Тор из мифологии. Тор, Tоrr, Донар: Скандинавский пантеон богов: Мифологическая энциклопедия

Ларец мудрости. Афоризмы великих мыслителей

Часть первая

Мудрость мыслителей

Фалес Милетский

Ок. 625-547 г. до н. э.

Древнегреческий философ, родоначальник античной философии и науки, основатель милетской школы.

Фалес происходил из г. Милета в Ионии, область Малой Азии на западном побережье Эгейского моря. Он много путешествовал по странам Востока, учился у египетских жрецов и вавилонских халдеев. По преданию, используя знания, полученные в Египте, Фалес предсказал солнечное затмение 28 мая 585 г. до н. э., которое помогло лидийскому царю Алиатту принудить мидийцев к миру на выгодных условиях. Во время войны с персами Фалес был военным инженером на службе у другого лидийского царя – Креза.

В своей философии Фалес все многообразие явлений и вещей возводил к единой основе, которой считал «влажную природу», воду: все возникает из воды и в нее превращается.

Важнейшей заслугой Фалеса в области математики считается перенесение им из Египта в Грецию начал теоретической элементарной геометрии.

Древнегреческими писателями Фалесу приписывается также решение двух геометрических задач практического характера: определения расстояния корабля на море от Милетской гавани и определения высоты пирамиды по длине ее тени.

Сочинения Фалеса до наших дней не дошли. По словам Аристотеля, это первый ионийский философ. Имя Фалеса уже в V в. до н. э. стало нарицательным для мудреца. Его называли «отцом философии» в его время.

Блаженство тела состоит в здоровье, блаженство ума – в знании.

Когда легче всего сносить несчастье? Когда видишь, что твоим врагам еще хуже.

Многословие еще не залог разумения.

Мудрее всего – время, ибо оно раскрывает все.

Надо не с виду быть хорошим, а характером пригожим.

Не наружность надо украшать, но быть красивым в духовных начинаниях.

О друзьях должно помнить не только в присутствии их, но и в отсутствие.

Помните, что дети ваши будут обходиться с вами так же, как вы обходитесь со своими родителями.

Пусть никакие толки не отвратят тебя от тех, кто тебе доверился.

Самое трудное – познать самого себя, самое легкое – давать советы другим.

Сильнее всего – неизбежность, ибо она властвует надо всем.

Человека, клевещущего на других, изгоняй из дома.

Что самое общее для всех? Надежда; ибо если у кого более ничего нет, то она есть.

Конфуций

551-479 гг. до н. э.

Мыслитель и философ Древнего Китая Кун-фу-цзы, или Учитель из рода Кун, известный на Западе как Конфуций. Родился Конфуций в царстве Лу в семье 63-летнего чиновника знатного рода и его 17-летней наложницы. Рождению ребенка сопутствовало множество чудесных обстоятельств, а на его теле насчитали 49 знаков будущего величия.

Уже в раннем детстве Конфуций отличался выдающимися способностями. В 7 лет его отдали в школу. В 17 лет он уже занимал должность государственного чиновника, хранителя амбаров в государстве Лу. Позже в его ведение поступил весь скот. В 25 лет за свои выдающиеся достоинства Конфуций стал значительной фигурой – его пригласили посетить благородного правителя в столице Поднебесной.

Конфуций создал школу, где ученики могли познавать законы окружающего мира, людей и открывать собственные возможности.

Слава о Конфуции распространилась далеко за пределы соседних царств, что не помогло ему уберечься от завистников и недоброжелателей. Он покинул родное государство и отправился в путешествие по стране, наставляя богатых и бедных, молодых и старых.

Ученики Конфуция из его высказываний составили книгу «Суждения и беседы», которая стала основной книгой конфуцианства.

Благородный муж винит себя, малый человек винит других.

Благородный муж в своей жизни должен остерегаться трех вещей: в юности, когда жизненные силы обильны, остерегаться увлечения женщинами; в зрелости, когда жизненные силы могучи, остерегаться соперничества; в старости, когда жизненные силы скудны, остерегаться скупости.

Благородный муж ни от кого не ожидает обмана, но, когда его обманывают, он первый замечает это.

Благородный муж помогает людям увидеть то, что есть в них доброго, и не учит людей видеть то, что есть в них дурного. А низкий человек поступает наоборот.

Благородный муж превыше всего почитает долг. Благородный муж, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой.

Благородный муж, привязанный к домашнему уюту, недостоин зваться таковым.

В стране, где есть порядок, будь смел и в действиях, и в речах. В стране, где нет порядка, будь смел в действиях, но осмотрителен в речах.

Давай наставления только тому, кто ищет знаний, обнаружив свое невежество. Оказывай помощь только тому, кто не умеет внятно высказать свои заветные думы. Обучай только того, кто способен, узнав про один угол квадрата, представить себе остальные три.

Даже в обществе двух человек я непременно найду, чему у них поучиться. Достоинствам их я постараюсь подражать, а на их недостатках сам буду учиться.

Единственная настоящая ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок.

Если так мало знаем о жизни, что можем мы знать о смерти?

Если у тебя не будет дурных мыслей, не будет и дурных поступков.

Если человек тверд, решителен, прост и несловоохотлив, то он уже близок к человечности.

Жаловаться на неприятную вещь – это удваивать зло; смеяться над ней – это уничтожить его.

Истинно человечный муж добивается всего собственными усилиями.

Каждый может стать благородным мужем. Нужно только решиться им стать.

Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности. Вглядись в ошибки человека – и познаешь степень его человечности.

Как можно иметь дело с человеком, которому нельзя доверять? Если в повозке нет оси, как можно в ней ездить?

Когда не знаешь слов, нечем познавать людей.

Когда пути неодинаковы, не составляют вместе планов.

Люди в древности не любили много говорить. Они считали позором для себя не поспевать за собственными словами.

Мы доверяем своим глазам, но им нельзя верить; мы полагаемся на свое сердце – но и на него не стоит полагаться. Запомните же, ученики: поистине нелегко познать человека!

Наблюдайте за поведением человека, вникайте в причины его поступков, приглядывайтесь к нему в часы досуга. Останется ли он тогда для вас загадкой?

Не беспокойся о том, что люди тебя не знают, но беспокойся о том, что ты не знаешь людей.

Не поговорить с человеком, который достоин разговора, – значит потерять человека. А говорить с человеком, который разговора недостоин, – значит терять слова. Мудрый не теряет ни людей, ни слов.

Не происходит изменений лишь с высшей мудростью и низшей глупостью.

Плати за зло чистосердечием, а за добро плати добром.

Полезные друзья – это друг прямой, друг искренний и друг, много слышавший. Вредные друзья – это друг лицемерный, друг неискренний и друг болтливый.

Попытайтесь быть хотя бы немного добрее – и вы увидите, что окажетесь не в состоянии совершить дурной поступок.

По своим природным задаткам люди друг другу близки, а по своим привычкам друг от друга далеки.

Посещать и слушать злых людей – это уже начало злого дела.

При встрече с достойным человеком думай о том, как сравняться с ним. Встречаясь с низким человеком, присматривайся к самому себе и сам себя суди.

Секрет доброго правления: правитель да будет правителем, подданный – подданным, отец – отцом, а сын – сыном.

Сердитый человек всегда полон яда.

Слово должно быть верным, действие должно быть решительным.

Служа отцу с матерью, увещевайте их как можно мягче. Если ваши советы не возымеют действия, будьте по-прежнему почтительны и смиренны. Даже если вы раздосадованы в душе, не высказывайте своего недовольства.

С ученым, который, стремясь к истине, в то же время стыдится плохого платья и дурной пищи, не стоит рассуждать.

Того, кто не задумывается о далеких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности.

Только истинно человечный человек способен и любить, и ненавидеть.

Только самые мудрые и самые глупые не поддаются обучению.

Тот, кто, дожив до сорока лет, вызывает лишь неприязнь, конченый человек.

Тот, кто красиво говорит и обладает привлекательной наружностью, редко бывает истинно человечен.

У сдержанного человека меньше промахов.

Утром познав истину, вечером можно умереть.

Учиться и, когда придет время, прикладывать усвоенное к делу – разве это не прекрасно!

Гераклит Эфесский

Ок. 540 г. до н. э. -?

Древнегреческий философ-материалист, один из основоположников диалектики, родился и жил в малоазийском г. Эфесе. Гераклит принадлежал к знатному роду, но отказался от привилегий в пользу своего брата. Считается, что Гераклит, возненавидев людей, удалился в горы и жил там отшельником.

Гераклит не был ничьим учеником, и, скорее всего, у него не было учеников. Однако его влияние на античную философию огромно. С идеями Гераклита были знакомы Сократ, Платон, Аристотель.

Единственное сочинение Гераклита «О природе» дошло до нас в 130 отрывках, а также многочисленных цитатах и перифразах.

Гераклит считал, что все непрерывно меняется. Положение о всеобщей изменчивости связывалось Гераклитом с идеей внутренней раздвоенности вещей и процессов на противоположные стороны, с их взаимодействием. Гераклит считал, что все в жизни возникает из противоположностей и познается через них.

Бессмертные – смертны, смертные – бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.

Взаимную беседу следует вести так, чтобы каждый из собеседников извлек из нее пользу, приобретая больше знаний.

Даже прекраснейшая из обезьян безобразна.

Доверять неразумным ощущениям – свойство грубых душ.

Если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, нашедших горох для еды.

Звери, живя вместе с нами, становятся ручными, а люди, общаясь друг с другом, становятся дикими.

Многознайство уму не научит.

Мышление – великое достоинство, и мудрость в том, чтобы говорить истинное и чтобы, прислушиваясь к природе, поступать с ней сообразно.

Народ должен защищать закон как свой оплот, как охранительную свою стену.

Правда настигает лжецов и лжесвидетелей.

Природа любит прятаться.

Своеволие следует гасить скорее, чем пожар.

Ум – бог для каждого.

Я искал самого себя.

Антисфен из Афин

Ок. 444/435-370/360 гг. до н. э.

Древнегреческий философ, уже в зрелом возрасте стал последователем Сократа. Присутствовал при предсмертной беседе своего учителя. После смерти Сократа создал собственную школу в гимнасии для неполноправных граждан – Киносарге, по названию которого последователи Антисфена стали именоваться киниками.

По утверждению Антисфена, основная задача философии – исследование внутреннего мира человека, понимание того, что для человека является благом. Сам Антисфен и его ученики доказывали, что благо для человека – быть добродетельным.

Известны названия около 70 сочинений Антисфена, которые дошли до наших дней отрывками. Полностью сохранились два текста: «Аякс» и «Одиссей».

Образ мудреца, созданный Антисфеном, был далее развит в стоицизме, а по изобретенному им внешнему виду одежды – короткий двойной плащ на голое тело, длинная борода, посох, нищенская сума – киников опознавали на протяжении всей Античности.

