Владыка питирим. Константин владимирович нечаев - митрополит питирим

Митрополит Питирим (в миру Константин Владимирович Нечаев) родился в городе Козлове Тамбовской области 8 января 1926 года, то есть 26 декабря 1925 года по старому стилю. Сын священника Владимира Нечаева и его благочестивой супруги Ольги Васильевны, он рос в глубоко церковной православной семье, дружной и многодетной: у него было четыре брата и шесть сестер, сам он был последним, одиннадцатым ребенком. Ольга Васильевна Нечаева в 1946 году получила из рук «всесоюзного старосты» М.И. Калинина золотую звезду «Мать-героиня».

Его родитель, отец Владимир Нечаев, служил в Ильинском храме, до революции он такжепреподавал закон Божий в гимназии. Ревностный священнослужитель, в 1914 году, во время канонизации святителя Питирима Тамбовского (будущего небесного покровителя его сына), он организовал крестный ход из Козлова в Тамбов: сам заранее проехал по всему маршруту, определил, где останавливаться на ночлег и даже проследил, чтобы везде заготовили кипяченую воду.Его прихожанином был знаменитый русский селекционер Иван Владимирович Мичурин (1855–1935), глубоко верующий и очень скромный человек, у которого отец Владимир брал саженцы и делился с ним своими наблюдениями; они очень дружили. Заслуги Мичурина в 1912 году были отмечены орденом святой Анны III степени. В советское время он стал культовой фигурой, а в 1932 году город Козлов переименовали в Мичуринск. Дядя владыки Питирима, Михаил Васильевич Быстров, был талантливым хирургом, за самоотверженную работу он имел правительственные награды, ему было присвоено звание заслуженного врача РСФСР, имя М.В. Быстрова носит моршанская центральная больница.

О начале жизненного пути митрополита Питирима мы узнаем из автобиографии, представленной при поступлении в Богословский институт в декабре 1944 года 16-летним юношей: «Отец мой был протоиереем г. Козлова Ильинской церкви. В 1930 году он был сослан, и я остался жить с матерью и сестрами на иждивении брата». За этими скупыми строками встает драматическая картина репрессий и гонений на духовенство в начале 30-х годов. Позднее владыка вспоминал: «Я происхожу из старинной священнической семьи… С конца XVII века по епархиальным спискам прослеживается непрерывный большой перечень моих дедов и прадедов… Назвали меня в честь равноапостольного Константина… Кем быть – передо мной и вопроса не стояло: отец мой был священник, дед и прадед – тоже. По материнской линии тоже была старинная священническая семья. Да и самые первые детские впечатления были тоже от церкви, от службы. Правда, еще и от обысков, от визитов налоговых инспекторов, от ареста отца. Я помню его до четырехлетнего своего возраста достаточно ясно. Его арестовывали несколько раз – первый раз в 20-е годы, во время обновленческого раскола, потом – уже на моей памяти – в 1930 году. Я запомнил, что пришли за ним ночью и что небо было звездное. Тогда, в четыре с половиной года, я твердо решил, что буду монахом. Это решение было моим ответом на случившееся…

Воспитывался я все же в основном под женским влиянием – матери и старших сестер. Мама, Ольга Васильевна, после ареста отца ежедневно вычитывала его иерейское правило, три канона, т.к. в тюрьме у него не было Канонника; впоследствии она каждый день прочитывала всю Псалтирь. Еще в нашей семье был обычай: во время невзгод читать псалом 34-й: “Суди, Господи, обидящия мя, побори борющия мя…”. Пока мама была жива, дома молиться было легко, после ее смерти стало труднее.

Наша семья была очень религиозная: в церковь я ходил постоянно и даже пел на клиросе – не знаю, что уж я мог там петь; помогал маме печь просфоры. Я помню, что в детстве меня всегда водили в церковь за руку – но не носили на руках… Церковь с детства была для меня родным домом, и я не помню, чтобы у меня когда-то было от нее чувство усталости или скуки. При этом играть в церковь мне дома не позволяли – как бывало в некоторых семьях, где мастерили из бумаги фелони или саккосы и приделывали бубенцы, чтобы звенело» .

После ареста отца Владимира Нечаева семью его выселили из дома, пришлось бедствовать, ютясь в маленькой квартире, которую сняли с трудом. У Кости Нечаева появилось тогда «книжное убежище» под большим столом, где он читал, сколько душе угодно. Когда же старшие говорили мальчику, что он читает то, что ему еще рано читать, он весьма находчиво отвечал: «То, что рано, я пропускаю». Кроме чтения он любил в детстве рисовать и писать, постоянно возился с бумагой и карандашами, над ним даже подтрунивали: «писчебумажная», мол, у тебя душа…

В 1933 году отец Владимир вернулся из ссылки, но по состоянию здоровья оставался за штатом. Тогда же в Козлове он вместе с сыном Костей навестил епископа Вассиана (Пятницкого) , и этому визиту сопутствовало отрадное предзнаменование. «Мы зашли к нему в алтарь, – вспоминает митрополит Питирим, – а я в алтаре никогда раньше не бывал: отец не допускал туда детей, чтобы не охладевали, поэтому я, направляясь к владыке, прошел прямо перед престолом. Отец смутился, а тот сказал: “Ничего, значит – будет священником!”»

В том же 1933 году семья Нечаевых переехала из Мичуринска в Москву, где уже жили, учились и работали старшие сестры и братья Константина (они стали крупными инженерами).

Несмотря на декларации советского правительства о свободе совести, массовое закрытие православных храмов продолжалось.

В 1937 году семью Нечаевых постигло горе – у отца Владимира случился инсульт. Смерть помогла избежать нового неминуемого ареста и расправы.

В Москве весной 1941 года Константин окончил семь классов средней школы. Столицу он полюбил всем сердцем: «Когда мне рассказывали о рае, я всегда думал: неужели там не будет Кремля? И пускать-то тогда туда никого не пускали, а вот мне почему-то без него рай раем не представлялся». Особенно хорошо он постиг старинную и церковную Москву, ее традиции и достопримечательности, о чем мог часами рассказывать уже в зрелые свои годы.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) в тот же день собственноручно напечатал на пишущей машинке текст «Послания пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви» . В судьбоносный момент, когда государственно-партийное руководство страной пребывало в растерянности, он имел мужество и мудрость, веру и вдохновение не только призвать русский народ на защиту Отечества, но и разоблачить нацистскую пропаганду, которая глумилась над высокими принципами христианской морали. Вскоре после начала войны Константин Нечаев с матерью и незамужними сестрами был эвакуирован в Тамбов, где окончил 8-й и 9-й классы.

Затем, вернувшись в 1943 году в Москву, он окончил здесь среднюю школу и поступил на подготовительное отделение Московского института железнодорожного транспорта, а затем и в сам институт. Об этой трудной поре в своей жизни, да и в жизни всей страны, владыка Питирим вспоминал впоследствии с благодарностью. Он был уверен, что Великая Отечественная война стала тем «оселком», которым было проверено не только качество русского национального самосознания, не только патриотизм и гражданственность, но и духовность народа: «Народ наш был не только с партбилетом в кармане, но и с тайной молитвой, вложенной в партбилет». О себе он говорил, что именно учеба в институте помогла ему стать организованным и целеустремленным, рациональным в расходовании собственного времени человеком, умеющим поставить цель и обрести путь к ее достижению.

