Известные юродивые. Кто такие юродивые? Юродивые в России

В первой половине XVI века. Она была связана с философской концепцией о переносе «центра мира» в столицу Русского государства. Ее автором традиционно считается монах псковского Елеазарова монастыря Филофей. В посланиях 1523-1524 годов дьяку Михаилу Мисюрю-Мунехину и великому князю Московскому Василию III он говорил о роли «Рима земного», которую должна была занять Москва.

Эта идея, получившая в науке название translatio imperii (с лат. «переход империи»), впервые появилась еще в античных источниках и кочевала из эпохи в эпоху. «Первый» Рим, прозванный современниками caput mundi (с лат. «столица мира»), был центром цивилизации, носителем верховной власти на земле. После распада Западной Римской империи в результате нашествия варваров новым, «вторым», Римом стал Константинополь. В столице Византийской империи, которую сами жители именовали не иначе как Восточная Римская империя, эта философия пополнилась христианскими смыслами. Новый центр мироздания стал местом паломничества жаждущих отмолить грехи и получить прощение. Но и «второму» Риму было не суждено существовать долго: в 1453 году турки-османы захватили город, и он перестал быть средоточием христианской власти. Вновь возник вопрос - кто станет хранителем и опорой христианской веры на земле.

В интеллектуальной среде православных народов стали возникать прообразы центра - хранителя заветов православия: сербы, например, считали будущим «третьим Римом» Белград, болгары - Великое Тырново. Однако во второй половине XV века большинство этих территорий находилось под властью Османской империи. Единственным независимым православным царством оставалось Русское государство. На тот момент оно сбросило ярмо монголо-татарского ига и постепенно становилось мощным централизованным государством.

Согласно дошедшей до нас версии послания Филофея, «первые два Рима погибли, третий не погибнет, а четвертому не бывать» . Этот тезис на словах закреплял за статус последнего лидера христианского мира. Несмотря на кажущуюся абсурдность подобного самопровозглашения, формулу «Москва - Третий Рим» приняли многие.

Укреплявшееся Русское государство должно было политически закрепиться на мировой арене. С религиозным «переходом империи» от Константинополя к Москве возникла потребность и в политической преемственности от Византии. Возникали легенды о происхождении от брата римского кесаря Августа; о шапке Мономаха, будто бы подаренной русскому князю византийским императором; о белом клобуке, ведущем свою историю от Константина Великого. Все это подкреплялось последнего византийского императора - Софьи Палеолог, принятием им царского титула и византийского герба. Само самодержавие строилось на концепции «Москва - Третий Рим»: государь всея Руси не только был политическим лидером, но и гарантировал сохранение православных церковных канонов и чистоты нравов.

Также статус Третьего Рима означал для Москвы и ряд «вселенских» обязанностей, которые были выгодны в том числе и западному христианскому миру. Русь в качестве защитницы христианской веры становилась ответственной за христиан, находившихся в подданстве Османской империи, а потому должна была активно включиться в борьбу с турками-османами, покорявшими одну за другой территории Европы.

Позднее идеи монаха Филофея канули в лету и оказались вновь востребованными только в середине XIX века. Тогда концепцию «Москва - Третий Рим» стали использовать славянофилы. Они обосновывали ею отличный от Запада и Востока исторический, «третий», путь России.

Москва – Третий Рим? Свои мысли о судьбе империи высказали представители духовенства и общественные деятели на выставке-форуме «Православная Русь».

Открыл конференцию архимандрит Тихон, он поблагодарил всех собравшихся за интерес, проявленный к конференции, а также к выставке-форуму «Православная Русь. Моя история. Рюриковичи». Архимандрит Тихон передал слово ведущему конференции Константину Малофееву, который отметил важность, уже ставшего традиционным совмещения проведения выставки с исторической конференцией:

«В прошлом году это была конференция «Триумф и крушение империи: уроки истории», в этом году темой конференции стала известная философская концепция «Москва – Третий Рим».

