Монашество – это не только христианское, но и общерелигиозное явление. Еще до появления христианства на исторической арене монашество уже существовало в лоне восточных религиозных культов. В иудаизме в эпоху возникновения христианства тоже бытовали религиозные общины, такие как ессеи в Палестине или терапевты (целители) в Египте, которые помимо аскезы сформировали определенный образ жизни, напоминающий монашеский. Однако, если восточным религиям, господствующая тенденция которых – уход от мира, аскеза и монашество изначально присущи, то в иудаизме, как и в любой другой религии с мессианским или пророческим характером, они возникают как средства выражения религиозного чувства. С другой стороны, аскеза как особый образ жизни, являющийся обязательным условием для ухода из мира и развития монашества, была известна уже в эллинистическом мире.

Христианский аскетизм

В ареале распространения христианства аскетизм, на основе которого позднее появилось монашество, возник не как необязательный придаток, но как основная составляющая христианской веры и как основное следствие творения нового во Христе человека. Отречение от всего, составляющее основу аскетической и монашеской жизни в христианстве, было явлено самим Христом в качестве обязательного условия для всех, желающих следовать за Ним: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною», «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником». Христианин призван жить в мире как «пришлец и поселенец» в ожидании Царствия Божия. Кроме того, выбор девственности и безбрачия вместо брака во имя Царствия Небесного прямо декларируется в Новозаветных книгах. Апологет Иустин отмечает, что многие христиане, как мужчины, так и женщины, в первые десятилетия II века и в 60 и 70 лет пребывают в девстве. Апологет Афинагор Афинский немного позже свидетельствует: «Можно найти множество мужчин и женщин, которые состареваются безбрачными , надеясь теснее соединиться с Богом». Наконец, молитва, пост, смирение и взращивание в душе добродетели составляют основные элементы христианской жизни с момента ее появления.

Крайнии тенденции

Идеи крайнего аскетизма распространились во втором веке в русле религиозно-философского течения гностицизма, в основе которого лежит метафизический дуализм и полное презрение к миру. Для гностиков мир и все, что связано с ним, не обладает положительной ценностью. Еврейский Бог – Демиург, являющийся творцом мира, считается гностиками низшим Богом. Высший и Благой Бог не участвовал в сотворении мира. И потому они проповедовали тезис «кажимости» воплощения Высшего Бога в лице Иисуса. Гностики, то есть те, кто обладает искрой блага, спасаются от творений Бога-Демиурга через презрение ко всему творению. Так возникли тенденции к крайнему аскетизму, дошедшие до полного отрицания института брака, и одновременно на тех же самых основаниях появилось и противоположное движение – к крайней этической раскрепощенности, к снятию всех нравственных запретов (так называемый антиномизм). В то же время в противовес идеям гностиков, адресованным «знающим», то есть интеллектуальной элите, Маркион, создавая свои религиозные общины, обратился, прежде всего, к низшим социальным слоям. Данные общины имели не только ярко выраженную аскетическую направленность, но и сходную с монашеской организацию. Наконец, монтанизм, который в свою очередь получил распространение среди бедноты Фригии, а позднее и Северной Африки, помимо ярко выраженного аскетизма характеризовался и стремлением к уходу от мира. Известно, что Монтана хотел собрать всех своих последователей во Фригийском городе Пепуза.

Аскеза и монашество

Знаменательно, что на протяжении трех первых веков истории Церкви, несмотря на активное развитие аскетизма, не существовало организованного монашества. Хотя многие христиане жили как монахи в миру и хотя общая ориентация раннего христианства содержала в себе все предпосылки, породившие позднее монашество, факты удаления от мира и жизни в пустыни начали наблюдаться лишь после середины III века и оформились в общественный институт в IV веке. Таким образом, аскеза, изначально являющаяся одной из обязательных составляющих христианского образа жизни, нашла свое особое выражение в монашестве.

Постановка проблемы

Здесь возникает вопрос: почему монашество возникло с такой задержкой в истории Церкви? Какие факторы обусловили то, что аскеза, изначально присущая христианской жизни, вылилась в особую форму монашества в этот период? Само собой разумеется, что в данном случае мы не рассматриваем монашество в богословском аспекте и не пытаемся объяснить его с точки зрения призвания Божия, а также призвания человека, но пытаемся подойти к нему как к институту Церкви. И потому мы постараемся объяснить факт его появления через события и изменения в общественной жизни.

Социальные условия

Итак, основными изменениями, произошедшими в означенный период в жизни христиан, были: усиление гонений против христиан с середины ΙΙΙ века, окончательное их прекращение в IV веке, признание христианства как государственной религии, связанное с массовым вступлением язычников в христианскую Церковь и усилением церковной организации. Эти события, проходившие на фоне общего социального и экономического кризиса, ознаменовавшего этот период, очевидно, связаны с появлением монашества. И потому необходимо более подробно рассмотреть, какую роль мог сыграть каждый из этих факторов в возникновении монашества.

Гипотеза первая

Первая гипотеза, с помощью которой мы попытаемся объяснить это явление, может быть сформулирована следующим образом: усиление гонений против христиан с середины III века привело к бегству верующих из населенных районов в пустыни, куда не могло добраться государство со своими карательными органами.

Исторические источники сообщают, что многие христиане были вынуждены, группами или поодиночке, покинуть место своего пребывания и бежать в пустыню, чтобы избежать заточения. В частности, историк Созомен сообщает, что многие его современники считали гонения против христиан причиной возникновения монашества:

«Другие же говорят, что причиною его были случавшиеся по временам гонения за веру, и что эта жизнь получила начало, когда христиане, убегая от преследований, делали себе жилища в горах, пустынях и лесах».

Эта гипотеза, однако, не дает полного объяснения феномену монашества. Гонения, действительно, могли стать причиной бегства христиан в пустыню и таким образом сыграть свою роль в появлении монашеского образа жизни, однако они не могли привести к его сохранению и дальнейшему оформлению в особый институт. После прекращения гонений должен был бы прекратиться или, по крайней мере, значительно сократиться и поток христиан в пустыню. В действительности, однако, произошло прямо противоположное. Бегство христиан в пустыню не только не остановилось после прекращения гонений, но и усилилось.

Гипотеза вторая

Вторая гипотеза состоит в следующем: прекращение гонений и признание христианства в качестве свободно исповедуемой религии привело к обмирщению жизни христиан и вызвало протесты многих верующих, выразившихся в массовых уходах в пустыню и созданию там монастырей.

Известно, что со второго десятилетия IV века не только исчезли все внешние препятствия, но появились и прагматические причины для крещения в христианскую веру. И действительно, многие в тот период стали христианами для того, чтобы получить определенные социальные или экономические привилегии. Это явление привело к резкому возрастанию числа христиан и к обмирщению их жизни. Однако оно же привело и к ослаблению единства христианских общин, в которых возобладали тенденции к индивидуализму. И подобно тому, как в социальной жизни индивидуализм является причиной ухода из социума, проявляющегося в форме индивидуального самоубийства, так и в религиозной жизни индивидуализм привел к уходу от мира, проявившемуся в переходе в монашество. Уход из мира, являющийся в определенном роде самоубийством на уровне социального общения, становится воскресением в перспективе высшего общения, то есть общности с Богом, через которое восстанавливается на новом уровне и общение с ближними. Монах покидает своих ближних не из ненависти к ним, но из-за невозможности жить рядом с ними той религиозной жизнью, которой он хочет. Таким образом, монашество возникает как своего рода «анти-социум», который, не являясь по сути своей противоположностью мирской жизни, создает предпосылки для последовательной христианской жизни, перспективой которой является всеобщность – единение со всеми людьми.

