Причины обращения нестора к жизнеописанию феодосия печерского. «Житие Феодосия Печерского»

МОСКОВСКИ« ОРДЕНА ЛЕНИНА II ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ имени В. II. ЛЕНИНА

Специализированный совет Д 113.08.08

На правах рукописи

БАШАТОВА Надежда Никаноровна

УДК 281.93:881.01« 10/И»

«ЖИТИЕ ФЕОДОСИЯ ПЕЧЕРСКОГО»

КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПАМЯТНИК КИЕВСКОЙ РУСИ

(Проблематика, принципы изображения исторических лиц, структура и стилевое своеобразие)

Специальность 10.01.01 -Русская литература

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1988

Работа выполнена в Московском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственном педагогическом институте имени В. И. Ленина.

доктор филологических наук, профессор ПРОКОФЬЕВ Н. И.

доктор филологических наук, профессор КУСКОВ В. В. кандидат филологических наук ГРИЦЕНКО 3. А.

Вэдущг.я организация - Московский областной педагогический институт имени Н. К. Крупской.

оащпта состоится «. .» .^^^й^Шу^7. г. в ча-

сов на заседании специализированного совета Д 113.08.08 по::ащпте диссертаций на соискание учеиой степени доктора наук яр и Московском ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени государственном педагогическом институте имени В. И. Ленина по адресу: г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1, гуд. № .......

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МГПИ имени В. И. Ленина: 119435, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ученый секретарь специализированного совета

НИКОЛАЕВА Е. В.

: Изучение литературы Киевской. Руси имеет принципиальное значение. Произведения ХТ-ХН веков во многом предопределили дальнейший ход развития древнерусской литературы. Уже в XI веке в Киевской Руси начинается разработка литературных форм, отвечающих национальным интересам. Примером ответа на запроси исторической; жизни Киевской Руси является "йитие Феодосия Печерского", его проблематика и стиль. Это произведение отражает художественные искания своего времени, закладывает основы русской, агиографии как одной из разновидностей повествовательной прозы, разрабатывает принципы творческого использования византийского литературного опыта.

Актуальность исследования определяется, тем, что "Житие Феодосия Печерского" - одно из первых русских оригинальных агиографических произведений - давно привлекает внимание медиевистов и одновременно до сиг пор остается недостаточно изученным.

Исследователи обращались к произведению Нестора для решения отдельных проблем или привлекали его в ходе общего анализа художественной. специфики древнерусской, литературы. Попыток проанализировать "Житие Феодосия Печерского" как художественное произведение XI века, в единстве его многообразных идейно-художественных и стилевых компонентов, не предпринималось. Такое рассмотрение может дополнить предыдущие исследования, поможет определить более точно место произведения в историко-литературном процессе Древней Руси и его значение в развитии агиографии как разновидности древ, нерусской повествовательной прозы.

Объект исследования. В работе использован древнейший текст ■жития, находящийся в Успенском сборнике Х11-ХШ вв.г и другие публикации и текстологические разыскания известных отечественных исследователей»

Цель диссертации - анализ произведения как целостной идейно-художественной системы, выявление его своеобразия как литературно-художественного памятника эпохи, ег^. места в становления агиографических жанров древнерусской литературы, соотношения в житии традиционных и новаторских чёрт - обусловила основные задачи исследования: I) йроанализировать особенности заимствовали.! в житии и определить степень подражательности Нестора византийским житиям; £) изучить- структуру произведения; 3) рассмотреть ссойен-I. Успенский сборник ПГ-ХЙ вв. - М;! Наука, 1971, с. 71-135.

ности подхода автора к изображению исторических, лиц; 4) выявить реализацию авторского замысла в словесно-стилистической системе.: 5) определить влияние исторических условий на формирование новой литературной, формы агиографических произведений.

Анализ стилевых компонентов проводится на основе исторического контекста, в связи с идейно-политическими, литературно-художественными и церковно-публицистическими требованиями отечественной истории.

Необходимо отметить, что "Житие Феодосия: Печерского" нузда-ется и в текстологическом исследовании, изучении истории движения текста, бытования памятника. Популярность этого жития в Древней Руси дает возможность поставить вопрос о роли его в дальнейшем развитии древнерусской, литературы. Однако это не входит в задачи данной работы.

Научная новизна работы определяется подходом к произведению в целостном идейно-художественном плане, а не в одном из его аспектов, стремлением осветить вопросы, не получившие детально! разработки или не затронутые в предшествующих исследованиях, а также уточнить оценку литературоведами некоторых сторон художественной специфики жития. Анализ основных сторон поэтики произведения. (своеобразия структуры жития, особенностей, системы образов и способов их создания, специфики и идейно-художественного назначения словесно-стилистической, системы) направлен на выявление особенностей, авторского замысла и его реализации, определяющих литературное новаторство "Жития Феодосия Печерского". Вопрос о заимствованиях Нестора рассматривается с точки зрения оригинального использования автором заимствованного материала. Впервые проведен детальный, анализ структуры памятника в сопоставлении с византийским каноном в целях выявления новаторских черт. Вносится уточнение в разработку вопроса о способах изображения героев жития. Словесно-стилистическая, система рассматривается с точки зрения ее идейно-литературного назначения. Впервые раскрыты особенности отбора и характер применения библейских текстов в памятнике.

Практическое значение работы. Содеряание и выводы, сделанные в диссертации, могут быть использованы в вузовском преподавании: при чтении общих курсов древнерусской литературы, в спецкур- _ сах к спецсеминарах, посвященных литературе Киевской Руси, эволюции агиографического яанра и развитию древнерусской повествовательной. прозы.

Апробация материалов диссертации. Отдельные раздели диссертации обсуждались на аспирантском методологическом объединении кафедры. Апробация работы произведена на кафедре русской литературы МГПИ имени В.И. Ленина и использована при проведении практических занятий со студентами.

Структура и объем работы. Предает, цель и задачи исследова- " дая предопределили структуру диссертации, состоящей, из введения, трех глав и заключения. Общий объем работы 198 страниц машинописи. Библиография. содержит.Тбб наименований.

Содержание диссертации. Во "Введении" сформулированы цель и задачи работы, дается обоснование актуальности теш исследования, а также ее научной перспективности, указана практическая значимость диссертации. Также во "Введении" освещается история изучения "Китая Феодосия Печерского". Выделяются спорные вопросы, интересовавшие исследователей XIX века и аспекты, привлекшие внимание советских литературоведов-медиевистов.

К "Житию Феодосия Печерского" обращались В.Н. Татищев, Р.Ф. Гимковский, A.M. Кубарев,-Е.Е. Голубинокий, С.А, Бугославский, В.А. Яковлев, A.A. Шахматов, Д.И. Абрамович,. Г.П. Бельченко и др. историки, филологи и историки русской церкви. Но рассматривалось житие Феодосия в общем потоке изучения агиографической литературы. Исследователи решали проблемы, связанные с авторством Нестора, временем его прихода в монастырь и возрастом, поднимали вопросы о времени создания "Жития Феодосия Печерского", о заимствованиях, рассматривали проблемы текстологии памятника.

О "Житии.Феодосия Печерского" как литературном произведении в разное время высказывались различные мнения. Скептики школы Каченовского полностью отвергали литературные достоинства, значение жития Феодосия и талант автора. Противоположная точка зрения - это подчеркнутый панегирик "Житию Феодосия Печерского", содержащийся в работах A.M. Кубарева, Ыакария, Филарета, Д.И. Абрамович считал обе точки зрения; одинаково односторонними и преувеличенными, но исследование самого Д.И.Абрамовича литературных особенностей "Жития Феодосия Печерского" сводится к очень обстоятельному сравнительному анализу заимствований: и подражаний Нестора византийским житиям.

Таким образом, в дооктябрьский период исследователями были поставлены и разрешены некоторые проблемы, касающиеся "Жития-

Феодосия Печерского". Наиболее важными и значительными являются работа A.A. Шахматова и Д.И. Абрамовича, в которых проведен серьезный текстологический анализ жития, связанный с вопросом о степени заимствования Нестора. Однако собственно литературное значение древнего памятника агиографической литературы не было раскрыто.

"Китае Феодосия Печерского" также привлекало внимание советских; исследователей. Как источник историко-бытовых сведений оно было использовано В.Ф. Ржигой, Б.А. Романовым, М.Д. Присел-ковым, М.Н. Тихомировым. В.Ф. Переверзев подошел к героям жития с точки зрения научно-социологической. Он характеризует литературных героев в их связях с историей феодального общества Древней Руси,

Важной вехой на пути исследования произведения Нестора явились работы И.П. Еремина и В.П. Адриановой-Перетц. И.П. Еремин рассматривает композицию, а В.П. Адрианова-Ееретц анализирует беллетризованные эпизода жития и их значение для развития древнерусской: повествовательной прозы. В другой своей работе B.II. Ад-рианова-Перетц в ходе общего анализа поэтического стиля Древней Руси обращается к метафорам-символам в житии Феодосия. Оба автора уделяют внимание образам Феодосия и его матери.

В 1977 г. к "Житии Феодосия Печерского" обратилась болгарская: исследовательница Е.А. Томова. В своей диссертации она провела сопоставительный анализ трех славянских житий (Феодосия Печерского, Стефана Немани и Ивана Рильского) в плане их связей с фольклором. Е.А. Томова сопоставила также исторически существовавшего Феодосия и литературного героя с точки зрения значения его деятельности в развитии культуры Древней Руси.

Как видно из обзора, проведены многие исследования, однако произведение в целом, как единая художественная система до сих пор не рассматривалось.

В первой главе анализируется соотношение традиционного и новаторского в заимствованиях и структуре "Жития Феодосия Печерского". В первом параграфе работы проблема заимствований рассмотрена с. позиции, не затронутой исследователями" ХН века. Текстовой материал, приведенный A.A. Шахматовым и Д.И. Абрамовичем, анализировался диссертантом по линии выявления степени подражательности Нестора, причин и способов использования"им византийских

житий. в работе над "Житием Феодосия Печерского".

Д.И. Абрамович приводит много сходных мест в разных переводных житиях, но каких-либо выводов по поводу, сравниваема отрывков он не делает, за исключением одной общей мысли, что все эпизода (а в них входят почти все эташ лизни Феодосия) - аналогии различным переводным житиям. A.A. Шахматов путем сопоставления текстов "Лития Феодосия Печерского" и "Еития Саввы Освященного" доказывает прямое влияние труда Кирилла Скифопольского на Нестора. Но оба исследователя подошли к вопросу о заимствованиях только о позиций текстологов. Ими не был поставлен вопрос: зачем, с какой, целью и" как Нестор использует материал других яштий?

Использование византийских житий. - характерная особенность древнерусской, агиографической- литературы, так как переводные жития в Древней Руси считались образцами. Такое следование по стопам древних агиографов, изображение героя и его лизни сходным с древними славными святыми, способствовало большему прославлению нового святого и ставилось в заслугу автору. Кроме того, вместе с византийской агиографической литературой древняя Русь восприняла и устоявшийся, отработанный канон, трафарет в писании житий.. И Нестор, следуя этому трафарету, свободно пользовался материалом других авторов.

" Расширяя тематику жития и усложняя трактовку образа главного героя, Нестор применяет традиционный способ только в изображении одной из сторон облика Феодосия. Поэтому весь используемый. материал византийских авторов сконцентрирован в сугубо китийннх частях произведения.

Но в ходе анализа обнаруживается творческий- подход автора к используемым текстам. Нестор традиционен в самом факте обращения к византийским житиям, но отличает его от других агиографов то, что он перерабатывает используемый материал. Поэтому термин "заимствования", применявшийся исследователями XIX века, не отражает сути работы Нестора с византийскими источниками. Это не "заимствование", а продуманный отбор и переработка нужного материала из широкого круга византийских житий.

Нестор не переносит слепо в свое произведение то, что берет у других авторов. Употреблял понравившуюся фразу или образ-,-ное выражение, он по-своему переставляет слова, добиьаясь улуч-

шения. ритмического звучания фразы. Бее евангельские цитаты виве-рены и применяются по другому поводу. Используемые тексты другого жития он членит, располагая эти части в разных местах, часто отличных от места употребления их в другом житии, или по отноше-.нию к другим героям. Даже при явно литературном происхождении эпизода и известном источнике его, даже при сходстве самого* текста, Нестор умеет так переделать используемый материал или сюжетный котив, что изменяется смысл, эмоциональное воздействие или значение заимствованного эпизода.

Следующий параграф главы посвящен структуре жития« В начале параграфа освещаются исторические условна, способствовавшие расширении тематики произведения Нестора. Исторические условия, основные прогрессивные идеи времени (идеи самостоятельности и величия Руси, осуждения княжеских распрей, ослаблявших Русь) и забота автора о положении Печерского монастыря, взаимоотношениях его с киевскими князьями, - все это в совокупности приводит к тому, что задачи Нестора, как агиографа, изменяются и усложняются.

Идея прославления Руси находит отражение, во-первых, в том, что автор прославляет Феодосия не как абстрактного святого, а святого Русской, земли, во-вторых, в утверждении славы и значения." Киево-Печерского монастыря.

В связи с исторической темой расширяются и дидактические задачи автора. Он не только дает образец для. подражания монахам и "всем почитающим", но и пытается вразумить братию, прекратить начавшийся в монастыре раскол.

В результате такого подхода автора возникает необходимость переработки традиционной византийской схемы агиографических про- . изведений. Расширение тематики жития обуславливает отход автора от канонической житийной схемы в изображении главного героя и других персонажей, в выборе способов и приемов изображения, влия- ет на структуру всего произведения.

В целях выявления новаторских черт в структуре "Жития Феодосия Печерского" в работе проводится сопоставительный анализ структуры жития Феодосия со схемой традиционного византийского "похвального" жития, составленнойХ.М. Лопаревым1. I. Лопарев Х.М. Греческие жития святых УШ и IX вв.: Опыт научной классификации памятников агиографии с обзором их с точки зрения исторической, и историко-литературной. - Пгд., 1914..- Ч. I. Современные жития.

"Житие Феодосия Печерского" - большое по объему и сложное по структуре произведение. Все житие делится на две части, неравные по объему и отличающиеся тематически. Первая часть посвящена детству и юности Феодосия, описанию тех трудностей, которые он преодолевает, стремясь посвятить свою жизнь служению богу и вместе с тем родной, земле. Центральным здесь становится его конфликт с матерью. Вторая, большая по объему, часть - это переплетающиеся и взаимно дополняющие друг друга жизнеописание Феодосия и история: становления Печерского монастыря. Основной стержень, на который нанизываются все эпизоды - образ Феодосия, главного героя. Все повествование обрамлено, соответственно византийскому канону, вступлением и заключением автора.

Первая часть жития внутренне неоднородна. Она разделяется на две, отличающиеся друг от друга, подчасти. Первая (описание детства Феодосия); написана в соответствии с требованиями традиций агиографической литературы, а вторая резко выходит за рамки канона, в ней использованы приемы, не свойственные житийным произведениям. Сама реальность исторической жизни требовала иной структуры в изображении агиографического героя.

Герой начинает действовать, и статичность и схематизм в обрисовке его образа сменяются бурной динамикой событий, удивительно ярким для. того времени изображением накала борьбы Феодосия с матерью. Описание этой борьбы не натодит аналогов в других житиях, тая как, несмотря на то, что в византийской агиографической, " литературе конфликты мевду «ыновгями, желающими принять монашество, и родителями, противящимися этому, обычное явление, но эта борьба в "Житии Феодосия Печерского" изображена с такой правдивостью на основе местного материала с учетом русских исторических условий.

В связи с историей Печероного монастыря Нестор использует в своем произведении структурные элементы различных жанров. Во второй части жития параллельное развитие ^вух тем выводит его за рамки византийского канона, значительно расширяет событийную часть, способствует большей вариативности в переплетении тематических линий повествования. Яитийная часть видоизменяется и в структуре произведения превращается в авторские отступления-характеристики героя» А подтверждение характеристики эпизодами-иллюстрациями приводит к возникновению ряда замкнутых "микрослжетов"."

В данной работе уточняются наблюдения И.П. Еремина^, считавшего, что в начале второй части жития Нестор применяет летописный способ изложения - йо событиям, а затем летопись переходит в сборник сказаний, являющихся прообразом Печерского патерика. Однако в житии мы видим не формальное соединение, а логичное и последовательное сплетение разнородного в жанровом отношении материала (жития, летописи и патерика)-.

Нестор ведет повествование оразу по нескольким линиям, одинаково для него важным. Использование Нестором элементов различных жанров не нарушает целостности произведения благодаря двуединой авторской задаче (прославление святого Феодосия, и Печерского монастыря) и разнообразным способам связи структурных частей, среди которых, наряду с образной связью, большее значение приобретают не внешние, трафаретные связки, а внутренние, событийные, ассоциативные, тематические и обусловленные способом "портретной" характеристики героя связи.

В связи с введением структурных элементов различных жанров выделяются следующие разновидности структурных частей: житийные части, летописные сообщения, проповеди, видения, чудеса и эпизоды патерикового типа. Чудеса и видения являются традиционным элементом структуры агиографических произведений. Их функция в "Житии Феодосия Печерского" одна - прославление, но объектов прославления два: Феодосий и-Печерский монастырь.

