Обзор российских интеллектуальных журналов.

. №7 (8). 2002.

“Еще один серьезный журнал. Зачем плодить издания, которым не найдется места на прилавке, к чему сеять новые зерна в поле, где годами стоят несжатыми “Вопросы философии”, “Вопросы литературы”, “Химия и жизнь”, успехи различных наук?”. Этими словами открывается первый номер “международного журнала” “Интеллектуальный форум” (“ИФ”). Подобный, вполне ожидаемый вопрос, действительно, может задать себе человек, впервые открывший “ИФ”, свежий номер “Отечественных записок” или последние два номера (№1, №2) журнала “Логос”. Эти издания, каждое из которых по-своему отвечает на вопрос “зачем”, можно объединить не только довольно расплывчатым определением “серьезный” или “интеллектуальный” журнал. Гораздо важнее, что несмотря на резкое своеобразие этих “серьезных журналов” они связаны единой установкой, общим представлением о “целях и задачах”.

Первый номер журнала “ИФ” появился в мае 2000 года. На сегодняшний день вышло десять номеров (журнал выходит один раз в три месяца). В программной статье первого номера редакция журнала (главные редакторы - Елена Пенская, Марк Печерский) указывает на необходимость “воссоединения специальных знаний с нашими заботами и проблемами”. “Отметим, что речь идет не о популяризации достижений науки и культуры, не о диалоге академика с домохозяйкой, а о public philosophy. К сожалению, мы вынуждены употребить это английское выражение, потому что аналога ему в русской культуре нет”. Последнее замечание крайне характерно для “ИФ”: как правило, костяк каждого номера составляют именно переводы - переводы статей-рецензий из американских и английских журналов The New Republic, The New York Review of Books, London Review of Books, The New Yorker, выполненные, в частности, такими переводчиками, как Виктор Голышев и Григорий Дашевский. При этом материалы, составляющие сборник, совершенно различны - не частый случай, когда под одной обложкой можно найти краткий очерк истории парижской канализации и статью под названием “Суровый восторг. Митнагдим и хасиды: теологическое противоборство двух течений в иудаизме”. И это соседство отнюдь не случайная оплошность редакции, а след определенной продуманной журнальной стратегии. Так, в третьем номере вы найдете статью Тони Джадта “Холодная война: архивы и история, факты и знания”, заметку Джона Ланчестера о суде над компанией “Майкрософт” и очерк Марка Белкина о древнекхмерском храме Байон. Нередко, впрочем, в одном номере появляются маленькие тематические блоки - две-три статьи, рассматривающие схожие проблемы. Так, например, в шестом номере вы найдете две статьи о современном положении США в мире, в восьмом - две статьи о Британских островах и две о проблемах современных корпораций, в десятом - две статьи о проблемах фермеров (одна из них открывается словами “Фермеры видят мир не так, как другие”) и т.д. Самый цельный номер, пожалуй, девятый, почти исключительно посвященный религиозной проблематике. В него вошли статьи “Непреходящая Византия”, “Человек Православный и Homo Catholicus ”, “Мусульманская Реформация” и другие. Впрочем, ни о какой внутренней связи между этими материалами говорить не приходится, да и уже из названия этих статей становится понятно, что какое бы то ни было объединение по тематике в “ИФ” достаточно условно. Между тем, различны не только темы и подходы, представленные в материалах журнала, но и качество статей. Подчас эти статьи - не более чем развернутые рецензии англоязычных авторов на американские и западные книжные новинки, представляющие собой не более как пересказ того или иного издания. Либо, напротив, это вполне новаторские статьи, как например, очерк Лешека Новака “Что происходит в Польше” (№ 5) или статья Алана Вулфа “Революция, которой не было. Почему консерватизм в долгу перед либерализмом” (№ 8) или “Размышления о самосознании лингвистов и филологов (этические аспекты)” Ревекки Фрумкиной (№ 3) - статья, которую вместе с работой Сергея Зенкина “Наследники структуралистского Просвещения” (№ 2), на сегодняшний день можно назвать, пожалуй, главной удачей “ИФ”. То, что подобное многообразие, от которого в какой-то момент начинает рябить в глазах, действительно, сознательная установка редакции, становится очевидно благодаря редакторскими вступлениям, открывающим каждый новый номер “ИФ” и призванным, по-видимому, придать связность материалам и цельность изданию. Основное стремление этих редакторских “эссе”, с одной стороны, показать актуальность той или иной статьи, а с другой - объяснить, что информационная сторона публикуемых работ не так уж важна, так как “журнал адресован любому думающему человеку, уважающему сложность мира - своего и чужого”. Показывая читателю под каким ракурсом имеет смысл читать материалы номера, редакция замечает: “В эту удивительную эпоху каждый из нас свободен в меру собственного разумения собирать из мировой мозаики собственную картину мира ” (№ 2). Именно такую мозаику и представляет собой всякий раз номер журнала, а читателю всякий раз будто предлагается своеобразный пазл, игра - в “меру собственного разумения” сложить различные фрагменты в одну картинку. Именно таким образом - через совместный поиск (редакцией и читателем) связи между различными явлениями, через демонстрацию всего разнообразия интеллектуальной жизни журнал стремится соединить “специальные знания с нашими заботами и проблемами”.

