Можно ли быть крестными мужу с женой. Крестные родители: кому можно быть крестным? Как выбрать крестных родителей

Ежедневное душеполезное чтение

Покровители семьи – Благоверные князья Петр и Феврония!

Весьма популярную в Древней Руси «Повесть о житии Петра и Февронии Муромских» монаха Ермолая-Еразма, написанную к общерусской канонизации в XVI в. князя Петра (в монашестве Давида) и княгини Февронии (при постриге Евфросинии) Муромских, обычно называют повестью о любви, однако это слово ни разу не сказано ее героями по отношению друг к другу. В чем же выражается эта таинственная любовь?
Во вступлении к повести содержится характерное для древнерусских творений обращение к Богу-Отцу, а вот похвала Святой Троице обретает особое значение, поскольку Бог «создал человека по Своему Образу и по подобию Своему трехсолнечного Божества тричастное даровал ему: ум, слово и душу живую. И пребывает в людях ум, как Отец слова; слово же исходит от него, как Сын посылаемый; на нем же почивает Святой Дух, поскольку у каждого человека слово без духа из уст исходить не может, но дух со словом исходит; ум же начальствует».
Как в Троице первенствует Бог-Отец, пославший Святой Дух на сошедшего по Его воле в мир дольний Сына, так в человеке главенствует ум – духовная сущность, управляющая словом и духом. Поскольку душа пребывает в сердце, то и ум пребывает в нем.
Бог, «любя же в человеческом роде всех праведников, грешников же милуя, захотел всех спасти и в разум истинный привести». Что следует понимать под «истинным разумом»?
Истина, как известно, одна. Это – Бог. Тогда под «истинным разумом» следует понимать разум, управляемый Богом, а не волею человека. Будучи самовластным, человек и сам может управлять своим разумом – помыслами. Но это уже будет не истинный разум, а склонный к ошибкам, ставший таким после грехопадения – отпадения от Бога. Придти в истинный разум человек может только через смирение. А для этого нужно отсечь собственную волю…
Князь Петр был младшим братом правящего в Муроме князя Павла. Движимый братской любовью, он рискует жизнью ради Павла и решается на сражение со змеем-искусителем снохи. Победив змея, Петр впадает в грех гордыни: он – победитель! Духовная немощь выступает струпьями на коже. Гордыню можно победить смирением, но его пока мало. Желая исцелиться от болезней, он ищет лекарей и находит мудрую (то есть, наделенную Божией благодатью) дочь древолаза-бортника Февронию, готовую взяться за его врачевание, но при ряде условий.
Феврония умна, то есть духовна; князь – разумен, то есть рассудком пытается постичь непостижимые вещи. Вот и пытается Феврония через череду испытаний выработать у Петра смирение и привести его в истинный разум. Она не только может вылечить Богом ей суженого, но и хочет это сделать.
Первое условие: «если будет мягок сердцем и смирен», то обретет исцеление. Не проявил князь сразу смирения. Зная об этом, Феврония ставит новое ему условие: «Если не смогу быть ему супругой, то не нужно мне и врачевать его!» Здесь кроется очередная – мудрая – загадка Февронии: не стать супругой князю она хочет, а спрашивает себя: сможет ли она сама быть супругой князю?

Цель, вроде бы, одна и та же, да смысл разный. Именно ей самой придется позднее доказывать и боярам, и Петру, что она может быть супругой князю! Князь же уловил лежащий на поверхности смысл: девица заставляет его на себе жениться, и возмутился: «Как можно князю взять себе в жены дочь древолаза?!» Не уловил он в словах девушки более глубокий смысл: не супруге не подобает и врачевать его. И с небрежением отнесся к словам ее. Не понял вложенного в слова Февронии смысла – проиграл в мудрости ей. И в благородстве, поскольку сразу же замыслил в сердце обман: «Скажите ей, пусть врачует. Если же вылечит, обязуюсь взять ее себе в жены». Нет в нем оговоренного Февронией как условие врачевания смирения. Княжеская гордыня (простолюдинка – не ровня ему) взяла верх. Ради временной выгоды (выздоровления) готов и грех совершить – обмануть.
Чувствуется торжество в возвращении выздоровевшего героя – победителя змея в родной город Муром. Добился вроде бы он намеченной цели – избавился от язв. Но намеченной цели не добилась Феврония. И Божественный Промысл не сбылся. Не была она обманщицей и не собиралась хитрить и лукавить, когда велела передать князю, чтобы один струп оставил. Она испытывала Петра: мужа ведь себе выбирала, княжескую гордыню побороть хотела ради спасения его души.
От оставшегося струпа болезнь быстро возродилась, ведь причина ее не была устранена: сердце князя не стало смиренным.
Теперь князь ведет себя уже по-иному: не приказывает лечить, а просит врачевания. Смирился. Феврония без гнева и гордыни приняла княжеское извинение, ибо ожидала его. Зная же Божественный Промысл о них, ставит новое условие: «Если будет мне супругом, то будет вылечен». На сей раз князю предстоит доказать жизнью, что сможет он быть ее верным супругом, данным ей Богом. Если раньше, казалось, Феврония могла только робко поставить условие, которое князь проигнорировал, то теперь она твердо его диктует, ибо творит Божественную волю. И если прежде князь просто пообещал жениться на ней, не чувствуя этой Божественной воли о себе, то на сей раз «даст ей твердое слово». И получив исцеление (не просто тела, но души – кротостью и смирением!), взял ее себе в жены. Так Феврония стала княгинею. Свершился Промысл о них: не послал бы Господь в качестве испытания князю болезнь, не нашел бы тот себе верной супруги в лице дочери древолаза…
Последующая их семейная жизнь свидетельствует о том, что Феврония не просто стала Петру верной супругой и княгиней, но достойной его: мудрой, ведущей спасительным путем своего супруга. А князь Петр становится достойным Февронии супругом. Ради жены своей, следуя заповедям Божиим, отказывается он от княжеской власти: на предложение бояр выбрать между престолом и женой Петр выбирает жену и соглашается оставить Муром. Правда, впадет в уныние. Тогда уже Феврония укрепит его чудом: благословит срубленные деревца, и на следующий день они снова зазеленеют, что станет прообразом их возвращения домой.
А награда им обоим за праведную жизнь – венец небесный.
Когда приспело время благочестивого преставления их, то умолили они Бога, чтобы даровал им в один час предстать пред Ним. И завещали положить себя в едином гробу, имеющем только перегородку на две части. Сами же в одно время облеклись в монашеские одежды. И назван был блаженный Петр в иночестве Давид, что значит «возлюбленный», надо понимать – и Богом, и супругой. Преподобную Февронию нарекли при постриге Евфросинией, что переводится как «радость», в данном случае – и радость спасения.

Преподобная Евфросиния, выполняя послушание, вышивала воздух для соборного храма Пречистой Богородицы, когда преподобный Петр-Давид прислал ей сказать, что хочет уже отойти от мира сего и ждет ее.
Феврония-Евфросиния оказалась перед выбором: завершить дело послушания или выполнить ранее данное слово. Она выбирает обещание, чтобы не оставить неисполненного долга. Ее труд может завершить и кто-то другой, а вот данное слово выполнить может только она сама. Тем самым подчеркнула она приоритет слова над мирским делом, пусть даже и богоугодным.
И, помолившись, предали они свои святые души в руки Божии в двадцать пятый день месяца июня. Это день памяти святых – покровителей русской семьи.
Не смогли их разлучить при жизни, попытались это сделать после кончины.
Захотели люди, чтобы тело князя Петра было положено в соборной церкви Пречистой Богородицы. А тело Февронии – вне города, в женском монастыре, в церкви Воздвижения честного и животворящего Креста Господня. Рассудили себе, что коль супруги стали иноками, то «неугодно есть положить святых в одном гробу». Забыли слова евангельские о супругах: «…И будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть» (Мф. 19: 5–6). И поступили не по завещанию Божиих угодников, а по своему разумению.
Наутро же люди нашли отдельные гробы, в которые накануне положили тела святых, пустыми, а святые тела Петра и Февронии обрели в соборной церкви Пречистой Богородицы в совместном их гробу, который они повелели себе сделать.
«Люди же неразумные» не задумались о произошедшем чуде, не вспомнили слова Евангелия: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19: 6) и опять попытались их разлучить. Снова переложили тела святых в отдельные гробы и разнесли по разным церквям, как и прежде. Но наутро опять нашли их лежащих вместе в совместном гробу в соборной церкви Пречистой Богородицы, ибо венчанные муж и жена являют собой одно целое. По словам апостола Павла: «Ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж чрез жену; все же – от Бога» (1 Кор. 11: 11–12).
Теперь только становятся понятными слова Февронии, сказанные ею перед исцелением князя Петра: не жене не подобает его лечить. Феврония, собственно, и лечит свою вторую половинку – супруга, чтобы вместе как единое целое предстать пред Богом и обрести спасение в будущем веке. Но и на земле остаться вместе – в одном гробу.
Божественным Промыслом и стараниями Февронии (не словесными наставлениями – тут она не нарушила правил «Домостроя», – а примерами смирения) и приводится князь Петр в истинный разум. Но для этого и князь проявил свою волю и смирение. А потому оба снискали награду от Бога – венцы святых и дар чудотворений.
Любовь Февронии к одержимому недугом князю – это жертвенная любовь, любовь к ближнему своему, ради его спасения. Это любовь, которая, по словам апостола Павла, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, сорадуется истине, всего надеется, все переносит. Любовь, которая никогда не перестает. (См.: 1 Кор. 13: 4–8).

