Инстинкты жизни и смерти. Э

Известный французский психолог в данной работе эксплицирует принципиально важные для психоаналитической теории представления о бессознательных импульсах, определяющих поведение человека. Проблемы логической завершенности теории психоанализа, по убеждению автора, связаны с прояснением смысла и места представлений о жизни и смерти, как в теории, так и в практике. Влечение к жизни рассматривается как одно из самых спорных понятий психоанализа, и неправомерно принимать его в качестве высшего первопринципа, как антропологического, так и биологического, лежащего в основе и человеческой природы как таковой, и всей биосферы в целом. Издательство: "Владимир Даль" (2011) Формат: 70x100/32, 376 стр. ISBN: 978-5-93615-095-1, 2-08-080016-7 На Озоне

Отзывы о книге:

Заманчивое название? - да, я тоже так подумала. Но оказалось, что это скорее смерть, чем вторая жизнь [психоаналитической теории]. В сухом остатке после прочтения - лишь словесная пыль, поднятая автором в попытке поймать Зигги на слове. В бесконечных перецитированиях, в истолкованиях "ветхих заветов", в перекрестных допросах первоисточников суть изысканий так и осталась непроясненной - лишь "можно полагать, что Фрейд полагал, полагая, что предположение предполагает, предположительно, следующее положение...". Такое впечатление, что автор после издания "словаря психоанализа" так и не смог остановиться на пути толкований. Возможно, это психоанализ в действии - ну по крайней мере так,как его понимает Лапланш. А по мне так скука смертная, инсинуации инсинуирований - и это при том, что за прошедшие полвека изначальные теории уже были проверены, откорректированы, адаптированы, в каких-то частях отклонены, а в каких-то частях - обогащены новыми исследованиями. Собственно этого я и ожидала - какой-нибудь диахронический анализ, что-нибудь о развитии первичных гипотез. А получилось - копание в словесно-терминологических обносках основателя учения. Ну и неудивительно, что за полвека "ребенок" успел слегка подрасти, и перестал помещаться в изначальные пеленки. Где же тут, собственно, новизна и значимость? Никакой оригинальной мысли.

В этой книге мне интересна позиция автора в отношении идей и открытий Зигмунда Фрейда. Перечитывала несколько раз и находила новые смыслы. ЖАн Лапланш оставляет поле незавершенности, именно это и побуждает размышлять и о психоанализе, и о роли первооткрывателя этой науки ли, искусства ли в мировой культуре,и в жизни каждого человека, включенного в мир культуры и цивилизации.Мои чувства точнее всего передает цитата: " это незримым образом ведет меня к истокам: к моим собственным, когда удается понять авторскую мысль, и к истокам автора, когда его мысль остается для меня загадочной...." (с.55. Ж.Лапланш Жизнь и смерть в психоанализе. С-Пб."Владимир Даль",2011-373с.; ISBN 978-5-93615-095-1).

Галина Васильевна0, Екатеринбург, Россия.

Другие книги схожей тематики:

Автор	Книга	Описание	Год	Цена	Тип книги
Лапланш Жан		Известный французский психолог в данной работе эксплицирует принципиально важные для психоаналитической теории представления о бессознательных импульсах, определяющих поведение человека. Проблемы… - Владимир Даль,	2011	671	бумажная книга
Жан Лапланш		Известный французский психолог в данной работе эксплицирует принципиально важные для психоаналитической теории представления о бессознательных импульсах, определяющих поведение человека. Проблемы… - Владимир Даль, (формат: 70x100/32, 376 стр.)	2011	476	бумажная книга
Лапланш Ж.		Известный французский психолог в данной работе эксплицирует принципиально важные для психоаналитической теории представления о бессознательных импульсах, определяющих поведение человека. Проблемы… - Владимир Даль СПб, (формат: Твердая бумажная, 376 стр.)	2011	540	бумажная книга
Жан Лапланш		Известный французский психолог в данной работе эксплицирует принципиально важные для психоаналитической теории представления о бессознательных импульсах, определяющих поведение человека. Проблемы… - Владимир Даль, (формат: Твердая бумажная, 376 стр.)	2011	747	бумажная книга

См. также в других словарях:

Постмодернистский метафорический термин для обозначения одного из двух полюсов амбивалентной тенденции размывания определенности субъект объектной оппозиции в рамках современного типа философствования. Термин «С. С.» вошел в философский оборот… … Новейший философский словарь

ЖИЗНЬ - одна из основных тем философского размышления, долгое время остававшаяся прерогативой не столько философии, сколько естествознания и теологии. Известен ряд концепций происхождения сущности Ж., выдвинутых теологами и биологами, среди которых можно … Современный философский словарь

Двойная жизнь Вероники La Double Vie De Veronique Жанр притча Режиссёр Кшиштоф Кеслёвский Автор сценария Кшиштоф Кеслёвский Кшиштоф Писевич В главных ролях Ирен Жакоб … Википедия

La Double Vie De Veronique Podwójne życie Weroniki … Википедия

- (инстинкт смерти) понятие психоанализа, предложенное З. Фрейдом для обозначения наличия в живом организме стремления к восстановлению первичного (неживого, неорганического) состояния. Противопоставляется влечению к жизни. В некоторых… … Википедия

ДУША - [греч. ψυχή], вместе с телом образует состав человека (см. статьи Дихотомизм, Антропология), будучи при этом самостоятельным началом; Д. человека заключает образ Божий (по мнению одних отцов Церкви; по мнению других образ Божий заключен во всем… … Православная энциклопедия

Онтофания свободы - (от ontos – сущее, бытие и phania – проявление) реализация онтологического импульса. В природе как таковой, без человека и его сознания, познания и деятельности, свободы нет. Существуют только каузальные связи и прочие детерминации. По Канту… … Проективный философский словарь

- (12.10.1877 19.02.1934) психиатр, психолог, философ. Род. в Москве, в дворянской семье. Поступил в 1897 на мед. ф т. На 2 м курсе был арестован как член студенческого стачечного комитета, затем освобожден без права восстановления в ун те и уехал… … Большая биографическая энциклопедия

Смысл - Смысл ♦ Sens Значение (слова, предложения и т. д.). Иметь смысл – значит желать что то сказать или сделать. Это желание (воление) может быть явным или скрытым, сознательным или неосознанным, оно может даже казаться лишь видимостью желания,… … Философский словарь Спонвиля

- (греч. symbolon знак. опознавательная примета): чувственные образы в форме изображения, рисунка, звука или действия, служащие для обозначения определенных представлений, идей, понятий, переживаваний, ощущений или предметов. Символы… … Сексологическая энциклопедия

Запрос «Фрейд» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Зигмунд Фрейд Sigismund Schlomo Freud … Википедия

Я с женой отправляюсь в отпуск. Едем к ней на родину. Какие горькие были десятилетия. Моя жена литовка. Ее вместе с отцом выселили в свое время из Литвы. Шла коллективизация. Когда все это было... Отца уже давно нет в живых. Умер, когда получил бумагу о реабилитации. Мы сидим в комнате, рассматриваем старые фотографии. Когда-то был большой хутор. Есть кого вспомнить...

• - А что стало с этими, которые справа от нас жили? - интересуется моя жена.
• - А что стало? Дети выросли. Старший женился, "жигуль" купил...
• - А слева, слева, которые жили?
• - Подруга твоя детская Регина, замужем давно, трое детей. И муж попался удачный. Нефтью занимается. Два "жигуля" купили.
• - А про Виту что слышно? Такая красивая девочка была.
• - У нее-то как раз все плохо. Замужем была. Теперь вот развелась. "Жигуль" продали...

Я тоже наклоняюсь над альбомом. Это уже другие, с того же хутора. Потрясающая пара. Оба нарядные, торжественные.

• - Это они из костела вернулись, помнишь, когда свадьба была. Теперь уж никого в живых нет. Сын их рано ушел из жизни, спился. Тяжело им жилось. Здесь и состарились. А как любили друг друга! Бывало, придут в гости. Держатся за ручки, словно вчера повенчались... Похоронили их за кладбищенской оградой.
• - А что случилось?
• - А то и случилось. Совсем они одряхлели. У мужа инсульт был, пластом лежал. Она-то как могла ухаживала за ним. Так ведь и своего здоровья уже не было. Он-то грузный был, не перевернешь...
• - Умер потом?
• - Нет, не умер. Она его топором зарубила, когда силы совсем отказали. А тогда и повесилась. Оба в тот мир ушли, в один день, пресвятая Мария.

Я уже не могу оторваться от альбома. Какие ангельские лица.

Внуки, правнуки... Еще жить начинают.

Жизнь, что ты делаешь с нами?

А может, это мы с ней что-то сделали, с жизнью?

Феномен смерти

За последние десятилетия тема смерти в европейской культуре подверглась значительному переосмыслению. Новейшая философия, начиная с А. Шопенгауэра, получила в свое распоряжение множество необычных воззрений и открытий. "Смерть - поистине гений-вдохновитель, или музагет философии", - писал Шопенгауэр. Если бы не было вечного успокоения, то не было бы и философии, считал немецкий философ. Вечно терзаемый мыслью о своей кончине, человек постоянно размышляет о тайнах бытия.

Радикальное преображение этой темы содержится в классическом психоанализе. Учение З. Фрейда об Эросе и Танатосе позволило, во-первых, систематизировать огромный материал, который был накоплен философией с древнейших времен. Кроме того, феномен смерти, который обычно трактовался как внешний по отношению к человеку, обозначающий рубеж его жизни, в классическом психоанализе приобрел философско-антропологический статус. Это позволило создать характерный антропологический образ человека, который, говоря упрощенно, носит в себе самом идею смерти, оказывая сопротивление жизнестойким, жизнетворящим импульсам.

Обсуждение различных граней смерти получило широкую трактовку в экзистенциальной философии. "И подобно тому как это обстоит согласно христианской терминологии, смерть обозначает также крайнее духовное страдание, - писал С. Кьеркегор, - тогда как само выздоровление означает вместе с тем смерть для мира".

Проблема смерти относится к числу фундаментальных, затрагивает предельные основы бытия. Однако, по мнению Э. Кассирера, осознание феномена смерти произошло в человеческом сознании не сразу. Возвращаясь к "Федону" Платона, мы ощущаем громадные усилия философской мысли, направленные на то, чтобы дать ясное и неопровержимое доказательство бессмертия души.

Бурное оживление в области изучения смерти как феномена вызвали споры вокруг проблемы эвтаназии - намеренного прекращения жизни неизлечимого больного, чтобы избавить его от непереносимых страданий, не поддающихся лечению имеющимися методами и средствами медицины. Во-первых, применение в медицине новейших методов интенсивной терапии сделало массовыми ситуации продленного умирания больных, когда перед врачами встали совершенно новые в философском, морально-этическом плане вопросы - жив или мертв пациент с диагнозом "смерть мозга", поддерживать ли его вегетативное состояние. Во-вторых, распространение на сферу здравоохранения правозащитной идеологии обернулось тем, что в медицинской этике и медицинском праве центральной стала категория прав пациента, в том числе и право на смерть с достоинством.

Интерес к теме обусловлен также развитием психоанализа и особенно трансперсональной психологии. После работ С. Грофа и других авторов вновь в сферу философского размышления вошла проблема, жили ли мы раньше. Известно, что перевоплощение и карма - краеугольные камни главных религий Индии: буддизма, джайнизма, сикхизма и зороастризма. Кроме того, с учением о перевоплощении и карме связаны тибетская ваджраяна, японский эзотерический буддизм и множество буддийских школ южной Азии.