Безвестность есть благо, равно как и труд.

Блаженнее всего для человека – умереть счастливым.

Братская близость единомыслящих крепче всяких стен.

Государства погибают тогда, когда перестают отличать дурных от хороших.

Делать хорошее и слышать дурное – удел царей.

Добродетель – орудие, которого никто не сможет отнять.

Добродетель проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний.

Как ржавчина съедает железо, так завистников – их собственный нрав.

Красивая жена – общее достояние, некрасивая – наказание мужа.

Лучше достаться стервятникам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти – живых.

Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших.

Мудрец женится, чтобы иметь детей, притом от самых красивых женщин; он не будет избегать и любовных связей, ибо только мудрец знает, кого стоит любить.

Не пренебрегай врагами: они первыми замечают твои погрешности.

Самая необходимая наука – это наука забывать ненужное.

Сдержанность нужнее тем, кто слышит о себе дурное, нежели тем, в кого бросают камнями.

Справедливого человека цени больше, чем родного.

Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны.

Удовольствиями пользоваться можно по праву только после трудов, а не прежде них.

Чтобы быть счастливым, достаточно быть добродетельным.

Демокрит Абдерский

Ок. 460 – ок. 370 гг. до н. э.

Древнегреческий философ-материалист, один из первых представителей атомистики, ученик Левкиппа. Демокрит родился в г. Абдере во Фракии. По отрывочным сведениям о жизни Демокрита известно о его многочисленных путешествиях в Египет, Иран, Индию, Эфиопию.

Демокрит занимался всеми существовавшими тогда науками – этикой, математикой, физикой, астрономией, медициной, филологией, техникой, теорией музыки и т. д. Однако образ жизни Демокрита казался странным согражданам. Он часто уходил из города, скрывался на кладбищах, где предавался размышлениям. Иногда Демокрит без видимой причины разражался смехом, отсюда пошло его прозвище Смеющийся философ. Сограждане сочли Демокрита умалишенным и даже пригласили для его освидетельствования знаменитого врача Гиппократа. Тот признал Демокрита абсолютно здоровым как физически, так и психически.

Из примерно 70 сочинений Демокрита до нас дошло только около 300 фрагментов.

Благоразумен тот, кто не печалится о том, чего не имеет, и, напротив, рад тому, что имеет.

Благоразумие отца есть самое действенное наставление для детей.

Быть верным долгу в несчастье – великое дело.

Быть хорошим человеком – значит не только не делать несправедливости, но и не желать этого.

Враг не тот, кто наносит обиду, а тот, кто делает это преднамеренно.

Вражда с родными гораздо тягостнее, чем с чужими.

Все говорить и ничего не желать слушать есть признак гордости.

В счастье легко найти друга, в несчастье же – в высшей степени трудно.

Всякий вид работы приятнее, чем покой.

Выражение лица в зеркале видится, души же в беседах проявляются.

Делающий постыдное должен прежде всего стыдиться самого себя.

Для меня слово мудрости ценнее золота.

Должно приучать себя к добродетельным делам и поступкам, а не к речам о добродетели.

Дружба одного разумного человека дороже дружбы всех неразумных.

Единомыслие создает дружбу.

Если даже ты наедине с собой, не говори и не делай ничего дурного. Учись гораздо более стыдиться самого себя, чем других.

Если не желаешь признать похвалы заслуженными, то считай их лестью.

Если перейдешь меру, то самое приятное станет самым неприятным.

Жадность до денег, если она ненасытна, гораздо тягостней нужды, ибо чем больше растут желания, тем большие потребности они порождают.

Желающий учить того, кто высокого мнения о своем уме, попусту тратит время.

Жить дурно, неразумно, невоздержанно – значит не плохо жить, но медленно умирать.

Забвение своих собственных прегрешений порождает бесстыдство.

Завистливый человек причиняет огорчение самому себе, словно своему врагу.

Зависть порождает раздор среди людей.

Закон обнаруживает свое благотворное действие лишь тем, кто ему повинуется.

Законы бесполезны как для хороших людей, так и для дурных: первые не нуждаются в законах, вторые от них не становятся лучше.

Из мудрости вытекают следующие три особенности: выносить правильные решения, безошибочно говорить и делать то, что следует.

Из удовольствий наиболее приятны те, которые случаются наиболее редко.

Истина в глубине.

Кому попался хороший зять, тот приобрел сына, а кому дурной – тот потерял и дочь.

Кто сам не любит никого, того, кажется мне, тоже никто не любит.

Лучше думать перед тем, как действовать, чем после.

Лучше изобличить собственные ошибки, чем чужие.

Лучше, чтобы хвалил нас кто-нибудь другой, чем хвалить самого себя.

Медицина – сестра философии.

Многие, которые кажутся друзьями, на самом деле не суть друзья, и, наоборот, некоторые, не кажущиеся друзьями, на самом деле друзья.

Многие многознайки не имеют ума.

Многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекрасные речи.

Мужество делает ничтожными удары судьбы.

Мы не столько нуждаемся в помощи друзей, сколько в уверенности, что мы ее получим.

Наихудшее, чему может научиться молодежь, – легкомыслие. Ибо последнее порождает те удовольствия, из которых развивается порок.

Не из страха, но из чувства долга должно воздерживаться от дурных поступков.

Некоторые люди, не зная о разрушении смертной природы человека, терзаемые дурно проводимой жизнью, пребывая в треволнениях и страхах, измышляют лживые басни о том, что будет после смерти.

Не родственные связи создают друзей, но общность интересов.

Не слово, а несчастье есть учитель глупцов.

Не стоит жить тому, у кого нет ни одного истинного друга.

Не стремись знать все, чтобы не стать во всем невеждой.

Не телесные силы и не деньги делают людей счастливыми, но правота и многосторонняя мудрость.

Ни искусство, ни мудрость не могут быть достигнуты, если им не учиться.

Отказывайся от всякого удовольствия, которое не полезно.

Откровенная речь – свойство свободного духа, однако опасно выбрать для нее неподходящий момент.

Подобно тому как бывает болезнь тела, бывает также болезнь образа жизни.

Постыдно чужие недостатки тщательно примечать, а на свои не обращать внимания.

Признак ума – предотвратить обиду, не ответить же на нанесенную обиду – признак бесчувственности.

Причина ошибки – незнание лучшего.

Приятен старик, который приветлив и серьезен.

Раскаяние в постыдных делах есть спасение жизни.

Свободным я считаю того, кто ни на что не надеется и ничего не боится.

Сила и красота суть блага юности, преимущество же старости – расцвет рассудительности.

Сильно вредят дуракам те, кто их хвалит.

Слово – тень дела.

Страх порождает лесть.

Суть дела не в полноте знания, а в полноте разумения.

Счастлив тот, кто при малых средствах пользуется хорошим расположением духа; несчастлив тот, кто при больших средствах не имеет душевного веселья.

Только та любовь справедлива, которая стремится к прекрасному, не причиняя обид.

Тот, кто склонен противоречить и много болтать, не способен изучить то, что нужно.

Тот человек, у которого истинные друзья не остаются долго, имеет тяжелый нрав.

Узнав секрет от друга, не выдавай его, сделавшись врагом: ты нанесешь удар не врагу, а дружбе.

У кого характер упорядочен, у тех и жизнь благоустроена.

Украшение женщины – молчаливость; похвальна также и простота наряда.

Умеренность умножает радости жизни и делает удовольствие еще большим.

Хороший друг должен на веселье являться по зову, на бедствие же друга приходить без зова.

Хорошими люди становятся больше от упражнения, чем от природы.

Человека нужно оценивать не только по его делам, но и по его стремлениям.

Честный и бесчестный человек познаются не только из того, что они делают, но из того, чего они желают.

Ок. 470/469-399 г. до н. э.

Древнегреческий философ. Главное действующее лицо «Диалогов» Платона. Учение Сократа – поворотный момент в античной философии: от рассмотрения природы и мира к рассмотрению человека.

Сократ родился в зажиточной семье. Получил разностороннее образование. Принимал активное участие в общественной жизни Афин, воевал.

Свое учение Сократ излагал только в устной форме, в беседах с разными лицами и учениками.

Дельфийским оракулом Сократ был провозглашен «мудрейшим из людей» (об этом рассказывает Платон в «Апологии» Сократа). Размышляя об этом событии, он заявил, что «знает только то, что ничего не знает», и сделал вывод, что это убеждение и делает его мудрейшим, поскольку другие люди не знают даже этого.

Познание меры собственного (и других людей) незнания стало общим принципом сократовского учения.

В 399 г. ему по суду было предъявлено обвинение в «нечестии» и «развращении молодежи». Сократ не пожелал признать свою вину. Как свободный афинский гражданин он не был подвергнут казни, а принял яд сам.

Без дружбы никакое общение между людьми не имеет ценности.

Брак, если уж говорить правду, зло, но необходимое зло.

В одежде старайся быть изящным, но не щеголем; признак изящества – приличие, а признак щегольства – излишество.

Воспитание – дело трудное, и улучшение его условий – одна из священных обязанностей каждого человека, ибо нет ничего более важного, как образование самого себя и своих ближних.

Высшая мудрость – различать добро и зло.

Добрым людям следует доверяться словом и разумом, а не клятвой.

Единственное, чем всякий честный человек должен руководиться в своих поступках, – это справедливо или несправедливо то, что он делает, и есть ли это деяние доброго или злого человека.

Если ты будешь любознательным, то будешь многознающим.

Если человек сам следит за своим здоровьем, то трудно найти врача, который знал бы лучше полезное для его здоровья, чем он сам.

Есть одно только благо – знание и одно только зло – невежество.

Женись, несмотря ни на что. Если попадется хорошая жена, будешь исключением, а если плохая – станешь философом.

Женишься ты или нет – все равно раскаешься.

Заговори, чтобы я тебя увидел.

Как много есть на свете вещей, которые мне не нужны!

Как нельзя приступить к лечению глаза, не думая о голове, или лечить голову, не думая о всем организме, так нельзя лечить тело, не леча душу.

Артур Шопенгауэр

Афоризмы житейской мудрости

Афоризмы житейской мудрости
Артур Шопенгауэр

Эксклюзивная классика (АСТ)
«Афоризмы житейской мудрости» – произведение, в котором противопоставляется собственная этическая концепция «философа пессимизма» концепции эпикурейской. «Афоризмы» дополняют opus magnum Шопенгауэра и помогают лучше понять его смысл.