В древние времена жил в Муроме князь со своей княгиней. Но вот стал прилетать к княгине змей-оборотень. И тогда советует князь своей супруге узнать у змея, от чего ему может приключиться смерть. Выведала у оборотня княгиня, что умереть тому суждено «от Петрова плеча, от Агрикова меча».

Младший брат князя Петр находит этот меч и убивает змея. Но попала кровь змея на лицо и руки его, и весь он покрылся язвами и струпьями. Прослышав, что рязанская земля славится лекарями, велит везти себя туда. В селе Ласкове заходит слуга князя в один из домов и видит: сидит в горнице девица за ткацким станком, а перед ней прыгает заяц. Узнав, зачем пришел слуга, девица обещает вылечить князя, если тот возьмет ее в жены. Петр вынужден был дать согласие. Феврония приготовляет снадобье и велит вымыть князя в бане и смазать ему все язвы, кроме одной. Князь исцеляется от болезни, но не выполняет своего обещания. И тогда снова покрывается язвами. Феврония опять лечит его, и Петр женится на ней. Однако бояре и их жены не могут примириться с тем, что дочь бедного «древолазца» стала княгиней. Они чинят ей всяческие козни и наконец изгоняют Февронию вместе с мужем из муромских пределов. Но затем между боярами возникают распри, и они вынуждены просить Петра и Февронию вернуться домой, где те и доживают в полном согласии до старости. А когда князь почувствовал приближение смерти, он посылает за Февронией. Та приходит, и они вместе умирают.

Таков, вкратце, сюжет «Повести о Петре и Февронии» — одного из древнейших народных преданий. Прочитав ее, легко убедиться в том, что «Повесть...» сложена в пору, когда христианство еще не пустило глубоких корней на Руси и Феврония до встречи с князем Петром была язычницей. Посланец Петра, войдя в дом к Февронии, не увидел икон и, следовательно, не мог обменяться с нею христианскими приветствиями, но «вниде в храмину и зря видение чюдно: сидяше бо едина девица, ткаше красна, пред нею же скача заец». Устные легенды уточняют, что молилась Феврония не в церкви и не в избе перед божницей, а под ореховым кустом (как тут не вспомнить языческие действа в священных рощах!) — этот куст и две ямки в земле от колен Февронии жители деревни Ласково показывали еще в 20-х годах нашего столетия. И врачевание князя Петра было проведено ею в чисто языческой традиции: «она же взем съсудець мал, почерпе кисляжди своея и дуну и рек: «Да учредять князю вашему баню и да помазует сим по телу своему... и будет здрав». Ни богородничной молитвы, ни «господи, благослови», ни даже осенения крестом. Это было настоящее волхование, чародеяние, знахарство. Однако в 1547 году Феврония стала христианской святой, то есть безусловно христианкой.

Но самое любопытное в «Повести...» — женитьба. Обряд выглядел весьма внушительно: молодой князь в сопровождении бояр приехал к дому невесты издалека, привез богатые дары. Накануне предстоящей свадьбы для жениха была устроена баня...

Русский свадебный обряд и совершающиеся при этом ритуалы, тексты обрядовых песен и причитаний, их музыкальный язык, характер исполнения изучаются давно. Однако свадебный обряд интересен и с исторической точки зрения. Например, как установил советский историк А. И. Козаченко, одна из колоритнейших фигур русской свадьбы — тысяцкий — вошла в обряд во второй половине XIII века. Реальный тысяцкий — значительное лицо древнего Новгорода, где в то время он представлял интересы ремесленного люда, а его административным центром была церковь. Можно представить, как этот народный тысяцкий, «хозяин» ремесленного посада, предводительствовал в свадебных процессиях, и каждая церемония принимала характер демонстрации новгородских свобод — «правды новгородской». Разумеется, настоящий тысяцкий не мог успеть на все свадьбы, да к тому же с начала XIV века эта должность была ликвидирована боярами. Поэтому его присутствие поневоле стало превращаться в игровое, а закрепляясь традицией,— в обрядовое действо. Так появился новый свадебный чин, который подобно многим другим новгородским изобретениям периода монголо-татарского нашествия вскоре распространился по всей Руси.

Однако в русском свадебном обряде был чин, по феодальным меркам, неизмеримо более высокий, чем тысяцкий. Это князь, которым здесь именовался виновник торжества — жених. Но когда и при каких обстоятельствах появилось в обряде это лицо? Почему молодого крестьянского парня в роли жениха обряд называет князем, а сопровождающих его приятелей — боярами? Почему «князь», если даже он живет в той же деревне, где и невеста, к ее дому должен не пешком идти, а приехать конным поездом, привезти подарки? Причем невесту, которую княжной при этом отнюдь не называют, затем должен увезти: без езды свадьба не свадьба.

И вот здесь-то невольно привлекает внимание «Повесть о Петре и Февронии», где центральным событием описывается необычный, с резким нарушением сословных барьеров, брак: удельный князь женится на крестьянской девушке. И хотя церковное предание указывает на время жизни героев «Повести...» и отождествляет князя Петра с реальным муромским князем Давидом Юрьевичем, личность его в значительной мере легендарна. А значит, можно предположить, все, что происходит с ним, надо относить не к началу XIII века, а ко времени создания «Повести...» — то есть к первой половине XVI века. Повесть целиком отражала взгляды людей именно той эпохи, и они касаются как проблем семьи и брака, так и отношения русского народа к христианству, поскольку в 1547 году Петр и Феврония были причислены к лику святых.

Что хотел сказать автор этой легенды своим читателям и слушателям? Судя по тому, что «Повесть...» сразу же стала одним из популярнейших литературных произведений, она несла в себе какую-то мощную и актуальную идею. Ведь некоторое сходство с «семейной хроникой» Петра Муромского проступает в рассказе о женитьбе более достоверного и более значительного князя — крестителя Руси Владимира. Как повествуется в так называемой Корсунской легенде, его невеста жила где-то далеко и, чтобы добыть ее, князь совершил дальний поход. Здесь важно отметить, что и сама женитьба князя Владимира, пристрастно обрисованная летописцем, и некоторые ее обстоятельства не были случайной или второстепенной вставкой в летопись. Смысл повышенного внимания к этой частной истории, видимо, в том, что принимавшая христианство Русь должна была принять и христианский обряд бракосочетания, который показан на личном примере князя Владимира. То есть эта свадьба стала прологом к принятию христианства самим Владимиром, а затем к крещению киевлян и жителей других городов. Можно предположить, что детали этого брачного действа нашли отражение и в свадебном обряде господствующего класса тогдашней Руси — сватовство здесь уподобляется торговле («у вас товар, у нас купец»): Владимир отдает за невесту осажденный его войском и затем завоеванный город.

Итак, свадьба князя Владимира органично вписывается в программу «крещения Руси». Однако женитьба князя Петра, которая в чем-то повторяет ее, будучи описанной спустя пять с лишним столетий, вызывает по меньшей мере недоумение: кому предназначался показ княжеской свадьбы в начале XVI века, если Русь давно крещена и церковный брак столь же давно стал заурядным явлением?

О том, что крещение князя Владимира фактически не отразилось даже на феодальных верхах тогдашней Руси, наиболее убедительные свидетельства дала археология. По всему пути монголо-татарского нашествия в 1237—1241 годах в старых русских городах найдено множество кладов, содержащих золотые и серебряные уборы княгинь и боярынь — диадемы, колты, браслеты. По характеру символики все изделия распадаются на две категории: более древние несут изображения птиц — сиринов, грифонов, симарглов, идеограммы воды, солнца, растительности — полная языческая номенклатура. Но с начала XIII века символический язык украшений резко меняется: на вещах этого времени появляются деисусный чин, Иисус Христос, различные святые. Получается, что в течение двух веков после «крещения» русские феодалы жили в мире языческих образов и представлений. А процесс, происходивший на рубеже XII—XIII веков, при всей его глубинности и стихийности, очевидно, связан с переломом в мировоззрении: в выборе личных вещей люди вряд ли лгали сами себе. Следовательно, временем фактического принятия христианства господствующим классом Руси, возможно, был конец XII — начало XIII века.

Эту странную на первый взгляд ситуацию, можно, наверное, объяснить тем, что принимаемое христианство было нужно древнерусскому государству для решения задач, главным образом, международного характера. На уровне же отдельного человека потребность в новой религии в конце X века еще не созрела. Поэтому обращение в христианство повсеместно происходило насильно — миссионеры убеждали простой люд больше оружием, нежели проповедями. «Володимер посла по всему граду, глаголя: аще кто не обращается на реце... противен мне да будет»,— записал киевский летописец. Встреча новгородцев с миссионерами вылилась в «сечу злу», после которой покоренных горожан принудительно окрестили: «не хотясчих креститися воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста».