В конференции приняли участие ведущие российские ученые, общественные деятели, политики, представители духовенства:

Архимандрит Тихон (Шевкунов), ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре

Константин Малофеев, учредитель Фонда Святителя Василия Великого

Наталия Нарочницкая, д.и.н, президент Фонда Исторической Перспективы

Леонид Решетников, к.и.н., директор Российского Института Стратегических Исследований

Сергей Карпов, д.и.н., академик РАН, декан исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Дмитрий Володихин, д.и.н., профессор исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, писатель

Юрий Петров, д.и.н., директор Института российской истории РАН

Александр Дугин, к.ф.н., д.п.н., философ, политолог, социолог.

Наталья Нарочницкая: Москва – Третий Рим. О тражение в русской общественной мысли. Мифы и толкования

Наталья Нарочницкая отметила тенденцию современного Запада намеренно использовать концепцию «Москва - Третий Рим» в качестве идейных основ русского империализма, в то время как идея «всемирной империи» принадлежала не светскому, политическому, но религиозному мировоззрению и отражала искание спасения:

«Осмысление религиозного содержания власти как служения и ревности о вере, а не только о владении, бывшее в прежние времена лишь достоянием отдельных выдающихся государственных деятелей (например, Андрея Боголюбского), в годы монгольского ига получило окончательное толкование. Русский народ как писал А. Карташев «по контрасту с азиатской тьмой навалившегося на него татарского ига, сначала языческого, а потом мусульманского (XIII-XV века) сразу же осознал себя носителем света Христовой веры, защитником ее от неверных, а свою землю почувствовал как «святую Русь, исторически почувствовал себя совершеннолетним, духовно вырос в великую нацию». Так что развитие московского царства до империи неразрывно связано с понятием служения, прежде всего.

Миф о «филофействе» как программе «русского и советского империализма» до сих пор отражает плакатное представление о России в либерально-западнической литературе. К.С. Гаджиев в объемной книге, претендующей на современный масштабный обзор политико-государственных учений, повторяет ходульное клише, будто бы учение «Москва – Третий Рим» послужило основой территориального формирования Российской империи.

Этот штамп отражает невежество безрелигиозного историзма в отношении равно принадлежащего как восточному, так и западному христианству учения о Риме, о Царстве – одного из глубочайших толкований сопряжения вселенской духовной истории и истории земной, которое не разделяет Восток и Запад христианской ойкумены, но подтверждает их единство именно в христианской истории.

В старину идея и весь комплекс понятий о «всемирной империи» принадлежали не светскому, политическому, но религиозному мировоззрению и отражали искание Спасения. Первые сочинения и интерпретация видений пророка Даниила и его толкований сна царя Навуходоносора о четырех царствах, последнее из которых – царство антихриста, первые зачатки учения о Риме как царстве Христианской Истины пронизаны не идеей мирового господства или торжества, или превосходства, а спасения и относятся к разряду эсхатологической литературы.

А. Карташев объясняет, как в эсхатологическом сознании христиан «Римская империя становится рамой, сосудом, броней и оболочкой вечного царства Христова и потому сама приобретает некоторое символическое подобие этой вечности в истории».

Рим стал аллегорией мистического центра, оплота всемирно-исторической борьбы добра и зла, от выстаивания которого зависит конец мира. Римом именовано в болгарских хрониках Тырново, Римом называл Кретьен де Труа Францию, Римом и императорским градом стал в устах Тирсо де Молины Толедо.

Перу Н. В. Синицыной принадлежит самое фундаментальное исследование учения о Третьем Риме и его месте в осознании мистической и исторической роли православной государственности. Автор отмечает, что литературное мастерство ученого монаха, выразившееся не только в остроумной концептуальной находке, но также в лаконизме и афористичности способа выражения, сослужило ему плохую службу, сделалось формулой с произвольно трактуемым содержанием, порождая разные, неправомерно расширительные толкования, своего рода идеологические медитации.

Публицистика заново возвращается к образу Третьего Рима, вкладывая в него имперское или мессианистическое, универсалистское или этноцентрическое, панегирическое или минорное содержание. Когда же мы обращаемся к истокам, надо просто понять, что «средневековое мышление и сама историческая реальность были принципиально иными».

Далее Наталья Нарочницкая отметила, что доктрина о Третьем Риме, озвученная в начале XVI века монахом псковского Спасо-Елеазаровского монастыря Филофеем, никогда не имела подтекста мирового господства и вообще не может трактоваться как призыв к господству над какой-то территорией:

«В доктрине о Третьем Риме, которая умещается в 10-15 строках, нет ни слова о мировой гегемонии или морального поощрения к территориальному расширению Москвы. Более того, в тексте отсутствует сама формула «Москва – Третий Рим».

