Лев толстой исповедь в чем моя вера. Лев Толстой: В чем моя вера

Казаки Лев Толстой

(Пока оценок нет)

Название: Казаки

О книге «Казаки» Лев Толстой

На протяжении почти десяти лет создавалась повесть «Казаки» писателем Львом Толстым. В итоге получилось, наверное, одно из лучших малых произведений автора.
Лев Толстой в молодые годы провел на Кавказе несколько лет. Тогда шла война царской России с горцами. Все, что написано в повести, — это не просто собранный материал, услышанный от других лиц, а это все действительно сам видел и сам пережил автор. Можно, наверное, сказать, что в образе главного героя повести есть черты характера самого писателя.

Переживания людей и их поведение на войне, любовь к природе Кавказа, боевые столкновения с чеченцами, а главное, конечно, знакомство терскими казаками, с их укладом жизни, с их понятиями о жизни и смерти, о чести и справедливости, знакомство с их лихостью в рукопашном бою и боевой смекалкой — все это было знакомо Льву Толстому лично. Поэтому повесть «Казаки» получилась живой, насыщенной точным описанием событий того времени. Персонажи повести выглядят ярко и просто превосходно. А о природе Кавказа можно писать только если ты сам ее увидел и полюбил, пожил сам в горах на берегу горных рек. Автор на всю жизнь оставил в своей душе любовь к этим местам и даже хотел туда вернуться через много лет.

Повесть «Казаки» написана без прикрас, ясным и простым языком. Читается она на одном дыхании. Это произведение является историческим трудом. Лев Толстой знакомит современного читателя с той, ушедшей, жизнью людей, с теми событиями, произошедшими на Кавказе во время войны с горцами. И знакомит с большой точностью и реальностью.

К сожалению, все, что Лев Толстой написал, вернее описал, о терских казаках осталось на страницах повести как память о том времени. За многие годы Кавказ изменился. Теперь на местах, где жили люди, там, где были их станицы, живут совсем другие жители. Да и вообще, сохранились ли настоящие терские казаки? Ведь им пришлось пройти не одну войну, а также репрессии советской власти, которая хотела уничтожить терцев как народ. Только, к сожалению, и осталась правда о настоящем укладе и образе жизни терцев в таких произведениях, как «Казаки» Льва Толстого.

В повести «Казаки» автор создал персонажи на основе своих личных наблюдений и знакомств, а также и личной дружбы с терскими казаками во время своего пребывания в столице Старогладовской, которая стояла на берегу Терека. Сам же Лев Толстой служил в армии на Кавказе в артиллерии.

Сюжет повеcти довольно интересный и интригующий. Ну и, конечно, необходимо добавить, что в ней великолепной описана природа Кавказа, также присутствует и любовный сюжет, правда не совсем счастливый для героев.

Повесть «Казаки» Льва Толстого рассказывает о жизни и приключениях молодого человека, который или от скуки, потому что ему приелась жизнь в Москве, или из-за какого-то скандала подался на Кавказ. В то время там шла война царской России против чеченцев. Кроме постоянной, действующей армии, на стороне России выступили терские казаки. Казаки и горцы считались извечными непримиримыми врагами. Молодой человек поселяется в одной из станиц казаков. И он через некоторое время меняется. Живя в Цивилизованной Москве, он и не ведал, что собой представляет Кавказ со своей дикой природой. Он буквально влюбляется в горы, реки. Ему нравится народ, их жизнь, полная опасностей. Эти люди, в отличии от лукавых москвичей, просты и честны, смелы и по-своему мудры. Главный герой принимает образ жизни казаков, старается быть похожими на них и вместе с ними участвует в стычках с горцами. Конечно, он со временем знакомится и влюбляется в казачку с гордым нравом. Он даже планирует остаться здесь, но судьба ему готовит иную участь.

На нашем сайте о книгах lifeinbooks.net вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Казаки» Лев Толстой в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Кавказская повесть 1852 года

I

Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится лязг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей разносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит узкими полозьями песок с снегом ночной извозчик и, перебравшись на другой угол, заснет, дожидаясь седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы.

А у господ еще вечер.

В одном из окон Шевалье из-под затворенной ставни противузаконно светится огонь. У подъезда стоят карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и съежившись, точно прячется за угол дома.