Но и в дальнейшем Киевская Русь, официально считавшаяся христианской, обнаружила довольно прохладное отношение к исполнению христианских обязанностей. Русские книжники составили не один десяток «Слов» и «Поучений», в которых обличали нежелание горожан посещать церкви — особенно в дни больших языческих празднеств — венчать браки, крестить детей. Правда, прихожан удавалось собрать в церковь, но здесь они развлекались тем, что, не стесняясь святости места, рисовали на оштукатуренных стенах карикатуры, писали все что угодно, вплоть до ругательств, а то и вырубали понравившиеся куски церковных фресок.

В домашний быт горожан этого времени элементы христианства еще не проникли. Летописец осудил это явление краткой, но выразительной фразой: «...словом нарицающеся хрестьяни, а поганьскы живуще». Такое же положение отражено и в художественном документе конца XII века — «Слове о полку Игореве». Из описаний повседневной жизни князей и дружины (за вычетом двух фраз в конце произведения) о роли и месте христианства невозможно почерпнуть ровно никаких сведений, как будто его и нет вовсе. Не знают князья своего покровителя Георгия, не призывает Ярославна ни деву Марию, ни Параскеву-Пятницу, не является Святославу киевскому во сне ни София — Премудрость Божия, ни один из светильников христианского пантеона. Вряд ли все это можно объяснить художественным замыслом автора. Летописные известия всего киевского периода ясно говорят о том, что христианские ценности были для большинства князей чистой формальностью: крестоцелования, которыми укреплялись клятвы, нарушались, во всяком случае, с отменной легкостью. В пылу междоусобной борьбы князь-победитель расправлялся не только с дружиной побежденного, но и разорял церкви, рассматривая их не более, как хранилища ценного имущества. Так, например, в 1177 году князь Глеб Рязанский, воюя около Владимира, «много бо зла створи церкви Боголюбьской... ту церковь повеле выбивше двери разграбити с погаными... и многы церкви запалы огнем».

Батыево нашествие непосредственно и грозно коснулось Древней Руси зимой 1237/38 года, когда были сожжены Рязань, Коломна, Москва, Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Кострома, Дмитров, Торжок. Гибли памятники искусства и архитектуры, разорялись ремесленные центры, угонялись в полон мастера... Однако разорение материальное в виде выплаты дани Орде все же не помешало князьям накапливать значительные средства и готовиться к свержению ига. И здесь потребность в сплочении перед грозным врагом становилась мощным христианизирующим фактором: объединению людей помогала проповедь всеобщего братства во Христе. На Руси с началом Батыева нашествия она охватила низы городского посада. На листах летописей одно за другим появляются известия, свидетельствующие о том, что христианские символы стали реальной ценностью для городского люда. Так, под 1255 год, в связи с приходом Батыевых «численников» «целоваша святую Богородицю меншии, како стати всем — либо живот, либо смерть за правды новгородьскую, за свою отчину»; под 1259 год — «умрем честно за святую Софью»; под 1293 год ремесленники Твери принуждают бояр целовать крест в том, что они не изменят перед лицом монголо-татарских войск Дюденя... Движение посада к церкви давало низам города новые нравственные силы, возможность ощутить весь город (включая «град» или «кром») как «свой», как единое целое.

Таким образом, началом фактического принятия христианства городским посадом, по-видимому, является вторая половина XIII века. Такое предположение подтверждается и данными из других областей культуры, созданных населением посада, которое осваивало христианство творчески. И церковь вынуждена была принять выдвижение живых носителей христианской идеи, такой, как она понималась городскими низами,— прорицателей, обличителей, мучеников (прямых продолжателей традиции языческих волхвов),— они именовались юродивыми, блаженными и позже были причислены к лику святых. Русской церковью канонизировано 17 юродивых, самым ранним из них считается Прокопий Устюжский, умерший приблизительно в 1330 году. Но кроме официально признанных, конечно, были (особенно в раннюю пору) стихийные проповедники, не удостоившиеся такой чести. В этом убеждает и то, что само выдвижение посадских юродивых было своеобразным протестом против вялости господствующей церкви, против бездейственности того христианства, носителями которого были столь часто порицаемые посадом бояре. «Умрем честно за святую Софью» — это был клич не священника этого храма и не боярина, это голос одного из предшественников городских подвижников.

Посадский люд стал по-новому смотреть и на некоторых христианских святых греческого происхождения, которые затем приобретают неожиданные, неизвестные ранее функции. Так, библейский пророк Илья стал громовержцем, владетелем или источником грома и молнии; местные фракийские святые Флор и Лавр, бывшие у себя на родине каменосечцами, то есть строителями, в Новгороде оказываются уже «коневодцами». О времени и причинах возникновения «коневодческого» культа говорит то, что на всех ранних иконах святые изображались в воинских доспехах, а лошади, если они показывались отдельно, оседланы по-военному. Выходит, этот культ не земледельческий, а городской, и авторство его, очевидно, принадлежит посаду, который с началом монголо-татарского нашествия поднялся на защиту своих городов. Все явление в целом датируется второй половиной XIII века на основании иконописи: именно тогда активно преодолевались грекофильские традиции и создавалась основа национального искусства. Особенно это относится к новгородской живописи, своеобразный стиль которой позже был назван «новгородскими письмами».

По-новому стали строить посадские мастера и христианские храмы — небольшие по размеру каменные церкви, отличающиеся и внешним видом, и интерьером. Такова, например, церковь Николы на Липне, построенная в 1292 году. Внешний облик этих церквей отражал вкусы купеческого и ремесленного населения, в нем заметно большое влияние деревянного зодчества. Творческий подход к сооружению христианской святыни говорит о том, что посадские мастера строили каждый храм для отправления своих религиозных потребностей.

Да и жанр былины — в том виде, в каком он дожил до XIX века,— сложился в годы монголо-татарского нашествия. Еще Н. А. Добролюбовым было высказано такое предположение. На первый взгляд это странно, ведь центральным былинным персонажем является Владимир Красное Солнышко. Да и почему эти сказания, отражающие дружинный быт и восходящие к застольным «славам», исполнявшимся на княжеских пирах, вдруг запел народ? Но ведь шел процесс христианизации посада, и вполне реально, что простой люд, освоив жанр и основной набор сюжетов, стал слагать собственные «старины», отражая в них свое понимание происходящего. Например, воспетая в былине женитьба князя Владимира лишь отдаленно напоминает летописную историю. Как и в Корсунской легенде, здесь говорится о том, что невеста живет довольно далеко и для ее добычи нужна битва, в данном случае — избиение свиты будущего тестя. Невестой является дочь «короля» Золотой Орды, но христианские реалии — такие, как соборная церковь, попы, дьяконы, венчание,— занимают здесь уже достаточно высокое место.

Однако в брачных ритуалах еще много языческого. Так, для богатыря Дуная Ивановича, женившегося одновременно с князем Владимиром, обручение с невестой состояло в обходе «круг ракитова куста». Затем последовало венчание в церкви, после чего — пир, совместный с Владимировым, который и представлен главным актом в узаконении брака.

Итак, разрыв между действительным принятием христианства господствующим классом и низами городского посада был сравнительно небольшим — примерно полстолетия. Можно ли видеть в этом проявление некой закономерности и допустить, что еще через полстолетия стали христианами и крестьяне? Такая картина получилась бы очень стройной, но она не соответствовала бы истине.

О христианизации русских земледельцев каких-либо известий в летописных источниках не обнаружено. Скорее всего они вообще отсутствуют. На взгляд церкви и церковных писателей, все русские с момента «крещения» Руси — христиане (в домонгольской Руси так называли всех русских). В годы монголо-татарского нашествия этот термин в наибольшей степени обозначал «податное население» (в том числе и земледельцев), затем он все более перемещался на земледельческое сословие, и к концу XV века всех русских земледельцев стали именовать — «христиане». Однако какие-либо симпатии земледельцев к церкви при этом не зафиксированы. Да и что мог отметить монастырский книжник, если бы крестьяне действительно проявили повышенный интерес к христианству? То, что они стали христианами? Так формально они были ими и раньше. Нет, крестьян приобщали к новой вере постепенно. В конце XV века к административной деятельности стали привлекать «лучших людей» из черносошного крестьянства, каждый из которых должен был проходить процедуру «крестоцелования». Значит, в русской деревне в это время — в прямой связи с имущественным расслоением — могли появляться христиане. Но то были, безусловно, единичные случаи.

