противопоставляя себя им и вознося себя над ними: «Если вы не будете выполнять такие-то и такие-то заветы, если не примете ту доктрину, которую принял я (тем самым спасшись в одну секунду), то вы будете обречены на гибель». Такой человек далек от понятия духовности.

Это новичок в мире Духа, который еще по привычке может видеть только то, от чего нужно уйти, но То, к чему нужно направляться, еще скрыто от него.

И он всеми силами пытается отделить себя от зла этого мира, громко заявляя, угрожая и противопоставляя. На самом деле, ему нечего предложить другим ищущим кроме страха того, что они окажутся людьми второго сорта, плевелами, которые Кто-то отбросит без сожаления в момент великого перехода, конца света, Армагеддона, Рагнарека. И критерии отбора назначаются теми, кто видит, от чего нужно уйти, но понятия не имеет к Чему нужно стремиться.

Быть может, все дело в том, что мы отказываем этому миру в Свете? Мы планомерно, всеми усилиями удаляем Свет из этого мира, утверждая, что его нет здесь и что он может прийти только при определенных условиях? Мы говорим о том, что только великий Переход, Армагедон, Рагнарек способны вернуть этот Свет.

Вот так и получается:

Познав несовершенство этого мира, мы изобличаем его во зле, изолируем себя от него и ждем, что придет великий Кто-то и изменит для нас все в лучшую сторону.

Я не вижу здесь Воина Света. Я вижу здесь Борца с Тьмой.

Воин Света несет в себе этот Свет. А это означает, что он не тратит время на изобличение того, что уже и так изобличено. Воин Света борется с врожденной для человека тенденцией искать зло и всячески культивирует в себе Свет. Это его работа. Он должен каждой своей мыслью, каждыми своим дыханием, поступком, побуждением доказывать себе и окружающим, что Свет в мире есть, что правит именно Свет. Он должен демонстрировать истинную всепобеждающую силу Света.

Таким образом, он действует не «от зла», а «к Добру». И когда он начинает действовать так, он, наконец-то, узнает, что из себя представляет духовный путь.

С любовью, и пожеланием найти Свет каждому,

Софья Нижегородская

Обычно человек начинает испытывать острую потребность в религии или эзотерике в тот момент, когда ощутит несовершенство и несправедливость этого мира. И подспудно он знает, что на самом деле так быть не должно. Он сердцем чувствует, что есть Кто-то, или Что-то, что способно изменить текущий ход вещей. Надо только найти путь к этому Кто-то, задать вопросы и попросить о помощи. Направление всегда одно: от несовершенства и несправедливости -
к совершенству и гармонии.

Благие намерения. Богоданная...

Быть воином и быть солдатом - не одно и то же, это качество ума. Можно быть бизнесменом и воином, или воином и бизнесменом.

"Бизнесмен" - это качество ума, который всегда торгуется, пытаясь дать меньше, а получить больше.

Вот что я имею в виду под словом "бизнесмен": он старается дать поменьше и получить побольше, всегда торгуется, всегда думает о прибыли. Воин - это тоже качество ума, качество азартного игрока, а не торговца, это готовность поставить на кон все, что у него есть; это...

Каждый народ смотрит в своё будущее через призму прошлого, творит в настоящем на основе Духовности Культуры, которая воспринята от Предков. Если народ не имеет своего, подчёркиваю, своего прошлого, такой народ перестаёт существовать.

Нас приучили смотреть на мир через христианство, через марксизм-ленинизм, через учебники с придуманной историей. Но ведь есть и Славяно-Арийский взгляд на всё происходившее во Вселенной и на Земле.

Из Древних Рунических Летописей Древнерусской церкви...

Быть воином - это самый эффективный способ жить. Воин сомневается и размышляет до того, как принимает решение. Но когда оно принято, он действует, не отвлекаясь на сомнения, опасения и колебания. Впереди - ещё миллионы решений, каждое из которых ждёт своего часа. Это - путь воина.

Война воина идет на личном уровне.

Воин принимает ответственность за все свои действия и решения

Воин принимает ответственность за все свои действия, даже за самые пустяковые. Обычный человек занят...

Чтобы понять, кем был Гесар из Линга, великий король-воин Тибета, сначала нужно понять принцип воина. Этот термин многие века был сердцем линии передачи учений Гесара из Линга, потомки которого есть среди тибетцев и сегодня.

Хотя на эту традицию, как и на всю тибетскую культуру, оказал влияние буддизм, принцип воина по своему происхождению является самостоятельным учением.

Когда мы говорим об искусстве воина, мы на самом деле не говорим о навыках, необходимых для того чтобы вести войну в...

В ситуациях страха, возникающих в нашей жизни, всегда есть ступеньки для того, чтобы перешагнуть через страх. А по другую сторону трусости находится смелость. Если мы идем по ступенькам правильно, то преодолеваем границу между трусостью и храбростью.

Может случиться, что за пределами своего страха мы обнаружим не храбрость, а трепетную чуткость: мы все ещё колеблемся и вздрагиваем – но это действительно чуткость, а не смятение.

Чуткость, как мы уже говорили, содержит элемент печали. Это не...

Давайте поразмышляем о природе тьмы. Это одна из самых загадочных вещей в существовании - в вашей жизни она тоже присутствует, вы не можете не думать о ней. Необходимо принять природу тьмы, потому что такова же природа сна, такова же природа смерти и такова же природа неведения.

Первое, что откроется вам, когда вы будете медитировать на тьму, что тьмы не существует, что она присутствует не существуя. Она более загадочна, чем свет - она не имеет существования; скорей напротив, это просто...

Первый прыжок не принес никаких результатов, зато на втором Пискуля пискнула дважды, и оба объекта, судя по выданным ею координатам, находились сравнительно недалеко друг от друга.

Почти не сомневаясь, что одни из этих координат принадлежат беглому компаньону, Хеска стартовал к ближайшему из обнаруженных объектов.

Выйдя из прыжка вблизи объекта и впервые на него взглянув, командор поначалу не поверил своим глазам и едва удержался от того, чтобы протереть их.

Теперешний корабль Птеродактиля достался ему не так давно при налете в составе эскадры Черного Вечера на космическую станцию в Блигуин. Военно-разведывательное судно Блигуин последнего поколения. Все помещение его рубки, включая пол и потолок, превращалось нажатием кнопки в сплошной экран, дающий полный обзор окружающего пространства. Сейчас Птеродактиль словно бы парил в открытом космосе, сидя в пилотском кресле за пультом. Справа, тоже в кресле, парил его помощник, позади, сидя прямо на полуэкране, парило с десяток членов команды, а чуть правее и ниже так же парило гигантское золотое чудовище. С тремя пассажирами на борту. Сиречь - на спине.

Дракон… - неуверенно пробормотал помощник, нарушив всеобщее потрясенное молчание. Тогда командор наконец-то поверил своим глазам.

Сам вижу, что дракон! - рявкнул он. - Это ксенли!

Вот она, его счастливая звезда! Он-то метался по Риури в поисках золота, а золото само поджидало его здесь! Ксенли - живая легенда, необъяснимое чудо Экселя, неизвестными путями добытое кем-то из флибустьеров и спрятанное в одной из заброшенных областей, достается ему за так, само плывет в руки! Сколько же за него отвалит Ширак… Да что Ширак, с ксенли можно подкатывать прямо к самому ибсу Дботу, представителю Псарха на Бирле!

В глазах у командора запрыгали нули. Ксенли он никогда до сих пор в глаза не видел - даже во время памятной заварушки с ДОСЛом в Ихтен-Кит из-за транспорта с оружием. Ходили слухи, что ксенли подписали договор с ДОСЛом и состоят теперь у них в штате. Подписали договор? Хм-м… Объемистый, должно быть, договорчик. Хеска вспомнил, что слышал о ксенли, будто они проваливаются иногда в какие-то неизвестные области вселенной. Ни в какие заповедные пространства в Экселе он не верил, но так или иначе сейчас надо было действовать. И поскорее.

За дело! - скомандовал командор, и всю бригаду из-за спины как ветром сдуло. Пираты побежали в главный шлюзовой отсек готовиться к десанту; поскольку у ксенли имелись сторожа, можно было не сомневаться, что взять его будет непросто.

Хеска подвел корабль поближе к дракону, так что мог теперь разглядеть даже лица его пассажиров, и открыл ворота шлюза. Его команда высыпала в космос, словно картошка из дырявого мешка, и тут же появилась на экране, поначалу загородив ксенли многочисленными спинами. Когда они удалились и дракон вновь завиднелся, Хеска увидел, что сторожа по-прежнему сидят между крыльями ксенли, задрав головы и глядя на приближающийся десант, и не предпринимают никаких попыток этого десанта избежать. Когда десант приксенлился, один из сторожей поднялся, официально двинулся навстречу младшему помощнику Птеродактиля - Скацу, и между ними начались переговоры.

Птеродактиль был несколько удивлен полным отсутствием какого бы то ни было сопротивления, но это было скорее приятное удивление. Что бы они там ни впаривали Скацу, а ксенли теперь принадлежит Птеродактилю по праву сильного, остается только загнать его в корабль. И совершенно непонятно, о чем Скац вообще с ними болтает. Кстати - о, черт! Никак не мог Хеска привыкнуть к новому кораблю - командор совсем забыл, что мог подслушать эту беседу с самого начала.

Хеска потянулся к Шептуну - так он сам окрестил внешний уловитель потоков онс-частиц, испускаемых гортанью человека в вакууме, но в этот момент на пульте ожило более примитивное устройство - переговорник.

Командор, необходимо ваше присутствие, - пробубнил динамик голосом Скаца.

За каким дьяволом тебе понадобилось мое присутствие? - проворчал Хеска. - Загоняй ксенли, а потом приведешь ко мне пассажиров.

Ксенли не желает залетать в корабль, - сообщил Скац. - В случае насилия над пассажирами он грозится совершить прыжок прямо на Красный Пек.

Командор длинно и витиевато выругался - он всегда прибегал к такому способу, когда ему требовалось что-то обдумать. Потом, набрав в грудь новую порцию воздуха, спросил:

Что говорит сторож?

Он предлагает сделку. По-моему, командор, тебе стоит его послушать.

…Прецептор! Неужто Служба подкинула в Риури эту золотую ловушку? Тогда - стоит командору ступить на дракона, и он тут же окажется на Пеке в лапах ДОСЛа. Но почему они оставили ксенли здесь? Вблизи той же Бирлы улов был бы куда жирнее… Может, ксенли блефует, отпугивает байками непрошеных гостей?..