«И чего переливают из пустого в порожнее? – думает лакей, с осунувшимся лицом, сидя в передней. – И все на мое дежурство!» Из соседней светлой комнатки слышатся голоса трех ужинающих молодых людей. Они сидят в комнате около стола, на котором стоят остатки ужина и вина. Один, маленький, чистенький, худой и дурной, сидит и смотрит на отъезжающего добрыми, усталыми глазами. Другой, высокий, лежит подле уставленного пустыми бутылками стола и играет ключиком часов. Третий, в новеньком полушубке, ходит по комнате и, изредка останавливаясь, щелкает миндаль в довольно толстых и сильных, но с отчищенными ногтями пальцах, и все чему-то улыбается; глаза и лицо его горят. Он говорит с жаром и с жестами; но видно, что он не находит слов, и все слова, которые ему приходят, кажутся недостаточными, чтобы выразить все, что подступило ему к сердцу. Oн беспрестанно улыбается.

– Теперь можно все сказать! – говорит отъезжающий. – Я не то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты, по крайней мере, понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, – обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.

– Да, виноват, – отвечает маленький и дурной, и кажется, что еще больше доброты и усталости выражается в его взгляде.

– Я знаю, отчего ты это говоришь, – продолжает отъезжающий. – Быть любимым, по-твоему, такое же счастье, как любить, и довольно на всю жизнь, если раз достиг его.

– Да, очень довольно, душа моя! Больше чем нужно, – подтверждает маленький и дурной, открывая и закрывая глаза.

– Но отчего ж не любить и самому! – говорит отъезжающий, задумывается и как будто с сожалением смотрит на приятеля. – Отчего не любить? Не любится. Нет, любимым быть – несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать. Ах, боже мой! – Он махнул рукой. – Ведь если бы это все делалось разумно, а то навыворот, как-то не по-нашему, а по-своему все это делается. Ведь я как будто украл это чувство. И ты так думаешь; не отказывайся, ты должен это думать. А поверишь ли, из всех глупостей и гадостей, которых я много успел наделать в жизни, это одна, в которой я не раскаиваюсь и не могу раскаиваться. Ни сначала, ни после я не лгал ни перед собой, ни перед нею. Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это была невольная ложь, что так любить нельзя, и не мог идти далее; а она пошла. Разве я виноват в том, что не мог? Что же мне было делать?

– Ну, да теперь кончено! – сказал приятель, закуривая сигару, чтобы разогнать сон. – Одно только: ты еще не любил и не знаешь, что такое любить.

Тот, который был в полушубке, хотел опять сказать что-то и схватил себя за голову. Но не высказывалось то, что он хотел сказать.

– Не любил! Да, правда, не любил. Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь? Все остается что-то недоконченное. Ну, да что говорить! Напутал, напутал я себе в жизни. Но теперь все кончено, ты прав. И я чувствую, что начинается новая жизнь.

– В которой ты опять напутаешь, – сказал лежавший на диване и игравший ключиком часов; но отъезжающий не слыхал его.

– Мне и грустно, и рад я, что еду, – продолжал он. – Отчего грустно? Я не знаю.

И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.

– Дмитрий Андреич, ямщик ждать не хочет! – сказал вошедший молодой дворовый человек в шубе и обвязанный шарфом. – С двенадцатого часа лошади, а теперь четыре.

Дмитрий Андреич посмотрел на своего Ванюшу. В его обвязанном шарфе, в его валяных сапогах, в его заспанном лице ему послышался голос другой жизни, призывавшей его, – жизни трудов, лишений, деятельности.

– И в самом деле, прощай! – сказал он, ища на себе незастегнутого крючка.

Несмотря на советы дать еще на водку ямщику, он надел шапку и стал посередине комнаты. Они расцеловались раз, два раза, остановились и потом поцеловались третий раз. Тот, который был в полушубке, подошел к столу, выпил стоявший на столе бокал, взял за руку маленького и дурного и покраснел.

– Нет, все-таки скажу… Надо и можно быть откровенным с тобой, потому что я тебя люблю… Ты ведь любишь ее? Я всегда это думал… да?

– Да, – отвечал приятель, еще кротче улыбаясь.