Несколько важных философских школ Древней Греции тоже включали в себя веру в перевоплощение. К ним относились пифагорейцы, орфики и платоники. Эту же доктрину исповедовали ессеи, фарисеи, караимы и другие еврейские и полуеврейские общины. Вера в перевоплощение была принята неоплатониками и гностиками и составляла значительную часть теологии средневекового еврейства. Аналогичные идеи можно обнаружить в таких исторически, географически и культурно не связанных группах, как африканские племена, растафари Ямайки, американские индейцы, доколумбовские культуры, полинезийские кахуна, последователи бразильской умбанды, галлы и друиды.

В современном западном обществе теория реинкарнации была принята теософами, антропософами и некоторыми спиритуалистами. На первый взгляд может показаться, что вера в перевоплощение чужда христианству и даже несовместима с ним. Однако это не всегда было так: вера в перевоплощение была частью раннего мистического христианства. Согласно св. Джерому, жившему в IV и V вв. н.э. эзотерическое толкование вопроса о перевоплощениях было доступно только церковной элите.

Самым выдающимся христианским мыслителем, высказывавшимся по поводу существования душ, возвращающихся на землю, был Ориген - один из величайших отцов церкви всех времен. Его написанные в III в. н.э. работы (в частности, его книга "О началах") были осуждены Вторым Константинопольским Собором, созванным императором Юстинианом в 553 г. н.э. Вынесенный Оригену приговор гласил: "Всякий, кто утверждает мифическое предсуществование душ и принимает следующую для него чудовищную доктрину, должен быть предан анафеме!" Хотя этот указ, безусловно, способствовал признанию учения о перевоплощении ересью, религиозные исследователи находят следы аналогичных идей в сочинениях Августина Блаженного, св. Григория Нисского и св. Франциска Ассизского.

Таким образом, философское постижение феномена смерти актуализирует различные философские традиции, захватывает круг проблем, которые исследуют философы, психологи, культурологи. Тема приобрела несомненную философскую значимость.

В рамках трансперсональной психологии проблемы смерти позволяют раскрыть глубинную связь всего живого, новую парадигмальную картину мира, которая включает в себя смерть как закономерный, но не универсальный феномен мироздания. Изучение смерти, по мнению представителей трансперсональной психологии, имеет ключевое значение для осознания психических процессов. Без близкого знакомства с переживанием смерти-возрождения невозможно понять религию, мистику, шаманизм, мифологию. Согласно различным мистическим школам, люди, пережившие смерть или смертельную опасность и возвратившиеся к жизни, называются дважды рожденными. Соприкосновение со смертью изменяет отношение к ней независимо от того, является ли данное соприкосновение чисто символическим или происходит в действительности, например в результате несчастных случаев либо в ходе событий, приводящих к клинической смерти.

Начиная работу над этой статьей, я в очередной раз прочитала работы Зигмунда Фрейда по психоанализу, в которых он огромное место уделяет психологии бессознательного. Что же может быть более бессознательным, чем смерть? В работах Фрейда большое внимание уделено именно ей. Итак, каким же образом жизнь и смерть представлены в психоанализе. Попытаемся ответить на этот вопрос.

«Нашему бессознательному, - считает Фрейд, - столь же недоступно представление о собственной смерти, оно столь же жадно до убийства чужака, столь же расколото (амбивалентно) по отношению к любимому человеку, сколь и бессознательное первобытного человека».

Попытаемся расшифровать эту формулировку.

В бессознательном смерть всегда была бы смертью я другого (кто-то, только не я). Предчувствие собственной смертности может быть доступно только в амбивалентном отождествлении с дорогим человеком, чьей смерти мы боимся, но одновременно желаем (кто-то только не я) .

В 1920 году в психоанализе появляется новый термин «влечение к смерти». Его автор - Фрейд.

Тема деструктивности и влечения к смерти неоднократно поднималась и обсуждалась в психоаналитическ ой среде. Открытие самого деструктивного влечения принадлежит Сабине Шпильрейн. Сам термин «влечение к смерти» в работе «Деструкция как причина становления» в качестве концепта не фигурирует. Однако уже в дневниках, письмах и других документах он уже употребляется именно как концепт. Так, например, в дневнике С. Шпильрейн есть запись о том, что она пишет работу о «влечении к смерти». Фрейд лишь придал известность этому понятию. К развитию этой концепции влечения к смерти послужили: сама Сабина Шпильрейн, Альфред Адлер, Вильгельм Штекель, Карл Густав Юнг. Однако заслугой Фрейда является то, что он сумел объединить эти разрозненные взгляды в одну связную теорию. Согласно новой теории влечение к смерти (агрессивность) противопоставлял ось влечению к жизни, которое включало сексуальные инстинкты и инстинкты самосохранения. «Если мы примем как не допускающий исключения факт, — писал Фрейд, - что все живущее вследствие внутренних причин умирает, возвращается к неорганическому, то мы можем сказать: целью всякой жизни является смерть, и обратно - неживое было раньше, чем живое… Некогда какими-то совершенно неизвестными силами пробуждены были в неодушевленной материи свойства живого… Возникшее тогда в неживой перед тем материи напряжение стремилось уравновеситься: это было первое стремление возвратиться к неживому».

Задолго до Фрейда многие философы задумывались над тем, что именно определяет жизнедеятельност ь человека и какую роль в ней играют влечения. Фрейд также поставил задачей определиться в отношении того, что он назвал «первичными влечениями». В первых публикациях в качестве «первичных» он рассматривал лишь сексуальные влечения. Далее он приходит к выводу, что «первичные влечения» составляют полярную пару созидательной любви и влечения к деструкции. Эти размышления приводят к созданию концепции о том, что деятельность человека обусловлена переплетением сил «инстинкта жизни» (Эрос) и «инстинкта смерти» (Танатос). Эти полярные силы являются основными бессознательными влечениями, предопределяющим и всю жизнедеятельност ь человека.

Но что произойдет со смертью, если жизнь вытеснит ее. Вывод, к которому приходит Фрейд, как нельзя лучше подчеркивает его гениальность: смерть на самом деле состоит на службе у принципа удовольствия. Этот изящный теоретический шаг возможен исключительно в рамках диалектической логики, подразумевающей слияние взаимных противоположност ей, которые создают общее единство. В соответствии с законами психической экономики, принцип удовольствия представляет собой тенденцию либо полностью освободить психику от возбуждения либо, как минимум, уменьшить стимуляцию до терпимого постоянного уровня. Следовательно, окончательным условием удовольствия будет состояние, свободное от напряжения, потому что прекращение напряжения означало бы при этом и выполнение, и завершение задачи. В этой концепции бессознательного что может быть приятнее смерти и небытия? Ведь смерть – это состояние, лишенное напряжения, это абсолютный мир. Тем не менее, бессознательное хотя и стремится к смерти, но сознание способно выбирать свой собственный путь к саморазрушению. Только данное условие определенной свободы психики в выборе пути достижения своего конца включает смерть в динамический процесс жизни, в процесс, который одновременно включает в себя волю к саморазрушению и ограничивает ее. Мы видим здесь две противоположные силы, действующие в рамках единого принципа удовольствия: жизнь и смерть соединены онтологически, но все же отличаются одна от другой. Здесь дуалистическая классификация влечений Фрейда окончательно консолидируется.

Если верить Фрейду, то смерть – это окончательная цель жизни. Любое живое существо стремится к смерти в силу своей наиболее фундаментальной внутренней наклонности, и разнообразие жизни, каким мы наблюдаем его во множестве форм, всегда лишь воспроизводит серию установленных входе эволюции воплощений, случайных отклонений, вызванных той или иной травмой, тем или иным препятствием: организм не желает всего лишь умереть, но желает умереть «по-своему».

В противоположност ь этой «универсальности » смерти, выдвигается иной принцип – влечение к жизни или Эрос. Эрос объединяет, стремится постоянно создавать более сложные и более богатые единства – вначале на биологическом, затем на психологическом и социальном уровнях.

Так же, как и Танатос, Эрос является внутренней силой, присущей индивиду: атому, клетке, живому индивиду или психике.

К теме смерти в психоанализе в своих исследованиях активно обращался Даниэль Лагаш.

Для справки

Даниэль Лагаш (1903-1972) – французский врач, психоаналитик и психолог. Доктор медицины (1934), профессор (1947). Изучал философию в Высшей педагогической школе в Париже. После окончания школы (1924) увлекся медициной и занялся психиатрией. С

1937 г. преподавал психологию в Страсбургском университете. Во время Второй мировой войны занимался психокриминологи ей. С 1947 г. работал в Париже профессором Сорбоннского университета, где создал лабораторию социальной психологии и руководил кафедрой. В 1949 г. опубликовал программную книгу «Единство психологии». Стремился осуществить синтез психологического знания, в том числе теоретической и прикладной психологии. Сформулировал три основных принципа клинической психологии: тотальность, динамизм и генетическое исследование. Активно разрабатывал теорию личности. С 50-х гг. занимался психоанализом. Принимал психоанализ в качестве методологии современного человековедения и «ультраклиническ ого метода исследования». Стремился модернизировать психоанализ. Разработал собственную версию психоаналитическ ой психологии. Основал и возглавил «Библиотеку психоанализа и клинической психологии».

В своих исследованиях Лагаш, в частности, заявляет: «Тенденция к переходу от органического к неорганическому обнаруживает самые глубокомысленные и самые убедительные моменты в аргументации Фрейда. В психоаналитическ ой клинике он использует ее на чисто описательном уровне: для обозначения чего-то вроде овеществления субъекта – в другом месте называемого психической инертностью или заторможенностью – в котором косность и дряхлость на долгое время или даже окончательно заменили обновление и созидание».

Теряющаяся в любом бессознательном, как в букете роза, смерть обнаруживает себя там как его наиболее радикальная, но также и наиболее стерильная логика. Но именно жизнь кристаллизует первые объекты, к которым желание устремляется еще до того, как на них останавливается мысль.

Смерть. Что это такое? К чему она отсылает и что означает? Для ребенка, возможно, смерть это уход, отсутствие Другого. Смерть это «уход на войну»; а «умри» то же самое что «иди на войну», «не мешай мне», и просто «уходи».

Опять вспомню свою дочку в возрасте полутора лет, когда она использовала слово «пока!» в качестве защиты от мучавшего ее кузена- одногодки. Она использовала это очень редко, в самом крайнем случае, когда никакие иные меры не помогали. Тогда она махала ему ручкой и произносила «пока!». Похоже на то, что первая встреча субъекта со смертью есть опыт отсутствия Другого. Ничто не позволяет говорить о том, что с возрастом субъект приобретает больший опыт относительно смерти.

Знание о смерти все так же есть знание об отсутствии Другого. Смерть все так же остается закрытой и не доступной для субъекта, он никак не может прорваться к ней, хотя императив “memento mori” склонен навязчиво повторяться в культуре столько, сколько она сама существует. Почему так? Почему об этом надо напоминать? Может быть, потому что здесь не все чисто? Что же не так со смертью? Все не так, причем не так с самого начала. Буквально со стадии зеркала. «Скоро обнаружилось, что ребенок во время этого долгого одиночества нашел для себя средство исчезать. Он открыл свое изображение в стоячем зеркале, спускавшемся почти до полу, и затем приседал на корточки, так что изображение в зеркале уходило «прочь»». Ребенок играет со своим собственным отсутствием. То есть я хочу сказать то, что все философские рассуждения зрелого человека о жизни и смерти есть не что иное как выкрик «Беби о-о-о». Во-первых субъект сталкивается с невозможностью собственного отсутствия, в этом смысле смерть есть деление на ноль, во вторых же он не может НЕ делить на ноль, эта операция навязчиво повторяется, деление на ноль становится судьбой субъекта. Так что же это? Чем же может являться то, что не может исчезнуть? Конечно же только тем, что никогда не существовало.