Хеска обернулся к помощнику.

Что скажешь?

Вряд ли они сразу открыли бы карты, если бы хотели нас заманить, - высказался тот.

Но все равно, поговорить с ним я могу и отсюда, - заявил Хеска. В динамике пошуршало, затем Скац сказал:

Вы засекли нас межпространственным пеленгатором?

Ну, допустим, - хмуро отозвался командор. Птеродактилю не пришлось по душе, что плененный фактически сторож ксенли сразу взял на себя инициативу в разговоре и начал его допрашивать.

Тогда вы должны были засечь неподалеку от нас еще один объект, так? - продолжил допрос сторож.

Допустим. И что?

Вам приходилось слышать о «Вечном Скитальце»?

Еще бы Птеродактилю не доводилось слышать о легендарном корабле-скитальце, набитом сокровищами древних цивилизаций, якобы награбленными его капитаном со всего Экселя еще во времена Свиглов! По легенде, предтечи, перед тем, как навсегда покинуть Эксель, отловили знаменитого пирата и приговорили к вечному заточению в его собственном корабле, наедине с похищенными сокровищами. Легенда гласила также, что любой, прельстившийся сокровищами и ступивший на борт «Вечного Скитальца», никогда не сможет больше его покинуть.

Ты хочешь сказать, что второй запеленгованный мною объект - «Вечный Скиталец»?

Ты угадал, - ответил сторож. - Это «Скиталец», и, чтобы проникнуть на него, мне нужна твоя помощь.

Командор Птеродактиль - авантюрист и старый космический волк, сам умевший кому угодно залить баки, сразу почувствовал, что пассажир ксенли не врет. Если это и впрямь было так, то командору повезло на пике, можно сказать, его разбойничьей карьеры столкнуться сразу с двумя древнейшими легендами Экселя - ксенли и «Вечным Скитальцем». Птеродактиль намерен был накрепко вцепиться в хвост такой невероятной удачи, чтобы заполучить если не оба, то хотя бы одно из этих полумифических чудес света. Но поначалу не мешало бы прозондировать почву под возможным партнером.

Я знаю, что за объект засекла моя Пискуля, - не моргнув глазом соврал Хеска. - И думаю, что вполне способен захватить его без твоей помощи.

Что ж, попробуй, - не стал спорить собеседник. - Только учти, что легенда не врет - корабль представляет собой что-то вроде пространственной ловушки. Ксенли ощущает «Скитальца», как гигантский сверток пространства, в который возможно проникнуть, но выхода из него нет. Ты можешь захватить корабль, но после останешься его вечным пленником.

Надо понимать так, что ты знаешь, как оттуда вобраться?

Только ксенли, попав на «Скиталец», способен оттуда выйти.

Почему же тогда вы сами не проникли на корабль, а просите моей помощи?

- «Скиталец» не впускает в себя ксенли. Мы можем спрятать его в твоем корабле, а когда подойдем к «Скитальцу» и его ворота откроются, выпустим дракона и попробуем проскочить туда на его спине.

Медлительность в принятии решений не была в числе недостатков Птеродактиля. Дело стоило того, чтобы отложить поиски Долдата на потом; если же дело выгорит, то поимка Жю будет представлять актуальность разве что из соображений личной мести.

А на что нам сдались эти ворота? - сразу по-деловому подошел к вопросу командор. - Продолбим в корпусе «Скитальца» дыру величиной с дракона и влетим туда вместе с ним.

Никакой «Щекотун» не пробьет свернутое пространство, - ответил страж дракона. Да такой ли уж это был страж? Хеска подумал, что по замашкам его собеседник скорее походит на хозяина ксенли.

Как будем делить добычу? - задал командор решающий вопрос. - Мои условия - семьдесят на тридцать. Семьдесят процентов мне, тридцать вам.

Командор заранее приготовился к торгу с конечным результатом - пятьдесят на пятьдесят. Ответ собеседника немного его ошарашил и заставил призадуматься.

Всю добычу, какая только поместится на ксенли, вы сможете взять себе, - ответил хозяин дракона.

Командор заподозрил было, что его новый компаньон знает о каком-то-сокровище «Скитальца», которое одно стоит всей остальной добычи, но собеседник в очередной раз удивил Птеродактиля, пояснив просто:

Мне нужно выручить оттуда друга. Командор не поверил собеседнику и решил в дальнейшем держать с ним ухо востро: друг - это, конечно, святое, кто бы спорил, но к чему отказываться при этом от своей доли добычи? У Птеродактиля была в этом мире вполне определенная система ценностей, а человеку, как правило, свойственно не понимать приверженцев других систем.

Перед новым прыжком я дал дракону приблизительные координаты в Риури, которые получил у Скайн, и был удивлен, когда ксенли вышел из межа поблизости от гигантского космического корабля. В совпадение не верилось, и я задал вопрос дракону.

«Это „Вечный Скиталец“, - объяснил дракон. - Твои координаты почти соответствуют его теперешнему местоположению, а его я ощущаю, как гигантский сгусток чужеродного пространства, свернутого в кокон».

Мои ощущения от «корабля-сгустка» напомнили мне ночной визит на заброшенное кладбище, который я совершил на спор в десятилетнем возрасте; словом - мороз по коже. Сфит на подходе к кораблю неузнаваемо преобразился: он стал напоминать наэлектризованный меховой шар - по-моему, на нем каждая шерстинка встала дыбом. Слегка ощетинилась и Ильес. Я тоже ощетинился, но не так заметно для глаз.

Вокруг мрачной черно-серой махины корабля словно бы простиралось особое пространство, непроявленной, но заметно давящей на психику угрозой. Вблизи «Скитальца» появлялось ощущение скрытой злонамеренной силы, что, наверное, и должно быть свойственно проклятым местам.

Рассказ ксенли о «Вечном Скитальце» оказался до предела скуп - меня все время не покидало ощущение, что дракон многого не договаривает. Но и сказанного было довольно, чтобы заинтриговать и напустить еще больше жути. Выходило, что кого-то из моих потерянных собратьев занесло не куда-нибудь, а - шутка ли! - на космический вариант «Летучего Голландца»! Аналогию усиливало еще и сходство легенд - кажется, тому, кто видел земной корабль-призрак, тоже никогда не суждено было вернуться к родным берегам.

Вкратце изложив легенду, ксенли добавил, что его собрата скорее всего на «Скитальце» нет, да и его самого корабль вряд ли допустит внутрь, потому что ксенли - единственные во всей вселенной, кто может покинуть корабль через Наутблеф и дать свободу его пленникам.

Но на «Скитальце» мог находиться тот из ребят, кого выбросило из Наутблефа без ксенли.

Мы сели на ксенли в кружок, выложили перед собой все наши съестные припасы и принялись подкрепляться и обсуждать, как нам проникнуть на корабль и - что было куда важнее - как потом оттуда выбраться. То есть мы с Ильес были заняты в основном обсуждением, а Сфит - поглощением продуктов; одним словом - хорошо сидели, почти уже позабыли щетиниться, когда дракон вдруг сказал, что находиться вблизи «Скитальца» опасно. Ксенли заявил, что чувствует угрозу, направленную лично на меня. По его настоянию и без возражений с моей стороны мы совершили прыжок и продолжили наш совещательный пикник уже на приличном расстоянии от «Скитальца».

Ильес пришло в голову, что для проникновения дракона на корабль нужно использовать какой-нибудь отвлекающий маневр. Чтобы ворота «Скитальца» открылись, - рассуждала она, - мы должны подойти к нему на другом корабле. Это, кстати, входило в легенду - по ней «Скиталец» сам запускал в себя охотников до чужих сокровищ. Дело оставалось за малым - где нам раздобыть такой корабль? Можно было не сомневаться, что капитан любого бродяжьего или разбойничьего судна в Риури согласился бы нам помочь, посули мы ему несметные сокровища и главное - реальную возможность вынести эти сокровища с борта «Скитальца». Но связываться с обитателями Риури дракон соглашался только в самом крайнем случае - если больше не будет найдено никаких способов для него просочиться на борт. Мы как раз были заняты разработками этих самых «других способов», когда на нас из межпространства вынырнула сама судьба в лице командора Птеродактиля с его кораблем. Командор, по всему видать, рассчитывал поначалу захватить ксенли, но, когда понял, что руки у него для этого коротки, почти без уговоров согласился удовольствоваться сокровищами «Вечного Скитальца».

Залетев в корабль, мы и интернациональная команда наших «захватчиков» - около пятидесяти представителей самых разных рас Экселя - так и не покинули спину ксенли. Вскоре к нам наверх взобрался еще один человек с внешностью хадсека: рельефное лицо, все покрытое, словно замысловатой татуировкой, мелкими извилинами, дополняла щетина иссиня-черных игл, стильно зачесанных назад (если к иглам, конечно, можно применить выражение «зачесаны»). На плече у вновь прибывшего болтался перекинутый на ремне «Щекотун». По радостным крикам команды, сопровождавшим восшествие нового лица на дракона, я догадался, что это и есть их командор, рискнувший лично участвовать в набеге.

После скупого приветствия и беглого официального знакомства мы с командором стали коротать время, оставшееся до операции, в уточнении ее деталей. Вскоре наша беседа сменилась напряженным ожиданием, почти одновременно смолк и общий шум разговоров команды: приближение «проклятого» корабля ощущалось всеми даже через толстые стальные двери ангара.

Штурман Птеродактиля сработал безупречно - когда ворота корабля открылись, мы оказались напротив уже открывающихся ворот «Скитальца». Дракон стартовал из ангара настоящей баллистической ракетой. Незначительное расстояние, отделяющее сейчас корабль Хески от втрое превосходящего его по размерам «Скитальца», ксенли преодолел, наверное, секунд за пять. Влетев снарядом в открытые ворота, ксенли успел отдернуть хвост, чуть не прищемленный запоздало упавшей сверху гигантской створкой.

Удача для начала сопутствовала нам: мы сумели проникнуть на борт самой совершенной из когда-либо созданных во вселенной тюрем верхом на собственной отмычке.

Огромное тускло освещенное помещение ангара было пустынно, если не считать множества малогабаритных катеров, стоящих рядами на посадочных площадках. При посадке дракон подмял из них десятка три; те катера, что не уместились под драконом, сбило толчком в кучу к дальней стене, но со спины ксенли были хорошо видны две небольшие двери в противоположных концах этой стены.