“Поискам бесконечных связей всего во всем , собиранию обращающихся в мировом интеллектуальном сообществе идей, восстановлению нормального кровообращения в культуре посвящен новый журнал”. Эти слова редакторов издания (№ 1), с одной стороны, объясняют своеобразие издания, однако могут вызвать и определенное недоумение - зачем вместо того, чтобы все это разнообразное “сообщество идей” стараться привести в более или менее четкую систему, увеличивать хаос, и вместо того, чтобы делать связи внутри этого “сообщества” как можно более прочными, превращать это самое сообщество в бездонное блюдо с винегретом.

Совсем другое отношение к материалу - в журнале “Отечественные записки”, уже не раз рецензировавшемуся на страницах “НЗ”. Свежий номер “О.З.” (№7 (№8)), озаглавленный “Блеск и нищета российской науки”, посвящен понятию науки и всему , что с нею связано. “Что, собственно говоря, такое наука вообще и отечественная наука в частности? Как она организована? Можно ли без нее прожить? Как соотнести затраты на науку и итоговую прибыль?”. Эти и ряд других вопросов ставит перед авторами номера и его читателями редакция журнала. И здесь журнал стремится к абсолютной энциклопедичности, всеохватности в изучении современного (и не только) состояния науки. Рассматривая совершенно различные аспекты проблемы, авторы номера большое значение придают вопросу о соотношении науки и власти, или, вернее, науки и государства. Этому посвящен целый ряд материалов, в частности, во многом полемичная статья Бориса Салтыкова “Реформирование российской науки: анализ и перспективы”, где, с одной стороны, подробнейшим образом анализируется “история вопроса” и описывается “наследство, которое мы получили”, а с другой, дается ряд прогнозов, касающихся будущего состояния российской науки. Заключительный вывод статьи Салтыкова достаточно неожиданный и может вызвать по крайней мере удивление, если не учитывать предложенный автором взгляд на состояние науки: “Увы! Как это ни печально, именно у этой науки (“советской огромной мощной науки 60-70-х годов прошлого века”) в новой экономике России нет будущего. В ближайшее десятилетие страна может позволить себе совсем другую (весьма отличную от советской!) науку - компактную, гибкую, частично ушедшую непосредственно в промышленность, частично слившуюся с образованием”. В статье Владимира Фортова “Отечественная наука в переходный период”, рассматриваются причины “переживаемого нашей наукой кризиса” и делаются вполне конкретные предложения. Например, такое: “Крайне перспективным является усиление научно-технического сектора высшей школы (около 60 процентов кандидатов и докторов наук) путем взаимного сближения с академическими и отраслевыми НИИ”, или такое: “Для этого (для улучшения состояния дел в оборонной науке) целесообразно создать при Верховном Главнокомандующем РФ фонд перспективных оборонных исследований, который курировался бы РАН”. Крайне важно, что эти и другие предложения, сделаны человеком, находящимся “по обе стороны” проблемы - ученым-физиком, состоящим членом Совета по науке и высоким технологиям при Президенте РФ. По этой же причине интересен и диалог социолога А. Бикбова с А.