Во второй лекции цикла «Лакан-ликбез» -«Язык и пропажа субъекта» А. Смулянский показывает, что когда субъект репрезентирован, представлен взгляду другого, он превращается в функцию, и его при этом нет как субъекта. Когда же субъект не представлен взгляду, его снова нет, его нет для другого. Так что субъект отсутствует, но не знает об этом. Он отсутствует, он мертв, он логически невозможен, но пока он не знает об этом, все как- будто в порядке. Хотя не все в порядке. Есть такая вещь как тревога, и она не обманывает: «подготовленность в виде страха с повышением энергетического потенциала воспринимающей системы представляет последнюю линию защиты от раздражения». А теперь объединим кастрационную тревогу с невозможностью субъекта, и мы получим то, что субъект боится не смерти, а того, что смерти нет. В связи с этим так и хочется сказать: «Беби о-о-о». Вот как можно еще понимать влечение к смерти. Возвращение к такому прежнему состоянию, которого никогда прежде не было. Игра с невозможностью, с самой основой субъекта. Не этот ли невозможный вопрос задает себе анализант? Не этот ли вопрос он навязчиво повторяет во всевозможных вариациях, изданиях? Как сновидение травматического невротика внушает страх, которого там не хватает для того чтобы исцелить от испуга (прорыва в Реальное?), так и игры с зеркалом призваны показать что субъекта может и не быть, а это убеждает его в том, что он есть. Страх, кстати, всегда так работает. Субъект получает объект страха, пусть и в виде отрицания. Он даже не узнает в этом объекте объект своего желания.

Если не забывать о том, что субъект и организм совершенно разные вещи, станет ясным то, что применительно к организму вполне можно говорить о биологической смерти. Фрейд напоминает нам о биогенетическом законе, то есть о том, что онтогенез есть повторение филогенеза. При этом влечения и навязчивое повторение обнаруживают свою связь, заключающуюся в том, что сам характер влечений весьма навязчив и консервативен, что вступает в противоречие с другой их стороной- стремлением к изменчивости и прогрессу. «Влечение, с этой точки зрения, можно было бы определить как наличное в живом организме стремление к восстановлению какого-либо прежнего состояния, которое под влиянием внешних препятствий живое существо принуждено было оставить, в некотором роде органическая эластичность, или - если угодно, - выражение косности в органической жизни». Консерватизм против прогресса- смерть против жизни, и Фрейд, учредив эти полюса, проводит далее деконструкцию понятия «жизнь» показывает затем, что это никакие не противоположности, и цель у них в общем- то одна. Жизнь не противоположность смерти, оно лишь временное отклонение от нее.

Это обходной путь к смерти, попытка избежать «короткого замыкания». Организм, замечает Фрейд, хочет умереть, но только по-своему. После этого разъяснения становится очевидным, что влечения к жизни и смерти не представляют собой примитивной дихотомии, бинарной оппозиции, из этого нельзя никоим образом вывести всякие архетипы или первичную мифологическую символику вроде «инь-янь». Фрейд идет другим путем, «коротко не замыкаясь», не «закорачиваясь» на Эросах и Танатосах. Его мысль не умирает в мифологии манихейских оппозиций, она идет более сложным путем. Никакой практической пользы из влечения к смерти извлечь нельзя, на кушетке жизнь и смерть ничего не объяснят, эти мудреные интеллектуализации могут разве что выполнять защитную функцию. Фрейд предупреждает и порывает с мистическими традициями типа пирамид Маслоу или лесенки Кена Уилбера «Многим из нас было бы тяжело отказаться от веры в то, что в самом человеке пребывает стремление к усовершенствованию, которое привело его на современную высоту его духовного развития и этической сублимации и от которого нужно ожидать, что оно будет содействовать его развитию до сверхчеловека. Но я лично не верю в существование такого внутреннего стремления и не вижу никакого смысла щадить эту приятную иллюзию».

Интересующие вас статьи будут выделены в списке и выведены самыми первыми!

Влечение к смерти

Влечение к смерти (инстинкт смерти) - понятие психоанализа, открытое как феномен Сабиной Шпильрейн и введённое в оборот Зигмундом Фрейдом. Фрейд затем концептуализирует понятие, которое служит в его работах для обозначения наличия в живом организме стремления к восстановлению первичного (неживого, неорганического) состояния. Противопоставляется влечению к жизни. В некоторых случаях отождествляется с агрессивным влечением, или же энергией мортидо.

Впервые понятие «влечения» Фрейд использовал в «Трёх очерках по теории сексуальности» (1905), при анализе сексуальных влечений и в дальнейшем обосновал его в работе «Влечения и их судьбы» (1915). Фрейд определил данное понятие следующим образом: «„Влечение“ воспринимается нами как понятие, которое находится на границе между душевным и физическим, является физическим представителем раздражений, которое берёт начало внутри тела и проникает в душу, становится своеобразным определителем работы, которую необходимо проделать психике благодаря её связи с физическим».

Согласно теории психоанализа, каждое влечение имеет цель, объект, источник. Целью влечения является удовлетворение, которое достигается путём максимально возможного уменьшения его напряжения. Объект влечения - такой объект, с помощью которого влечение достигает своей цели. Источник влечения - это процесс возбуждения в любом органе или части тела, который на психическом уровне проявляется собственно влечением.

Разработкой теории влечений Фрейд занимался на протяжении всей своей творческой жизни. Развитие его взглядов по данной проблеме отражено в ряде работ и позднее получило название первой и второй дуалистической теории влечений (драйвов). Влечение к смерти было сформулировано и включено в систему влечений только во второй дуальной теории.

• Первая дуалистическая теория влечений законченную формулировку получила в работе «Влечения и их судьбы» (1915). Инстинкт самосохранения, направленный на сохранение индивида, противопоставлялся половому влечению, направленному на сохранение вида. Однако в дальнейшем при исследовании проблем нарциссизма, мазохизма и агрессивности возник ряд противоречий, обусловленный данным противопоставлением влечений. Неудовлетворённость первой дуалистической теорией и возникший после 1920 г. интерес Фрейда к теме смерти, заставил его пересмотреть свои взгляды.
• Вторая дуалистическая теория влечений. Тема деструктивности и влечения к смерти неоднократно поднималась и обсуждалась в психоаналитической среде. Открытие самого деструктивного влечения принадлежит Сабине Шпильрейн. Сам термин «влечение к смерти» в работе «Деструкция как причина становления» в качестве концепта не фигурирует. Однако уже в дневниках, письмах и других документах он уже употребляется именно как концепт. Так, например, в дневнике С. Шпильрейн есть запись о том, что она пишет работу о «влечении к смерти». Фрейд лишь придал известность этому понятию. Толчком к развитию этой концепции влечения к смерти послужили: сама Сабина Шпильрейн, Альфред Адлер, Вильгельм Штекель, Карл Густав Юнг. Однако заслугой Фрейда является то, что он сумел объединить эти разрозненные взгляды в одну связную теорию. Основные положения второй дуалистической теории были сформулированы в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920). Согласно новой теории влечение к смерти (агрессивность) противопоставлялось влечению к жизни, которое включало сексуальные инстинкты и инстинкты самосохранения. «Если мы примем как не допускающий исключения факт, - писал Фрейд, - что всё живущее вследствие внутренних причин умирает, возвращается к неорганическому, то мы можем сказать: целью всякой жизни является смерть, и обратно - неживое было раньше, чем живое… Некогда какими-то совершенно неизвестными силами пробуждены были в неодушевлённой материи свойства живого… Возникшее тогда в неживой перед тем материи напряжение стремилось уравновеситься: это было первое стремление возвратиться к неживому»

Вторая дуалистическая теория не была признана большинством психоаналитиков при жизни Фрейда и не получила достаточного развития в трудах теоретиков психоанализа после смерти Фрейда.

Среди учеников Фрейда только Александер, Эйтингон и Ференци приняли идею влечения к смерти (Александер позднее изменил своё мнение). Впоследствии к ним присоединились П. Федерн, М. Кляйн, К. Меннингер, Г. Нюнберг и некоторые другие.

Пауль Федерн популяризировал термин «Танатос» (сам термин впервые использовал В. Штекель) и разработал концепцию энергии влечения к смерти (мортидо).

Карл Меннингер в работе «Война с самим собой» (1938) рассмотрел различные формы саморазрушающего поведения, которые он разделил на собственно самоубийство, хроническое самоубийство (аскетизм, мученичество, неврастения, алкоголизм, антисоциальное поведение, психозы), локальное самоубийство (членовредительство, симуляция, полихирургия, преднамеренные несчастные случаи, импотенция и фригидность) и органическое самоубийство (соматические заболевания). В каждом из этих случаев Меннингер усматривал факт наличия влечения к смерти.

Мелани Кляйн использовала идею влечения к смерти, исследуя психическую динамику детского возраста. Согласно Кляйн, чувство тревоги обусловлено возникновением опасности, которой подвергает организм влечение к смерти. Действие влечения к смерти М. Кляин обнаруживала также в разнообразных детских конфликтах.

Любопытно, что идея влечения к смерти была хорошо воспринята в начале века русскими психоаналитиками (Н. Осиповым, Виноградовым, Гольцем). Достаточно положительно отнеслись к идее влечения к смерти Л. С. Выготский и А. Р. Лурия, которые написали предисловие к русскому переводу работы Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия». Однако гонения на психоанализ, начавшиеся в СССР после 1928 года, надолго лишили перспективы серьёзного развития психоаналитических идей.

И. И. Мечников

И. И. Мечников в рамках развиваемой им теории ортобиоза в работе «Этюды о природе человека» (1903 г.) ввёл термин «инстинкт смерти» или «инстинкт естественной смерти». Учёный утверждал, что при условии гармоничного, здорового течения жизнедеятельности, инстинкт жизни имеет своё естественное угасание и в период преклонной старости (послелет) он сменяется инстинктом смерти, характеризующимся «удовлетворению уже отжитой жизнью и потребностью небытия». Такую смену векторов И. И. Мечников считал неким идеалом здорового и сбалансированного проживания жизни, который достигается далеко не каждым. Причину того, что инстинкт смерти не обнаруживается у человека повсеместно, учёный видел в ранней смертности, болезнях, дисгармонии инстинктов. В монографиях «Этюды о природе человека» и «Этюды оптимизма» И.Мечников постарался собрать отдельные примеры переживаний людей преклонного возраста в период проявления инстинкта смерти.

И.И. Мечников Этюды о природе человека. М., 1961. – с.231

Предположение И. И. Мечникова о положительных ощущениях, сопровождающих влечение к смерти, отчасти подтверждается в исследованиях переживаний людей, перенёсших клиническую смерть (т. н. околосмертные переживания).

Жан Бодрийяр

В работе «Символический обмен и смерть» (1976 г.) Ж. Бодрийяр уделяет значительное внимание понятию «влечение к смерти». По мнению философа, радикальность фрейдовской идеи равна радикальности самой общественной системы, в определённый момент своего политического и экономического развития. Понятие «влечения к смерти» санкционирует собой определённую культуру смерти в обществе.