Мы в действительности не знаем, как смотрели на проблему христианизации крестьян русские люди XIV—XVI веков. Изложенный выше взгляд — всего лишь гипотеза, широко принятая сегодня, потому что наиболее понятная нам. Однако весьма вероятно, что человек далекого прошлого, мысливший иными категориями, к вопросу вероисповедания земледельцев подходил иначе. Бытие русского средневековья четко делилось на два полюса: жизнь государственная, сосредоточенная в городах («государьство», «дело государево»), к ней примыкала и церковь; и жизнь народная — «земля», «дело земское». Это были области, которые вплоть до земской реформы Ивана IV не смешивались и не имели никаких точек соприкосновения, кроме экономической (ежегодная выплата оброка). То есть до середины XVI века государство не вмешивалось во внутренний мир крестьян, что, кстати сказать, было условием формирования народной культуры. Не случайно народная сфера именовалась «землей»: пашня и человек на пашне представлялись единым целым. Как живет этот человек, во что верит — не имеет значения, достаточно того, что пашня плодоносит и поставляет свои плоды в город. Исходя из этого взгляда, город просто не видел и не знал религиозной жизни деревни и писать о ней просто не мог.

Когда же русские крестьяне стали считать себя христианами? Попробуем подойти к этой проблеме «от противного» — рассмотрим эпохи, в течение которых земледельцы достоверно не были ими. Так, в XIV веке повсеместное распространение имели курганные захоронения с вещами — чисто языческий обряд. В курганах подмосковного села Матвеевское (сейчас в черте Москвы) среди сопровождающих вещей обнаружены христианские кресты и иконки, но положение их (не у шеи, а на головном уборе) говорит о том, что они служили не предметом культа, а украшением — также языческий прием. Захоронения под курганами практикуются еще в XV, а в «глухих местах» — ив начале XVI века. Понятие «глухости» здесь относительно. Новгородский архиепископ Макарий в 1534 году писал в Водьскую пятину (непосредственно граничащую с Новгородом), порицая «христиан» за то, что они «мертвых своих кладут в селах и по курганам и коломищам... а к церквам на погосты не возят хоронить». В дальнейшем известия такого рода уже не встречаются, следовательно, переход от языческих к христианским обрядам произошел на границе XV—XVI веков.

Однако с помощью календаря можно, оказывается, установить это и более точно. Русский народ принимал юлианский календарь, то есть переходил на календарь церкви с предшествующего языческого и переводил на него весь объем своих агротехнических примет и предсказаний — начиная с XVI века, так как днями солнцестояний в месяцеслове считаются 12 июня и 12 декабря — действительно бывшие в этом столетии. Календарь (Власов В. О русском календарном стиле.— «Вокруг света», 1986, № 8.) — стержень всей крестьянской жизни, суть которой: когда пахать, когда сеять, когда «пробуждать» плодовые деревья, когда наблюдать за росой, за туманом, за инеем — и делать по ним широкие предсказания. В то время календарь является хранителем особого жизненного ритма, выраженного в чередовании праздников и обрядовых действ, в их неразрывном единстве с хозяйственной деятельностью.

Семидневная неделя, знакомство с которой на Руси отмечено до принятия христианства, стала штатным календарным явлением с конца X века, при этом названия дней недели применялись славянские (болгарские). С этого времени и по сей день церковь называет неделю (семидневку) «седмицей», а седьмой ее день — «неделей» (от выражения «нет дел»). И внедрялся он постепенно в городской обиход церковью. Есть основания полагать, что в народной культуре семидневный ритм с последним нерабочим днем был неизвестен. Почему вдруг каждый седьмой день стало нельзя работать? Знаменитый исследователь славянских древностей Л. Нидерле отметил это удивление у поморянских славян, в России оно вылилось в создание нового термина для обозначения седьмого дня седмицы — «воскресение», что произошло в XVI веке. Для христианских понятий оно не является новым: так именуется день пасхи — «светлое христово воскресение», который ежегодно приходится на «неделю». Из 52 «недель» христианского календаря одна называется «воскресением», считается крупнейшим годовым праздником, требующим серьезной подготовки (семь седмиц «великого поста»). И вдруг «воскресениями» (пасхами) начинают называть каждый нерабочий день седмичного цикла. В условиях стабильной христианской культуры эта метаморфоза абсолютно невозможна: за пять предшествующих веков должна была сложиться прочная и незыблемая традиция, не допускающая посягательств, и тем более столь кощунственных — заставить христианского бога воскресать еженедельно. Непонимание крестьянами сущности христианской пасхи легко увязывается со зрелищем большой массы крестьян, вдруг оказавшихся в городе,— переехавших сюда или пригнанных для строительства («городового дела»): их изумлял жесткий городской распорядок, где нерабочий день определялся не особенностями ремесла и не капризами погоды, а просто расписанием. И если они застали праздник пасхи, то каждая новая нерабочая «неделя» была для них «как воскресение», а со временем и просто «воскресение».

Но, спрашивается, зачем народ переходил тогда с календаря, где основными праздничными вехами были Ярила — Купала — Коляда, на календарь с пасхой — троицей — рождеством? Очевидно, по причине интереса к обрядности новых празднеств и к месту, где эти обряды совершаются, то есть к церкви. Ведь русские крестьяне приняли в тот период христианский годовой обрядовый круг — произошло присоединение их к церкви и христианству.

Итак, в конце XV века зародился и с начала XVI века шел мощный процесс принятия христианства основным и самым многочисленным сословием России — земледельческим, что почти не отмечено историей, лишь отдельные косвенные свидетельства тому попали на страницы документов, запечатлелись в памятниках культуры.

Житие вологодского подвижника Иродиона Илоезерского сообщает, что в период с 1538 по 1541 год окрестное население стало погребать в его обители мертвых, крестить младенцев, совершать браки, а в теплой трапезной «яди мяса и питии пиянственное приношаху и пияху ту». Вчерашний язычник привычно полагал, что главной частью священнодействия должен быть пир. В Стоглаве в 1551 году отмечен целый ряд случаев неправильного исполнения христианских обрядов и изумления самим поведением паствы: «в церквах божиих... стоят без страха и в тафьях, и шапках, и с посохи... и говор, и ропот, и всяко прекословие, и беседы, и срамные словеса». Авторов Стоглава смутила бурлящая активность прихожан, но она становится понятной и естественной, если видеть за ней традиции языческих празднеств, которым чужда поза скованности и молчания.

Если с христианизацией посада среди русских святых стали появляться посадские юродивые, естественно ожидать, что приобщение к христианству крестьян должно вызвать подобное явление. И действительно: крестьянское восхождение на христианский Олимп началось в самом конце XV века и в основном происходило в первой половине XVI века. Наиболее богато бытовыми деталями житие Антония Сийского, умершего в 1556 году. Он выходец «от веси, глаголемыя Кехта, от пределов Двиньския области, иже близ Студенаго моря акияна». Его житие — далеко не биография, но и оно достаточно показательно. Наиболее острым моментом здесь является канонизация представителей крестьянства — это говорит о том, что христианизация русских земледельцев достигла такого уровня, когда в их среде возникла осознанная потребность в собственных ходатаях и заступниках перед богом. Поэтому более всего русских святых появляется в XVI веке.

Итак, оснований вполне достаточно, чтобы первую половину XVI века считать временем фактического принятия христианства русскими крестьянами. И когда пришла эта пора, они обязаны были усвоить и церковное венчание, но с новым обрядом, делающим понятной и неизбежной столь резкую перемену в брачных традициях. Почему? Да потому, что его исполняли святые люди. И вместо троекратного обхода вокруг священного куста и водного плескания надо ехать с женихом и его свитой (в волостную или монастырскую церковь), так как некогда уехала дева Феврония с князем Петром (в Муром, где они венчались). Когда свадьба вошла в христианское русло, жених в глазах каждой русской девушки стал подобен князю — свадебный обряд пополнился новым чином.

Получается, что литературный показ свадебного обряда в начале XVI века был делом вполне актуальным: он был нужен христианизирующейся деревне. Острота ситуации, видимо, состояла в том, что для крестьян оказался неприемлемым существовавший обряд, восходящий к женитьбе князя Владимира. И вот для того, чтобы основная часть городского обряда укоренилась в деревне, была создана новая легенда, предельно заземляющая образ князя: он совершает не завоевательный, а глубоко смиренный поход и обретает невесту — не греческую княжну, а русскую крестьянку.

Почему же князь Петр женился на Февронии? В России XVI века он — носитель старого, многовекового христианства. И женился потому, что именно в это время христианство и христианский брак пришли в русскую деревню. Предание рассказывает о малоизвестном, скорее всего нереальном, полулегендарном князе. Он князь чисто номинально и нисколько не вызывает представления о верховной власти. Ведь христианство пришло в деревню не «сверху», не усилиями московского правительства и митрополичьей кафедры. Но тогда почему Феврония вышла замуж за князя Петра и даже была инициатором брака? Да потому, что русская деревня в это время принимала христианство, сосредоточенное до тех пор в городе.

Муромские жены явили в Православной Руси удивительный образ благочестия: не словами, а мудростью и кротостью, смирением и делами наставляли своих мужей и домочадцев, приводили их ко спасению. Потому и древнерусские книжники создали самобытные описания их благочестивой жизни. На подобное отношение к женщине значительное влияние оказало почитание в средневековой Руси Пресвятой Богородицы - покровительницы русского православного государства, и праведная, достойная подражания жизнь самих благоверных жен. Каждая из них совершила свой особый духовный подвиг, за что и была удостоена святости и снискала благодарную память в народе.