Артур Шопенгауэр

Афоризмы житейской мудрости

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Введение

Понятие житейской мудрости имеет здесь вполне имманентное значение, – именно в смысле искусства провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее, искусства, руководство к которому можно было бы назвать также эвдемонологией: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. А это последнее опять-таки вполне можно было бы определить как такое существование, которое при чисто объективном рассмотрении или, вернее (так как здесь дело идет о субъективном суждении), при холодном и зрелом размышлении заслуживало бы решительного предпочтения перед небытием. Такое понятие о счастливой жизни показывает, что мы держимся за нее ради нее самой, а не просто из страха перед смертью; отсюда же следует, далее, что мы желали бы, чтобы она длилась вечно. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании, да и вообще может ли она ему соответствовать; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, тогда как эвдемонология предполагает положительный ответ на него. Ведь она исходит как раз из того врожденного заблуждения, разбор которого начинается 49-й главой в томе II моего главного произведения. Поэтому, если я все-таки принимаюсь за такого рода сочинение, мне надлежит совершенно покинуть ту высшую, метафизико-этическую точку зрения, к которой, собственно, должна вести вся моя философия. Все, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе, – именно поскольку в них удержана обычная, эмпирическая точка зрения и сохранено ее коренное заблуждение. Таким образом, и ценность этого трактата может быть лишь условной, так как само слово «эвдемонология» представляет собою не более как эвфемизм. Он нисколько не притязает также и на полноту: с одной стороны, сама тема неисчерпаема, а с другой – в противном случае мне пришлось бы повторять уже сказанное другими.

Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно весьма поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий» («De utilitate ex adversis capienda»), которой и можно пополнить то, что дано мною. Правда, и Аристотель вставил краткую эвдемонологию в 5-ю главу первой книги своей «Риторики»; она вышла у него, однако, очень пресной. Я не воспользовался трудами своих предшественников, так как компилирование не моя специальность, тем более что при нем утрачивается единство точки зрения, это главное условие для подобного рода произведений. В общем, конечно, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие огромнейшее большинство, постоянно одно и то же делали, – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь. Вот почему Вольтер говорит: «Nous laisserons ce monde aussi sot et aussi mеchant que nous l’avons trouvе en y arrivant» («Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его»).

Основные отделы

Счастье – вещь нелегкая:

Его очень трудно найти внутри себя

И невозможно найти где-либо в ином месте.

Шамфор

Аристотель («Никомахова этика», I, 8) разделяет блага человеческой жизни на три класса – блага внешние, блага душевные и блага телесные. Я со своей стороны сохраню от этой классификации только ее трехчленность: то, от чего зависит разница в жребии смертных, может быть, на мой взгляд, сведено к трем основным пунктам. Вот они:

1. Что есть индивид – то есть личность в самом широком смысле слова. Сюда относятся, следовательно, здоровье, сила, красота, темперамент, нравственный характер, ум и его развитие.

2. Что имеет индивид – то есть всякого рода собственность и владение.

3. Чем индивид представляется. Под этим выражением, как известно, понимают, каков он в представлении других, то есть, собственно, как они себе его представляют. Таким образом, здесь мы имеем дело с их мнением о нем, которое проявляется в троякой форме – как честь, ранг и слава.

Рассмотрению под первой рубрикой подлежат те различия, которые провела между людьми сама природа. Уже отсюда можно понять, что их влияние на людское счастье и несчастье должно быть гораздо более существенным и решительным, чем то, какое может принадлежать указанным в двух остальных рубриках разграничениям, которые обусловлены просто человеческими определениями. Перед подлинными личными преимуществами, великим умом или великим сердцем, все преимущества ранга, рождения, хотя бы даже королевского, богатства и т. п. – то же самое, что театральные цари перед настоящими. Уже Метродор, первый ученик Эпикура, назвал одну из своих глав: «О том, что в нас лежащая причина для счастья важнее той, которая обусловлена обстоятельствами». И вообще, очевидно, благосостояние человека, да и весь характер его существования, главным образом зависит от того, что в нем самом имеет постоянное или преходящее значение. Ведь в этом заключается непосредственно его внутреннее довольство и недовольство, которые прежде всего являются результатом его чувствования, воления и мышления; все же внешнее влияет на его самочувствие лишь косвенным путем. Вот почему одни и те же внешние происшествия и отношения отзываются на каждом человеке совершенно различно, и при одной и той же обстановке каждый все-таки живет в своем особом мире. Ибо всякий человек непосредственно сознает только свои собственные представления, чувства и волевые движения: внешние вещи влияют на него лишь постольку, поскольку они дают повод для этих психических состояний. Мир, в котором живет каждый из нас, прежде всего зависит от того, как мы его себе представляем, – он принимает различный вид, смотря по индивидуальным особенностям психики: для одних он оказывается бедным, пустым и пошлым; для других – богатым, полным интереса и смысла. Когда, например, кто-нибудь завидует интересным приключениям, встретившимся в жизни другого лица, надлежало бы скорее завидовать тому дару понимания, в силу которого приключения эти получают значительность, какую они имеют в описании испытавшего их: ведь одно и то же происшествие, представляющееся столь интересным для высокоодаренного интеллекта, в представлении плоской дюжинной головы принимает вид самого пустого случая из повседневной жизни. Чрезвычайно заметно это на некоторых произведениях Гёте и Байрона, повод к которым дан, очевидно, действительными происшествиями: неумный читатель будет, пожалуй, завидовать изображенному поэтом прелестнейшему этюду, вместо того чтобы направить свою зависть на мощную фантазию, которая из довольно обыденного случая способна сделать нечто великое и прекрасное. Равным образом меланхолик видит трагедию там, где сангвиник усматривает лишь интересный конфликт, а флегматик – нечто малозначительное. Все это имеет свой корень в том, что всякая действительность, то есть всякое заполненное настоящее, состоит из двух половин, субъекта и объекта, хотя они и находятся между собой в столь же необходимой и тесной связи, как кислород и водород в воде. Поэтому при вполне одинаковых объективных данных, но различных субъективных, а также в обратном случае наличная действительность принимает совершенно иной вид: прекраснейшая и наилучшая объективная сторона при тупой, плохой субъективной все-таки даст лишь плохое действительное и настоящее, точь-в-точь как прекрасная местность в плохую погоду или в отражении плохой камеры-обскуры. Говоря проще, всякий замкнут в своем сознании, как и в своей коже, и только в нем живет непосредственно; вот почему ему нельзя оказать большой помощи извне. На сцене один играет князя, другой советника, третий слугу, солдата, генерала и т. д. Но различия эти имеют чисто внешний характер; во внутренней же сущности такого явления у всех скрывается одна и та же сердцевина: бедный актер с его заботой и нуждой. То же самое в жизни. Различия ранга и богатства каждому отводят свою роль, но ей вовсе не соответствует внутренняя разница в счастье и довольстве: и здесь в каждом скрывается тот же бедняк с его нуждой и заботой. Правда, по своему содержанию эти последние у каждого свои, но по форме, то есть по своей истинной сущности, они у всех почти одинаковы, хотя они и различаются в степени, но различие это вовсе не определяется положением и богатством человека, то есть его ролью. Именно: так как все, что для человека существует и случается, непосредственно существует все-таки лишь в его сознании и случается для этого последнего, то наиболее существенное значение имеет природа самого сознания, и в большинстве случаев она играет бо`льшую роль, чем те образы, которые в нем возникают. Вся роскошь и наслаждения, отражающиеся в тупом сознании глупца, очень бедны в сравнении с сознанием Сервантеса, когда он писал «Дон Кихота» в своей печальной тюрьме.

Объективная часть наличной действительности находится в руках судьбы и потому изменчива; субъективная же – это мы сами, и потому в своих существенных чертах она неизменна. Соответственно тому жизнь каждого человека, несмотря на все внешние перемены, носит сплошь один и тот же характер и может быть уподоблена ряду вариаций на одну тему. Никто не может выйти из своей индивидуальности. И подобно тому как животное, при всех условиях, в какие его ставят, всегда ограничено тем узким кругом, который неуклонно предначертала его существу природа, так что, например, наши стремления сделать счастливым любимое животное постоянно должны держаться тесных пределов, именно в силу этой ограниченности его существа и сознания, – так и с человеком: его индивидуальностью заранее определена мера возможного для него счастья. В особенности границы его духовных сил раз навсегда устанавливают его способность к возвышенным наслаждениям. Если они узки, то напрасны будут все усилия извне, бесполезно будет все, что могут сделать для него люди и счастье: он не в состоянии будет переступить меру обычного, полуживотного человеческого счастья и довольства; уделом его останутся чувственные наслаждения, благодушная и безмятежная семейная жизнь, низкое общество и вульгарное времяпровождение. Даже образование не может сделать очень многого для расширения его кругозора, хотя некоторых результатов оно и достигает. Ибо высшие, разнообразнейшие и наиболее прочные наслаждения, это – духовные, как бы мы ни обманывались на этот счет в молодости; а эти удовольствия зависят главным образом от духовных сил. Отсюда ясно вытекает, насколько наше счастье обусловлено тем, что мы есть, нашей индивидуальностью; между тем по большей части люди обращают внимание лишь на судьбу, на то, что мы имеем или чем представляемся. Но судьба может меняться к лучшему; к тому же, при внутреннем богатстве, человек не требует от нее многого. Напротив, глупец остается глупцом, тупой чурбан – тупым чурбаном остается до конца дней своих, хотя бы он очутился в раю и был окружен гуриями. Поэтому Гёте и говорил:

Раб, народ и угнетатель
Вечны в беге наших дней, -
Счастлив мира обитатель
Только личностью своей .

Что для нашего счастья и нашего наслаждения субъективное несравненно важнее объективного, это находит себе подтверждение во всем, начиная от таких фактов, что голод есть лучший повар и что старик равнодушно взирает на богиню юноши, и кончая жизнью гения и святого. В особенности здоровье стоит настолько выше всех внешних благ, что поистине здоровый нищий счастливее больного царя. Обусловленный полным здоровьем и счастливой организацией спокойный и веселый нрав, ясный, живой, проницательный и верно схватывающий ум, умеренная, кроткая воля, дающая чистую совесть, – вот преимущества, которых не может заменить никакой ранг, никакое богатство. Ибо то, что есть индивид сам по себе, что остается наедине с ним и чего никто не может ему дать или у него отнять, имеет, очевидно, для него более существенное значение, нежели все, чем бы он ни обладал и чем бы он ни был в глазах других. Человек с богатым внутренним миром, находясь в совершенном одиночестве, получает превосходное развлечение в своих собственных мыслях и фантазиях, тогда как тупицу не оградит от смертельной скуки даже постоянная смена компаний, зрелищ, прогулок и увеселений. Добрый, умеренный, миролюбивый человек может быть доволен и в бедности, тогда как алчного, завистливого и злого не удовлетворит никакое богатство. И для того, кто постоянно наслаждается своей необычной, выдающейся в духовном отношении индивидуальностью, большинство наслаждений, к каким все стремятся, совершенно излишни, даже прямо нежелательны и тягостны. Вот почему Гораций и говорит о себе:

Мрамор, слоновая кость, серебро и тирренские куклы.
Камни, картины и ткань, пурпурной покрытая
краской, -
Этого нет у иных, а иной и иметь не стремится .