– И может быть…

– Пожалуйте, свечи тушить приказано, – сказал заспанный лакей, слушавший последний разговор и соображавший, почему это господа всегда говорят все одно и то же. – Счет за кем записать прикажете? За вами-с? – прибавил он, обращаясь к высокому, вперед зная, к кому обратиться.

– За мной, – сказал высокий. – Сколько?

– Двадцать шесть рублей.

Высокий задумался на мгновенье, но ничего не сказал и положил счет в карман.

А у двух разговаривающих шло свое.

– Прощай, ты отличный малый! – сказал господин маленький и дурной с кроткими глазами.

Слезы навернулись на глаза обоим. Они вышли на крыльцо.

– Ах, да! – сказал отъезжающий, краснея и обращаясь к высокому. – Счет Шевалье ты устроишь, и тогда напиши мне.

– Хорошо, хорошо, – сказал высокий, надевая перчатки. – Как я тебе завидую! – прибавил он совершенно неожиданно, когда они вышли на крыльцо.

Отъезжающий сел в сани, закутался в шубу и сказал: «Ну что ж! поедем», – и даже подвинулся в санях, чтобы дать место тому, который сказал, что ему завидует; голос его дрожал.

Провожавший сказал: «Прощай, Митя, дай тебе бог…» Он ничего не желал, кроме только того, чтобы тот уехал поскорее, и потому не мог договорить, чего он желал.

Они помолчали. Еще раз сказал кто-то: «Прощай». Кто-то сказал: «Пошел!» И ямщик тронул.

– Елизар, подавай! – крикнул один из провожавших.

Извозчики и кучер зашевелились, зачмокали и задергали вожжами. Замерзшая карета завизжала по снегу.

– Славный малый этот Оленин, – сказал один из провожавших. – Но что за охота ехать на Кавказ и юнкером? Я бы полтинника не взял. Ты будешь завтра обедать в клубе?

И провожавшие разъехались.

Отъезжавшему казалось тепло, жарко от шубы. Он сел на дно саней, распахнулся, и ямская взъерошенная тройка потащилась из темной улицы в улицу мимо каких-то не виданных им домов. Оленину казалось, что только отъезжающие ездят по этим улицам. Кругом было темно, безмолвно, уныло, а в душе было так полно воспоминаний, любви, сожаления и приятных давивших слез…

II

«Люблю! Очень люблю! Славные! Хорошо!» – твердил он, и ему хотелось плакать. Но отчего ему хотелось плакать? Кто были славные? Кого он очень любил? Он не знал хорошенько. Иногда он вглядывался в какой-нибудь дом и удивлялся, зачем он так странно выстроен; иногда удивлялся, зачем ямщик и Ванюша, которые так чужды ему, находятся так близко от него и вместе с ним трясутся и покачиваются от порыва пристяжных, натягивающих мерзлые постромки, и снова говорил: «Славные, люблю», – и раз даже сказал: «Как хватит! Отлично!» И сам удивился, к чему он это сказал, и спросил себя: «Уж не пьян ли я?» Правда, он выпил на свою долю бутылки две вина, но не одно вино производило это действие на Оленина. Ему вспоминались все задушевные, как ему казалось, слова дружбы, стыдливо, как будто нечаянно, высказанные ему перед отъездом. Вспоминались пожатия рук, взгляды, молчания, звук голоса, сказавшего: прощай, Митя! – когда он уже сидел в санях. Вспоминалась своя собственная решительная откровенность. И все это для него имело трогательное значение. Перед отъездом не только друзья, родные, не только равнодушные, но несимпатичные, недоброжелательные люди, все как будто вдруг сговорились сильнее полюбить его, простить, как пред исповедью или смертью. «Может быть, мне не вернуться с Кавказа», – думал он. И ему казалось, что он любит своих друзей и еще любит кого-то. И ему было жалко себя. Но не любовь к друзьям так размягчила и подняла его душу, что он не удерживал бессмысленных слов, которые говорились сами собой, и не любовь к женщине (он никогда еще не любил) привела его в это состояние. Любовь к самому себе, горячая, полная надежд, молодая любовь ко всему, что только было хорошего в его душе (а ему казалось теперь, что только одно хорошее было в нем), заставляла его плакать и бормотать несвязные слова.