Что касается русской концепции Третьего Рима, впервые сформулированной в 1523-1524 годах в сочинениях эпистолярного жанра, то она была изложена в официальном документе 1589 года в Уложенной грамоте Московского освященного собора с участием константинопольского патриарха Иеремии и греческого духовенства, когда учреждался Московский патриархат.

Там «Третьим Римом» именовалась даже не Москва, а «Великая Россия» в целом – царство. Это свидетельствует о связи концепции с событиями церковной истории, о неразделимости судеб «священства» и «царства», о чисто религиозном осмыслении этой парадигмы.

Западная историография, познакомившаяся с самой концепцией в русской публицистике XIX века, начинает после Русско-турецкой войны 1877-1878 годов утверждать, что уже после крушения Византии Россия претендует на её роль и господство на её территории.

Однако для средневековых мыслителей сводить концепцию Рима к Византии было бы опасным и двусмысленным, означало бы повторить её печальную судьбу. Сам Филофей вызывает призрак не только Второго, но Первого Рима, а не удовлетворяется идеями митрополита Зосимы, назвавшего Москву «новым градом Константина». Тем самым явно расширяются и углубляются историческая и духовная ретроспектива и перспектива, национальное сознание не замыкается в образе византиноцентризма и вовлекает в свою парадигму европейское и восточно-средиземноморское географическое и христианское временное пространство.

Единственная гордыня Филофея – это праведность его веры, однако такое чувство свойственно любой твердой системе ценностей: одиозной она становится лишь тогда, когда сопровождается проповедью насильственного распространения и высокомерного подчинения себе других. Но этого у Филофея вообще нет, в то время как на Западе идея Рима уже за несколько веков до этого обосновывала недвусмысленно стремление к географически всемирной империи. Наоборот, словно предвидя будущие обвинения в «империализме», старец предостерегает князя от соблазнов земной славы и стяжаний.

Наконец, нужно привести еще одно весьма убедительное доказательство абсолютного отсутствия в учении Филофея какой-либо прокламации государственной идеологии. В одном из немногих признаваемых исследователями версий послания несколько строк о Третьем Риме являются лишь частью текста, озаглавленного «Послание великому князю Василию, в нем же об исправлении крестного знамения и о содомском блуде».

Целью обращения был не призыв к мировому господству, а к устроению внутрицерковных дел и поддержанию христианской нравственности. Тирада о Риме приведена лишь в конце только для того, чтобы сказать: «Сего ради подобает тебе, о царю, содержати царство твое со страхом Божиим».

Многие сегодняшние авторы, неофиты-«фундаменталисты», из противоположных побуждений, исходя из установившегося необоснованного мнения о широком распространении на Руси этого пророчества, славят это учение как «чеканную формулу», как доктрину-прокламацию, якобы ставшую реальной концепцией государственного строительства, осознанно реализуемой царями. На деле и этого не было по простой причине, что послание - это практически до XIX века было неизвестно и нет никаких свидетельств о том, что русские цари знали о нем или как-то откликались на него.

Имя Филофея стало известным широкому кругу историков, мыслителей в 1846 году в I томе «Дополнений к Актам Историческим», где напечатано послание Филофея к дьяку Мунехину-Мисюрю, остальные его писания стали появляться в конце 50-х и в 60-х годах XIX столетия в «Православном собеседнике».

Негативное отношение Запада к России по мнению Натальи Нарочницкой вызвано ревностью – Европа не смогла пережить могущества Руси:

«После завоевания и гибели Константинополя турки черной тучей нависли над Европой. Тогда даже возникла идея нового крестового похода. Тогда же произошло и расширение Московии, которое у Западной Европы побуждало некое ревнивое отношение. После монгольского нашествия Русь настолько быстро расширилась и стала могучей, что в Европе не могли это пережить. Именно с тех пор и начинается поношение России как агрессора.