Возможность получить духовное образование и пойти церковным путем своих дедов и прадедов для детей довоенного времени казалась несбыточной. Но вскоре Русская Православная Церковь получила официальное разрешение на существование. Аресты священнослужителей прекратились, начался процесс их освобождения из лагерей и тюрем. Разрешив совершать крестные ходы вокруг храмов с зажженными свечами, власти фактически сняли ограничения на проведение так называемых массовых религиозных церемоний. Принципиальное значение в процессе улучшения государственно-церковных взаимоотношений имела переориентация в идеологических установках Коммунистической партии, появилась необходимость обратиться к русским национально-патриотическим традициям. Эта «смена вех» осуществлялась во всех сферах – от культурно-исторической до воспитательно-нравственной и общественно-церковной. Именно Церковь могла сыграть роль своеобразного «катализатора» в процессе перехода от классово-интернационального к национально-патриотическому курсу, как естественная, выдержавшая испытание веками опора государственности и патриотизма.

К сентябрю 1943 года были освобождены 11 архиереев, стали возрождаться епископские кафедры и открываться закрытые храмы. Религиозным центрам и организациям разрешили устанавливать связи с заграничными церковными структурами. И когда по Москве прошел слух о том, что три митрополита были в Кремле и получили согласие правительства на открытие духовных школ, этому можно было поверить.

8 сентября 1943 года состоялся Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, избравший патриархом митрополита Сергия (Страгородского), а 12 сентября совершилась его интронизация. В сентябре 1943 года вышел первый номер возобновленного «Журнала Мсоковской Патриархии». Руководство журналом осуществлял митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), выдающийся проповедник, придавший этому печатному органу яркую патриотическую направленность. Владыка Питирим с глубоким почтением относился к своему предшественнику.

15 мая 1944 года скончался патриарх Сергий. В тот же день Священный Синод, в соответствии с его завещанием, назначил на должность местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского). В жизни владыки Питирима он сыграл исключительную роль.

14 июля 1944 года, в день памяти мученика Иустина Философа, состоялось торжественное открытие Богословских пастырских курсов и Богословского института, разместившихся в Новодевичьем монастыре. Учебные аудитории института разместились в Лопухинском корпусе обители, а его общежитие и аудитория Богословско-пастырских курсов – в помещениях при монастырском храме в честь Успения Пресвятой Богородицы. Среди тех, кто подал прошение о зачислении в Богословский институт, был и Константин Нечаев. Осенью того же года начались учебные занятия, которые ему на первых порах удавалось совмещать с обучением в Институте железнодорожного транспорта. Владыка Питирим вспоминал впоследствии, что учащиеся первого «военного» набора «пришли отовсюду… были и молодые, и совсем пожилые люди. Одни из них имели законченное гуманитарное образование, другие прошли курс духовной семинарии в далеком прошлом, но были и такие, кто вообще не имел никакой подготовки, кто по зову сердца пришел с сельскохозяйственных работ, от станков тыловой промышленности или с передовых позиций Великой Отечественной войны – опаленные огнем военного пожара, с нашивками ранений, боевыми наградами… Были и специалисты с большим жизненным опытом, работавшие прежде в конструкторских бюро, и люди, много лет служившие на приходах псаломщиками… Но в этой сложной и разноликой массе главным и определяющим фактором была пастырская направленность» .

1945 год оказался в судьбе Константина Нечаева поистине переломным. Промысл Божий открыл перед ним новую страницу судьбы. «Глубоко верующий, усердный в молитве, благоговейный, смиренный, нравственный», как отметил в данной ему рекомендации настоятель храма святого Иоанна Воина протоиерей Александр Воскресенский, он стал воспитанником 4-го класса Московской духовной семинарии и иподиаконом Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского). То было время религиозного подъема, вызванного войной и массовым обращением к Богу. Еще не отгремели орудийные залпы, еще не был взят Берлин, но уже чувствовалось приближение великой Победы, торжество православного воинства. Это ощущение у верующих людей крепло от сознания своей патриотической сопричастности к победе, вдохновляемой Церковью.

Учебный комитет Русской Православной Церкви под руководством митрополита Ленинградского Григория (Чукова) вскоре разработал план перехода на традиционную (дореволюционную) систему духовного образования. В соответствии с этим планом Московские духовные школы (Богословский институт и Богословско-пастырские курсы) были преобразованы в духовную академию и духовную семинарию. 31 августа 1946 года их перевели из Москвы в Троице-Сергиеву лавру, под сень преподобного Сергия Радонежского.

Патриарх Алексий желал, чтобы его юный иподиакон сначала получил диплом инженера, а потом уже получал духовное образование. Целый год К.В. Нечаеву удавалось совмещать параллельное обучение в светском институте и в духовной школе, но затем это стало трудноисполнимым. Говорить о том, что он был поставлен перед выбором – профессия железнодорожника или церковная стезя, неверно. Церковная стезя не имела и не могла иметь для него никакой альтернативы.

В 1947 году Константин Нечаев успешно закончил Московскую духовную семинарию, а летом 1951 года – полный курс Московской духовной академии (первым по списку). Получив ученую степень кандидата богословия за сочинение «Значение Божественной любви в аскетических воззрениях преподобного Симеона Нового Богослова», он был оставлен при академии профессорским стипендиатом. Его стипендиатская работа была написана на тему «Каталог богословско-исторической литературы по западным вероисповеданиям и патрологии III–V веков».

Осенью того же 1951 года патриарх Алексий благословил его читать в академии курс истории Западной Церкви; тогда же он был назначен преподавателем и вскоре утвержден в звании доцента.

15 февраля 1952 года, в день праздника Сретения Господня, Константин Нечаев был рукоположен Святейшим Патриархом Алексием в сан диакона, а 4 декабря 1954 года, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, – во священника.

Пастырское служение иерей Константин проходил в крестовом патриаршем храме в Переделкино.

Преподавательская деятельность молодого священника в Московских духовных школах при этом продолжалась. В семинарии он вел уроки по сравнительному богословию, литургике, общей церковной истории. В академии читал курс истории и разбора инославных исповеданий. С октября 1956 года возглавил кафедру Священного Писания Нового Завета, профессором которой оставался вплоть до февраля 1992 года.

13 апреля 1959 года священник Константин Нечаев принял иноческий постриг в Троице-Сергиевой лавре с именем Питирим в честь святителя Питирима Тамбовского – небесного покровителя своего древнего священнического рода.

8 октября того же года иеромонах Питирим был возведен патриархом в сан архимандрита и назначен инспектором Московских духовных школ. Это назначение удалось осуществить, преодолевая административные помехи, так как подопечный патриарха, был сыном репрессированного священнослужителя и его имя находилось в соответствующем списке.

В январе 1962 года архимандрит Питирим был назначен главным редактором «Журнала Московской Патриархии» с сохранением за ним обязанностей инспектора Московских духовных школ.

В праздник Вознесения Господня, 23 мая 1963 года, в московском Богоявленском соборе состоялась архиерейская хиротония архимандрита Питирима, совершенная Святейшим Патриархом в сослужении архиепископов Ярославского и Ростовского Никодима (Ротова), Можайского Леонида (Полякова), Калужского и Боровского Леонида (Лобачева), Новгородского и Старорусского Сергия (Голубцова), а также епископа Дмитровского Киприана (Зернова) и епископа Доната (Щеголева).

С возведением в сан епископа владыка Питирим был назначен председателем Издательского отдела Московского Патриархата. Он возглавлял его с 1963 по 1994 год, с сохранением обязанностей профессора Московских духовных школ, оставаясь также главным редактором «Журнала Московской Патриархии».

С 23 октября 1964 года по 5 февраля 1965 года епископ Питирим временно управлял Смоленской епархией.

В 1967 году епископ Питирим с делегацией паломников РПЦ впервые осуществил паломничество на Святую Землю. 7 октября 1967 года он был назначен членом редакционной коллегии журнала «Богословские труды». 24 июня 1968 года назначен членом делегации РПЦ на IV Ассамблею Всемирного Совета Церквей, которая состоялась в г. Найроби (Кения). 20 марта 1969 года включен в состав Комиссии Синода по вопросам христианского единства и назначен представителем от Московского Патриархата в Межправославную богословскую комиссию по диалогу с Дохалкидонскими Церквами.