Большую часть в житии составляют эпизоды патерикового типа, но они не однородны. Выделяются: легенда, сказание и патериковые рассказы. Но они также нуждаются в определенной градации. В первую группу входят патериковые рассказы мистического характера, включающие описания чудес или видений. Для второй группы характерен бытовой, план изображения. Третью группу патериковых рассказов представляют описания чудес, творимых Феодосией в монастыре. Все эти чудеса бытового плана, поэтому они стоят ближе к патери-ковому рассказу, чем к чудесам.

Встав на самостоятельный, путь в построении своего произведения, Нестор добивается необычного для своего времени результата: создает кольцевое обрамление жития с повторяющимися, но не дублирующими друг друга (во вступлении и заключении) мотивами.

Важное место в структуре "Жития Феодосия Печерского" зг.нк-I. Еремин И.П. Литература Древней Руси: (Этюда и характеристики). - Н.; Л.: Наука, 1966, с. 34-35,-

мают авторские отступления. В них. наиболее ярко проявляются цели и задачи автора жития. В результате они разделяются на отступления с явной дидактической направленностью и отступления-"по-хвалы" Феодосию. Последние выполняют двоякую функцию: дают эмо- . циональныи настрой произведению и характеризуют главного героя. " Авторские отступления так#вкраплены в ткань повествования, что не прерывают его, выполняя одновременно важную идейно-композиционную роль.

Одна из разновидностей, этих отступлений, прямая авторская характеристика героя, становится в ряд важнейших структурных элементов, так как через нее осуществляется новый подход Нестора, к способу, изображения героя - "портретная" характеристика Феодосия. Саш статичные, эти отступления-характеристики дают толчок к развитию действия в том или ином эпизоде или серии эпизодов. Кроме того, они являются связками мевду рядами эпизодов, различных в жанровом отношении, например, патериковых рассказов и ви- " дений.

■ Таким образом, сама структура лития дает возможность говорить о творческом подходе автора к требованиям литературной традиции агиографии. Расширение тематики произведения требует усложнения его структуры, введения структурных элементов таких форм, которые не использовались ранее агиографами. Усложнение структуры не приводит к нарушению целостности произведения благодаря строгой логичности и"продуманности в"сплетении нескольких нгте& повествования.

Вторая глава посвящена анализу системы образов жития и способов их создания. В связи с двуплановостыо тематики вопрос о ведущем способе художественного обобщения в житии усложняется. Главенствующим, проходящим через все произведение и связанным в пер- " вую очередь с образом главного героя, является идеализирующий способ. Но наряду с ним во второй части появляется и историчес-: коё обобщение, связанное и с усложнением трактовки образа Феодосия, и о образами взаимодействующих с ним персонажей (особенно с образом "братии"), и с изображением исторических событий.

В житии совмещаются и два принципа повествования: художественно-изобразительный (п описании наиболее значительных эпизодов в жизни святого Феодосия и некоторых других персонажей, например, Варлааиа) и. информативный. Информативный принцип двупланов: во-

первых, в той части "портретной" характеристики героя, где автор просто перечисляет его качества и действия, во-вторых, в лето, писном способе изложения истории монастыря и политических событий того времени.

Изменение подхода к изображению агиографического героя про. исходит под влиянием новых исторических условий, прогрессивных идей времени и личности самого Феодосия. Начинает изменяться представление о святости героя. В произведении Нестора создается идеальный образ святого, сочетающего традиционное поведение и моральный облик святого с разнообразной деятельностью на благо родной земли.

Тесная, взаимосвязь двух тем (житийной и исторической) усложняет композицию образа агиографического героя. Описание различных проявлений святости, являвшееся в византийских житиях центральным, в произведении Нестора перестает быть ведущим и единст-. венным, превращается в изображение одной из сторон облика Феодосия, Трактовка образа Феодосия усложняется. Автор вводит "несколько линий в.изображении Феодосия, раскрывающих его облик о разных сторон (святой-аскет, духовный наставник братии, "пастух", игу- . мен - строитель и администратор, политик).. Причем, изображение идет в двух планах: герой - святой и герой - реальная историческая личность. В результате абстрактность и схематизм изображения _ уменьшаются. Автор умело сочетает идеализацию образа с конкретизацией и индивидуализацией его.

■ Способы изображения главного героя (ведущими являются прямая авторская характеристика* поступки и прямая речь) направлены " на выявление различных сторон его облика. Поступки и речь героя особенно ярко демонстрируют неодноплановость личности Феодосия.

Особенностью второй части жития является то, что автор вводит "портретную" характеристику главного героя. Это обусловлено тем, что во второй части жизнеописание Феодосия полностью связано и перекрывается историей Печерского монастыря, и самой структурой второй части, состоящей из эпизодов с замкнутыми "микросюжетами".

Стремление Нестора все объяснить и доказать во многом повлияло на способы изображения героев, особенно Феодосия. Прямая авторская и косвенная характеристики теснейшим.образом переплетены и взаимно дополняют дру? друга. Сама но себе прямая авторская"

характеристика Феодооия предельно проста. Нестор перечисляет его качества в двух планах: святого и игумена. Исходя из принципа доказательства каждого своего слова, автор в сочетании прямой характеристики с различными приемами косвенной использует несколько вариантов. Например, реальный факт +- авторская характеристика; авторская характеристика"+ евангельская.цитата; авторская характеристика +- проповедь Феодосия;, авторская характеристика + сравнение; авторская, характеристика + рассказ-иллзострация. Усложне- 1. ние идет по линии нанизывания различных доказательств и иллюстраций. Причем, сама авторская характеристика постоянно меняет свое место в- этой цепочке. Этой вариативностью Нестор стремится разнообразить свое произведение, сделать его более интересным для чтения.

Автор использует также приемы менее значительные, но в совокупности дающие возможность полнее и ярче охарактеризовать героев жития: оценка героя другими персонажами, аналогии и объясне-" яия. причин.. Среди, них наиболее видное место занимают аналогии. Нестор использует прием аналогии более широко, не ограничиваясь традиционными сопоставлениями со святыми и Евангелием. Он проводит аналогию образов жития (Феодосий - Варлаам)., чтобы еще больше выделить своего главного героя, и сопоставление разновременных событий.

Образ Феодосия является в житии центральным, связующим воедино отдельные части жития. В первой части основным принципом изображения героев является антитеза. Гезко противопоставлены Феодосий и его мать. Исследователи (В.Ф. Переверзев, И.П. Еремин, В.П. Адрианова-Перетц) отмечают яркость и новизну изображения отрицательного героя жития, отход Нестора ог канона,психологичиость образа. В.П. Адрианова-Перетц усматривает здесь влияние эллинистического романа, пришедшего на Русь через беллетризованные византийские жития1. .

В изображении матери автор нарушает традиционный принцип однолинейности изображения, отрицательного героя только "черными красками". Здесь сделана попытка, причем, впервые в агиографической литературе, показать небдноплановость человеческой личности, I. Адрианова-Перетц В.П. Сюжетное повествование в житийных пемлт-- никах Х1-Ш вв. - В кн.: Истоки русской беллетристики. Л.: На- укв, 197Р, с. 88.

сложность, поступков и побуждений, И ато, видимо, не случайность, а отражение художественного мышления автора, так как и в образе идеализированного героя Феодосия мы видам тот же принцип неодно-плановости изображения, ш другого рода,

Анализ способов изображения героев жития дает возможность сделать вывод о том, что еще в XI веке в русской агиографии, в частности у Нестора, начинает возникать интерес к чувствам человека и делаются первые попытки изобразить не только состояние героев, но и борьбу и смену чувств.

Система образов жития подчинена основной- задаче автора: усилению прославления святости Феодосия и, с другой стороны, наиболее полному выявления разных сторон облика главного героя. Б результате в перкой части автор, чтобы подчеркнуть трудность пути Феодосия к монашеству, резко противопоставляет ему образ матери. Зо второй части персонажи не противопоставляются главному_ герою, а вступают с ним во взаимодействие,- чтобы выделить ту или иную сторону поведения, облика Феодосия.

В "Титии Феодосия Печерского" привлекает внимание подход автора к изображению монахов. Он создает обобщенный образ братии, причем, и здесь наблюдается неодноплановость изображения (выделяются положительные и отрицательные стороны облика братии). Нестор. создает обобщенный образ братии, мятущейся, неудовлетворенной, раздираемой внутренними противоречиями. Четко вырисовывается тип монаха-грешника, сребролюбца, который, в будущем, в ХУП веке, займет одно из видных мест в произведениях демократической, сатиры. Способы изображения брагии разнообразны, и именно их совокупность дает возможность создать обобщенный образ.

В "Житии Феодосия Печерского" примечателен сам повествователь. При общем анонимном характере древнерусской литературы тя Нестора как автора трех значительных произведений и некоторые, хотя и скудные, сведения в его жизни заинтересовали исследователей XIX века. Но их разыскания и предположения были направлены на воссоздание его биографии, в данной, работе рассматривается тип по-, вествопателя в житии Феодосия и степень проявления позиции, автора.

Л.С. Лихачев-1- отмечает, что "в литературе древнерусской жан-

I. Лихачев Л.С. К изучению художественных методов русской литературы 1Х-ХУП вв. - Тр. Отд. древнерус. лит. Ин-та рус. лит. М; Л., 1964, т. 20, с. II. . .

Однако в "Уитии Феодосия Печерского" мы наблюдаем своеобразное явление. Определить тип повествователя в этом произведении ■ только как автора-агиографа нельзя» Повествователь в пределах одного произведения, жития, объединяет в себе и автора-агиографа, и автора-проповеднкка, к автора-летописца и выявляет позиции и ¡. индивидуальные черты личности самого Нестора.

Структура жития, переплетение нескольких; повествовательных линий приводит к тому, что автор-повествователь постоянно меняет свое лицо: в каждой отдельной, структурной части выявляется один определенный тип повествователя (агиограф, проповедник или летописец), но в целом в литии они не противоречат друг другу, а дополняют, как бы раскрывая различные стороны единого образа повествователя. И объединяет их четкая авторская позиция. Внешнее тра- диционное уничижение не может скрыть личной; настроенности автора и человека, идеи, владеющие им при написании жития. Для агиографической литературы того времени это было необычным и новкы.

В третьей главе рассматривается стилевое своеобразие жппш. Стиль "Жития Феодосия Печерского" более традиционен, однако и здесь есть свои особенности. Он во многом зависит от расширенной тематики, структуры произведения и способов изображения персонажей. Введение летописной линии повествования и расширение дидактических задач приводит к тому, что "житийный стиль" в произведении Нестора перестает быть единственным. Словесно-стилистическая система сочетает в себе приемы и лексику, присущие разным жанрам церковной и светской литературы Киевской Руси (жития, летописи и умеренного церковно-учительного красноречия).

Однако наличие в житии отдельных "микросюжетов" дает автору большую свободу в различном стилистическом оформлении конкретного эпизода, разнообразит приемы изложения в соответствии с авторскими задачами, избранным способом изображения, героя в данном эпизоде или в зависимости от описываемых событий. Строй речи автора »ли героя.варьируется, приобретая то летописные чорты, то житий- , ные,. ораторские или разговорные.

Изменение стилистических приемов и лексики, в основном, соответствует. литературному этикету, но в эпизодах монастырских чу-

дес наблюдается его нарушение, обусловленное "приземлением" образа святого"и стремлением автора к изобразительности повествования.

В житии появляются беллетризовашше апизода и художественные детали, способствующие большей достоверности и яркости изображения окружающей обстановки и состояния героев. Все это в совокупности сближает житие с современностью и бытом Киевской Руси второй половины XI века.

В работе рассматриваются тематика и стилевое оформление житийных проповедей. Сопоставление житийных проповедей с поучениями самого Феодосия приводит к выводу, что проповеди в житии не являются подлинными сочинениями Феодосия, как указывалось ранее в научной литературе*. Составлены они автором жития, Нестором,-использовавшим основные мысли поучений Феодосия, но стилистически оформившим их в соответствии со своими задачами. Эти проповеди разнообразят приемы изложения и открывают нам еще один источник, повлиявший на формирование стиля Нестора, - церковно-учи-тельное красноречие Древней Руси,

Библейские цитаты, один из важных компонентов словесно-стилистической системы "Жития Феодосия Печерского", рассматриваются с то^ки зрения особенностей отбора и характера их применения в житии.

Функции библейских цитат разнообразны: "предуведомление" о заслугах героя, авторитетное доказательство мыслей автора и героя, подтверждение верности действий Феодосия, объяснение причин событий или.поступков. Кроме того, они выполняют функцию связок между эпизодами. Символика и метафоричность, присущие многим библейским текстам, обогащают стиль "Жития Феодосия Печерского".

Нестор отказывается от подражания украшенному стилю визан-I. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. -СПб., 1894, вып. I, о. 32.

тийских житий. Б словесно-стилистическом оформлении житийной части повествования, построенной, на принципах антитезн и аналогии, ведущее значение приобретают символика и метафоры-символн, параллельно поддерживаемые и усиливаемые библейскими цитатами. Хотя, все изобразительно-выразительные средства традиционны, заимствованы готовыми из византийской христианской литературы, Нестор проявляет самостоятельность в отборе и последовательности использования. символов и языковых средств. Он намечает несколько мета-., форически-символических рядов, которые включают в себя и метафорические эпитеты, и сравнения, и метафоры-символы. Каждый из рядов начинается с метафоры, которая, повторяясь и интерпретируясь в этом ряду, выявляет и подчеркивает определенное качество героя-святого. Но Нестор не ограничивается использованием метафор-символов только для. усиления прославления Феодосия. Каждая тематическая линия жития, например, изображение Феодосия, история Пе-черского монастыря, борьба с "тьмой" безбожия и т.д., в словес- ■ но-стилистической системе имеет определенный ряд или ряда метафор-символов. Причем, отобрав минимальное количество примененных ■ символов, он придает им многозначность.

Особенностью стилистического оформления "Жития Феодосия Пе-черского" в целом является соединение в агиографическом произведении стилей разных жанров церковной и светской литературы, введение в житие бытовой лексики и, параллельно, пронизывающая все произведение символика и метафоричность.

Заключение содержит общие выводы по работе. Комплексное рассмотрение идейно- художественной системы "Жития Феодосия Печерско-го" дает возможность выявить ряд особенностей и новаторских черт. Это произведение переходного периода и образец сосуществования старых, традиционных приемов изображения и новых. Автор частично использует агиографический канон, творчески перерабатывая его и ■ внося изменения в соответствии с историческими условиями Киевской Руси XI в. и национальными интересами. "Житие Феодосия Печероко-го" закладывает- основу дои новой жанровой структуры агиографических произведений, вносит определенный вклад в развитие и обогаич-нив древнерусской повествовательной прозы.

I. "®лтие Феодосия Печерского" в Оценке литературоведов

XIX в. и советских исследователей. - Литература Древней Руси. ¡¿., I98S,"c. 34-11.

2. Структура "Жития Феодосия Печерского". - Депонирована в ИНГОН All СССР I865I, Новая советская литература по общественным наукам» Литературоведение, 1985, JI 5.

"Житие Феодосия Печерского" написано иноком Киево-Печерского монастыря Нестором, которому большинство исследователей приписывает и создание "Повести временных лет". По вопросу о времени возникновения жития мнения ученых расходятся. Одни (А. А. Шахматов, М. Д. Приселков) относят произведение к 1080-м гг., полагая, что оно составлено вскоре после смерти печерского игумена, когда память о нем была еще свежа. Этим можно объяснить обилие исторических и бытовых подробностей, внутреннюю хронологию и поразительную точность в рассказе Нестора о жизни Феодосия. Агиографу известно, что будущий святой родился в городе Васильеве недалеко от Киева, что позднее его семья переехала в Курск. По свидетельству Нестора, отец Феодосия умер, когда мальчику было 13 лет, а его мать четыре года не могла разыскать сына, ставшего монахом. По мнению других исследователей (С. А. Бугославского, И. П. Еремина), житие святого было создано в начале XII в., когда вокруг личности Феодосия уже возник ореол легенды. Однако в этом случае кажется странным, что в произведении не упомянуты такие этапные события в истории Киево-Печерского монастыря, как освящение Успенского собора (1089) и перенесение мощей святого (1091).

Феодосий Печерский скончался 3 мая 1074 г., следовательно, его житие не могло быть написано раньше этого срока. Общерусская канонизация святого, предпринятая по инициативе киевского князя Святополка Изяславича, произошла в 1108 г. Ей предшествовало местное, монастырское, почитание святого, о чем свидетельствует открытие и перенесение мощей Феодосия в печерскую церковь Успения Богородицы. Наличие жития - непременное условие причисления к лику святых, поэтому работа Нестора, скорее всего, была приурочена к этому событию. Во всяком случае житие Феодосия появилось после "Чтения о Борисе и Глебе", о чем автор упоминал во вступлении.