Мудрая святая дева Феврония (XII в.) - крестьянская дочь, ставшая княгиней, - явила любовь к ближнему своему, ради их общего спасения в будущем веке.

Долготерпеливая святая Улияния Осорьина (Иулиания Лазаревская) (XVII в.), боярыня, - надежду и упование на Бога.

Благочестивые сестры Марфа и Мария (XVII в.), дворянки, проявили должную для мирян веру в Божественный Промысл и создали православную святыню - чудотворный Крест Господень.

Вместе они представляют все социальные слои древнерусского общества, являя идеальный характер русской женщины.

Словом, эти древнерусские жены дали нам жизненные примеры веры , надежды и любви . «Но любовь из них больше», - сказал апостол Павел (1 Кор. 13: 13).

Любовь

Весьма популярную в Древней Руси «Повесть о житии Петра и Февронии Муромских» монаха Ермолая-Еразма, написанную к общерусской канонизации в XVI в. князя Петра (в монашестве Давида) и княгини Февронии (при постриге Евфросинии) Муромских, обычно называют повестью о любви, однако это слово ни разу не сказано ее героями по отношению друг к другу. В чем же выражается эта таинственная любовь?

Во вступлении к повести содержится характерное для древнерусских творений обращение к Богу-Отцу, а вот похвала Святой Троице обретает особое значение, поскольку Бог «создал человека по Своему Образу и по подобию Своему трехсолнечного Божества тричастное даровал ему: ум, слово и душу живую. И пребывает в людях ум, как Отец слова; слово же исходит от него, как Сын посылаемый; на нем же почивает Святой Дух, поскольку у каждого человека слово без духа из уст исходить не может, но дух со словом исходит; ум же начальствует».

Как в Троице первенствует Бог-Отец, пославший Святой Дух на сошедшего по Его воле в мир дольний Сына, так в человеке главенствует ум - духовная сущность, управляющая словом и духом. Поскольку душа пребывает в сердце, то и ум пребывает в нем.

Бог, «любя же в человеческом роде всех праведников, грешников же милуя, захотел всех спасти и в разум истинный привести». Что следует понимать под «истинным разумом»?

Истина, как известно, одна. Это - Бог. Тогда под «истинным разумом» следует понимать разум, управляемый Богом, а не волею человека. Будучи самовластным, человек и сам может управлять своим разумом - помыслами. Но это уже будет не истинный разум, а склонный к ошибкам, ставший таким после грехопадения - отпадения от Бога. Придти в истинный разум человек может только через смирение. А для этого нужно отсечь собственную волю…

Князь Петр был младшим братом правящего в Муроме князя Павла. Движимый братской любовью, он рискует жизнью ради Павла и решается на сражение со змеем-искусителем снохи. Победив змея, Петр впадает в грех гордыни: он - победитель! Духовная немощь выступает струпьями на коже. Гордыню можно победить смирением, но его пока мало. Желая исцелиться от болезней, он ищет лекарей и находит мудрую (то есть, наделенную Божией благодатью) дочь древолаза-бортника Февронию, готовую взяться за его врачевание, но при ряде условий.

Феврония умна, то есть духовна; князь - разумен, то есть рассудком пытается постичь непостижимые вещи. Вот и пытается Феврония через череду испытаний выработать у Петра смирение и привести его в истинный разум. Она не только может вылечить Богом ей суженого, но и хочет это сделать.

Первое условие: «если будет мягок сердцем и смирен», то обретет исцеление. Не проявил князь сразу смирения. Зная об этом, Феврония ставит новое ему условие: «Если не смогу быть ему супругой, то не нужно мне и врачевать его!» Здесь кроется очередная - мудрая - загадка Февронии: не стать супругой князю она хочет, а спрашивает себя: сможет ли она сама быть супругой князю?

Цель, вроде бы, одна и та же, да смысл разный. Именно ей самой придется позднее доказывать и боярам, и Петру, что она может быть супругой князю! Князь же уловил лежащий на поверхности смысл: девица заставляет его на себе жениться, и возмутился: «Как можно князю взять себе в жены дочь древолаза?!» Не уловил он в словах девушки более глубокий смысл: не супруге не подобает и врачевать его. И с небрежением отнесся к словам ее. Не понял вложенного в слова Февронии смысла - проиграл в мудрости ей. И в благородстве, поскольку сразу же замыслил в сердце обман: «Скажите ей, пусть врачует. Если же вылечит, обязуюсь взять ее себе в жены». Нет в нем оговоренного Февронией как условие врачевания смирения. Княжеская гордыня (простолюдинка - не ровня ему) взяла верх. Ради временной выгоды (выздоровления) готов и грех совершить - обмануть.

Чувствуется торжество в возвращении выздоровевшего героя - победителя змея в родной город Муром. Добился вроде бы он намеченной цели - избавился от язв. Но намеченной цели не добилась Феврония. И Божественный Промысл не сбылся. Не была она обманщицей и не собиралась хитрить и лукавить, когда велела передать князю, чтобы один струп оставил. Она испытывала Петра: мужа ведь себе выбирала, княжескую гордыню побороть хотела ради спасения его души.

От оставшегося струпа болезнь быстро возродилась, ведь причина ее не была устранена: сердце князя не стало смиренным.

Теперь князь ведет себя уже по-иному: не приказывает лечить, а просит врачевания. Смирился. Феврония без гнева и гордыни приняла княжеское извинение, ибо ожидала его. Зная же Божественный Промысл о них, ставит новое условие: «Если будет мне супругом, то будет вылечен». На сей раз князю предстоит доказать жизнью, что сможет он быть ее верным супругом, данным ей Богом. Если раньше, казалось, Феврония могла только робко поставить условие, которое князь проигнорировал, то теперь она твердо его диктует, ибо творит Божественную волю. И если прежде князь просто пообещал жениться на ней, не чувствуя этой Божественной воли о себе, то на сей раз «даст ей твердое слово». И получив исцеление (не просто тела, но души - кротостью и смирением!), взял ее себе в жены. Так Феврония стала княгинею. Свершился Промысл о них: не послал бы Господь в качестве испытания князю болезнь, не нашел бы тот себе верной супруги в лице дочери древолаза…

Последующая их семейная жизнь свидетельствует о том, что Феврония не просто стала Петру верной супругой и княгиней, но достойной его: мудрой, ведущей спасительным путем своего супруга. А князь Петр становится достойным Февронии супругом. Ради жены своей, следуя заповедям Божиим, отказывается он от княжеской власти: на предложение бояр выбрать между престолом и женой Петр выбирает жену и соглашается оставить Муром. Правда, впадет в уныние. Тогда уже Феврония укрепит его чудом: благословит срубленные деревца, и на следующий день они снова зазеленеют, что станет прообразом их возвращения домой.

А награда им обоим за праведную жизнь - венец небесный.

Когда приспело время благочестивого преставления их, то умолили они Бога, чтобы даровал им в один час предстать пред Ним. И завещали положить себя в едином гробу, имеющем только перегородку на две части. Сами же в одно время облеклись в монашеские одежды. И назван был блаженный Петр в иночестве Давид, что значит «возлюбленный», надо понимать - и Богом, и супругой. Преподобную Февронию нарекли при постриге Евфросинией, что переводится как «радость», в данном случае - и радость спасения.

Преподобная Евфросиния, выполняя послушание, вышивала воздух для соборного храма Пречистой Богородицы, когда преподобный Петр-Давид прислал ей сказать, что хочет уже отойти от мира сего и ждет ее.

Феврония-Евфросиния оказалась перед выбором: завершить дело послушания или выполнить ранее данное слово. Она выбирает обещание, чтобы не оставить неисполненного долга. Ее труд может завершить и кто-то другой, а вот данное слово выполнить может только она сама. Тем самым подчеркнула она приоритет слова над мирским делом, пусть даже и богоугодным.

И, помолившись, предали они свои святые души в руки Божии в двадцать пятый день месяца июня. Это день памяти святых - покровителей русской семьи.

Не смогли их разлучить при жизни, попытались это сделать после кончины.

Захотели люди, чтобы тело князя Петра было положено в соборной церкви Пречистой Богородицы. А тело Февронии - вне города, в женском монастыре, в церкви Воздвижения честного и животворящего Креста Господня. Рассудили себе, что коль супруги стали иноками, то «неугодно есть положить святых в одном гробу». Забыли слова евангельские о супругах: «…И будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть» (Мф. 19: 5-6). И поступили не по завещанию Божиих угодников, а по своему разумению.

Наутро же люди нашли отдельные гробы, в которые накануне положили тела святых, пустыми, а святые тела Петра и Февронии обрели в соборной церкви Пречистой Богородицы в совместном их гробу, который они повелели себе сделать.

«Люди же неразумные» не задумались о произошедшем чуде, не вспомнили слова Евангелия: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19: 6) и опять попытались их разлучить. Снова переложили тела святых в отдельные гробы и разнесли по разным церквям, как и прежде. Но наутро опять нашли их лежащих вместе в совместном гробу в соборной церкви Пречистой Богородицы, ибо венчанные муж и жена являют собой одно целое. По словам апостола Павла: «Ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж чрез жену; все же - от Бога» (1 Кор. 11: 11-12).