17 апреля 1970 года преставился ко Господу Святейший Патриарх Алексий I. В июне епископ Питирим был включен в состав комиссии Синода для подготовки Поместного Собора РПЦ.

Летом 1971 года епископ Питирим принял участие в деяниях Поместного Собора РПЦ, который признал церковную реформу патриарха Никона (1652–1666) «трагической ошибкой» и официально отменил все анафематствования по отношению к старообрядцам. Было принято постановление о признании старых русских обрядов спасительными и равночестными новым, в частности, о равной возможности употребления двоеперстия и троеперстия. Епископ Питирим явился одним из инициаторов и проводников этого решения, убежденным поборником воссоздания единства с Древлеправославной Церковью.

9 сентября 1971 года владыка Питирим был возведен в сан архиепископа.

В октябре 1972 года он сопровождал патриарха Пимена при посещении Поместных Православных Церквей – Сербской, Румынской и Элладской. В августе 1973 года совершил паломничество к святыням Эллады и Афона. Осенью того же года посетил приходы Московского Патриархата во Франции. В январе 1974 года сопровождал патриарха в его поездке в Эфиопию. В том же году участвовал в работе конференции Лютеранской Церкви Швеции в Упсале. В 1979 году посетил Англию, Венгрию и Францию. 1980 год оказался особенно «урожайным» для загранпоездок владыки Питирима: он неоднократно посетил Швецию, Англию и ФРГ, совершил поездку в Италию.

23 декабря 1980 года архиепископ Питирим был назначен членом Комиссии Синода по организации празднования 1000-летия Крещения Руси. Великий церковный юбилей помог владыке активизировать работу Издательского отдела, получить и благоустроить новый издательский дом, вернее даже два. Вот как он об этом вспоминал сам: «По собственному опыту скажу, что самые трудные годы для Церкви были с 1963-го по 1967-й. Тогда было объявлено, что в 1981 году “последнего попа покажут по телевидению”. Это сказал председатель Совета министров и Генсек Коммунистической партии. Однако в 1981 году в центре Москвы – за Моссоветом (при храме Воскресения словущего) и на Пироговке (ул. Погодинская, 20), были поставлены два первых церковных дома, где “попы” создали свой Издательский отдел, получивший международную известность, и центр, куда пришли военные, чтобы помянуть своих родителей».

30 декабря 1986 года владыка Питирим он был возведен в сан митрополита с титулом Волоколамский и Юрьевский.

7 июня года на Поместном Соборе РПЦ, созванном для избрания нового патриарха, кандидатура митрополита Питирима была предложена в качестве одной из дополнительных к трем, избранным в качестве кандидатов на Патриарший престол Архиерейским Собором накануне. Митрополит Питирим получил поддержку 128 участников Собора из 316 – больше, чем другие дополнительные кандидаты, но меньше, чем было необходимо (половина голосов) для внесения в список для голосования.

С февраля 1992 года митрополит Питирим перестал состоять в профессорско-преподавательской корпорации МДА, но продолжал бывать в московских духовных школах и Троице-Сергиевой лавре в дни особых торжеств, особенно в Сергиевы дни – 18 июля и 8 октября; он неоднократно возглавлял по благословению Святейшего Патриарха Алексия II традиционный выпускной акт в Московских духовных школах, часто выступал на Филаретовских вечерах (последний раз – на юбилейном Филаретовском вечере 2 декабря 1998 года).

После вынужденной отставки с поста руководителя Издательского отдела Московского Патриархата в 1994 году, в распоряжении митрополита Питирима остались возобновляемый им Иосифо-Волоцкий монастырь и храм Воскресения словущего в Москве. Владыка не только продолжал исправно исполнять обязанности Патриаршего викария, но через некоторое время стал выполнять особые поручения Святейшего Патриарха.

В то время, когда митрополит Питирим подвергался несправедливой критике со стороны масс-медиа, в его защиту на телевидении выступил Никита Михалков. Он продемонстрировал книги, изданные владыкой, и подчеркнул огромное значение этого труда на благо Русской Церкви.

В 1996 году, в связи с празднованием 100-летия Московского института инженеров транспорта (МИИТ), митрополит Питирим был в этом институте в числе почетных гостей. Он выступил с задушевным приветствием, благословив коллектив института успешно трудиться следующие 100 лет. Тогда же он предложил восстановить домовую институтскую церковь во имя святителя Николая и вскоре сумел подвигнуть на это дело ректорат, преподавателей, и студентов. Он и сам принял деятельное участие в возрождении Никольского храма.

С марта 1999 года в МИИТе начал работать под председательством митрополита Питирима общеуниверситетский семинар «Духовный мир человека на пороге третьего тысячелетия». На заседаниях семинара выступали видные ученые и священнослужители.

26 апреля 2001 года возрожденный Никольский храм освятил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в сослужении митрополита Питирима.

Усилиями владыки в МИИТе в ноябре 2001 года начала работу кафедра теологии, а предмет этот был введен в курс общегуманитарной подготовки инженеров. Владыка возглавил кафедру (первую среди инженерных высших учебных заведений) и стал читать цикл лекций, которые регулярно посещали не только студенты, но и преподаватели университета.

Много внимания уделял владыка Питирим патриотическому воспитанию и укреплению морального духа нашей армии и флота. Его искренне уважали и любили люди в погонах. Тонко и деликатно он находил грани соприкосновения православной духовности с внутренним миром воинов, своим жизненным примером показывая, как надо отстаивать идеалы защиты Отечества.

В последние годы жизни митрополит Питирим стал вновь довольно часто появляться на церковных собраниях высокого уровня.

В последний год своей жизни митрополит Питирим сподобился быть свидетелем схождения Благодатного огня в храме Гроба Господня в Иерусалиме. Из Святой Земли он прилетел в Москву, где прямо в аэропорту Внуково совершил молебен и раздал лампады с Благодатным огнем. Здесь он неожиданно узнал, что именно ему выпала честь возглавить пасхальную службу в храме Христа Спасителя 27 апреля 2003 года вместо заболевшего первоиерарха. Поистине, это был достойный апофеоз в жизни человека, вся жизнь которого проходила так, как будто была вписана в православный месяцеслов.

Вскоре владыка Питирим перенес хирургическую операцию, но, несмотря на это, принял участие в летних торжествах, которые проходили в Сарове и Дивееве в связи со 100-летием прославления преподобного Серафима Саровского. После возвращения в Москву болезнь его вновь обострилась, и в течение многих недель он находился в Центральном военном госпитале. Патриарх Алексий II приехал к нему попрощаться 12 октября. Сожалея, что не может литургисать в храме, митрополит Питирим сказал Святейшему: «Я живу от праздника до праздника…».

Скончался митрополит Питирим 4 ноября 2003 года, в день празднования Казанской иконы Божией Матери, на 78-м году жизни. Владыка был к этому внутренне готов и как бы подводил черту под своими страданиями: «Онкология – это особый путь к Богу». Незадолго до кончины он принял схиму с именем священномученика Питирима, епископа Великопермского и Устьвымского.

Утром 7 ноября в Богоявленском кафедральном соборе была совершена заупокойная литургия по почившему митрополиту Питириму. После литургии патриарх Алексий II в сослужении членов Священного Синода и собора архиереев совершил чин отпевания , перед которым произнес надгробное слово. «Вся жизнь покойного архипастыря была посвящена служению Церкви Христовой», – подчеркнул Святейший Патриарх.