Вперед! - скомандовал командор, поднявшись и указывая на одну из дверей. Вот оно, бремя власти. А то без его команды мы, чего доброго, так и остались бы всей кодлой до конца операции сидеть на драконе. А так мы в сосредоточенном молчании спустились с ксенли и направились к указанной Птеродактилем двери, пробираясь в нагромождении катеров. Космические челноки, вставшие на вечный прикол в этой гавани, имели самые разные формы и модификации: за тысячелетия странствий на «Скитальце» собралась неплохая коллекция модулей, так никогда и не вернувшихся к причалам родных кораблей.

Нарушая нестройным звуком шагов и редкими сдержанными ругательствами многовековую зловещую тишину, наша компания подошла к двери и остановилась напротив. Дверь не подавала никаких признаков жизни. Мы с командором стояли прямо перед нею, и Птеродактиль поднял ствол «Клата». Но прежде, чем он успел выстрелить, я решил испробовать свой радикальный способ, позаимствованный в Глычеме. Я пнул ногой дверь. Та со скрипом отворилась - похоже, что она просто была открыта, чего я и сам, по правде говоря, не ожидал. За дверью начинался мрачноватый коридор. Передвигаться в нем можно было только по двое, и мы с командором вошли в коридор первыми. То есть это я вошел, а командор - тот прямо-таки ринулся, и мне пришлось значительно прибавить темпа, чтобы не дать ему уйти в большой отрыв.

Коридор скоро свернул вправо, и здесь уже пошли двери - по три с каждой стороны - до следующего поворота. Обшарпанные стальные двери с ручками. Птеродактиль, вдохновленный моим примером, попытался открыть первую же дверь пинком, но та не поддалась. Как выяснилось, сразу после того, как командор дернул за ручку, дверь открывалась наружу. За дверью оказалась пустая комната с белыми стенами, потолком и полом. Я открыл дверь с другой стороны - в точности та же картина. Мы пошли дальше, по мере продвижения заглядывая в двери, - везде нас встречали одинаковые белые комнаты. За следующим поворотом начинался новый коридор с таким же рядом дверей. Меня кольнуло нехорошее предчувствие, и я остановился, придержав рвущегося вперед Птеродактиля.

Есть у кого-нибудь длинный шнур? - обратился я к команде. Команда притормозила и затопталась на месте, растерянно переглядываясь.

Веревка, нитка, что-нибудь? - взывал я.

Команда безмолвствовала. Только стоящий напротив меня Сфит начал торопливо шарить по своей набедренной юбке и вскоре протянул мне клубок толстых ниток.

Вернись и привяжи конец к входной двери, - велел я. Сфит пошел назад, аккуратно протискиваясь между столпившимися в коридоре пиратами. Пока он выполнял роль Ариадны, мы пооткрывали все двери во втором коридоре. За всеми оказались одинаковые белые комнаты.

Сфит вернулся с клубком, следом за ним за поворот тянулась нитка.

Следующий коридор разветвлялся, в левом его конце виднелась лестница наверх, в правом - вниз. По стенам опять же располагались двери. Птеродактиль с ревом:

Дьявол меня раздери, если я буду еще открывать эти двери! - ринулся направо, хотя я лично сомневался, что трюмы здесь расположены именно внизу. Тем не менее для своих поисков я бы предпочел пойти наверх - почему-то казалось, что именно наверху я могу найти если не кого-то из Эйвов, то хотя бы легендарного капитана, наверняка знавшего, где находится мой побратим. Но поскольку нить у нас имелась одна, а разделяться в лабиринте коридоров явно не стоило, то я скрепя сердце двинулся за командором, по временам открывая встречные двери. Ничем новым ни одна из них меня не порадовала.

Мы спустились по лестнице, прошли еще пару коридоров, опять спустились - снова коридоры с дверями. Птеродактиль, не унывая, несся вперед - он, видимо, был оптимистом и чистосердечно считал, что космический корабль не может состоять из одних коридоров. Мне в голову уже робко стучалась мысль: а не вернуться ли нам назад, чтобы опробовать вторую дверь в ангаре, пока мы не слишком далеко забрались в недра «Скитальца»? Но пока что пираты позади не роптали, и я решил обождать с этим предложением; к тому же я вовсе не был уверен, что за второй дверью нас ожидает что-то сильно иное. Так что мы продолжали движение вперед и вниз, а я продолжал по временам заглядывать в те двери, что в изобилии украшали наш путь.

Зачем ты их открываешь? - спросила, наверное, на четвертом десятке идущая позади Ильес. - Ясно же, что там ничего нет.

Мне нужны люди, - довольно абстрактно ответил я, открывая очередную дверь.

За этой дверью были люди. Много людей.

Я разом остановился, схватив за рукав командора. Сзади тут же подперли и чуть было не оттеснили нас от двери шедшие по стопам пираты. Все мы столпились перед дверью и первые несколько мгновений просто обалдело пялились внутрь.

Внутри находился громадный зал с колоннами и стрельчатыми сводами, полный народу. Причем - что характерно - смешение рас в зале наблюдалось еще более крутое, чем в команде Птеродактиля. По залу в беспорядке стояли столы, и часть народа сидела за ними, занятая, насколько я понял, - а ошибиться здесь было невозможно, - азартными играми. За некоторыми столами компании что-то (я надеюсь, что не кого-то) поедали. Те, кто не поместился за столами, сидели и лежали на полу на подстеленных одеялах, отдельные личности слонялись по залу от стола к столу. На нас, стоящих за открытой дверью, обитатели зала не обращали ни малейшего внимания.

Мы с Птеродактилем переглянулись и решительно вступили в зал. Несколько человек из находящихся поблизости обернулись в нашу сторону, но большого интереса к вторжению не проявили. Поглядев равнодушно на нас, они как ни в чем не бывало вернулись к своим занятиям.

Птеродактиля такое пренебрежение ничуть не смутило - смущение, судя по всему, вообще не входило в область его понятий, тем более когда он был на деле. Командор направился к ближайшему обитателю зала - здоровенному бугаю с багровой бородавчатой физиономией, сидящему на полу по-турецки. Мощным пинком в копчик Птеродактиль заставил бородавчатого вскочить с пола, после чего, взяв чернеющего от ярости бугая за шкирку и зубодробительно встряхнув, рявкнул:

Ты! Проведешь нас к сокровищам!

В зале мгновенно воцарилась тишина. Побросав свои занятия, все обернулись к нам, между тем как бугай, вытаращив девственно-голубые глаза из лишенных ресниц век, постепенно возвращался к своему естественному бордовому колеру. Немая сцена. Спустя несколько немых мгновений бугай, обнажив ряд крупных бурых зубов, раскатисто загоготал.

Загоготал он не в одиночестве. Вместе с ним весь огромный зал содрогнулся от хохота. Народ ржал самозабвенно - сгибаясь пополам, трясясь, закатываясь и падая со стульев. Причем дикий гвалт вовсе не производил впечатления веселья; скорее происходящее смахивало на общую истерику в - блаженной памяти - психбольнице.

Птеродактиль выпустил изнемогающую уже в беззвучном смехе багровую тушу и в недоумении посмотрел на свой «Щекотун». Волновой поток дестабилизирующего излучения, испускаемого «Клатом», оказывал на людей именно такое воздействие - отсюда пошло и прозвище. Но к повальному веселью в зале «Щекотун» был явно непричастен.

Отпущенный багроволицый, немного успокоившись и отдышавшись, неожиданно обратился к командору.

Пошли! - обронил он и прошел мимо нас к двери, распихивая по пути членов команды Птеродактиля, загораживающих выход в коридор.

Стараясь не показать своей озадаченности, Птеродактиль пошел за багровым рылом, но как-то без энтузиазма. По ропоту пиратской команды нетрудно было догадаться, что им тоже не пришлось по душе поведение красномордого: не сомневаюсь, что они предпочли бы отчаянное сопротивление последнего с последующей всеобщей кровопролитной дракой. Впрочем, устроить мордобой было никогда не поздно, тем паче что красномордый, вопреки моим ожиданиям, далеко нас не увел. Выйдя в коридор, он со словами:

Гости требуют сокровищ! - распахнул дверь напротив. Я не успел опомниться, как Птеродактиль прянул в сторону от двери, с силой оттолкнув в другую сторону меня. Остальные пираты в мгновение ока прыснули под защиту стен. Космические волки были готовы к любым провокациям со стороны хозяев. Единственным, кто остался спокойно стоять перед открытой дверью, был Багровое Рыло. Кстати - кроме него и нас никто из зала не вышел. Рыло, ухмыляясь, взирало на нас, потом развернулось и, посмеиваясь, проплыло обратно в зал, захлопнув за собой дверь.

Мы с Птеродактилем осторожно заглянули с двух сторон в открытую дверь.

Зрелище за дверью открылось не для слабонервных. Огромное помещение было до потолка заставлено стоящими друг на друге сундуками; среди сундуков высилась гора золотых слитков; несколько сундуков стояли на полу открытыми, до краев набитые драгоценными камнями, золотыми украшениями и предметами культов. Часть драгоценностей была рассыпана по полу, а у штабелей сундуков стояли прислоненные к ним золотые изваяния богов, наверняка не уместившиеся бы ни в один сундук.

Пираты столпились за нашими спинами, не решаясь, как видно, сразу поверить в свое счастье, и в первую очередь в то, что оно им так запросто обламывается.

Они не подозревают, что мы можем унести все это с корабля, - улыбаясь сокровищам, объяснил - по-моему, сам себе - командор. Потом, так же тихо, но уже обращаясь к команде, распорядился:

За дело, ребятки!

Повторять ребяткам не пришлось. Единым вдохновенным порывом они ворвались в сокровищницу, втолкнув в нее и меня и чуть не на руках внеся туда Ильес со Сфитом.

Вблизи сокровища выглядели так потрясно, что по-настоящему перехватывало дыхание. Исходила от них какая-то невероятно притягательная сила, ощутимое дыхание могущества, и по одному этому дыханию можно было безошибочно определить, что это подлинные драгоценности, а не куча разноцветных стекляшек, какими обычно набивают сундуки в приключенческих боевиках.

Но мне-то здесь нужны были вовсе не сокровища; поэтому я, переждав ажиотаж у двери, вышел в коридор, чтобы проверить возникшую у меня еще раньше мысль по поводу странных совпадений с дверями и несоразмерности помещений за ними. Коридор был сейчас пуст, пираты набились в сокровищницу и, судя по звукам, доносящимся оттуда, уже делали первые попытки двигать неподъемные сундуки. Сфит тоже остался где-то среди сокровищ, а Ильес как раз появилась в дверях, собираясь выйти вслед за мной.

