Путь церковного служения аввакума. Биография протопопа аввакума

Был рождён в семье священника в селе Григорьеве Макарьевского уезда Нижегородской губернии. После его женитьбы на жительнице того же села Настасье Марковне он был скоро рукоположён в дьяконы, а через три года стал священником в Лопатинцах.

Его стремление жёстко обличать разные поступки прихожан привело к его скорому столкновению с паствой. В 1646 году Аввакума избивают и выгоняют из села вместе с семьёй (сыном и женой). Он переезжает в Москву, где он был поддержан земляком Иваном Нероновым.

В столице Аввакум активно включается в деятельность нового кружка русских богословов под названием «Ревнители древнего благочестия», возглавляемое царским духовником Стефаном Вонифатьевым. Уже в 1653 году протопоп Аввакум начинает открытую борьбу с патриархом Никоном, резко выступая против исправления церковных книг. Возмущало его также и запрещение двуперстия, а также церковные реформы Алексея Михайловича. Аввакум подаёт челобитную правителю, в которой выступал за сохранение былых обрядов. Он полностью отказался принимать изменения в богослужении за что скоро был сослан в ссылку.

После десятилетней ссылки, в 1664 году по ходатайству московских друзей Аввакум возвращается в Москву. Царь Алексей Михайлович, рассорившийся к тому времени с Никоном принимает его со всей милостью и даже даёт указ поселить его в Кремле, около Новодевичьего монастыря. Аввакум обращается с челобитной к правителю, требуя исправления содеянной ереси. Сам же протопоп демонстративно отказывался посещать церкви в которых служили по новым обрядам.

Летом 1664 года церковные иерархи, которые опасались волнений старообрядцев в Москве, смогли добиться от царя Алексея решения о новой ссылке протопопа в Пустозерск. Там он был заключён в деревянный сруб, а потом в земляную тюрьму, но это его не переубедило. Во время этого пятнадцатилетнего заточения в Пустозерске он пишет два больших сборника богословских сочинений: «Книгу толкований» и «Книгу бесед», много грамот и посланий старообрядцам. Данные тексты передавались из места его заключения, как в полном объёме, так и по частям, а потом рассылались по многочисленным старообрядческим общинам.

Все написанные им книги свидетельствуют о смелости и его широких богословских интересах. Он даже решается подробно истолковать тексты самого Священного Писания. Так, в «Книгу толкований» входят разъяснения некоторых псалмов и др.

Четырнадцатого апреля 1682 года Аввакум с ближайшими друзьями были сожжены в деревянном срубе.

Протопоп Аввакум известен, как ярый противник книжной богослужебной реформы XVII века, Патриарха Никона , а также как строгий протопоп Юрьевца-Повольского. Протопоп Аввакум, биография которого богата событиями, родился в 1620 (1621) году в довольно необеспеченной, даже, можно сказать, бедной семье. Он воспитывался в окружении строгих нравов и суровых правил. Настоящее имя - Аввакум Петрович Кондратьев. Сам протопоп Аввакум стал очень рано подвижником православия, что, впрочем, его и прославило. Известны факты о его проведения обрядов по изгнанию бесов. Протопоп Аввакум считается поистине родоначальником вольного слова, образной словесности, а также исповедальной прозы. Ему приписывают целых 43 сочинения, среди которых «Книга бесед», «Книга обличений», «Книга толкований». Также известнейшее произведение «Житие» протопопа Аввакума, перевод книг которого популярен среди соответствующих кругов и сегодня.
Безумная строгость и беспощадное преследование любого отступления от церковных уставов и правил сыграло свою отрицательную службу. Это и вынудило Протопопа в 1651 году бежать от возмущенных жителей Юрьевца-Повольского в спасительную Москву. Уже на новом месте он считался ученым и участвовал в реформе - «книжная справа», проводившейся при патриархе Иосифе, после смерти которого, в 1652 году Никон стал новым патриархом. Он провёл замену московских справщиков на украинских книжников. Здесь возникли колоссальные расхождения подходов к реформе. Аввакум выступал за исправление церковной литературы по древнерусским православным рукописям, а патриарх Никон - по греческим богослужебным книгам. Аввакум был уверен, что такие издания будут искажены и не авторитетны. Он написал челобитную (жалобу) царю вместе с протопопом Даниилом из Костромы . Там он и подверг резкой критике точку зрения Патриарха Никона. Аввакум стал одним из первых жертв ярого преследования противников Никона. Уже в сентябре 1653 годы его посадили в тюрьму и безуспешно пытались уговорить принять новую книжную реформу. Так что Аввакум Петрович отправился в ссылку в Тобольск, после чего целых 6 лет находился в армии воеводы Афанасия Пашкова. После потери Никоном своего влияния при дворе Аввакума возвратили в Москву в 1663 году. Первые несколько месяцев сам царь показывал предрасположение к нему.