Также и Сократ, при виде разложенных для продажи предметов роскоши, заметил: «Как много, однако, существует такого, в чем я не нуждаюсь».

Таким образом, для счастья нашей жизни первое и самое существенное условие – то, что мы есть, наша личность; и это уже потому, что она действует всегда и при всех обстоятельствах. Но, сверх того, она не подчинена, как блага двух других отделов, судьбе и не может быть у нас отнята. На этом основании ее ценность можно назвать абсолютной, в противоположность чисто относительной ценности остальных двух категорий. А отсюда следует, что человек гораздо менее подлежит воздействию извне, чем обычно думают. Только всесильное время и здесь проявляет свою власть: ему подчиняются мало-помалу телесные и духовные преимущества; один лишь моральный характер недоступен даже и для времени. В этом отношении, пожалуй, блага двух последних рубрик имеют преимущества перед благами первой, так как время непосредственно их не отнимает. Другое их преимущество можно видеть в том, что они, как лежащие в сфере объективного, по своей природе доступны приобретению и у каждого есть по крайней мере возможность овладеть ими; субъективное же, напротив, совершенно не в нашей власти: ниспосланное jure divino , оно пребывает неизменным во всю жизнь, так что здесь во всей силе приложимы слова:

Со дня как звезд могучих сочетанье
Закон дало младенцу в колыбели.
За мигом миг твое существованье
Течет по руслу к прирожденной цели.
Себя избегнуть – тщетное старанье;
Об этом нам еще сивиллы пели.
Всему наперекор вовек сохранен
Живой чекан, природой отчеканен .

Единственное, что мы можем сделать в этом направлении, это извлечь из данной нам личности возможно большую выгоду, иными словами – устремляться лишь за отвечающими ей целями и заботиться о такого рода развитии, которое как раз к ней подходит, избегая всякого другого, избирая, следовательно, сообразное с ней положение, занятие и образ жизни.

Положим, человек, одаренный необычайной, геркулесовской мышечной силой, вынужден внешними условиями посвящать себя усидчивому занятию, кропотливой, мелочной ручной работе или даже наукам и умственному труду, который требует совсем других, второстепенных для него способностей, так что как раз те способности, какими он особенно наделен, остаются у него без употребления: такой человек всю жизнь будет чувствовать себя несчастным; еще же несчастнее будет тот, в ком решительное преобладание имеют интеллектуальные силы и кто в то же время должен оставлять их без развития и употребления, для того чтобы заниматься обыденными делами, где они не нужны, или даже физическим трудом, для которого он недостаточно крепок. Здесь надо, впрочем, особенно в юности, избегать опасности предубеждения, чтобы не приписать себе чрезмерной силы, какой не имеешь на самом деле.

Из решительного перевеса нашей первой рубрики над двумя остальными следует также, что разумнее стремиться к поддержанию своего здоровья и развитию своих способностей, нежели к приобретению богатства; отсюда не надо, однако, делать ложного вывода, будто мы не должны заботиться о приобретении необходимых и приличных средств. Но собственно богатство, то есть большой избыток, мало способствует нашему счастью, и потому многие богатые чувствуют себя несчастными: у них нет духовного развития, нет знаний и, следовательно, нет никаких объективных интересов, которые могли бы привлечь их к умственной работе. Ведь то, что богатство может дать помимо удовлетворения реальных и естественных потребностей, мало имеет значения для нашего действительного благополучия – напротив, ему вредят те многочисленные и неизбежные заботы, какие сопряжены с сохранением большого имущества. Тем не менее люди в тысячу раз более хлопочут о богатстве, чем об умственном развитии, хотя вполне очевидно, что то, чем является индивид, гораздо важнее для нашего счастья, нежели то, что он имеет. И мы видим очень много людей, неустанно работающих, трудолюбивых, как муравьи, с утра до вечера занятых приумножением своего уже существующего богатства. Они не знают ничего вне узкого кругозора нужных для этой цели средств; ум у них пуст и поэтому невосприимчив ко всему остальному. Для них недоступны высшие, духовные наслаждения, которые они напрасно стараются заместить теми мимолетными, чувственными, мало времени, но много денег требующими удовольствиями, какие они себе иногда позволяют. Под конец, в результате своей жизни, если счастье им улыбалось, они действительно имеют перед собой очень большую кучу денег, которую и оставляют своим наследникам для дальнейшего приумножения или же расточения. Оттого подобный жизненный путь, хотя бы он и был пройден с весьма серьезной и важной миной, столь же глуп, как и тот, что прямо имел своим символом дурацкий колпак.

Таким образом, для счастья человеческой жизни самым существенным является то, что человек имеет в самом себе. Именно благодаря тому, что это достояние обычно бывает столь незначительным, большинство тех, кто свободен от борьбы с нуждою, чувствуют себя, в сущности, столь же несчастными, как и те, кому еще приходится с нею бороться. Пустота внутреннего мира, пошлость сознания, бедность ума побуждают людей искать общества, которое опять-таки состоит из совершенно таких же лиц, ибо similis simili gaudet . И вот начинается совместная погоня за забавами и развлечениями, которых ищут сначала в чувственных наслаждениях, во всякого рода удовольствиях и, наконец, в распутстве. Причина страшного мотовства, в результате которого сплошь и рядом наследник богатой семьи, часто в невероятно короткое время, расточает свое значительное состояние, заключается на деле просто в той скуке, какая возникает от описанной сейчас духовной бедности и пустоты. Такой юноша явился в свет снаружи богатым, внутри же бедным; и вот он тщетно стремится заменить внутреннее богатство внешним, желая все получить извне, – подобно старцам, которые пытаются укрепить свои силы испарениями молодых девушек. Таким путем внутренняя бедность в конце концов приводит также и к бедности внешней.

Мне нет нужды указывать на ту важную роль, какая принадлежит в человеческой жизни двум другим разрядам благ. Значение собственности настолько теперь всеми признано, что не требует никакого доказательства. Третья рубрика имеет даже в сравнении со второй весьма эфирную природу, заключаясь просто во мнении других людей. Однако к чести, то есть к доброму имени, должен стремиться каждый, к рангу же – только те, кто служит государству, а к славе – лишь крайне немногие. Между тем на честь смотрят как на благо, а в славе видят самое прекрасное, что может достигнуть человек, золотое руно избранных; напротив, ранг предпочтут собственности одни глупцы. Вторая и третья категории благ находятся, впрочем, в так называемом взаимодействии, – поскольку прав Петроний со своим «habes, habeberis» и поскольку, с другой стороны, благоприятное мнение других, во всех своих формах, часто ведет к достатку.

О том, что есть индивид

Мы уже признали в общем, что счастье человека гораздо более зависит от его свойств, нежели от того, что он имеет или чем он представляется. Всегда главное в том, что есть индивид, то есть что он имеет в самом себе, ибо его индивидуальность сопутствует ему постоянно и всюду, накладывая свою печать на все, что он переживает. Во всем и при всем он ближайшим образом наслаждается только собою самим – это справедливо уже относительно наслаждений физических, а еще в гораздо большей мере относительно духовных. Вот почему надо признать очень удачным английское выражение «to enjoy oneself» , когда, например, говорят: «Не enjoys himself at Paris» («Он наслаждается собой в Париже»), а не «er genie?t Paris», как по-немецки. Если же индивидуальность – плохого качества, то все наслаждения подобны превосходным винам, попавшим в рот, где побывала желчь. Поэтому, если оставить в стороне тяжкие несчастья, в хорошем и дурном меньше имеет значения то, что человек встречает и претерпевает в своей жизни, чем то, как он все это воспринимает, иными словами – какова по своему характеру и степени его восприимчивость во всех ее формах. То, что есть индивид сам по себе и что он в самом себе имеет, короче, его личность и его достоинство – вот единственное, с чем непосредственно связано его счастье и благополучие. Все остальные условия имеют здесь лишь косвенное значение, так что их влияние может быть парализовано, влияние же личности – никогда. Поэтому-то зависть, направленная на личные преимущества, бывает наиболее непримиримой, да и скрывают ее всего тщательнее. Далее, только свойства сознания устойчивы и неизменны, и только личность действует постоянно, непрерывно, с большей или меньшей силою сказываясь в каждое мгновение; все же остальное всегда обладает лишь временным, случайным, преходящим действием, а к тому же и само подвержено превращению и перемене, почему Аристотель и замечает: «Не достояние надежно, а природа». Этим объясняется, почему несчастье, всецело зависящее от внешних обстоятельств, мы переносим с большей твердостью, чем вызванное собственной виною: судьба может измениться, собственная же природа – никогда. Первым и важнейшим условием для нашего счастья являются, следовательно, субъективные блага – благородный характер, способная голова, счастливый нрав, бодрое настроение и хорошо сложенное, вполне здоровое тело, то есть вообще mens sana in corpore sano , и потому мы гораздо больше должны заботиться о развитии и поддержании этих качеств, нежели о приобретении внешних благ и внешнего почета.