Оленин был юноша, нигде не кончивший курса, нигде не служивший (только числившийся в каком-то присутственном месте), промотавший половину своего состояния и до двадцати четырех лет не избравший еще себе никакой карьеры и никогда ничего не делавший. Он был то, что называется «молодой человек» в московском обществе.

В восьмнадцать лет Оленин был так свободен, как только бывали свободны русские богатые молодые люди сороковых годов, с молодых лет оставшиеся без родителей. Для него не было никаких ни физических, ни моральных оков; он все мог сделать, и ничего ему не нужно было, и ничто его не связывало. У него не было ни семьи, ни отечества, ни веры, ни нужды. Он ни во что не верил и ничего не признавал. Но, не признавая ничего, он не только не был мрачным, скучающим и резонирующим юношей, а, напротив, увлекался постоянно. Он решил, что любви нет, и всякий раз присутствие молодой и красивой женщины заставляло его замирать. Он давно знал, что почести и звание – вздор, но чувствовал невольно удовольствие, когда на бале подходил к нему князь Сергий и говорил ласковые речи. Но отдавался он всем своим увлечениям лишь настолько, насколько они не связывали его. Как только, отдавшись одному стремлению, он начинал чуять приближение труда и борьбы, мелочной борьбы с жизнию, он инстинктивно торопился оторваться от чувства или дела и восстановить свою свободу. Так он начинал светскую жизнь, службу, хозяйство, музыку, которой одно время думал посвятить себя, и даже любовь к женщинам, в которую он не верил. Он раздумывал над тем, куда положить всю эту силу молодости, только раз в жизни бывающую в человеке, – на искусство ли, на науку ли, на любовь ли к женщине, или на практическую деятельность, – не силу ума, сердца, образования, а тот неповторяющийся порыв, ту на один раз данную человеку власть сделать из себя все, что он хочет, и как ему кажется, и из всего мира все, что ему хочется. Правда, бывают люди, лишенные этого порыва, которые, сразу входя в жизнь, надевают на себя первый попавшийся хомут и честно работают в нем до конца жизни. Но Оленин слишком сильно сознавал в себе присутствие этого всемогущего бога молодости, эту способность превратиться в одно желание, в одну мысль, способность захотеть и сделать, способность броситься головой вниз в бездонную пропасть, не зная за что, не зная зачем. Он носил в себе это сознание, был горд им и, сам не зная этого, был счастлив им. Он любил до сих пор только себя одного и не мог не любить, потому что ждал от себя одного хорошего и не успел еще разочароваться в самом себе. Уезжая из Москвы, он находился в том счастливом, молодом настроении духа, когда, сознав прежние ошибки, юноша вдруг скажет себе, что все это было не то, что все прежнее было случайно и незначительно, что он прежде не хотел жить хорошенько , но что теперь, с выездом его из Москвы, начинается новая жизнь, в которой уже не будет больше тех ошибок, не будет раскаяния, а наверное будет одно счастие.

Как всегда бывает в дальней дороге, на первых двух-трех станциях воображение остается в том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным в дороге, переносится к цели путешествия и там уже строит замки будущего. Так случилось и с Олениным.

Выехав за город и оглядев снежные поля, он порадовался тому, что он один среди этих полей, завернулся в шубу, опустился на дно саней, успокоился и задремал. Прощанье с приятелями растрогало его, и ему стала вспоминаться вся последняя зима, проведенная им в Москве, и образы этого прошедшего, перебиваемые неясными мыслями и упреками, стали непрошено возникать в его воображении.