Мнение исследователя

По убеждению В. Н. Топорова, опыт Нестора в создании агиографического произведения о Борисе и Глебе нс мог обеспечить ему успеха в работе над жизнеописанием Феодосия Печерского. При написании "Чтения о Борисе и Глебе" все внимание автора было сосредоточено на последних эпизодах жизни героев, на острейшей коллизии и поэтике плача. "Житие Феодосия Печерского" принадлежало к другому типу агиографических произведений. Кроме того, это первое самостоятельное творение Нестора, поскольку в "Чтении" он выступил как "вторичный" автор – "компилятор, редактор и распространитель того, что ему было известно по “Сказанию о Борисе и Глебе” или некоему другому тексту о них, который к 1072 г. (самое позднее) уже должен был существовать".

"Списание жития" – труд долгий и кропотливый, требующий литературной выучки и мастерства. Это не одномоментный акт, а процесс, который мог длиться десятилетиями. О большой подготовительной работе свидетельствует, в частности, то, сколько "самовидцев" жизни и чудес святого было опрошено Нестором. Среди информантов агиографа келарь Киево- Печерского монастыря Феодор, которому мать Феодосия рассказала о ее конфликте с сыном; один из монастырской братии, кто, проделав дырочку в двери, видел, как умирал святой; игумен Михайловского монастыря Софроний, поведавший о явлении "божественного света" над обителью Феодосия; отрок-возница, которому святой дал наглядный урок христианского смирения.

"Житие Феодосия Печерского" показывает, насколько свободно древнерусский автор владел искусством агиографического повествования. Следуя жанровому канону, Нестор насытил произведение традиционными для жития образами и мотивами. Во вступлении, используя литературный прием самоуничижения, автор представился читателю как "грѣшьный Нестер", "грубъ сы и неразумичьнъ", который "дерзнул" написать о Феодосии Печерском, положившем начало монашеству на Руси, чтобы прочитавшие житие русского святого укрепились в вере и исполнились гордости за свой народ. Рассказывая о детстве Феодосия, Нестор отметил духовную зрелость героя, который "къ дѣтьмъ играющимъ не приближашеся, якоже обычай есть унымъ, нъ и гнушашеся играмъ ихъ". Общению со сверстниками Феодосий предпочитал чтение книг Священного Писания и посещение церкви. Став игуменом, Феодосий творит чудеса: с помощью молитвы одолевает бесов и наполняет пустой сусек в монастырской кладовой мукой; когда братии не на что купить еду, "светлый отрок" приносит Феодосию золотую гривну. Печерский игумен поражает всех своим трудолюбием, аскетизмом и смирением. Он носит власяницу из колючей шерсти, прикрывая ее сверху ветхой свитой. Из-за "худых риз" игумена часто принимают за нищего, а "неразумные" смеются над ним. Как и положено в житии святого, Феодосий предрекает день своей кончины, успевая попрощаться с братией монастыря и обратиться к ней с поучением, а саму смерть встречает с достоинством и спокойствием. В день преставления святого над монастырем виден огненный столп, поднимающийся до небес. Тело Феодосия остается нетленным, а люди, обращающиеся к нему с молитвой, получают помощь: один исцеляется; другому Феодосий, явившись во сне, открывает имя обокравшего его вора; третий, опальный боярин, вновь обретает расположение и милость князя.

Опираясь на жанровый канон и активно используя в качестве источников памятники византийской агиографии – жития Антония Великого, Саввы Освященного, Евфимия Великого и других святых, Нестор смело выходит за рамки дозволенного "списателю" жития, проявляя художественную оригинальность и самостоятельность. Даже в рассказе об огненной дуге, указавшей место для строительства Успенской церкви, Нестор далек от слепого копирования аналогичного чуда в житии Саввы Освященного. Обработка традиционного сюжета привела к тому, что он был прочно вписан в русскую действительность XI в., а отсылка к литературному источнику только подчеркнула равнозначность Феодосия Печерского авторитетным деятелям христианской церкви.

Нестор нарушает одно из главных жанровых правил – изображать святого вне конкретных примет времени и пространства как некий нравственный эталон для всех времен и народов. Автор жития Феодосия стремится передать неповторимый колорит эпохи, что превращает произведение в ценный источник исторических сведений. Из него мы узнаем, какой устав регулировал жизнь в Киево-Печерском монастыре, как он рос и богател, вмешивался в борьбу князей за киевский стол, способствовал развитию просвещения и книжного дела на Руси.

Основная часть жития святого напоминает "агиографическую летопись" Киево-Печерского монастыря, поскольку включает в себя рассказы о духовных наставниках, сподвижниках и учениках Феодосия. Крупным планом, подчас заслоняя фигуру главного героя, в житии дан образ Никона Великого, несколько раз спасавшегося от княжеского гнева в далекой Тмутаракани и основавшего там монастырь, подобный Печерскому. Конфликт Феодосия с матерью во многом повторяет история пострижения Варлаама. Его отец, киевский боярин Иоанн, силой возвращает сына домой, но тот отказывается от любви жены, еды и одежды. Опасаясь, что сын умрет от голода и холода, боярин Иоанн смиряется и отпускает Варлаама в пещеру к Антонию. Родные и слуги, расставаясь с монахом, оплакивают его, словно покойника. В дальнейшем из жития Феодосия мы узнаем о том, что Варлаам стал игуменом Дмитровского монастыря, совершил два путешествия в Иерусалим и Константинополь, а купленные там иконы и церковную утварь завещал Печерскому монастырю. Создание Нестором целой галереи образов сподвижников Феодосия, близких ему по характеру и судьбе, должно было, по словам Г. Подскальски, свидетельствовать о плодотворности процесса формирования "духовной элиты юной русской церкви". Эпизоды, связанные с деятельностью Антония и Никона, Варлаама и Ефрема, Исайи и Стефана, врываются в повествование о Феодосии, придавая произведению пропатериковый характер. Это создает условия для раннего вхождения жития Феодосия в Киево-Печерский патерик – сборник рассказов об истории монастыря и его подвижниках.

Исследователи отмечают, что русский житийный герой в большей степени деятелен, чем герои переводных житий, поскольку монашество для него есть проявление активной жизненной позиции, борьбы за новую государственную идеологию – христианство. По этому пути шли люди энергичные, талантливые, стремившиеся вырваться за рамки старого семейнобытового уклада, чтобы участвовать в церковном и государственном строительстве. Феодосий Печерский в изображении Нестора – не монах- затворник, а рачительный хозяин, строитель и дипломат, который сумел сделать монастырь из пещерного наземным, ввести общежительный Студийский устав, привлечь к своей деятельности покровителей из богатой и влиятельной боярско-княжеской среды.

Феодосий Печерский обладал талантом просветителя и писателя- публициста: он воспитывал в монахах любовь к пище духовной, участвовал в процессе изготовления книг, мастерски владел словом и пером. Когда на киевском престоле обосновался Святослав, прогнавший старшего брата Изяслава, Феодосий отказался в повседневных молитвах упоминать его имя как имя великого князя, обратился к Святославу с "гневной епистолой". Это послание до нас не дошло, но о его содержании и стиле можно судить по реакции князя: "И яко тъ прочьте епистолию ту, разгнѣвася зѣло, и яко львъ рикнувъ на првьдьнааго, и удари тою о землю. И якоже отътолѣ промъчеся вѣсть, еже на поточение осужену быти блаженому". Лишь авторитет монастыря и его игумена спасли Феодосия от мести князя. Святослав понимал, что его власть нуждается в освящении церковью, поэтому он не "разметал" монастырь, как грозился, а, смирив гнев, "возлюбил" святого и его обитель.

Огромно значение личности Феодосия в процессе формирования христианской нравственности. Герой Нестора на протяжении всей жизни неустанно совершенствовал свою духовную природу. Он, как отец, заботился о вверенной ему монастырской братии, стуком в дверь кельи напоминая, что монах призван денно и нощно трудиться. "Собою образъ вьсѣмъдая", Феодосий воспитывал и мирян, в том числе княжеского рода. В этом смысле показательна сцена пира у Святослава Ярославича. В княжеских хоромах шумно от музыки и веселья, только Феодосий сидит рядом с князем, опустив очи долу, и вдруг, наклонившись к Святославу, тихо вопрошает: "Вот так ли будет на том свете?" – что вызывает у князя слезы умиления и раскаяния.

Русские агиографы XI–XII вв. сделали немало открытий в области изображения внутреннего мира человека. Автор "Жития Феодосия Печерского" не случайно излишне подробно рассказал о детстве героя, его родителях и ранней любви к Богу. Начало жития на первый взгляд перегружено биографическими деталями. Причиной тому является нс только хорошая осведомленность Нестора, но и стремление агиографа, нарушая канон, показать духовный рост Феодосия, совершенствование его добродетелей от работы в детстве вместе со смердами в поле или в "пеклянице", где он пек просфоры и даже почернел от печного жара, до борьбы с праздностью монахов, которую он ведет уже будучи игуменом. "Не дада рукама своима ни ногама покоя", подавая пример братии, Феодосий первым начинал любую работу в монастыре и последним покидал после службы церковь.

Реальный жизненный путь святого был стремителен и короток (он умер, не дожив до 40 лет), однако обилие и многообразие сделанного им, по замечанию В. Н. Топорова, рождает иллюзию продолжительности его жизни и подвижнической деятельности. Трудничество Феодосия Печерского резко расширяло сферу его общения; в нее попадали люди из самых разных слоев общества, которые проявляли себя как сочувственники или противники святого. Таким образом, нарушался традиционный для жития хронотоп. Жизненное пространство монаха должно было ограничиваться стенами пещерки, кельи, монастыря, в то время как его душа совершала восхождение по лестнице христианских добродетелей и открывала мир вечных ценностей. Однако пострижение Феодосия в монахи только упрочило и разнообразило его связи с "земным", поэтому геройный мир жития не сужается, а стремительно расширяется. Если до ухода в монастырь круг общения Феодосия не выходил за рамки семьи и небольшого города, где жили его родители, то киевский период жизни монаха богат встречами с людьми разного вероисповедания, социального статуса, характера. Феодосий вступает в прение о вере с евреями, защищает от неправедного судьи вдову, дает уроки смирения и благочестия мирянам, от князя Святослава до безымянного возницы. Через учеников и последователей Феодосий осуществляет связь с другими городами Руси и крупнейшими центрами православного мира.

Нестор наделил героя чувствительным сердцем: святой плачет от радости, когда Никон постригает его в монахи; встретившись с ним после долгой разлуки, Феодосий кланяется учителю до земли, обнимает его, падает на колени и нс может сдержать слез. Святой, "аще бо видяше нища или убога, въ скърби суща и въ одежи худѣ, жаляашеси его ради и вельми тужаше о семъ и съ плачьмь того миновааше". Сострадание и милосердие Феодосия не были прихотью праздного сердца, они претворялись в добрые дела, которые Нестор не устает перечислять, характеризуя героя через совершенные им поступки. Так, для нищих и убогих Феодосий распорядился построить рядом с монастырем церковь во имя Стефана Первомученика, отдавая на их содержание десятую часть монастырского имущества. В свой монастырь он принимал и богатых, и бедных, причем постригал их не сразу, давая привыкнуть к строгим правилам иноческого жития. С "радостью душевной" он принимал обратно беглецов, согревая их верой в возможность нравственного возрождения. Вместе с тем Феодосий проявлял непреклонность характера, когда речь шла о нарушении монастырского устава или порядка наследования киевского престола. Он бросал в печь обнаруженные в кельях монахов, сверх разрешенного уставом, одежду и пищу; запрещал в неурочное время открывать монастырские ворота, даже если перед ними стоял великий князь. Главным для Нестора было создание "портрета души" героя. Феодосий Печерский "ни гнѣвьливъ, ни яръ очима, нъ милосьръдъ и тихъ". Вместе с тем агиограф отмечал редкую выносливость и физическую силу Феодосия, который "телом был могуч и крепок" и мог выполнять самую тяжелую работу в монастыре: носить воду и дрова из леса, молоть муку и месить тесто.

Житийный антигерой часто выступал в образе "злой жены", которая уподоблялась "сосуду дьявола". В сочинении Нестора после традиционной характеристики родителей святого как благочестивых людей изображен конфликт Феодосия с матерью, которая страстно любит сына и желает видеть его наследником богатого имения. В краткой портретной зарисовке агиограф подчеркнул мужеподобный облик женщины, крепкой телом, сильной и решительной, обладающей грубым, низким голосом и страшной в гневе. Рано овдовев, она противится желанию старшего сына уйти в монастырь или стать паломником. Настигнув беглеца, "от ярости же и гнѣва... имъши и за власы, и поврьже и на земли, и своима ногама пъхашети"; вернув Феодосия домой, она до изнеможения избивает его и заключает в оковы. Внешний облик женщины, сцены диких расправ с непокорным сыном – все это внушает отвращение, однако нельзя не сочувствовать материнскому горю, когда после очередного побега Феодосия, она ходит "въ градѣ своемь и въ окрьстьнихъ градѣхъ и яко не обрете его, плакаашеся по немь лютѣ, биющи въ пьрси своя яко и по мрьтвѣмь". Мать назначает большую награду за известие о пропавшем сыне, и, разыскав в Киеве пещеру Антония, то молит, то кричит в гневе на старца: "Яви ми сына моего, да не зълѣ умьру, се бо сама ся погублю предъ дверьми печеры сея, аще ми не покажеши его". Увидев изможденного от труда и поста Феодосия, мать обнимает его и горько плачет, умоляя вернуться домой. Не сила веры сына, а любовь к нему заставила женщину постричься в киевском Никольском монастыре, чтобы иметь возможность видеть Феодосия. Образ матери святого у Нестора лишается одноплановости, становится полнокровным и живым. Рассказ о борьбе Феодосия за право жить нс "земной", а "небесной" любовью обретает интригу и сюжетную напряженность, начинает напоминать "благочестивый роман".

Основную часть монашеской биографии Феодосия Нестор строит как цикл новелл, каждая из которых иллюстрирует одну из добродетелей святого: смирение, трудничество, аскетизм, красоту и силу духа. Сюжетную остроту житийному повествованию придает обилие бытовых сцен из жизни печерского игумена. Мы видим Феодосия едущим на коне вместо возницы, когда он поздно вечером возвращается в монастырь от князя Изяслава. Возницу ввела в заблуждение ветхая одежда Феодосия; он подумал, что перед ним рядовой монах, и предложил праздному "по вься дьни" иноку потрудиться вместо него, а сам устроился в повозке и проспал всю ночь. Когда утром возница увидел, что встречные с почтением кланяются Феодосию, а монахи встречают его как игумена, он понял свою ошибку. Феодосий же не наказал возницу за грубость и леность, а приказал накормить и отпустить, щедро одарив. Тем самым традиционный житийный сюжет, который должен свидетельствовать о смирении святого, под пером Нестора обретает конкретность бытовой ситуации, обрастает диалогическими сценами, оживляющими рассказ, а лежащий в основе эпизода мотив неожиданного прозрения превращает его в миниатюру новеллистического характера. Из этого эпизода мы узнаем о народном, далеком от благочестия, отношении к монашеству, а сам образ святого, который, чтобы не уснуть и не упасть с коня, шагает ночью рядом с лошадью, оказывается прочно вписанным в повседневный быт.

Подробностями бытового характера насыщены чудеса, творимые Феодосием. Ключник, убеждая игумена, что в монастырской кладовой нет ни капли меда, в доказательство "опроворотилъ... съсудь тъщь и ниць положилъ". Мука, по молитве Феодосия наполнившая пустой сусек, пересыпается через край, хотя старший из пекарей помнит, что в углу подметенного им сусека оставалось лишь три-четыре пригоршни отрубей. Эти детали делают изображенное Нестором зримым, убеждают читателей в реальности происходящих чудес.

Тесно связаны с монастырским бытом и демонологические мотивы жития, напоминающие народные былички. Бесы то "пакостят" в хлеву, то в доме, где братия печет хлеб, рассыпают муку или разливают закваску. Они мешают Феодосию молиться, "являясь" в пещеру, где святой затворялся во время Великого поста, и так громко бьют в бубны и дудят в сопели, что от "бесовской музыки" содрогаются стены.

Житие имеет классическую трехчастную композицию, где биографическую часть обрамляют риторические вступление и заключение. Отдельные эпизоды житийного "средника" объединены личностью главного героя и автора-повествователя. Они расположены "по ряду", подчиняясь либо хронологии событий в жизни Феодосия и Печерского монастыря, либо общей тематике рассказов о добродетелях святого и его чудесах. В житии Феодосия чудеса сгруппированы в основном согласно тематическому признаку. Они довольно однотипны, представляя собой различные вариации библейского мотива чудесного насыщения. Когда в монастыре недостает денег или муки, вина для литургии или деревянного масла для лампад, после молитвы святого ситуация изменяется к лучшему. На следующий же день некий боярин, либо кто-то из богатых киевлян, либо домоправительница князя Всеволода присылают в монастырь необходимое, причем Нестор с тщательностью документалиста расписывает, что именно и в каком количестве входило в дар монастырю.