Проститься с почившим пришли десятки священнослужителей и тысячи верующих. Среди них было немало мирян, в том числе и представителей творческой интеллигенции, пришедших в Церковь в советское время, которые обратились ко Христу благодаря митрополиту Питириму. На отпевании присутствовали представители Президента Российской Федерации, члены правительства Москвы, представители органов власти и общественных организаций, деятели науки и культуры.

Тело митрополита Питирима было предано земле на Даниловском кладбище Москвы рядом с могилами родителей – протоиерея Владимира и рабы Божией Ольги. Множество цветов принесли москвичи почившему Владыке. Венки с трогательными надписями от отдельных лиц, организаций, военных стояли по обоим сторонам дороги от кладбищенского храма в честь Сошествия Святого Духа до могилы, которой уже не видно было за возложенными на нее венками.

Епископ Тамбовский и Шацкий Вассиан (Пятницкий) скончался в заключении в 1940 г.

Эта пишущая машинка впоследствии оказалась в Издательском отделе Московского Патриархата, ее бережно сохранил владыка Питирим.

Питирим (Нечаев), архиепископ Волоколамский. В единении традиции и актуальности // Богословские труды: Юбилейный сборник к 300-летию Московской духовной академии. М., 1986. С. 25.

29 июня на 91-м году жизни отошел ко Господу известный старец-схиархимандрит, который десять лет был духовником Санаксарского монастыря.

Отец Питирим (в миру Иван Николаевич Перегудов) родился 11 апреля 1920 года в селе Мазурка Воронежской губернии в крестьянской семье. Дед его был церковным старостой, отец - псаломщиком, поэтому мальчик с пяти лет пономарил в храме, за что дети звали его монахом. В 1930 году деда сослали в Сибирь, а отец ушел к брату в Тамбов. Ваня с сестренкой остались жить у бабушки. Чтобы прокормиться, работали на питомнике. Учиться особо было некогда, и Иван окончил только семь классов.
В 1940 году его призвали в Красную Армию. Служил он на турецкой границе, учился в школе полковых командиров, стал офицером. Во время Великой Отечественной войны воевал во фронтовой разведке. Дважды ранен, один раз контужен. Контузия на всю жизнь повредила слух.
В 1947 году Иван демобилизовался, приехал к отцу в Тамбов, сначала работал сапожником, потом выучился на машиниста механического крана.
В 1949 году побывал в Киево-Печерской Лавре, где встречался с преподобным Кукшей Одесским, брал у него благословение. Там у Ивана появилось стремление к монашеской жизни. В 1950 году вместе с отцом он поступил в Почаевскую Лавру, проходил послушание церковным пономарем, писарем в канцелярии.
В 1952 году Иван принял монашеский постриг с именем Иоанникий в честь преподобного Иоанникия Чернорецкого. В 1953 году он был посвящен в сан иеродиакона, а в 1958 году рукоположен в сан иеромонаха.
Во время хрущевских гонений, в 1962 году, они с отцом, который получил в постриге имя Питирим, вернулись в Тамбов. Там, в городском соборе, отец Иоанникий прослужил 16 лет. За это время был возведен в сан игумена. В 1978 году они с престарелым отцом вернулись в Почаевскую Лавру. В 1985 году отец Иоанникий возведен в сан Архимандрита, исполнял в монастыре послушание духовника. В 1987 году он похоронил своего отца, в схиме Антония.
В 1991 году Архимандрит Иоанникий приехал во вновь открытый Санаксарский монастырь в Мордовии по приглашению наместника монастыря Архимандрита Варнавы. Здесь в 1992 году он принял схиму с именем Питирим в честь Святителя Питирима Тамбовского. В этой обители он более десяти лет исполнял послушание духовника.
В последние годы схиархимандрит Питирим подвизался в Иоанно-Богословском монастыре под Саранском, а перед своей кончиной жил в г. Вадинске Пензенской губернии в домике возле мужского Тихвинского монастыря.
Многие верующие знали отца Питирима как истинного духоносного старца, твердого в вере, горячего в молитве, любвеобильного, смиренного, простого в общении. Достаточно сказать, что среди его многочисленных духовных чад был покойный санаксарский старец схиигумен Иероним (Верендякин).
Сотни людей, которые знали схиархимандрита Питирима и ощущали на себе силу его молитвы и любви, со скорбью переживают боль этой утраты. Но вместе с тем и радуются тому, что на Небе появился новый праведник и молитвенник за нас.
Господь сподобил и меня, грешного, в течение двенадцати лет периодически встречаться со старцем Питиримом и поддерживать с ним духовное, молитвенное общение.
С первой же встречи с ним, которая произошла в ноябре 1998 года в Санаксарском монастыре, он поразил меня своей простотой и добротой. Мы с паломнической группой от нашего храма приехали в монастырь к вечеру и попали на Всенощное бдение перед праздником Архангела Михаила и всех Небесных Сил безплотных. Служба шла в нижнем храме в честь Усекновения главы Иоанна Крестителя. Я стоял среди молящихся. На полиелее, когда все монахи выходят и встают в два ряда посередине храма для помазания, отец Питирим, увидев, что я священник, подошел ко мне и, по-доброму улыбнувшись, взял меня за руку: «Пойдем, вставай с нами».
Утром я молился на Литургии. Отец Питирим и отец Иероним не служили, но причащались с нами из одной Чаши. Было очень трогательно видеть, как старцы после Причастия сидели в алтаре рядышком на табуреточках, отец Питирим читал вслух благодарственные молитвы, а отец Иероним внимательно его слушал. Дойдя в третьей молитве до слов «нескверную чистую Матерь», старец Питирим повернул голову к своему духовному сыну, также убеленному сединой старцу, и повторил, подняв указательный палец правой руки вверх: «нескверную!» - он как бы подчеркивал Ее особую святость. Он очень любил и почитал Царицу Небесную и часто с сердечным вздохом молился вслух: «Матерь Божия, помогай нам!». Видимо, что-то особенно сокровенное связывало старца с Богородицей еще со времени пребывания его в Почаевской Лавре. Во всяком случае, он сам рассказывал о своем первом приезде в Санаксарскую обитель так: «Приехал я сюда по приглашению, посмотрел: пустынька мне понравилась. А на фронтоне монастырского храма - икона Божией Матери. Вот я и говорю: «Матерь Божия, возьми меня!». И Она меня взяла».
После службы я подошел к отцу Питириму. Священник из нашего храма попросил меня обратиться к нему за советом по нескольким вопросам. Но, услышав мою просьбу, старец указал рукой в сторону уходящего из алтаря отца Иеронима: «Это к нему, к нему». Он не любил, когда к нему проявляли особое внимание, и старался направить людей к другим духовникам. Но тех, кто становился его духовными чадами, он заботливо окормлял. А молился за всех. В помяннике старца была представлена вся Россия: «от Москвы до самых до окраин», сотни, если не тысячи людей из разных городов.