Ему вспомнился этот провожавший его приятель и его отношения к девушке, о которой они говорили. Девушка эта была богата. «Каким образом он мог любить ее, несмотря на то, что она меня любила?» – думал он, и нехорошие подозрения пришли ему в голову. «Много есть нечестности в людях, как подумаешь. А отчего же я еще не любил в самом деле? – представился ему вопрос. – Все говорят мне, что я не любил. Неужели я нравственный урод?» И он стал вспоминать свои увлечения. Вспомнил он первое время своей светской жизни и сестру одного из своих приятелей, с которою он проводил вечера за столом при лампе, освещавшей ее тонкие пальцы за работой и низ красивого тонкого лица, и вспомнились ему эти разговоры, тянувшиеся как «жив-жив курилка», и общую неловкость, и стеснение, и постоянное чувство возмущения против этой натянутости. Какой-то голос все говорил: не то, не то, и точно вышло не то. Потом вспомнился ему бал и мазурка с красивою Д. «Как я был влюблен в эту ночь, как был счастлив! И как мне больно и досадно было, когда я на другой день утром проснулся и почувствовал, что я свободен! Что же она, любовь, не приходит, не вяжет меня по рукам и по ногам? – думал он. – Нет, нет любви! Соседка барыня, говорившая одинаково мне, и Дубровину, и предводителю, что любит звезды, была также не то «. И вот ему вспоминается его хозяйственная деятельность в деревне, и опять не на чем с радостию остановиться в этих воспоминаниях. „Долго они будут говорить о моем отъезде?“ – приходит ему в голову. Но кто это они? – он не знает, и вслед за этим приходит ему мысль, заставляющая его морщиться и произносить неясные звуки: это воспоминание о мосье Капеле и шестистах семидесяти восьми рублях, которые он остался должен портному, – и он вспоминает слова, которыми он упрашивал портного подождать еще год, и выражение недоумения и покорности судьбе, появившееся на лице портного. „Ах, боже мой, боже мой!“ – повторяет он, щурясь и стараясь отогнать несносную мысль. „Однако она меня, несмотря на то, любила, – думает он о девушке, про которую шла речь при прощанье. – Да, коли я бы на ней женился, у меня бы не было долгов, а теперь я остался должен Васильеву“. И представляется ему последний вечер игры с г. Васильевым в клубе, куда он поехал прямо от нее, и вспоминаются униженные просьбы играть еще и его холодные отказы. „Год экономии, и все это будет заплачено, и черт их возьми…“ Но несмотря на эту уверенность, он снова начинает считать оставшиеся долги, их сроки и предполагаемое время уплаты. „А ведь я еще остался должен Морелю, кроме Шевалье“, – вспоминалось ему; и представляется вся ночь, в которой он ему задолжал столько. Это была попойка с цыганами, которую затеяли приезжие из Петербурга: Сашка Б***, флигель-адъютант, и князь Д***, и этот важный старик… «И почему они так довольны собой, эти господа, – подумал он, – и на каком основании составляют они особый кружок, в котором, по их мнению, другим очень лестно участвовать. Неужели за то, что они флигель-адъютанты? Ведь это ужасно, какими глупыми и подлыми они считают других! Я показал им, напротив, что нисколько не желаю сближаться с ними. Однако, я думаю, Андрей-управляющий очень был бы озадачен, что я на ты с таким господином, как Сашка Б***, полковником и флигель-адъютантом… Да и никто не выпил больше меня в этот вечер; я выучил цыган новой песне, и все слушали. Хоть и много глупостей я делал, а все-таки я очень, очень хороший молодой человек», – думает он.

Утро застало Оленина на третьей станции. Он напился чаю, переложил с Ванюшей сам узлы и чемоданы и уселся между ними благоразумно, прямо и аккуратно, зная, где что у него находится, – где деньги и сколько их, где вид и подорожная и шоссейная расписка, – и все это ему показалось так практично устроено, что стало весело, и дальняя дорога представилась в виде продолжительной прогулки.