Я подошел к двери в зал, потянул за ручку. Дверь открылась, и я увидел за ней… белую комнату. Я прикрыл дверь, подумал секунду, потом произнес громко и отчетливо:

Мне нужен Эйв!

И опять открыл дверь.

За нею не было белой комнаты. Там вообще не было комнаты. Залом это, кажется, тоже нельзя было назвать. Окончательно распахнув дверь, я поначалу не смог определить, к какому типу помещений можно отнести то, что за ней находилось. Впрочем, потом тоже не смог. Хотя - может быть, все-таки зал. Но без стен. Пол и потолок, правда, имелись и представляли собой как бы два параллельных шахматных поля, уходящих, куда ни глянь, в сумеречные дали. Вместо шахматных фигур в черных клетках на полу стояли навороченные приборы неизвестного мне назначения, а кое-где в белых - предметы мебели: кресла, шкафы, стол, камин… горящий. Кстати - одну из белых клеток неподалеку от двери занимал мужик, сидящий в кресле. Самый обыкновенный человеческий мужик. Хомо сапиенс. Лет ему на вид можно было дать эдак сорок, виски покрывала седина. Несимпатичное, но выразительное, будто высеченное из желтого мрамора лицо немного оживляла кривая ухмылка. Ну что еще?.. Да - черный костюмчик сидел на нем безукоризненно.

Чего стоишь? Заходи, - вкрадчиво предложил мужик. Как-то подозрительно вкрадчиво. У моих ног лежала черная клетка, но ступать на нее почему-то не хотелось. Я оглянулся - стоящая за моей спиной Ильес изучающе глазела на мужика. Я, по правде говоря, предпочел бы, чтобы рядом со мной сейчас оказался Сфит со своим арсеналом разных хозяйственных мелочей, но Сфита поблизости не наблюдалось - как видно, Птеродактиль припахал и его перетаскивать сокровища.

Дай что-нибудь мелкое, - попросил я Ильес. На мгновение растерявшись, она почти сразу нашлась и протянула мне небольшой рубин, который сжимала в руке. Сувенир с «Вечного Скитальца».

Я взял рубин, взвесил на руке и бросил в черный квадрат. Мигнув в полете багряной искрой, камень канул в квадрат, как в омут, даже поверхности не взбаламутив. Пропал сувенир… Ну не беда, подберем сержанту новый.

Спасибо за приглашение, - сказал я нагло ухмыляющемуся мужику. - Зайду к вам, пожалуй, попозже.

И захлопнул дверь.

Значится, так: переговорить с этим новоявленным Эйвом мне, конечно, необходимо. Но сначала не мешает отделаться от сержанта.

По коридору разносился грохот - пираты под руководством Птеродактиля уже выволокли из сокровищницы первый сундук и одно золотое изваяние и как раз тащили их по направлению к лестнице. Сфита действительно припахали - он был среди носильщиков и бережно держал изваяние за ноги.

Я обернулся к Ильес.

Сержант, вы отследили мои действия с дверями?

Она опустила глаза, что могло означать положительный ответ. А могло и не означать. Просто ума не приложу - как этот сержант умудрилась дослужиться до своего звания? Дисциплины - ни на грош! Лишний раз доказывает, что армия и женщина - две абсолютно несовместимые вещи. А она ведь еще метит в капитаны. А то, глядишь, и прямо в майоры… Ну генерала-то подсидеть ей, положим, все равно слабо.

Идите по нитке до первого коридора и откройте им там любую дверь, - распорядился я. - Не забудьте при этом потребовать сокровищ. Пусть носят оттуда - все-таки ближе. Да - а эту дверь на всякий случай закройте… И еще, сержант! Не найдется у тебя еще чего-нибудь ненужного?

Не найдется, - ядовито изрекла она, отвернулась и пошла выполнять мое поручение. По крайней мере я на это очень рассчитывал.

Я огляделся. На полу неподалеку сверкало несколько мелких алмазов - не иначе камни просыпались из чьего-то дырявого кармана. Я подошел и собрал алмазы в горсть. За неимением гаек сгодятся. Я направился к ближайшей закрытой двери.

Эйва! - пожелал я и распахнул дверь.

За ней открылись знакомые шахматные просторы под низкими небесами в черно-белую клеточку. Мужик сидел на том же месте, с тем же косым шрамом ухмылки на лице. Спешить ему, судя по всему, было некуда.

Есть разговор, - сказал я, отыскивая глазами среди щедро разбросанной по белым клеткам мебели еще одно кресло. Оно оказалось неподалеку - через клетку от мужика, слева.

Прошу! - ответил он, не меняя выражения, и сделал короткий жест рукой в ту сторону.

Я взял первый алмаз, размахнулся и бросил его налево, на ближайший белый квадрат. Алмаз упал, тяжело, по-алмазному, стукнувшись, и остался лежать на поверхности квадрата. Я примерился, оттолкнулся от порога и прыгнул через угол черной клетки на белую.

Мужик молча за мной наблюдал, потом повел глазами на открытую дверь. Под его пристальным взглядом она резко захлопнулась.

Впечатляет. Примем к сведению, что двери - не самое слабое место на «Скитальце».

Я пересек белый квадрат, взял еще алмаз и бросил его для проверки на ближайшую черную клетку. Достигнув гладкой поверхности, алмаз без всхлипа утонул в ней, словно грешник в пучине Армагеддона. Странно - но массивные на вид приборы стояли именно на черных клетках. Левитация, батенька?

Я взялся за следующий камень и метнул его на белое поле. Оно, точно так же, как прежнее, оказалось из тверди.

Разбазариваем чужие сокровища? - ласково поинтересовался мужик.

Потом соберете, - небрежно ответил я, пересекая очередной белый квадрат.

Покой черных квадратов я решил больше не смущать, но все белые, на которые мне предстояло ступить по пути к креслу, продолжал педантично проверять, не удосуживаясь при этом подбирать за собой алмазы. На пятой по счету клетке алмазы у меня кончились. На следующей стояло кресло. Бросить туда мне было уже нечего, разве что воспользоваться алмазом, валяющимся неподалеку. Подбирать его не хотелось. Я заколебался.

Не бойся, - сказал мужик. - Садись и поговорим. Я давно тебя поджидаю.

Заметно. И коврик подстелил, и даже кресло поставил. И чего это я, кстати сказать, так устремился к этому креслу? Знаем мы эту вашу вольнонаемную мебель.

Довольно оригинальный способ поджидать гостей, - заметил я, глядя на ухмыляющегося мужика, и уселся по-турецки прямо на том квадрате, где стоял.

Элементарные меры предосторожности, принятые мной с тех пор, как на корабле появились первые гости, - стал оправдываться он.

Ага, гости. Значит, себя он считал хозяином. Неужто каверзный мужик и был легендарным капитаном «Скитальца»?.. Было похоже на то.

Убить их я не мог, - продолжал он, - поскольку любой проходимец, попавший на мой корабль, обретает бессмертие до тех пор, пока его не покинет.

Точно - капитан. С большим морским приветом! Он выдержал паузу и многозначительно закончил:

А покинуть его удалось немногим… Немногим, но удалось же. Мы, выходит, не первые. Будем.

Для чего вам какие-то «меры предосторожности» (о которых он, кстати, мог бы и предупредить, коль уж так давно меня поджидал), раз вы бессмертны?

О, эти меры предусмотрены не для меня, - усмехнулся он. - Это для моих машин, - он окинул нежным взглядом раскиданные там и сям по черным клеткам причудливые аппараты. - Благодаря им мои возможности простираются теперь далеко за пределы моего корабля!

Чувствовалось, что капитан не прочь продолжить разговор о своих машинах, но эта тема меня сейчас занимала меньше всего. Капитан же вел себя так, будто у нас с ним имелась для разговора целая вечность и вся она была в нашем распоряжении. Он говорил неспешно, с расстановкой, словно дегустируя каждое словосочетание и наслаждаясь самим процессом речи. Но мой запас времени был очень ограничен.

Значит, вы - капитан этого корабля? - перешел к делу я. Его усмешка раздражала, но приходилось с ней мириться.

Ты поразительно догадливый Эйв. Как это ни прискорбно, но я в той же мере капитан этого корабля, в какой и его вечный пленник. Так же, как ты теперь.

Я так не думаю. К вам на «Скиталец» случайно попал мой друг. Я собираюсь забрать его, и в ближайшее же время мы покинем корабль.

Капитан поднял руку с вытянутым указательным пальцем до уровня своего лица и покачал им туда-сюда перед носом, не переставая ухмыляться.

Забудь об этом! Ты рассчитываешь выбраться отсюда с помощью ксенли - и напрасно. Привыкай к мысли, что и ты, и твой хитиновый приятель останетесь здесь навеки! - Он положил ногу на ногу, удобнее устраиваясь в кресле и явно готовясь к долгой беседе. - Не думаешь же ты, в самом деле, что его выбросило из Наутблефа прямо на мой корабль случайно? Или ты считаешь, что миллион лет заточения здесь прошел для меня даром? Нет! Я теперь тоже кое-что могу! Не покидая этих стен, я сумел заполучить одного Эйва, а теперь ему на выручку прибыл второй! Подождем еще - глядишь, подтянутся и остальные…

Так. И что же мы имеем из столь велеречивого спича? Хитиновый приятель - это, конечно, Дру. Большой, как говорится, thanks. Что еще? Знакомый сценарий. Вызывающий ностальгические ассоциации. Лорд Крейзел Нож, он же похититель Эйвов Риг-рас - дубль два. Оператор на месте, главные действующие лица подтянутся. Мотор!

Может быть, объясните, зачем вам понадобились Эйвы? Вы же и сам, насколько я понимаю, в некотором роде Эйв?..

Капитан наконец-то перестал ухмыляться, в глазах его заплясали безумные искры, а когда он заговорил, в его речи не осталось и следа былого снисходительного превосходства. Но размеренность осталась, и каждое слово падало, будто пудовая гиря, и дышало едва сдерживаемой ненавистью.

Я не Эйв! - произнес он так весомо, будто опровергал обвинение в зверском преступлении. - Эйвами назвали себя вы, когда отправились в Женин после вашего Великого Разделения. Эйвы! Воины Тьмы! Кровавые псы Экселя! Это вы назвали меня вором, заточили в лабиринт свернутого пространства!..