Теперь только становятся понятными слова Февронии, сказанные ею перед исцелением князя Петра: не жене не подобает его лечить. Феврония, собственно, и лечит свою вторую половинку - супруга, чтобы вместе как единое целое предстать пред Богом и обрести спасение в будущем веке. Но и на земле остаться вместе - в одном гробу.

Божественным Промыслом и стараниями Февронии (не словесными наставлениями - тут она не нарушила правил «Домостроя», - а примерами смирения) и приводится князь Петр в истинный разум. Но для этого и князь проявил свою волю и смирение. А потому оба снискали награду от Бога - венцы святых и дар чудотворений.

Любовь Февронии к одержимому недугом князю - это жертвенная любовь, любовь к ближнему своему, ради его спасения. Это любовь, которая, по словам апостола Павла, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего , не раздражается, не мыслит зла, сорадуется истине, всего надеется, все переносит. Любовь, которая никогда не перестает. (См.: 1 Кор. 13: 4-8).

Надежда

В XVII в. в Муромской земле создаются житийные повести, близкие к жанру жи-тия святых - «Повесть об Улиянии Осорьиной (Иулиании Лазаревской)» и «Повесть о Марфе и Марии».

«Повесть об Улиянии Осорьиной» написана ее сыном Дружиной (в крещении Калистратом) Осорьиным и рассказывает о жизни боярской семьи второй половины XVI - начала XVII вв. Творение муромского губного старосты касается весьма актуальной для того времени темы: спасения в миру в повседневных обыденных делах, а не только в монастыре. Его мать, Улияния Осорьина, и явила пример такого мирского благочестивого образа жизни.

Еще с детства выпали на ее долю испытания. Потеряв в шестилетнем возрасте мать, она воспитывалась до двенадцати лет бабушкой, а после ее смерти - теткой. С младенчества возложила она надежду и упование на Бога и с великим смирением переносила все тяготы сиротской жизни, брань тетки и насмешки ее детей за то, что имела усердие к молитве и посту: «О, безумная! Зачем в такой младости плоть свою изнуряешь и красоту девичью губишь?» - говорили они и вынуждали ее рано есть и пить.

Улияния же в этом не поддавалась их воле, хотя, по-прежнему имея почтение к ним, во всем остальном проявляла послушание и смирение, ибо смолоду была нестроптива, кротка и молчалива.

Много раз завлекали ее на игры и песни пустошные сверстницы, она же отказывалась, ссылаясь на неумение, и тем старалась скрыть свою добродетель к Богу. Только к прядению и вышиванию великое прилежание имела, и не угасала свеча ее во все ночи. А еще всех сирот и вдов немощных, что в селении том были, обшивала и всех нуждающихся и больных всяким добром наделяла, так что дивились разуму ее и благонравию.

Только одолел ее страх Божий, что не ходит она в церковь, поскольку ближайшая к их селению была за два поприща, и что не случалось ей в девическом возрасте слушать почитаемые слова Божии и духовного наставника. Однако своим «размышлением благим научилась она нраву добродетельному».

За добродетель и упование на Бога, когда ей исполнилось шестнадцать лет, наградил ее Господь добродетельным и богатым мужем - Григорием Осорьиным. И была с ним венчана в церкви праведного Лазаря, в селе мужа.

Священник поучил их Закону Божиему. Она же внимала наставлениям, чтобы на деле исполнять их. Свекор и свекровь, видя ее доброту и разум, несмотря на возраст ее, повелели ей всем домашним хозяйством управлять. Она же со смиренным послушанием относилась к ним, ни в чем не ослушалась, ни поперек не говорила, но почитала их и все веленное ими безукоснительно выполняла, так что дивились ею все. И многие испытывали ее речами и ответами, она на всякий вопрос благочинно и рассудительно отвечала, и все удивлялись ее разуму и славили Бога. И во всякий вечер помногу Богу молилась, кланяясь по сто и более раз, и, вставая рано, каждое утро то же совершала.

Когда же мужу ее по царской службе доводилось по несколько лет дома не бывать, она в его отсутствие все ночи без сна проводила в молитвах и в рукоделии - за прялкой и пяльцами. И, продав сделанное, деньги отдавала нищим и на устроение церкви. При этом, как и подобает, милостыню тайно творила, в ночи, днем же домашним хозяйством управляла. О вдовах и сиротах как усердная мать заботилась: своими руками и омывала, и кормила, и поила. Слуг и служанок довольствовала пищею и одеждою, дело по силам давала и никого обидным именем не называла. И не требовала воды себе подавать для умывания рук, ни сапог разувать, но все сама делала. А неразумную прислугу со смирением и кротостью наставляла и исправляла, на себя вину их возлагала и никого никогда не оклеветала.

Свобода воли - это осознанное самоограничение. Боярыня Улияния ограничивала собственную волю, чтобы не ущемить свободу своих ближних. Во всем же надеялась и уповала на Бога («Отче наш… да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли…»), на Пресвятую Богородицу и великого Чудотворца Николая. От них помощь и получала.

За грехи человеческие постиг русскую землю гнев Божий: настал великий голод, от которого многие помирали. Улияния еще бОльшую милостыню стала тайно раздавать: беря пищу у свекрови на завтрак, на обед и на ужин, сама не ела, но все то нищим и голодным отдавала. А когда кто умирал, то нанимала омыть, и на погребение сребреники давала, и молилась об отпущении ему грехов.

Когда же нашел сильный мор и многие умирали от чумы, то люди в домах своих стали запираться, чтобы зараженных в дом не пускать, и к одеждам их боялись прикоснуться. Она же тайно от свекра и свекрови многих зараженных своими руками в бане мыла и лечила и об исцелении их Бога молила. И если кто умирал, то она сама многих сирот омывала и в погребальное наряжала, хоронить нанимала и сорокоуст заказывала.

Свекор и свекровь ее дожили до глубокой старости и в иноках умерли. Муж ее в то время на службе в Астрахани уже более трех лет был. Улияния похоронила их с почестями и большую милостыню по ним раздала, даже в темницу посылала, и сорокоусты заказала, и столы с поминальным угощением в доме своем ставила всем ежедневно в течение всех сорока дней.

Прожила она с мужем многие годы во всяческой добродетели и чистоте по закону Божиему и родила сыновей и дочерей. Ненавидящий же добро враг жаждал причинить ей вред, частые раздоры учиняя меж детьми и слугами. Она же, здраво и разумно рассуждая, примиряла их. Тогда враг подстрекнул слугу, чтобы убил сына их старшего. А другой сын на службе погиб. Она же, если и печалилась, то только о душах их, а не о смерти.

После случившегося попросила мужа отпустить ее в монастырь, и не отпустил он, но, посоветовавшись, решили и дальше вместе жить, но супружеской близости не иметь. Тогда, приготовив мужу обычную постель, сама Улияния с вечера после долгих молитв ложилась на печи, подложив дрова острыми углами под тело, а ключи железные - под ребра, и на них немного подремав, пока слуги не засыпали, вставала на молитву на всю ночь до рассвета. Потом в церковь шла к заутрени и к литургии. А после рукоделию предавалась и дом свой, как Богу угодно, содержала: слуг своих пищею и одеждою довольствовала в достатке, и поручение каждому по силе давала, о вдовах и сиротах заботилась, и бедным во всем помогала. И прожили они так с мужем десять лет, и преставился муж ее. Похоронив его, она пуще прежнего все мирское отвергла, заботясь только о душе, размышляя, как угодить Богу. Усердно подражая прежним святым женам, молилась Богу, и постилась, и милостыню неограниченную раздавала, так что часто не оставалось у нее ни одного сребреника, и тогда занимала, чтобы подавать нищим милостыню. Когда же наступала зима, брала у детей своих деньги, чтобы купить теплую одежду, но и их раздавала нищим. Сама же без теплой одежды в стужу ходила, и сапоги на босые ноги обувала, только под ступни ореховую скорлупу и черепки острые вместо стелек подкладывала, и тело томила.

Так прожила Улияния во вдовстве девять лет, проявляя добродетель ко всем, раздавая имущество на милостыню, лишь на необходимые домашние нужды оставляя, рассчитывала пищу точно от урожая до урожая, а избыток весь нуждающимся отдавала.

И вот случился опять голод сильный по всей русской земле во времена царствования Бориса Годунова, да такой, что многие от нужды скверных животных и человеческое мясо ели и от голода умирали. И в дому Улиянии предельный недостаток был и в пище, и во всем необходимом, поскольку не взошло из земли посеянное, а кони и скот подохли. Она же умоляла детей и слуг своих, чтобы ни к чему чужому не прикасались и воровству не предавались, но сколько осталось скотины, и одежд, и сосудов, все распродать за хлеб. И тем челядь кормила и милостыню достаточную подавала. И в нищете своей обычной милостыни не оставила и ни одного из просящих не отпустила она без подаяния. Дойдя до крайней нищеты, когда уже у самой ни одного зернышка не осталось в доме, и о том не печалилась, но все упование и надежду на Бога возложила.