Знаменательно в этой связи наблюдение Василия Великого о важности монашеской жизни: «Душевной собранности способствует и уединение по месту жительства… Сверх других многих неудобств, душа, смотря на множество живущих беззаконно, во-первых, не находит времени очувствоваться в собственных своих грехах и сокрушаться покаянием о прегрешениях, напротив же того, чрез сравнение себя с худшими приобретает какое-то мечтательное понятие о заслуге; а потом мятежами и недосугами, какие обыкновенно производит мирская жизнь, будучи отвлекаема от драгоценного памятования о Боге, не только лишается возможности радоваться и веселиться о Боге, утешаться Господом и усладиться словесами Господними… но и совсем привыкает к пренебрежению и забвению судов Божиих. А больше и пагубнее сего зла и потерпеть невозможно».

Гипотеза третья.

Третья гипотеза, объясняющая развитие христианского монашества, связывает это явление с экономическим и социальным кризисом той эпохи. В частности, утверждается, что рождение монашества может в известной степени считаться одним из результатов социальных проблем, возникшем благодаря совпадению аскетических стремлений христиан с полным обнищанием общества, произошедшим в то время.

Связь экономической и религиозной жизни человека в целом известна. Бедность, увеличение налогов, финансовый кризис, коррупция власти и общая социальная нестабильность, ознаменовавшие эпоху правления Диоклетиана, естественным образом способствовали бегству в пустыню и развитию монашества. С уходом от мира христиане не только обретали более благоприятные условия для аскетической жизни, но и спасались от невыносимых экономических и социальных притеснений. Не случайно монашество было более распространено в Египте, и особенно в Фиваиде – аграрном районе, особенно пострадавшим из-за экономического и социального кризиса.

Связь ухода в пустыню с экономическими и социальными предпосылками находит себе подтверждение в монастырской традиции. Так, к примеру, в «Луге духовном» – сборнике изречений святых отцов – в повествованиях об авве Олимпии и о другом монахе, жившем вместе с аввой Пафнутием, их приход и возвращение в монашескую жизнь соответственно объясняются социально-экономическими причинами. Значение этих причин, однако, не стоит переоценивать. Сходные условия существовали в жизни христиан и ранее, но не приводили к уходу от мира. Более того, на основании дальнейшей истории монашества легко убедиться, что ни периоды расцвета монашества не совпадают непременно с экономическими и социальными кризисами, ни уходящие в монашество не происходят всегда из беднейших и низших слоев общества.

Гипотеза четвертая

Наконец, четвертая гипотеза может быть сформулирована следующим образом. Укрепление института Церкви ограничило ее харизматическую составляющую и создало необходимость создания новых возможностей для взращивания харизматической жизни. Ответом на эту вновь возникшую потребность стало появление монашества.

Одновременно с развитием института Церкви появляются, как известно, и различные общины христиан, которые, вступая в конфликт с официальной Церковью, призывают к возвращению к «подлинной» религиозной жизни (например, монтанисты, новатианцы, донатисты). Одновременно, впрочем, и в лоне самой Церкви многие верующие, не подвергая сомнению сам ее институт, стремятся к более полному опыту харизматического содержания христианской веры. Эти тенденции становятся более ярко выраженными, начиная с III века с усилением института Церкви. Так возникла необходимость в новом жизненном пространстве для верующих, которым стала пустынь. Уход в пустыню не был уходом из Церкви, но уходом от мира. Монах уходил в пустыню с тем, чтобы всецело посвятить себя новой жизни, которую предлагала ему Церковь. Этот уход можно было бы считать и своего рода протестом против жизни христиан в миру. Такой взгляд, однако, в целом не представляется верным. Монашествующие христиане и христиане-миряне никогда не вступали в противостояние или в конфликт друг с другом. На протяжении всего Средневековья, и в дальнейшем, в Новое время, не только существовали тесные связи между монастырскими и приходскими христианскими общинами, но и в целом монашество оставалось идеалом общественной жизни для верующих в миру. Это было особенно характерно для восточного средневекового христианства, где социальная жизнь верующих несла ярко выраженную печать монашеского идеала.

Согласно Эрнсту Трёльчу, с развитием Церкви образовалась глубокая пропасть между нею и миром, который теперь необходимо было либо отвергнуть, либо принять во всей его совокупности. Монашество пошло по первому пути, а широкие народные массы христиан – по второму. Однако это объяснение, которое также предполагает противопоставление монахов христианам-мирянам, не соответствует исторической действительности. Монашество не должно рассматриваться как раскол христианства, к нему нужно относиться как к усилению христианской жизни. А усиление, в свою очередь, не означает конфликта, но представляет собой распределение послушаний внутри единого церковного целого.

Подводя итог, мы можем сказать, что христианское монашество как организация аскетической жизни верующих возникает под влиянием всех названных факторов. Все вышеуказанные причины: в начале усиление гонений, изгнавшее многих христиан в пустыни, затем общий экономический и социальный кризис, далее, обмирщение жизни христиан в мире, ослабившее единство церковных общин, и наконец, укрепление института Церкви, породившее необходимость нового пространства для взращивания харизматической жизни, – внесли свой вклад в рождение и формирование христианского монашества.

Ранняя христианская община не знала монашества как постоянного установления. Этот факт на первый взгляд кажется удивительным: новейшие исследования все более убедительно доказывают существование тесных связей между Церковью первых веков и иудейством времени Христа, особенно с пророческой его традицией. В иудействе уже давно были и свои монахи, и свои пустынники. Своими нападками на конформизм господствующей религии пророки создали определенную духовность пустыни. Следует отметить, что для людей Ближнего Востока самым тяжким проклятием является лишение воды; пустыня есть земля опустошенная, обиталище одних лишь диких зверей; вся природа там враждебна человеку, подчинена сатане, врагу Божию. Но там же особенно проявляется мощь Иеговы, ибо без нее у человека нет надежды на спасение: там Иегова и есть Бог-Спаситель.

"Где Господь, Который вывел нас из земли Египетской, вел нас по пустыне, по земле пустой и необитаемой, по земле сухой, по земле тени смертной, по которой никто не ходил и где не обитал человек?" (Иер. 2, 6).

То, что Бог провел Израильский народ по пустыне, было величайшим Его благодеянием; вернуть его туда обратно-желание сатаны.

"Долгое время дух (нечистый) мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни" (Лк. 8, 29).

Древний ритуал "козла отпущения", изгонявшегося в пустыню и оставлявшегося там на погибель, означал отдачу искупительной жертвы злому духу Аза-зилу (Лев. 16, 8). Евреи, таким образом, видели в пустыне обиталище демона, и Новый Завет полностью принимает это понятие: "Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя" (Мф. 12, 43).

Почему же в предхристианском еврействе было так много пустынников? Почему Иоанн Предтеча и Сам Иисус уходили в пустыню, вдаль от избранной общины, вдаль от храма-знамения того, что Бог хранит Израиль? Почему Сын Человеческий позволил диаволу искушать Себя сорок дней в пустыне?

"Бог ведет Свой народ и Своего Сына, а позже пустынников и отшельников (в пустыню),-пишет протестанский автор,-не для того, чтобы они бежали от мира, а наоборот, чтобы привести их в самое его средоточие, дабы там, в самом трудном месте, явить Его победу и Его права... Когда Иисус удалялся в пустыню, как правило после сотворения какого-то чуда (Мк. 1, 35; Лк, 4, 42; 5, 16), то не только для обретения одиночества и покоя, но и, скорее, чтобы прийти туда, где Он должен и воздать Богу всякую славу". 1

Если Сотворение Мира началось в саду, где "произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи" (Быт, 2,9), то искупление открылось в пустыне.

"Начало Евангелия Иисуса Христа Сына Божия, как написано у пророков (Исайя):

вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим,
который приготовит путь Твой пред Тобою.
Глас вопиющего в пустыне:
приготовьте путь Господу,
прямыми сделайте стези Ему.
Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов" (Мк. 1, 1-3).

Пустыня, таким образом, является архетипическим символом мира, враждебного Богу, подчиненного сатане, того мертвого мира, которому Мессия принес новую жизнь. И как пришествие Его впервые было провозглашено Иоанном Крестителем в пустыне, так и христианские монахи видели в своем бегстве в пустыню борьбу с властью Лукавого и провозвестие Второго Пришествия.