Житийное повествование строится на контрастах. Если рядовые монахи по праздникам вкушают кашу с медом и белые хлебы, то Феодосий довольствуется сухим хлебом и вареными овощами без масла, запивая их водой. Нестор противопоставляет понятия телесной и духовной пищи, отмечая, что печерский игумен, "яко пастухъ добрый", монахов "пасяше, уча и утѣшая и словѣсы увѣщавая душа ихъ, къръмляше и напаяя не престаяше", т.е. своими поучениями насыщая и утоляя их духовную жажду.

Создавая преподобническое житие, Нестор использует характерные для этого жанра символические тропы. Феодосий Печерский – "свѣтило, въ вьсемь мирѣ видимое и просиявъшее въ всемь чьрноризьцемъ", а его монастырь подобен "небеси, и въ немъ блаженый отець нашь Феодосий паче солнца въсиявъ добрыими дѣлы". Традиционна эпитетика жития, где авторская оценка нравственной сути героев дана через определения ("христолюбивый" князь Изяслав) или сравнения (разбойники, пришедшие грабить монастырь, "акы звѣрие дивим"). Возвышенность стилю жития придает употребление сложных слов ("медоточьные словеса", "богодъхновеный игумен"), а также сопряжение в одном контексте слов с конкретным и абстрактным значением, что подчеркивало главную антитезу – противопоставление материального и духовного начала в жизни человека ("свѣтлая" одежда и "свѣтлая" душа). Автор жития активно обращается к системе сравнений и аллегорических картин, уходящей корнями в книги Священного Писания. Варлаам спешит в пещеру к Антонию как птица, вырвавшаяся из сети, или серна – из западни. Монахи впитывают наставления игумена Феодосия, "яко земля, жажющия воды". Бог, уверяет Нестор, "не попустил" Феодосию стать странником, чтобы он не покинул свою страну: уйдет пастырь, и опустеет пажить, и зарастет тернием и бурьяном, и разбредется стадо. Стиль жития становится афористичным, когда Нестор прямо или скрыто цитирует евангельский текст, например, призывая монахов устами Феодосия подражать "птицам небесным", которые не думают о завтрашнем дне, полагаясь на то, что Бог их "препитает". Или вспоминает евангельскую притчу о достойном рабе, умножившем талант, данный господином, и недостойном, талант сокрывшем; или рассуждает о том, что "смерть – покой для праведника".

Агиограф скуп на пейзажные зарисовки, которые в житии Феодосия выступают в своей символической функции. Огненный столп над монастырем в день кончины Феодосия служит доказательством его святости. После смерти печерского игумена "пооблачилося небо, и съниде дъждь", чтобы разогнать толпу, собравшуюся у ворот монастыря. Когда же "дьждь прѣста и сълньце въсия", монахи смогли, как завещал Феодосий, без лишних почестей перенести его тело в пещеру.

С понятием духовности и святости связана в житии символика числа три. Лишь третий побег из дома для Феодосия был удачным, когда он три недели шел к Киеву вслед за купеческим обозом. Перед смертью игумен трижды обращается с поучением к братии, причем Нестор каждый раз по-новому разрабатывает этот традиционный мотив, варьируя и смысл, и форму обращения Феодосия к печерским монахам. Первый раз, прозрев свой скорый уход из жизни, но утаив это от братии, игумен произносит "слово о спасении души", что интригует иноков и рождает догадку: видимо, Феодосий желает уйти из монастыря и поселиться в пустынном месте. Со вторым поучением к братии игумен обращается после болезни, тяжесть которой усугубил недавно завершившийся Великий пост. Феодосий трясся в ознобе и пылал в жару, три дня не мог ни слова сказать, ни очами повести, и все подумали, что он умер. Когда стало легче, он собирает вокруг себя братию и признается, что истекает время его земной жизни и надо спешить с выбором нового игумена. После поставления на игуменство Стефана Феодосий снова поучает братию, объявляя день своей смерти.

Написанное Нестором "Житие Феодосия Печерского" заложило основу для развития в русской литературе жанра преподобнического жития, оказало влияние на поэтику агиографических произведений о Сергии Радонежском и Кирилле Белозерском, Пафнутии Боровском и Иосифе Волоцком, Зосиме и Савватии Соловецких.

Первые опыты русской литературы в житийном жанре подготовили расцвет агиографии в период зрелого Средневековья, сделали жития святых школой нравственности, сокровищницей духовного опыта, любимым народным чтением. Не случайно писатели Нового времени обращались к литературе житий в поисках истоков русского национального характера.

Повесть временных лет и Нестор. Нестор как писатель. Житие Феодосия Печерского.

По-видимому, около 1113 года в Печерском монастыре составляется новый памятник русского летописания – ПВЛ.

Выполнителем нового исторического труда явился, по всей вероятности, монах Киево-печерского монастыря Нестор. В непосредственном виде труд Нестора не дошёл. Он сохранился лишь в переделках и доработках последующих редакторов. Эти редакторы, принадлежавшие и к другой политической ориентации и к другому, враждебному печерням монастырю, изъяли имя Нестора из заглавия летописи. Но в одном из списков, - так называемом Хлебниковском, имя Нестора всё-таки сохранилось.

Признание Нестора составителем ПВЛ встречало в науке неоднократные возражения. Но ПВЛ, как доказывает Шахматов, была составлена Нестором на 25 лет позднее Жития Феодосия и противоречащие в ней Житию Феодосия места не принадлежат Нестору: они находятся в ней в составе той части, которая целиком была заимствована Нестором из предыдущего летописного свода.

Нестор – писатель, склонный *к педофилии.. простите, не сдержалсо XD* к большим *муахахах…* историческим обобщениям и к тщательной проверке исторического материала. Он называет лиц, со слов которых можно было бы проверить сообщаемые ими сведения. В Житии Феодосия он ссылается на свидетельство не только монахов своего Печерского монастыря – современников Феодосия, но и на лиц посторонних: на черниговского игумена Павла, на выдубицкого игумена Софрония, на боярина Гегуевича Здеслава и др. Характеризуя историческую работу Нестора в Житии Феодосия, Приселков писал: «Всё произведение может вызвать во внимательном читателе чувство удивления перед тем искусством автора, с каким сливает он этот ковёр пёстрых и отрывочных эпизодов жизни Феодосия в связное и живое произведение, в котором соблюдены, однако, внутренняя хронология и большая точность.»

История человеческого рода, с точки зрения Нестора, есть история борьбы добра и зла (короче, во всех бедах земли русской и прочей хрени дьявол виноват).

На примере «чтения» о Борисе и Глебе – типа их смерть своей добровольностью и смиренностью разрушает ацкие планы дьявола --> культу Бориса и Глеба Нестором придано широчайшее историческое значение. С этим культом связано торжество Русской земли над кознями дьявола, пытающегося посеять раздоры среди князей --> идея братолюбия князей и их «покорения» старшему в роде выдвигалась Нестором как центральное звено исторических событий последних лет.

Соединение философско-исторической схемы, по которой Русской земле отводилось первое место, с публицистическими тенденциями и страстной злободневностью было характерно и для крупнейшего из произведений Нестора – ПВЛ.

ПВЛ, завершившая собою историю печерского летописания XI в., по самому характеру своего изложения свидетельствовала вместе с тем о своеобразном возвращении к спокойно-поэтическому тону и философским обобщениям «Сказание о первых русских христианах» --> перед Нестором стояли совсем иные задачи, чем перед его предшественниками – печерскими летописцами второй половины XI в.

Летопись из оппозиционной становилась официальной и государственной --> Отсюда торжественный характер ПВЛ, её сдержанность в оценке событий русской истории и исключительное внимание к начальному периоду русской истории: к вопросам происхождения Русского государства, русского народа, отдельных племён, их названий и т. д. Это произведение, рассчитанное на все слои населения. Оно стремится объединить интересы всего русского народа единой патриотической целью.

Нестор связал русскую историю с мировой, придал ей центральное значение в истории европейских стран. Показать Русскую землю в ряду других держав мира, доказать, что русский народ не без роду и племени, что он имеет свою историю, которой вправе гордиться, - такова замечательная по своему времени цель, которую поставил себе составитель Повести. Повесть временных лет должна была напомнить князьям о славе и величии родины, о мудрой политике их предшественников и об исконном единстве Русской земли. Задача эта выполнена летописцем с необыкновенным тактом и художественным чутьём. Широта замысла сообщила спокойствие и неторопливость рассказу летописца, гармонию и твёрдость его суждениям, художественное единство и монументальность всему произведению в целом.

Начало повести временных лет посвящено событиям всемирной истории в её средневековом понимании. Летописец вводит русскую историю в мировую, сообщая самые разнообразные сведения – географические, этнографические, культурно-исторические. Неторопливо раскрывает летописец ту историческую обстановку, в которой родилось Русское государство.

ПВЛ открывается историко-этнографическим введением. Нестор ведёт свой рассказ от «всемирного потопа» и распределения Земли между сыновьями Ноя. Затем Нестор рассказывает об образовании народов и языков. Он передаёт историю о Вавилонском столпотворении, во время которого люди разделились на народы и заговорили на разных языках, и отмечает образование славян «от племени» Иафета. За этими обстоятельными сведениями о расселении племён летописец переходит к сообщению географических сведений о Русской земле. Просто и наглядно даёт летописец географическое описание Руси, путей, связывающих её с другими странами, с замечательною последовательностью начиная своё описание с водоворота рек Днепра, западной Двины и Волги. Вслед за географическим описанием Руси, Нестор передаёт легенду о трёх братьях основателях Киева – Кие, Щеке и Хориве, читавшуюся ещё у его предшественника. Затем Нестор переходит к рассказу о постепенном политическом обособлении русских племён. Нестор даёт практически точный перечень славянских народов, населяющих Русь, а также неславянских, платящих дань русским и входящих в политический союз Руси. Перечисление народов, платящих дань Руси, вызывает у Нестора ВОСПОМИНАНИЕ О ТЕХ ВРЕМЕНАХ, КОГДА СЛАВЯНЕ САМИ БЫВАЛИ ПОКОРЯЕМЫ ДРУГИМИ НАРОДАМИ И ПЛАТИЛИ ДАНЬ (ему очень нравилась эта мысль, поход – он к ней вернётся). Упомянув ещё несколько славянских племён, не вошедших в прежние перечисления, Нестор переходит к описанию нравов славянских племён, населяющих Русскую землю. Это описание нравов подчинено одной идее: каждая народность и каждое племя имеет свой «закон» и свой «нрав», переданный им от отцов их. Летописец противопоставляет в своём описании «кроткий и тихий» образ жизни полян нравам древлян, радимичей, вятичей и север, живущих «звериньским образом». В этом выделении полян заметен местный патриотизм киевлянина. Свой обзор образа жизни различных племён и народов Нестор заканчивает краткой характеристикой нравов главных врагов Руси – половцев – и отмечает преимущества христианских нравов Руси, как более высоких. Как здесь так и в других местах Повести, Нестор осознаёт русских цивилизованным и культурным народом. Постепенно и логично сужая свою тему, Нестор переходит затем к древнейшим судьбам полян.

На этом заканчивается вводная часть ПВЛ. За нею следует собственно историческая часть, которую летописец стремится вложить в строгую хронологическую сеть годовых статей.

Нестор проделал огромную работу по уточнению хронологической сети летописания. По-видимому, даты первоначальных русских княжений до Нестора не были определены по принятому в средние века летоисчислению «от сотворения мира». Возможно, что первые печерские летописцы знали лишь, что Игорь княжил 23 года, Святослав – 25 лет, Ярополк – 8 лет и т. д. Лишь Нестором была сделана попытка вычислить точные хронологические данные русских княжений на основании различных источников. Этими источниками послужили для него показания византийских хроник, в которых даты отсутствовали, но которые могли, тем не менее, помочь Нестору в его заботах о точности, затем данные Сказания о Кирилле и Мефодии и договоры с греками.

Древнейшая хронологическая веха ПВЛ – 852 год – заимствована Нестором от его предшественника – составителя печерского Начального свода.

В основу всей Повести положен строгий хронологический принцип изложения. Введение в летописание хронологического принципа следует относить к 60-м годам XIв., т. е. ко времени работы летописца Никона, однако, только Нестор полностью осознал важность этого принципа и проделал поражающую своей кропотливостью работу по уточнению основных хронологических вех русской истории.

Нестор также поместил в хронологическую сетку ряд годов, многие из которых вовсе не отмечены записями, очевидно, ввиду невозможности найти для них какой бы то ни было исторический материал. Вставляя эти пустые года в своё летописание, Нестор подчёркивал этим саамы принцип, самую летописную форму, а может быть даже давал тем самым как бы задание для разыскания своим продолжателям.

Следующие русские события записаны в летопись под 859 и 662 гг.: это история призвания варягов на Русь (тут же и объяснение названия «Русь» - собсно, одна из важнейших задач Нестора. Он ваще молодец, придумал, что племя варягов, которое пришло на Русь также русью и звалось и переселилось на юг без остатка. Вот почему среди скандинавских племён и поныне не знают племени с названием русь. Так-то.)

Итак, Нестор явился первым норманистом в русской истории. Он утверждал норманнское происхождение княжеского рода и самого названия Руси. Чем же объяснить, что летописец, столь последовательно стремившийся утвердить значение русского народа в мировом историческом процессе, был склонен выводить и название Руси, и княжеский род из-за моря – от варягов?

Ну и типа ответы на так интересующие нас вопросы: легенда о призвании братьев-варягов складывалась постепенно и искусственно. Она служила целям борьбы с княжескими усобицам, утверждая собою идею единства княжеского рода, что равнялось по тем временам идее единства Русского государства. ВАЖНО! Легенда о призвании варягов в XI и в XIIвв. служила такой цели: она была одним и главных обоснований самостоятельности и независимости русского государства от вмешательства извне Византии. Однако в XIX – XX вв. сторонники теории несамостоятельного происхождения Русского государства сделали совершенно противоположные политические выводы.

С точки зрения греков, Русское государство было обязано своим происхождением Византии. Законная власть явилась на Русь лишь после её крещения и была неразрывно связана с церковью.

Вот с этой-то греческой точкой зрения и боролись печерские летописцы. Она представляла собой существенную опасность, поскольку её проводником являлся митрополит-грек. В своей общерусской и антигреческой политике печерские монахи были последовательными противниками киевского митрополита, его политики, его теории. «Норманская теория» печерских монахов была теорией прежде всего антигреческой и, по тем временам, общерусской. Она утверждала прямо противоположную точку зрения на происхождение Русского государства: не с византийского юга, а со скандинавского севера Русское государство оказывалось образованным ещё до принятия христианства и, следовательно, было независимо от церкви; независимость же от церкви означала прежде всего независимость от митрополита-грека, к чему настойчиво стремился и сам Киево-печерский монастырь.

Было в традициях учёной средневековой историографии возводить происхождение правящей династии к иностранному государству – вот почему в своём утверждении независимости Русского государства от Византии Нестор не обратился к утверждению об исконной независимости Русского государства от чьей бы то ни было опеки.

Вслед за изложением легенды о призвании трёх братьев – варягов, рассказ Нестора начинает основываться главным образом на греческой хронике Георгия Амартола и его продолжателя. Собственно русских известий в нём немного. Замечательно, что, собирая эти сведения о русской истории IX и самого начала X в., Нестор умело преодолевал огромные трудности. В некоторых случаях он поступал как настоящий исследователь, которому приходится на основании чрезвычайно скудного материала создавать цельную картину исторического развития. У продолжателя Амартола Нестор нашёл сообщение о походе русских на Царьград (под 866г.) и вставил в него имена Аскольда и Дира – русских князей, предводителей похода, очевидно сопоставив рассказ Амартола с какими-то русскими народными преданиями о походе Аскольда и Дира.

Под 882г. Нестор сообщил о вокняжении Олега и дальше под ближайшими годами рассказал о покорении им древлян, северян, радимичей. Под 887г. в ПВЛ читаются известия из продолжателя Амартола, а затем следует ряд незаполненных лет. Под 898 г. Нестор рассказывает о прохождении угров (венгров) мимо Киева. Под 902 г. снова находятся известия из византийской истории, заимствованные у продолжателя Амартола. Под 903 г. сообщается о женитьбе Игоря. Под 907 г. читается длинный рассказ о походе Олега на Царьград с приложением к нему текста договора Олега с греками.

Сообщение 911 г. о комете, по-видимому, заимствованно у продолжателя Амартола. Затем, по 911 г. приводится новый текст договора Олега с греками и рассказывается известная легенда о смерти вещего Олега от собственного коня. Затем следует рассказ о вокняжении Игоря, о первых его столкновениях с древлянами снова ряд византийских известий из продолжателя Амартола. Постепенно русские известия становятся всё более и более частыми, Нестор начинает всё более и более следовать изложению предшествующей летописи. В ней он находит уже более твёрдую опору для своего повествования и ему меньше приходится изыскивать на стороне исторические данные.

Существенным приобретением Нестора для русской истории были впервые извлечённые им из княжеского архива тексты договоров русских с греками.

Нестор прекрасно осознавал историческую ценность этих документов и не только вставил их текст в своё изложение, но использовал их показания для выверки хронологических данных и уточнения княжеской генеалогии (в летопись были занесены договора: Олега 911г., Игоря 945 г., Олега 907 г. (по Шахматову – это простая выборка статей договора 911 года), Святослава 972 г.).