Когда же недостаток умножился в доме ее, она распустила слуг на волю, дабы не изнурить их голодом. Одни из них решились с нею вместе терпеть нужду, а другие ушли. Она же с благословением и молитвою отпустила их, не держа на них гнева. И повелела оставшимся слугам собирать лебеду и кору древесную и из них хлеб готовить, и этим же сама с детьми и слугами питалась. От молитвы ее был и хлеб сладок. Из этой пищи и нищим подавала. И никого без подаяния не отпускала. Соседи выговаривали нищим: «Чего ради в Ульянин дом ходите? Она ведь и сама от голода умирает!» Они же рассказывали: «Многие села обошли мы и чисто пшеничный хлеб получали, да только всласть не насыщались им, как сладким хлебом вдовы этой». Тогда и соседи, вдоволь хлеб имеющие, посылали в дом ее попросить хлеба отведать, и так же удивлялись хлебу ее сладкому, говоря себе: «Горазды слуги ее хлеб печь!», и не разумели, что молитвою ее хлеб сладок. Протерпела ж в той нищете два года, не печалясь, не впадая в смятение, не возроптав и не согрешив устами своими в безумии на Бога. И не изнемогала от нищеты, но больше прежних лет весела была.

Кто-то из читателей может подумать: разве это жизнь - отказывать себе во всем ради других людей? А была ли Улияния счастлива от такой жизни? Счастье для нее - не в земном благополучии, а быть с частью праведников одесную Отца Своего на небесах после Страшного суда!

Когда же приблизилось время честной ее кончины, то Господь дал ей возможность в болезни избыть остаток грехов ее, и разболелась она. Днем лежа молилась, а ночью вставала молиться Богу и сама стояла, никем не поддерживаемая, ибо говорила: «И от больного Бог требует молитвы духовной».

Во второй день января, на рассвете дня, призвала отца духовного и причастилась святых тайн. И сев, призвала детей и слуг своих, наставила их о любви, и о молитвах, и о милостыне, и о прочих добродетелях, заключив словами: «Возжелала желание об ангельском образе иноческом еще в юности моей, но не сподобилась, убогая, из-за грехов моих. Богу так угодно, слава праведному суду Его». И поцеловала всех бывших тут, и всем прощение дала и мир завещала, легла и перекрестилась трижды и, обвив четки вокруг руки своей, последнее слово сказала: «Слава Богу за все. В руки Твои, Господи, предаю дух мой, аминь». И предала душу свою Тому, Кого сызмальства возлюбила. И все увидели вокруг головы ее круг золотой, как на иконах вокруг головы святых пишется…

Вера

Марфа и Мария из «Сказания о явлении чудотворного Креста Господня» не снискали святости, но за свою чистую веру и выполнение Божественной воли удостоены человеческой благодарности - памятью о них.

Происходили они из благочестивой дворянской семьи и были родными сестрами. Когда пристало время, то выдали их замуж. Марфу - за Ивана, из знатного, но небогатого рода. Марию - за Логвина из менее известной, но богатой семьи. И пришлось как-то раз сойтись мужьям в доме родителей их жен за трапезой. И стали они спорить меж собою, кому на каком месте сесть. Ивану захотелось на почетнейшее - происхождения своего знатного ради, а Логвин пожелал его занять по богатству своему. И по этой причине и по гордости своей поссорились они, позабыв слова Господа: «Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место» (Лк. 14: 8). И женам своим строго наказали не общаться…

Как бы ни хотелось сестрам повидаться, но они строго выполняли наказы своих мужей до их смерти, случившейся в один день и в один час - изволением Господним. Но не знали сестры о том. И решила старшая Марфа пойти к зятю своему Логвину поклониться, чтобы только увидеть сестру свою. А если он призрит ее смирение, то останется в дому его, если презрит, то вернется восвояси. Так и младшая Мария надумала идти в дом Ивана, и если тот примет ее доброжелательно, то одарит его по достоинству. И пошли сестра к сестре, и сошлись в пути, не ведая того.

Божественный Промысл и смирение свело их. Послали они слуг своих узнать, с кем Господь привел встретиться на пути. И каждая получила по ответу: «Вдова идет к сестре своей». И решили тогда заночевать вместе. Поскольку давно не виделись, то и не узнали друг друга, а когда назвали имена свои, то признали в себе сестер, и расплакались от счастья и возблагодарили Бога, что не лишил их возможности повидаться до смерти.

После совместного ужина легли они спать. И явился им в тонком сне ангел Господень, и сказал Марфе: «Господь послал тебе золото, по вере твоей Богу, а Марии - серебро». И повелел сделать из золота Крест Господень, а из серебра - ковчег для него. Отдать же золото и серебро надлежало поутру первым встречным - так Господь веру сестер проверял. Проснувшись, обнаружили сестры: одна - золото, другая - серебро. И возрадовались Божиему дару, и стали думать, как исполнить повеление Божие.

Видят, идут тем путем три инока в возрасте, и рассказали им о видении во сне и чудесно обретенном золоте и серебре и что надлежит из золота Крест Господень выковать, а из серебра - ковчег для него. Старцы признались, что ради этого и пришли к ним. Тогда с радостью отдали сестры серебро и золото, и скрылись с глаз мнимые иноки. Не знали сестры, что это Господь послал ангелов своих в иноческом образе для исполнения Его воли. А сестры пошли в свой дом в городе Муроме и рассказали о случившемся родственникам своим.

И вознегодовали на них домашние, что с таким небрежением отнеслись к дару Божиему и отдали золото и серебро не весть кому. Разве нельзя было в городе Муроме найти золотых дел мастера для устроения Божиего дела? И долго укоряли их. Марфа и Мария только оправдывались, что поступили согласно повелению ангелов.

Собралась тогда большая толпа родственников и жителей города и решили отправиться на то место, где обретены были золото и серебро и отданы неизвестным странникам. И увидели их идущими и несущими Крест Господень. Подошли иноки к благочестивым сестрам и сказали: «Марфа и Мария! В видении данное вам ангелом золото и серебро и преданное нам на устроение Креста Господня ныне по вере вашей и по повелению Божиему возвращаем в виде золотого животворящего Креста Господня и серебряного ковчега к нему. Примите их на спасение и на благоденствие, миру же православному на исцеление недугов, и разрушение страстей, и на прогнание бесов!»

Когда же присутствующие поинтересовались, откуда старцы пришли сюда, то услышали: «Из Царьграда!». И поинтересовались тогда, давно ли они идут из Константинополя? И получили удививший всех ответ: «Вот уже третий час, как вышли». Не попытались разгадать тайну предполагаемых монахов, а пригласили их разделить кушанья с общего стола, накрытого по случаю торжества.

Отвечали им старцы: «Не едим и не пьем мы. Это вам благословил Господь во славу Свою питаться от всего этого», - и стали невидимыми. Тогда только благочестивые сестры Марфа и Мария и все присутствующие поняли, что это были ангелы, посланные Богом в виде иноков.

Сотворили тогда совет, где установить обретенную святыню, и не могли решить. И вновь во сне было видение сестрам от Креста Господня, в котором указано место - находящаяся на реке Унже, на погосте, в двадцати пяти верстах от Мурома, церковь святого архистратига Михаила и всего собора небесных ангельских чинов. И много чудес и исцелений произошло от него, так что слава о нем распространилась по всей России.

Говоря о животворящем Кресте Господне, вспоминают и двух благочестивых сестер, удостоенных Богом за их искреннюю веру быть причастниками в создании православной святыни…

Ответ редакции

8 июля Церковь чтит память святых Петра и Февронии Муромских , чья супружеская жизнь представляется идеалом православного брака. Эти святые на Руси считались покровителями домашнего очага, любви и верности. Им молились о благополучии в семейной жизни, просили благословения на брак. С 2008 года в день памяти Петра и Февронии в России отмечают День любви, семьи и верности.

Житие Петра и Февронии

«Повесть о Петре и Февронии Муромских» была написана в XVI веке в России на основе ходивших в Муроме устных преданий. В ней упоминается о том, что Пётр (сын Муромского князя Юрия Владимировича ) победил змея, но не смог увернуться от капель его крови. В результате князь покрылся струпьями и язвами, и ни один из врачей не мог его вылечить. Князь послал своего слугу в Рязанскую землю, где, по слухам, было много лекарей. Там слуга нашёл девушку Февронию — дочь бортника. Она согласилась вылечить Петра — с условием, что князь возьмёт её в жёны. Пётр пообещал, что так и будет. Девушка вылечила его, однако князь не исполнил обещания, поскольку Феврония была простолюдинкой. Вместо этого Пётр одарил её подарками, которые она не приняла.

Феврония заранее знала, что её предназначение состоит в том, чтобы стать супругой Петра, знала она и о будущем обмане. Вскоре Пётр опять заболел и снова обратился к ней за помощью. Феврония его вылечила, и на этот раз Пётр сдержал обещание.