А. Фурсенко, первым заместителем министра промышленности, науки и технологий РФ, посвященный в основном деятельности соответствующего министерства. Во всех материалах так или иначе возникает вопрос о кризисе науки - как отечественной, так и мировой. Как замечает Симон Кордонский в своей статье “Кризисы науки и научная мифология”, “разговоры о кризисе науки не лишены оснований. Но лишь в малой степени они относятся к процессу получения нового знания. Потребность исследования так же естественна, как и другие ценности, воспроизводимые европейской цивилизацией”. Естественен и интерес авторов журнала, стремящегося стать своеобразной энциклопедией, и к другим аспектам “научной проблемы”. Следующие рубрики номера носят вполне “говорящие” названия: “Финансирование науки” (отметим здесь статью Ю. Кузнецова, подробнейшим образом анализирующего российскую систему финансирования науки) и “Организация науки” (в статьях этой рубрики рассматриваются, в частности, следующие вопросы - можно ли и нужно ли существовать науке без государства, как организовать научное сообщество, какая информационная база необходима для развития сегодняшней науки, каким должен быть подход к государственно-технической политике и т.д.). В следующих, более специальных, рубриках речь идет об “истории, мифах и реальности” Российской академии наук и “наукоградов” в контексте современных преобразований. Отдельные статьи посвящены проблеме “утечки мозгов” и возможностям диалога с диаспорой, отдельные - социологии науки. Одним словом, установку на разностороннее изучение проблемы журнал выдержал. Стремление к энциклопедичности доказывает и тот факт, что каждый раздел номера снабжен специальной справкой - списком министров и министерств, перечислением научных организаций, определением основных понятий, которые встречаются в тексте статей и т.д. Открывается же номер заметкой “История понятия “Наука”” (Алексей Муравьев).

Крайне интересны в этом номере и публикации - в частности, сокращенного варианта главы из недавно напечатанной книги философа и футоролога Фрэнсиса Фукуямы “Наше постчеловеческое будущее”, отражающей тревогу автора относительно успехов науки. Кроме того, в номер вошли и материалы, прямого отношения к “Блеску и нищете российской науки” не имеющие. Это статьи, напечатанные “вдогонку” к предшествующим номерам посвящены, с одной стороны, церкви и, с другой, - жизни “новых коробейников” - челноков. Вряд ли имеет смысл сомневаться, что в следующих номерах “О.З.” появятся статьи, посвященные тем или иным аспектам, связанным с проблемой науки и дополняющим рецензируемый номер. А номер этот стремится зафиксировать и проанализировать современное состояние науки, а также обозначить новые проблемы и темы для обсуждения. Характерна при этом и очевидная апелляция журнала к власти. Как отмечается в редакторском вступлении, “именно сейчас власть формулирует для себя, что она хочет от российской науки и как намерена этого добиваться. Иными словами, определяет свою политическую позицию по этому вопросу”. Желание “именно сейчас” вести прямой диалог с властью и реально влиять на научную политику государства придает всему журналу совершенно особое звучание. Однако главная проблема издания, на наш взгляд, в определенной тяжеловесности, в том числе, и в объеме - без сомнения, перед нами журнал, который за один вечер за чашечкой кофе не прочитаешь. Неслучайно редакторское вступление открывается следующими словами: “Уважаемые читатели! У нас нет уверенности, что прошлый, 600-страничный, номер “О.З.” “Пространство России” можно прочитать за два отведенных на это месяца”. Удастся ли за два месяца достойным образом прочитать настоящий, 500-страничный номер “О.З.” неизвестно. Однако пространство для обсуждения и обдумывания создано крайне широкое. При этом “Энциклопедия “Отечественных записок”” продолжается - следующий том будет посвящен армии и военной организации государства.