Да неужели?.. Как западаю с нашей стороны!.. Кажется, я наконец-то подобрался к базовой информации и даже уже краешек зацепил. Попробуем развить успех! Только спокойно.

Это не так? Ты не вор?

А сами вы! - Он направил в меня указующий перст, словно общественный обвинитель в суде. - Кто утопил Эксель в морях крови? Кто уничтожил цивилизацию Ингвайлдов? Золотые статуи богов, хранящиеся в моем трюме, - вот все, что от них осталось!

Ты выловил эти статуи из морей крови? Информация наконец пошла, и надо было не упустить момент, чтобы скачать ее полностью.

И ты, убийца, еще будешь меня в этом упрекать?

Ты лжешь, - спокойно сказал я. Провокационное и в достаточной мере абстрактное заявление, не требующее к тому же никаких доказательств.

Да, - сразу признался он, - Ингвайлды были обречены. Но многие из них еще не являлись носителями Кропов, они еще оставались собой! Вы убили всех, перемололи в космическую пыль целый мир!

Ну, положим, не в пыль. И не целый мир, а только Четверть.

Это сделали Свиглы, - сказал я.

Капитан в ответ демонически захохотал, Я не специалист по психическим расстройствам, но, по-моему, нормальные люди так не смеются.

Так мы… Вы и называли себя Свиглами, до вашего Великого Разделения на так называемых Воинов Света и Воинов Тьмы! - торжествующе заявил он.

Хоп! Словил. Усвоил. Перевариваю. Мы - Свиглы. А Свиглы - это мы. И мы разделились. Воины Тьмы, они же - Эйвы, они же - мы - ушли в Женин. А куда же подевались Воины Света?.. Спросить что ли?..

Оставим на время наше мрачное прошлое, - предложил я. И ляпнул наудачу, как в воду нырнул:

Ты знаешь, что нам надо повидаться с Воинами Света?

Капитан преобразился. То есть на глазах эволюционировал в свой прежний, спокойно-усмешливый образ. Я слыхал где-то, кажется, по ящику, что душевнобольным свойственны быстрые смены настроения.

Так ты надеешься помешать нашей встрече, капитан? - догадался я.

Мое имя капитан Апстер. Я не надеюсь, я просто ей помешаю. - Он ткнул пальцем в направлении двери, одиноко возвышавшейся безо всяких стен на краю белого квадрата. - Ты не выйдешь из этой двери. Ты останешься здесь и составишь компанию своему другу, - он опустил руку с вытянутым пальцем и указывал теперь на черный квадрат перед дверью. Я с состраданием посмотрел на квадрат - видимо, где-то в его черных глубинах сейчас сидел - или плавал? - мой хитиновый Дру.

Твои друзья-пираты тоже не покинут корабль - я уже предупредил мою команду, что сокровищам угрожает реальная опасность. Уж чему-чему, а сокровищам они не позволят уплыть с корабля!

Я понял, что стоит поторопиться с расспросами - мне ведь еще предстояло выручать Дру.

Я иногда беседую с ним, - утешил Апстер, заметив, что я продолжаю глядеть на квадрат. - Как вот сейчас с тобой. Занятный собеседник. Только он предпочитает разговаривать, сидя в кресле. Ты тоже можешь смело садиться.

Ага, намек понял.

Спасибо, попозже. Может быть, тебе известно и место нашей встречи?

Тоже мне - великий секрет! Любому профану должно быть ясно, что место может быть только одно - то, в котором вы окончательно разделились и через которое ушли, - это ваша пресловутая Мертвая Точка!

Какая Мертвая Точка? - окончательно обнаглел я.

Не прикидывайся дурачком! Ваша тайна давно разгадана! Координаты Мертвой Точки давно уже рассчитаны в Экселе, и не только мной!

Этого не может быть. Ручаюсь чем хочешь, что ты не сможешь назвать мне эти координаты! - безапелляционно заявил я.

Жаль, что ты не можешь поручиться своей головой - не будь она теперь бессмертна, ты бы ее потерял! - взъярился Апстер. - Ступай в кресло, мне надоело разговаривать с человеком, сидящим как петух на яйцах!

Кажется, я немного перестарался - надо было бы подойти к вопросу поаккуратнее. Хотя на разработку аккуратных подходов у меня теперь не было времени. Я понял, что мне уже не раскачать капитана на координаты Мертвой Точки. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь - придется удовольствоваться тем, что удалось из него выдоить; а это, как ни крути, тоже было немало. Я поднялся на ноги.

Благодарю за приятный вечер воспоминаний, но мне пора, - сказал я и пошел по направлению к двери, собираясь выйти в коридор и потребовать у тамошних дверей каких-нибудь канатов, чтобы вытащить из ловушки Дру. Хотелось бы мне знать, как Апстер сможет меня остановить.

Капитан за моей спиной громко хмыкнул.

Сопля вылетит, - обронил я, не оборачиваясь.

Я сказал, что ты не выйдешь отсюда! - взревел он.

Я почувствовал, что идти становится с каждым шагом все труднее. Будто само пространство вокруг меня вдруг начало густеть, силясь замедлить мои движения; скоро я уже пробивался словно сквозь водную толщу, постепенно все уплотняющуюся и грозящую превратиться в густой сироп, а там, глядишь, и в желе.

Тебе не мешало бы знать, что ты имеешь сейчас дело не только с физиком и навигатором, но и с величайшим магом Экселя! - гремел позади голос Апстера.

Ты забыл упомянуть свое главное звание - Величайший Ворюга Экселя, - не оборачиваясь, с трудом отозвался я, продолжая нелегкий путь к двери. На этом пути начали возникать огненные всполохи - не иначе Апстер устраивал фейерверк в честь моего отбытия. А воздушная сгущенка все ощутимее тянула меня назад, по направлению к черному квадрату. Апстер позади молчал, да и я не издал больше ни звука - все силы отнимала отчаянная борьба за сантиметры. Давление усиливалось, и постепенно меня шаг за шагом стало сносить к черной клетке. Преодолевая напор уплотнившегося пространства, я настолько наклонился вперед, что мог касаться руками поверхности квадрата и даже пытался с их помощью удержаться, но ухватиться было не за что, и меня неумолимо влекло к краю черного омута. Вперед я не глядел, делая отчаянные попытки удержаться хотя бы на месте. И вдруг давление исчезло. Я упал у края бездны, и первая посетившая меня мысль была, что Апстер выдохся. Я, откровенно говоря, тоже изрядно выдохся, но все же нашел в себе силы подняться и первым делом обернулся на «великого мага».

С Апстером происходило что-то, явно им непредвиденное: складывалось впечатление, будто его кресло подсоединили к высоковольтному источнику питания - капитан весь трясся и конвульсивно дергался, почему-то зажав при этом рот руками; кроме того, он светился, будто новогодняя лампочка, нежным сиреневым светом. Первые несколько секунд я злорадно наблюдал за капитаном, потом меня осенило, и я обернулся к двери.

Дверь была широко распахнута, в проеме стояли двое - Птеродактиль и Ильес. За их спинами вовсю шла потасовка, и Сфит, маячивший позади, кажется, их прикрывал. «Щекотун» на плече у капитана был включен - из полыхающего сиреневым светом дула, направленного на Апстера, вырывался конус излучения.

Не входите! - сразу предупредил я.

Я знаю! Стас, скорее! - крикнула Ильес.

Я побежал по белым квадратам к двери. Сзади донесся истерический хохот - должно быть, Апстер разжал-таки свой рот - и в промежутке между раскатами смеха раздалась слабая попытка крикнуть «стой!», которой, разумеется, слабо было заставить меня остановиться. Тем паче, что в пространстве ничто не стоит на одном месте. Кроме, возможно… Мертвой Точки?

Достигнув последней белой клетки, я прыгнул с разбегу через черное поле и едва не сшиб с ног Птеродактиля. «Щекотун» в его руках дрогнул и задрался стволом вверх, он торопливо дернул его вниз. Сзади, из клеточных просторов, донесся грохот - конус излучения прошелся по потолку и по полу. Шахматный мир за дверью рушился, и хотя наверняка не стоило надеяться, что бессмертного Апстера зашибет там каким-нибудь сорвавшимся сверху квадратом насмерть, но завалить его вместе с его гениальными машинами и прочей мебелью должно было основательно, что давало нам дополнительную надежду на успешное бегство. Но ведь там же находился и Дру…

Птеродактиль снял наконец палец с гашетки, молча захлопнул дверь, развернулся и тут же подключился к идущей вокруг баталии. Я наскоро огляделся. Драка происходила в последнем - вернее - в первом коридоре с дверьми, выводящем к ангару. Распахнутая дверь напротив была теперь входом в сокровищницу, и шестеро пиратов в данный момент выволакивали оттуда очередного идола, а остальные по мере возможности прикрывали вынос этого последнего «тела». Поскольку коридор был узкий, и все в нем дерущиеся являлись на данный момент бессмертными, то битва за сокровища рисковала затянуться на неопределенное время; повсюду мелькали сабли, мечи, кулаки и палицы, не причиняющие никому ни малейшего урона: насколько я успел заметить, головы просто-напросто не рубились, а раны затягивались буквально по мере нанесения. Сражающиеся стороны настолько перемешались в этой бескровной месиловке, что «Клат» в данной ситуации мог быть задействован разве что в качестве дубины. Но Птеродактиль, как видно, предпочитал не забивать микроскопом гвозди: он орудовал саблей, помогая себе время от времени кулаком. Рядом с Птеродактилем махался с красномордым Сфит.

Мы с Ильес единственные - за исключением «носильщиков» - не принимали участия во всеобщем мордобое, а так и стояли пока рядом с закрытой дверью. Ильес вцепилась мне в руку.

Ты узнал, где Эйв? - крикнула она, стараясь перекричать шум побоища.

Он там, - показал я большим пальцем через плечо на закрытую дверь.

Так это был он?.. - Зеленые глаза округлились. - Но как же…

Да нет, ты умница, все правильно сделала… А теперь погоди, дай подумать…

Можно было сначала попросить у двери веревок, потом опять Эйва, чтобы снова попасть в клетчатый мир или в то, что от него осталось. А можно было просто потребовать Дру - вдруг «Скиталец» сразу отдаст его? Ведь корабль, насколько я понял, являлся просто автономной тюрьмой и не был подчинен своему главному заключенному - капитану Апстеру. Что ж, сейчас проверим.