Если западноевропейская мысль по Ж. Бодрийяру развивалась либо в направлении отрицания и сублимирования смерти, либо в направлении её диалектизирования, то Фрейд, утверждая идею «влечения к смерти», отменяет эти пути. «Смерть впервые предстаёт как нерушимый принцип, противостоящий Эросу. И притом безотносительно к субъекту, классу или истории - это ни к чему не сводимая дуальность двух влечений, Эроса и Танатоса, в которой отчасти воскресает древнее манихейское видение мира как бесконечного противоборства двух влечений, Эроса и Танатоса…». Утверждая дуализм влечений, Фрейд очень глубоко порывает с христианской метафизикой Запада. Ж.Бодрийяр считает, что дуализм влечений отчётливо отражён в книге «По ту сторону принципа удовольствия», в то время как в «Неудовлетворённости культурой» у Фрейда он усматривает монистическую идею: «…Дуальность завершается циклом одного лишь влечения к смерти. Эрос теперь - не более чем огромный окольный путь, которым культура движется к смерти, подчиняющей всё своим целям» …».

В целом Ж. Бодрийяр рассматривает влечение к смерти не как объективную биологическую реальность, но как абстрактную идею, некий культурный феномен, «мысленную гипотезу», «рационализацию самой смерти», миф, метафору, отражающую фундаментальное устройство современной западной культуры. В этом он видит теоретическую ценность идеи «влечения к смерти» и в этом ракурсе предлагает подходить к пониманию данной категории - как к мифу, требующему своей интерпретации.

Жан Бодрийяр Символический обмен и смерть. – М,: Добросвет, 2000. - с.

Ситуацию, когда влечение к смерти рассматривается как «объективный дискурс», Ж. Бодрийяр считает как не имеющую большой ценности. В этих условиях идея «влечения к смерти» интерпретируется лишь как один из моментов западной позитивистской науки, которая произвольно разделяет психологическое и биологическое, жизнь и смерть. Эта наука «в буквальном смысле вырабатывает и мёртвое, неживое как свой концептуальный объект, а отделённость смерти - как исходную аксиому, отправляясь от которой она получает возможность формулировать свои законы». Фрейд предпринял попытку «приручить смерть под знаком влечения к смерти», вписать её в общую систему психоанализа, в то время, как, по мнению Ж. Бодрийяра, в своей сути эта идея отменяет всё наработанное психоанализом.

Жан Бодрийяр Символический обмен и смерть. – М,: Добросвет 2000, - С.

Среди современных глубинно-психологических концепций, которые не только опираются на теорию влечения З.Фрейда, но и предпринимают попытки существенного пересмотра и развития основных её идей, можно назвать «сводную формально-логическую модель психоаналитической теории влечений Либидо и Лета» Корделии Шмидт-Хеллерау. В работе «Влечение к жизни и влечение к смерти. Либидо и Лета» (1995) Шмидт-Хеллерау проводит фундаментальную ревизию фрейдовской метапсихологии и создаёт на её основе современную модель психики. С точки зрения автора, влечение - векторная величина, которая определяет направление влечения лишь в одну сторону. От этого направления оно может отклоняться, но никогда не может быть устремлено обратно, что исключает фрейдовское понимание влечения к смерти как «стремления к восстановлению прежнего состояния». Кроме того, нельзя определить наличие у влечения цели, так как это означает присутствие у него некой «памяти». Но «память» имеется лишь на уровне структур, которые не являются влечениями. По мнению Шмидт-Хеллерау влечение к смерти не тождественно деструктивному влечению, которое представляет собой комплекс, включающий влечения и вытеснения, элементы влечения, восприятия и двигательной разрядки. Также она предлагает отказаться от понятия «агрессивное влечение», рассматривая агрессию как аффективный акт или аффект, связанный с самосохранением или сексуальностью.

Шмидт-Хеллерау приходит к выводу об интровертивном характере влечения к смерти, подразумевающем бездействие. Влечение к смерти исподволь способствует вытеснению активного влечения к жизни и тем самым вносит свою лепту в процесс поддержания организменного баланса. Исходя из пассивного характера влечения к смерти, энергию этого влечения Шмидт-Хеллерау предлагает назвать Летой, подчеркивая в этом мифологическом образе присутствие забвения (вытеснения) и обращённость влечения во вовнутрь, в сторону бессознательного.

:: Инстинкт смерти. Часть 2:

Концепция Зигмунда Фрейда и отношение к инстинкту смерти современных психоаналитиков

В предыдущей статье (<<<) мы разобрали идеи предшественников концепции инстинкта смерти, разработанной Зигмундом Фрейдом, выраженные в работах Вильгельма Штекеля, Сабины Шпильрейн и Карла Юнга.

Как замечает Эрих Фромм в своей работе “Анатомия человеческой деструктивности”, Фрейд не всегда считал агрессию инстинктом, т.е. чем-то присущим человеку от рождения, на что Фрейд сам обратил внимание в работе “Недовольство культурой” (1930). Изначально для Фрейда существовал только принцип удовольствия, под которым он понимал исключительно сексуальное удовольствие, которым, по его мнению, и руководствуется, сознательно или бессознательно, человек в своей жизни. Агрессию же Фрейд включал в качестве составной части сексуального инстинкта: «Садизм в таком случае соответствовал бы ставшему самостоятельным, преувеличенному, выдвинутому благодаря смещению на главное место агрессивному компоненту сексуального влечения» , - делает вывод Фрейд в “Трех очерках о сексуальности” (1905). А четырьмя годами позже, излагая историю маленького Ганса в работе “Анализ фобии пятилетнего мальчика”, Фрейд заявил вполне определенно: «Я не могу решиться признать особое агрессивное влечение наряду и на одинаковых правах с известными нам влечениями самосохранения и сексуальным» . В этом высказывании Фромм видит сомнения Фрейда, что он всегда колебался в праве признания агрессии в качестве самостоятельного инстинкта. Ведь еще в тех же “Трех очерках о сексуальности” Фрейд писал: «Можно предположить, что импульсы жестокости проистекают из источников, действительно независимых от сексуальности, но способных соединиться с ней на ранней стадии» .

Фрейд принимается за тематику смерти только десятилетие спустя после публикации упомянутых работ его учеников. С выходом в свет в 1920 году своей статьи “По ту сторону принципа удовольствия” Фрейд радикально разрешил свои сомнения по поводу «признания особого агрессивного влечения наряду и на одинаковых правах с известными нам влечениями самосохранения и сексуальным », разрубив свои сомнения, как Александр Македонский разрубил гордиев узел. Мечом Фрейду послужил его постулат о существовании инстинкта смерти.

Зигмунд Фрейд в построении своей метапсихологии опирался на принцип удовольствия, в соответствии с которой люди стремятся к удовольствию и избегают неудовольствия. Из принципа удовольствия Фрейд строит свою концепцию сновидений, суть которой заключается в том, что задачей сновидения является иллюзорное получение удовольствия, которое не удалось получить в реальной жизни, руководствуясь принципом реальности. В соответствии с концепцией Фрейда о сновидениях, за явным содержанием любого сновидения обязательно стоит исполнение какого-либо желания, что можно выявить с помощью психоанализа. Однако, в концепцию сновидений как исполнения желаний не вписывались, так называемые, травматические неврозы. «Состояние больного травматическим неврозом во время сна носит тот интересный характер, что он постоянно возвращает больного в ситуацию катастрофы, приведшей к его заболеванию, и больной просыпается с новым испугом» . В случае повторяющихся сновидениях о пережитой катастрофе Фрейд не мог увидеть скрытое содержание получения удовольствия: «Природе сна больше отвечало бы, если бы сон рисовал больному сцены из того времени, когда он был здоров, или картины ожидаемого выздоровления» . Шандор Ференци и Эрнст Зиммель, опираясь на совместную работу Йозефа Брейера и самого Фрейда “Исследования истерии”, объясняли возвращение травматических сновидений фиксацией на травме, как результат переживания запредельной силы, подобно тому, как больной неврозом страдает от своих воспоминаний, на которую и ссылается Фрейд в “По ту строну принципа удовольствия”. Однако, такое объяснение Фрейда не удовлетворило. Причиной, очевидно, было то, что свою теорию неврозов Фрейд построил исключительно на сексуальности, и из этого следовало, что фиксации могут носить только сексуальный характер, а его коллеги этим объяснением, по сути, утверждают, что невроз может быть вызван переживаниями несексуального характера, с чем Фрейд упорно не хотел соглашаться (см. Либидо).

Далее Фрейд пишет, что в концепцию принципа удовольствия кроме повторяющихся травматических сновидений также не вписывались, так называемые, навязчивые повторения, выражающиеся в симптомах при неврозах, а также повторяющиеся неприятные переживания (паттерны) в жизни любого человека, когда он снова и снова наступает на «одни и те же грабли» На этом месте заканчиваются психологические рассуждения Фрейда в статье “По ту сторону принципа удовольствия”, и Фрейд переходит к философии. Фрейд рассуждает о некоторой силе, которая принуждает к повторению рыб метать икру в определенном месте, а перелетных птиц возвращаться на определенное место для гнездования. «Элементарное живое существо с самого своего начала не должно стремиться к изменению, должно постоянно при неизменяющихся условиях повторять обычный жизненный путь. [. ] Скорее здесь нужно было бы искать старое исходное состояние, которое живущее существо однажды оставило и к которому стремится обратно всеми окольными путями развития.» И тут Фрейд делает неожиданный вывод: «Если мы примем как не допускающий исключений факт, что все живущее вследствие внутренних причин умирает, возвращается к неорганическому, то мы можем сказать: целью всякой жизни является смерть, и, наоборот, неживое было раньше, чем живое.»

Конечное подтверждение существования инстинкта смерти Фрейд обнаруживает в краеугольном камне своей метапсихологии, принципе удовольствия. Эта концепция,основана на простом выводе, что люди, очевидно, стремятся к удовольствию и избегают неудовольствия, т.е. уменьшению напряжения, связанного с неудовольствием. Это стремление к уменьшению напряжения, которое в свое время обнаружил Фрейд, теперь его приводит к неожиданному выводу: «То, что мы признали в качестве доминирующей тенденции психической жизни, может быть, всей нервной деятельности, а именно стремление к уменьшению, сохранению в покое, прекращению внутреннего раздражающего напряжения (по выражению Барбары Лоу, “принцип нирваны”), как это находит свое выражение в принципе удовольствия, является одним из наших самых сильных мотивов для уверенности в существовании влечений к смерти» .

Таким образом Фрейд из своей, по сути, монистичной концепции примата сексуального влечения строит настоящую дуалистическую концепцию единства и борьбы сексуального влечения и влечения к смерти, сходную мрачной философии Шопенгауэра: «. для которого смерть есть “собственный результат” и, следовательно, цель жизни, а сексуальное влечение воплощает волю к жизни» . Теперь для Фрейда сексуальное влечение не просто стремление к удовольствию: «Таким образом, либидо наших сексуальных влечений совпадает с Эросом поэтов и философов, который охватывает все живущее» .

Так, выводя инстинкт смерти из простого утверждения о том, что все живое рождается и умирает, Фрейд пришел к выводу, что все живое бессознательно стремиться к смерти и, соответственно, управляется двумя инстинктами, сексуальным инстинктом (либидо) и инстинктом смерти – Эросом и Танатосом, находясь в гегелевской непрерывной борьбе противоположностей.