В следующий раз мы встретились уже в Самаре, в нашем храме. Он остановился у духовных чад, а они его привели помолиться к нам в тогда еще молитвенный дом, собор только достраивался. Войдя в алтарь, я с удивлением увидел там отца Питирима. Приложившись к престолу, я повернулся к нему: «Отец Питирим!». Он тоже удивился: «Откуда ты меня знаешь?» - «Да как же, я был в Санаксарском монастыре, и мы там встречались». Старец обрадовался, что его здесь знают. Во время Литургии он поразил меня своим смирением. Служил молодой священник, недавно рукоположенный. Алтарника в этот день не было. И вот перед Великим входом, когда нужно выносить запрестольную свечу, отец Питирим говорит священнику: «Можно мне пономарить?». Потом берет эту свечу и идет впереди священника, несущего Святые Дары. Картина получилась не совсем обычная: у ступенек солеи со свечой стоит смиренный схиархимандрит, а перед ним, на солее - молодой батюшка, чуть не потерявший дар речи от сложившейся неожиданно ситуации.
После Литургии, как только отец Питирим вышел из алтаря, его обступили наши прихожане, чтобы взять благословение и задать вопросы. Ведь не каждый день увидишь настоящего старца. Отец Питирим благословлял, кому-то по-доброму, а кому-то и строго что-то говорил. Но вот, почувствовав, что его начинают превозносить, он громко говорит, указывая на меня: «Вы с вопросами лучше к нему, к отцу Сергию. Благословляю!». Пока прихожане пытаются осмыслить слова старца, он быстро выходит из храма и садится в машину духовных чад.
Летом 2002 года я со старшим сыном, которому тогда было семь лет, неделю жил в Санаксарском монастыре, практически каждый день общаясь с отцом Питиримом. К некоторым вещам старец относился строго. Мой сын упросил меня в монастырской лавке купить ему маленькие четки на десять молитв. Как-то мы подошли к старцу, а Антон показывает ему на пальце четки: «Отец Питирим, а у меня четки есть!». Старец нахмурился: «Это не игрушка, это оружие монаха! Убери! Детям не надо». Мне он велел перецепить цепочку на наперсном кресте так, чтобы он висел выше - на груди: «Крест как называется? Наперсный. Значит, носить его надо на персях, а не на животе».
Однажды он мне пожаловался: «Устал я, отец Сергий! Столько стало в монастыре людей, паломников, нет спокойствия, тяжело молиться». Потом поднял голову к небу: «Туда хочу! Вот все прошу: Матерь Божия, забери меня!». Для него, контуженного на войне, с постоянным шумом в голове, было очень нелегко общаться с мирскими людьми.
Когда мы собрались уезжать, отец Питирим позвал нас с Антоном к себе в келью, положил нам в пакет санаксарских сухарей и пряников, а мне протянул пачку «Почаевских листков»: «Я глухой, немощный, неграмотный. Люди просят что-то сказать, а я даю им эти листки. Здесь так все хорошо написано! Ты тоже раздавай». Во всем он старался себя принизить перед людьми, хотя на самом деле имел высокое духовное разумение и рассуждение.
Несколько раз отец Питирим приезжал в Самару и молился в нашем соборе или в Воскресенском мужском монастыре. Иногда мы созванивались, поздравляли друг друга с праздниками, я посылал ему открытки, телеграммы. Он через духовных чад передавал мне то буклет о монастыре, то книгу о греческом старце Порфирии Кавсокаливите, то свою фотографию с подписью, на которой он в своей простоте, такой, как есть: в своей келии в одном подряснике, держащий в руках только что снятые очки.
Как-то я спросил его: «Отец Питирим, где легче спасаться?» - «Отец Сергий, - ответил он, - был я и на Белом море, и на Черном, и в больших, и в маленьких монастырях - везде один дух, дух мира». Старец переживал, что утрачивается духовность, благочестие и благоговение в Церкви. Он с горечью говорил: «Я бываю в храмах и вижу, что сейчас у священников нет такого благоговения, как раньше, когда мы служили. Нельзя нам терять благоговение».
Несколько лет назад Великим постом у духовной дочери отца Питирима, которая живет в Самаре, умерла мать. Он ее знал и любил, она была его ровесницей. Я покойную при жизни много раз причащал. Приехав в Самару, отец Питирим пригласил меня в Воскресенский монастырь отслужить панихиду по новопреставленной Пелагее. «Ты служи, а я подпевать буду, я уже старый служить». После панихиды нас пригласили в монастырскую трапезную для священников. Отец Питирим почти ничего не ел, а вспоминал о войне, о том, как Господь хранил его от смерти. Впоследствии один из рассказанных им эпизодов стал основой для написанного мной рассказа «День Победы». Он был напечатан в журнале «Лампада» незадолго перед тем, как старец ушел из земной жизни.
Во время последней встречи в прошлом году отец Питирим сказал мне: «Нет сейчас такой веры, как раньше, отец Сергий. У деда моего была крепкая вера, он всю службу стоял как свечка, не шелохнувшись. Отец мой был уже слабее, а я против них совсем слабый».
Этот «слабый» в вере старец-схиархимандрит, фронтовик, не совершал поразительных чудес, не выказывал себя провидцем и прозорливцем, но он совершил в своей жизни главное чудо - привел ко Христу и к Церкви сотни безсмертных человеческих душ.
Вечная ему память!

4 ноября 2003 – годовщина со дня преставления митрополита Питирима Нечаева.
Какой все-таки был матерый человечище,
не чета нынешним деспота-халдеям.
Мини-цикл, собранный дедулькой см. .

И самый первый скрипт из сей саги:

Жалкие мысли

2 февраля, 2006
Митрополит Питирим (Нечаев)
при жизни производил своей
длинной бородой,
двуперстием,
служением по дониконианским книгам,
возгласами "во веки векомъ"
неотразимое впечатление на старообрядцев,
в перестроечных диалогах по телевизору
до беснования доводил профессоров от атеизма,
"срубая" их сленгом спекулятивного богословия
(через каждое нормальное слово –
"parussia",
"sinergia",
"satisfactio", а то и целые цитаты:
"Feci,quod potui, faciant meliora potentes",
"Neque sensus est ejus, neque phantasia,
neque opinio, nec ratio, nec stientia",
причем на память и все – скороговоркой),
умел очаровывать женщин, начиная от Раисы Максимовны
(которая все добивалась для него места патриарха),
обвораживать генералов от КГБ и
просто генералов и
вообще всех, кто был ему нужен в эту минуту и важен.
У них складывалось впечатление,
что встречу с каждым из них
он ждал всю предыдущую жизнь:
лелеял ее,
чаял пришествия,
готовился к ней.
Принимая гостей, он
с неизменной грустью в усталых глазах с поволокой
доверительно и максимально задушевным тоном
человека, разбирающегося в подспудных этажах бытия,
сообщал всегда именно то, что от него хотели услышать,
даже если это было диаметрально противоположным тому,
что он говорил предыдущему посетителю,
а в конце проговаривал то сокровенное,
что человек носил в себе, и неважно, был
ли это индийский махараджа
или уполномоченный по делам религии,
или греческий черный полковник,
или инструктор из ЦК Комсомола,
или сирийский огнепоклонник,
или секретарь Комитета по защите матери и ребенка,
или католический монах,
или начальник исправительно-трудового лагеря, –
все они, прослезившись, ошеломленно догадывались:
"Да он же "наш" человек!"
Встреча, и особенно сам владыка,
запоминались на всю жизнь, как мистическая встреча с Другим.
После этого наступали годы "дружбы",
впрочем, прекращавшейся резко тогда,
когда человек переставал быть начальником.
Таких святителей в церковном мире осталось мало –
это последние из могикан,
и оставшихся я могу пересчитать уже на пальцах одной своей руки.
Как и любого из архиреев его эпохи,
Питирима всегда тянуло к партийной номенклатуре.
Духовенство владыка не жаловал,
никогда никого к себе он не приближал,
ни с кем не был никогда откровенным и
практически все свои умонастроения унес в мир иной.
Проект "Константин Владимирович Питирим"
был самым удачным для известных структур
именно потому, что сама личина здесь абсолютно достоверно
совпала с "легендой".
После владыки Питирима остались несколько стопок
редактировавшегося им в советское время
тощего церковного журнала,
где половину текста занимали официальные стенания
по поводу нарушений свободы совести в
Уганде,
Венесуэле,
Кампучии и
Филиппинах,
а другую половину – богословские статьи,
где черным по белому утверждалось,
что в стране Советов строится Царство Божие на земле.
Кроме журнала осталось колоссальное количество жен и домочадцев
партийных секретарей,
инструкторов и
председателей, которых Константин Владимирович "тайно"
крестил,
окормлял,
пастырствовал в стане "анонимных христиан",
хотя, естественно, никто из них
после этого в церковь не ходил и в Бога не веровал.
И самое важное, продолжил себя "в веце нынешним",
оставив генерацию своих клонов,
которые ныне являются духовниками
Путина,
Иванова,
Глебушки Павловского,
Лужкова,
Зюганова,
Гули Сотниковой,
Черномырдина,
крестят разведчиков,
контрразведчиков,
редактируют для вящей достоверности чужие "легенды",
шлифуют церковность "своих среди чужих",
выстраивают структуры "пятой колонны" из недавних экономических эмигрантов,
обаяют зарубежников,
соединяют Церкви.
Оставил после себя владыка и воспоминания,
наговоренные на магнитофон,
старательно выдержанные в одном стиле,
благодушные и велеречивые,
где, как и положено, говориться о собственном благочестии.
Однако там, где касается его честолюбия,
а оно у него всегда было "уязвленным",
его внезапно "прорывает"
и он сбивается на стиль "гопника",
именно потому что проговаривал, а не писал.
Митрополит Никодим,
точно выпоротый на барской конюшне, оказывается "Борькой",
митрополит Иоанн Снычев – "Ванькой-хлыстом",
архиепископ Василий Кривошеин - "брюссельской капустой":
"Не хочу примешивать своего раздражения, но меня он однажды зверски обидел.
В Швеции насели на меня журналисты, стали спрашивать
(тогда же, когда спрашивали и о Дудко),
что я думаю о преподавании Закона Божия в школах.
Я сказал, что мой отец был законоучителем и говорил,
что, когда Закон Божий стоит в обязательной программе,
он нивелируется в ряду других предметов.
Воспитание, прежде всего, должно быть в семье –
школа же должна воспитывать не столько уроками Закона Божия,
сколько общим духом.
А Василий после этого разразился статьей, что, "вот мол, такой-сякой
архиепископ Питирим считает, что учить вере не нужно".
Понятно, что Питирим Нечаев,
как и положено князю Церкви нашего времени,
никого,
никому и
ничего не прощал.
И за тщательно отрепетированной и уже, казалось, сросшейся маской,
как в академическом театре,
где "народные" играют уже только "на приёмах",
проступает другое лицо:
"Мне всегда было непонятно и неприятно другое.
Каким образом книги Меня издавались на Западе массовыми тиражами и
доставлялись к нам, в то время, когда даже Библию
почти невозможно было провезти через границу".
Сам Питирим, в конце "разнагишавшись",
балагурит уже как типичный "московский пустой бамбук", описывая,
что он сам вывозил и ввозил и чем приторговывал:
"В Англию нельзя было ввозить спиртное, но мы возили туда водку.
Однажды я вез целый чемодан водки.
Помню, иду храбро за тележкой,
в которой везут мой багаж,
и вдруг с ужасом замечаю, что одна из бутылок разбилась,
и за моим чемоданом тянется благоухающий след.
Служащий спрашивает: «Спиртное есть?»
Я показал на мокрый след:
«Видишь - уже нет!»
Пропустили. Не разрешалось также ввозить фотоаппараты, –
точнее, можно было иметь при себе фотоаппарат для съемок,
но привозить для продажи было нельзя.
А я как раз этим очень неплохо поддерживал наш приход:
покупал у нас старые фотоаппараты, возил их туда владыке Антонию,
а они их там очень выгодно продавали.
Возил я их в митрошницах, клобучницах.
Однажды я вез с собой три фотоаппарата.
На пропускном пункте служащий спросил меня:
«Ничего не декларированного нет?»
«Нет» - невозмутимо ответил я и тут только увидел,
что дно одной из коробок
отстало и в щель виден ремень от фотоаппарата..."
Самая теплая по интонации глава в воспоминаниях
отдана другу детства "Лене Остапову",
сыну секретаря патриарха Алексия Симанского.
"С Лёней Остаповым, будущим отцом Алексием,
у нас была хорошая юношеская,
а потом и взрослая дружба", – пишет Питирим,
точно тот еще жив до сих пор.
Данилу Остапова – отца Лени, боялись
и, заслышав в Чистом переулке скрип его ботинок,
трусливый Пимен, тогдашний митрополит Крутицкий и Коломенский
и "единодушно" потом избранный Патриарх,
несмотря на тучность,
проявлял достойную удивления прыть,
скрываясь "по нужде" в туалете.
Тот же Пимен, в "другом" переулке,
беспрестанно жаловался, что Остапов "мешает работать":
безраздельно управляя бесхарактерным Алексием Симанским,
подначивает того отстаивать церкви, закрывавшиеся в 60-х,
как известно, "по просьбе верующих".
Когда в Чистом переулке сменились хозяева,
то уже на третий день после смерти патриарха Алексия
расправились сразу
не только с отцом – Данилой Остаповым,
уголовно обвинив его в воровстве, махинациях и подлоге,
но и с сыном Леней, протоиереем Алексием Остаповым,
профессором археологии в Духовной академии:
обыски,
допросы с пристрастием,
церковное линчевание,
позорное изгнание,
причем светские и церковные сыскные органы
знали о протоиерее Алексии Остапове,
а еще больше о его отце,
столь же много, сколько мог знать о них только очень доверенный,
"родной" человек.
Тщетно затравленный и насмерть запуганный
протоиерей пытался найти в Москве владыку Питирима.
Тот, как и положено ему,
был именно в это время
в служебной командировке,
совершая турне по Европе,
и в Лондоне
совместно с Алексием Ридигером,
как живое олицетворение неподкупности
"ума, совести и чести" тогдашней эпохи,
объяснял западным носителям "второй древней профессии",
почему у нас нет (и "в принципе!" не может быть) гонений на Церковь.
Именно эта Церковь для отца Алексия
вдруг оказалась ледяной пустыней,
где "лихой" человек
как пахан на зоне сказал:
"Ату его!" -
и вся челядь мигом разбежалась.
Не докричался ни тогда, ни после ни до кого отец Алексий,
не было рядом и "друга детства" "Кости-рыболова".
В 75-м отца Алексия Остапова,
"страшно кричавшего",
привезли в больницу,
и по известному мне свидетельству
уже на операционном столе
его желудок расползался в руках хирурга, как туалетная бумага.
Патологоанатом сообщил тогда следующее:
"Нужно было выпить что-то вроде серной кислоты,
чтобы могло произойти подобное с сорокалетним человеком.
Спасти его не представлялось возможным".

На литературном вечере архимандрита Тихона (Шевкунова) попросили несколько слов сказать о том, каким ему запомнился митрополит Питирим (Нечаев)?

Митрополит Питирим (Нечаев)

С 1963 года по 1994 возглавлял Издательский отдел Московской Патриархии, в 1980-е бывший наиболее влиятельным и профессионально укомплектованным структурным подразделением Патриархии и выполнявший, наряду с Отделом внешних церковных сношений, внешнеполитические функции. Как Председатель Издательского отдела, совершал многочисленные зарубежные поездки; владел английским языком на уровне, достаточном для частного общения и неофициального выступления перед публикой, хотя предпочитал обращаться к помощи переводчиков.

С Крещения 1972 года до конца жизни регулярно служил в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке (Брюсов переулок № 15/2) . В конце 1980-х был заметной фигурой в московских интеллектуальных и музыкальных кругах. Никогда не был постоянным членом Священного Синода, но в 1980-х годах считался одним из наиболее влиятельных иерархов РПЦ.

– Митрополит Питирим был совершенно уникальный человек. Я его встретил первый раз еще до того, как поехал в Псково-Печерский монастырь. Мне нужно было зачем-то в Новодевичий монастырь. Там служил священник, историк по образованию. И вдруг я увидел, как подъехала машина, то ли победа, то ли волга, оттуда вышел поразительной красоты человек. Монах в рясе, огненный, потрясающий совершенно взор, и просто молниеносно взлетел по лестнице и куда-то пошел. Это мне запомнилось на всю жизнь. Я говорю: «Кто это?» Мне говорят: «Это архиепископ Питирим».