Последние два номера журнала “по философии и прагматике культуры” “Логос” (№ 1(32), № 2(33)) посвящены гораздо более конкретным проблемам. Так, костяк первого номера составляют материалы о Франце Брентано. Кевин Маллиган исследует вопросы методологии Брентано и особенно пристально оппозицию “точность-болтовня” в контексте его философии. Виктор Молчанов в своих “Двух лекциях о Брентано” рассматривает “исходную и основную проблему феноменологической философии” - постановку проблемы сознания. Проблему сознания, хотя и в другом ключе, разбирает и Роман Громов в статье “Сознание и его части. Мереологическая модель исследования в психологии Ф. Брентано”: “Настоящая работа должна стать, по нашему замыслу, частью серии исследований, посвященных развитию теории частей и целого (мереология) в философии брентановской школы и в феноменологии раннего Гуссерля”. Разбирая указанную проблему мереологии, автор статьи делает и ряд более широких выводов о философии Брентано, центральный же вывод звучит так: “Брентано не сводит психологические законы к законам ассоциации, и связи между частями сознания не рассматривает как отношения каузальной зависимости”. Р. Громов перевел с немецкого и следующую “брентановедческую” статью - статью Дитера Мюнха “Intentionale Inexistenz у Брентано”, посвященную научной психологии Брентано и его книге “Психология с эмпирической точки зрения”. Дополняет это блок, посвященный Брентано, раздел “Публикации”, в котором помещается перевод несколько параграфов третьей части книги Гуссерля “Кризис европейских наук” (пер. В.И. Молчанов), подсвечиваюший другие феноменологические материалы номера. Если перечисленные исследования относятся к области философии, то первые две статьи первого номера - ближе к разговору о “прагматике культуры”. В них речь идет о “картинах мира” - Юрий Тюрин пишет о датской картина мира в перспективе русского восприятия, а Владислав Сафронов-Антономи размышляет уже о русской правовой картине мира, давая своей работе характерное название “Правовое бессознательное”. Статьи о Брентано вошли и в следующий - второй номер “Логоса”. Кроме того, здесь напечатаны две работы посвященные Юргену Хабермасу - одна, разбирающая его концепцию философии языка (М. Соболева), другая - полемику Хабермаса и Фуко в контексте идеи критической социальной теории (Владимир Фурс). Александр Долгин в статье “Прагматика культуры”, отталкиваясь от частного вопроса о категории роскоши, приходит к следующим выводам: “Именно изучение, казалось бы, частной проблемы -ценообразования в искусстве - обещает привести нас к очень значимым открытиям [...] Сегодня, когда на диалектах частных дисциплин уже озвучены разнообразные смыслы и их комбинации, остро ощущается дефицит общего подхода. Культура и всевозможные комментарии к ней скучают без новаций гуманистического толка, теряют интерес к самим себе”. Эта большая статья А. Долгина, пожалуй, один из самых интересных материалов, помещенных в двух последних номерах “Логоса”. Тем беднее, впрочем, на ее фоне выглядят очерки “Четыре клетки” (А. Бренер, Барбара Шульц) и ““Шпионаж” и “насильственная смерть” И.А. Ефремова” (Н. Петров, О. Эдельман), которые не богаты “новациями гуманитарного толка”.