Современные генетики действительно склоняются к существованию генетически обусловленного механизма старения и, как следствие, умирания. И в генетически запрограммированном механизме умирания есть смысл выживания и многообразия жизни. Чем короче продолжительность жизни существа, и чем интенсивнее процесс размножения, тем быстрее накапливаются новые признаки, полученные в результате естественных мутаций, и формируются новые виды, более приспособленные к выживанию в меняющейся окружающей среде – в этом суть естественного отбора и адаптации, в которой нет равным бактериям и вирусам, существам с самой короткой продолжительностью жизни и невероятной плодовитостью. В конце концов, все устройство живой жизни построено на рождении и умирании, а сама суть основы жизни, пищевая пирамида, основана на убивании и поедании. Смерть – средство жизни, но разве ее цель?

Надо отдать должное Фрейду, что он отметил спекулятивный и незавершенный характер этой своей статьи и закончил ее цитатой Рюккерта: «До чего нельзя долететь, надо дойти хромая. Писание говорит, что вовсе не грех хромать» . Но, несмотря на это, Фрейд больше никогда не возвращался к теоретическому обоснованию существования инстинкта смерти, но стал использовать его в своих дальнейших теоритических построениях так, будто существование инстинкта смерти им уже неопровержимо доказано. Но практически, во всех сочинениях Фрейда нового периода, также как и его последователей, принявших инстинкт смерти, если заменить термин «влечение к смерти» на «агрессивное влечение», то, с моей точки зрения, смысл совершенно не поменяется. И это было бы и не важно, если бы влечение к смерти стало приниматься просто как новый термин и подвергалось бы дальнейшему анализу. «. Фрейд, осознавая могучую силу импульсов саморазрушения, постулировал инстинкт саморазрушения (инстинкт смерти), хотя этой концепцией он закрыл путь к действительному его пониманию, а значит к эффективной психотерапии». (Карен Хорни. “Наши внутренние конфликты”)

Но не все психоаналитики приняли инстинкт смерти. С тех пор психоаналитики разделились на два лагеря, на тех которые приняли существование инстинкта смерти, и тех, которые считают его необоснованной спекуляцией. Последних радикально меньше.

Прежде всего, кто безоговорочно принял инстинкт смерти, была Мелани Кляйн и ее последователи (кляйнианцы, одно из направлений Британского психоаналитического общества, идеи которого стали самыми популярными сегодня в России) и Андре Грин и представители его школы (члены Французского психоаналитического общества, тоже популярного направления в российском психоанализе).

Введение понятия инстинкта смерти позволяет им создавать фундаментальную гипотезу, объясняющую природу агрессивности, суть которой заключается в том, что любое проявление агрессии суть проявление инстинкта смерти. При этом роль влияния социального окружения, включая родителей, порой, сводится к минимуму, исходя из постулата, что как повышенная сексуальность, так и повышенная агрессивность является конституционно обусловленной (врожденной).

По мнению других психоаналитиков, концепция инстинкта смерти построена исключительно на спекулятивный основе (то есть без надлежащей базы клинических наблюдений) и не может использоваться в практике психоанализа. Они не приняли инстинкт смерти, и считают излишнюю агрессивность человека исключительно следствием недостатка любви и результатом чрезмерно жесткого воспитания, а не следствием врожденного инстинкта. К таким психоаналитикам относятся, прежде всего, сторонники психологии Самости (Self-психологи) и интерсубъективного подхода в психоанализе.

Так психолог Самости Дэвид Китрон считает, что навязчивые повторения, которые Фрейд объяснил влиянием инстинкта смерти, можно рассматривать как выражение одновременного желания доброжелательных отношений и ужаса перед травматическим повторяющимся разочарованием. Поэтому ранние нетравматические разочарования инициируются человеком в надежде на адекватный отклик со стороны значимых других (близких). Навязчивое повторение – это попытка защититься от потенциальных травм (первичная выгода от болезни), но в итоге это чаще приводит к хронической травматизации, из чего такой человек делает вывод, что “все люди злые”.

Существуют и более сложные теории, объясняющие навязчивые повторения. Так у Вейкко Тэхкэ есть концепция трансферентного и развивающегося ребенка, которая расширяет концепцию Киртона. Суть ее заключается в том, что родители содействуют развитию (эволюции) ребенка, которых Тэхкэ называет эволюционными объектами. В тех аспектах, в которых взаимодействие преждевременно перестало быть эволюционным, ребенок не достигает автономии (психической самостоятельности) и остается в длительной зависимости от эволюционных объектов и от взаимодействия с ними. Эволюционная задержка в дальнейшем формировании структуры его психики приведет к соответствующим навязчивыми повторениям во взрослой жизни такого человека, проявляясь во взаимодействиях с другими людьми (другими объектами). То есть в результате задержки в эволюционном развитии особенности взаимодействия с эволюционными объектами переносятся на взаимодействие с другими людьми (трансфер, с англ. transfer, - перенос). Эта концепция перекликается с концепцией Юнга об индивидуации, упомянутой выше.

Таким образом, для психологов Самости в задачу психоанализа входит не искать следы инстинкта смерти, а анализировать эти аспекты эволюционных задержек. Похожая концепция была и у Фрейда, в которой он использовал понятие фиксации. Но у Фрейда фиксация – это только задержка в развитии сексуальности, соответствующая трем стадия развития либидо, оральной, анальной и фаллической, фиксацию на которых, по его мнению, и должен выявить психоанализ.

В свое время сформировалась и третья группа психоаналитиков (хронологически было бы правильным ее назвать первой), которая оказалась где-то посередине – это Эго-психологи (последователи Анны Фрейд, представители другого крыла Британской школы психоанализа и Хайнца Хартмана, президента Международной психоаналитической ассоциации), они не используют термин инстинкт смерти, но придерживаются врожденного (инстинктивного) происхождения агрессии, но при этом не отрицают определяющее значение родителей в становлении психики человека в процессе ее развития, в том числе и в развитии чрезмерной агрессивности. Классиком такого направления является также Чарльз Бреннер (президент Американской ассоциации психоаналитиков), статья которого “Роль психического конфликта в душевной жизни” предлагается на этом сайте. По сути, ими используется первоначальный взгляд Фрейда на агрессию как составную часть сексуального влечения, так в указанной статье Бреннер пишет: «Первым элементом каждого конфликта является инстинктивный импульс, детское инстинктивное желание. Здесь имеется в виду желание приятного удовлетворения либидинозного или агрессивного типа. Поскольку каждое такое детское желание содержит как либидинозные, так и агрессивные элементы, то проще объединить их и просто говорить о желании сексуального удовлетворения, где сексуальное подразумевает и либидинозное, и агрессивное одновременно.»

Навязчивые повторения Эго-психологами были объяснены как способ справиться с внутрипсихическим конфликтом (центральное понятие Эго-психологии), а также попытками восстановить состояние, предшествующее травме – именно эту концепцию и развили психологи Самости (концепция защиты Самости, центральное понятие Эго-психологии).

Невозможно переоценить влияние теорий Эго-психологии на современный психоанализ. Эго-психология была весьма распространена в 50-х годах, особенно в США, но сегодня – это только классика, основа психоанализа, наряду с классическим психоанализом Зигмунда Фрейда.

Исходя из контекста работ Фрейда нового периода, невозможно позитивным образом отличить инстинкт смерти от агрессивного инстинкта, о котором поговаривал Фрейд до 1920 года. Что инстинктивная агрессивность, что инстинкт смерти, ведущий к агрессивности – на выходе имеем ту же агрессивность как поведенческий паттерн (модель поведения), против окружения или направленный против себя. Принципиальным оказывается не вопрос как назвать агрессивность человека, а какое она имеет происхождение, врожденное или приобретенное. Но не нужно придумывать инстинкт смерти, а достаточно присмотреться, сколько невзгод ожидает на жизненном пути ребенка, чтобы понять, что если он не получит достаточно поддержки и любви от родителей, его душа наполнится ненавистью ко всей его окружающей жизни. К сожалению, Фрейд забыл о своем высказывании, сделанном в статье “Влечения и их судьба”, написанной им пятью годами ранее: «Как проявление отношения к объекту, ненависть старше любви, она соответствует самому первоначальному отстранению нарциссического "Я" от внешнего мира, доставляющего раздражения. Как выражение вызванной объектами реакции неудовольствия, ненависть сохраняет тесную связь с влечениями самосохранения, так что между влечениями "Я" и сексуальными влечениями легко могут образоваться отношения противоположности, повторяющей такое же отношение между ненавистью и любовью.» В связи с этим вспоминаются слова Шандора Ференци, одного из любимых учеников Фрейда: «Необходимы необычайная любовь, нежность и забота, чтобы ребенок простил родителям свое, без его ведома, появление на свет» , – написанные в статье “Нежданный ребенок и его стремление к смерти”. И хотя Ференци, как преданный сын своего отца, безоговорочно принял фундаментальное предположение Фрейда об инстинкте смети, по сути, он остался его противником, и, видимо поэтому, Фрейд запрел к изданию после смерти Ференци последнюю его статью “Речевые противоречия в разговоре взрослого с ребенком”, революционно отличающуюся от всех его предыдущих работ. Благодаря Ференци психоанализ породил плеяду психоаналитиков, не использующих инстинкт смерти, впрочем, также как, и примат сексуальности, в своих теоретических построениях, таких как Микаэл Балинт (ученик Ференци), Хайнц Кохут, Джозеф Лихтенберг, Роберт Столороу, Вейкко Тэхкэ, Хуго Блэйхмар, и многих других.

Поставьте, пожалуйста, оценку статье:

Фрейд определяет принцип удовольствия следующим образом: «В психоаналитической теории мы без колебания принимаем положение, что течение психических процессов автоматически регулируется принципом удовольствия, возбуждаясь каждый раз в связи с неудовольствием и напряжением, принимается затем направление, совпадающее, в конечном счете, с уменьшением этого напряжения, другими словами, с устранением неудовольствия или получением удовольствия» (подробнее см. статью Зигмунда Фрейда “Положение о двух принципах психической деятельности”).

Инстинкт самосохранения в связи с самим неоспоримым фактом своего существования, был в антитезе инстинкту смерти и, следовательно, очень мешал Фрейду в разработке концепции инстинкта смерти. Фрейд и так не жаловал инстинкт самосохранения, никогда не разрабатывая развернутую концепцию его влияния на жизнь человека и формирования неврозов. Для него инстинкт самосохранения был лишь некой неоформленной силой, формирующей принцип реальности и препятствующей сексуальному удовлетворению. И Фрейд нашел удивительный способ с ним «разделаться": «Положение о существовании влечения к самосохранению, которое мы приписываем каждому живому существу [будто Фрейд сомневается в объективности существования инстинкта самосохранения – А.П. ], состоит в заметном противоречии с утверждением, что вся жизнь влечений направлена на достижение смерти. Рассматриваемые в этом свете влечения к самосохранению, к власти и самоутверждению теоретически сильно ограничиваются; они являются частными влечениями, предназначенными к тому, чтобы обеспечить организму собственный путь к смерти и избежать всех других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме имманентных ему. » Но в дальнейшем, в той же статье “По ту сторону принципа удовольствия”, Фрейд отказался от этой совершенно абсурдной идеи: «Тем более мы должны теперь подчеркнуть либидозный характер влечений к самосохранению. » . Фрейд пришел к выводу, что инстинкт самосохранения можно вывести из нарциссического либидо, которое, по его мнению, присуще соматическим клеткам организма изначально, вернувшись к своему старому дуализму между нарциссическим и объектным либидо. Фрейд с легкостью пересекает границу меду психологическим и биологическим, приписывая клеткам нарциссическое либидо. То есть, Фрейду пришлось «сохранить» инстинкт самосохранения в качестве самосохранения, а не в качестве самоуничтожения, но он обесценил его, приписав ему паталогически-инфантильный характер: «Патология склоняется к тому, чтобы считать их происхождение врожденным, и приписывает им эмбриональные свойства» в противоположность «зрелым» клеткам, которые «жертвуют собой для выполнения либидинозной функции» .