В продолжение утра и середины дня он весь был погружен в арифметические расчеты: сколько он проехал верст, сколько остается до первой станции, сколько до первого города, до обеда, до чая, до Ставрополя и какую часть всей дороги составляет проеханное. При этом он рассчитывал тоже: сколько у него денег, сколько останется, сколько нужно для уплаты всех долгов и какую часть всего дохода будет он проживать в месяц. К вечеру, напившись чаю, он рассчитывал, что до Ставрополя оставалось 7/11 всей дороги, долгов оставалось всего на семь месяцев экономии и на 1/8 всего состояния, – и, успокоившись, он укутался, спустился в сани и снова задремал. Воображение его теперь уже было в будущем, на Кавказе. Все мечты о будущем соединялись с образами Амалат-беков, черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей. Все это представляется смутно, неясно; но слава, заманивая, и смерть, угрожая, составляют интерес этого будущего. То с необычайною храбростию и удивляющею всех силой он убивает и покоряет бесчисленное множество горцев; то он сам горец и с ними вместе отстаивает против русских свою независимость. Как только представляются подробности, то в подробностях этих участвуют старые московские лица. Сашка Б*** тут вместе с русскими или с горцами воюет против него. Даже, неизвестно как, портной мосье Капель принимает участие в торжестве победителя. Ежели при этом вспоминаются старые унижения, слабости, ошибки, то воспоминание о них только приятно. Ясно, что там, среди гор, потоков, черкешенок и опасностей, эти ошибки не могут повториться. Уж раз исповедался в них перед самим собою, и кончено. Есть еще одна, самая дорогая мечта, которая примешивалась ко всякой мысли молодого человека о будущем. Это мечта о женщине. И там она, между гор, представляется воображению в виде черкешенки-рабыни, с стройным станом, длинною косой и покорными глубокими глазами. Ему представляется в горах уединенная хижина и у порога она , дожидающаяся его в то время, как он, усталый, покрытый пылью, кровью, славой, возвращается к ней, и ему чудятся ее поцелуи, ее плечи, ее сладкий голос, ее покорность. Она прелестна, но она необразованна, дика, груба. В длинные зимние вечера он начинает воспитывать ее. Она умна, понятлива, даровита и быстро усвоивает себе все необходимые знания. Отчего же? Она очень легко может выучить языки, читать произведения французской литературы, понимать их. «Notre Dame de Paris», например, должно ей понравиться. Она может и говорить по-французски. В гостиной она может иметь больше природного достоинства, чем дама самого высшего общества. Она может петь, просто, сильно и страстно. «Ах, какой вздор!» – говорит он сам себе. А тут приехали на какую-то станцию и надо перелезать из саней в сани и давать на водку. Но он снова ищет воображением того вздора, который он оставил, и ему представляются опять черкешенки, слава, возвращение в Россию, флигель-адъютантство, прелестная жена. «Но ведь любви нет, – говорит он сам себе. – Почести – вздор. А шестьсот семьдесят восемь рублей?.. А завоеванный край, давший мне больше богатства, чем мне нужно на всю жизнь? Впрочем, нехорошо будет одному воспользоваться этим богатством. Нужно раздать его. Кому только? Шестьсот семьдесят восемь рублей Капелю, а там видно будет…» И уже совсем смутные видения застилают мысль, и только голос Ванюши и чувство прекращенного движения нарушают здоровый, молодой сон, и, сам не помня, перелезает он в другие сани на новой станции и едет далее.

На другое утро то же самое – те же станции, те же чаи, те же движущиеся крупы лошадей, те же короткие разговоры с Ванюшей, те же неясные мечты и дремоты по вечерам, и усталый, здоровый, молодой сон в продолжение ночи.

f033ab37c30201f73f142449d037028d

Действие повести происходит в станице Новоминская, расположенной рядом с Тереком, отделяющим земли казаков и чеченцев. Именно здесь расположен кавказский пехотный полк, в котором служит юнкер Дмитрий Андреевич Оленин.

Оленину 24 года, до сих пор жизнь его протекала легко и беззаботно. Он совершил немало ошибок, старался ни к чему серьезно не относится и успел прогулять половину того состояния, которое оставили ему родители, умершие, когда Дмитрий был ребенком. Отправление в полк рассматривалось им, как шанс начать новую жизнь.

Станица, куда приезжает Оленин, живет своей размеренной жизнью. Оленина поселяют в дом хорунжего, который работает в школе учителем и домой приезжает только в праздники. Хозяева дома – бабушка Улита и ее дочь Марьянка поначалу не очень приветливы к Оленину, но это никак не связано с самим молодым человеком – просто казаки привыкли так относиться ко всем чужакам. Тем более, что обычно армейские офицеры ведут себя не очень прилично, с точки зрения казаков - они проводят свободное время в пьянстве, ухаживаниях за молодыми казачками и игре в карты.

Но Оленин совсем не такой. Ему нравится размеренная жизнь казаков, он присматривается к ним, внимательно слушает рассказы старого Ерошки и постепенно вливается в новую для него атмосферу. Весь день он проводит в лесу, охотясь, а вечером, возвращаясь домой, ужинает и ведет долгие беседы с Ерошкой. Он угощает Ерошку вином, дарит коня молодому казаку Лукашке, отвечает согласием на требования хорунжего платить за квартиру больше, чем было оговорено в самом начале. Все это меняет отношение к нему местных жителей. Оленин любуется не только окружающей его природой, но и самими казаками.