Завершается номер публикацией перевода лекций Ж.-Б. Ботюля “Сексуальная жизнь Иммануила Канта”: “Я надеюсь, что мне удалось показать Вам, что сексуальность Канта коренится не в его жизни, а в его творчестве. Великая афера заключается в том, чтобы противостоять вещи в себе”. Лекции заканчиваются следующей фразой: “Она бы [приятельница Канта Мария Шарлота] могла бы ему [Канту] растолковать, что истиной так же мало обладают, как и женщиной”.

Без сомнения, следует признать, что все три рассмотренные издания состоялись. Вместе с тем, любопытно, что различий между “ИФ”, “О.З.” и “Логосом” не меньше, чем сходств. Это касается, в том числе, и аудитории, к которой обращаются указанные журналы и своеобразной интонации, которая есть у каждого. Любопытно, что все эти издания напоминают полузабытый теперь журнал “Творчество”, выходивший с мая 1918 по апрель 1922 года. Стремление сформировать нового читателя в новой политической и социальной ситуации, “гибридный” характер издания (нечто среднее между толстым и тонким), его просветительско-энциклопедические задачи, а главное подзаголовок - журнал “литературы, искусства, науки и жизни” - все это напоминает современные “серьезные” интеллектуальные журналы. Ведь главное, что объединяет “ИФ”, “О.З.” и “Логос”, - это желание создать новое культурное пространство и “восстановить нормальное кровообращение в культуре”. И пожалуй, это главный и принципиальный ответ на вопрос “Зачем?”.

Пугало глобализма.

(Вышел 50-й номер международного журнала "интеллектуальный форум").

Честно говоря, русское общество основательно истосковалось по интеллекту.

Небезуспешная попытка превратить нас всех поголовно в потребителей глянцевой полиграфической продукции все же не полностью увенчалась успехом. Остался неистребимый один процент, а это полтора миллиона мыслящих читателей, взыскующих философских решений, мировых проблем и проникновения в сущность. Эти три потребности, хлестко высмеянные в опере прокофьева "любовь к трем апельсинам", все же оказались неистребимы. И я не удивлюсь, если вовсе не один, а даже все десять процентов потенциальных читателей хотели бы ежемесячно перелистывать умный и толстый журнал. Желательно без цветных картинок. Вообще-то такие журналы есть. Они просто исчезли из поля зрения.

"Вопросы философии", например, или те же "комментарии". "Интеллектуальный форум" из этой категории. Он культурологический, философский, социологический, но прежде всего международный. Об этом говорит и состав статей, и подбор авторов. О. Уилсон (сша) - "возобновляя поиски, начатые просвещением"; роберт ирвин (великобритания) - "крестовые походы: древнейшие и новые стереотипы";

Шариф шукуров (россия) - "александр македонский и начало современного мира"... Перечисленные статьи существуют не сами по себе, а как бы продолжают дискуссию, начатую журналом. Суть научного диспута заявлена открыто. Существует ли единый процесс познания и восхождения человечества от ступеньки к ступеньке или все относительно, хаотично и нет никакого поступательного движения общечеловеческой мысли, как нет и самой этой мысли.

Я бы даже проще сказал: столкнулись две непримиримые линии глобалистов и фундаменталистов. Авторы избегают обоих терминов, слишком политизированных, но, по сути дела, речь идет именно об этом.

Было счастливое, золотое, радужное время эпохи просвещения, когда человеческое знание стало считаться единым. Скажем, география и физика, экономика и биология, астрономия и филология - все связано между собой единым процессом познания.

Сегодня эта вера энциклопедистов уже не кажется столь очевидной и достоверной. Многие считают, что даже внутри одной научной дисциплины никакого единства нет. Нет истории философии. Есть история множества философий, которые между собой никак не связаны. Нет единой всеобщей истории. Есть множество замкнутых в себе историй, не имеющих прямого отношения друг к другу.