Под катастрофой имеются в виду военные действия, катастрофы техногенного характера или природные катаклизмы.

Рыбы поднимаются по устьям рек для нереста, потому что в устьях рек почти или совсем нет хищников, которые могли бы угрожать их икринкам и малькам. Перелетные птицы летят с Юга на Север весной, потому что в южных регионах лето засушливое и большая конкуренция за питание, что усложняет добывание пищи; а осенью возвращаются обратно, потому что в северных регионах зимой еще сложнее добывать себе пропитание. Птицы выводят птенцов весной в регионах наиболее приемлемых для их выкармливания, а зимуют – в наиболее приемлемых для зимовки. Таким образом, рыб и птиц толкает совершать миграции не навязчивое повторение, обусловленное инстинктом смерти, какой вывод сделал Фрейд, а инстинкт воспроизводства, т.е. инстинкт жизни.

Этот удивительный вывод, который делает Фрейд, совершенно противоречит его идее, на которой он категорически настаивал, что основным жизненным мотивом человека является сексуальное влечение. Фрейд делает вывод, что целью всего живого является смерть, когда, оглядываясь на живую природу, не возможно не заметить, что единственной целью всего живого является воспроизводство (не сексуальный инстинкт, а инстинкт размножения), необуздаемое влечение всего живого к размножению, а значит к жизни, а именно, выживанию вида (хотя нередко смерть особи неизбежна ради жизни потомства, что мы и наблюдаем при нересте рыб).

Фрейд, приводя стремление к нирване у буддистов в качестве примера избавления от страданий и обретению вечного покоя, совершенно забывает, что нирвана – не стремление к «неорганическому состоянию» , а переход к вечной жизни посредством слияния с Богом с потерей личного самосознания, который происходит за пределами сенсибельного (чувственного) мира, т.е. по сути, сродни фантазии о возвращении в утробу матери к досознательному существованию и покою.

Такую парадоксальность мышления перенимут у Фрейда те психоаналитики, которые безапелляционно примут гипотезу Фрейда об инстинкте смерти в качестве неоспоримого факта; они, например, делают вывод, что суицидальные тенденции у больного тяжелой депрессии являются прямым следствием инстинкта смерти. Такое мышление напоминает шутку аддиктологов, что жизнь – всего лишь зависимость, ничем не отличимая от алкогольной или наркотической.

Такие последователи концепции инстинкта смерти совершенно не замечают, что больной депрессией не стремится в « неорганическое состояние » , а хочет любой ценой прекратить невыносимые душевные страдания, пусть и ценой прекращения своего органического состояния. Арнхильд Лаувенг, практикующий клинический психолог, прежде длительное время страдающая шизофренией и совершившая множество попыток самоубийства, в свой автобиографической книге “Завтра я всегда была львом” подчеркивает: «То, что я делала над собой, могло привести к моей смерти, и я делала это для того, чтобы умереть. Но в тот момент, когда я это проделывала, я не хотела умирать, мне только невозможно было жить.»

В прежней концепции Фрейда принцип удовольствия сводился к сексуальному влечению. Если Фрейд, наконец, увидел, что не сексом единым жив человек – остается вопрос, зачем нужно было вводить новый инстинкт, инстинкт смерти, если можно было расширить принцип удовольствия до других потребностей человека? Ответ, возможно, содержится в старой истории противостояния Фрейда с Юнгом. Юнг еще задолго до написания Фрейдом “По ту сторону принципа удовольствия”, еще в бытность их близкой и нежной дружбы, настаивал, что либидо, как жизненная энергия, не может носить исключительно сексуальный характер. Фрейд не уставал повторять в разных статьях, что Юнг чрезмерно расширяет понятие либидо. Поминает Фрейд Юнга и в “По ту строну принципа удовольствия”: «Теперь перед нами встает неожиданно следующий вопрос: если и влечения к самосохранению имеют либидозную природу, то, может быть, вообще мы не имеем других влечений, кроме либидозных. По крайней мере, никаких других мы не видим. Но тогда нужно согласиться с критиками, которые с самого начала думали, что психоанализ объясняет все из сексуальности, или с новыми критиками, такими, как Юнг, которые решили употреблять понятие "либидо" для обозначения вообще "силы влечений". Не так ли? Этот результат был, во всяком случае, не нашим намерением, мы скорее исходили из резкого разделения между влечениями "Я" – влечениями к смерти и сексуальными влечениями – влечениями к жизни.» Из этого, сам собой, напрашивается вывод, что Фрейд, не в силах ужу игнорировать, что человеком руководят и другие влечения, кроме сексуального, скорее оказался готов ввести "принцип неудовольствия", постулируя инстинкт смерти, чем согласиться с тем, что его вечный оппонент Юнг был прав еще десятилетие назад.

Фрейд пишет там же: « Наше представление было дуалистичным» , – видимо, Фрейд подразумевает дуализм принципа удовольствия и принципа реальности, судя по заглавию статьи “По ту строну принципа удовольствия”, или, что, по сути, одно и то же, дуализм сексуального инстинкта и инстинкта самосохранения (либидо и влечений Я). Но, по сути, Фрейд всегда развивал монистическую теорию примата сексуальности, в его матапсихологических построениях лишь упоминается противодействие принципу удовольствия некоего принципа реальности. Фрейд никогда не развивал теорию инстинкта самосохранения, и вся его клиническая работа всегда концентрировалась вокруг сексуального инстинкта. Только противопоставление сексуального влечения и влечения к смерти заиграло в его статье “По ту строну принципа удовольствия” во всех красках гегелевского дуализма единства и борьбы двух противоположностей. Теперь Фрейд может с полным правом обвинить своего старого оппонента по концепции либидо, Юнга, в монизме: «Напротив, теория либидо Юнга монистична; нас должно было спутать то обстоятельство, что он назвал именем "либидо" единую "силу влечения"; однако это не должно нас смущать больше».

Танатос - так окрестил позднее Вильгельм Штекель инстинкт смерти.

В “По ту сторону принципа удовольствия” Фрейд, много рассуждая о размножении одноклеточных (опираясь на данные микробиологии еще до открытия генетики), задается вопросом: «Но каким образом приносит слияние двух малоразличающихся клеток такое обновление жизни?» Ответ он находит таким: «Опыт, который заменяет копуляцию [половой акт] у Protozoa [простейших микроорганизмов] посредством влияния химических и даже механических раздражений, позволяет дать достоверный отчет: это происходит посредством доставления новых количеств раздражения.» (То есть, можно понять так, что Фрейд делает вывод, что простейшие совокупляются и это доставляет им удовольствие?) Далее Фрейд подчеркивает: «Хотя Вейсман отрицает это преимущество: “Оплодотворение ни в коем случае не означает омоложение жизни, оно представляет не что иное, как приспособление для того, чтобы сделать возможным смешивание различных наследственных тенденций”. Следствием такого смешения он считает повышение вариабельности живых существ.» То есть, Фрейд отрицает генетическую гипотезу Августа Вейсмана.

Хотя, надо отдать должное Фрейду, который в заключении написал: «Биология есть поистине царство неограниченных возможностей, мы можем ждать от нее самых потрясающих открытий и не можем предугадать, какие ответы она даст нам на наши вопросы несколькими десятилетиями позже. Возможно, что как раз такие, что все наше искусное здание гипотез распадется.» И Вейсман оказался прав, оплодотворение – это не просто копуляция ради омоложения жизни посредством «доставления новых количеств раздражения» , а «смешивание различных наследственных тенденций» .

В “По ту сторону принципа удовольствия” вообще много размышлений о спекуляциях – как способе мышления в психоанализе, что удивительно, потому что до этого Фрейд не уставал повторять, что психоанализ – это наука, использующая наблюдение и основывающаяся на клиническом материале.

Например, разрабатывая концепцию Супер-Эго, Фрейд утверждал, что Супер-Эго питается энергией инстинкта смерти, будто было недостаточно построения концепции Супер-Эго лишь на том, что оно является «осадком запретов, норм и предписаний родителей» , которые основаны на агрессии родителей в адрес своего ребенка, нарушающего эти «нормы, запреты и предписания» (см. Воспитание и Идентификация с агрессором).

Существует еще вторичная выгода от болезни, например пенсия по нетрудоспособности.

© 2014 Александр Павлов психоаналитический психотерапевт

® Все права защищены. Перепечатка материалов сайта допускается только при указании прямой активной ссылки на URL: http://www.psychoanalyst.ru , а также имени и фамилии автора (авторов) статьи.

:: На сайте расположены также статьи, перепечатка которых запрещена в любом виде без специального разрешения. Об этом внизу такой статьи сделана соответствующая надпись.

:: Если Вами замечены неточности, ошибки или погрешности в оформлении сайта, просьба сообщить по адресу

как проводится психоанализ и как это помогает

: Как можно понять человека и этим помочь ему понять себя?

: Психиатры и психологи: в чем разница?

: Своя депрессия глазами других

: Сопротивление классическому психоанализу

: Зарождение Эдипова комплекса

: Комплекс Лая: взгляд на отца

: Наши кошмары первых дней жизни

Роль психического конфликта в душевной жизни

ВЛЕЧЕНИЕ К СМЕРТИ

У Фрейда совершается переход от философической смерти как драмы сознания к смерти как инстинктивному процессу, вписанному в рамки бессознательного; от метафизики тревоги - к метафизике влечения. Смерть, освободившись от субъекта, словно обретает наконец свой статус объективной конечной цели, как энергия влечения к смерти или принцип функционирования психического аппарата.

Став влечением, смерть не перестает быть целью (и теперь даже единственной целью идея влечения к смерти означает крайнее упрощение всех целевых установок, так как ему подчиняется даже Эрос), просто ее целевой характер становится глубже, вписываясь в рамки бессознательного. Но такое углубленное понимание смерти совпало и с углублением господствующей общественной системы: смерть одновременно становится и «принципом функционирования психического аппарата», и «принципом реальности» наших общественных формаций, в процессе грандиозной репрессивной мобилизации труда и производства. Или иначе: введя понятие влечения к смерти, Фрейд поместил повторение в самый центр объективных детерминаций - в тот самый момент, когда вся система в целом перешла от производства к простому воспроизводству. Такое совпадение необычайно интересно, если задуматься не только о метапсихологическом статусе понятия «влечения к смерти», но и о его генеалогии. Действительно ли это «открытие» антропологического характера, которое отменяет все остальные (и отныне может служить универсальным объяснительным принципом - скажем, вся политическая экономия порождается и управляется влечением к смерти), или же это понятие выработано в известный момент, отвечая известному состоянию системы в целом? В этом последнем случае его радикальность равна радикальности самой системы, и это понятие лишь санкционирует собой определенную культуру смерти, прикрывая ее ярлыком трансисторического влечения. Такую операцию осуществляет любая идеалистическая мысль, по у Фрейда мы отказываемся ее допустить. Как будто бы с приходом Фрейда (и Маркса) западноевропейская мысль перестала рационализировать и идеализировать свои собственные принципы, идеализировать реальность самым своим критическим эффектом «объективности»; теперь она наконец-то начала указывать на незыблемо реальные структуры, будь то экономические структуры или структуры влечений; вот и влечение к смерти - это как бы извечный процесс желания. Но откуда следует, что идея этого влечения сама не связана с вторичными процессами?