Договоры 911, 945, и 972 гг. не только уточнили даты походов русских на Константинополь: наличие самостоятельных договоров Олега с греками убедило Нестора в том, что Олег был не воеводой, а князем. Вот почему Нестор отказался от версии Начального свода о воеводстве Олега, а предположил, что Олего был родственником Игоря, княжившим во время малолетства Игоря вместо него. Утверждение это совпало с народным преданием, знавшим Олега как князя.

Народным преданием Нестор воспользовался не один раз. В этом отношении он действовал по примеру своих предшественников – печерских летописцев.

Последнюю часть своей летописи по 1110 г. Нестор писал в значительной мере на основании лично им собранных сведений. Мы имеем лишь слабое представление об этой работе Нестора, так как именно конец GDK подвергся через несколько лет коренной переработке.

Замечательно, что здесь, в этой части его летописи, сказалась столь типичная для Нестора манера изложения о первого лица, - своеобразный эгоцентризм его повествования. Достоверно Нестору принадлежат три рассказа: о перенесении мощей Феодосия под 1091 г, о набеге половцев на печерский монастырь в 1096 г. и об удачном походе Святополка в 1107 г.

Рассказ Нестора об открытии мощей Феодосия в своём роде замечателен. В противоположность обычной для средневековой литературы обобщённости и схематичности повествования, Нестор подробно описывает, как он сам с помощником монахом ночью втайне откапывал гроб Феодосия и пещере, и т. д. Такою же картинностью отличается и рассказ Нестора о нападении половцев на Печерский монастырь. Последний из бесспорно принадлежавших Нестору рассказов летописи – о победе над половцами в 1107 г. подчёркивает роль Печерского монастыря в военных удачах Святополка.

Создание ПВЛ свидетельствует о широкой начитанности Нестора. Уже в своём житии Феодосия Нестор сам называет свои византийские образцы. Это большое (из 92 глав) Житие Антония Великого, составленное в IV в. Афанасием Александрийским, и Житие Саввы Освящённого, написанное в VI в. Кириллом Скифпольским. Но там же заметны следы начитанности Нестора и в других произведениях византийской литературы.

Начитанность, проявленная Нестором про создании ПВЛ, - исключительна. Однако Нестор не следует литературой манере своих источников, или, если и следует, то лишь в некоторых случаях. Он использует византийские произведения не как литературные образцы, а как исторические источники.

Широко пользуется Нестор византийской хроникой Георгия Амартола и его продолжателя, имевшейся ко времени Нестора в славянском переводе. Георгий Амартол изложил всемирную историю до 812г., а его продолжатель – до 948г.

Нестор воспользовался, кроме того, Летописцем, составленным константинопольским патриархом Никифором (доведшим изложение до года своей смерти – 829), Житием Василия Нового, а именно тою частью его, в которой описывался поход Игоря на Константинополь, каким-то хронографом особого состава, в который входили отрывки из известной хроники Иоанна Малалы, Пасхальной хроники, хроники Георгия Смнкелла и того же Георгия Амартола. Нестор использовал затем Сказание о переложении книг на словенский язык, Откровение Мефодия Патарского, статью Епифания Кипрского о 12 камнях на ризе иерусалимского первосвященника и т. д.

Замечательно, что, пользуясь сведениями своих источников, Нестор свободно перестраивает их текст: сокращает и упрощает стилистически. Иногда в стилистической переработке источников чувствуется патриотическая *пафос*. Нестор не только изменяет стиль, но отчасти, очень осторожно, перерабатывает и самое освещение событий.

В целях чисто литературной обработки изложения Нестор привлёк чрезвычайно обширный материал из книг Ветхого и Нового заветов. В Повести временных лет находим выписки из книг Бытия, Исхода, Левита, Царств, притчей Соломона, премудрости Соломона, Екклезиаста, Иова, пророков Даниила, Исаи, Иезекииля, Михея и Амоса, Псалтири, Евангелия, Посланий апостольских и др.

Высокое литературное образование Нестора, его исключительная начитанность в источниках, умение выбрать в них всё существенное, сопоставить разноречия и т. д. сделали ПВЛ не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущным, но преходящими задачами русской действительности. А цельной, литературно изложенной историей Руси.

Можно смело утверждать, что никогда ни прежде, ни позднее вплоть до XVI в., русская историческая мысль не поднималась на такую высоту учёной пытливости и литературного умения.

Патриотическая возвышенность рассказа, широта политического горизонта, живое чувство народа и единства Руси составляют исключительную особенность создания Нестора.

«Житие Феодосия Печерского», написанное Нестором, прославляет Феодосия – монаха, одного из основателей Киево-Печерского монастыря, посвят свою жизнь воспитанию монастырской братии и мирян, в т.ч. и князей.

Житие имеет 3хчастную комп. структуру: авторское вступление-предисловие, центр часть – повествование о деяниях героя - и заключение.Основу повеств. части сост. эпизод, связанный с деяниями не только гл. героя, но и его сподвижников (Варлаама, Исайи, Ефрема, Никона Великого, Стефана). Факты Нестор черпает из устных источников, рассказов «древьних отец», келаря монастыря Фёдора, чернеца Иллариона, «повозника», «некоего человека». В истинности этих рассказов Нестор не сомневается. Он «полагает их по ряду». Во врем. последовательности излагаемых событий обнаруживаются следы монастырской устной летописи. Больш-во эпизодов жития имеют завершённый сюжет, например описание отроческих лет Феодосия, его конфликт с матерью (мать мешает стать монахом). Аскетический христианский идеал сталкивается с враждебным отношением общества и материнской любовью к сыну. Гиперболически Нестор изображает гнев матери, избивающей непослушного отрока до изнеможения. Всё заканчивается победой Феодосия, торжеством небесной любви над земной. Мать смиряется с поступком сына и сама стан монахиней, чтобы видеть его.

Нестор уподобляет Феодосия основателю христианского монашества Антонию Великому. Черты Феодосия - полная посвященность собственной воли и уверенность в божественной помощи, отказ от земных забот, ощущение близости с Христом, смирение, трудничество, прилежание, всепрощающая любовь к ближнему, обличение неправды.

Эпизод с «повозником» свидетельствует об отношении к жизни монахов трудового народа, считающего, что черноризцы проводят свои дни в праздности. Этому противопост изображ-е «трудов» Феодосия и окружающих его черноризцев. Много внимания он уделяет хозяйственной деятельности игумена, его взаимоотношениям с братией и великим князем. Феодосий заставляет Изяслава считаться с монастырским уставом, обличает Святослава, захватившего великокняжеский престол и изгнавшего Изяслава.

«Житие» содержит богатый материал, позволяющий судить о монастырском быте, хозяйстве, характере взаимоотношений игумена и князя. Тесно связяаны с монастырским бытом и демонологические мотивы жития, напоминающие народные былички.

«Житие» можно определить как житийную повесть, состоящую из отдельных эпизодов, объединённых гл. героем и автором-повествователем в единое целое. Оно отличается от византийских произведений своим историзмом, патриотическим пафосом и отражением особенностей политической и монастырской жизни XIв. В дальнейшем развитии древнерусской агиографии оно служило образцом при создании преподобнических житий Авраамия Смоленского, Сергия Радонежского.

#180 Дарья Кузьмина

+из лекций

Нестору удается создать насыщенное, эмоциональное житие - “Житие Феодосия Печерского”. Это человек, с которым он жил рядом в монастыре. В нем соблюдался византийский канон (правильный). Это – глубоко верующий человек, проживший традиционную для святого жизнь с особенностями своей личной жизни. Нестор начинает и пишет житие по правилам. Но о родителях Феодосия говорит подробно (что каноном не требуется!). Он говорит, что мать его была властной, грубоватой, сильной, она считала, что знает, как сделать счастливым своего сына. Феодосий не играет, носит нехорошие одежды, он уходит из дома вместе с паломниками, странниками. Феодосий думает о душе, а мать хочет, чтобы он достиг земного счастья. Уходит в Киев и принимает постриг. Его нигде не хотят стричь. Мать, узнав это, находит Феодосия и просит его выйти (он выходит на третий раз, и при условии, что его мать станет монахиней). Он становится игуменом (настоятелем) Киево – Печерского монастыря. Его подвиги стандартны. Но он еще и воспитатель, и строитель (рассказ о строительстве новых зданий в Киево – Печерском монастыре). В результате Феодосий получает возможность творить чудеса (так как он очистился душой). Чудеса даже забавны (приход пекаря к Феодосию и жалобы на беса – Феодосий на ночь затворяется в пекарне, молится и бес исчезает. Бродячий сюжет Веселовского!). Смирение – самая главная добродетель (послушание - было присуще Феодосию).

Есть вещи политические (например, столкновение Феодосия с киевским князем).

Здесь соблюдается канон, но присутствует и эмоциональность, насыщенность

К характеристике Нестора как писателя

Наряду с княжескими житиями в литературе Киевской Руси стали появляться и жития, посвящённые выдающимся деятелями церкви – основателям тех или иных монастырских общежитий.

Старейший памятник древнерусской агиографии этого последнего типа – Житие основателя Киево-Печерского монастыря Феодосия Печерского, принадлежащее Нестору, автору «Чтения» о Борисе и Глебе.

Память Феодосия Печерского в стенах монастыря стала праздноваться вскоре после его смерти, ещё до его в 1108 г. официальной канонизации. В 1091 г. в новую каменную церковь монастыря из пещеры, где до сих пор покоилось тело Феодосия, были торжественно перенесены его мощи и установлены в притворе на правой стороне. Незадолго до этого события Нестор и написал Житие, видимо по поручению игумена Никона. Точно неизвестно, когда его составил Нестор; во всяком случае ещё при жизни Никона (умер в 108 г.), после «Чтения» о Борисе и Глебе.

Феодосий Печерский скончался 3 мая 1074 года. Нестор поступил а Печерский монастырь, когда Феодосия не было в живых, при игумене Стефане, когда вокруг Феодосия в монастыре уже стала складываться благочестивая легенда. Эта легенда – устные рассказы и предания – и послужили Нестору основным источником его литературного труда.

На устные источники своего «исповедания» Нестор ссылается не раз. Также он называет имена людей, сообщивших ему сведения.

Самый тип жития святого – основателя монастырского общежития не является изобретением Нестора; приступая к жизнеописанию Феодосия, он опирался на давно и прочно сложившуюся литературную традицию (ближайший лит. образец – Житие Саввы Освящённого, написанное Кириллом Скифопольским – и композиционная структура, и отдельные сюжетные ситуации, и даже некоторые стилистические формулы).

Житие Феодосия Печерского – сложное и громоздкое литературное сооружение, несомненно потребовавшее от Нестора долгого и напряжённого труда.

В соответствии с неписанным литературным уставом, обязательным для каждого агиографа, Нестор предпослал Житию довольно большое вступление. Вступление составлено из традиционных формул и клише, некоторыми из них Нестор уже воспользовался и в предшествующем своём труде – в «Чтении» о Борисе и Глебе. Отсюда. Однако, не следует, что его вступлению к ЖФ – всего лишь холодная дань литературному обычаю. Формулы и клише не помешали Нестору сообщить этой требуемой жанром вступительной церемониальной беседе автора с читателем и характер своеобразной авторской исповеди, не лишённой искренности и лирической теплоты.

Из вступления следует, что Нестор, готовясь «вся по ряду» рассказать о покойном печерском игумене, ставил себе прежде всего задачу обрисовать высокий идеал человека, доблестного «воина» божьего, целиком посвятившего себя добру, - в поучение и подражание потомству или, как выражается Нестор, «на успех и на устроение беседующим». Эта дидактическая задача тесно связана у Нестора и с другой, горделиво-патриотической, - на примере ФП показать, что и у нас на Руси были святые угодники божьи, прославленные своей жизнью и подвигами.

Так уже во вступлении определяется аспект, в котором Нестор покажет Феодосия. С первого же появления своего у Нестора ФП предстаёт перед читателем в образе идеального положительного христианского героя – святого. И таким в основном он пройдёт сквозь всё Житие, сопровождаемый молитвенно-благоговейными эпитетами.

Рассказ Нестора о детстве и юности Феодосия – рассказ о том, как Феодосий упорно и настойчиво стремится выполнить свыше ему предназначенное. Он уже в детстве обнаруживает добродетели, в таком собранном виде рядовому человеку не свойственные, совершает поступки, нарушающие все нормы повседневного человеческого поведения.

Поставленные в необходимость жить в «мру» - в окружении простых, рядовых людей, святые иногда вынуждены вступать с ними в нелёгкую борьбу, когда они, несвятые, пытаются им навязать свой образ жизни, свою волю, свои мирские убеждения. Нестор утверждает, что не избежал этой участи и Феодосий. Ещё в юности на его долю выпало тяжкое испытание, тем более тяжкое, что ему самоутвердиться в боге всячески старалась помешать родная мать.

Иной тип героя прославляет «Житие Феодосия Печерского», написанное Нестором. Феодосии – монах, один из основателей Киево-Печерского монастыря, посвятивший свою жизнь не только нравственному совершенствованию своей души, но и воспитанию монастырской братии и мирян, в том числе и князей.

Житие имеет характерную трехчастную композиционную структуру: авторское вступление-предисловие, центральная часть – повествование о деяниях героя и заключение. Основу повествовательной части составляет эпизод, связанный с деяниями не только главного героя, но и его сподвижников (Варлаама, Исайи, Ефрема, Никона Великого, Стефана). Факты Нестор черпает из устных источников, рассказов «древьних отец», келаря монастыря Федора, чернеца Илариона, «повозника», «некоего человека». В истинности этих рассказов Нестор не сомневается. Литературно обрабатывая их, располагая «по ряду», он подчиняет все повествование единой задаче «похваления» Феодосия, который «собою вьсемь образ дая». Во временной последовательности излагаемых событий обнаруживаются следы монастырской устной летописи. Большинство эпизодов жития имеют завершенный сюжет. Таково, например, описание отроческих лет Феодосия, связанное с его конфликтом с матерью. Мать чинит всевозможные препятствия отроку, чтобы помешать ему осуществить свое намерение – стать монахом. Аскетический христианский идеал, к которому стремится Феодосий, сталкивается с враждебным отношением общества и материнской любовью к сыну. Гиперболически изображает Нестор гнев и ярость любящей матери, избивающей непокорного отрока до изнеможения, накладывающей на его ноги железа. Столкновение с матерью завершается победой Феодосия, торжеством небесной любви над земной. Мать смиряется с поступком сына и сама становится монахиней, чтобы только видеть его.

Эпизод с «повозником» свидетельствует об отношении к жизни монахов трудового народа, считающего, что черноризцы проводят свои дни в праздности. Этому представлению Нестор противопоставляет изображение «трудов» Феодосия и окружающих его черноризцев. Много внимания он уделяет хозяйственной деятельности игумена, его взаимоотношениям с братией и великим князем. Феодосий заставляет Изяслава считаться с монастырским уставом, обличает Святослава, захватившего великокняжеский престол и изгнавшего Изяслава.

«Житие Феодосия Печерского» содержит богатый материал, позволяющий судить о монастырском быте, хозяйстве, характере взаимоотношений игумена и князя. Тесно связаны с монастырским бытом и демонологические мотивы жития, напоминающие народные былинки.

Следуя традициям византийского преподобнического жития, Нестор в этом произведении последовательно использует символические тропы: Феодосий – «светильник», «свет», «заря», «пастух», «пастырь словесного стада».

«Житие Феодосия Печерского» можно определить как житийную повесть, состоящую из отдельных эпизодов, объединенных главным героем и автором-повествователем в единое целое. Оно отличается от византийских произведений своим историзмом, патриотическим пафосом и отражением особенностей политической и монастырской жизни XI в. В дальнейшем развитии древнерусской агиографии оно служило образцом при создании преподобнических житий Авраамия Смоленского, Сергия Радонежского.

Мнение о высоких художественных достоинствах и о своеобразии Жития Феодосия Печерского (далее — ЖФ), написанного киево-печерским монахом Нестором, утвердилось еще в науке XIX века. “Искусно и пространно составил <...> Нестор <...> “Житие преп. отца нашего Феодосия игумена Печерского”. <...> Указано много сопоставлений и применений из различных греческих житий, какие Нестор внес в свой труд о жизни Феодосия. Тем не менее, труд этот имеет неоспоримые историко-литературные достоинства: он знакомит нас с бытом, с нравами, с воззрениями той отдаленной эпохи, довольно отчетливо обрисовывает высокий нравственный облик Феодосия и вместе с тем касается в связи с жизнью Феодосия жизни его современников, истории Печерского монастыря”, — писал П. В. Владимиров в 1901 г. (Владимиров П.В. Древняя русская литература Киевского периода XI—XIII веков. Киев, 1901. С. 190). “Несомненно, что Житие Феодосия имеет значительные литературные достоинства<...>; хороший язык (т. е. хорошо выдержанный церковнославянский стиль), толковое и по местам занимательное изложение, сравнительно немного того “добрословия” и “плетения словес”, которое так претит при чтении позднейших житий, — это всё дает нашему Житию выдающееся место в ряду однородных произведений”, — заметил Д. И. Абрамович (Абрамович Д.И. Исследование о Киево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. СПб., 1902. С. VII—VIII). “Сила и авторитет литературной традиции в творчестве Нестора значительны; но он умеет и чужое пересказать по-своему ярко, живо, с новыми художественными деталями. <...> Нестор был писатель не только начитанный; он умел критически пользоваться своими литературными источниками, сочетая их с устными преданиями и легендами. Он строил крупные целостные композиции, сочетая занимательность с нравоучительными задачами” (Бугославский С.А. Жития // История русской литературы. Т. I. Ч. 1. М.; Л., 1941. С. 331). По характеристике И. П. Еремина, Житие Феодосия — “наглядный показатель высокого уровня, которого художественная повествовательная проза древней Руси достигла уже во второй половине XI в.” (Еремин И.П. К характеристике Нестора как писателя // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. XVII. М.; Л., 1961. С. 63).