Он был человеком красивым и внешне, и внутренне. Бесконечное благородство и удивительная человеческая красота, порода, что называется. Одной только священнической династии у него было 400 лет. Трое святых в роду, в том числе Питирим Тамбовский.

Это была действительно совокупность таких совершенств. Это был настоящий монах. Это был настоящий деятель.

Дочь Эйзенхауэра в своих мемуарах написала: «Самый красивый мужчина, которого я встречала - это архиепископ Питирим».

Это была действительно совокупность совершенств. Настоящий монах. Настоящий деятель. Человек, который брал на себя тяжелейший груз стояния за Церковь в богоборческом государстве. Когда в этих архиереев кидают камнями, мне становится страшно больно не за них - потому что они святы - а за тех людей, которые позволяют себе это делать, страшно за людей, которых они соблазняют, ибо они, действительно, не ведают, что творят.

Вообще тема жизни Святой Церкви в богоборческом государстве - еще неисследованная тема, которую Русская Церковь, как некое приношение, может со временем обобщить и передать всему христианскому миру. Это же уникальный, потрясающий опыт! Если сейчас получится, если Господь благословит, я обязательно сделаю телевизионный художественный фильм, восьми или десятисерийный, о жизни Церкви в этот период. Скорее всего, там будет два героя: архиепископ Лука и Сталин. Два непересекающихся мира.

Так вот, митрополит Питирим - это непонятый, во многом оболганный человек, перенесший необычайные нравственные и духовные страдания, потому что в конце жизни с ним поступали несправедливо, причем иногда и церковный люд.

Это один из самых прекрасных людей, с которыми я встречался.

Два появления этого человека вызвало за последний год большой резонанс. Первый раз - недавно, во время Пасхального богослужения, которое он вел. Второй раз - в 2002 году, во время "молитвы о мире" в итальянском городе Ассизи, проведенной по инициативе Папы Римского
Митрополит Питирим, один из старейших иерархов Русской Православной Церкви. В последние годы жизни патриарха Пимена он являлся, пожалуй, наиболее влиятельным иерархом и представлял РПЦ практически на всех официальных мероприятиях. И повернись жизнь иначе, он бы стал новым первосвятителем.

В годы горбачевской "перестройки" митрополит Питирим являлся непременным гостем разнообразных общественных собраний, постоянно выступал на радио и телевидении, комментировал для прессы многие вопросы христианства и церковной жизни. Вместе с академиком Д. С. Лихачевым и Р. М. Горбачевой он активно участвовал в деятельности Советского Фонда культуры. В 1989-1991 годах был народным депутатом СССР.

"В то время сам облик митрополита Питирима, библейского благообразного старца, производил ошеломляющее впечатление на полностью расцерковленное общество, - очень точно подметил автор статьи в газете Страна.ru. - А когда оказалось, что этот человек, будто сошедший со страниц священной истории, еще и в курсе всех современных событий, обладает уникальным даром проповедника, знает, как кажется, все на свете, видевшие и слышавшие митрополита Питирима невольно начинали внимательнее приглядываться к тому, что он представлял - к православной церковной традиции".

Владыка Питирим родился 8 января 1926 года в семье священника. В 1945 году Константин Нечаев, в то время студент Московского института инженеров транспорта (МИИТ), стал старшим иподьяконом Патриарха Алексия I. Это было время огромного религиозного подъема, вызванного войной и массовым обращением людей к Богу. Еще гремела на Западном фронте канонада, еще советские войска не форсировали Одер, но по всему чувствовалось, что войне приходит конец. Прошло Рождество, приближался Великий Пост, а за ним и светлый праздник Пасхи.

4 февраля 1945 года в стенах Богоявленского собора проходила торжественная интронизация нового первосвятителя. Дважды в тот день лучшие протодьяконы возглашали многолетия, с амвона и после молебна - всем Патриархам.

Спустя многие годы владыка Питирим вспоминал: "Нашему Патриарху возглашал многолетие престарелый и немощный старейший московский протодиакон Михаил Кузьмич Холмогоров. Это был один из замечательнейших русских протодиаконов, редкого музыкального дарования, неповторимой красоты голоса и беспорочной жизни. После прозрачных верхов Георгия Карповича Антоненко, "тигровых" низов Сергея Павловича Турикова и еще каких-то незнакомых мне громовержцев собор затих. А затем вдруг наполнила его мягкая сила. Именно сила. Казалось, что-то мягкое, звучное, глубокое, плотное, обильное непреодолимо заливает собор доверху. От купола до дальнего угла ризницы. Это был осязаемый звук. Он лился, переполняя собой все, звучал в каждой частице пространства, это было более чем орган или оркестр, потому что этот звук был живым и органичным. Казалось, он шел ниоткуда, но был во всем и все наполнял собой. Это был "Михаил Кузьмич". Это была его лебединая песнь, последний и полный дар его старческих сил новому Патриарху Московскому и Всея Руси. Минутой позже он опустился в изнеможении на скамью в уголке ризницы".

Поставленный перед выбором - профессия железнодорожника или церковная стезя, Константин выбрал второе. Через 60 лет он вернется в alma mater в качестве заведующего кафедрой теологии. В стенах института будет восстановлен храм, начнутся регулярные богослужения.

В 1951 году Нечаев с отличием (первым по списку) завершил полный курс Московской духовной академии, тема кандидатской диссертации: "Значение божественной любви в аскетических воззрениях преподобного Симеона Нового Богослова". Его оставляют преподавателем в Академии, - и вот уже более 50 лет он читает лекции по Священному Писанию Нового Завета и истории западных вероисповеданий.

В 1954 году Константин Нечаев был рукоположен в сан священника, а в 1959-ом, приняв монашеский постриг, назначается инспектором духовных школ. В 1963 году архимандрит Питирим становится епископом Волоколамским.

Чтобы понять, в какой период протекала его пастырское служение, необходимо бросить беглый взгляд на тогдашнее положение Церкви. Это было время ожесточенных "хрущевских" гонений на Православие. По всей стране закрывались храмы, а наиболее активные священники отстранялись от служения. В 1960 году был арестован и осужден на 3 года архиепископ Казанский Иов. Его обвинили в неуплате налогов с расходов на представительство, которые ранее налогом не облагались. В 1961 году арестовали архиепископа Иркутского Вениамина, - через два года владыка скончался в заключении.

При весьма странных обстоятельствах в больнице скончался ("от перемены климата") митрополит Крутицкий и Коломенский Николай; уволенный по настоянию идеологического отдела ЦК на покой, он занимал жесткую позицию по отношению к гонителям Церкви.

Во многих городах власти препятствовали проведению крестных ходов даже в церковной ограде. Духовенство не имело права говорить проповеди без предварительного просмотра текста уполномоченными Совета по делам религии.

Сильный удар был нанесен по духовным учебным заведениям. Дошло до того, что встал вопрос о существовании ленинградской духовной Академии и семинарии - это, по определению газеты "Смена", "гнезда контрреволюции" в городе трех революций.

16 апреля 1961 года власти заставили Священный Синод принять постановление "О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни". Утвердить его должен был намеченный на 18 июля Архиерейский Собор. Трех иерархов, которые были известны своей твердой, непреклонной позицией, не пригласили на его заседания, а архиепископа Ермогена, явившегося без приглашения, не допустили к заседанию.