Может показаться странным, что ранняя Церковь, будучи продолжением иудейства, где "монашеская" идея оставалась живой реальностью, так долго ждала появления последователей Иоанна Крестителя. Дело в том, что там целиком вся Церковь была Церковью странствующей, Церковью, бежавшей в пустыню от мира. Тайнозритель Апокалипсиса выразил это в образе жены: "Родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и Престолу Его. А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней" (Откр. 12, 5-6). И блуждание евреев в пустыне точно так же прообразует Церковь, искушаемую сатаной между Пятидесятницей и вторым пришествием. "Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море... Но не о многих из них благоволил Бог, ибо они поражены были в пустыне. А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как были они" (1 Кор. 10, 1, 5-6).

Но в IV столетии для христианства началась новая эра, и вот тогда по стопам немногих отдельных отшельников древнего времени прошли многие тысячи. В это время, перед лицом Церкви, которая обрела в покровительстве императора доселе не изведанную безопасность и была почтена богатством и привилегиями, они хотели сохранить христианскую общину в том образе, который она должна иметь до Пришествия Господня,-образа "жены, бежавшей в пустыню". Как пишет Луи Буйе, "великим нововведеньем III и IV столетий в действительности было не монашество, а скорее мирская жизнь новообращенных масс... Теперь христиане становятся эдилами, преторами, даже-хотя это и не имело большого значения-фламинами Юпитера... С епископами стали обращаться не как с вожаками разбойников, а как с важными сановниками, причем даже такие язычники, как император Аврелиан, в деле Павла Самосатского. Люди, потерявшие в результате недавних преследований руку, ногу или глаз, непринужденно восседали в каретах божественного Августа. И вся Церковь следовала этим руслом". 2 "Христиане начали с ухода из мира, поскольку не были ему нужны. Затем же так приспособились к этому разрыву, что уже не захотели мира, когда сам мир стал примиряться с ними". 3

Итак, монашество возобновило в Церкви пророческое служение, которое знал и ветхий Израиль. Оно служило противовесом Церкви, погрузившейся в обывательскую дремоту, Церкви, которая так легко вбирала в себя греко-римские народные массы и без угрызений совести пользовалась щедротами "благочестивейшего императора". На всем протяжении истории православного Востока именно пустынники, столпники, год за годом стоявшие на своих столпах, большие монашеские общины, которые, подобно Студийскому монастырю в Константинополе, проповедывали в среде самого города идеалы монашества, вызывая уважение императоров и почитание христианского народа, спасали Церковь от полного смешения с Империей. Свидетельство их по сути своей было не ветхозаветным, а новозаветным, поскольку Ветхий Завет отождествлял избранный народ с нацией и Государством. Перед лицом теократических притязаний христианской Империи монахи утверждали, что Царство Божие есть Царство будущего века в Истории; оно не есть социальная или политическая реальность, но само присутствие Бога.

И Восточная Церковь признала в монахах своих подлинных глашатаев. Церковь приняла их богослужение, их духовный путь, их образ святости. В VI в. она даже постановила, что епископат должен избираться только из среды монахов*{{В законах Юстиниана декретируется обязательность целибата епископов, что еще не означало их обязательного монашества. - В.А. }}. В течение Средних веков монахи на Востоке составляли элиту христианского общества.

И все же монашеский образ жизни знал искушения и опасности. Ведь отшельник, бежавший в пустыню и годами живущий там без таинств, или монастырь, который внутри Церкви составлял особую общину-не отделялись ли они на

деле от христианской Соборности? Не раздробляли ли они народ Божий? Не подменяли ли они индивидуалистическим благочестием ту общинную духовную жизнь, которая и есть сущность христианства? Не становились ли духовные подвиги Отцов-пустынников человеческими средствами стяжания благодати, при которых сама благодать уже не является безвозмездным даром Божиим? Несомненно, все эти отклонения в истории монашества бывали, тем не менее ясно и то, что после некоторых поисков Церковь сумела побороть эти отклонения как в плане институциональном, так и в плане вероучения. В институциональном порядке Церковь подчинила монахов власти местного епископа, таким образом они включались в то ядро христианской жизни, каким является поместная Церковь. Характерно, что Восток всегда противился попыткам создать религиозные ордена, "изъятые" из власти местного епископата... В плане вероучительном-после длительного периода рассуждения и анализа-Церковь осудила религиозный индивидуализм и спиритуализм, который иные монашеские течения вносили в христианскую мистику. Эти вероучительные тенденции будут рассмотрены далее.

Возникновению монашеских общин способствовали разные причины. Некоторые историки, например, называют даже сами гонения, которые обрушились на Церковь со стороны языческой власти. В частности гонение, которое открылось при Римском императоре Децие (249-251). Оно побудило многих бежать в пустынные места, в том числе и аскетов. Этих подвижников, которые остались жить в пустыне, стали называть анахоретами, или еремитами. Вскоре гонения закончились, и к власти в Риме пришел император Константин Великий, который объявил на территории Римской империи свободу вероисповеданий для всех религий (Миланский эдикт; 313) и, в первую очередь, для христиан. «После длительной борьбы с Церковью империя наконец капитулировала». А к концу IV века христианство окончательно утвердилось в качестве официальной религии Римской империи.

Но главным толчком к возникновению и развитию такого странного и необычного сообщества, каким стало монашество, послужили не гонения, а как раз напротив - внезапный мир и благоденствие Церкви. Массовое монашеское движение возникло как реакция на секуляризацию Церкви и церковного общества.

Множество язычников потекло в Церковь, которая стала наполняться неофитами. Если к приходу Константина Великого число жителей империи, исповедавших христианство, по подсчетам современных историков, составляло от 7 до 10% от всего населения империи, то к концу IV века их было уже более 50%. Многие становились лояльными к Православию, глядя на императора, а некоторые приходили в Церковь из корыстных (конъюнктурных) побуждений, для скорейшего продвижения по службе. Империя, тем не менее, продолжала жить своей привычной жизнью, а это значило, что продолжали существовать многие языческие обычаи. Например, на стадионах часто устраивались конские бега, в амфитеатрах - театральные представления, авторами которых были язычники. Различные празднества в честь многочисленных языческих божков увеселяли и развлекали население империи. Всеобщим почетом пользовались Олимпийские игры и другие спортивные и не только спортивные состязания. Считалось, например, почетным участие в эзотерических мистериях или в торжественных процессиях, сопровождающих некоторые языческие культы. В некоторых интеллектуальных центрах империи продолжали функционировать языческие школы, в которых преподавались языческие философские учения, а в простом народе сохранялись многие обряды и суеверия, которые очень плохо сочетались с чистой христианской жизнью.

Монастыри также играли значительную роль в жизни страны. Из монахов вышло большинство епископов, получавших таким образом высший духовный авторитет. Если низшее духовенство, как правило, имело семьи, то сан епископа предполагал безбрачие и одиночество. Но функции и уклад жизни у епископов и монахов в монастырях были очень разными. Византийское монашество предполагает образ жизни, альтернативный как жизни белого духовенства, так и жизни в миру. Зарождение монашества в Египте конца III в., в Палестине и Сирии в течение IV столетия было обусловлено конкретной ситуацией, однако оно быстро приобрело универсальное значение для позднеримского мира, испытав резкое укрепление своих позиций в период до VI в. Несмотря на попытки государства и церковных властей установить контроль над монастырями, в особенности после Халкедонского собора 451 г. и на основе законодательства Юстиниана, присущие монашеству антиавторитаризм и склонность к духовной утопии оставались источником их относительной независимости.

Монашество, в узком смысле,- это общинная жизнь с соблюдением обетов бедности, целомудрия и послушания в соответствии с определенным уставом и отрешенностью от мирской суеты. В широком смысле к монашествующим причисляют также отшельников, членов монашеских братств и вообще всех, кто принес монашеские обеты. Монашество сыграло огромную роль в становлении средневековой цивилизации и распространении христианства - как на Востоке, так и на Западе.