Эти утверждения (разделяемые, впрочем, не всеми учеными) по-своему парадоксальны. Мастерство Нестора бесспорно, однако не раскрыто сколь бы то ни было полно никем из ученых, исследовавших поэтику ЖФ. В качестве индивидуальных черт и достоинств ЖФ обычно назывались детальность и предметность описаний и нетрадиционная психологическая характеристика матери Феодосия, не соответствующей житийному трафарету благочестивой и праведной родительницы святого. (Ср., например: Бугославский С.А. Жития. С. 329—331; Еремин И.П. К характеристике Нестора как писателя. С. 54—63; Адрианова-Перетц В.П. Задачи изучения “агиографического стиля” Древней Руси // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. XX. М.; Л., 1964. С. 46—51. Ср. также: Fennell J., Stokes A. Early Russian Literature. London, 1974. P. 33.) Не касаясь справедливости всех предложенных наблюдений, нужно заметить, что они не объясняют в полной мере высоких оценок ЖФ и не касаются структуры памятника в целом (неожиданный образ матери Феодосия и тщательно выписанный бытовой фон - всё-таки второстепенные элементы этого текста). Можно, впрочем, заметить, что насыщенность бытовой, предметной конкретикой — общая черта ЖФ и переводных византийских житий, на которые ориентировался Нестор (в частности, Жития Саввы Освященного, написанного Кириллом Скифопольским). Бесспорна нетрадиционность изображения матери Феодосия; однако едва ли оправданно мнение И.П. Еремина, что “мать Феодосия — человек, как все. Поступки ее, даже взрывы неукротимой ярости, всегда вызываются ходом событий и не таят в себе ничего противоречащего человеческой природе” (Еремин И.П. К характеристике Нестора как писателя. С. 58). Такой вывод объясняется несовпадением исследовательской трактовки и установки агиографа. Для составителя ЖФ поступки матери святого имеют сверхреальную мотивировку: мать Феодосия препятствует сыну удалиться от мира, понуждаемая дьяволом; одновременно, не дав сыну уйти с паломниками в Святую Землю, она участвует в исполнении божественного Промысла, который предназначал Феодосию остаться в Русской земле (ср.: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. М., 1995. С. 667—674). Неоправданно предположение И. П. Еремина о мотивах, заставивших мать Феодосия постричься в монахини: конечно, это решение объясняется не “земной любовью к сыну” (Еремин И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Изд. 2-ое, доп. Л., 1987. С. 31), а обращением к Богу, в котором ей помог Феодосий.

Предложенные сравнительно недавно исследования ЖФ также ограничиваются анализом лишь отдельных приемов или фрагментов произведения Нестора. Так, Й. Бёртнес, настаивая на жесткой структурированности ЖФ, показал лишь симметричность расположения основных мотивов (молитвы к Богу, самохарактеристики Нестора, прославления Руси, формулы самоуничижения агиографа, второй молитвы) во вступлении и сходство вступления с заключением в тексте Нестора; Й. Бёртнес также указал на некоторые семантические связи вступления, заключения и повествовательной части ЖФ (Börtnes J. Frame Tecnique in Nestor’s Life of St. Theodosius // Scando-Slavica. 1967. T. XIII. P. 5—16). Е. В. Душечкина подробно проанализировала принципы изображения Феодосия, позицию (прежде всего пространственную) повествователя и рассказчиков-очевидцев по отношению к святому, показав значимость для Нестора дистанции между повествователем и Феодосием, внутренний мир которого остается для Нестора закрытым; в последнем случае исследовательница развивает наблюдения И. П. Еремина (Душечкина Е.В. Нестор в работе над Житием Феодосия: Опыт прочтения текста // Ученые записки Тартуского гос. университета. Вып. 266 (Труды по русской и славянской филологии. Т. 18. Литературоведение). Тарту, 1971. С. 4—15). Глубокие замечания об особенностях структуры текста ЖФ были высказаны недавно в большой работе В. Н. Топорова “Труженичество во Христе (творческое собирание души и духовное трезвение). Преподобный Феодосий Печерский и его “Житие”” (Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. 601—870). Однако автор уделил, вслед за Г. П. Федотовым (Преподобный Феодосий Печерский // Федотов Г.П. Святые Древней Руси (1931). М., 1990. С. 52—66 (первое изд.: Париж, 1931)), преимущественное внимание анализу своеобразия святости Феодосия и воссозданию его духовного портрета, во многом отказавшись от строго научного анализа текста ЖФ (что и позволило сделать проницательные выводы о святости и личности печерского игумена).

Неоспоримы признаваемые всеми исследователями соответствие ЖФ (за малыми исключениями, к числу которых обычно относят прежде всего образ матери Феодосия) агиографическому канону и ориентация Нестора на переводные греческие жития и патериковые рассказы. Сам Нестор в ЖФ сравнивает Феодосия с Антонием Великим и ссылается на Житие Саввы Освященного, составленное Кириллом Скифопольским. Заимствования и параллели из переводных греческих житий и патериков установлены и приведены в работах А.А. Шахматова и Д.И. Абрамовича (Шахматов А.А. Несколько слов о Несторовом житии Феодосия // Сборник Отделения русского языка и словесности императорской Академии наук. Т. 64. Кн. 1. СПб., 1896. С. 46—65; Абрамович Д.И. К вопросу об источниках Несторова жития Феодосия Печерского // Известия Отделения русского языка м словесности императорской Академии наук. 1898. Т. III. Кн. 1. С. 243—246. Наиболее полный перечень параллелей из этих текстов с пространными цитатами содержится в работе: Абрамович Д.И. Исследование о Киево-Печерском патерике. С. 142—175. См. также: Бугославский С.А. К вопросу о характере и объеме литературной деятельности преподобного Нестора // Известия Отделения русского языка м словесности императорской Академии наук. Т. XIX. Кн. 1. 1914. С. 148—153).

Для древнерусской словесности характерны традиционность, подчинение автора определенным литературным канонам. Однако следование житийному канону в таком высокохудожественном произведении, как ЖФ, должно быть творческим: в равной мере и обращение Нестора к греческой агиографии должно проявляться не в простых заимствованиях, но в переосмыслении включаемых в ЖФ фрагментов из житий-образцов. Между тем, своеобразие поэтики ЖФ в целом раскрыто совершенно недостаточно: не проанализирована структура ЖФ как единого текста, не истолкованы параллели с греческими житиями.

Прежде всего, правомерность ряда параллелей вызывает сомнения. Так, рассказ из “Лавсаика” Палладия о Макарии Египетском, раздавившем укусившего его комара и в наказание за мстительность обрекшем свое тело на поедание комарам, имеет мало общего с эпизодом ЖФ, в котором Феодосий обнажает свое тело, обрекая на укусы комаров (параллель приведена в работе: Абрамович Д.И. Исследование о Киево-Печерском патерике... . С. 156—157). Мотивировка деяний Макария и Феодосия различна. В данном случае можно скорее говорить о подражании Феодосия аскетической практике Макария, нежели о заимствовании, совершенном Нестором (ср.: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. С. 824, прим. 107). Страшные видения бесов, искушающих Антония Великого, лишь отдаленно похожи на бесовские докучания Феодосию (параллель приведена в указанной работе Д. И. Абрамовича, с. 157—158); совпадают такие мотивы, как сотрясение стен кельи и шум, издаваемый нечистыми духами, но бесы не предстают Феодосию в пугающем, безобразном виде и не выдают себя за благие силы, не понуждают Феодосия к отречению от Христа и к поклонению Сатане.

К некоторым эпизодам ЖФ, напротив, могут быть приведены дополнительные параллели, помимо указанных исследователями; это позволяет говорить, что ЖФ включает преимущественно не переклички с конкретными текстами, не заимствования в собственном смысле слова, но топосы - «общие места», характерные для агиографии как жанра. Так, мотив быстрого постижения грамоты сближает Феодосия не только с Евфимием Великим (ср. параллель в указанной работе Д. И. Абрамовича, с. 150), Житие которого, как и Житие Саввы Освященного, составил Кирилл Скифопольский, но и, например, с Житием Иоанна Златоуста: “ти остръ умъ имыи отрок, въ мале годе и той (учение) извыче, бяше бо зело любя учение” (“Житие святаго Иоанна Златауста. <...> Сказание Георгиа архиепископа Александрьскаго, о житии святаго Иоанна Златаустаго, архиепископа Конъстянътина града” // Великие минеи четии. Ноябрь, дни 13—15. СПб., 1899. Стб. 901).

Отличия описаний событий в ЖФ от аналогичных фрагментов переводных греческих житий и патериков почти не привлекали внимания исследователей. Исключение — слово 39-ое “Синайского патерика” о патриархе Феодоте и его клирике (Синайский патерик. М., 1967. С. 76—77), внешне напоминающее известный эпизод с Феодосием, уступившем место в телеге вознице. И. П. Еремин указал на различное развертывание мотива “смирение иерарха перед слугою” в этих двух произведениях (Еремин И.П. К характеристике Нестора как писателя. С. 60—61).

Традиционалистский характер древнерусской словесности, доминирование канона над индивидуальным началом заставляют предполагать, что своеобразие древнерусских текстов проявляется в первую очередь не в нарушении правил, диктуемых каноном, но в варьировании элементов в рамках канона. Семантика жанра преподобнического жития, к которому принадлежит ЖФ, в главном неизменна, устойчива (святость святого, путь святого к Богу), а индивидуальное начало текста проявляется преимущественно не в плане содержания, а в плане выражения. Одно и то же содержание передается с помощью различных кодов. Помимо событийного ряда, это надстраивающиеся над ним символико-метафорические ряды, придающие тексту дополнительную целостность и упорядоченность. В роли элементов, придающих тексту дополнительную упорядоченность и новые смыслы, могут выступать и библейские цитаты, выполняющие функцию “тематических ключей” (“thematic clues”). Это понятие было впервые предложено итальянским славистом Р. Пиккио (Picchio R. The Function of Biblical Thematic Clues in the Literary Code of Slavia Orthodoxa // Slavica Hierosolymitana. 1977. Vol. I. P. 1—31).

Применение по отношению к древнерусской словесности (в том числе и к агиографии) понятия “заимствование” является не вполне корректным. В литературе Нового времени наиболее распространенный случай заимствования — это цитата. Цитата — своеобразный знак знака: она указывает не только на свой денотат (т. е. на себя саму в исходном тексте), но и отсылает к своему исходному контексту, подключая его смыслы к новому, “цитирующему” тексту. Цитата указывает на свое место в цитируемом тексте, является его знаком (Ср. определение цитаты в статье: З. Г. Минц. Функция реминисценции в поэтике А.Блока // Труды по знаковым системам. Вып. VI. Тарту, 1973.). В древнерусской словесности текстуальные заимствования далеко не всегда выступают в роли цитаты, отрываясь от исконного контекста и превращаясь в топос. Так, именование Феодосия Печерского — “по истине земльныи ангелъ и небесныи человекъ” (Успенский сборник XII—XIII вв. М., 1971. С. 88; далее ЖФ цитируется по списку в этом издании, страницы указываются в тексте) — как известно, восходит к переводному Житию Саввы Освященного, написанному Кириллом Скифопольским. Кирилл Скифопольский называет Савву: “земный аггелъ и небесный человекь Сава” (“Житие святаго отьца нашего и наставника пустыннаго Савы Освященнаго. Списано бысть Кирилом монахом” // Великие минеи четии. Декабрь, дни 1—5. М., 1901. Стб. 515). Но в ЖФ это определение функционирует скорее не как цитата (отсылка к Житию Саввы), но как оторвавшаяся от своего контекста клишированная формула. Эта же агиографическая формула встречается в другом житийном тексте, созданном примерно в одно время с ЖФ, — в “Сказании о Борисе и Глебе”: “вы убо небесьная чловека еста, земльная ангела” (Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Приготовил к печати Д.И. Абрамович [Памятники древнерусской литературы. Вып. 2]. Пг., 1916. С. 49—50).

Не являются цитатами и бесспорно установленные для ЖФ переклички с Житием Саввы Освященного и с Житием Евфимия Великого. Наречение имени Феодосию священником и акцентирование Нестором семантики имени святого в греческом языке — “данный Богу” (“прозвутеръ же видевъ детища и сердьчьныма очима прозьря еже о немь, яко хощеть из млада Богу дати ся, Феодосиемь того нарицають” — с. 73) соответствует обыгрыванию имени “Евфимий” (от греч. euthymia - “утешение”) в Житии Евфимия. При этом и Нестор, и Кирилл Скифопольский подчеркивают смысл монашеских имен Феодосия и Евфимия, рассказывая о рождении святых, хотя они при крещении были названы другими, мирскими именами (ср.: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. С. 798—799, прим. 7). Мотив “не пекитесь о завтрашнем”, восходящий к евангельскому речению Христа (Мф. 6; 34) объединяет ЖФ с обеими агиобиографиями, написанными Кириллом Скифопольским (Феодосий, Савва и Евфимий велят инокам при недостаче пищи не заботиться о ней, положившись на помощь Бога); детально сходны описание смерти Евфимия и Феодосия: оба заранее знают час своей кончины, толпа народа, сошедшаяся к монастырю, мешает погребению, пока ее не разгоняют или она не расходится. (Ср. указание на эти параллели в работе Д. И. Абрамовича: Абрамович Д.И. Исследование о Киево-Печерском патерике... . С. 167, 173.)

Однако эти параллели не являются ни цитатами, ни заимствованиями в собственном смысле слова. Прежде всего, общий для ЖФ и Житий Евфимия и Саввы мотив недостачи пищи и увещевание святого на заботиться о земном встречаются и в других агиобиографиях. Кроме того, соотнесение этих совпадающих эпизодов ЖФ и житий, составленных Кириллом Скифопольским, практически не порождает нового “сверхсмысла”, который возникает при цитировании. Перед нами не цитирование, а совпадение проявлений святости, хотя генетически указанные фрагменты ЖФ восходят к житиям палестинских святых, написанным Кириллом. Можно напомнить в этой связи предложение американского исследователя Н. Ингэма использовать при анализе воздействия одних агиографических памятников на другие не слово “заимствование”, а слово “преемственность” (continuity) (Ingham N.W. The Martyred Prince and the Question of Slavic Cultural Continuity in the Early Middle Ages // Medieval Russian Culture. Ed. by H. Birnbaum and M. S. Flier (California Slavic Studies. Vol. 12). Berkeley; Los Angeles, 1984. P. 31—53).

Функция параллелей и перекличек ЖФ с греческими агиобиографиями не цитатная; весь текст Нестора благодаря этим параллелям соотносится с греческими житиями как едиными текстами. При этом переклички с Житиями Саввы Освященного и Евфимия Великого, которые бесспорно знал Нестор, могут восприниматься как отсылки и к другим переводным греческим агиобиографиям, содержащим аналогичные эпизоды. Греческая агиография функционирует в ЖФ как образец, к которому стремится приблизиться Нестор (а святые подвижники, описанные в этих житиях, являются образцами для самого Феодосия). Одновременно греческие жития образуют фон, оттеняющий своеобразие ЖФ и духовного пути Феодосия. На фоне парадигмы преподобнического жития, заданной, в частности житиями Саввы Освященного и Евфимия Великого, отчетливее вырисовывается путь к Богу Феодосия как сходный и иной путь. Роль своеобразного фона по отношению к ЖФ играет и греческая агиография в целом. При этом не столь важен вопрос о знании Нестором того или иного конкретного жития (тем более что парадигма пути святого в различных житиях часто сходна). Важнее другое: читатели ЖФ естественно и неизбежно воспринимали повествование о печерском игумене в сравнении с агиобиографиями великих греческих святых. ЖФ может соотноситься с неограниченным кругом агиобиографий, посвященных святым одного с Феодосием чина — преподобным. Однако Феодосий для Нестора — не только печерский игумен, но и основатель русского монашества: “Вящии прьвыхъ отець яви ся житиемь бо подражая святааго и пьрвааго начальника чьрньчьскууму образу: великааго меню Антония <...>. Сего же Христоcъ въ последьниимь роде семь такого себе съдельника показа и пастуха инокыимъ” (с. 72). Поэтому для Нестора естественны прежде всего параллель “Феодосий — Антоний Великий” (Антоний - основатель египетского монашества и иночества в целом) и параллели “Феодосий — Евфимий Великий” и “Феодосий — Савва Освященный” (Евфимий и Савва — основатели палестинского общежительного монашества, идеал которого был усвоен Феодосием).