Явление огромного значения, изменившее все международное положение в Европе, представлял рост могущества России в XVII-XVIII веках. Россия превратилась к этому времени в огромную империю, простиравшуюся от Балтийского моря до Тихого океана,

К. Маркс, не жаловавший Россию, писал: «Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь Московита…»

И новый виток непростых отношений, который сегодня существует между Россией и Западом вызван по мнению Натальи Нарочницкой тем, что, «мы становимся более сильными духовно, более самостоятельными, мы изумляем мир своей самостоятельностью в выборе пути. Несмотря на то, что Запад построил свой рай на земле, он так и не освободился от страха неуверенности перед самостоятельностью и силой России. И как говорил Пушкин: «Европа в отношении России столь невежественна как и неблагодарна».

Академик Сергей Карпов: «Идея Империи: от Византии к Руси».

Сергей Карпов отметил, что слово «империя» сегодня часто профанируется:

«Где и когда был сформулирован концепт империи? Ответ очевиден – это было сделано Римской империей и прямым продолжением её – Византией. Именно там во времена Юстиниана были заложены основные принципы понимания того что есть империя.

Существуют три константы о природе и сущности императорской власти: учение о божественной природе этой власти, об её универсальности и вселенском характере и о правовом принципе этой власти.

Источником власти императора является народ – «то, что угодно принципсу, имеет силу закона, поскольку именно народ посредством Lex regia, дающим высшую власть, сообщил ему свою верховную власть и силу». Слово «империум», изначально означавшее «власть, повеление», постепенно приобретает значение «державность», и в этом значении принимается другими народами и прежде всего Русью».

«В Византийском законодательстве есть понятие «республики» – общего дела, которое не противоречит империи, а государь мыслится как поборник общего дела в противовес интересам частным. Права государя – права попечителя. Была идея обожения через мимесис, через подражание Богу в образе идеального государя. Государь изображался с нимбом как святой, но этот государь в один из дней омывал ноги последнему нищему в подражание Христу, в знак смирения.

Бог почитался как Пантократор, а император как космократор. Государь – исполнитель Божьего промысла. Император не подвластен закону, потому что он сам – закон. Но вместе с тем у императора есть ограничения, которые заставляют его почитать законы предков через принцип экономии.

Византийская система власти – это прежде всего универсализм. Любые территориальные потери – или временны, либо даются за грехи. Власть государя – власть вселенского масштаба.

Еще один важный постулат – неразрывная связь империи и Церкви. Патриарх и государь обладают симфонией, созвучностью власти.

Также империя всегда связана с миссионерским характером. Миссионерство – это не только проповедь в чужих землях, но – когда само государство истину своей веры и своего строя передает другим.

Более того, Византия – правовое государство, так как император всегда избирался.

Главным отличием Византии была ее связь с законом, моралью и нравственностью. Именно передача этой связи закона-морали-нравственности-миссионерства от Византии к Руси и стала заменой разрозненной системы, существовавшей до Ивана III, системой, которая стала возможной и укрепляющей разные народы под единым скипетром».

: «Россия – государство или цивилизация?»

Как практик и аналитик современной ситуации, Леонид Решетников выразил недоумение, что Россия не осмысляет себя отдельной цивилизацией, в то время как именно это сегодня раздражает и пугает Запад:

«Когда мы говорим о постулате инока Филофея, мы не до конца понимаем, что речь идет не о государстве, а о цивилизации. Мы не просто империя духа. Мы альтернатива той западной цивилизации, которая уже сложилась. И наша Российская империя также была альтернативной восточно-православной цивилизацией. Именно поэтому мы и тогда, и сегодня вызываем раздражение и чувство опасности на Западе, потому что мы - не просто большое, мощное, крепкое, сильное государство, но самостоятельная цивилизация.

Мы инакие, мы все делаем по-другому. Уже с Рюриковичей нас начинали рассматривать как что-то иное, а не просто как государство, которое набирает силу. Мы часто говорим об Александре Невском, что он выбирал Запад или Восток, но это был Богом посланный выбор, он должен был сохранить цивилизацию, а не государство. Поэтому и не испугался орды, зависимости, так как задача стояла не просто сохранить веру, но нашу православную цивилизацию.

Мне полжизни довелось работать на Балканах, и я часто задумывался о той непонятной любви, когда приезжал в какое-нибудь село, и старики целовали руки и плакали только потому, что я - русский.