Действительно попытки создания единых теорий, охватывающих и объясняющих все, уходят в прошлое. Марксу и энгельсу так и не удалось создать тотальную теорию общества. Вернее, создать-то они ее создали, да только она не срабатывает. Эйнштейну не удалось создать единую теорию поля, объясняющую все процессы от микро-до макромира. Великий математик гильберт так и не осилил единую систему непротиворечивых математических знаний. Зигмунд фрейд и павлов так и не смогли объяснить тайну человека сточки зрения психоанализа и физиологии. Так, может, и нет никакого единого процесса познания? есть множество удачных или неудачных гипотез, позволяющих решать те или иные задачи в определенном отрезке времени. И не более.

Идея о том, что мир един, возобладала в древней греции. Она толкнула ученика аристотеля александра македонского на воинские подвиги ради объединения всех народов в одно государство. Потом была римская империя. Потом священная римская империя. Империя наполеона в xix веке. Третий интернационал ленина- троцкого и третий рейх гитлера. Цели и средства этих глобальных систем были различны, но все они исходили из глобальных идей, из веры, что мир един и нечего выкаблучиваться, изобретая для каждого народа свой третий путь.

Сегодня глобализм аристотеля-македонского - это идея единой европы и единых общечеловеческих ценностей от нью-йорка до пхеньяна. Однако самые благие общечеловеческие цели и построения не срабатывают даже в крошечной югославии, распавшейся на нежелающих ничего друг о друге знать албанских мусульман, католических хорватов и православных сербов. Никак не срабатывает общечеловеческая модель даже внутри отдельных конфессий. Никакими силами не соединить шиитов и суннитов, православных под юрисдикцией украинского филарета и православных на той же украине под юрисдикцией московской патриархии. Конфликт между католиками и протестантами в северной ирландии, практически не имеет решения. Не удается наладить даже видимость нормального диалога между католиками и православными. Нет даже намека на цивилизованный и доброжелательный диалог между атеистами и верующими. Даже в экономике нет и намека на дружеский научный диспут между гайдаром и шмелевым. А в медицине? попробуйте примирить аллопатов с гомеопатами. Получится только драка.

Так есть ли все-таки объективное единое человеческое знание или это мечта создателей энциклопедии в xviii веке, с которой в xxi веке надо проститься раз и навсегда, мужественно взглянув в лицо реальности?

"гуманизм" и "глобализм" в сегодняшней россии ругательные слова. Почему так получилось? да потому что на фоне рейдов басаева, радуева и хаттаба все разговоры о прогрессе и гуманизме выглядят вечерней сказкой для самых маленьких.

И все же я рискну примкнуть к последователям энциклопедистов. Моя вера в единый процесс познания, в общечеловеческие ценности и в прогресс зиждется на элементарном стремлении живого быть живым, а не мертвым.

Фундаментализм везде упирается в тупик, потому что противоречит жизни. Вернее, с нею несовместим. Во что превратился афганистан? чем стала северная корея? вряд ли нужно отвечать на эти вопросы. Замкнутость и фундаментализм - это смерть. Глобализм при всех своих недостатках привел даже самые отсталые страны к свободе и процветанию. Разумеется, у глобализма есть свои гримасы и пароксизмы. Когда в исландии исландская сельдь становится дефицитом, а в греции в дельфах в таверне нельзя выпить кофе по-гречески - это, конечно, соскок в никуда. Когда в россии по всем восьми каналам показывают только голливудские боевики или назидательные сериалы - это явный сбой и путь не в ту сторону.

Однако выход из этого тупика не в запрете на "макдоналдс", а в поисках золотой середины.

Единое знание существует. Доказательство тому постоянный рост количества информации, накопленной человечеством. Другое дело, что знание - это не панацея и даже не сила, а всего лишь новая возможность для человечества. Чем больше знания, тем больше возможностей. А соотношение добра и зла остается неизменным. Зло не может победить, потому что жизнь, несмотря ни на что, продолжается, а добро остается непобежденным по той же причине.

Константин кедров.