Основателем христианского монашества часто считают св. Антония Великого (ок. 250 - ок. 356). В возрасте двадцати лет он продал свое имение, роздал деньги нищим и поселился отшельником недалеко от дома (в Среднем Египте). Святой Антоний проводил дни в молитве, в чтении и заучивании наизусть Св. Писания и в работе. В 35-летнем возрасте он удалился в еще более уединенное место близ горы Писпир, на правом берегу Нила, но молва о его святости на протяжении последующих 20 лет побуждала других отшельников приходить туда и селиться в кельях поблизости от него. В 305 г. св. Антоний, по просьбам этих отшельников, нарушил свое уединение, согласившись наставлять их в аскетической жизни. Общины отшельников, подобные этой, стали впоследствии появляться повсеместно в Среднем и Северном Египте, и это ознаменовало возникновение новой, полуотшельнической, формы монашеской жизни, самыми знаменитыми примерами которой явились общины в Нитрии и Скее. Здесь самые строгие отшельники жили в уединении в кельях, расположенных так, чтобы их обитатели не могли ни видеть, ни слышать друг друга. Другие монахи собирались в церкви по субботам и воскресеньям. Некоторые ежедневно собирались по трое или четверо для совместного чтения псалмов или иногда посещали друг друга, чтобы побеседовать на духовные темы.

Не прошло и пятнадцати лет после этого первого шага, осуществленного св. Антонием, как св. Пахомий положил начало новому типу монашеской жизни -- общежительному монашеству. В 318 г. в Тавенне (Южный Египет) он создал первую киновию (монашеское общежитие), где монахи стали жить вместе в монастыре, обнесенном стеной, в домах, вмещавших по 30-40 человек. На каждого монаха возлагалась определенная работа, и монастырь полностью обеспечивал себя всем необходимым. Совместные трапезы, в которых монахи могли участвовать по желанию, совершались дважды в день, однако те, кто не желал в них участвовать, получали - хлеб и соль в своих кельях. Сам образ жизни отдельных монахов не был строго регламентирован, так как еще не существовало устава, или общего правила монашеской жизни.

Процесс формирования общежительного монашества завершил св. Василий Великий (ок. 330 - ок. 379). Прежде чем посвятить себя монашеской жизни, он совершил путешествие в Египет, чтобы изучить ее в первоистоках, и наиболее привлекательным ему показался общежительный тип. Святой Василий требовал, чтобы монахи в установленные часы суток собирались вместе на молитву и совместные трапезы. Монастыри, устроенные по образцу монастыря св. Василия, распространились по всей Греции, а затем и по славянским странам. Однако в Сирии и некоторых других странах предпочтение по-прежнему отдавалось отшельническому типу монашеской жизни.

Запад впервые познакомился с восточным монашеством при посредстве св. Афанасия Великого, епископа Александрийского, вынужденного бежать в Рим в 339 г. Годом позже Евсевий, епископ Верцеллы в Северной Италии, предписал духовенству своего собора вести киновийный образ жизни, впервые объединив статус клирика с монашеским статусом. Святой Августин сделал то же в отношении своего духовенства, когда в 388 г. возвратился из Рима в Северную Африку.

Общежительный уклад монашеской жизни, в его развитой форме, на Западе утвердился благодаря усилиям св. Бенедикта Нурсийского (ок. 480 - ок. 543). Познакомившись с житиями отцов-пустынножителей и монашеским уставом св. Василия Великого, он стремился приспособить образ монашеской жизни к особенностям условий и климата Западной Европы. В соответствии с системой, принятой св. Бенедиктом, каждый монастырь представлял собой самостоятельную единицу, и каждый монах был пожизненно связан со своим монастырем посредством особого обета, воспрещающего перемену места жительства (stabilitas loci). Бенедикт отчасти смягчил принятую на Востоке строгость монашеской жизни. Он установил часы, в которые монахи собирались на молитву и службы; совместное пение канонических «часов» считалось главной обязанностью бенедиктинских монахов. Бенедиктинство стало определяющей формой монашеской жизни на Западе: к концу XVIII в. все монахи Европы, за исключением Ирландии и некоторых испанских монастырей, были бенедиктинцами.

Возникновение в 910 г. Клюнийского аббатства, а затем Клюнийской конгрегации, явившейся самостоятельной ветвью бенедиктинства, положило начало возникновению монашеских орденов на Западе. Монашеский устав св. Бенедикта был дополнен принципом централизованного управления, при котором настоятель главного монастыря осуществлял руководство целой сетью подчиненных монастырей. Клюнийское аббатство оставалось сердцем монашеской жизни на Западе с X по XII в., пока ему не пришлось уступить свое первенство аббатству Сито и цистерцианцам, самым прославленным из которых был св. Бернар Клервоский (1091-1153).

XIII век стал свидетелем возникновения орденов нищенствующих братьев: доминиканцев, францисканцев и кармелитов. Хотя они, как и монахи предшествующих веков, соблюдали обеты бедности, целомудрия и послушания, следовали строгому уставу и осуществляли совместное пение Часов, цели этих новых орденов были прежде всего апостольские. Они занимались проповедью, обучением, служением больным и нищим и помогали приходскому священству в его работе.

После некоторого спада монашеского движения в XIV - начале XV в. три последующих века стали эпохой беспрецедентного роста числа новых монашеских орденов. Театинцы, возникшие в 1524 г., и иезуиты, чей орден был основан в 1540 г., стали первыми так называемыми регулярными канониками, или уставными клириками (т. е. монахами, имеющими священнический сан): большинство членов этих орденов - священники, занимающиеся строго определенным родом деятельности. От орденов регулярных каноников незначительно отличаются так называемые монашеские конгрегации. К их числу принадлежат пассионисты, основанные св. Павлом Креста (Паоло делла Кроче) в 1725 г., и редемптористы, основанные св. Альфонсом Лигуори в 1749 г. В их задачи входит преимущественно организация миссий и приютов. Кроме того, к числу духовных конгрегаций принадлежат Братья христианских школ, основанные Жаном Батистом де ла Саллем в 1679 г., главная задача которых состоит в воспитании детей и юношества. Наконец, существуют так называемые светские конгрегации, объединяющие священников, которые принесли «временные» обеты (в отличие от «торжественных» и простых «вечных» монашеских обетов). К их числу относят лазаристов, или винсентианцев, по имени Винсента де Поля, основавшего эту конгрегацию в 1624 г., и сульпициан, основанных Жан-Жаком Олье в 1642 г.

Мужские монашеские ордены католичества значительно уступают женским в количественном отношении. История последних тесно связана с историей мужских монастырей. Женские ордены, в большинстве случаев использующие уставы соответствующих мужских орденов, часто называют «Вторыми орденами», и нередко они находятся под юрисдикцией мужского («Первого») ордена. Члены этих женских орденов ведут строго затворнический образ жизни, предаваясь молитве и созерцанию (как, например, кармелитки), либо соединяют молитвы с какой-либо деятельностью, например с уходом за больными или преподаванием.

Терциарии, или члены «Третьих орденов», своим происхождением обязаны св. Франциску Ассизскому. Первоначально они не отказывались от мирских занятий, но при этом соблюдали смягченный устав ордена. Позднее некоторые из них стали жить вместе в общинах, занимаясь уходом за больными и помощью бедным. Со временем они усвоили особое облачение, и сегодня их признают монашескими конгрегациями. Таковы, например, Третий орден св. Франциска или Третий орден св. Доминика. Однако члены некоторых других «Третьих орденов» остаются терциариями в первоначальном смысле, т. е. «братьями-мирянами».

Монашеский образ жизни подразумевает соблюдение евангельских заповедей бедности, целомудрия, послушания и следование определенному «уставу», или «правилу». Такая жизнь требует испытательного периода и подготовки, именуемых послушничеством и новициатом и позволяющих оценить степень пригодности кандидата для монашества. Затем монах принимает на себя обеты бедности, целомудрия и послушания. Устав регулирует всю его повседневную жизнь: одеяние, трапезы, работу, молитвы и аскетические упражнения. Сначала эти обеты приносятся лишь на определенный срок и должны ежегодно возобновляться. Позднее приносятся «вечные» обеты, которые связывают человека на всю жизнь.