Но пировать Аввакуму долго не пришлось. Ведь он был противником не Никона, а церковной реформы в целом. По непрямым советам со стороны царя Аввакум Юрьевич присоединился к новой реформированной церкви. Ему удалось следовать новым правилам совсем недолго. После чего он стал более упрямо и громко критиковать архиереев. В связи с этим в 1664 году Аввакума сослали в Мезень на полтора года. А в 1666 - вновь возвращен в Москву, где 13 мая в Успенском соборе его расстригли и прокляли за обедней. В ответ Аввакум наложил анафему на архиереев. А с 1667-го года 14 лет он просидел на голодном пайке - на хлебе и воде в холодной земляной тюрьме Пустозёрска. И там же все равно Аввакум рассылал свои послания и грамоты.
В один момент он совершил грубую ошибку - написал достаточно резкое письмо к царю Федору Алексеевичу. В этом послании была представлена нетактичная критика царя Алексея Михайловича и патриарха Иоакима. И вот, была настигнута точка кипения, и Аввакум с товарищами был сожжен в срубе в Пустозёрске. Жизнь протопопа Аввакума была окончена.

В нижнем течении реки Печеры, в 20 километрах от современного города Нарьян-Мар, когда-то был Пустозерский острог – первый русский город в Заполярье. Сейчас этот форпост освоения Россией Севера и Сибири прекратил свое существование.

Город был заброшен в 20-х годах прошлого столетия. Ни остатков крепости, ни жилых домов в здешних тундрах не сохранилось. Только высится странный памятник: из бревенчатого сруба поднимаются, подобно двуперстию, два деревянных обелиска, увенчанных навесом-голбцом. Это памятник «пустозерским страдальцам», сожженным по преданию на этом самом месте. Один из них – протопоп Аввакум Петров, одна из самых ярких личностей эпохи церковного раскола, священник, писатель, бунтарь и мученик. Какой же была судьба этого человека, приведшая его в дикий заполярный край, где он нашел свою смерть?

Приходской священник

Родился Аввакум Петров в 1620 году в семье приходского священника Петра Кондратьева в селе Григорове под Нижним Новгородом. Отец его, по собственному признанию Аввакума, был склонен к «питию хмельному», матушка, напротив, жизни была самой строгой и тому же учила сына. В 17 лет Аввакум по приказанию матери женился на Анастасии Марковне, дочке кузнеца. Она стала ему верной женой и помощницей на всю жизнь.

В 22 года Аввакум был рукоположен в диаконы, еще через два года – в священники. В молодости Аввакум Петров знался с многими книжными людьми того времени, в том числе и с Никоном, тем самым, который впоследствии станет инициатором церковных реформ, приведших к расколу.

Однако до поры до времени их пути разошлись. Никон уехал в Москву, где быстро вошел в кружок приближенных к молодому царю Алексею Михайловичу, Аввакум стал священником села Лопатицы. Сначала в Лопатицах, затем в Юрьевце-Повольском Аввакум проявил себя таким строгим и нетерпимым к человеческим слабостям попом, что неоднократно был бит собственной паствой. Он прогонял скоморохов, обличал грехи прихожан в храме и на улице, однажды отказался благословить боярского сына за то, что тот бреет бороду.

Противник Никона

Спасаясь от разгневанных прихожан, протопоп Аввакум с семьей перебрался в Москву, где надеялся найти покровительство у своего давнего приятеля Никона и ближнего царского окружения. Однако в Москве по инициативе Никона, ставшего Патриархом, началась церковная реформа, и Аввакум довольно быстро сделался лидером ревнителей старины. В сентябре 1653 года Аввакум, написавший к тому времени ряд резких челобитных царю с жалобами на церковные нововведения и не стеснявшийся выступать против действий Никона публично, был брошен в подвал Андроникова монастыря, а затем сослан в Тобольск.

Ссыльный

Сибирская ссылка длилась 10 лет. За это время Аввакум и его семья прошли путь от относительно благополучной жизни в Тобольске до страшной Даурии – так называли в ту пору Забайкальские земли. Аввакум никак не желал смирять своего сурового, неуступчивого нрава, повсюду обличал грехи и неправду прихожан, в том числе и самых высокопоставленных, гневно клеймил нововведения Никона, которые достигали Сибири, и в результате оказывался все дальше и дальше от обжитых земель, обрекая себя и семью на более тяжелые условия жизни. В Даурии он оказался в составе отряда воеводы Пашкова. Про отношения с этим человеком Аввакум написал так: «То ли он меня мучил, то ли я ево, не знаю». Пашков не уступал Аввакуму в суровости и крутости характера, и, похоже, поставил целью сломать упрямого протопопа. Не тут-то было. Аввакум, неоднократно битый, обреченный на зимовку в «студеной башне», страдающий от ран, голода и холода, смиряться не желал и продолжал клеймить своего мучителя.