Почему нужно развивать память и почему ее слабость - наше проклятие?

Умберто Эко, итальянский писатель и философ, написал потрясающее по своей мудрости и глубине письмо, которое адресовано его внуку. Оно называется «Дорогой внук, учи наизусть». Главная мысль в нем о том, что мы страдаем от плохой памяти и создаем себе, вместо ее тренировки, костыли в виде Гугла, гаджетов и различных веб-сервисов. Мы ограничиваем свою жизнь своей собственной и игнорируем опыт прошлых поколений. Прочтите его полностью и признайтесь себе, что с памятью нужно что-то делать и это не вопрос утилитарный, это вопрос понимания мира и происходящего в нем. Это вопрос выживания!

Я хотел с тобой поговорить о болезни, которая поразила твое и предыдущее поколение, которое уже учится в университетах. Я говорю о потере памяти.

Это правда, что если ты захочешь узнать, кто такой Карл Великий или где находится Куала-Лумпур, то ты сможешь нажать на кнопку и тотчас узнать все из интернета. Делай это, когда тебе нужно, но, получив справку, старайся запомнить ее содержание, чтобы не искать вторично, когда эти знания тебе понадобятся в школе, например. Плохо то, что понимание того, что компьютер может в любой момент ответить на твой вопрос, отбивает у тебя желание запоминать информацию. Этому явлению можно привести следующее сравнение: узнав, что с одной улицы до другой можно добраться на автобусе или метро, что очень удобно в случае спешки, человек решает, что у него больше нет необходимости ходить пешком. Но если ты перестанешь ходить, то превратишься в человека, вынужденного передвигаться в инвалидной коляске. О, я знаю, что ты занимаешься спортом и умеешь управлять своим телом, но вернемся к твоему мозгу.

Память подобна мускулам твоих ног. Если ты ее перестанешь упражнять, то она станет дряблой, и ты (будем говорить без обиняков) превратишься в идиота. Кроме того, все мы в старости рискуем заболеть болезнью Альцгеймера, и один из способов избежать этой неприятности заключается в постоянном упражнении нашей памяти.

Вот в чем заключается мой рецепт. Каждое утро выучивай какое-нибудь короткое стихотворение, как заставляли нас делать в детстве. Можно устраивать соревнование с друзьями на лучшую память. Если тебе не нравится поэзия, то ты можешь запоминать состав футбольных команд, но ты должен знать игроков не только команды Римского клуба, но и игроков других команд, а также их состав в прошедшие времена (представь, что я помню имена игроков Туринского клуба, бывших на борту самолета, потерпевшего крушение на холме Суперга: Бачигалупо, Балларин, Марозо и так далее). Состязайтесь в том, кто лучше помнит содержание прочитанных книг (кто был на борту «Испаньолы», отправившейся на поиск острова сокровищ? Лорд Трелони, капитан Смоллетт, доктор Ливси, Джон Силвер, Джим…) Выясни, помнят ли твои друзья имена слуг трех мушкетеров и д’Артаньяна (Гримо, Базен, Мушкетон и Планше)… А если ты не хочешь читать «Трех мушкетеров» (хотя ты не знаешь, что при этом теряешь), то проделай подобную игру с той книжкой, которую ты прочел.

Это кажется игрой, да это и есть игра, но ты увидишь, как твоя голова наполнится персонажами, историями и самыми разными воспоминаниями. Ты спросишь, почему когда-то компьютер называли электронным мозгом. Это потому, что он был задуман по модели твоего (нашего) мозга, но у человеческого мозга - больше связей, чем у компьютера. Мозг - это такой компьютер, который всегда с тобой, его возможности расширяются в результате упражнений, а твой настольный компьютер после продолжительного использования теряет скорость и через несколько лет требует замены. А твой мозг может прослужить тебе до 90 лет, и в девяносто лет, если ты будешь его упражнять, ты будешь помнить больше, чем помнишь сейчас. Он, к тому же, бесплатный.