К сожалению, мы недооцениваем эту таинственную и сакральную связь, когда болгары, сербы, греки всегда смотрели на Восток, на Россию. Ведь в свое время все эти страны - Сербия, Болгария, Греция и другие - входили в византийскую цивилизацию, и все эти народы и сейчас тянуться к ней».

Леонид Решетников призвал Россию к возвращению к идее цивилизации как миссии русского народа:

«Перед Россией стоит задача вернуться к цивилизационному подходу, понять, что мы давно решили спор между Востоком и Западом, и давно стали отдельной цивилизацией. От Бога миссия от Византии к нам была как раз цивилизационной».

Выступление на тему «Теория «Москва – Третий Рим»; историографическая традиция» представил Юрий Петров, он пожелал все собравшимся продолжать изучение истории и принимать участие в конференциях:

«Если мы хотим далее узнавать историю своей страны на основе научных, достоверных исследований, то безусловно мы должны расширять круг исследователей. Мы должны заботиться о том, чтобы историографическая традиция не утратила своей историографической перспективы».

Дмитрий Володихин: «Монашество Московской Руси и рождение идеи Третьего Рима»

Дмитрий Володихин отметил определяющую роль московского иночества в становлении идеи «Москва – Третий Рим»:

«В XVI веке русское царство выработало три крупные историософские идеи: Москва как Третий Рим, Москва как Второй Иерусалим, Москва как Удел Пречистой. Все эти концепты принадлежат к творчеству одной интеллектуальной среды, а именно московского иночества.

Общеизвестный факт, что идея Москвы как Третьего Рима высказана иноком псковского Спасо-Елеазаровского монастыря Филофеем. Слова, высказанные иноком Филофеем, были опасением – Руси досталась роль столпа восточного христианства, силы, которая должна сберечь Православие от полного разрушения и гибели. И Филофей опасается – каким же должно быть благочестие, чтобы выполнить столь значительную роль, соответствовать ей. Дальше этого не шло.

Но впоследствии, через много десятилетий, именно московское иночество сумело предать этой идее иное звучание – политическое. Это произошло уже при Федоре Иоанновиче, а именно в документах, связанных с утверждением московской патриаршей кафедры. Именно там идея «Москва – Третий Рим» зазвучала как нечто принадлежащее если не политике, то идеологии. Это работа митрополичьего двора, московского монашества.

Когда на Руси появился этот интеллектуальный слой? Москва долго не располагала этой иноческой традицией, южная Русь выработала её в XI-XII веках, далее она появилась на псковской земле, новгородской земле, затем владимиро-суздальская земля приобрела её в XII-XIII веках. А Московская Русь приобрела эту иноческую традицию в середине второй половины XIV века.

В значительной степени рождение иноческой традиции связано с деятельностью двух деятелей монашества: святителя Алексия, митрополита Московского и преподобного Сергия Радонежского. При Алексие появился Чудов монастырь – интеллектуальное средоточие московского монашества. От преподобного Сергия же разошлись как лучи его соратники, основывая новые монастыри. Тогда же Москва украсилась огромным количеством новых монастырей – Спасский, Симонов и другие.

Именно московское иночество даровало русской державе возможность мыслить себя в столь высоких, богословски-обоснованных, исторически-фундированных категориях как Третий Рим, Второй Иерусалим, Удел Пречистой».

Александр Дугин: «Третий Рим как национальная идея»

«Мы сподобились в XVI веке стать империей. Помазание Ивана IV на царство и Стоглавый собор 1551 года – были вступлением в права империи. Император – не просто земной властитель, это фигура эсхатологическая, которая препятствует приходу антихриста. Что означает слово «Христос» – помазанник, но помазанник царский. Соответственно царь, император – помазанник Божий, отсюда тождество со Христом. Отсюда учение о священной природе императора и империи – это священная миссия.

В конце Византийской империи, когда расцветает богословие и аскетическая практика, начинаются эсхатологические события. После конца Византии, падения Константинополя происходит начало апостасийного периода. Люди оказываются в новых онтологических условиях. Единственной линией, которая сохраняет опыт связи с Христом остается монашеская аскетическая традиция.

Константинополь пал, а Москва поднялась, и князь выполняет функцию византийского императора. Москва берет на себя миссию быть империей, статус московского князя меняется на статус императора. И начинается новая русская имперская онтология. Пиком миссии Рюриковичей является XVI век, стоглавый собор 1551 года и помазание Ивана IV на царство. С этого момента – мы империя.