Расстрига

Наконец Аввакуму разрешили вернуться в Москву. Вначале царь и его приближенные приняли его ласково, тем более что Никон в ту пору был в опале. Впрочем, очень скоро стало ясно, что дело не в личной вражде между Аввакумом и Никоном, а в том, что Аввакум является принципиальным противником всей церковной реформы и отвергает возможность спасения в Церкви, где служат по новым книгам. Алексей Михайлович сначала увещевал его, лично и через друзей прося его угомониться и прекратить обличение церковных нововведений. Однако терпение государя все же лопнуло, и в 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где продолжил свою проповедь, очень горячо поддержанную в народе. В 1666 году Аввакума привезли в Москву на суд. Для этой цели специально был созван церковный собор. После долгих увещеваний и препирательств Собор постановил лишить его сана и «опроклинать». Аввакум в ответ немедленно наложил на участников собора анафему.

Аввакум был расстрижен, наказан кнутом и сослан в Пустозерск. За него заступались многие бояре, просила даже царица, но тщетно.

Мученик

В Пустозерске Аввакум просидел в земляной тюрьме на хлебе и воде 14 лет. Вместе с ним отбывали наказание другие видные деятели Раскола - Лазарь, Епифаний и Никифор. В Пустозерске мятежный протопоп написал свое знаменитое «Житие протопопа Аввакума». Эта книга стала не только ярчайшим документом эпохи, но и одним из самых значительных произведений допетровской словесности, в котором Аввакум Петров предвосхитил проблематику и многие приемы более поздней русской литературы. Помимо «Жития» Аввакум продолжал писать грамоты и послания, которые уходили из пустозерской тюрьмы и получали распространение в разных городах России. Наконец царь Федор Алексеевич, сменивший на престоле Алексея Михайловича, разгневался на одно, особенно резкое послание Аввакума, в котором тот критиковал покойного государя. 14 апреля 1682 года, в Страстную пятницу, Аввакум и трое его сподвижников были сожжены в срубе.

Старообрядческая церковь почитает протопопа Аввакума как священномученика и исповедника.

Протопоп Аввакум Петров — фигура почти невероятная. Это уникальный слу-чай, когда в одной личности отразилась эпоха, разграничившая Россию средне-вековую, по преимуществу религиозную, — и новое светское государство с куль-турой и политической структурой иного типа. И если мы обращаемся к фигуре Аввакума, то во многом потому, что он оказался человеком на грани двух миров.

Начало жизни, среда, из которой он происходил, были весьма заурядными, одна-ко масштаб личности, осознание своей миссии и несокрушимость веры сделали его олицетворением одного из поворотных моментов в истории России. Аввакум уникален, потому что до него никто не заявлял о себе столь определенно и красноречиво — в конце концов, он автор первого автобио--гра-фического повествования в русской литературе, до него мы не слышим такой исповедальности. Но вопрос: насколько это исповедальность, а насколько игра? И почему «одинокий голос человека» оказался услышан современниками и потомками?

Способность Аввакума воплотить убеждения в словах и поступках порази-тель-ны. Однако он отражает многие ключевые черты русского человека той эпохи, и, как ни парадоксально, эта предельная «типичность» сделала его лидером в глазах современников и заставляет нас проследовать за ним и по-степенно, шаг за шагом, восстановить смысл событий, масштаб которых далеко выходит за рамки отдельной человеческой жизни.

Сын и внук сельских священников, он родился в селе Григорове, под Нижним Новгородом, — в тех исконно русских, коренных краях, откуда за десятилетие до его появления на свет ранее вышло народное ополчение, чтобы спасти оте-чество и укрепить православную веру; ополчение, которое в итоге обеспечило приход на трон нового царя Михаила Федоровича Романова и вместе с ним новой династии. Аввакум рос в обыкновенной, не слишком благополучной семье: в 15 лет лишился пьющего отца; прислушивался к наставлениям «молит-венной» матери, по указанию которой в 17 лет женился на 14-летней сироте На-стасье Марковне (именно так, уважительно, он ее назы-вал потом всю жизнь). В двадцать с небольшим лет был рукоположен в диа-коны, а пару лет спустя, в 1644 году, — поставлен в священники и получил приход в селе Лопа-тицы неподалеку от почитаемого Макарьева Желтоводского монастыря. Сло-вом, в первые 25 лет ничем не выделялся из сотен подобных ему «поповичей». Представив себе его, мы одновременно видим десятки тысяч молодых людей XVII века, для которых жизнь строилась по лекалам отцов и дедов, которые жили в рамках церковного годового круга и крепко держались за землю: «где родился, там и пригодился» — это их взгляд на мир.