Потом есть еще историческая память, которая не связана с фактами твоей жизни или с тем, что ты прочитал. Она хранит те события, которые случились до твоего рождения.

Сегодня, если ты отправляешься в кинотеатр, ты должен прийти к началу фильма. Когда фильм начинается, то тебя как бы все время ведут за руку, объясняя, что происходит. В мои времена можно было войти в кинотеатр в любой момент, даже в середине фильма. Множество событий случалось до твоего прихода, и приходилось домысливать то, что происходило ранее. Когда фильм начинался сначала, можно было увидеть, правильна ли твоя реконструкция. Если фильм нравился, то можно было остаться и посмотреть его еще раз. Жизнь напоминает просмотр фильма в мои времена. Мы рождаемся в момент, когда уже произошло множество событий на протяжении сотен тысяч лет, и важно понять, что же случилось до нашего рождения. Это нужно для того, чтобы лучше понять, почему сегодня происходит столько новых событий.

Сегодня школе (помимо твоего собственного круга чтения) следовало бы научить тебя запоминать то, что случилось до твоего рождения, но ей это плохо удается. Различные опросы показывают, что сегодняшняя молодежь, даже и университетская, рожденная в 1990 году, не знает, а, может быть, не хочет знать о том, что происходило в 1980 году, уже не говоря о том, что было 50 лет тому назад. Статистика говорит, что когда молодых людей спрашивают, кто такой Альдо Моро, то они отвечают, что он возглавлял «Красные бригады», а ведь он был убит членами этой подпольной леворадикальной организации.

Деятельность «Красных бригад» для многих остается тайной, а ведь они присутствовали на политической сцене всего лишь тридцать лет тому назад. Я родился в 1932 году, через десять лет после прихода фашистов к власти, но я знал, кто был премьер-министром во времена марша на Рим. Может быть, в фашистской школе мне рассказали о нем, чтобы объяснить, каким глупым и плохим был этот министр («трусливый Факта»), смещенный фашистами. Пусть так, но я знал об этом. Но оставим в стороне школу. Сегодняшняя молодежь не знает артисток кино двадцатилетней давности, а я знал, кто такая Франческа Бертини, снимавшаяся в немом кино за двадцать лет до моего рождения. Может быть, так было, потому что я листал старые журналы, сваленные в кладовке нашего дома. Я и тебе предлагаю перелистывать старые журналы, потому что это помогает понять то, что происходило до твоего рождения.

Но почему так важно знать о событиях далекого прошлого? Потому что часто подобные знания помогают понять ход сегодняшних событий и в любом случае, как знание состава футбольных команд, помогают обогатить нашу память.

Учти, что ты можешь тренировать свою память не только с помощью книг и журналов, но и с помощью интернета. Он пригоден не только для того, чтобы болтать с твоими друзьями, но и для изучения мировой истории. Кто такие хетты и камизары? Как назывались три корабля Колумба? Когда вымерли динозавры? Был ли штурвал на Ноевом ковчеге? Как назывался предок быка? Сто лет тому назад водилось больше тигров, чем сейчас? Что ты знаешь об империи Мали? Кто рассказал о ней? Кто был вторым Папой в истории? Когда был создан Микки Маус?

Я мог бы продолжать задавать вопросы до бесконечности, и они стали бы прекрасными темами для исследования. Все это надо помнить. Наступит день, и ты состаришься, но ты будешь чувствовать, что прожил тысячу жизней, как если бы ты участвовал в битве при Ватерлоо, присутствовал при убийстве Юлия Цезаря, побывал в том месте, где Бертольд Шварц, смешивая в ступке различные вещества в попытке получить золото, случайно изобрел порох и взлетел на воздух (и так ему и надо!). А другие твои друзья, не стремящиеся обогатить свою память, проживут только одну собственную жизнь, монотонную и лишенную больших эмоций.