Г.П. Федотов подчеркнул отличие Феодосиева идеала общежительного монашества и заботы о христианизации “мира” от отшельничества и крайней аскезы Антония (Федотов Г.П. Святые Древней Руси. С. 55, 57). В.Н. Топоров предполагает, что уподобление Феодосия Антонию Великому как бы скрывает под собою другую параллель: “Антоний Печерский — Антоний Великий” (Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. С. 799, прим. 7). Действительно, тяготевший к отшельничеству Антоний Печерский ближе к египетскому аскету, нежели приверженец общежительства Феодосий. Но для Нестора-автора ЖФ важно само указание на преемственность Феодосия-основателя русского монашества (по версии ЖФ) по отношению к прославленному святому — Антонию Великому, а не реальная близость Феодосиева идеала к монашеской практике Антония.

Житие Антония Великого, написанное Афанасием Александрийским, рисует иной, нежели ЖФ, путь к Богу. Движение Феодосия, странствие в мире заканчивается с приходом в пещеру Антония. Феодосий-монах по-своему ближе к миру, чем Феодосий-мирянин: в мирской жизни общение святого с людьми ограничивается матерью, “властелином” города Курска и священником, у которого некоторое время Феодосий обитает. Феодосий — монах и игумен наставляет и помогает неизмеримо большему числу мирян: обретя божественную помощь и благодать, Феодосий возвращается в “мир”, чтобы приблизить его к Богу. Иной случай рисует Афанасий Александрийский в Житии Антония Великого: Антоний — вечный беглец от “мира”. Он неоднократно меняет место своего отшельничества, всё более и более удаляясь от людей. Его кратковременный выход в “мир” связан с экстраординарной ситуацией — необходимостью защитить христианское вероучение от арианской ереси. Назидания Антония связаны с его исключительным визионерством, со способностью знать тайны жизни и видеть искусительную силу дьявола. Житие Антония обнаруживает и некоторые общие мотивы с ЖФ. Антония, как и Феодосия, обращают к Богу евангельские слова, которые они слышат в церкви. Конечно, это агиографический топос, но наличие этого эпизода и в ЖФ, и в Житии Антония всё же выделяет Житие Антония среди греческих агиобиографий, соотнесенных с произведением Нестора. Житие Антония сближает с ЖФ также мотив добровольной готовности святого на мученическую жертву: Антоний в период гонения на христиан при императоре Максимине приходит в Александрию, чтобы принять смерть за Христа; Феодосий “многашьды въ нощи въстая и отаи вьсехъ исхожааше къ жидомъ и техъ еже о Христе препирая, коря же и досажая темъ и яко отметьникы и безаконьникы техъ нарицяя. Жьдаше бо, еже о Христове исповедании убиенъ быти” (с. 119). Перекликаются в ЖФ и в Житии Антония описание прихода Феодосия в Киев и рассказ о странствии Антония во “внутреннюю пустыню”. И Антоний, и Феодосий не знают дороги к месту, куда должны направиться (Печерский монастырь и оазис в пустыне станут местом, где будут подвизаться оставшуюся жизнь и египетский отшельник, и русский инок). Антонию велел идти во “внутреннюю пустыню” божественный голос. “На вопрос же Антония: “кто укажет мне путь, потому что неизвестен мне он?” — голос немедленно указал ему сарацин, которым надлежало идти этим путем. Антоний, подойдя к ним, стал просить позволения идти с ними в пустыню. Сарацины, как бы по велению Промысла, охотно приняли его. Три дня и три ночи проведя с ними в пути, он приходит на одну весьма высокую гору” (цитирую текст Жития в русском переводе (“Житие преподобного отца нашего Антония, описанное святителем Афанасием в послании к инокам, пребывающим в чужих странах”) по изд.: Святитель Афанасий Великий. Творения: В 4-х т. Т. III. М., 1994. С. 219 [репринт изд.: Творения, иже во святых отца нашего Афанасия Великого, архиепископа Александрийского. Изд. 2-ое, испр. и доп. Ч. 3. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1903]). Феодосию невольно помогают в пути купцы, за которыми он тайно идет в Киев. Путь русского святого и легче, и труднее путешествия Антония: Феодосию нет нужды бояться иноплеменников и иноверцев, но он опасается собственной матери, которая может нагнать юношу и вернуть домой; странствие Антония длится три дня, путешествие Феодосия — три недели (число в обоих случаях обладает символическими коннотациями): “И тако устрьми ся къ Кыеву городу, бе бо слышалъ о манастырихъ ту сущиихъ. Не ведыи же пути, моляше ся Богу, да бы обрелъ съпутьникы направляюща и на путь желания. И се по приключаю Божию беша идуще путьмь те купьци на возехъ съ бремены тяжькы. Уведевъ же я блаженыи яко въ тъ же градъ идуть, прослави Бога. И идяшеть въ следъ ихъ издалеча, не являя ся имъ. И онемъ же ставъшемъ на нощьнемь становищи, блаженыи же не доида, яко и зьреимо ихъ, ту же опочивааше, единому Богу съблюдающю и. И тако идыи трьми неделями, доиде преже реченааго” (с. 79).

Несходство ЖФ и Жития Антония не менее значимо, чем близость: два произведения реализуют различные парадигмы, несхожие и сходные пути к Богу. Более тесно связано ЖФ с житиями Саввы Освященного и Евфимия Великого. Эта связь скрыто указана Нестором уже во вступлении к ЖФ. Древнерусский агиограф в ЖФ сообщает о себе как об авторе двух житий — “Чтения о Борисе и Глебе” и самого ЖФ: “Благодарю тя, Владыко мои, <...> яко съподобилъ мя еси недостоинааго съповедателя быти святыимъ Твоимъ въгодникомъ. Се бо испьрва писавъшю ми о житие и о погублении и о чюдесьхъ святою и блаженою страстотрьпцю Бориса и Глеба, понудихъ ся и на другое исповедание приити<...>“ (с. 71). Также и Кирилл Скифопольский во вступлении к Житию Саввы Освященного говорит о себе как об авторе их житий (при этом Житие Саввы названо, как и повествование о Феодосии в ЖФ вторым, после Жития Евфимия): “”Благословен Богъ и отець Господа нашего Иисуса Христа, възустивый васъ о благонравии соверъшеннемъ, повелети моему художеству, въписавше послати богоугоднаа жития древле бывшея нашею отьцю Еуфимиа и блаженнаго Савы, иже и мне, окаанъному, по неизъглаголанъному его милосердию словесную кормлю подавъ во отверзение устъ моихъ<...>“ (Великие минеи четии. Декабрь, дни 1—5. М., 1901. Стб. 444). Таким образом, и Нестор, и Кирилл представляют себя как авторы двух житий, причем более поздние сочинения — ЖФ и Житие Саввы — связывают не только эти аналогичные указания, но и прямая отсылка к Житию Саввы, встречающаяся в рассказе о “световом” чуде над Печерским монастырем. Именно соответствием ЖФ и Жития Саввы как более поздних произведений Нестора и Кирилла объясняется, возможно, эта отсылка именно к Житию Саввы (а не к Житию Евфимия Великого, содержащему больше параллелей с ЖФ, чем Житие Саввы Освященного). И Нестор, и Кирилл прибегают к традиционным для житийного жанра “формулам самоуничижения”, но в отличие от ЖФ, в котором “неразумие” и “грубость” автора неизменно противопоставлены мудрости Феодосия, в Житии Саввы Освященного отмеченные во вступлении “грубость” и “невежество” Кирилла преодолены чудом, которое дарует автору Жития высшую мудрость: Кириллу являются Савва с Евфимием, и Евфимий по просьбе Саввы “кыстцей” из “корчажца” трижды омочил уста Кирилла, который после этого обрел дар книжной мудрости. У Нестора граница между агиографом и святым остается непреодоленной (Нестор вообще более склонен подчеркивать дистанцию между собою и Феодосием).

Исследователи неоднократно указывали на сходство рассказа ЖФ о приходе Феодосия к Антонию и повествования Жития Саввы Освященного о приходе Саввы в монастырь Евфимия: и Антоний, и Евфимий отказываются постричь пришедших в монахи (см., например: Абрамович Д.И. Исследование о Киево-Печерском патерике. С. 151; Федотов Г.П. Святые Древней Руси. С. 54—55). Однако сходство это чисто внешнее: Евфимий отказывает Савве, веля ему идти в другую обитель к игумену Феоктисту, и Савва с радостью исполняет его повеление. Отказ Евфимия имеет промыслительное значение: “Се же убо не беc смотрения творяше великый Еуфимий, но прозрачныма очима прозря всемь Палестиньскыимъ ошелцемъ архиманъдриту быти ему, не токмо же се, но и великую и славную лавру, вящьшую всехъ Палестиньскых лавръ, собрати хотяща<...>“ (Великие минеи четии. Декабрь, дни 1—5. Стб. 453). Но и монастырь, где он был пострижен, Савва покидает спустя какое-то время, ибо в нем не соблюдался устав. В ЖФ Антоний отказывает Феодосию, желая лишь испытать твердость его решения. Старец “прозорчьныма очима прозря, яко тъ хотяше възградити самъ место тъ и манастырь славьнъ сътворити на събьрание множьству чьрньць” (с. 80). Феодосий после решения стать монахом в Киеве интимно связан с Печерской обителью, и его приход к Антонию не случаен. Вообще, всё, что происходит с Феодосием вслед за решением уйти в Киев, глубоко не случайно, провиденциально в ЖФ; случайное, неверные решения (прежде всего, желание удалиться в Святую Землю) остались в прошлом. Встреча с Антонием — переломное событие в жизни Феодосия, не менее значимое, чем его крещение и наречение имени. Оба эпизода в ЖФ сближает мотив прозревания святости, богоизбранности Феодосия: божественный промысел о Феодосии сначала открывается крестившему его пресвитеру, затем — Антонию.

В ЖФ перекликается с Житием Саввы мотив вмешательства родственников, желающих вернуть святого в мир: в ЖФ это мать святого, в Житии Саввы — родители. Сходны в двух произведениях и эпизоды, рассказывающие о тайных молитвах и подвигах святых вне обители. Общими для двух житий также являются и рассказы о чудесной помощи обителям Саввы и Феодосия Печерского в получении недостающей пищи, и забота о мире, о нищих и страждущих (Савва просит царя об облегчении бремени, наложенного на жителей Иерусалима, Феодосий заступается за обижаемую судьей женщину и т.д.).

Прямая отсылка к Житию Саввы содержится в рассказе ЖФ о чудесном видении Феодосия. Некий христолюбец видит ночью “светъ <...> пречюденъ тъкъмо надъ манастырьмь блаженааго. И се яко възьревъ, виде преподобьнааго Феодосия въ свете томь посреде манастыря предъ церковию стояща, руце же на небо въздевъшю и молитву к Богу прилежьно творяща. <...> И се ино чюдо явльше ся тому: пламень великъ зело, от вьрьха церковьнааго ишьдъ и акы комара сътворивъ ся, преиде на другыи хълъмъ и ту темь коньцьмь ста. <...> И се же пакы подобьно есть рещи, еже яко пишеть ся таково о святемь и велицемь Саве. Се бо въ едину нощь тако же тому шьдъшю ис келия своея и молящю ся и, се показа ся тому стълъпъ огньнъ до небесе сущь. Таче по томь, яко же дошьдъ места того, и обрете въ немь пещеру. И ту тако въ мало дьнии сътвори манастырь славньнъ. Тако же и сьде разумевати есть Богу назнаменавъшю место то, еже яко видети есть манастырь славьнъ на месте томь <...>“ (с. 117—118). Однако “огненное чудо” в Житии Саввы отличается от видении некоего боголюбца в ЖФ. Нестор последовательно ведет повествование с пространственной и психологической точки зрения других, но не самого Феодосия; Нестор описывает созерцание чуда не самим святым, но “посторонним”. Кирилл Скифопольский, напротив, изображает видение огненного столпа с пространственной и психологической точки зрения Саввы. Кроме того, в Житии Саввы Освященного чудо, вопреки сообщению Нестора, — не божественное знамение-указание святого места, где будет основан монастырь: ко времени чудесного явления обитель уже была отстроена, и огонь появился между двумя церквями. В ЖФ чудо в большей мере обладает функцией знамения-свидетельства о месте, где Бог велит воздвигнуть храм: новая Печерская церковь была заложена именно там, где было указано высшей волей.

Житие Саввы и ЖФ различаются по характеру чудотворения Саввы и Феодосия: и палестинский, и русский игумены изгоняют бесов, но Савва также и превращает оцет (уксус) в вино, открывает в пустыне водный источник, повелевает диким животным (львам). Феодосий в большей мере, нежели Савва, — созерцатель, а не творитель чудес: большинство чудес в ЖФ — это умножение или обретение пищи в монастыре, совершаемое Богом, но не самим Феодосием. На фоне Жития Саввы более очевидна “потаенность” святости Феодосия (все чудеса — кроме изгнания бесов, — совершаемые самим Феодосием, в ЖФ — посмертные).

ЖФ сближает с Житием Саввы Освященного чудесный мотив — пение, богослужение, совершаемое небесными силами в затворенной церкви. Но прежде всего ЖФ и Житие Саввы объединяют парность и троичность центральных “персонажей”. У Кирилла Скифопольского Савва выступает в паре то с Евфимием Великим, то с Федосием Киновиархом, при этом Кирилл особенно подчеркивает взаимную любовь Саввы и Феодосия Киновиарха. Имя в средневековой культуре, и в частности, в агиографическом тексте, не конвенционально, символично; символично и провиденциально и совпадение имен двух святых. Любовь Саввы и Феодосия Киновиарха как бы прообразует духовную близость Саввы и его последователя — Феодосия Печерского. Феодосий также выступает в ЖФ в паре то с Никоном (взаимная любовь Никона и Феодосия подчеркнута Нестором), то — видимо, вопреки историческим реалиям — с Антонием. (О существенных различиях двух монашеских идеалов — “Антониева” и “Феодосиева” и о вероятном существовании в Печерском монастыре XI в. двух традиций, одна из которых связывала создание обители с Антонием, а другая — с Феодосием, см.: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. С. 674—681, 757—768 и прим.; здесь же — литература вопроса.) Все три подвижника также упоминаются в одном общем контексте: “И бе видети светила три суща въ пещере разгоняща тьму бесовьскую молитвою и алканиемь. Меню же преподобнааго Антония и блаженааго Феодосия и великааго Никона. Си беша въ пещере моляще Бога, и Богъ же бе съ ними: иде бо, рече, 2 или трие съвъкуплени въ имя мое, ту есмь посреди ихъ” (с. 83).

В сравнении с палестинскими обителями Жития Саввы описанный в ЖФ Киево-Печерский монастырь исполнен преизбыточествующей святости: три великих палестинских подвижника пребывают в разных монастырях, троица русских иноков — в одном, при этом их связывает преемственность: Антоний основывает обитель, Феодосий ее обустраивает, Никон спустя время после кончины Феодосия также возглавит монастырь. Феодосий одновременно и сопоставлен с Никоном и с Антонием, и противопоставлен им по признаку неизменного пребывания в Печерском монастыре: и Антоний, и Никон на какой-то срок покидают монастырь, и лишь Феодосий неизменно остается его насельником.

Помимо уподобления прославленным греческим святым — Антонию Великому и Савве Освященному, Феодосий в тексте ЖФ, включенном в Киево-Печерский патерик, сопоставляется также с тезоименитым ему палестинским подвижником, другом Саввы Феодосием Киновиархом: “близьствене еже своему тезоименитому Феодосию Ерусалимскому архимандриту: сбысть бо ся и о сем. Сиа бо оба равно подвижно поживше и послужиста владычици Богоматере, равно и възмездие от тоя рожшагося въсприимше и о нас молятся непрестанно къ Господу, о чадех своих” (Абрамович Д.И. Киево-Печерський патерик: Вступ. Текст. Примiтки. Киïв, 1930. С. 21).