После всего этого самый ближайший путь к счастью – веселое настроение, ибо это прекрасное свойство немедленно вознаграждает само себя. Кто весел, тот постоянно имеет причину быть таким – именно в том, что он весел. Ничто не может в такой мере, как это свойство, заменить всякое другое благо, между тем как само оно ничем заменено быть не может. Пусть человек молод, красив, богат, пользуется почетом; при оценке его счастья является вопрос, весел ли он при всем этом. С другой стороны, если он весел, то безразлично, молод ли он или стар, строен или горбат, беден или богат, – он счастлив. В ранней молодости мне пришлось однажды открыть какую-то старую книгу, где я прочел: «Кто много смеется, тот счастлив, а кто много плачет, тот несчастен», – очень простодушное замечание, которое, однако, благодаря заключающейся в нем простой истине навсегда врезалось мне в память, каким бы крайним трюизмом оно ни было. По этой причине мы должны широко раскрывать свои двери веселью, когда бы оно ни являлось, ибо оно никогда не приходит не вовремя. Между тем мы часто колеблемся допустить его к себе, желая сначала знать, действительно ли у нас есть полное основание быть довольными, или же боясь, что оно помешает нашим серьезным размышлениям и важным заботам; но какой прок выйдет из последних, это далеко не известно, тогда как веселость представляет собою прямую выгоду. Только в ней мы имеем как бы наличную монету счастья, а не банковские билеты, как во всем остальном; только она дает немедленное счастье в настоящем и потому есть высшее благо для существ, по отношению к которым действительность облечена в форму нераздельного настоящего между двумя бесконечными временами. Поэтому приобретение и охрану этого блага мы должны ставить впереди всех других забот. А ведь несомненно, для веселости духа нет менее благоприятного условия, чем богатство, и более благоприятного, чем здоровье: у людей из низших, трудящихся, особенно земледельческих классов мы видим веселые и довольные лица; богатым же и знатным свойственно угрюмое выражение. Нам надлежит, следовательно, прежде всего стремиться к возможно более полному здоровью, лучшим выражением которого является веселость. Для этого, как известно, мы должны избегать всякого излишества и расстройства, всяких бурных и неприятных душевных волнений, а также слишком сильного или слишком продолжительного умственного напряжения; должны ежедневно по крайней мере два часа посвящать быстрому движению на чистом воздухе, усердно пользоваться холодными ваннами и соблюдать другие подобные же диетические правила. Без надлежащего ежедневного движения нельзя оставаться здоровым: все жизненные процессы, для своего нормального отправления, требуют движения как органов, где они совершаются, так и всего тела. Вот почему Аристотель справедливо замечает: «Жизнь состоит в движении». Жизнь заключается в движении, и в нем ее сущность. Внутри организма везде господствует непрерывное, быстрое движение: сильно и неутомимо бьется сердце со своей сложной двойной систолой и диастолой, прогоняя 28 своими сокращениями всю массу крови через большой и малый круги кровообращения; без остановки действуют легкие, подобно паровой машине; кишки все время извиваются в motus peristalticus ; во всех железах постоянно идет всасывание и отделение; даже в мозгу совершается двойное движение при каждом ударе пульса и каждом вдохе. Когда же при этом почти совершенно отсутствует внешнее движение, как это мы видим у огромного числа людей, ведущих сидячий образ жизни, то возникает резкое и пагубное несоответствие между внешним покоем и внутренней суматохой. Ибо непрестанное внутреннее движение ищет некоторой поддержки в движении внешнем; помянутое же несоответствие аналогично тому, как если благодаря какому-нибудь аффекту все внутри нас кипит, а вовне мы ничем не смеем проявить своих чувств. Даже для успешного роста деревьев надо, чтобы их колебал ветер. Здесь имеет силу правило, которое короче всего можно выразить по латыни: «Omnis motus, quo celerior, eo magis motus» . Насколько наше счастье зависит от веселого настроения, а последнее – от состояния нашего здоровья, это можно видеть, сравнив впечатление, производимое на нас одними и теми же внешними отношениями или случаями, когда мы здоровы и бодры, с тем, как они отзываются на нас, когда болезнь настроит нас мрачно и тревожно. Счастливыми или несчастными делает нас не то, каковы вещи в объективной действительности, а то, какими они являются нам в нашем представлении: это как раз имел в виду Эпиктет, говоря: «Людей мучают не вещи, а представления о них». Вообще же 9/10 нашего счастья зависят исключительно от здоровья. При нем все становится источником наслаждения; напротив, без него не доставляет удовольствие никакое внешнее благо, каково бы оно ни было, и даже остальные субъективные блага, свойства ума, сердца, характера, от болезненности умаляются и терпят большой ущерб. Не без основания поэтому люди прежде всего спрашивают друг друга о здоровье и взаимно высказывают пожелание доброго здоровья, ибо действительно оно играет главную роль в человеческом счастье. А отсюда следует, что величайшая из всех глупостей – жертвовать своим здоровьем ради чего бы то ни было, ради наживы, чинов, учености, славы, не говоря уже о сластолюбии и мимолетных наслаждениях: напротив, все должно отходить перед ним на задний план.

Но хотя столь существенно необходимая для нашего счастья веселость очень тесно связана со здоровьем, однако она зависит не от одного только этого условия, ибо и при полном здоровье у человека может быть меланхолический темперамент и преобладать мрачное настроение. В последнем итоге это объясняется, без сомнения, коренными и потому неизменными свойствами организма – преимущественно нормальным или аномальным отношением чувствительности к раздражимости и воспроизводительной силе. При ненормальном преобладании чувствительности получается неровное настроение – временами чрезмерная веселость, преимущественно же – меланхолия. А так как и гениальность обусловлена избытком нервной силы, то есть чувствительности, то Аристотель вполне справедливо заметил, что все выдающиеся и даровитые люди – меланхолики: «Все замечательные люди в философии, политике, поэзии, искусствах оказываются склонными к меланхолии». Именно это место, несомненно, имеет в виду Цицерон в своем часто приводимом сообщении: «Аристотель сказал, все умные – меланхолики». Вообще же очень искусно изобразил интересующую нас здесь врожденную важную разницу основного настроения Шекспир:

Родит природа странных
Людей: одни глазеют и хохочут,
Как попугай, услышавший волынку,
Другие же на вид, как уксус кислый,
Так что в улыбке зубы не покажут,
Клянись сам Нестор, что забавна шутка!

Именно это различие отметил Платон выражениями dyscoloi (тяжелый нравом) и eycoloi (легкий нравом). Оно может быть сведено к весьма различной у разных людей восприимчивости по отношению к приятным и неприятным впечатлениям, благодаря чему один продолжает смеяться там, где другой близок к отчаянию; при этом восприимчивость к приятным впечатлениям обычно бывает тем слабее, чем сильнее воспринимаются впечатления неприятные, и наоборот. Если в каком-либо деле имеется равная возможность счастливого и несчастного исхода, то dyscoloi при несчастном конце досадует или сокрушается, счастливому же не радуется; eycoloi, напротив, не досадует и не скорбит при несчастном завершении дела, но радуется счастливому. Когда dyscoloi из десяти целей достигнет девяти, он не радуется девяти удачам, а печалится об одной неудаче; в обратном случае eycoloi все-таки сумеет найти утешение и радость в одной удаче. Но так как вообще нет худа без добра, то и здесь оказывается, что хотя dyscoloi, натуры мрачные и мнительные, в общем имеют дело с большим числом воображаемых несчастий и страданий, зато у них меньше реальных бед, нежели у людей веселых и беззаботных: ибо кто все видит в черном свете, постоянно боится худшего и потому принимает свои меры, тот не так часто ошибается в расчетах, как человек, всему придающий веселый вид и окраску. Но если об руку с врожденной dyscoli? идет болезненное поражение нервной системы или пищеварительных органов, то она может достигнуть столь значительной степени, что постоянное недовольство породит отвращение к жизни с последующей склонностью к самоубийству. Это последнее могут тогда вызвать даже самые мелкие неприятности; при высших же степенях такого расстройства даже нет нужды и в них: на самоубийство решаются просто вследствие непрерывно плохого самочувствия, лишая себя жизни с таким холодным обсуждением этого акта и столь твердой решимостью, что больной, большею частью находящийся уже под присмотром, постоянно ищет случая и пользуется первым мгновением недосмотра, чтобы без колебаний, борьбы и содрогания прибегнуть к выходу, который представляется ему естественным и желанным избавлением. Подробные описания такого состояния дает Эскироль в своем сочинении о душевных болезнях (Esquirol. Maladies mentales). Но, конечно, при случае на самоубийство могут решаться и самые здоровые, быть может, даже веселые люди, именно если огромность страданий или неуклонно приближающейся беды пересилит в них ужас смерти. Единственная разница заключается здесь в различной силе нужного для подобного решения импульса – силе, которая стоит в обратном отношении с dyscoli?. Чем больше последняя, тем ничтожнее может быть импульс, опускаясь в конце концов до нуля; наоборот, чем больше eucolia и поддерживающее ее здоровье, тем большей энергией должен обладать импульс. Сообразно тому существуют бесчисленные переходные стадии между двумя крайними случаями самоубийства, именно – самоубийством, которое обусловлено исключительно патологическим усилением врожденной dyscoli?, и самоубийством здорового и веселого человека, вызванным чисто объективными причинами.

Тор (мифология)

Этимология

Древнеисландское слово Þorr произошло от прагерманского *thunaraz - «гром». От него же пошли нем. Donner , дат. donder и др.-англ. Þunor , превратившиеся путём эпентезы в англ. thunder . швед. tordön , дат. donder и норв. torden содержат суффикс -dön/-den, означающий «грохот» или «гул». В скандинавских языках так же есть слово dunder , заимствованное из средненижненемецкого .

Римские источники отождествляли Донара с Юпитером, но чаще с Геркулесом (например, Тацит в своей «Германии »).

Характеристика

В скандинавской мифологии бог грома и дождя, бурь и плодородия, второй по значению после Одина. Рыжебородый богатырь обладал могучей силой, которой он любил мериться со всеми, и невероятным аппетитом - за один присест съедал быка. Тор защитник людей (живут в Мидгарде) и богов (живут в Асгарде) от великанов-ётунов и чудовищ.

Семья

От своей хозяйки, великанши Ярнсаксы (др.-сканд. Járnsaxa ) Тор имел сына Магни . От Сиф у него была дочь Труд и сын Моди .

Билширнир

Мифы о Торе

Большинство мифов повествуют о борьбе Тора с великанами-ётунами и его походах в их страну Ётунхейм .

Великан Трим похитил у Тора его молот Мьёльнир , Тор отправился за ним в Ётунхейм в сопровождении Локи. Переодевшись в одежду богини Фрейи, Тор обманывает Трима и убивает его молотом.

В Младшей Эдде рассказывается, как великан Гейррёд потребовал от пойманного им Локи , чтобы тот привёл к нему Тора без молота Мьёлльнира и без пояса силы. Тор перебирается через реку Вимур, ухватившись в последний момент за рябиновый куст. С помощью волшебного посоха он удерживается на чудесной скамье и давит ей дочерей великана. После чего он железными рукавицами ловит брошенный в него раскалённый брусок железа и убивает Гейррёда.

В Старшей Эдде рассказывается, что Тор для пира богов добыл котёл для варки пива у великана Хюмира.

В последний день перед концом мира (Рагнарёк) Тор сражается с мировым змеем Ёрмунгандом , порождением Локи . Громовник снёс уродливую голову чудовища и, отойдя от него всего на девять шагов, утонул в потоке яда, изрыгавшегося из разверстой пасти мёртвой твари. Молот Тора поднял его сын, Магни , который продолжил борьбу за отца.

Тор в науке

• 90-й элемент таблицы Менделеева, торий , открытый Йёнсом Берцелиусом (1779-1848), получил своё название в честь Тора. Минерал, в котором был обнаружен торий, получил название торит .
• В честь Тора назван астероид (299) Тора , открытый в 1890 году.

См. также

• Тысяча лет Хрофта и Гибель богов 2 (произведения Ника Перумова)
• Тор - персонаж в детской синтез-опере Льва Конова «Асгард»
• Тор - персонаж аниме Забавы Богов
• Tomb Raider: Underworld - в игре присутствует ссылка на бога Тора, протагонистка игры ищет его снаряжение

Напишите отзыв о статье "Тор (мифология)"

Примечания

Ссылки

• // Энциклопедия «Кругосвет ».
• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Тор (мифология)

– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.