Особенно нравится ему Марьянка. Но он смотрит на нее точно так же, как смотрит на красоту окружающих станицу гор и не думает ни о чем большем. Тем более, что Марьянка готовится к свадьбе с Лукашкой. Но однажды он, подавшись уговорам князя Белецкого, с которым был знаком еще в Москве, приходит на вечеринку, где присутствует и Марьянка. Оставшись с ней наедине, он ее целует и понимает, что любит ее и готов на ней жениться. Видя, что готовится свадьба Марьянки и Лукашки, Оленин делает ей предложение. Девушка отвечает согласием, но Оленину надо еще получить и согласие ее родителей на свадьбу.

Отправившись к родителям девушки, он видит на улице отряд казаков и узнает, что несколько абреков перебрались через Терек. Вместе с отрядом он уезжает и участвует в схватке, в которой оказывается смертельно раненым Лукашка. Вернувшись в станицу, Оленин идет поговорить к Марьянке, но видит, что она вновь относится к нему очень негативно. Поняв, что она его никогда не полюбит, Оленин решает уехать из станицы в крепость. Теперь он уже не мечтает о новой жизни, как при отъезде из Москвы.

Дядя Ерошка — один из центральных персонажей повести «Казаки». В первоначальных вариантах повести герой носит имя своего прототипа, знакомого Толстому казака Епифана Сехина — дядя Епишка. Этот колоритный человек был описан старшим братом писателя — Н. Н. Толстым в его книге «Охота на Кавказе» (1857). В связи с этим обстоятельством Л. Н. Толстой одно время хотел либо вывести этого героя из числа персонажей своего произведения, либо сделать его на несколько десятилетий моложе, но не смог отказаться от этого героя, который более всего выражает свойственное Толстому в то время отношение к природе.

Ерошка — заштатный казак, почти 70 лет от роду, огромного роста, одинокий, он больше всего любит вспоминать старину и старинные казачьи обычаи и повадки. Герой известен и как отличный храбрый казак, и как удачливый вор, сводивший не раз чужие табуны, как искусный охотник, как джигит и известный кунак многих мирных горцев, как пьяница и «простой» человек. «Простота» в его понимании означает щедрость на угощение вином. Ерошка любим в станице, но на свои подлинно дружелюбные отношения со всеми смотрит с непонятным практицизмом. Лукашку он учит быть прежде всего джигитом, а не мужиком, то есть быть смелым и в достижении своих целей не останавливаться ни перед чем. Оленин очень нравится Ерошке своей «простотой», которая ставит старого казака перед неразрешимой задачей: «почему русские все просты и богаты и отчего они ничего не знают, а все ученые». Ерошка гордился тем, что сам он всему научить может, в том числе и своеобразному взгляду на мир, в котором сочетаются обожествление всего живого («Все Бог сделал на радость человеку»), преклонение перед «вечными» законами природы и «умом» зверей, доброжелательно-любовное отношение к людям со странным неразличением добра и греха. С наивным цинизмом он, в частности, предлагает Оленину свести его с Марьяной, не видя в том ничего предосудительного. Более всего Оленина привлекает к Ерошке полная гармония с природой, Ерошка же, как и Марьяна, воспринимает Оленина как чужого в их мире человека

Лукашка в повести «Казаки» — молодой казак, прозванный Урваном, поскольку смог вытащить («урвать») из воды казачонка. Во всем его облике чувствуется та особая «казацкая щеголеватость, которая состоит в подражании чеченским джигитам»: небрежность часто небогатой одежды соединяется с особым умением прилаживать и носить ее и с особым вниманием к оружию, которое должно было быть богато.

В первый же раз на кордоне Лукашка убивает абрека-лазутчика, становясь героем в глазах товарищей. Молодечество героя проявляется не только в службе: он ловок во всякой работе, сметлив, «гуляет» и пьет чихирь как настоящий казак, удачлив и любим всеми в станице и даже «уводит» чужих коней. Эти качества героя привлекают к нему внимание и расположение Оленина, который в порыве любви ко всем дарит молодому казаку коня, принятого Лукашкой не без удивления и доли простонародной хитрости. Многие поступки героя определяются желанием жениться на Марьяне, которую он искренне любит. Почти сразу после помолвки с ней герой получает в стычке с абреками смертельную рану.