Спору нет, на первом этапе влечение к смерти начисто порывает с традицией западноевропейской мысли. В этой мысли, от христианства до марксизма и экзистенциализма, смерть либо прямо отрицалась и сублимировалась, либо диалектизировалась. В теории и практике марксизма смерть изначально побеждена в понятии классового бытия или же интегрирована как фактор исторической негативности. Вообще, вся западная практика господства над природой и сублимации агрессивности через производство и накопление характеризуется как конструктивный Эрос: Эрос заставляет служить сублимированную агрессивность своим целям, и в ходе развития (в частности, развития политической экономии) смерть отпускается как негативность гомеопатическими дозами. Этой тенденции не опровергает даже современная философия «бытия-к-смерти»: в ней смерть служит трагическим стимулом для субъекта, скрепляет собой его абсурдную свободу.

У Фрейда все иначе. С влечением к смерти невозможна никакая сублимация, никакая диалектика. Смерть впервые предстает как нерушимый принцип, противостоящий Эросу. И притом безотносительно к субъекту, классу или истории - это ни к чему не сводимая дуальность двух влечений, Эроса и Танатоса, в которой отчасти воскресает древнее манихейское видение мира как бесконечного противоборства двух - начал добра и зла. Это очень сильное воззрение, идущее из архаических культов, в которых еще жило фундаментально-интуитивное понимание специфики зла и смерти. И оно неприемлемо для церкви, которая веками пыталась его истребить и утвердить наконец преимущественное положение принципа Добра (Бога), принизив зло и смерть до негативного принципа, диалектически подчиненного первому (Дьявола). И все равно церковь день и ночь одержима кошмаром обособления Архангела Зла - Люцифера (во всех его формах - от народных ересей или суеверий, всегда склонных понимать в буквальном смысле существование принципа зла и, стало быть, отправлять ему культ, и вплоть до черной магии и теории янсенизма, не говоря уже о катарах). Радикальной, дуалистско-манихейской мысли о смерти она противопоставляет диалектику как свою институциональную теорию и оружие устрашения. И в истории мы наблюдаем торжество церкви и диалектики (включая диалектику «материалистическую»). В этом смысле Фрейд очень глубоко порывает с христианской метафизикой Запада.

Дуальности инстинктов жизни и смерти ближе всего соответствует позиция Фрейда в книге «По то сторону принципа удовольствия». В «Неудобствах культуры» дуальность завершается циклом одного лишь влечения к смерти. Эрос теперь - не более чем огромный окольный путь, которым культура движется к смерти, подчиняющей все своим целям. И все же эта последняя версия не представляет собой возврата на до-дуальную стадию, на стадию обратной дуализму диалектики. Ведь диалектика - это всегда диалектика конструктивного становления, диалектика Эроса, задача которого «создавать все более крупные единства, связывать и упорядочивать энергии». Влечение к смерти противостоит этому по двум важнейшим характеристикам:

I. Влечение к смерти разлагает сочетания, развязывает энергии, ломает органический дискурс Эроса и возвращает все в состояние неорганического, ungebunden, как бы утопического по сравнению с артикулированно-конструктивными топиками Эроса. Энтропия смерти - негентропия Эроса.

II. Эта сила разъединения, расчленения, вероломства предполагает радикальную контр-целенаправленность, в форме инволюции к предшествующему, неорганическому состоянию. Навязчивое повторение (Wiederholungszwang), или «склонность воспроизводить, воссоздавать и заново переживать даже такие события прошлого, в которых не было ни малейшего удовлетворения», - это изначально склонность воспроизводить то главное не-событие, каким было для каждого живого существа его прежнее, вещно-неорганическое состояние, то есть смерть. Поэтому при разрушении конструктивных, линейных или диалектических целевых установок Эроса смерть всегда принимает форму циклического повтора. Вязкость, эластичность неорганической материи неодолимо противится жизни как структурированию.

Итак, идея влечения к смерти - как в своей дуальной форме, так и в неизменно разрушительной контр-целенаправленности повтора - действительно содержит в себе нечто несводимое к каким бы то ни было интеллектуальным построениям западноевропейской мысли. По сути, мысль Фрейда сама играет роль влечения к смерти в мире западной теоретической мысли. Но тогда, разумеется, и нет смысла придавать ей конструктивный статус «истины»; «реальность» инстинкта смерти не может быть обоснована - чтобы сохранить верность интуитивному пониманию влечения к смерти, его следует оставить в форме деконструктивной гипотезы, признавая его лишь постольку, поскольку оно деконструирует все прежние формы мысли, а главное, немедленно деконструируя и само его понятие. Было бы немыслимо - разве что в порядке последней уловки разума, - чтобы принцип деконструкции один лишь сам не поддавался деконструкции.

Влечение к смерти необходимо защищать от любых попыток редиалектизировать его в рамках каких-либо новых конструктивных построений. Прекрасным примером таких попыток является Маркузе. Он пишет о смерти как орудии подавления: «Сегодняшние теология и философия состязаются друг с другом в воспевании смерти как экзистенциальной категории. Искажая природу (!) биологического факта и превращая его в онтологическую сущность, они награждают вину человечества трансцендентальным благословением, способствующим ее увековечению» («Эрос и цивилизация»). Это - о «прибавочной репрессии». А вот о репрессии основной: «Грубый факт смерти раз и навсегда перечеркивает реальность нерепрессивного существования. Ибо смерть - это последнее средство отрицающей силы времени. Но ведь «радость жаждет вечности»… «Оно»… неподвластно его силе. Однако «Я»… полностью зависимо от времени. Уже предчувствие неизбежного конца, не покидающее ни на миг, вносит репрессивный элемент во все либидозные отношения». Не будем останавливаться на выражении «грубый факт смерти»: репрессивным никогда не бывает грубый факт - только социальное отношение. Любопытнее всего, как эта основополагающая репрессия смерти изменит свой знак с «освобождением» Эроса: «Действие инстинкта смерти подчинено принципу нирваны: оно тяготеет к… состоянию без желаний. Эта тенденция инстинкта предполагает, что его разрушительные проявления сократились бы до минимума при приближении к такому состоянию. Если основная цель инстинктов состоит не в том, чтобы вести жизнь к смерти, но в том, чтобы положить конец страданиям, устранить напряжение, - то, как это ни парадоксально… конфликт между жизнью и смертью становится тем слабее, чем реальнее становится для жизни достижение состояния удовлетворения… Эрос, освободившись от прибавочной репрессии, усилился бы и сумел бы поглотить цель влечения к смерти. Изменилась бы сама инстинктивная ценность смерти». Таким образом, можно будет изменить инстинкт смерти и одолеть ее грубый факт, согласно старой доброй идеалистической философии необходимости и свободы: «Смерть может стать символом свободы, ибо ее необходимость не уничтожает возможность окончательного освобождения. Как и другие формы необходимости, она может стать рациональной - безболезненной…». Таким образом, из диалектики Маркузе вытекает совершенное опошление влечения к смерти (и вот прямо за этим-то пассажем в «Эросе и цивилизации» следует «Критика неофрейдистского ревизионизма»!). Здесь хорошо видно, какое сопротивление вызывает это понятие в благочестивых умах. В ход пускается вся диалектика (в данном случае «освобождения» Эроса, в другом - производительных сил), чтобы только одолеть смерть.

Влечение к смерти неудобно тем, что не поддается никакому диалектическому исправлению. В этом его радикальность. Но хоть оно и вызывает такое смятение, из этого все же не вытекает его истинность: следует задаться вопросом, не является ли и оно само в конечном счете рационализацией смерти.

Первоначально Фрейд опирается на свое убеждение (а в других местах будет говорить лишь о мысленной гипотезе): «То, что доминирующей тенденцией психической жизни, а может быть, и нервной жизни вообще, мы признали стремление к снижению, к поддержанию постоянного уровня, к уничтожению внутреннего напряжения, вызванного раздражениями (принцип нирваны - по выражению Барбары Лоу), - тенденцию, получающую свое выражение в принципе наслаждения, и является для нас одним из сильнейших мотивов, чтобы верить в существование первичных позывов смерти» («По ту сторону принципа удовольствия»). Зачем же тогда Фрейд делает столько усилий, чтобы обосновать свой инстинкт смерти в рамках биологической рациональности (анализ Вейсмана и т. д.)? Эти позитивистские потуги обычно вызывают сожаление, примерно так же, как попытки Энгельса диалектизироватъ Природу, и все дружно пренебрегают ими из любви к автору. И все-таки: «Если мы признаем как не допускающий исключений факт, что все живое умирает, возвращается в неорганическое, по причинам внутренним, то мы можем лишь сказать, что цель всякой жизни есть смерть, и, заходя еще дальше, что неживое существовало прежде живого… [Наши инстинкты], эти сторожа жизни, первоначально были спутниками смерти».

Не так-то легко вычленить здесь влечение к смерти из позитивизма и сделать из него «мысленную гипотезу» или «чистый принцип функционирования психического аппарата» (Понталис, журнал «Арк»). Собственно, на этом уровне и нет настоящей дуальности влечений - целью является одна только смерть. Но этот ее характер цели в свою очередь ставит важнейшую проблему, вписывая смерть в такую цепь предшествующих факторов (органическая и психическая судьба, чуть ли не запрограммированность генетического кода), в столь позитивную систему, что если только не верить в научную реальность этого влечения, его придется принимать только как миф. Остается возразить Фрейду его же собственными словами: «Теория влечений - это, так сказать, наша мифология. Влечения суть мифические существа, грандиозные в своей неопределенности» (Новый цикл лекций по введению в психоанализ).

Если влечение к смерти - миф, то попробуем его истолковать. Истолковать влечение к смерти и само понятие бессознательного как мифы, не обращая внимания на их эффект «истины» и на их стремление произвести такой эффект. Миф нечто рассказывает - не столько своим содержанием, сколько формой своего дискурса. Предположим, что под метафорическим обличьем сексуальности и смерти психоанализ рассказывает нечто о фундаментальном устройстве нашей культуры. Когда миф перестают рассказывать, а его легенды возводят в ранг аксиом, он утрачивает ту «грандиозную неопределенность», о которой говорит Фрейд. «Понятие - всего лишь остаток метафоры», - говорил Ницше. Будем же исходить из того, что бессознательное и влечение к смерти - это метафоры.