Бояре при дворе враждебно отнеслись к княгине, которая не принадлежала к знатному роду. Они поставили Петру условие — или расстаться с женой, или оставить Муром. Пётр решил вместе с Февронией отправиться в изгнание. После этого в городе началась борьба за власть и смута, и бояре сами попросили князя вернуться.

Икона «Пётр и Феврония возвращаются в Муром». Художник Ирина Львова. Фото: Public Domain

С возвращением Петра и Февронии жизнь в Муроме наладилась, жители города со временем полюбили княгиню. Княжеская чета вела праведную жизнь, а под конец жизни Пётр и Феврония приняли постриг: он — под именем Давида, она — под именем Евфросинии. Святые завещали похоронить себя вместе, но супругов положили в разные гробы. Тогда свершилось чудо: наутро люди нашли их тела в одном гробу. Дважды их тела разносили по разным храмам, но дважды они чудесным образом оказывались рядом.

Погребены были святые в соборной церкви города Мурома в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Сейчас мощи святых находятся в храме Святой Троицы Свято-Троицкого монастыря в Муроме.

Кто ещё из православных святых покровительствует семье, любви и верности

Святые Адриан и Наталия

Римские святые Адриан и Наталия вступили в брак молодыми людьми и прожили вместе всего один год. Им было суждено стать свидетелями гонений на христиан: император Максимиан Галерий (293-311 гг. н. э.) обещал награды тем, кто будет доносить на христиан и приводить их в суд. Адриан был начальником судебной палаты. Когда он увидел, с каким мужеством христиане переносят страдания за веру, он уверовал в Христа сам. Император попытался образумить Адриана, но тот настаивал на своём, и Максимиан приказал посадить своего чиновника в темницу.

Фрагмент иконы «Мученики Адриан и Наталия». Фото: Public Domain В житии Адриана и Наталии рассказывается, что на долю святого выпали жестокие пытки, но рядом с мучеником была его верная жена Наталия. Опасаясь, что муж, видя страдания других мучеников, поколеблется духом, она упросила палачей казнить его первым. После гибели мучеников их тела решено было сжечь, но началась сильная гроза, и печь погасла. Тогда святая Наталия взяла себе руку супруга и хранила её в доме, решив закончить дни в добровольном затворничестве. Но вскоре один из военачальников попросил у императора разрешения жениться на молодой и богатой вдове. Узнав об этом, святая Наталия бежала в Византию, где во сне ей явился её супруг и пообещал, что Господь скоро упокоит её, что и произошло вскоре.

Святые Иоаким и Анна

Святые Иоаким и Анна — родители Пресвятой Богородицы — не имели детей до глубокой старости и всю жизнь скорбели об этом. Им приходилось переносить презрение и насмешки, но они никогда не роптали и только горячо молились Богу. Однажды во время большого праздника священник в Иерусалиме не принял от Иоакима дары, который тот принёс в храм. Он посчитал, что бездетный муж не достоин приносить жертву Богу. После этого опечаленный Иоаким решил поселиться в пустынном месте, посвятив себя посту и молитве. Анна, узнав об этом, начала усердно молиться о ребёнке. Молитва святых супругов была услышана: в православном предании рассказывается, что им обоим явился архангел Гавриил и возвестил о рождении дочери, которая благословит весь род человеческий.

Икона «Святые Иоаким и Анна». Фото: Public Domain

Святая Параскева

на Руси почиталась как покровительница женщин, брака и семейного счастья. Замужние женщины считали её своей заступницей и защитницей, а девицы молились ей о скорейшем выходе замуж и о хороших женихах.

Святая Параскева (Пятница). Фото: Public Domain

Святая мученица Параскева жила в III веке в годы царствования императора Диоклетиана в Иконии. Будучи ещё девушкой, она рано осиротела. Параскева отличалась редкой красотой, но не обращала никакого внимания на юношей, которые просили её руки, так как она дала обет безбрачия. Она захотела посвятить всю свою жизнь Богу и просвещению язычников — и приняла мученическую смерть за веру во время гонений на христиан.

“Науки и жизни” за 2004 год прочитала про сказание о князе Петре и Февронии. Показалось не только забавно, но и поучительно. Но вот что меня заинтересовало: могла ли в реальности девушка вылечить князя Петра и что это была за болезнь?

Н. Ламехова (г. Сочи).

Вначале позволю себе пересказать “Повесть о Петре и Февронии Муромских” (современное название), действующие лица которой жили либо в конце XII - начале XIII века, либо в начале XIV века - единого мнения по этому поводу у специалистов нет. Однако принято считать, что повесть возникла в ХV веке на основе устной легенды. Ее литературная обработка, выполненная псковским священником, писателем и публицистом Ер-молаем-Еразмом Прегрешным, относится, вероятнее всего, ко времени канонизации Петра и Февронии, что произошло на церковном соборе 1547 года.

Итак, краткий сюжет повести. В славном городе Муроме правил князь по имени Павел. После долгих лет счастливого супружества его жену, княгиню, начал преследовать змей, принимавший облик ее мужа и сладкими речами уговаривавший на поцелуи и ласки. Княгиня разгадала происки змея и выяснила, что смерть его произойдет от Петрова плеча, от Агрикова меча. А Петром звали шестнадцатилетнего брата князя. Однажды в церкви во время молитвы Петру явился ангел и указал на Агриков меч. Дождавшись подходящего случая - Павел почивал у себя, а змей в облике мужа был у княгини, - Петр выхватил меч и ударил змея, который в то же мгновение явил свой истинный облик. Ядовитая кровь из смертельной раны змея окропила кожу Петра, которая покрылась страшными струпьями и язвами. Тяжело страдая, юный Петр ни от кого не мог получить исцеления. Он разослал слуг своих по разным деревням и селам. Один гонец в селе Ласково зашел в избу, что стояла у самого края леса, и увидел в ней девицу, сидящую на лавке и ткущую полотно. Девица назвалась Февронией и сказала, что знает, зачем гонец к ней пожаловал, и просила передать князю, чтобы тот приехал к ней за исцелением. Второй раз Петр послал гонца к девице с вопросом, что хочет получить за врачевание Феврония. Ответом Петру было желание Февронии стать его женою. Петр передал с гонцом свое якобы согласие на брак, но только после излечения. Феврония взяла небольшой сосуд, зачерпнула “кисляжди” (дословно кислоты; очевидно, хлебной закваски) и, подув на нее, сказала, чтобы молодой князь после того, как выпарится в бане, смазал этим снадобьем струпья и язвы на всем теле, а один струп оставил непомазанным. Выйдя из бани, Петр почувствовал себя здоровым, кожа была чиста, только один непомазанный струп оставался. Слова своего о женитьбе князь Петр не сдержал, послал лишь девице подарки. Она же их не приняла. Вскоре Петр заметил, как от непомазанного струпа по всему телу стали новые расходиться, и он вновь весь покрылся струпьями. На этот раз Петр решился на свадьбу с Февронией и был полностью исцелен ею. Вскоре князь Павел отошел в мир иной, и править в Муроме стали Петр с Февронией. Долго прожив в счастливом браке и состарившись, остаток дней своих они решили провести в монастыре и умерли в один день.

Анализируя повесть с позиций дерматовенерологии, можно с уверенностью констатировать, что князь Петр страдал псориазом, несмотря на то, что в современных теологических источниках о житии Петра и Февронии заболевание князя часто именуют проказой, хотя никакого упоминания ее в первоисточнике повести нет (“Повесть о житии благоверного и князя Петра и супруге его благоверной княгине Февронии”.) В пользу псориаза говорит тот факт, что непомазанный струп, от которого впоследствии заболевание вновь рецидивировало, есть не что иное, как обычная, дежурная (одиночная) псориатическая бляшка. Известно, что псориаз (вернее, предрасположенность к его проявлениям на коже) - генетически определенное состояние. Запускающим фактором для него часто становится сильный длительный стресс, особенно в комбинации с механическим или физическим воздействием на кожу (так называемая изоморфная реакция Кёбнера). Князь Петр испытал такой стресс при встрече с демоном, да еще в обличии змея, тяжелое потрясение в связи с поруганной честью жены брата, а также имел место контакт кожи с ядовитой кровью змея.

Учитывая юный возраст Петра и быстрое стойкое исчезновение высыпаний, можно думать о клинической разновидности заболевания - каплевидном псориазе.

В состав “кисляжди” входили, по-видимому, какие-то противовоспалительные (например, молочная и салициловая кислоты) и кератопластические вещества. Эти природные соединения усиливают и ускоряют образование рогового слоя кожи. Механизм действия кератопластических средств различен. Эти соединения стимулируют выработку антител, фагоцитарную реакцию, усиливают рост и размножение клеток, стабилизируют мембрану клеток и регулируют ее проницаемость, способствуют синтезу клеточных и внутриклеточных мембран, участвуют в процессах тканевого дыхания. Кератопластические вещества издревле входили в лечебные средства, упоминавшиеся в сонниках и лечебниках, - это и настойка календулы, масло шиповника, прополис, деготь и многие другие. Окончательному выздоровлению нашего героя способствовал его счастливый брак с Февронией, благотворно повлиявший на деятельность нервной системы, которая, как известно, непосредственно связана с кожными процессами.