Однако уже в первом своем приходе Аввакум ввязывается в борьбу, навсегда определившую его жизненный путь. Он занимает крайне строгую нрав-ствен-ную и каноническую позицию, в соответствии с идеалами христианства, кото-рые редко воплощались в том «грешном мире», о котором неизменно говорят все русские книжники. Он вводит в своей церкви единогласное пение взамен распространенного повсюду многогласия (когда священник с дьяконом парал-лельно читали разные тексты, сокращая время службы к облегчению прихо-жан); тщательно соблюдает все уставы, стыдит и уличает сельчан и даже местных влиятельных лиц за различные бытовые пороки, особенно за пьян-ство. А когда в Лопатицы приходят «плясовые с медведи с бубнами и с дом-рами», Аввакум, как сам он позднее рассказывал, «по Христе ревнуя изгнал их и хари и бубны изломал един у многих и медведей двух великих отнял — одного ушиб… а другого отпустил в поле».

В 1648 году Аввакум наотрез отказался благословить молодого аристократа Матвея, сына воеводы Василия Шереметева, несмотря на милостивое отноше-ние последнего к суровому попу. Естественно, Аввакуму доставалось от недо-воль-ных: то побили, то «придавили», то взбешенный Шереметев бросил в Вол-гу, так что Аввакум еле спасся. Кончилось тем, что Аввакуму дважды пришлось бежать из Лопатиц в Москву, оттуда его направили служить прото-попом (то есть старшим священником) в город Юрьевец, где он так яростно взялся за установление благочестия, что уже через восемь недель «попы и бабы, которых унимал от блудни, среди улицы били батожьем и топтали его и грозились совсем убить… да и тело собакам в ров бросить». В итоге в 1651 го-ду он бежит от озлобленной паствы в Москву.

Все это могло бы показаться странным и случайным, если бы не происходило в стране в 1640-е годы. После Смуты и с приходом на престол новой династии Романовых многие книжники и не только знатные, но и простые люди беспо-коились о чистоте веры и и опасались, что отступление от нее ведет к погибели Русской земли. Занимало это и благочестивого молодого царя Алексея Михай-ло-вича. Царский духовник Стефан Вонифатьев, молодой протопоп Казанского собора в Москве Иоанн Неронов, книжные справщики Иван Наседка, Шестак Мартемьянов, а какое-то время и престарелый патриарх Иосиф, пытались воз-родить древнюю традицию проповеди, ввести едино-гласие, очистить богослу-жение от повреждений, накопившихся за десятилетия исторических потрясе-ний и столетия прежней разобщенности, унифицировать церковные книги. Идеал чистой и праведной церкви не всем был близок, но влияние на царя позволяло «ревнителям древлего благочестия» определять духовную политику.

Так что молодой сельский священник Аввакум не был одиноким чудаком. Он был одним из горячих сторонников популярного и влиятельного течения в церкви. И это позволило ему быстро подняться в неформальной иерархии духовных авторитетов, завести личное знакомство с царем. Унификация богослужебных книг и обрядов была проведена по современным греческим и украинским изданиям. Древнерусские рукописи, работа с которыми требовала кропотливости и многих месяцев труда, были отложены в сторону. И Аввакум громче, решительнее единомышленников выразил протест в посланиях-челобитьях царю Алексею Михайловичу. Однако тот доверял молодому священнику, а потом патриарху Никону, а также был заинтересован в укреплении связей с украинскими землями, нуждался в поддержке там православных казаков. Так что при всем личном расположении царя, а более того, набожной царицы Марии Ильиничны Милославской, Аввакум повлиять на ситуацию не мог: практика мало-помалу брала верх над идеалом консерва-тизма.

В сентябре 1653 года его посадили в подвал Андроникова монастыря на трое суток, а затем стали увещевать. Но чем больше на него давили, тем крепче верил Аввакум в свою правоту.

Однако в те годы Аввакум не был лидером в своем кругу единомышленников. Это было мощное духовное движение в защиту консервативных основ духов-ной культуры — и его острота и сила были ответом на подспудно вызревавшие новые тенденции. В тот момент никто не мог их определить, но по сути это было проникновение светской культуры и светского отношения к жизни, кото-рое вызвало колоссальную ответную реакцию. И царь Алексей Михайлович в тот момент чувствовал себя не просто правителем, а духовным лидером обще-ства. Поэтому и собирал вокруг себя искренних и цельных приверженцев традиций. Однако практика оказывалась намного сложнее идеала. Яростное возмущение людей разных сословий, которое описывает Аввакум, не случайно: провозглашая традицию, он и его единомышленники, вплоть до царя, начи-нали комплекс консервативных реформ, пытались подогнать пестрое и во мно-гом светское общество под книжный стандарт христианского благочестия.