Первоначально монахи брали на себя только ту работу, которая не отвлекала их от молитвы (например, плели циновки или корзины). Однако, в соответствии с установлениями св. Пахомия, им надлежало выполнять все работы, необходимые для поддержания общины. Бенедиктинцы (под влиянием клюнийских реформ) возводили свои монастыри в глухом лесу, чтобы отделиться от мира. Вскоре они овладели искусством расчистки лесов и строительства зданий, достигли успехов в сельском хозяйстве. Переписывание рукописей очень рано стало одной из важнейших форм деятельности монахов - в силу постоянной потребности в копиях Св. Писания. Однако позднее монахи стали переписывать и рукописи греческих и римских авторов. Чтобы дать необходимую подготовку желающим поступить в монастырь, создавались монастырские школы, некоторые из них пользовались широкой известностью.

Все эти труды хорошо совмещались с основным родом деятельности монахов - совместным осуществлением суточного круга богослужений. Отказ некоторых монашеских конгрегаций от совместного вычитывания и пения Часов был продиктован стремлением больше времени уделять апостольским трудам (уходу за пациентами в больницах, преподаванию в школах и миссионерской деятельности в дальних странах). В настоящее время любые роды деятельности, совместимые с «евангельскими советами», т. е. с жизнью в бедности, целомудрии и послушании, осуществляются теми или иными монашескими орденами или конгрегациями.

Кто такой монах

Яков Кротов в статье «Что есть монах» дает православный взгляд на монашество: «Монашество существует, пока есть хотя бы один монах. Этим оно похоже на поэзию, которая существует лишь до тех пор, пока "жив будет хоть один пиит". Не читатель поэзии, а поэт нужен для существования поэзии. Монах среди христиан выделяется, как поэт на базаре. Поэт избегает базара прозы - и монах бежит от мира, но не в никуда, а в совершенно определенный, хотя и иной мир.

Монах начинается с бегства. В первые три века Церкви были люди, отказывавшиеся от брака, имущества, своеволия. Такой отказ составляет суть монашества. Однако эти люди еше не были монахами. Первый монах, Антоний Великий, добавил лишь одно новое: убежал, физически, телом убежал от людей, причем довольно далеко, чтобы его от людей отделяло расстояние. Очень далеко он убежать не мог, потому что жил в узеньком Египте. Но между ним и людьми лег контрольной полосой песок пустыни.

Россия шире Египта лишь на первый взгляд, а отступать некуда, как заметил еще Кутузов. Как и в Египте, каждый клочок земли тут занят, причем обычно, как и в Египте же, занят государством. Вместо песка в России использовали кирпич, складывая из него стены повыше...

Монастырская стена - расстояние, в целях экономии места вздыбленное вертикально. Она ограждает монаха не от врагов, а от друзей.

Напомним, что "моно" означает "один". Слово это - греческого происхождения: monachos, "одинокий", "ведущий уединенную жизнь". Монах уходит от мира, уединяется, и не так уж важно, сколько в этом уединении людей. Мать-одиночка считается одиночкой, даже если у нее двенадцать детей. Монах одинок, даже когда живет в монастыре, где еще семьсот монахов. Даже его одиночество уже необычно. Вне монастыря одиноким называют человека, который не общается с людьми. Абсолютно одинок человек, который не хочет разговаривать даже с самим собой. Такое одиночество - редкость, и обычно говорят об уединении: человек хочет побыть с самим собой или, если он человек молящийся, с Богом. Монах отнюдь не одинок и не только уединен. Он - один, как один горизонт, каким бы длинным он ни был. Земли много, земли разные, а горизонт - один. Он напоминает о том, что земля соседствует с небом.

Монах "уходит от мира". Казалось бы, это означает, что в мире образуется крошечная пустота. Из ботинка выскочил гвоздик,- невелика беда. Однако монах всегда воспринимается не как пустота, а как досада, как гвоздь в ботинке, колющий ногу, вовсе не ушедший прочь от нас, а зашедший слишком далеко в нашу жизнь.

Монах всегда хотя бы немного пугает, пусть даже человек вовсе ничего не знает о христианстве, потому что пугает всякий верующий человек. В этом и только в этом смысле можно называть подвижников буддизма или синтоизма монахами. Нательный крестик не виден, а если виден, то сразу осуждается как мода,- в общем, можно всю жизнь прожить в Москве и считать, что верующих вокруг как бы нет. Оранжевый или черный, буддистский, христианский или кришнаитский монах, да вообще любой человек в рясе, напоминает, что Бог, кажущийся фантазией, способен на то, на что далеко не всякая реальность способна: сделать явно нормального человека намеренно ненормальным по внешнему облику. Правда, неверующий не прочь заявить, что все верующие ненормальные, но это ведь лишь уловка, в которую сам человек слабо верит. Человек в рясе беспокоит именно потому, что он явно нормальный внутри этой рясы. Ряса просто и выразительно свидетельствует о том, что норма-то, видимо, не одна, а две. Мода, оказывается не единой в своем многообразии; есть две моды, из которых одна нормальная, а другая не поймешь какая, но, к огорчению для большинства, не сумасшедшая.

Монах - слово христианское. Назвать же буддистского подвижника монахом,- все равно что назвать милую девушку ангелом. Девушка возражать не будет, ангелы тоже промолчат (а который возразит - значит, не ангел), но все же сравнение будет не во всем точным. Все три обета, которые приносят христианские монахи, можно найти и у буддистских. Казалось бы, можно определить монаха как отказника от трех наиболее заманчивых в мире вещей: секса, денег и власти. Но этот отказ есть одновременно и утверждение трех сторон одного, вполне положительного, идеала. Три монашеских обета можно ведь выразить положительно: монах обещает быть целомудренным, бедным, послушным. А чего тут, собственно, положительного? Кто не видел озлобленных холостяков, гнусных нищих, омерзительных, хотя и совершенно безвольных трусов?

Нищий или безвольный холостяк, поселившись в монастыре, еще не станет монахом. Целомудренный, не владеющий ничем, смиренный буддист, или агностик, или большевик, все же не будет монахом с точки зрения христиан, которые первыми изобрели это слово. Наконец, ласковый, умный, честный настоятель монастыря тоже может не быть монахом. Таково, во всяком случае, было тревожное предчувствие святых основателей монашества. С этой же тревогой и надеждой всякий нормальный, не ослепленный благодатью христианин всматривается в лицо монаха, если доведется с ним встретиться на улице или хотя бы на фотографии. Особенно тревожно узнать о постриге знакомого в монахи. Как этот человек, вполне такой же, как я, как все, со своими маленькими слабостями (если речь идет о похожести на нас, то все слабости ближнего воспринимаются как маленькие), сможет стать иным? Это не какое-то простецкое "быть или не быть". Это "можно ли быть?"

Целомудрие, бедность, послушание тогда делают человека монахом, когда он принимает их ради Христа. Вот и вся суть монашества. Может быть, буддиста приведет ко Христу его буддистское благочестие. Сказать об этом точно христианам не дано. Может быть, любящего мужа приведет ко Христу его любовь к жене. Такие святые есть точно, в церковном календаре. А монаха приводит ко Христу Сам Христос.

Целомудрие, бедность, послушание есть отказ монаха не от усилий, а от веры в усилия. Всякий другой путь к Богу есть богочеловеческое предприятие, совместная компания, в крайнем случае, у атеиста, чисто человеческое приключение. Монах выбирает крайний путь: целиком довериться Христу, отключившись не только от мира, но и от себя. Христос этого вовсе не требовал. Монахи, однако, совершенно справедливо считают себя точными исполнителями Евангелия, потому что Евангелие есть весть не о том или ином пути ко Христу, а о том, что Христос есть Путь.