Я развернулся лицом к двери и с криком «Друлра!» отворил ее.

В этот момент в комнату влетел запыхавшийся Сфит.

Берись! - скомандовал я.

Сфит подступил к креслу с другой стороны.

Говорю тебе, Стас, что из корабля нет выхода! - убеждал Дру.

Мы оторвали кресло с Дру от пола - вырываться оно не пыталось - и понесли на выход. Навстречу нам из двери напротив выплывал стараниями шестерых пиратов еще один - интересно, какой по счету? - сундук; наверное, на ксенли еще оставалось место.

Капитан, уходим! - крикнул я Птеродактилю, пытаясь одновременно так разойтись с сундуком, чтобы проскочить по коридору первыми. В конце концов нам это удалось, как более маневренным, и мы потащили Дру за поворот, к выходной двери. За нами громыхали сундуком надрывающиеся пираты, по их стопам, не прекращая драки, началось всеобщее отступление.

Мы вырулили в ангар и почти бегом устремились к дракону - пираты проложили в завале катеров прямую тропу, чтобы без помех перетаскивать сокровища. Ксенли был уставлен сундуками, как рождественский пароход - подарками. Одно крыло дракон опустил до пола наподобие трапа - по нему, как видно, и производилась загрузка подарков. Мы взошли на крыло, прошли по нему на спину и опустили кресло с Дру среди сундуков.

Все напрасно, Стас, нам не выбраться отсюда, - завел Дру ту же безнадежную песню.

Поговори с ксенли, - посоветовал я, покидая Друлра, чтобы подсобить отступающей сейчас по ангару с боем пиратской команде. Ильес тоже была среди них - сейчас она отступала, сражаясь, плечом к плечу с Птеродактилем.

Мы спустились с дракона, обогнув по пути влекомый по крылу сундук. Я на бегу достал меч - хоть эффективность холодного оружия и сводилась на борту «Скитальца» к минимуму, но я не собирался блистать здесь своими боевыми искусствами, подставляя под удары сабель голые кулаки.

Основная задача состояла теперь в том, чтобы не допустить врага на ксенли, и мы с ней справились, хоть это было и нелегко, - здесь в бою складывалось впечатление, что сражаешься с целым выводком непробиваемых киборгов. Многие из них вознамерились полезть вслед за нами на дракона, но спихнуть их уже было делом чистой техники. Тогда они стали огибать ксенли, отыскивая на нем пространство, свободное от нас, чтобы на него взобраться. Я убедился, что вся наша компания уже в сборе, и подал команду:

В Наутблеф!

Ксенли вознесся высоко над полом и немного повисел там, предоставив нам возможность окинуть последним взглядом скопище помятых катеров на вечной пристани «Скитальца», Илъес - уронить слезу на головы беснующимся внизу обреченным на бессрочное заключение матросам и мысленно навсегда распрощаться с кораблем-призраком. Но уронить слезу и мысленно распрощаться мы не успели, потому что в это самое время распахнулась вторая дверь. За ней оказалась кромешная темень, посреди которой висело белое лицо капитана Апстера, а чуть ниже - его руки; я не сразу сообразил, что тело, одетое в черный костюм, просто-напросто сливается с фоном.

Стойте! - заорал капитан и простер в нашем направлении руку с растопыренными пальцами.

Ага, щас вернемся, только тапочки на ксенли наденем!

Ладонь Апстера нестерпимо засияла и в следующий миг выстрелила в грудь дракона ослепительным плазменным шаром. В то же мгновение все помещение вокруг нас, вместе с катерами, командой корабля, Апстером и летящей к нам шаровой молнией, словно взорвалось, распавшись на миллионы мелких фрагментов; фрагменты эти закружились, перемешались, будто рассыпавшаяся картинка-головоломка, и исчезли - вернее, это мы таким макаром исчезли из «Скитальца», унося с собой значительную часть краденных Апстером сокровищ, и в их числе самое главное сокровище - моего прикованного к креслу друга.

Мария Симонова

ВОИНЫ ТЬМЫ

Да разбей тебя паралич, зараза! В восьмой раз тебе повторяю - от-ва-ли! Без тебя тошно!

Но эта образина и не думала отваливать. Она выпала минуты три назад прямо из стены и сразу принялась целенаправленно наезжать на меня. То есть по-своему, конечно, наезжать - она наползала, накатывалась, протягивая в моем направлении короткие толстые отростки - ложноножки что ли? - норовя то ли подмять, то ли всосать меня в свою бесформенную зеркально-переливчатую, словно ртуть, тушу. И что мне не нравилось больше всего - помимо, естественно, самой твари, - так это то гробовое молчание, с которым она меня домогалась. А вот быстротой и поворотливостью ртутный холодец явно не отличался. И это радовало.

Было, правда, не совсем ясно, почему амеба-переросток так настырно добиралась именно до моей персоны: в просторной прямоугольной комнате со стенами и потолком, испускающими густо-желтое свечение, где я очнулся примерно пять минут назад, кроме меня еще находилась бесчувственная герла.

Это была одна из тех двух девчонок, к которым Пончик вчера на танцах делал попытки клеиться на спор. Но не та, что отвесила ему затрещину. Затрещину! Пончику! Ха! Жаль, не пришлось у него потом спросить, чем же он ее в порыве отчаяния так шокировал. А та, что стояла чуть позади своей драчливой подружки и при получении Пончиком затрещины потрясенно взялась рукой за щеку. Да, знатная вышла затрещина, звонкая! На всю танцплощадку - музыка как раз только смолкла. Было чему потрясаться.

Когда я подоспел к Пончику на выручку, пока его не начали бить ногами, та коза, что ему влепила, уже гордо хиляла в направлении выхода. А вторая так и стояла напротив униженного на глазах всей тусовки Пончика, сочувственно на него глядя, и, похоже, набиралась храбрости, чтобы его утешать… Я еще, помню, подумал, что, прояви Пончик долю сообразительности, он, возможно, мог бы добиться здесь успеха.

Очухавшись в этой таре для лимонов наедине с безмятежно дрыхнущей герЛой - хотел было растолкать ее, да передумал, - решил, что еще успею наслушаться женского визга. До появления главной местной достопримечательности я успел восстановить в памяти весь вчерашний вечер. Вспоминать, по правде говоря, было почти нечего. Воскресный вечер еще только начинал раскручиваться.

Сначала мы сидели во дворе. Пили. Спагетти бренчал на гитаре. Потом возня за забором и голос, кажется, Макса:

Ребята, наших бьют!!!

Сигаем через забор, суем торопливо в темноте в чьи-то мечущиеся рыла… Потом рывок на танцплощадку… Там Аргус с двумя неизменными телохранителями и старым гнилым базаром про должок. Но он это - чисто для галочки, он сегодня не при свите и быстро линяет. Зато рисуется Пончик и поначалу, как всегда, осторожненько, начинает заливать мне про свои последние эротические подвиги. Я терпеливо жду, пока он разойдется, войдет в раж и начнет захлебываться, а потом ненавязчиво предлагаю продемонстрировать. Не слабо.

Затрещина, наполовину пунцовая Пончикова рожа, растерянное лицо второй девчонки и как я к ним подхожу - это было последнее, что я мог вспомнить о вчерашних делах. На этом месте мои воспоминания внезапно и необъяснимо обрывались. Догадки относительно дальнейшего развития событий мне вскоре пришлось отложить до более подходящего времени.

Нахрапистое желе, очевидно, сообразив, что голыми ложноножками меня не взять, неожиданно сменило тактику. Оно замерло неподалеку от меня и начало на глазах разбухать, грозясь заполнить в скором времени своей биомассой весь объем желтого ящика. Этот маневр был из категории беспроигрышных, и мне оставалось только наблюдать процесс разрастания, ретировавшись в самый дальний угол, и надеяться на то, что зарвавшуюся амебу разорвет от натуги на части, как мыльный пузырь.

Тут взгляд мой упал на лежащую у стены без движения герлу - завороженный тактикой противника, я совсем забыл, что вляпался в эту паскудную историю не один. Вспухающая туша грозилась вскоре накрыть своим трепыхающимся пузом мою счастливую в своем неведении спутницу по несчастью. Чертыхаясь, я добрался по стеночке до этой спящей красавицы и, подхватив ее под мышки, сволок в облюбованный мною дальний угол.

Амеба между тем все разрасталась, но я злорадно отметил, что теперь это дается ей с очевидным трудом. Цвет ее из серебристо-переливчатого стал постепенно мутно-серым, на вздувшейся гладкой поверхности начали образовываться с мокрыми хлопками круглые глубокие дырки. «Вакуоли» - радостно всплыло в памяти словечко из школьного детства.

Тем не менее амеба, очевидно, хорошо знала, что делала, потому что до взрыва все не доходило, а когда подрагивающая дырчатая туша окончательно надвинулась, подобравшись к самым ногам девчонки, мне стало окончательно ясно, что и не дойдет.

Тут на меня неожиданно снизошла какая-то холодная пронзительно-спокойная ясность. Я пристроил безвольно-неподатливое тело девчонки в самый угол, а сам встал, загородив ее собой, засунув руки в карманы и выпятив нахально грудь навстречу наползающей биомассе. Возможно, со стороны это и выглядело смешно, но у меня в тот момент не оставалось другого выбора, кроме как погибнуть достойно мужчины и - черт возьми! - представителя человеческой расы!

Да чтоб тебя…………., и…………во все твои вакуоли! - выцедил я презрительно и плюнул в вакуоль. Хотел бы я сказать, что амеба, потрясенная до глубины души моим красноречием, содрогнулась всем холодцом и расплылась огромной серебристой лужей. Много бы я отдал в тот момент так же и за то, чтобы моя слюна оказалась смертельным ядом, чем-то вроде цианистого калия, для представителей гигантских одноклеточных.

Черта с два. Вместо того, чтобы сдохнуть от злости или от ядовитого плевка, она молча проглотила оскорбления и продолжала пухнуть. Тогда я махнул рукой на брезгливость и попросту пнул ногой в надвигающуюся серую массу. Масса плотоядно чмокнула и поглотила мою ногу аж до колена. Я тут же хотел выдернуть ногу, но в одно мгновение оказался втянутым в амебины недра. Отчаянно зажмурившись, я непроизвольно задержал дыхание.

Внутри амеба оказалась неожиданно мягко обволакивающей и приятно прохладной. Я сделал было попытку выбраться из нее на волю и тут же отключился.