Поворотной точкой стал 1652 год: патриарх Иосиф скончался, новым главой церкви стал Никон, также родившийся в Поволжье, учившийся в Макарьевском монастыре, близкий товарищ «ревнителей благочестия». Естественно, Аввакум и остальные возлагали большие надежды на патриарха Никона. Довольно бы-стро выяснилось, что Никон и его бывшие единомышленники по-разному понимают цели и суть очищения церкви. Да, они сходились в том, что книги, практику богослужения и многое другое нужно реформировать, но на этом согласие закончилось: «…видим, яко зима хощет быти, сердце озябло, и ноги задрожали» — так резюмировал Аввакум настроение в кругу друзей.

Новый энергичный патриарх Никон опирался на выходцев с Украины и ученых греков, но все они казались традиционалистам людьми сомнительной морали и подозрительной учености — какой-то слишком западной, слишком «латин-ской», а этого веками учились бояться.

«…Журят мне, — писал Аввакум, — что патриарху не покорился, а я от писания его браню да лаю. …За волосы дерут, и под бока толкают, и за чепь торгают, и в глаза плюют». В итоге Аввакум Петров был сослан в Тобольск, где сперва его встретили как истинного героя. Однако и там череда ссор с архиепископом, местными духовными и светскими лицами привела к тому, что из Тобольска — города обустроенного, вполне благополучного, служившего администра-тивным центром Сибири, Аввакума отправили дальше — в Енисейск, а потом в Забайкалье. Туда отправлялся отряд во главе с первым нерчинским воеводой Афанасием Пашковым, посланный на завоевание Даурии — области далее к востоку от Забайкалья.

И тут мы должны остановиться и присмотреться: куда попал Аввакум, среди каких людей оказался? Сибирское ханство было официально захвачено русскими казаками во главе с Ермаком Тимофеевичем в XVI веке — почти за столетие до похода Пашкова, однако далеко не все территории были освоены военными и купцами, отношения с местными народами были крайне слож-ными: одни приветствовали русских как соперников татар, другие не желали видеть новых претендентов на власть. Особенно яростно сопротивлялись круп-ные племенные союзы, которые и татарским ханам подчинялись условно (напри-мер, якуты и тунгусы). Приход русских воевод сопровождался не только возможностями торговать, но и установлением новой дани — ясака.

Пашков и его соратники были людьми суровыми и привыкшими к дисциплине, перед ними стояли большие практические задачи, и ссыльный протопоп был в этом походе откровенной обузой. Сам Аввакум мало интересовался сибир-ски-ми делами, отметил только «немирных иноземцев» и климатические трудно-сти, но по его рассказам можно подумать, что весь поход затеян как мучитель-ство над ним самим. Хотя кто там кого больше мучил, сказать непросто. И ко-гда Аввакум взялся поучать воеводу, тот просто согнал протопопа, его жену и детей с судна (дощаника) и отправил дальше пешком. И некоторое время они действительно шли по берегу, а потом сели обратно на борт. Затем Пашков велел высечь строптивого священника кнутом и бросить в Братский острог. На самом деле Пашков обошелся бы так с любым, кто отказался слушаться его приказов в походе. Но Аввакум видит в действиях воеводы личную ненависть и козни темных сил. Тюремное сидение Аввакум описывает с обилием умень-шительных суффиксов, создавая эффект иронический — детская, почти ласко-вая речь находится в резком контрасте с бытовыми ужасами:

«Что собачка в соломке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было: я их скуфьею бил — и батошка не дадут! Все на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много».

Весной отряд двинулся дальше — на Байкал и в Забайкалье, всем приходилось нелегко. Ужас в том, что с протопопом шла семья, включая малых детей, и не все дети пережили эти испытания. Так что, несмотря на кажущиеся «потеш-ки» рассказа, жизнь была действительно страшной. И все шесть лет скитаний по Сибири Аввакум неустанно обличал «неправды» злосчастного воеводы. Они и вправду изводили друг друга с неукротимым пылом. Впрочем, именно Аввакуму мы обязаны ярким портретом военного человека XVII века, условий освоения нового региона — то есть зарисовками ключевого процесса в становлении будущей Российской империи.

Наконец, в 1663 году Аввакум был возвращен в Москву. Обратный путь длился три года. Протопоп «по всем городам и по селам, в церквах и на торгах кричал, проповедуя слово Божие, и уча и обличая безбожную лесть», то есть реформы патриарха Никона, к тому времени оказавшегося в опале. Возмужавший царь не стал терпеть претензий патриарха на верховную власть, и дело неминуемо привело к уходу Никона. Церковь попала в непонятное положение: с одной стороны, инициатор реформ уже в изгнании, но реформы разворачиваются дальше; многие поборники традиций получают заметное облегчение и наде-жду на поворот вспять, едут в столицу, но к ним мало прислушиваются при дворе.