В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.

Тор - бог грома и молнии в германо-скандинавской мифологии, легендарный сын Всеотца Одина, великий воин. Также Тор - бог войны и победы (наравне с самим Одином и Тюром). Но если Один считается богом королей, конунгов и ярлов, то бог Тор покровительствовал простым воинам, он воплощал в себе мужество и стойкость скандинавских народов.

Главной задачей Тора всегда была защита мира людей () и мира богов (Асгарда) от великанов Ётунов, живущих на востоке, и других чудовищ, угрожавших гармонии Мирового Древа. Бог Тор - сын Одина и великанши Ёрд (воплощение земли), но хотя фактически он получается наполовину великаном, в эддических сагах его называют исключительно асом и «триждырожденным» (хотя происхождение этого эпитет неясно). Сын Тор также почитался богом стихии и бурь, ему посвящали Четверг (Одину - Среду). У других европейских народов можно найти немало схожих мифологических персонажей, например, Индра (индусы), Перун (славяне), Таранис (кельты).

Что касается этимологии, то насчет происхождения имени скандинавского бога Тора среди современных лингвистов нет единого мнения. Вероятно, древнеисландское «Þorr» могло произойти от прагерманского «thunaraz», что в переводе означает «гром» или «грохот». По этой версии от «thunaraz» также происходит немецкое слово «donner», датское «donder» и древнеанглийская форма «Þunor». В Средние Века в результате эпентезы любое из этих слов могло привести к появлению традиционного норвежского «torden» и английского «thunder». Также существует версия, согласно которой древнеисландское «Þorr» восходит к ирландскому «tarann» и кельтскому «taranis», что в переводе также означает «гром».

Важно отметить, что в античной литературе бога Тора отождествляют вовсе не с Юпитером, хотя их функции схожи, и даже не с Марсом, а с Геркулесом. В частности, об этом упоминает Тацит в своей фундаментальной работе «Германика».

Тор: характерные черты, семейное положение, наследие

Скандинавский бог Тор, будучи сыном Одина, по всей вероятности, был вторым по значимости в древнескандинавском пантеоне. При этом в отдельных регионах его почитали как бога плодородия. В эддических сагах бог Тор описан как рыжебородый (либо - светловолосый) богатырь с буйным нравом и чудовищной силой. Тор вспыльчив, неуемен в еде и ратном искусстве, фактически - традиционный архетип воина викингов.

Супругой бога Тора была прекрасная Сиф, богиня плодородия и процветания, которая впоследствии получила золотые волосы взамен тех, что по наущению Фрейи ей отрезал Локи (см. соответствующий миф из « »). У Сиф и бога грома Тора было двое детей - прекрасная Труд (или Фруд, вероятно - валькирия) и Моди (покровитель битвы, после Рагнарёка окажется одним из выживших асов).

Однако согласно «Младшей Эдде» Стурлусона Моди родила вовсе не Сиф, а великанша Ярнсакса, которая также родила Тору и другого сына - Магни, могучего воина, который спас отца в битве с Хрунгниром, а после гибели Тора сумел взять в руки Мьёльнир и пережил Рагнарёк. Также в «Младшей Эдде» Снорри Стурлусон упоминает некую дочь бога викингов Тора и богини Сиф по имени Луриди, о которой ничего не известно. В ранних эддических сагах упоминается пасынок Тора (сын Сиф) по имени Улль, мастер стрельбы из лука, и некая приемная мать бога грома, Хлору, о которой также не сохранилось никакой пояснительной информации (она упоминается только в «Языке поэзии» Стурлусона).

Но бог грома Тор знаменит не только своими великими потомками, которые в итоге окажутся одними из немногих асов, сумевших пережить «гибель богов», чтобы строить мир заново вместе с людьми. Тор и его жена Сиф правят королевством Трудхейм («дом силы» в переводе с древнескандинавского) или Трудванг («поле силы»), хотя неясно, одно ли место подразумевают эти названия, которые встречаются в разных источниках. Важно отметить, что в эвгемерическом варианте «Старшей Эдды» говорится о том, что Тор (уже не как мифологический, а вполне реальный исторический персонаж) завоевал Фракию, «которую зовем мы Трудхеймом».

В «Речах Гримнира» (песнь «Старшей Эдды») говорится о том, что бог грома Тор жил в Билширнире (дословно «скрежет молний» с древнескандинавского), это самый красивый дом во всем Асгарде, он насчитывает 540 комнат, в каждой из которых живут боги.

Артефакты и волшебное снаряжение, которым владел Тор

Помимо легендарного Мьёльнира, неотразимого молота, выкованного темными альвами, бог викингов Тор также владел волшебными железными рукавицами, благодаря которым он мог удержать рукоять молота (в бою Мьёльнир раскалялся докрасна). Также у Тора есть необычный пояс, который называется Мегингъёрд, он удваивает силу владельца.

У скандинавского бога Тора есть бронзовая колесница, о которой в песне «Хаустлёнг» говорится следующее (примерный перевод с древнескандинавского без сохранения оригинального слога): «когда скачет Тор в колеснице своей, колются горы и пылает земля». В колесницу Тор запрягает двух козлов - Тангриснира («скрипящий зубами» в переводе с древнескандинавского) и Тангниостра («скрежещущий зубами»). Особенность этих волшебных козлов заключается в том, что по необходимости бог Тор может зажарить их и съесть. Затем он благословляет кости козлов Мьёльниром и они оживают. Единственное ограничение - есть можно только мясо, не трогая кости. В мифе о путешествии Тора в Утгард есть эпизод, в котором смертные Тьяльви и Рёсква, у которых останавливается Тор, пренебрегают этим указанием и разгрызая маленькую косточку. Так один из козлов Тора стал хромым. В качестве извинений Тьяльви и Рёсква стали служить могучему богу викингов.

Приключения Тора и его спутников

Чаще всего сын Одина, бог грома Тор, путешествовал вместе с хитроумным и своими смертными оруженосцами - Тьяльви и Рёсквой. Популярен миф о том, как Тор, Локи и Тьяльви попали в сказочный Утгард к Утгарда-Локи, который испытывал их. Так Локи соперничал с огнем в скорости поедания пищи, Тьяльви соревновался с мыслью в скорости бега, а сам Тор пытался осушить Мировой Океан, поднять Ёрмунганда и уложить на лопатки старость.

Другой миф повествует о путешествии Тора и Локи в Ётунхейм к великану Триму, который сумел украсть Мьёльнир. По сюжету мифа Тор переодевается Фрейей, проникает в дом Трима, хватает молот и убивает великана. Также в «Младшей Эдде» упоминается и другой миф о путешествии Тора в Ётунхейм. Великан Гейррёд ловит Локи и под страхом смерти заставляет его привести Тора без его легендарного оружия. Тор переплывает реку Вимур, чудом спасаясь от бурных вод (в последнее мгновение богу грома удалось ухватиться за рябиновую ветку). Затем в странном состязании Тор давит волшебной скамьей дочерей Гейррёда и убивает его раскаленным куском железа, который рассвирепевший великан метнул в аса (Тору помогают его железные рукавицы).

Другой известный миф часто называют «Рыбалка Тора». В этой саге из «Младшей Эдды» рассказывается о том, как бог Тор и ётун Гимир отправились порыбачить и Тор чуть не вытащил из Мирового Океана самого Ёрмунганда, чем изрядно напугал великана. Еще одно деяние Тора, за которое его особенно уважали в Асгарде, заключалось в том, что он сумел украсть у ётуна Хюмира огромный котел для варки. Котел был настолько огромен, что мог прокормить всех жителей Асгарда, собравшихся на большой пир.

Последний подвиг великого аса - битва с Ёрмунгандом во время Рагнарёка. Тор одолеет змея, разбив Мьёльниром голову чудовища, но сам падет замертво от его жесткого яда. Как уже упоминалось, впоследствии молот Тора возьмет его сын Магни.

Битва Тора с Хрунгниром

Особое место в мифологических сюжетах, связанных с богом войны Тором, занимает его схватка с великаном Хрунгниром, владыкой Ётунхейма, который, вероятно, был сильнейшим ётуном своего поколения. Хрунгнир славился ратным мастерством, в бою использовал огромный щит, который мог отразить любой удар (потенциально - даже удар Мьёльнира), а в качестве оружия у него выступало огромное точило (относительно этого образа скандинавоведы спорят по сей день).

В «Младшей Эдде» говорится о том, что Хрунгнир пришел в Асгард, преследуя Одина, который сказал, что нет коня быстрее Слейпнира. Конь Хрунгнира Гульфакси (с древнескандинавского «золотая грива») действительно не догнал Слейпнира, но ас и великан даже не заметили, как оказались в Асгарде. Там Хрунгниру предложили выпить пива, владыка ётунов откровенно налакался и стал похваляться своей силой. Но когда Тор предложил расколоть ему череп за такие слова, Хрунгнир резонно отметил, что нет чести в победе над безоружным. Он предложил богу грома биться на границе Асгарда и Ётунхейма, у неких «Каменных Дворов». Для битвы подчиненные Хрунгнира создали глиняного голема Мёккуркальви, вложив в его грудь сердце кобылы. Но Мёккуркальви не особенно помог своему королю, он обмочился при виде Тора и даже не вступил с ним в бой.

Тьяльви, который служил Тору, бежал впереди него и когда увидел Хрунгнира, закричал ему, что Тор намерен атаковать его из под земли. Великан бросил щит на землю, встал на него и взял точило в обе руки. Внезапно появившийся бог войны Тор метнул в Хрунгнира молот, но великан тоже успел среагировать, бросив в приближающегося врага свое оружие. Точило в полете ударилось о Мьёльнир и разлетелось надвое: одна часть рассыпалась по земле, образовав кремниевые горы, другая угодила в голову Тору, так что тот рухнул наземь. Молот расколол каменный череп великана и тот упал замертво, придавив шею Тора ногой. Одновременно с этим Тьяльви набросился на глиняного голема и разорвал его на части.

Тор попытался сбросить со своей шеи ногу Хрунгнира, но не смог. И так он лежал до тех пор, пока не подоспел его сын Магни, которому на тот момент было «три ночи от роду». Магни с легкостью сбросил ногу великана с шеи Тора, освободив отца, и сказал, что если б явился раньше, смог бы без труда одолеть Хрунгнира одним ударом.

А осколок точила так и остался в голове Тора. Его пыталась вытащить ведунья Гроа, она пела над Тором заклинания, но бог начал рассказывать ей о том, как освободил из Ётунхейма ее мужа - Аурвандиля. Гроа так обрадовалась, что забыла все свои заклинания. Из этого мифа родилось странное поверье, бытовавшее среди народов Скандинавии в Средние Века: нельзя класть точило поперек досок, которыми устелен пол, иначе осколок оружия Хрунгнира, который остался в голове Тора, начнет шевелиться и причинит богу грома нестерпимую боль.