Мне приснился сон. Будто играем мы полуфинал с заречинцами. Все - как в натуре: я веду мяч от центра, пасую Голландцу, выхожу к воротам, принимаю пас, обвожу защитника и тут вдруг замечаю, что на месте вратаря в воротах заречинцев по-хозяйски развалилась моя амеба. Я скриплю зубами от злости - надо же, и здесь умудрилась меня достать! Очевидно, сожрав на закуску заречинского вратаря Серегу. И зафутболиваю мяч аккурат ей в центр туловища… Ач-черт!.. Такая атака провалилась!..

Мяч бесславно тонет в ртутных глубинах, а физиономия амебы - у нее на сей раз даже физиономия имеется: глазки, как два притушенных бычка, и пасть сковородником - кривится в издевательской ухмылке, наводя на мысль о хорошем кирпиче. И как будто в ответ на эту мысль - о всесилие сна! - в моей правой руке откуда ни возьмись появляется увесистый кирпич. Само собой, возможность пристукнуть амебу хорошим ударом кирпича мне вряд ли светит даже во сне. Но меня это сейчас почти не колышет. Я сейчас, так и быть, готов довольствоваться и малым.

От души замахиваюсь кирпичом, наметив точку меж глаз-окурков… И тут, как всегда в самый душевный момент сна, меня начинают бесцеремонно будить, да еще каким-то варварским способом - тыкая мне в грудь чем-то острым.

Я открыл глаза и сел. При этом что-то уныло звякнуло и тяжело оттянуло вниз мои руки. Я поднял руки, что стоило мне непривычного усилия, и взглянул на свои запястья. Их опоясывали широкие железные браслеты, они же - кандалы. Снабженные, как полагается порядочным кандалам, увесистыми цепями. Такие же побрякушки украшали и мои щиколотки. Мечта нашего дворового металлиста - Гарика Самойлова. Оторвав спросонный взгляд от Сяминой мечты, я осмотрелся и на время позабыл о своих новых металлических прибамбасах.

Я находился в довольно просторном каменном каземате, убого освещенном пламенем двух факелов. Эти хилые источники света торчали из стен по обе стороны от массивной решетки, заменяющей здесь, насколько я понял, входную дверь. Разбужен я был, как тут же выяснилось, острием копья. За тупой конец этого копья держался бугай под два метра ростом, поросший с головы до ног густой рыжей шерстью - ни дать ни взять Максов кот Абрикос в масштабе один к тридцати пяти. Помимо волос, наготу его прикрывало какое-то подобие кожаной набедренной повязки, а непроходимые рыжие дебри на могучей груди были перечеркнуты крест-накрест магистралями двух ремней, необходимых, вероятно, чтобы поддерживать кусок кожи на бедрах.

Когда-то между богами была междоусобная война. Говорят, что она давно закончилась, хотя не все разделяют данную точку зрения. И до сих пор по Земле ходят те, кто принял путь меча и сражается на стороне Тьмы. Павшие воины уступают место молодым, и вновь черные клинки пьют кровь тех, кто осмелился противостоять незримой силе Ночи. Сколь велики прекрасные деяния, совершенные Воинами Тьмы! Никто не может укрыться от их ярости. Их пути исходят из глубин Преисподней и устремляются в Небеса, пронзая их. Они носят войну в своих сердцах. Они всегда в дороге, всегда на шаг впереди любого своего противника, поэтому они не берут пленных. Их стихия - разрушение, их жизнь - это смерть их врагов. Чужой кровью они платят за право быть и своей - за право становиться. Они вскрывают пустоту черепов своих врагов и наполняют их лучшим вином. В душах Воинов Тьмы нет места надеждам и отчаянию. Их души полны огня, изливающегося в мир. Когда-нибудь старый мир вспыхнет от их сердец и сгорит, освободив место для нового мира.

Они говорят: «Мы были рождены, чтобы владеть этим миром. Кто посмеет выступить против нас?! Этот мир слишком хрупок, чтобы вынести наши шаги. Мы разрушим его своей поступью и сотворим мир достаточно крепкий, чтобы он устоял, когда мы начнем ТАНЦЕВАТЬ! Миг нашего триумфа станет мгновением нашего величайшего позора, ибо враги наши - грязь и немощь старого мира. Можем ли мы гордится победой над такими врагами?! Не с ними мы будем сражаться и не от их рук умирать. Мы идем на войну с нашей ничтожностью, опустившей нас на один уровень с нашими врагами. Вступив в эту битву, мы уже проиграли, но, не смотря на это, мы пройдем по нашему пути так далеко, как только сможем. Мы завоюем право утверждать нашу волю в мире, который слишком долго прозябал в лени и довольстве собой». Для Воинов Тьмы разрушение есть наивысшая форма созидания, а убийство - наивысшее проявление жизни.

Воин Тьмы - любимый сын Смерти. Все его победы и поражения принадлежат только ему. Он благодарит за помощь и карает за предательство, потому что ему принадлежит такое право. Его сила освещает путь, и никто не смеет указывать, в каком направлении ему следует двигаться. Жизнь Воина Тьмы служит его воле. Его душа - это меч, не ведающий непреодолимых преград. Он действует там, где другие колеблются, и выжидает в те моменты, когда иные бросаются вперед сломя голову.

Жизнь - это борьба за существование, в которой горло поверженного врага считается лучшей опорой для ноги победителя. Воин Тьмы оставляет благородство для рыцарских турниров и без угрызений совести сметает тех, кто осмелился встать у него на пути, будь то другие воины, женщины, старики или дети, ибо каждый из них может вонзить нож в спину воина, решившего поиграть в благородство. За спиной Воина Тьмы простирается безжизненная пустыня. Он не доверяет тем, кто признает его превосходство на словах, ибо кто может утверждать, что ему известно все, на что способен Воин Тьмы?!

Главный враг Воина Тьмы - вера. Он не верит в свое всемогущество и знает, что всегда найдется кто-то посильнее его. Он не верит друзьям, ибо чаще всего предательство исходит от тех, кто рядом. Его не трогают крики о помощи, ибо не всякий попавший в беду достоин спасения.

Лучший друг Воина Тьмы - это его самый злейший враг. Своим врагам он доверяет больше, чем самым преданным товарищам. Враги делают нас сильнее, в то время как друзья незаметно подтачивают наш дух, оскверняя наше одиночество. Потребность в друге является самым верным проявлением слабости. Победа всегда принадлежит кому-то одному, тот же, кто начинает делить свою победу с друзьями и соратниками, неизбежно окажется в числе проигравших.

Воин Тьмы - духовное существо, но его дух признает только кровь. Черным мечом своей души он вырезает сердца у своих врагов и бросает их в огонь своего величия. Он знает, что сколь бы не были велики его победы, самая главная битва всегда ждет его впереди, и только от него зависит, переживет ли он ее или навсегда исчезнет во мраке.

Воин Тьмы безразличен к воздаянию. Все, что ему нужно, он в состоянии добыть себе сам. Его личная сила определяет степень его свободы.

Абсолютно все Воин Тьмы способен обратить в оружие. Его разум и чувства, желания и мечты, и даже слабости он использует для того, чтобы одержать победу в битве жизни.

Сила Воина Тьмы - в знании своих сильных и слабых сторон. Самообман и самоуспокоение чужды ему. Он знает, чего хочет, и как этого достичь наилучшим способом, в противном случае смерть может настичь его раньше, чем он позволит это.

Сила Воина Тьмы - в понимании себя и своих врагов. Он смотрит на мир чистым взором, не замутненным предрассудками и неверными толкованиями, ибо толкования и предрассудки ошибочны уже в силу своего существования.

Сила Воина Тьмы - в умении чувствовать настроение мира: переменчивое дыхание ветра, эмоции облаков, ласки дождя, стыдливость тумана, напускное равнодушие звезд, загадочность радуги - все то, что невозможно знать, но можно научиться переживать в своем сердце.

Путь Воина Тьмы и прост и сложен одновременно. Порой горизонт сам стремится лечь под твои ноги, а иногда на то, чтобы сделать всего один шаг, уходит целая вечность.

Воин Тьмы знает: нет более важного дела, чем то, которое он делает здесь и сейчас. Цель всегда оправдывает средства, а слезы детей - лучший напиток в редкие минуты затишья между сражениями. Жестокость и милосердие - пустой звук для того, кто знает людей.

Воин Тьмы умеет убивать не только ненавистью, но и любовью. Он также умеет быть недоступным для чужой ненависти и любви, особенно для любви, ибо это - самое трудное.

Есть многое, что Воин Тьмы может себе позволить, в том числе трусость, предательство, глупость и даже лень, но он не может не быть воином. Жизнь обычного человека смертельна для него. Обыденность - это ржавчина, которая потихоньку разъест душу и превратит его в ничтожное создание, не достойное даже презрения.

Воин Тьмы не стремится ни к свету, ни к покою, хотя при желании мог бы заполучить и то, и другое. Вся его жизнь - это битва, и поэтому, когда он устанет сражаться, он умрет.

Он хочет жить не для того, чтобы есть, пить и совокупляться. Он хочет жить не для того, чтобы посвятить свою жизнь какой-либо великой цели или служению. Он хочет жить не для того, чтобы добиться величия в глазах окружающих и не ради саг, которые, возможно, сложат о его победах. Он хочет жить, потому что хочет умереть. Его жажда жизни - это победа над жаждой смерти. Когда-нибудь все изменится, а до тех пор его жизнь - это смерть других, его смерть - недостижимая мечта его врагов, его жажда - это его воля.

Воин Тьмы сражается за себя. Вся его армия состоит всего из одного человека - это он сам. Воин Тьмы сражается не с людьми, но с их многочисленными богами. Удостовериться в смерти бога можно только одним способом - поставить ногу ему на горло.