Первые месяцы в Москве Аввакум торжествовал: враг повержен, сам он вер-нулся мучеником и исповедником, вокруг собрались друзья и ученики. Царь приказал поселить протопопа на кремлевском подворье, порой просил его благословения, а вслед за царем бояре и высшие служилые чины к Аввакуму проявляли почтение, особенно дорогое после сибирских терзаний. Вскоре выяснилось, что реформу царь отменять не намерен и конфликт Аввакума с властью стал неизбежен. Отступать ни одна из сторон не собиралась.

Мы видим тут столкновение двух полярных установок. Для царя и его окру-же-ния главным делом была «большая политика»: освоение Сибири, укрепление западных рубежей, расширение территорий, преобразования в армии и управ-лении страной. И церковная реформа была частью этого процесса единения страны и укрепления державной мощи. Для Аввакума главным делом была личная совесть, судить которую мог только Бог. Не случайно рассказы о поли-тических и личных испытаниях соединяются у него в единое целое в тексте «Жития», из которого, собственно, мы и узнаем обо всех этих событиях и отношении к ним Аввакума.

И когда протопоп шел напролом — в поволжской деревне, в столице, в забай-кальских краях, в спорах с царем, воеводой, патриархом, друзьями и недру-гами, он делал это из глубочайшей убежденности, что для человека любого звания нет ничего важнее веры. Не раз в «Житии» он признается, как хотелось порой тихо жить с женой и детьми, как по-человечески и от души любил он царя Алексея Михайловича — не потому, что царь, а потому, что знал его с юности, воспринимал его почти как друга. В этой любви не было подобо-страстия или искательства выгоды. И царь, несомненно, понимал это — не слу-чайно многое прощал строптивому и совсем не родовитому священнику. И все же политика брала верх над верой.

В 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где продолжал свою проповедь и поддерживал посланиями своих приверженцев, разбросанных по всей России. Через полтора года, в 1666-м, его привезли в Москву на церковный Собор, призванный избрать нового патриарха и окончательно разрешить вопрос с реформой.

Там 13 мая после тщетных увещеваний Аввакума лишили сана и торжест-венно, в Успенском соборе, наложили на него анафему, обвинив в расколе. В ответ Аввакум не смолчал — и объявил, что проклинает архиереев, глав Собора. Рас-сказ Аввакума о событиях тех дней весьма красочен. Он подробно объясняет свои слова, слова иереев, он рассказывает о действиях, которые происходили. И среди прочего он ставит проблему, которая весьма важна для русского чело-века XVII века: проблему юродства и особого отношения к власти:

«Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились, человек их с сорок, чаю, было, — велико антихристово войско собра-лося! Ухватил меня Иван Уаров да потащил. И я закричал: „Постой, — не бейте!“ Так они все отскочили… И я отшел ко дверям да набок пова-лился: „Посидите вы, а я полежу“, — говорю им. Так они смеются: „Дурак-де протопоп! и патриархов не почитает!“ И я говорю: „Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестни; вы сильни, мы же немощны!“».

И в этом утверждении слабости, которая превыше силы, заключается самый главный смысл внутреннего восстания, которое утверждает протопоп.

После Собора его увезли в Пафнутьев Боровский монастырь, где продержали в темнице «в железах» около года. Популярность Аввакума как священника и духовного наставника была столь велика, что и в царской семье, и в боярских палатах нашлось немало ходатаев за него. Его пытались уговорить, привозили в Москву, в Чудов монастырь, на новые встречи со вселенскими патриархами и русскими архиереями. Но он твердо стоял на своем: все церкви отступили в нечестие, реформы Никона — зло, греки утратили царство под ударами турок именно из-за нестойкой веры, и лучше остаться одному с истинной верой, чем присоединиться к «тьме беззаконных». В конце концов его били кнутом и в 1667 году сослали на Север, в Пустозерский острог на реке Печоре. Един-ственная милость к Аввакуму состояла в том, что, в отличие от его пустозер-ских соузников, священника Лазаря и соловецкого инока Епифания, ему не урезали язык.

Следующие четырнадцать лет Аввакум, Лазарь, Епифаний и дьякон Федор про-вели в земляной тюрьме в Пустозерске, откуда с огромным трудом, используя симпатии ряда стрельцов из числа охраны, рассылали учительные письма сто-ронникам старой веры, укрепляя и утешая их. А таких людей, несмотря на вол-ну суровых репрессий, было много, и разного звания: от всем известной бояры-ни Феодосии Морозовой до крестьян, стрельцов и купцов. И уже после смерти царя Алексея Михайловича, при его сыне Федоре Алексеевиче, пытавшемся покончить со старообрядцами, пустозерские узники были сожжены в деревян-ном срубе. Это случилось в 1682 году.