Особенно сильный удар был нанесен по Церкви к лету 1962 года - власти, запугивая людей, ввели контроль над совершением треб: крещений, венчаний и отпеваний. Все они заносились в специальные книги с указанием фамилий, паспортных данных и адресов. Так, например, для крещения младенца требовалось обязательное присутствие обоих родителей.

Шла ликвидация монастырей. В 1961-1962 года настоящие сражения развернулись за Почаевскую лавру. Монахов запугивали, лишали прописки и угрожали отдать под суд за "нарушение паспортного режима". Каждый верующий житель этих мест состоял в государственных органах на специальном учете. Но обитель не сдавалась. Чернецов и мирян разгоняли водой, сажали в тюрьму, принудительно вывозили за пределы области. Оборона монастыря приобрела международную известность.

Лавра выстояла. Несмотря на административный нажим, запугивания и репрессии, гонителям пришлось отступить. Православным удалось сохранить также и намеченные было к закрытию Псково-Печерский и Пюхтицкий женский монастырь.

Фронтальное наступление на Церковь породило массовое возмущение и сопротивление по всей стране. "Штурм небес" вызвал неодобрение даже в некоторых государственных организациях. Одним из первых дал негативный анализ этой кампании в своей докладной записке начальник 5-го управления КГБ полковник Ф. Д. Бобков.

как музейную редкость, "последнего советского попа", оказалось явно невыполнимо.

Л. И. Брежнев и советское руководство постарались публично продемонстрировать смену курса религиозной политики. 19 октября 1964 года два митрополита были приглашены на правительственный прием в честь космического полета корабля-спутника "Восток".

С 1963 по 1994 год владыка Питирим был председателем Издательского отдела, главным редактором "Журнала Московской Патриархии" и председателем редакционной коллегии сборника "Богословские труды" (оба издания в советские годы были единственными легальными органами церковной мысли). На страницах этих изданий ему удалось опубликовать писания отцов Церкви, богословские сочинения протоиерея Сергия Булгакова, священника Павла Флоренского и некоторых других авторов.

В 1971 году владыка Питирим был возведен в сан архиепископа. В этом же году он принимал участие в деяниях Поместного Собора, который признал церковную реформу XVII века "трагической ошибкой" и официально отменил все проклятия и анафемы по отношению к старому русскому обряду.

Мы храним традицию, потому что она - это овеществленная, генетическая память нашего народа, - говорит митрополит Питирим. - Да, у нас было двоеперстие, мы приняли троеперстие. Но в 1971 году на Соборе Русской Православной Церкви молодая часть наших богословов провела постановление о равной возможности употребления и того, и другого.

А вот недавнее свидетельство епископа Древлеправославной (старообрядческой) Церкви Антония Богородского: митрополит Питирим "в одной из первых речей перед студентами у нас семинарии (по благословению владыка Антоний получил образование в семинарии и академии Московской Патриархии - Авт.), говорил о своих теплых чувствах к старообрядцам. О том, как после решения Собора 1971 года о снятии клятв он отслужил старообрядческую литургию. Владыка тогда произнес интересную мысль, что не было настоящего раскола, а был только переходящий временами в потасовку спор о том, что такое Православие".

Большое значение владыка придавал возрождению и популяризации русского православного пения. По его инициативе было создано несколько церковных хоров, выступавших с концертными программами в России и за рубежом.

30 декабря 1986 года владыка Питирим был возведен в сан митрополита Волоколамского и Юрьевского. А в конце 80-х стал, помимо своих прежних обязанностей, еще и настоятелем возвращенного Церкви Иосифо-Волоцкого монастыря, где до сегодняшнего для он часто служит по воскресным и праздничным дням.

В Москве резиденция владыки Питирима разместилась в живописном храме Воскресения Словущего на Успенском вражке (Брюсов переулок), - в храме, традиционно привлекавшем людей искусства, писателей, художников и общественных деятелей.

После провала ГКЧП в столичной прессе появилось несколько публикаций народного депутата России священника Глеба Якунина (впоследствии лишенного сана и отлученного от Церкви). В них один из лидеров "Демократической России" утверждал: ему стали известны документы, дающие основания полагать, что митрополит Питирим сотрудничал с КГБ.

"Глубокую обеспокоенность, - писал он, - вызывает визит митрополита Питирима (Нечаева) к объявленному президентом России вне закона государственному преступнику Б. К. Пуго 21 августа 1991 года. На дипломатическом языке - это признание "де-факто". Питательной средой для такого визита явилось то обстоятельство, что Издательский отдел Московской Патриархии контролировался агентурой КГБ. В отчетах 5-го управления КГБ СССР по линии издательского отдела постоянно упоминаются агенты "Аббат" (из иерархов) и "Григорьев", часто ездившие за рубеж и, очевидно, занимавшие (занимающие) высокие посты в этом учреждении".

Любопытно, что ныне г-н Якунин входит в состав клира т. н. "Киевского патриархата", руководимого "патриархом" Филаретом (Денисенко), которого сам же Глеб Павлович в 1991 году наиболее яростно обличал в принадлежности к КГБ.

Имя владыки Питирима склоняли на всех либеральных перекрестках. Журналисты (в том числе Татьяна Миткова и Андрей Караулов) охотно разоблачали "митрополита в погонах". Вскоре пришла и опала церковная: в ноябре-декабре 1994 года на Архиерейском Соборе РПЦ, а затем и на заседании Священного Синода он был смещен со всех церковных должностей. В его ведении были оставлены только Воскресенский храм и Иосифо-Волоцкий монастырь.

В последние годы митрополит Питирим стал чаще появляться на церковных собраниях высокого уровня. По поручению Священного Синода он возглавлял представительные делегации, посещавшие Армению, Болгарию, Швейцарию в связи с разными событиями церковной жизни.

24 января 2002 года в итальянском городе Ассизи под руководством римского понтифика состоялось "совместное моление за мир", в котором участвовали 300 представителей 12 различных религий. Первоначально эту службу предполагалось провести в одном из католических соборов, но иудеи заявили, что не станут молиться с христианами в храме. Тогда действие было перенесено на открытый воздух - на городскую площадь.

От лица московской Патриархии и по поручению Патриарха Алексия II в этом ежегодном мероприятии принимала участие целая делегация из трех архиереев во главе с митрополитом Питиримом. Выступая по каналу РТР в программе "Вести", владыка заявил, что он глубоко удовлетворен тем "духом единства и братской любви", который ему удалось ощутить во время такой совместной молитвы.

На имя Алексия II полетели гневные телеграммы: "С ужасом и возмущением мы восприняли новость о том, что официальный представитель МП участвовал в шабаше под руководством папы римского. Митрополит Питирим не только не скрывает своего участия в этом беззаконии, но даже публично восхваляет совместную молитву с инославными и иноверцами."

Широкая православная общественность была возмущена. В результате подобного взаимодействия за счет мнимого "единства" размываются основы Веры. Не случайно, что по древним церковным канонам (45 правило Св. Апостол), "епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен".

Владыка Питирим - носитель традиции. В том числе традиции советского периода, когда Церковь, чтобы выжить в условиях атеистического государства, вынуждена была идти на широкие контакты в рамках Всемирного Совета Церквей.

Эта охранительная традиция сохраняется в практике зарубежных контактов Московской Патриархии и до сих пор, вызывая критику со стороны православных как внутри страны, так и за ее рубежом.

Впрочем, кто знает - что ожидает Церковь впереди? И может быть, этот опыт, но уже в новых политических условиях, окажется востребованным?..

"Похоже, с течением времени, подлинный масштаб личности митрополита Питирима (Нечаева) как богослова, проповедника, церковного иерарха становится все более очевидным. Случайные черты забываются, все преходящее изглаживаются из памяти, а на первый план выходят опыт, спокойствие и мудрость иерарха, без деятельного и творческого участия которого не прошло ни одно значительное событие новейшей церковной истории второй половины века".