Эрос на службе у смерти, процесс культурной сублимации как длинный окольный путь к смерти, влечение к смерти, питающее собой репрессивное насилие и управляющее всей культурой как безжалостное сверх-Я, силы жизни, вписанные в навязчивое повторение, - все это верно, но верно для нашей культуры, которая в попытке отменить смерть нагромождает мертвое на мертвое и которая одержима смертью как своей целью. Обо всем этом метафорически говорит сам термин «влечение», и этим он обозначает собой нынешнюю фазу развития системы политической экономии (а впрочем, остается ли она еще политической экономией?), когда закон ценности в своей структурной, наиболее террористической форме находит завершение в простом навязчивом воспроизводстве кода, когда закон ценности предстает как необратимая целевая установка наподобие влечения, как роковая судьба нашей культуры. Это стадия имманентной повторяемости одного и того же закона в каждый момент жизни. Стадия, когда система утыкается в свой предел и ей предстоит либо полная инвестиция смертью как своей объективной целью, либо полная субверсия влечением к смерти как процессом деконструкции. Обо всем этом одновременно и говорит метафора влечения к смерти - ибо влечение к смерти есть одновременно и система и ее двойник, в этом раздвоении она выделяет из себя радикальную контр-целенаправленность (ср. главу о Двойнике и его «беспокоящей странности», «Das Unheimliche»).

Вот о чем рассказывает нам миф. Теперь посмотрим, как функционирует смерть, когда она выдает себя за объективный дискурс «влечения». Благодаря понятию «влечения», определение которого носит характер одновременно биологический и психический, психоанализ укореняется в категориях, прямо вытекающих из воображаемого, присущего западной рациональности; не противореча ей радикально, он и интерпретироваться должен как один из моментов западноевропейской мысли. Биологический аспект: очевидно, что различие живого и неживого, на котором основана биология, вырабатывается научной рациональностью. Вырабатываясь как код, наука в буквальном смысле вырабатывает и мертвое, неживое как свой концептуальный объект, а отделённость смерти - как исходную аксиому, отправляясь от которой она получает возможность формулировать свои за-копы. Как хороший индеец - мертвый индеец, так и хороший (научный) объект бывает только мертвым. И вот к этому-то неорганическому состоянию и апеллирует влечение к смерти - к этому статусу не-живого, который возникает всего лишь из произвольного веления науки, а вернее из ее собственного фантазма репрессии и смерти. Представляя собой в конечном счете лишь цикл повторения не-живого, влечение к смерти включается в эту произвольную биологическую схему, дублируя ее еще и психическим контуром. А ведь не все культуры вырабатывают отдельное понятие не-живого, его производит одна лишь наша культура под знаком биологии. Значит, достаточно снять эту дискриминацию, и сразу утратит свой смысл и понятие влечения к смерти. В конечном счете оно представляет собой лишь теоретический компромисс между живым и не-живым, столь же безвыходный, как и все прочие попытки их взаимоотнесения, над которыми бьется наука. В конечном счете всегда побеждает не-живое, аксиоматика системы смерти (ср. Ж. Moнo, «Случайность и необходимость»).

Так же стоит проблема и в психическом аспекте - причем здесь она затрагивает вообще весь психоанализ. Следует задаться вопросом, когда и почему наша культура начала вырабатывать «психическое». Обособление «психического» - явление недавнее. На более высоком уровне в нем дублируется обособление биологического. На сей раз черта проходит между органико-соматическим и… иным. Только на основе этого различения и существует психическое.

Оттого в дальнейшем оказывается чрезвычайно трудно заново собрать целое, и отсюда как раз и происходит понятие влечения, пытающееся перебросить мостик между тем и другим, а фактически само отмеченное их произвольностью. Здесь метапсихология влечения смыкается с метафизикой души и тела: это просто ее новая версия на более развитой стадии.

Отдельный порядок психического - это осадок, образующийся в нашей сознательной или же бессознательной «глубине» из всего того, что система не дает вовлечь в коллективно-символический обмен. Это порядок вытесненного. Ничего удивительного, что в нем господствует влечение к смерти: он ведь и есть индивидуальный осадок общего порядка смерти. А психоанализ, создавая теорию данного порядка, просто санкционирует эту смертельную дискриминацию, как это делает и любая другая дисциплина в своей области.

Сознательное, бессознательное, сверх-Я, чувство вины, вытеснение, первичные и вторичные процессы, фантазм, невроз и психоз - да, все это хорошо работает, если принять то ограничительное понимание психического, которое вырабатывает наша (а не какая угодно другая) система в качестве непосредственно фундаментальной формы умопостижимости, то есть кода. Всемогущество кода именно и состоит в этом очерчивании отдельных сфер, которые затем подлежат специальному исследованию и ведению всевластной науки; но сфере психического явно суждено особенно блестящее будущее. В нее вписываются все стихийные, незакрепленные, не укладывающиеся в общее русло символические процессы, и в ней они приручаются во имя самого бессознательного, - которое, верх издевательства, выступает сегодня как лейтмотив радикального «освобождения»! Даже сама смерть в ней приручена под знаком влечения к смерти!

На самом деле, если мы хотим сохранить всю радикальность идеи влечения к смерти, ее следует трактовать вопреки Фрейду и психоанализу. Влечение к смерти должно пониматься как нечто противоположное позитивной научности разработанного Фрейдом психоаналитического аппарата. По отношению к нему это не заостренная формулировка, не радикальный вывод - это его изнанка, и психоаналитики, отвергшие данное понятие, в известном смысле были прозорливее тех, кто принял его по инерции, вслед за Фрейдом, не очень-то поняв, что он говорит. Действительно, влечение к смерти делает потенциально бесполезными, оставляет далеко позади все прежде наработанные психоаналитические подходы и концепции - экономику, энергетику, топику, даже и психику. И уж тем более, разумеется, - унаследованную из научной мифологии XIX века логику влечений, на которую оно само опирается. По-видимому, это ощущал Лакан, говоривший об «иронии» данного понятия, о небывалом и неразрешимом парадоксе, который в нем заключен. Исторически психоанализ предпочел признать это самое странное из своих детищ, однако смерть не улавливается зеркалом психоанализа. Она предстает как тотальный, радикальный принцип функционирования, и для этого ей не нужно ни вытеснение, ни, следовательно, либидинальная экономика. Ей ни к чему окольные пути сменяющих друг друга топик и энергетических расчетов, и в пределе она даже обходится без самого бессознательного - разоблачая и в этом тоже конструктивный механизм Эроса, позитивный механизм интерпретации и подвергая его, как и всякий другой, разгрому и расчленению. Принцип контр-целенаправленности, радикальная мысленная гипотеза - метаэкономическая, метапсихическая, метаэнергетическая, метапсихоаналитическая, - смерть (и влечение к пей) находится по ту сторону бессознательного, ее следует отнять у психоанализа и обратить против него.

Из книги Кто умирает? автора Левин Стивен

О СМЕРТИ The Wheel of Death, Roshi Philip KapleauThe Tibetan Book of the Dead, Trungpa and FremantleThe Human Encounter with Death, Grofand HalifaxBeyond Death, GrofDialogue with Death, Eknath EaswaranMeditation and the Art of Dying, Pandit Usharbudh AryaThe Facts of Death,

Из книги Пророк автора Джебран Халиль

О Смерти Тогда Алмитра заговорила, сказав: Мы хотим спросить тебя о Смерти.И он сказал так:Вы хотели бы узнать секрет смерти.Но как вы найдете его, если не будете искать его в сердце жизни?Филин, чьи привыкшие к ночи глаза слепы днем, не может снять покрывало с тайны

Из книги Символический обмен и смерть автора Бодрийар Жан

«ВЛЕЧЕНИЕ» К МОДЕ То, что мода служит носителем бессознательного и желания, что ее пытаются таким образом истолковывать - ничего не значит, ведь в моде сегодня само желание. Действительно, существует особое «влечение к моде», которое имеет мало общего с индивидуальным

автора Джидду Кришнамурти

23. О смерти ВОПРОС: Какое отношение имеет смерть к жизни?КРИШНАМУРТИ: Есть ли разделение между жизнью и смертью? Почему мы рассматриваем смерть как нечто отдельное от жизни? Почему мы боимся смерти? И почему о смерти написа но так много книг? Почему имеется эта граница

Из книги Два образа веры. Сборник работ автора Бубер Мартин

Воображение и влечение Библейский рассказ о всемирном потопе обрамлен двумя фразами, близкими по словам, но различными по содержанию. Эти фразы надо понимать в их отношении друг к другу. В первом случае (Быт. 6:5) Бог увидел, что "зло человека велико на земле" и что "все

Из книги Интерпассивность. Желание: Влечение. Мультикультурализм автора Жижек Славой

Из книги Конец стиля автора Парамонов Борис Михайлович

Из книги Избранные работы автора Наторп Пауль

§ 27. Ступени активности: влечение, воля и практический разум После того, как формальный принцип практического сознания установлен, поднимается вопрос: какова та материя, к которой его следует применять, и каким образом должно происходить это применение? Материей этой

Из книги Адвокат философии автора Варава Владимир

131. Откуда такое неодолимое влечение Временами у каждого человека, даже весьма далекого от искусства и лишенного элементарного эстетического чувства, пробуждается какая-то животная страсть к искусству. Речь здесь идет прежде всего о непрофессионалах, нехудожниках, у

Из книги Еврейская мудрость [Этические, духовные и исторические уроки по трудам великих мудрецов] автора Телушкин Джозеф

Мужское сексуальное влечение Сексуальный импульс мужчины открыт всем (его эрекция видна и позорит его в глазах собратьев). Женское возбуждение внутри нее и никто не может о нем узнать. Вавилонский Талмуд, Ктубот 64а. У мужчины есть небольшой орган. Если его морить

Из книги Первая и последняя свобода автора Джидду Кришнамурти

Сексуальное влечение и нужды женщины Если мужчина поклялся не иметь сексуальных отношений с женой, то школа Шаммая разрешает держать эту клятву не более двух недель (если это длится дольше, то суд может заставить его дать ей развод), а школа Гиллеля – только одну

Из книги Духовные сокровища. Философские очерки и эссе автора Рерих Николай Константинович

23. О смерти ВОПРОС: Какое отношение имеет смерть к жизни?КРИШНАМУРТИ: Есть ли разделение между жизнью и смертью? Почему мы рассматриваем смерть как нечто отдельное от жизни? Почему мы боимся смерти? И почему о смерти написано так много книг? Почему имеется эта граница

Из книги Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека автора Ивин Александр Архипович

Влечение Ливингстон только мертвым мог быть увезен из Африки, настолько его привлекала к себе именно эта часть света. Казати насильно был увезен из той же Африки, в которой он единственно чувствовал себя как дома. Весь остаток своей жизни, проведенной в Италии, казалось

Из книги автора

8. Любовь к жизни и влечение к смерти Почти для каждого вида любви можно указать чувство, направленное противоположно и являющееся как бы антиподом любви этого вида. Любви к прекрасному соответствует в этом смысле влечение к безобразному, любви к истине – тяготение ко

Из книги автора

11. Любовь к добру и влечение к злу Определить добро и его противоположность – зло не проще, чем определить справедливость или истину. Легко сказать на абстрактном уровне, что с помощью понятий добра и зла в наиболее общей форме разграничиваются и противопоставляются

Из книги автора

18. Влечение к пище И, наконец, девятый, последний «круг любви». Сюда можно отнести всякого рода привязанности, влечения, пристрастия и т. п. Они имеют мало общего с любовью как таковой, их невозможно поместить в одну плоскость, скажем, с любовью к человеку или любовью к

Рекомендуем также

• Заговоры шепотки на все случаи жизни Обращение к Велесу
• Иная реальность Невероятное и необъяснимое читать
• Истории про вампиров, а так же все, что связано с вампирами в повседневной жизни
• Обереги для успешной работы и карьеры Оберег хорошо отношение на работе
• Церковный суд в древней руси Церковный суд в синодальную эпоху
• Как вернуть любовь: ритуалы, заговоры, молитвы