Надо сказать, что именно конец XVII века ознаменовался крупными преследо-ваниями старообрядцев. Если при Алексее Михайловиче их, скорее, увещевали и предоставляли им возможность покинуть дома и уйти в далекие земли, то при Федоре Алексеевиче пытались заставить, принудить к принятию новой веры. И это привело к таким страшным явлениям, как добровольное самосож-жение людей, которые предпочитали смерть в огне, но не подчинение нече-стью. К этому же времени относятся и серьезные споры о том, как надо по-ступать по отношению к власти, которая проявляет чрезмерную жестокость. Волны смягчения и ужесточения политики по отношению к старообрядцам продолжались вплоть до правления Петра I, при котором постепенно сошли на нет. И уже тогда установилась более или менее стандартная система, когда старообрядцы, например, платили двойной налог за право ношения бороды. Но в остальном их оставили с их верой и преследовать физически, по крайней мере, прекратили.

Текст «Жития» и посланий Аввакума наполнен невероятным оптимизмом. Но это оптимизм особого рода: Аввакум принимает и приветствует испытания, воспринимая их как знак божественного избранничества. Он убежден, что Бог сопутствует ему на всем пути, направляет его в стрем-нины, чтобы укрепить в вере и помочь другим увидеть ее несокрушимость. Бог в «Житии» Аввакума кормит своего слугу — по молитве «напихивает» его сети рыбой, избавляет от холода, помогает найти кров, изыскать способ писать единомышленникам. В полном соответствии с житийным каноном Аввакум включает в повествова-ние и демонические силы — бесы хватают его, играют на скоморошьих дудках, но он браво разгоняет их, как положено святому. Нарочитость образов, откро-вен-ное юродство, когда Аввакум, по его собствен-ным словам, в споре с архи-ере-ями внезапно валится на бок на Соборе, изобра-жает дурачка, тем самым разыгрывая евангельское противопоставление показной и истинной мудро-сти, — все это одновременно было и литературным текстом, и страшным, мучительным перформансом длиною в жизнь, пророческим по духу, обра-щен-ным к пастве как проповедь, и спонтанным порывом. Едва ли можно про-вести границу между этим тремя составляющими.

Рассказ Аввакума основан на фактах — почти все они подтверждаются доку-ментами. И в то же время простые житейские события, реально произнесенные слова превращаются в «Житии» в публицистическое и художественное целое, потому что автор придает всему особый смысл, выстраивает систему логиче-ских связей. Он превращает свою жизнь в публичное действо, в живое свиде-тельство веры. И даже самые теплые человеческие моменты: радость, обра-щенная к собственному ребенку, нежная интонация в рассказе о жене — служат этой высшей цели. Простота и обычность чувств подчеркивает величину ду-хов-ного подвига, преодоления, которое необходимо на пути к спасению. А про--сторечие, разговорные обороты, которыми изобилует повествование, постоянно переплетаются со скрытыми книжными и в первую очередь еван-гель-скими цитатами. Например, он пишет:

«Горы высокия, дебри непроходи-мыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть — заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие — многое множество, птицы разные. На тех горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, и зубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие — во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Пашков, со зверьми, и со змиями, и со птицами витать. И аз ему малое писанейце написал, сице начало: „Человече! Убойся Бога, седящаго на херувимех и призирающаго в безны, его же трепещут небесныя силы и вся тварь со человеки, един ты презираешь и неудобство показуешь“».

Так описание сибирской природы внезапно становится иллюстрацией к еван-гельскому тексту и поучению-проповеди, обращенному к воеводе Пашкову.

Личность и жизнь Аввакума становятся метафорой и путеводным знаком для остальных людей. И это игра и не игра, это не просто «театрализация жизни» и далеко не наивность. Это следование абсолютной модели — жиз-нен-ному пути Иисуса Христа, подражание его страстям и страданиям, его прит-чам, любви к ученикам и суровости к фарисеям. По сути это средне-вековая модель, но в жизни и в тексте Аввакума она выражается через реформу лите-ратурного языка, через уникальность судьбы, через крайнее бесстрашие и го-товность менять многое, жертвовать многим во имя сохранения и спасения главного — хрупкой и несокрушимой человеческой души.

И тут мы сталкиваемся с проблемой, которую трудно разрешить. Мы посто-янно говорим о старом и новом, о традиционалистах-старообрядцах и светских новаторах. Но упираемся в противоречия. Защитники старины смело рефор-мировали реальность, обращая ее к идеалу, — так поступали и деятели евро-пей-ской Реформации, поднимавшие идеал раннего христианства над повсе-днев-ностью и уступками «человеческим слабостям». И реформа-торский, непре--клонный дух был в них сильнее, чем в поборниках новизны. Не случайно потом из «консервативной» старообрядческой среды вышли ведущие промы-шлен-ники России XVIII-XIX веков, смелые преобразователи экономики: куп-цы и предприниматели, зачастую бывшие крестьяне, — не терявшие нрав-ственных начал и твердой веры, даже становясь миллион-щиками. Консерватор Аввакум совершил революцию языка — своим «вяканьем», просторечием сокрушив кано-ны книжного стиля. Еще полтора столетия после него никто не сумеет так живо и сочно описывать людей, бытовые сцены. Причем это не наивность рас-сказчика — это сплав книжных образов, сюжетных моделей прошлого, лично-стного и авторского взгляда. Разговорный язык переплетается с книжным орга-нично и искусно.