Большинство христиан любят монахов именно потому, что монах в принципе есть лишь прозрачность, через которую виден Христос. Святые семьянин, полководец, архиерей показывают, что может сделать Христос и верующие в Него; монах же просто показывает Христа. Поэтому, видимо, в VIII в. именно монахи выступили главными (после Папы Римского) защитниками икон - они ведь сами "всего лишь" живые иконы. Без них жизнь была бы пуста, как храм без креста.

Многочисленные упреки монахам (в протестантизме дошедшие до отрицания монашества) сводятся к тому, что монахи недостаточно монахи. В том, что монахи чрезмерно монашествуют, никто их не обвинял. Если же когда кто обвинял монашество в презрении к людям, то такой человек и Христа обвинил бы в том же. Монах, презирающий людей (и, в частности, кстати, считающий брак мерзостью),- это уже не монах, а ходячее противоречие в терминах, вроде горячего льда или кудахтающего льва. Монах, считающий себя выше не монахов,- это такая же дичь, как Христос, свысока смотрящий с Креста на стоящих у подножия Голгофы.

Монах любит людей любовью Христа - и невидимость монаха в этом мире, его неучастие в человеческих делах, пусть даже самых благочестивых, есть желание Христа не участвовать в делах, а быть невидимой частью всякого человеческого сердца, не помогать людям скоротать век до смерти, а быть среди них живым образом Воскресения. Лучше всего это видно не по монашеским книгам, а по монашеской одежде. Она черна - но это траур не по жизни, это напоминание о том, что сама смерть пронзена Христом насквозь и умирает. Монашеская мантия необычным образом разделена на три расходящиеся полоски ткани - и это всего-навсего напоминание о свивальнике для новорожденного, о том, что есть, есть новая жизнь, и эта жизнь - с Воскресшим.

Уважать монашество не означает обязательно стремиться стать монахом. Любить монашество означает любить Иисуса не как мудрого учителя, способного всегда дать совет, а как Спасителя, спасающего молчаливым терпением и промедлением. Радоваться монашеству означает радоваться не молниеносным вмешательствам Промысла в нашу суету, не тому, что Бог может улучшить и увековечить мир сей, желающий пребывать комбинацией роддома с военкоматом, но радоваться Христу Воскресшему, Преобразившемуся и Вознесшемуся, готовящемуся воскресить, преобразить и вознести мир к Своему Отцу».

Монашество на Руси

В «Древнем Патерике» приводится такая притча. «Авва Макарий спросил авву Захария: скажи мне, какое дело монаха? Сей отвечал: тебе ли спрашивать меня, отец? На это авва Макарий сказал ему: на тебя мне указали, сын мой, Захария! Есть некто, желающий, чтоб я спросил тебя. Тогда авва Захария говорит ему: по мне, кто делает себе во всем принуждение, тот монах».

А древний подвижник, автор знаменитого труда, наставляющего монашествующих, Иоанн Лествичник, сказал так: «Некоторые из имеющих дар рассуждения хорошо определили отвержение самого себя, сказав, что оно есть вражда на тело и брань противу чрева».

Понятно, зачем человеку, который «моно» (один, сам) или «инок» (иной, не такой, как все), требуется удалиться от мира сего - для общения с Богом, для спасений своей души, для моления обо всем мире, для которого тоже монах просит у Господа спасения. Вспомним Преподобного Серафима Саровского, весьма почитаемого в нашем народе: «Для сохранения мира душевного также всячески должно избегать осуждения других. Неосуждением и молчанием сохраняется мир душевный: когда в таком устроении бывает человек, то получает Божественные Откровения».

А протоиерей Серафим Слободской, автор наиболее читаемого ныне учебника Закона Божия, так говорит о православном монашестве: «Монашество (иночество) - духовное сословие подвижников уединения, целомудрия, послушания, нестяжательства , внутренней и внешней молитвы ».

В первые времена христианской Церкви почти все верующие вели чистую и святую жизнь, какую требует Евангелие. Но находились многие из верующих, которые искали высшего подвига. Одни добровольно отказывались от имущества и раздавали его бедным. Другие, по примеру Божией Матери, св. Иоанна Предтечи, апп. Павла, Иоанна и Иакова, принимали на себя обет девства, проводя время в непрестанной молитве, посте, воздержании и труде, хотя они не удалялись от мира и жили вместе со всеми. Такие люди назывались аскетами, т. е. подвижниками.

С третьего столетия, когда, вследствие быстрого распространения христианства, строгость жизни среди христиан постепенно ослабевает, подвижники удаляются жить в горы и пустыни и там, вдали от мира и его соблазнов ведут строгую подвижническую жизнь. Такие удалявшиеся от мира подвижники назывались отшельниками и пустынниками.

Так положено было начало монашеству, или, по-русски, иночеству, т.е. иному, удаленному от соблазнов мира, образу жизни.

Иноческая жизнь, или монашество, есть удел только немногих избранных, имеющих «призвание», т. е. непреодолимое внутреннее желание иноческой жизни, чтобы всецело посвятить себя на служение Богу. Как и сказал о том Сам Господь: «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19:12).

Святой Афанасий говорит: «Два суть чина и состояния в жизни: одно - обыкновенное и свойственное человеческой жизни, т. е. супружество; другое - ангельское и апостольское, выше которого быть не может, т. е. девство или состояние иноческое» .

Вступающие на путь иноческого жития должны иметь твердое решение «отречься от мира», т. е. отказаться от всех земных интересов, развивать в себе силы духовной жизни, во всем исполняя волю своих духовных руководителей, отказаться от своего имущества и даже от старого имени. Инок берет на себя добровольное мученичество: самоотречение, жизнь вдали от мира среди труда и лишений.

Монашество само по себе не является целью, но оно есть самое могущественное средство к достижению высшей духовной жизни. Цель иночества есть приобретение нравственной духовной силы для спасения души.

Иночество есть величайший подвиг духовного служения миру, оно охраняет мир, молится за мир, духовно окормляет его и предстательствует за него, т. е. совершает подвиг молитвенного заступничества за мир.

Преподобный Антоний Великий, древний египетский подвижник, был основателем отшельнического иночества, которое состояло в том, что каждый инок жил отдельно друг от друга в хижине или в пещере, предаваясь посту, молитве и трудам на пользу свою и бедных (плели корзины, циновки и пр.). Но все они находились под руководством одного начальника или наставника - аввы (что значит «отец»).

Но еще при жизни Антония Великого появился другой род иноческой жизни. Подвижники собирались в одну общину, трудились каждый по своей силе и способностям на общую пользу и подчинялись одним правилам, одному порядку, так называемому уставу. Такие общины назывались киновиями или монастырями. Аввы монастырей стали называться игуменами и архимандритами. Основателем общежительного иночества считается преп. Пахомий Великий.

Из Египта иночество скоро распространилось в Азии, Палестине и Сирии, а потом перешло в Европу.

У нас на Руси иночество началось почти одновременно с принятием христианства. Основателями иночества на Руси были преподобные Антоний и Феодосий, жившие в Киево-Печерском монастыре, который стал центром монашеского движения в XI-XII вв. Монастырь этот начался с пещер («печер»), которые выкопал в песчаных берегах Днепра для своего отшельнического жития Антоний Печерский (983-1073).

Преподобный Антоний, родившийся на Черниговщине, а затем подвизавшися в духовном делании на Святой Горе Афон, возвратясь на Русь, хотя и положил начало монашеской общине, более тяготел к уединенному, аскетическому подвигу. Он оставался духовным наставником братии, а настоящим организатором монастыря, строящего свою жизнь по православному уставу - Типикону, стал Феодосий Печерский (1036-1091). Эти два инока были первыми в чреде русских преподобных - монахов, признанных Церковью святыми.

Каждый монастырь имеет свой распорядок жизни, свои правила, т. е. свой монастырский устав. Все монахи должны обязательно выполнять различные работы, которые по монастырскому уставу называются послушаниями.

Монашество могут принимать не только мужчины, но и женщины - с такими же точно правилами, как и у монахов. С древности существуют женские монастыри.

Желающие вступить в иноческую жизнь должны прежде испытать свои силы (пройти искус) и тогда уже дать невозвратные обеты.