Параллелей ЖФ с Житием Феодосия Киновиарха не столь много. Феодосий Печерский благодаря огненному чуду определяет место для строительства нового храма. Феодосий Киновиарх находит место для своего монастыря, обходя пустынные места с кадилом, в которое вложены погасшие угли; место, где разгораются угли в кадиле, опознается им как святое и истинно угодное Богу. Святость и предназначение Феодосия прозревают крестивший его священник и Антоний Печерский. Богоизбранность Феодосия Киновиарха открывается святому Симеону Столпнику, издалека приветствующему юношу словами: “Человече Божий, Феодосие” и прорекающему ему великое пастырское служение (Житие и бытие святаго и преподобнаго отьца нашего Феодосиа, архимандрита всея пустыня, яже под святымъ Христа Бога нашего градомъ. Списано от преподобнаго Феодора, епископа Петрьскаго, бывшу того ученику // Великие минеи четии. Январь. Тетрадь 1, дни 1—6— 11. М., 1910. Стб. 569). Феодосий Печерский обличает неправду князя Изяслава, изгнавшего брата. Феодосий Киновиарх наставляет царя Анастасия, уклонившегося в ересь, истинам христианской веры. Обоих святых отличают акцентированный кенозис, самоуничижение в подражание Христу. Оба заранее знают о часе своей смерти. Однако значительнее не совпадение, а различие ЖФ и Жития Феодосия Киновиарха: Феодосий Печерский в отрочестве пытался уйти в Святую Землю, но не преуспел в этом, ибо Бог предназначал ему стать великим подвижником в Русской земле. Промыслительное значение неудачи Феодосия Печерского, которому воспрепятствовала уйти в Палестину мать, подчеркнуто и в ЖФ., и в службе печерскому игумену: “Видети въжеле Гробъ Господень, но свыше бысть возбраненъ Божиимь смотреньем”. (Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. I. Вторая половина тома. М., 1997 [репринт изд.: М., 1904]. С. 514).

Феодосий Киновиарх, “помысливъ ити во Иерусалимъ<...>“ (Великие минеи четии. Январь. Тетрадь 1, дни 1—6—11. Стб. 568), преуспел в своем намерении. Соотнесение ЖФ и Жития Феодосия Киновиарха рождает дополнительный смысл: Феодосий Печерский — это как бы Феодосий Киновиарх, но совершающий подобное иерусалимскому святому в Русской земле; Печерский игумен — это русский Феодосий Киновиарх, предназначенный именно для устроения монашества на Руси.

Соотнесенность ЖФ с Житиями Антония Великого, Саввы Освященного, Евфимия Великого, Феодосия Киновиарха объясняется сходством Феодосия Печерского и этих святых: все они представлены в житиях как основатели монашества (Феодосий Печерский на Руси, Антоний — в Египте, Савва, Евфимий и Феодосий Киновиарх — в Палестине).

Литературный фон и духовный контекст ЖФ образует также и Житие Феодора Студита: Феодор — настоятель Студийского монастыря и составитель его устава, а именно Студийский устав был введен Феодосием в Печерском монастыре. Кроме того, имена Феодосия и Феодора семантически почти тождественны.

Общих мотивов в ЖФ и Житии Феодора Студита не столь много, и они по существу являются топосами. Оба святых исключительно успешно постигают книжное учение; оба “начальники и учители” в своих монастырях. Но ЖФ и Житие Феодора Студита роднит также особое самоуничижение святых, вызванное стремлением уподобиться Христу. Феодор, как и Феодосий, помнит о Боге, принявшем облик раба, а потому и сам “въ рабий смиренный облечеся образ” (Житие и жизнь преподобнаго отца нашего исповедника Феодора игумена Студийскаго // ВМЧ. Ноябрь, дни 1—12. СПб., 1897. Стб. 365). В сходных словах объясняет матери свой самоуничиженный труд по приготовлению просфор Феодосий в ЖФ. (О мотиве кенозиса, самоуничижения в ЖФ. см. подробнее: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. С. 681—742.)

В еще большей мере связывают ЖФ и Житие Феодора Студита видения, свидетельствующие о смерти святых. В переводном Житии Феодора Студита рассказывается о монахе Иларионе, которому было явлено видение души Феодора, встречаемой ангельскими чинами. В ЖФ рассказывается о том, как князь Святослав увидел огненный столп над монастырем и понял, что это видение означает смерть Феодосия. Через соотнесенность ЖФ и Жития Феодора Студита Феодосий предсает как русский Феодор Студит.

Исследователи неоднократно указывали на сходство эпизода ЖФ, рассказывающего о приходе матери к Феодосию, и Жития Симеона Столпника: и Феодосий, и Симеон отказываются встретиться со своими матерями (Абрамович Д.И.. Исследование о Киево-Печерском патерике... . С. 153; Федотов Г.П. Святые Древней Руси. С. 60). Однако, при внешнем сходстве, смысл этих эпизодов в ЖФ и в Житии Симеона Столпника различен. Мать Симеона, упав со стены ограды, умирает, и лишь улыбка мертвой во время молитвы Симеона о ее душе говорит о будущей встрече матери и сына в иной жизни (Великие минеи четии. Т. I. Сентябрь, дни 1—13. СПб., 1868. Стб. 12—13; русский пер. греческого Жития Симеона — Жизнь и деяния блаженного Симеона Столпника (пер. С.В. Поляковой) // Византийские легенды. Л., 1972. С. 28—29). Феодосий же, понуждаемый Антонием, выходит к матери и беседует с нею. Он убедил мать стать монахиней, обещая в этом случае видеться с нею. Симеон полностью изолирует себя от мира, он даже покидает монастырь, избрав столпнический подвиг. Феодосий же озабочен обращением матери к Богу и не лишает ее — при пострижении в монахини — встреч с сыном. Он не отгорожен от “мира”, он привносит в “мир” христианские начала.

Сопоставление ЖФ с переводными византийскими агиобиографиями показывает, что путь Феодосия к Богу несколько отличается от парадигм, воплощенных в греческих образцах Нестора; ЖФ само становится парадигмой для позднейшей древнерусской агиографии. В то же время ЖФ содержит почти полный набор элементов, характерных для житийного жанра как такового и сравнительно редко в полном объеме встречающихся в одном тексте. Феодосий — аскет; Феодосий — устроитель монашества; Феодосий — мудрец, одаренный книжным знанием; Феодосий — обличитель неправды “мира” (осуждение князя Святослава, изгнавшего старшего брата); Феодосий — защитник и проповедник христианства в спорах с иноверцами (прения с иудеями); Феодосий - заступник за обиженных; Феодосий — прозорливец: Феодосий — победитель бесов. Такие мотивы соотносят ЖФ с чрезвычайно широким кругом житий (так, обличение властителя роднит ЖФ с Житием Иоанна Златоуста-обличителя неправедной царицы Евдоксии). Эта особенность ЖФ не случайна. ЖФ — по-видимому, первая агиобиография первого русского преподобного. Феодосий для Нестора — не только основатель русского монашества, но и святой, равнодостойный всем великим греческим святым. И Нестор в ЖФ стремится изобразить святость Феодосия максимально полно, как выражение самых различных типов святости. ЖФ выступает как бы в роли словаря мотивов для всей последующей русской агиографии.

ЖФ отличает от переводных византийских житий, образующих его литературный и духовный контекст, значительно более жесткая структурированность. Ряд эпизодов в ЖФ соединен в триады и выражает символику Святой Троицы. Жизнь Феодосия связана с тремя городами — Василевым, Курском и Киевом, и пребывание в каждом из этих локусов имеет провиденциальный смысл (ср. о семантике и структуре пространства в ЖФ: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. С. 625—638). Феодосий трижды пытается покинуть материнский дом, и только третья попытка оказывается успешной. Три события наиболее значимы в духовном пути святого к Богу: крещение и наречение имени, евангельские слова, которые Феодосий слышит в церкви, обращающие его мысль к монашескому служению, приход к Антонию и пострижение. Три посмертных чуда Феодосия описаны в ЖФ. Кроме истории прихода Феодосия в монастырь, в ЖФ рассказано еще о двух монахах — о Варлааме и Ефреме, — которые, как и Феодосий, вынуждены преодолеть сопротивление — запреты родственников и князя.

Центральное повествование — собственно жизнеописание Феодосия — четко разделяется на две основные части. Первая часть — это история прихода святого в пещеру преподобного Антония, обретение им места в мире, предназначенного Богом. Феодосий пытался уйти с паломниками в Святую Землю, но был насильственно возвращен матерью; затем он покинул родной дом и удалился в другой город к священнику, но был также понужден вернуться. И лишь третья попытка оказывается удачной — ибо она соответствует божественному замыслу о Феодосии. Он становится печерским монахом и основателем русского монашества. Нестор в ЖФ прямо подчеркивает провиденциальный смысл неудачной попытки Феодосия уйти в Святую Землю: “Благыи же Богъ не попусти ему отити отъ страны сея, его же и-щрева матерьня и пастуха быти въ стране сей богогласьныихъ овьць назнамена, да не пастуху убо отшьдъшю да опустееть пажить юже Богъ благослови, и тьрние и вълчьць въздрастеть на неи, и стадо разидеть ся” (С. 76). Число попыток, совершенных Феодосием (три), символично.

Устремленность святого в первой части ЖФ — от мира к Богу. При этом мир, в лице матери (а в конечном итоге — дьявола) препятствующий святому в его намерениях, одновременно враждебен Феодосию и неведомо для себя как бы благожелателен. Мать Феодосия, противящаяся уходу святого из дома, оказывается в ЖФ орудием в руках Господа. Переезд семьи Феодосия из Васильева в Курск удаляет святого от священного центра Русской земли — Киева (Курск расположен на значительно большем расстоянии от столицы) и от будущего Печерского монастыря, одним из основателей которого Феодосий станет. И в то же время неведомым образом, не в географическом, но в духовном пространстве, к Киеву приближает: именно в Курске придет к Феодосию мысль посвятить себя Богу, именно отсюда он отправится в “стольный град”.

Провиденциальный смысл переселения в Курск подчеркнут Нестором: “Бысть же родителема блаженаго преселити ся в инъ градъ Курьскъ нарицаемыи, князю тако повелевъшю, паче же реку — Богу сице изволивъшю <...>“ (с. 74).

Но хотя в первой части агиобиографии мир, в лице матери желающий отвратить Феодосия от его замысла, невольно исполняет божественный замысел, осуществление Феодосием своей третьей, угодной Богу, попытки ухода совершается также, как и прежние поступки, вопреки материнской воли. Таким образом, в первой части ЖФ, повествующей о святом до принятия им монашеского сана, Феодосий уходит из мирского пространства в сакральное, преодолевая препятствия. В ЖФ этот мотив преодоления препятствий утроен не только в повествовании о самом Феодосии, но и в рассказах о Ефреме и Варлааме — первый постригается в монахи вопреки воле князя, второй — вопреки воле отца. Во второй части ЖФ Феодосий, напротив, неоднократно исходит в мир, чтобы обратить живущих в нем к Богу и восстановить попранные благочестие и правду. Таковы прения с иудеями, ради обличения веры которых он по ночам выходит из монастыря. Эти “выходы” из обители напоминают попытки Феодосия покинуть родной дом: действие также происходит ночью, противление воле матери грозит Феодосию побоями, споря с иудеями, он ожидает от них смерти. В то же время три ухода из дома контрастируют с прениями, так как противоположно направлены — в первом случае это бегство из мира, во втором — выход в мир (но по существу — увещевание живущих в миру). Покидает Феодосий монастырь и ради наставительных бесед с князьями Изяславом и Святославом; Святослава он укоряет за изгнание брата и за любовь к игрищам.

Помимо, так сказать, “физических” выходов Феодосия из обители, в ЖФ есть и “выходы” символические. Из монастыря в мир исходят слова Феодосия: послания Святославу, просьба к судье поступить по справедливости с притесняемой женщиной.

Границей между двумя частями ЖФ оказывается сцена прихода матери к Феодосию, когда она требует сына покинуть пещеру Антония. В этой “пороговой стиуации” духовного поединка сына и матери, монастыря и мира побеждает Феодосий. Он не возвращается в мир, мать же сама становится монахиней. В дальнейшем враждебные святому и Печерской обители люди, проникая в монастырь, не наносят ему урона, но приходят к покаянию и так оказываются побежденными. Это разбойники, о которых рассказывается в ЖФ.

Сам Феодосий в ЖФ не удаляется далеко из обители, ни разу не уходит в другие монастыри и земли. В этом он отличен не только от Антония и Никона, но и от Варлаама и Ефрема, пришедших в монастырь после Феодосия. Не случайно в финале ЖФ говорится о монастыре и об исключительном значении именно Феодосия в благоденствии обители: “И тако умножаше ся место то благодатию Божиею и молитвы ради святаго нашего Феодосия” (с. 133).

Первая и вторая части ЖФ соотносятся друг с другом и как сюжетная и а-сюжетная. Если у первой части есть единый сюжет — попытка Феодосия уйти из грешного мира и посвятить себя Богу — и есть два протагониста — сам Феодосий и его мать, — то вторая часть состоит из ряда относительно самостоятельных эпизодов.

Однако на высшем смысловом уровне эта оппозиция двух частей ЖФ снимается. Прежде всего это совершается в тексте ЖФ посредством имени святого. В начале ЖФ повествуется о наречении имени Феодосию при крещении.. Как неоднократно замечали исследователи, в частности, Е. Е. Голубинский (Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. I. Вторая половина тома. С. 574, прим. 1), Нестор, по-видимому, подменяет мирское имя Феодосия именем, данным при пострижении в монахи. (Предположение, что при принятии монашеского сана на Руси в XI веке могло сохраняться мирское имя, труднодоказуемо.) Независимо от причин, побудивших Нестора к этой замене, таким образом Феодосий изначально предстает символически уже при крещении печерским игуменом и великим святым (Нестор обыгрывает семантику имени: “Феодосий” по-гречески — “данный Богу”).

В ЖФ развернуто несколько семантических рядов, в основе которых лежат метафоры или символы. Первый ряд объединяет мотив полета. Феодосий, “окрилатевъ же умъмь, устрьми ся к пещере” (с. 80) Антония. (Сам Киев и Печерский монастырь в древнерусском культурном сознании были противопоставлены как горное место равнине). В ЖФ неоднократно описываются чудеса, связанные с вознесением в небо: отрывается от земли в небо печерский храм, сохраняя монахов от нападения разбойников; в сиянии над монастырем некий боголюбец видит Феодосия; огненный столп над монастырем возвещает князю Святославу смерть святого. С деяниями Феодосия в ЖФ связывается прежде всего и выход монахов из пещер на поверхность земли, и строительство Успенского храма. Приуроченное к строительству нового храма видение божественной службы, в которой участвуют ангелы в образах Феодосия и других монахов, как бы связывает небо и землю.

Другой семантический ряд в ЖФ является реализацией метафор “Феодосий — солнце”, “Феодосий — светильник” и воплощает символ света: видение ангелов в образах Феодосия и монахов, несущих зажженные свечи и идущих от старой церкви к новой и упомянутые видения молящегося Феодосия и огненного столпа.

Еще один семантический ряд связан с символикой хлеба, прежде всего литургического — просфоры — и работы на ниве Господней: Феодосий в юности трудился на ниве с рабами (в этом эпизоде воплощена евангельская метафора последователей Христа — работников на ниве Господней). Также Феодосий помогал священнику, приготовляя тесто для просфор. Как рассказывает Нестор, святой видел в этом особенный смысл, о чем и поведал матери: “<...> Егда Господь нашь Иисусъ Христосъ на вечери възлеже съ ученикы своими, тъгда приимъ хлебъ и благословивъ и преломль, даяше ученикомъ своимъ, глаголя: “Приимете и ядите, се есть тело мое, ломимое за вы и за мъногы въ оставление греховъ”. Да аще Господь нашь плъть свою нарече, то кольми паче лепо есть мне радовати ся, яко съдельника мя сподоби Господь плъти своеи быти” (с. 77). Феодосий пек просфоры, “съ радостию<...>, съ мълчаниемь и съ съмерениемь” (с. 77) принимая укоризны и поношения. Как замечает Нестор, “се же тако Богу изволивъшю, да проскуры чисты приносять ся въ церкъвь Божию от непорочьнаго и несквьрньнааго отрока” (с. 76).

О хлебе и вине (о вине именно в связи с литургией) затем неоднократно рассказывается в ЖФ — в эпизодах, повествующих о недостаче муки и вина в обители и об их чудесном обретении. Феодосий-игумен заботится о духовном окормлении, пренебрегая попечением о хлебе для насыщения тела, и Господь питает его обитель (в большинстве чудес с умножением пищи речь идет именно о хлебе). Эта семантическая цепь сплетена с другой, выражающей литургическую символику (рассказ о приготовлении Феодосием просфор перекликается с чудом об обретении вина для литургии и с чудом — наказанием за нарушение завещания Феодосия вкушать праздничный хлеб в пятый день первой недели Великого поста: сладкий хлеб в этом рассказе соотнесен с хлебом литургическим). В переводных греческих житиях, в которых содержатся чудеса с умножением пищи — например, в Житии Саввы Освященного — этих литургических коннотаций нет.

Своеобразным ядром текста является пространная молитва Феодосия-игумена, следующая за рассказом о переселении монахов на поверхность земли и концентрирующая инвариантные мотивы ЖФ (оставление родителей и служение Богу, плач и пост, путь к Господу).

ЖФ также строится на принципе преодоления времени, временного плана бытия. Феодосий еще при крещении именуется не мирским, а монашеским именем. Путь его уже как бы состоялся в иной, высшей реальности.

Таким образом, текст ЖФ, вопреки утверждениям некоторых ученых о его фрагментарности, достаточно жестко стуктурирован. Нестор варьирует различные приемы, чтобы выразить святость Феодосия; многообразно украшает текст, создавая ощущение его необычайной искусности и риторического совершенства. По-видимому, Нестор сознательно стремился создать текст, достойный прославляемого печерского игумена и превосходящий греческие образцы.
© Все права защищены