И что самое поразительное — такой средневековый по устремлению, Аввакум ввел в русскую культуру пример личности, способной преодолевать преграды. И в этой мощи, в свободе мышления и речи — предвестие именно новой, свет-ской культуры, бросающей вызов и консервативным устоям общества, и бюро-кратическому обезличиванию. Аввакум ввел ролевую модель не бунтаря с ору-жием в руках, а человека мыслящего, обладающего зрелой свободой совести, готового платить за нее жизнью. И при всех поворотах и сменах настроений в обществе мы веками оборачиваемся к этому человеку, шагнувшему из Средне-ве-ковья в Новое время и научившему нас думать и говорить самостоя-тельно.

В апреле 1682-го года был сожжен Аввакум Петров — основоположник движения старообрядцев. Его религиозная доктрина отражена в нескольких десятках сочинений. В молодости он был ближайшим соратником Никона, однако впоследствии выступил против церковной реформы и даже под угрозой смерти не отказался от своих взглядов. Аввакум требовал беспрекословного соблюдения церковных правил, и по этой причине вынужден был бежать от возмутившейся паствы. Слал челобитные государю, не опасаясь опалы.

1. В молодости он входил в «Кружок ревнителей благочестия». Опорным пунктом программы «ревнителей» было соблюдение постановлений Стоглавого Собора 1551 года. В этот кружок входил и будущий Патриарх Московский Никон. Из-за разногласий кружок распался в 1652 году.

2. Аввакум Петров положил начало жанру автобиографии. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» изобилует бытовыми подробностями, оно написано простым и понятным языком. Автор много рассказывает о своей семье, что не соответствует канонам жития. «Таже послали меня в Сибирь с женою и детьми. И колико дорогою нужды бысть, тово всево много говорить, разве малая часть помянуть. Протопопица младенца родила; больную в телеге и повезли до Тобольска; три тысящи верст недель с тринадцеть волокли телегами и водою и саньми половину пути», — этот отрывок, например, совершенно не вписывается в нормы житийного жанра.

3. Священнослужитель проводил обряды по изгнанию бесов и отличался крайней строгостью. Так, например, он отказывался благословлять прихожан, которые осмелились сбрить бороду. Их Аввакум называл «блудоносными». Из-за своей строгости в 1651 году ему пришлось бежать в Москву от жителей Юрьевца-Повольского — они грозили ему расправой. Царь Алексей Михайлович поселил его в самом центре города и относился к Аввакуму с уважением. «В походы мимо двора моего ходя, кланялся часто со мною низенько-таки, а сам говорит: благослови де меня и помолися о мне! И шапку в ину пору мурманку, снимаючи с головы, уронил, едучи верхом! А из кареты высунется бывало ко мне», — писал священнослужитель.

4. Протопоп Аввакум выступил против церковной реформы Никона, за что был сослан и в течение 6 лет находился в армии Афанасия Пашкова. Пашков заставлял его работать на износ, лишал пищи и избивал до потери сознания. Несмотря на это, священнослужитель не шел на примирение с церковью. В ссылке погибли два его маленьких сына.

5. Протопопу предлагали стать царским духовником в том случае, если он откажется от критики реформ Никона. На это предложение он ответил отказом.

Боярыня Морозова навещает протопопа в тюрьме. (wikipedia.org)

6. В 1663 году Аввакуму было разрешено вернуться в Москву. Возвращение стало тяжелым испытанием: Аввакуму пришлось плыть по сибирским рекам одному с семьей, еды не бывало по несколько дней. Царь Алексей Михайлович осыпал его щедрыми подарками и посоветовал отказаться от критики церкви, однако протопоп все так же выступал с резкими высказываниями. Последовала новая ссылка, но Аввакум продолжал упорствовать в борьбе с церковными нововведениями. Тогда его предали анафеме и сослали в Пустозерский острог. «И я из Пустозерья послал к царю два послания: первое невелико, а другое больши. Кое о чем говорил. Сказал ему в послании и богознамения некая, показанная мне в темницах. Еще же от меня и от братьи дьяконово снискание послано в Москву, правоверным гостинца, книга «Ответ православных» и обличение на отступническую блудню. Писано в ней правда о догматех церковных», — говорится в «Житии».

В Пустозерске Аввакум провел 14 лет. Условия жизни были крайне тяжелыми. Здесь протопоп работал над своими сочинениями, которые его сподвижники распространили по всей России.