Люди, проходящие предварительные испытания, называются послушниками. Если они в течение долгого испытания оказываются способными стать монахами, то их облекают в неполное одеяние инока, с установленными молитвами, что называется рясофором, т. е. правом ношения рясы и камилавки, чтобы, в ожидании полного иночества, они еще больше утверждались на избранном пути. Послушник после этого называется рясофорным.

Самое иночество заключает в себе две степени, малый и великий образ (образ ангельского жития), которые по-гречески называются «малая схима» и «великая схима».

При вступлении в самое иночество над монахом совершается исследование малой схимы, в которой монах дает обеты иночества и ему дается новое имя. Когда наступает момент пострижения, монах трижды дает игумену ножницы в утверждение своего твердого решения. Когда игумен в третий раз принимает из рук постригаемого ножницы, то он, с благодарением Богу, постригает крестообразно волосы ему, во имя Пресвятой Троицы, посвящая его этим всецело на служение Богу.

На принявшего малую схиму надевают параманд (греч.: небольшой четырехугольный плат с изображением Креста Господня и орудий Его страданий), подрясник и пояс; затем постригаемый покрывается мантией - длинным плащом без рукавов. На голову надевается клобук, так называется камилавка с длинным покрывалом - наметкой. В руки даются четки - шнурок с нанизанными на него шариками для подсчета молитв и поклонов. Все эти одежды имеют символическое значение и напоминают монаху о его обетах.

В заключение обряда даются в руки ново-постриженному крест и свеча, с которыми он стоит всю литургию до самого Св. Причастия.

Монахи, принимающие великую схиму, дают еще более строгие обеты. Им еще раз меняют имя. В облачении также есть изменения: вместо параманда надевают аналав (особый плат с крестами), на голову, вместо клобука,- куколь, покрывающий голову и плечи.

У нас принято называть схимниками исключительно только тех иноков, которые пострижены в великую схиму.

Если монах поставляется в игумены, то ему дается жезл (посох). Жезл есть знак власти над подчиненными, знак законного управления братией (монахами). Когда игумен возводится в архимандриты, на него надевают мантию со скрижалями. Скрижалями называются четырехугольники из материи красного или зеленого цвета, нашитые на мантию спереди, два наверху и два внизу. Они означают, что архимандрит руководит братией по заповедям Божиим. Кроме того, архимандрит получает еще палицу и митру. Обычно из архимандритов поставляются на высшую степень священства - в епископы.

Многие из монашествующих были истинными ангелами во плоти, сияющими светильниками Церкви Христовой.

Несмотря на то что иноки удаляются из мира для достижения высшего нравственного совершенства, иночество имеет великое благотворное влияние на живущих в мире.

Помогая духовным нуждам ближних, иноки не отказывались, когда имели возможность, служить и временным их нуждам. Добывая себе трудами пропитание, они делились средствами пропитания с неимущими. При монастырях были странноприимницы, где иноки принимали, питали и покоили странников. Из монастырей часто рассылались милостыни и по другим местам: томившимся в темнице узникам, бедствовавшим во время голода и от других несчастий.

Но главная неоценимая заслуга иноков для общества состоит в непрестанной творимой ими молитве о Церкви, об Отечестве, о живых и умерших.

Святитель Феофан Затворник сказал: «Иноки - это жертва Богу от общества, которое, предавая их Богу, из них составляет себе ограду. В монастырях в особенности процветает священно-служение чинное, полнейшее, продолжительнейшее. Церковь является здесь во всей красоте своего облачения». Поистине, в монастыре - неиссякаемый источник назидания для мирян.

В Средние века монастыри имели большое значение как центры наук и распространители просвещения.

Наличие в стране монастырей есть выражение крепости и силы религиозно-нравственного духа народного.

Русский народ любил монастыри. Когда возникал новый монастырь, русские люди начинали селиться около него, образовывая поселок, который вырастал иногда в большой город.

Интернет-ресурс «Мир Православия» рассказывает, что чем глубже православие проникало в быт Руси, влияя на формирование обязательных обрядов и ритуалов, тем неизбежнее становился обычный для любого общества и любой эпохи разрыв между внешними знаками благочестия и содержанием веры. И тем более в Русской Церкви возрастало значение монашества - средоточия «христианского максимализма» в вере и жизни.

Иноки и священноиноки (монахи, имеющие сан священника) с самого начала заняли особое положение в русском духовенстве. Так называемое белое духовенство - женатые священники и диаконы - жили во многом общей с мирянами жизнью: занимались хозяйством, воспитывали детей.

Жизнь иночества для новокрещеной Руси была поистине иной - ошеломляюще загадочной, ломающей все привычные представления о жизненных ценностях. Монашество существовало «не в миру», и потому только оно виделось по-настоящему отделенным от мира, святым и могло являть недоступный свет Царства Небесного. Само слово «святость» в славянских языках происходит от слова «свет». Монашеское состояние уже в Византии именовали «ангельским чином», подчеркивая тем самым отрешенность монашества от земных благ. Монахов неслучайно также называют «земными ангелами». На Руси прижилась и глубоко вошла в душу верующего человека пословица: «Свет инокам - ангелы, свет мирянам - иноки». Этот свет не заслоняли от мирян черные одежды монахов-чернецов, напоминающие об их «смерти для мира» с его грехами.

Иосифляне и нестяжатели

Для некоторых еретических течений на Руси были характерны антимонашеские настроения. Причина подобных настроений заключалась в том, что многие монастыри были крупными землевладельцами и государство не раз пыталось пополнить пустующую казну за счет монастырского имущества. Такие настроения отягчали разногласия между двумя внутрицерковными течениями XV-XVI вв. - иосифлянами и нестяжателями. Ведущими представителями этих направлений в Русской Церкви были выдающиеся иноки, впоследствии канонизированные как святые,- преподобные Иосиф Волоцкий (1439-1515) и Нил Сорский (ок. 1433-1508).

Иосифляне отнюдь не были сторонниками личного обогащения. Они защищали право монастырей владеть землями и крупной собственностью. В имущественных правах монастырей они видели залог их действенного общественного служения: помощь беднякам, голодающим, больным, выполнение просветительских задач, гарантию высокого общественного положения Церкви, возможность содействовать устроению православного государства. Игумен Волоколамского монастыря Иосиф, признанный глава иосифлян, делом подкреплял свои идейные позиции: во время голода в окрестных районах он распорядился кормить голодающих, устроил в монастыре приют для сирот.

А нестяжатели полагали, что монахи должны кормить себя только собственным трудом, и выступали против монастырских имений, которые в то время составляли немалую часть всех государственных территорий. По мнению нестяжателей, владение имуществом разлагало монашество, отвлекало иноков от духовного подвига. За каждой из сторон в этом споре стояла своя правда. Идеи иосифлян, доведенные до крайности, означали, что обогащение монастырей становилось самоцелью, а помощь, оказываемая государственной властью, оборачивалась пресмыкательством перед ней и оправдывала любые ее действия. В свою очередь, крайнее нестяжательство обрекало Церковь на бедность, а значит, на необразованность, и закрывало перед ней путь активного общественного служения. К тому же авторитет наиболее известных нестяжателей (в основном это были «заволжские старцы» - монахи маленьких бедных монастырей-скитов Заволжья) использовали вожди ересей, искавшие у них защиты от преследования со стороны государства, а также те государственные деятели, которые стремились контролировать церковное имущество. Исторически победу в этом споре одержали иосифляне, поддержанные государственной властью.

Исихазм

По выражению одного современного православного богослова, если монашество является средоточием православной духовности, то исихазм - самое ядро этого средоточия.

Слово «исихазм» (от греч. «исихия» - «покой», «безмолвие») имеет много значений. В широком смысле оно подразумевает особые стороны православного мировоззрения и вероучения - те, что связаны с представлением об «обожении» подвижника-христианина уже в земной жизни, с идеей видения Божественного Света в глубине собственного сердца. «Обожение» достигается не просто личными усилиями человека или божественным даром, но согласным движением человеческой воли и воли Бога.