Мифы о Боге Торе

Тор был первым и любимым сыном Одина и его жены Ерд-Земли. Все живительные соки матушки Земли впитал он в себя, всю мощь стихий и стремительность взял от отца, бога неба. Дарил он дожди и плодородие пашне, пробуждал весенними грозами спящие цветы и деревья, помогал перелетным птицам.

Но больше всего Тор заботился о людях; он охранял Митгард от великанов и чудовищ, почти постоянно сражаясь с ними на далеком и холодном востоке — иначе разросся бы их род, заполнил собою все, как сорняк, не оставив никому места.
А боги считали Тора главным стражем Асгарда. Стоило только произнести его имя громким голосом — тотчас являлся бог грома и без промедления вступал в бой с самым страшным врагом.

Рассказывали, что в десять лет Тор начал носить оружие отца, в двенадцать был так силен, что мог разом поднять с земли десять тяжеленных медвежьих шкур. В подарок от великаншы Грид, одной из жен Одина, получил он Пояс силы; как наденешь его — прибывает крепости вдвое. А уж когда карлы преподнесли Тору молот Мьелльнир, он сделался вовсе непобедимым. Ведь молотом можно было мгновенно убить, расколоть надвое череп даже горного великана, расщепить самое могучее дерево, вогнать любого по колено в землю.

Подарила великанша Тору еще и посох. Ведь где только не оказывался Тор, куда только не отправлялся. Приходилось на пути преодолевать валуны и скалы, продираться сквозь чащобы, переплывать через протоки. Ни один конь не мог бы там проскакать, где бывал Тор, только сбились бы лошадиные подковы, да запалилось дыхание. И потому предпочел Тор двух быстроногих козлов. Одного назвал Тангриснир«Скрежещущие зубы», другого Тангиостр«Скрипящие зубы». Слышался в этих именах вой ветра и скрип деревьев, буря и ураган. Замертво могли пасть козлы вечером, а наутро освятит их хозяин своим молотом, и вновь неутомимо скачут они.

С детства слышал Тор о страшной Стране великанов, Утгарде. И едва вырос, решил в ней побывать, увидеть все собственными глазами, а то и силой померяться, коль случится, с ее обитателями. Позвал он с собой Локи, отправились они в путь. Под вечер подъезжают к дому одного человека, остаются там ночевать. Бедноват был дом, нечем хозяевам покормить гостей, засмущались они. Понял Тор, рассмеялся: «Сейчас мы зарежем наших козлов и славно поужинаем». Послушно подошли Тангриснир и Тангиостр, словно и не впервой им быть зарезанными. Освежевал Тор туши, положил в котел. Вкусный запах скоро наполнил дом. Перед началом ужина разложил Тор перед очагом козлиные шкуры и велел всем кидать в них кости. Увлекся хозяйский сын Тьяльви, взял одну ножку, расщепил ее и высосал костный мозг. Потом в Асгарде говорили, что подучил его Локи. Утром встал Тор спозаранок, оделся, поднял молот, освятил им шкуры. И вскочили на ноги козлы — целехоньки и живехоньки. Только один немного прихрамывал. Нахмурил бог грома брови; от его взгляда готовы были все провалиться сквозь землю. А уж когда Тор непроизвольно сжал в руках молот, побелели все от страха, стали просить пощады. Смягчился Тор, взял провинившегося мальчика в услужение себе, а его сестру Рескву — жене. Так и остались у Тора дети великана Эгиль.

Испытания Тора на пути в Утгард

Побоялся Тор, что загубит козла, если не даст поджить его ноге, решил вместе с Локи, Тьяльви и Ресквой идти пешком. Держали они путь на восток, где и находилась страна великанов Утгард. Добрались они до моря, переправились, дальше пошли.Набрели на какой-то дом, очень просторный.
Быстро согрелись путники и уснули, как убитые. Но среди ночи всех перепугал страшный шум и грохот-такой, что земля ходуном ходила и весь дом трясся.Всю ночь шум и грохот то стихали, то возобновлялись с прежней силой.

Едва рассвело, вышел Тор наружу. Видит, лежит под деревом человек огромного роста и громко храпит во сне. Догадался Тор, что за грохот и шум был ночью. А великан будто и ждал появления бога грома; вмиг проснулся и вскочил на ноги.

И, как сказывают, впервые у Тора не хватило духу сразу пустить в ход молот. Спросил он человека об имени, тот назвался Скрюмиром. Подумал Тор: «Не прозвище ли это»? Ведь Скрюмир значит — «Хвастун». Открыл Тор рот, чтобы назвать себя, а незнакомец говорит: «Твое имя я знаю, ты — Аса-Тор. Не ты ли присвоил мою рукавицу?» И понял Тор, что эту рукавицу они и приняли ночью за дом, а палец — за пристройку. Расхохотались все, сели завтракать.
А потом попросился Скрюмир в попутчики, и честная компания двинулась вперед. Все припасы сложили в котомку Скрюмиру, он ловко завязал ее и, словно перышко, бросил за спину.

Вновь шли они целый день. Лишь поздно вечером расположились под большим дубом на ночевку. С утра проснулись,недалеко осталось до Утгарда. А мне теперь в другую сторону-вон к тем горам!» Уже на ходу бросил Скрюмир такие слова: «Шли бы вы назад, не любят в Утгарде такой мелюзги!»
Пустились путники дальше и около полудня увидели среди поля город: ворота высоченные, палаты огромные. Были наглухо заперты все входы, да сквозь прутья решетки, словно через широкие двери, прошли смельчаки и направились к палатам. Видят, множество народу по скамьям сидит, росту немалого, виду удалого. А во главе стола то ли вождь, то ли король. Увидел он незваных гостей и говорит: «Имени своего не скрою. Оно у меня двойное, и обе части вам хорошо знакомы: Утгард-Локи». Оглянулись путники на своего Локи, и показался он им таким родным и милым по сравнению с грозным предводителем етунов.
Посмотрел на них и Утгард-Локи: «Только с теми мы дела затеваем да как настоящих гостей привечаем, кто сумеет нас чем-нибудь удивить: или уменьем, или хитростью, так что готовьтесь к испытаниям».

Испытания Тора и его спутников в Утгарде

Выслушали Тор и его товарищи слова Утгарда-Локи, посмотрели друг на друга. Шагнул вперед отчаянный Локи и говорит: «Начнем с меня. Пожалуй, нет мне равных в еде. Скорей любого берусь управиться со своей долей».
Усмехнулся Утгард-Локи: «Ну, что ж, дерзни, коли так. Есть у нас такой Логи. Имена у вас схожие, может, и аппетит окажется равным?» Тут принесли изрядную миску — побольше корыта — полную мяса. Подсели с разных сторон Локи и Логи. Встретились как раз посреди корыта: Локи, еле дыша, догладывал последнюю кость, а Логи — съел все мясо, все кости, доел, вдобавок, и корыто. Сконфузился Локи, понял, что зря похвастался, есть едоки познатнее него.

Сказал тут Тор, что он охотнее всего померялся бы силами в питье. Одобрительно загудели окружающие, двинулись опять в палаты, тотчас принесли штрафной рог — как бы и не очень большой, но длинный, конец куда-то под стол прячется. Глотнул Тор так, что дыхание перехватило, глянул в рог,— а там воды словно и не убавилось. Второй раз тянет Тор воду, сколько хватает духу, силится поднять конец рога, да опять ничего не получается — убыло воды еще меньше, чем в первый раз.
Заиграли в глазах у Утгарда-Локи насмешливые огоньки, предложил он с третьего раза осилить рог. А вокруг все уже чуть не в голос смеются. Разъярился Тор, собрал все силы и сделал преогромный глоток. Заглянул в рог: воды поубавилось, но дна не видать. Бросил он в сердцах рог и не пожелал больше пить, сказал только, что у асов такие глотки не назвали бы маленькими.


Снова засмеялись глаза Утгарда-Локи. «Ладно, Тор. Найдем забаву попроще. Здесь молодые парнишки ради смеха подымают иногда с земли мою кошку; кто выше, тот и выиграл. Если не сочтешь это пустячное дело недостойным себя, попробуй!» В тот же миг соскочила на пол серая кошка, и не маленькая.
Тор подошел к ней, подхватил посреди брюха и стал подымать. Но чем выше он тянул ее, тем больше она сгибалась в дугу, и тем длиннее становились ее лапы. Упорно поднимает Тор кошку вверх. И вот уж больше не хватает сил, а кошка только одну лапу от земли оторвала. Словом, не удалась Тору детская игра. Расхохотался Утгард-Локи добродушным смехом: «Не пеняй на себя, Тор. Кошка большая, а ты против нас, великанов, совсем маленький. Смотри, никто кругом не смеется, все вроде бы даже удивляются, что кошка не удержалась на всех лапах».

Утром вновь усадили гостей за столы, заставили основательно подкрепиться перед дорогой. Распрощались они и отправились восвояси. Вышли за ворота вместе с Утгардом-Локи. Глянул он на хмурого Тора, улыбнулся, затем вполне серьезно и уважительно произнес: «Знал бы я наперед, что ты столь силен, не пустил бы тебя в мой город. Слушай правду. Обманул я твои глаза. Ведь это я был с вами в лесу. Котомку ты не мог развязать потому, что была она стянута путами из волшебного железа, а когда ты трижды ударял по мне, то подставлял я вместо себя скалу, и остались там глубокие впадины. Мне-то и первого раза хватило бы, чтобы испустить дух».
Изумился прямодушный Тор и сказал: «Спасибо тебе за правду, но ведь в твоем городе соревнования шли на глазах у всех, никто никого не обманывал, и мы все же позорно проиграли! Может молот мой и силен, но сам я, видно, не очень».

Развеселился Утгард-Локи, чуть не упал со смеху. «Да ведь в еде с твоим Локи соревновался Логи-Пламя, и сжег он не только мясо, но и корыто. С Тьяльви взапуски бежал Хуги-Мысль; кто же в быстроте поспорит с мыслью? А конец рога, из которого ты пил, был соединен с морем. Вот выйдете к берегу, увидишь, насколько оно обмелело. Теперь это будет называться отливом». И вновь недоверчиво спросил Тор: «А как же кошка?» Аж посерел лицом Утгард-Локи: «Напугались мы, Тор, когда кошка оторвала лапу. Обманули мы твои глаза: это была вовсе не кошка, а Мировой Змей Ермунгард. А ты его чуть не до неба поднял и чуть пополам не перервал. Великое чудо произошло.
Услышал такие признания Тор, загорелся огонь мести в его груди, решил он тотчас сокрушить великаний город. Но ничего не нашел позади себя, кроме ровного пустынного поля. Все было продумано етунами от начала до конца.
Вернулся Тор в Асгард. Знал он, что не раз еще придется ему встретиться с великанами и в открытом бою, и в мирное время. С тех пор стали звать Тора «Устрашителем великанов».