Марьяна в повести «Казаки» — дочь богатого хорунжего, невеста Лукашки. Сильная, гордая и властная молодая казачка. Она выделялась среди подруг не только красотой, но и достоинством, гордой независимостью. Прежде всего свое достоинство и независимость Марьяна отстаивает в отношениях с Лукашкой, который только с ней был кроток, тих и нежен. «Замуж пойду, а глупости от меня никакой не дождешься», — заявляет она Лукашке.

Оленина Марьяна вначале как будто не замечает, приглядываясь к нему, как ко всякому чужому человеку и удивляясь его поступкам. Лишь после «бала» у станичных девок героиня перестает дичиться Оленина, угадывая, что нравится ему, и сохраняя со своим постояльцем общие для всей семьи дружелюбные отношения. К первому предложению Оленина выйти за него замуж относится с игривым любопытством, на второе, пришедшееся после сватовства и ранения, она отвечает резким неприятием «постылого» Оленина, человека чужого мира и непонятной ей жизни. Образ Марьяны был одним из основных для писателя в процессе работы над произведением.

Оленин Дмитрий — главный герой произведения «Казаки», автобиографический образ. «Оленин был то, что называется «молодой человек» в московском обществе»: он нигде не кончил курса, нигде не служил, промотал половину состояния, до 24 лет не избрал для себя ни занятия, ни карьеры. Оставшись без родителей, он был с 18 лет свободен так, как это было свойственно богатым молодым людям 1840-х гг. Ничто не связывало Оленина: ни чувства, ни моральные обязательства перед кем-либо. До этой поры он любил только себя, так как не успел еще разочароваться в себе, ожидая счастья в будущем. О своей настоящей жизни он знал только то, что в ней все было «не то».

С чувствами радости и грусти одновременно Оленин покидает Москву, желая начать новую жизнь, и едет юнкером на Кавказ, с которым у него были связаны самые романтические впечатления: горы, опасности, красивые черкешенки, обрывы, потоки, Амалат-беки... После непривычного для героя трехмесячного похода и бивуачной жизни он останавливается на квартире в доме хорунжего, отца Марьяны. Оленин сильно изменяется за это время даже внешне: «Вместо бритых скул, у него были молодые усы и бородка. Вместо истасканного ночною жизнью желтоватого лица... здоровый загар». Московская жизнь была забыта им на Кавказе, в душе у него «было свежо и ясно». В новой жизни среди новых людей еще не было ошибок и неясностей.

В станице Олегин избегает обычного образа жизни армейского офицера на Кавказе: игры в карты, вина, разговоров о наградах и ухаживания за казачками. Его увлекает простая, естественная жизнь казаков, которую он наблюдал, красота природы, охота. Здесь он приходит к выводу, что «счастье в том, чтобы жить для других». Герою кажется, что здесь теперь «его дом, его семья, все его счастие и что никогда нигде он не жил и жить не будет так счастливо, как в этой станице». Эти настроения и образ мыслей возникают у Оленина во многом под влиянием тех людей, которые его окружают. Молодой казак Лукашка производит на него впечатление своей удалью и естественностью. Оленину близка и нехитрая «философия» служения вечным законам природы, которую исповедует дядя Ерошка.

Но наибольшее влияние на героя оказывает встреча с красавицей казачкой Марьяной, которой вначале он любуется, как любуются красотой гор и неба. Постепенно его увлечение Марьяной становится настолько серьезным, что он ни за что не согласился бы сказать ей слов «шуточной любви». Чувство к Марьяне и стремление слиться с простой казачьей жизнью приводят героя даже к серьезному намерению жениться на этой гордой красавице. Однако его неудачное «сватовство», совпавшее с тяжелым ранением жениха Марьяны, Лукашки, открывает Оленину истинный смысл его положения среди казаков. Если вначале станичники удивлялись его поступкам, неоправданной, с их точки зрения, щедрости и доброжелательности, сторонились его, затем внешне дружелюбно и благожелательно общались с ним, то теперь Марьяна прямо называет героя «постылым», а дядя Ерошка, жалея, сетует при расставании на то, что Оленин «нелюбимый» какой-то. Не вписавшись в жизнь и быт казаков, герой уезжает, уже во время прощания видя, как мало он значил для этих людей.