Воин Тьмы побеждает не своих врагов, но самого себя. Каждая его победа - это также и поражение…

2

Воин Тьмы говорит:

«Каждый из нас живет для себя и ради себя. Счастье грядущих поколений, занимавшее то, что некоторые наивные люди безосновательно полагают своим «разумом», ничуть нас не беспокоит. Поэтому мы желаем увидеть крах вашей цивилизации и наступление другой эпохи, не признающей никаких границ, никаких бюрократических условностей, мы желаем насладиться долгожданным мигом триумфа, когда самые страшные ночные кошмары, питаемые и направляемые нашей силой, оживут и поглотят значительную часть человечества. На нашем пути мы не отступим ни на шаг. Мы не можем больше ждать ни одной секунды, ибо секунда - это непозволительная роскошь для нас, мы хотим действовать, а не говорить. Время наивных фантазий и бесплодных теоретических построений подошло к концу. Жизнь слишком коротка, чтобы позволить кому-нибудь другому в будущем насладиться плодами наших заслуженных побед или же вкусить горечь наших поражений. Как бы то ни было, но это будут наши победы и наши поражения, и никому не дозволено прикасаться к ним. Поэтому мы сделаем все, что желает наш разум, мы насладимся всем, что вожделеют наши чувства, мы завоюем все, чего коснется наша воля. Каждый миг нашей жизни станет маленьким триумфом, укрепляющим наше будущее величие. Подобно огненным смерчам мы пронесемся над головами людей, одаривая смертью всякого, кто осмелится оскорбить нас своим взглядом. Никто и ничто не сможет остановить нас на нашем пути. Мы не будем ни первыми, ни последними. Мы станем единственными. Нам не нужны ни Тысячелетний Рейх, ни зависть потомков, ибо мы стараемся не для истории. Мы желаем полной власти над своими жизнями, и мы завоюем эту власть, чего бы нам это ни стоило. Наши жизни станут прочнейшими струнами, натянутыми между вечностью и свободой, и они сотворят из себя музыку, от которой треснет купол небес над нашими головами - эта последняя из границ умирающего мира. И когда последняя звезда падет на землю перед нашими ногами, мы обретем свободу и силу изжить этот мир для самих себя.

То, что глупцы полагают тьмой, ослепляет наши глаза, но мы не закрываем их. Мы желаем видеть и слепящую тьму наших сердец и беспросветный мрак людского существования. Мы ничего не забываем, и каждая пролитая нами капля крови отольется нашим врагам морями слез. Сила, способная остановить нас, уже мертва. Наши руки свободны, но они все еще слишком слабы, слишком немощны, слишком изнежены. Очень долго мы заражались людской слабостью, поэтому нам требуется время, чтобы излечиться, но уже сейчас каждый из нас способен сокрушить любую армию мира. Наше самое действенное оружие - слово. Мы владеем информацией и контролируем ее потоки. Способны ли вы разоружить теперь нас? Способны ли вы на что-нибудь, кроме трусости и подлости? Нет. Вы не заслужили ни знаний, ни силы, поэтому мы будем говорить с вами на языке страданий и боли. Мы вырвем языки у вас и у ваших пророков и бросим их в грязь. Мы заставим ваших детей ненавидеть вас и считать служение нам лучшей долей. Мы произведем на свет машины и философии, подчиняясь которым вы забудете о том, что вы наши рабы, обреченные на заклание. Мы станем для вас богами, но мы не будем ими, ибо вы не достойны таких богов как мы. Не от наших рук вы примете смерть, но от своих собственных, и небытие поглотит вас, а мы позаботимся о том, чтобы на Земле не осталось даже воспоминаний о вашем пребывании. Мы станем очищением и очистимся сами.

В мире, где последние стали первыми, мы не поддались последнему искушению - мы не сделались стадом, одним из многих. Несокрушимые скалы нашего одиночества успешно противостоят бушующему морю ненависти и зависти. Кто может бросить нам вызов? Вокруг - только грязь и ничего кроме грязи. Каждое препятствие, воздвигнутое на нашем пути, мы преодолеваем с легкостью. Каждый, кто осмелился выйти против нас с оружием, падает на колени, поверженный собственной трусостью. Мы уже не видим для себя достойных противников. Люди измельчали. Мы ходим среди карликов и нам отвратительно даже наше превосходство над вами, ведь мы желаем большего. Повелевать грязью - разве это наша цель?

Отбросы человечества должны быть безжалостно ликвидированы, дабы истощенная их деяниями Земля смогла насытиться ими же самими. Слишком долго вы кормились Землей, пришло время напоить ее своей плотью. Мы принесем вас в жертву Земле - это будет величайшее жертвоприношение из всех, когда-либо совершавшихся. Страшный суд, на который вы уповаете, так и не свершится. Своей волей мы отменим всякий суд над вами, поскольку вы не заслужили никакого суда. Вы уже давно сами объявили себя виновными и вынесли себе смертный приговор. И вы же приведете его в исполнение; нам даже не придется марать руки. Мы не судьи и не палачи, мы - само будущее, которое несется на вас с неотвратимостью лавины. Наша сила в каждом нарождающемся мгновении, наша воля страшнее любой небесной кары, наше счастье страшнее всех адских мук, которые вы только способны вообразить.

Мы живем в эпоху, когда действие определяет знание. Мы не знаем ничего, наши действия разрушили все, во что верили наши предки и мы сами. Вокруг нас простирается поле обломков былого, но мы не желаем подбирать их и довольствоваться этим. Мы хотим большего, мы желаем завоевать для себя право творить по своему образу и подобию, в строгом соответствии со своими желаниями и волей, не оглядываясь на людей и богов и на их ничтожные «законы». Мы устали от ваших мерзких рыл, являющихся нам при свете дня. Нам отвратительно ваше зловонное дыхание на наших лицах вместо чистого свежего воздуха, которого мы жаждем в своих сияющих сердцах. Ваши дряхлые немощные тела загораживают от нас чудеса этого мира, предназначенные не для вас - грязных свиней, - но для тех, кто сумеет распорядиться ими должным образом. Вы виноваты даже в том, что дышите нашим воздухом, пожираете нашу пищу и путаетесь у нас под ногами. «Слабый должен погибнуть», - говорит неизбежность, пугавшая вас столько тысячелетий, но и ее мы сумели обратить на свою сторону, подчинить своим целям. Мы не признаем над собой ее власти и власти ее приспешников: судьбы или бога. Мы желаем заполучить День вместе со всем, что в нем есть, но мы не желаем видеть в нем вас.

Ваши боги умерли один за другим, но вы, так истово верившие в них, не спешите последовать за ними в могилу. Мы позволим вам уйти, уйти навсегда - это единственная милость с нашей стороны, на которую вы можете рассчитывать. Мы позволим вам уйти. Ведь вы уже принадлежите нам, только еще не понимаете этого. Каждый раз, когда мы проходим мимо вас, мы держим ваши жизни в своих руках, ибо в нашей власти оборвать их, и каждый раз мы милуем вас, но не из милосердия, которое нам неведомо, а лишь потому, что ваша смерть будет для нас столь же отвратительным зрелищем, как и ваша жизнь. Вы воплощаете в себе все, что ненавистно нам. Мы терпели долго, быть может даже слишком долго, но терпение наше не бесконечно. Предел нашей милости положен отныне и до полной победы. Мы превзойдем грязь вашего бытия. Огненные цветы наших сердец осветят эту смрадную ночь, поглотившую мир, и призовут новый рассвет. И никто не сможет воспрепятствовать восходу нового светила. И когда самый первый луч коснется вершины высочайшей из гор, мы будем там, чтобы умыться его чистой энергией и воскликнуть, прощаясь с этим чудесным мгновением: «Свершилось!»

3

Воин Тьмы говорит:

«Здесь и сейчас рождается наше будущее. Чью власть оно примет над собой: власть ничтожных рабов, копошившихся долгие тысячелетия в собственных нечистотах, или власть тех, кто имеет достаточно силы и смелости, чтобы взять власть над грядущим в свои руки? Мы даем ответ на этот вопрос. Наше грядущее говорит нам и только нам, ибо вокруг нас нет никого, кто осмелился бы слушать этот голос.

«Всякий оступившийся должен сгинуть без могилы и памяти». - Мы не подталкиваем падающих и не протягиваем им руки; слабым нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий заблудившийся должен сгинуть без могилы и памяти». - Мы не учимся у глупцов и не учим отступников; слепым нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий гордящийся своей глупостью и ничтожностью должен сгинуть без могилы и памяти». - Нам отвратительны глупцы, но еще больше мы презираем счастье глупцов; тем, кто всегда доволен собой и своей жизнью, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий ищущий погибели должен сгинуть без могилы и памяти». - Наши жизни стоят ровно столько, сколько стоит наше желание жить; тем, кто дешево ценит свою жизнь и готов отдать ее ради других, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий убивающий себя должен сгинуть без могилы и памяти». - Наше существование прекрасно, мы счастливы везде, где бы мы ни были; тем, кто ищет страданий, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий потакающий своим слабостям, но не силе должен сгинуть без могилы и памяти». - Мы потакаем своей силе, и сила отвечает нам взаимностью; тем, кто лелеет свои слабости, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий разучившийся ходить без чужой помощи должен сгинуть без могилы и памяти». - Мы не подбираем раненых, поскольку у каждого из нас своя битва, свои победы и свои поражения; тем, кто хочет, чтобы его несли, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий взращивающий сомнения и смуту должен сгинуть без могилы и памяти». - Нам ведомо безрассудство, но и осторожность не чужда нашим душам; трусам, хотящим заразить окружающих своей трусостью, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий поднявший глаза, но не голову должен сгинуть без могилы и памяти». - Наше любопытство подкреплено силой, позволяющей вырвать знание из цепких когтей неведомого; тем, кто претендует на знание, не обладая правом его получить, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий преградивший нам путь должен сгинуть без могилы и памяти». - Мы не убийцы, ибо убить можно только равного; осмелившиеся встать у нас на пути будут сметены, ибо грязи нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий просящий прощения и прощающий другого должен сгинуть без могилы и памяти». - Каждый из нас отвечает за свои поступки только перед самим собой; прощению и стыду нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий призывающий к покаянию и искуплению должен сгинуть без могилы и памяти». - Каждый из нас - горная вершина, над которой нет и не может быть ничего; ищущим господ над собой нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий молящийся и ждущий ответа на свою молитву должен сгинуть без могилы и памяти». - Вера не отравляет наши сердца, наша кровь чиста от божественных метастазов; тем, кто ищет нового господина над собой нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий судящий и позволяющий вершить над собой суд должен сгинуть без могилы и памяти». - Над нами нет суда, но и под нами его нет, мы не судим и неподвластны никакому суду; тем, кто хочет справедливости и воздаяния по делам его, нечего делать на пути, которым мы идем.

«Всякий вставший по доброй воле на колени должен сгинуть без могилы и памяти». - Пока мы живы, наши колени не коснуться земли, и нет такой силы, перед которой мы добровольно склонили бы наши головы; тем, кто жаждет поклонения и нового рабства, нечего делать на пути, которым мы идем».