Исихастами обычно называют монахов-подвижников, которые применяют особые приемы «умного делания» - молитвы как внутренней духовной работы. Она совершается безмолвно и бессловесно, «умом» - в глубинах человеческой души.

Такая молитвенная практика, очень древняя, получила особую известность в XIII-XIV вв. благодаря инокам Святой Горы Афон. Наиболее полное богословское обоснование исихазму дал святитель Григорий Палама (1296-1359), митрополит Фессалоникийский. Он учил, что, хотя сущность Бога непознаваема, Божество можно непосредственно созерцать и познавать благодаря присутствию в мире нетварных (т. е. несотворенных, существующих вечно) божественных энергий. Существует множество видов этих энергий, но в любой из них таинственным образом полностью присутствует Бог Живой: человеческие понятия «целое» и «часть» к Нему неприменимы. В церковных таинствах христианин в той или иной мере усваивает эти энергии. Их и видит «внутренними очами» подвижник как Фаворский свет - тот самый, который видели ученики Иисуса Христа при Его преображении на горе Фавор.

Великие молитвенники-исихасты неоднократно предупреждали: гордыня и самомнение, небрежение наставлениями Церкви неизбежно приводит к тому, что силы зла обманывают подвизающегося в «умном делании» ложным светом, который он принимает за Божественный. Князь тьмы легко прикидывается Ангелом Света, чтобы подчинить себе человеческую душу, сделать ее своим орудием. Современные православные богословы считают, что подобное происходит с тем, кто практикует восточные системы дыхательно-медитативных упражнений: приводя свое сознание в особое состояние, он, в лучшем случае, «видит» тот тварный свет, который изначально присутствовал и присутствует в Божием творении, но отнюдь не сами божественные энергии. Монахи-исихасты тоже используют особые приемы дыхания и позы, которые способствуют молитвенному сосредоточению. Но они знают, что никакие человеческие действия не приведут к видению Бога, если того не пожелает Сам Бог, а опытные духовные наставники учат их отличать Истинный Свет от ложного.

Исихазм пронизывает всю историю православия. Присущие ему идеи и устремления прослеживаются уже в творениях отцов Церкви первого тысячелетия. Они оказали огромное влияние и на духовную жизнь Русской Православной Церкви: видением Фаворского света, верой в реальность богообщения и обожения человека проникнуты иконопись преподобного Андрея Рублева, деяния Преподобного Сергия Радонежского, поучения преподобных Нила Сорского, Паисия Величковского, Серафима Саровского, старцев Оптиной Пустыни.

Введение

С первых же времён христианства появляются люди, отказывающиеся от имущества и целиком посвящающие себя христианскому служению. Монашество как учреждение появляется, когда после легализации церкви размылись её внешние границы. Христиане чувствовали необходимость решительно отказаться от «плотских» идеалов греко-римского мира. На развитие монашества оказали влияние аскетические еврейские секты: ессеи, назореи и другие. Монашество - это религиозный максимализм. Сущность древнего христианского аскетизма состояла в безбрачии и всегдашнем девстве. Остальные соблюдавшиеся христианскими аскетами отречения-самоограничения, как бодрствование во время ночи, или молчание, особенно посты, служили лишь средством подчинения тела духу. Победа над плотскими страстями, самоотречение, через что монахи достигали высшей нравственной чистоты и «святого» хождения. Монашество призвано не только уходить от мира и его соблазнов, но и просвещать -- спасать этот мир.

Как зарождалось Монашество

История монашества

В I и II веках подвижничество в явном виде было явлением одиночным, подвижники жили в обществе других людей, не составляя из себя особого общества с определенными правилами жизни, и не считали своих обетов неизменными. К концу III века подвижничество получает более определенный вид. Люди, стремящиеся к высшему нравственному совершенству, находят более удобным проводить аскетическую жизнь вдали от общества. Удалявшиеся в пустыню подвижники - аскеты получили название анахоретов, то есть отшельников и еремитов, или пустынников.

Православные авторы усматривают корни монашеского образа жизни в аскетическом опыте, как дохристианских аскетов, так и истинных подвижников веры времен апостольских и времен массовых гонений на христиан. При этом под аскетизмом, как правило, понимается путь к религиозно-нравственному совершенству и соединению с Богом. Так, А.И. Сидоров указывает, что данный путь «предполагает определенное внешнее и внутреннее состояние души и тела человека, способствующее указанной цели (девство, воздержание, пост, молитва и т.д.)»

По его же мнению, для всех языческих аскетов, при соблюдении ими внешней атрибутики аскетического образа жизни, несвойственна добродетель смирения, т.к. борьба с одной страстью сопровождалась у них рабством другой - не было у них «силы благодатной, возрождающей человека, благодать же дарована Христом».

Во времена, близкие к Рождеству Христову, среди иудеев возникают так называемые «секты», например ессеи, или «Кумратская община», которые вели аскетический образ жизни. Некоторые историки считают, что Иоанн Креститель, был воспитан в такой общине. Учителя православной церкви слова Иисуса Христа «Если кто хочет идти за Мною, отвергни себя, и возьми крест свой, и следуй за Мной» (Мф. 16: 24), определяют как учение о аскетизме. Однако, на мой взгляд, этими словами Иисус, со всей определенностью указывал на безмерно высокое предназначение человека. Итак, только в христианстве, как замечает А.И. Сидоров, «нравственные заповеди не заключены в такие строго определенные формы, достигнув которых человеку ничего не оставалось бы больше делать»

Что повлияло на возникновение монашества

Основой монашеского образа жизни является аскетизм, указывает следующие факторы, влияющие на аскетический образ жизни христиан в первые три века и естественным образом способствующие возникновению монашества:

Период I-IV веков (периода массового принятия христианами мученической смерти за веру). С одной стороны - аскетизм иногда практиковался как приготовление к мученичеству, с другой - как бы являлся подражанием мученичеству. По выражению свт. Игнатия Брянчанинова: «Монашество и мученичество - один и тот же подвиг в разных видах» Тертуллиан восклицает: «Сколько людей посвятило себя целомудрию сразу после крещения! Сколько супругов с обоюдного согласия отказались от плотского общения, став добровольными скопцами ради Царствия Божьего!». П.С. Казанский, как бы обобщая сформулированные А.И. Сидоровым факторы, приводит слова Св. Киприана: «Тесен и узок путь, ведущий к славе. Убегайте широких и просторных путей: утехи там гибельны, удовольствия смертоносны. Первый сторичный плод - есть плод мучеников, второй - шестидесятый - ваш (девственников) »

«Возникновение монашества было связано с угашением Духа Святого в Церкви», - указывает епископ Афанасий (Калинкин). Монашество возникло в противовес обмирщению Церкви, «являя собой силу духа, исповедание огненной живой веры, жизнь по евангельским заповедям, жизнь в любви».

Кроме того, необходимо помнить, что цель монашества, как нравственной силы, спасение не только самих себя, но и именно спасение всего мира. «Свет монахам - Ангелы, а свет для всех мирских - монахи и монашеское житие», говорит Афанасий.

Почти переселение христиан в пустыню начинается при Константине Великом. Происходит это сначала в Египте, и сразу же начинается раздвоение монашеского пути, образуются два рода жизни: отшельнический и общежительный. Их суть с присущей ему образностью и простотой показывает преподобный Иоанн Лествичник: «Общежитие, устроенное по Богу, есть духовная прачечная, стирающая всякую скверну и грубость и все безобразие души. Отшельничество же может назваться красильнею для тех, которые очистились от вожделения, памятозлобия и раздражительности, и потом уже удалились на безмолвие». А языческими авторами, пишущими сочинения против христиан, «монахи представлялись врагами отечества».

Кроме того, появляются новые разновидности христианского аскетизма, такие как не усыпающие, юродивые и самый трудный путь подвижничества - столпничество. Столпничество состоит в том, что подвижник добровольно находился в любое время дня и ночи на открытой площадке, сооруженной на столбе, откуда он мог проповедовать народу. Основатель столпничества - Симеон Столпник (356-459).