Рыбалка Тора

По рассказам некоторых асов, Тор и Тюр не сразу уехали от Хюмира. Остались они ночевать, и угрюмый етун сказал богам, что надо будет вставать рано утром и отправляться на рыбалку, чтобы запастись едой на ужин. Тор, не задумываясь, ответил, что готов выйти в море, только бы найти приманку. Недобро хмыкнул Хюмир: «Ступай к стаду быков, если смелости хватит, отрывай у любого голову — лучше приманки не сыщешь!».
Не мешкая, пошел Тор к лесу, возле которого паслось стадо, увидел огромного черного быка и вмиг отрубил ему голову. И с довольным видом отправился к лодке. Осерчал Хюмир, не на такое он рассчитывал. Молча столкнул лодку и сунул в руки Тору весла.
Приналег Тор на весла, стрелой помчалась лодка в открытое море. Вскоре Хюмир велел остановиться, так как доплыли они до места, где хорошо ловилась камбала. А Тор гребет себе дальше, будто не слышит.
Покосился Хюмир на его молот, смолчал. Смотрит, уж и берега-то давно не видать, и лодок рыбачьих нет ни одной. Говорит Тору: «Дальше плыть очень опасно. Можно наткнуться на Мирового Змея. А тогда несдобровать нам». Тор отвечает: «Еще немного, и остановимся. Кажется мне, знатная предстоит нам рыбалка!» Совсем приуныл Хюмир, мысленно уже с жизнью начал прощаться. Наконец, бросил Тор весла.

Достал Тор крепкую лесу в канат толщиной и крючок, что больше смахивал на якорь. Насадил на него бычью голову, полил ее маслом, чтоб далеко в воде разошелся запах приманки, поплевал на него по рыбацкой примете и бросил крюк за борт. А второй конец лески крепко намотал на кулак. Пошел крюк ко дну, и провел тут Тор Ермунгарда не хуже, чем в Утгарде провели его самого, подсунув в руки Змея.
С жадностью заглотнул Ермунгард бычью голову: давненько такой лакомой пищи не попадало в его пасть. Но тут крюк со страшной силой впился ему в небо. От боли у Змея аж потемнело в глазах! Рванул он с такой яростью, что чуть не выдернул Тора из лодки. Пришел Тор в азарт, разгорячился, прибавилось в нем сил. Уперся он в днище лодки, пробил его ногами, стал на морское дно и подтащил Змея к самому борту. Надо было видеть это жуткое зрелище, когда Тор вперил глазищи в Змея, а Змей, изрыгая яд, начал пожирать взглядом Тора.
Ни жив ни мертв сидел Хюмир в лодке. А когда увидел голову Змея и волны, готовые захлестнуть лодку, схватил в беспамятстве нож и бросился к лесе. Тор же занес молот над головой, чтобы обрушить его на Змея. На миг опередил его Хюмир: резанул по лесе ножом, и погрузился освобожденный Ермунгард в море. Метнул Тор вслед ему молот, и, сказывают люди, уже в воде молот пробил Змею голову. Но так и не дождался Тор, чтобы всплыл Змей брюхом вверх. Хватил он с досады Хюмира кулаком по уху, свалился тот за борт, только пятки сверкнули. Остыл немного Тор, втащил Хюмира в лодку, поймал парочку китов, и направились они к берегу.
Угрюмо молчал Хюмир, да и Тор не особенно веселился,— не мог он простить великану его трусости. Хюмир же затаил желание чем-то уязвить Тора. А того все чаще стали называть «Недругом Мирового Змея».

Тор - невеста

Великан Трюм похищает молот. Говорили между собой великаны, что не довело Хрунгнира до добра его бахвальство; что никто не может победить Тора. Но в душе многие великаны также были не против увести из Асгарда Сив и Фрейю. Не давали богини покоя не только тем, кто их видел, но даже тем, кто только слышал о них. Особенно много рассказывали о Фрейе - о ее красоте, доброте, гостеприимстве, веселом нраве, дружелюбии.
Разгорелось от этих рассказов сердце великана Трюма, самого знатного среди етунов. Все у него было: прекрасные чертоги, стада коней, черных быков, золоторогих коров, сокровища, драгоценные камни. Даже ошейники псам Трюм плел из золота. Но не хватало всему этому великолепию одного - красивой и знатной хозяйки. Решил Трюм, что добьется Фрейи во что бы то ни стало. Понимал он, что похитить ее, увезти против воли вряд ли удастся: кликнет она Тора, и не сносить незадачливому жениху головы. Надо было придумать что-нибудь такое, чтобы Тор сам отдал Фрейю в его руки.
И придумал влюбленный Трюм. Как-то гостил Тор у великанши Ярнсаксы, радовался силе и удали своего сына Магни. По привычке пошел он вздремнуть под деревом в ближайший лесок. Тут и подкараулил его Трюм, мгновенно схватил молот и был таков. Проснулся Тор и ахнул: пропал Мьелльнир. Стал искать, обшарил все кусты, заглянул под каждую былинку: разъярился так, что встали дыбом волосы и взъерошилась борода. Стыд и срам: как у старой бабки, похитили молот из-под носа.


Решил Тор никому ничего не говорить, кроме Локи, может, тот сумеет выведать, в чьих руках находится Мьелльнир. Локи с готовностью согласился помочь, только для быстроты посоветовал попросить у Фрейи ее соколиное оперение. Ахнула богиня, тут же вынесла оперение, сказав только: «Будь оно хоть золотым или серебряным, ради такого дела никогда не пожалела бы!» Надел Локи оперение и в мгновение ока домчался до страны етунов. На одном из курганов увидел он Трюма. Тот, как ни в чем не бывало, расчесывал густые гривы своих коней. «Ну, как там дела у асов? Зачем пожаловал?» - дружелюбно спросил он Локи. А Локи и отвечает: «Поспорил я, Трюм, что никто, кроме тебя, не осмелился бы запрятать молот Тора, и вот решил узнать, прав я или нет». Польстил Локи Трюму этими словами. Засмеялся он: «Да, я запрятал Мьелльнир далеко, глубоко, никто не найдет. Но готов обменять его на Фрейю, если хотите».
А в Асгарде расстроенный Тор бродил с таким хмурым видом, что никто не решался с ним заговорить. Вдруг прямо над его головой зашумели крылья, и перед глазами предстал Локи. Не переводя дух, рассказал все Тору, и решили они уговорить Фрейю принять предложение великана. Прекрасная Фрейя едва не выгнала их из дому, разгневалась, расфыркалась от возмущения так, что затряслись палаты, а с шеи сорвалось драгоценное ожерелье Брисингов. «Тор! Да я сама себя уважать перестану, если поеду с тобой в Етунхейм! Сватались эти настырные великаны, сватались и вот что удумали! Давайте соберемся вместе, может найдем другой способ вернуть молот».


Мигом обежала Фрейя всех богов, созвала на совет на главную площадь-тинг. Ломали они головы, ломали, всяк предлагал свое. Дольше всех молчал ас Хеймдалль. Потом вдруг весело засмеялся, подошел к Тору, обнял его, словно красну девицу, и сказал: «А что, если нам нарядить невестой тебя? Длинная юбка скроет ноги, фата и убор - голову и лицо, на грудь нацепим драгоценностей, Фрейя и своего знаменитого ожерелья не пожалеет, ведь все знают, кому оно принадлежит. Никто не заподозрит подвоха».
Замахал Тор руками, отказался быть посмешищем. Знал он, как быстры асы на прозвища: сейчас согласишься, а потом прилипнет слава женовидного. Загрустили асы, ведь при помощи молота великанам ничего не стоит захватить Асгард и сотворить все то, о чем говорил Хрунгнир. Стали хором уверять Тора, что только еще больше его полюбят, если он спасет всех от беды. В уговорах неожиданно помог Локи, большой любитель всяких приключений и перевоплощений, он вызвался переодеться тоже и сопровождать невесту-Тора в роли служанки.
Надели на Тора свадебный наряд, повесили на поясок связку ключей, как подобает будущей хозяйке, украсили грудь всеми драгоценностями Фрейи, накрыли голову пышным убором. Не мешкая, запрягли резвых козлов, и помчали они так, что горела под копытами земля и рушились горы. Трюм принимает гостей. Издали увидали великаны колесницу асов. Заволновался Трюм, приказал етунам скорей застилать скамьи и ставить на столы угощение. Вскоре ломились они от бочонков с пивом, медом, жаркого, рыбы, лакомств.
Дело было как раз к вечеру, все изрядно проголодались, и, как только гости появились на пороге, стали садиться за столы. Невесту и ее служанку посадили по обе стороны от Трюма. Тот от волнения и кусочка проглотить не мог, не сводил глаз с невесты. А она будто и забыла, зачем приехала. Поставила около себя несколько бочонков, пододвинула жареного быка и рыбу - и давай уплетать. Вмиг невеста-Тор опростал три бочки меду, съел целого быка, восемь огромных лососей и все лакомства.
Изумился Трюм и растерянно так говорит: «Не видывал я невест, которые все сглатывали бы, не прожевывая, в таком количестве и вливали в себя пиво, словно в бездонную кадку. Ничего подобного я не слышал и о Фрейе!» Служанка-Локи чуть не подавился при этих словах. Повел он игриво плечиком и прошептал на ушко Трюму: «Хозяйке моей так не терпелось быстрей добраться к прекрасному жениху, что восемь дней и ночей она и маковой росинки в рот не брала, гнала и гнала козлов без отдыха. А вообще-то, она малоежка!»
Просиял Трюм и тут же захотел поцеловать невесту. Откинул покров... и оторопело отпрянул.

Повернулся к служанке-Локи и спрашивает: «Почему у Фрейи таким нестерпимым блеском сверкают глаза? Из них, клянусь, пламя пышет!» Разумная служанка простодушно отвечает: «Восемь ночей без сна провела Фрейя, так ей не терпелось скорее добраться. Вот глаза от бессонницы и воспалились!»
Успокоился Трюм, велел начинать свадебные обряды. Вошла по обычаю его старшая сестра и стала словами венчальной песни просить у невесты даров: «Дай мне запястья, червонные кольца, коль добиваешься дружбы моей, дружбы моей и приязни доброй».

А Трюму не терпится; велит он скорее принести молот Мьелльнир, положить на колени невесте в знак того, что боги одобряют союз. Весь затрясся от внутреннего смеха Тор, когда увидел свой могучий молот. Вскочил он и начал крушить етунов. Первым пал Трюм, потом его сестра. Вместо даров ей удары достались, вместо колец - колотил ее молот. Был истреблен весь род исполинов. А Тора еще чаще стали звать «Повелителем и владетелем молота Мьелльнир».