Дальше – смутное время, избрание Романовых, после 1917 года рушится последнее указание на империю, и сейчас между нами и Христом стоит империя, которой нет. Сегодня нас опять соединяет только одна линия – аскетическая монашеская традиция. И нам надо идти к империи, чтобы идти к Христу, это наш православный русский долг».

После конференции все присутствующие были приглашены на экскурсию по выставке-форуму «Православная Русь. Моя история. Рюриковичи».

Видео: Виктор Аромштам

Успенский собор Московского Кремля (фрагмент фотографии) Wikimedia Commons

Выражение «Москва — Третий Рим» известно всем еще из школьного кур-са истории: якобы под этим девизом Иван III собирал русские земли, а его преемники расширяли и укрепляли православную власть. В дей-ствительности значимость и широкую известность доктрина приобрела лишь в середине XIX века.

Американский историк Маршалл По в 2001 году написал статью «Изобре-тение концепции „Москва — Третий Рим“» («Moscow, the Third Rome: The Origins and Transformations of a „Pivotal Moment“»), в которой проследил развитие идеи от первого упоминания в письмах псковского монаха Филофея в XVI веке до ее сегодняшнего восприятия как поворотного момента в истории России. Arzamas приводит основные положения этого исследования, демонстрирующего, как строчка из письма псковского монаха стала национальным мифом.

«Осевой момент» и ошибки историков

Любой человек, обращающийся к истории Нового времени, неизбежно стал-кивается c историографическим феноменом «осевого момента». Такой момент случается в «решительный час», «на перекрестке истории», когда «нация» или «эпоха» лицом к лицу сталкивается с каким-то набором исторических путей и выбирает лишь один. Поворотные события не просто возникают в потоке исторических материалов, они открываются учеными, которые порою слиш-ком эмоционально изображают историческую драму.

Более того, хотя такие «поворотные моменты» и считают ключом к «корням» современного мира, они часто являются результатом слишком усердного поиска удаленных исторических истоков. Российская история дает превосход-ный пример того, к чему приводит неумеренное обращение к логике «осевых моментов». Несомненно, формирование доктрины «Москва — Третий Рим» — это один из самых известных и неверно истолковываемых эпизодов российской истории. Уже более столетия рождение доктрины Третьего Рима описывали и описывают в монографиях, обзорах и популярной литературе как фундамен-тальный перелом в исторической эволюции России.

Монах Филофей открывает Третий Рим

Нет никаких свидетельств тому, что Москва или Русь именовались Третьим Римом в каком-либо славянском тексте до первой половины XVI века. Псков-ский монах Филофей был первым, кто обнаружил Третий Рим в Московии. В первые десятилетия XVI века он написал одно или более писем, содержащих упоминание о «третьем Риме». Филофей ввел свою идею в обращение, написав в 1523-1524 годах письмо великокняжескому дьяку. В большинстве сохранив-шихся копий этот ключевой фрагмент звучит так:

«Так знай, христолюбец и боголюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».

Об истинном смысле послания Филофея

Слова из письма монаха часто толкуются как триумфальная ода государю новорожденной вселенской империи. Но если интерпретировать доктрину в общем контексте письма, возникает совершенно иная картина намерений Филофея. Даже поверхностное знакомство с письмом показывает, что, хотя Филофей и упоминает «третий Рим», он не предлагает расширенного толкова-ния этой доктрины. Его послание — детальное описание зол астрологии и като-лицизма «Послание на звездочетцев» Филофея было ответом на популярное в Европе астрологическое предсказание мирового потопа в 1524 году. Пропагандой астрологии и католических догматов занимался немецкий врач Николай Булев, живший при дворе Василия III. Скорее всего, именно с ним в заочный спор и вступил Филофей. . Поэтому мы вправе рассматривать письмо как преимуще-ственно увещевательное: власти, полагал Филофей, должны уничтожить ереси и защи-тить Церковь. Захват греческой империи мусульманами означал лишь перемещение Рима в Россию, но упадок Русской церкви должен был означать конец света, поскольку «четвертому Риму не бывать». Филофей успешно трансформировал лесть в предупреждение.

Доктрина Филофея в XVI веке

Идея Филофея приобрела заметную популярность в церковных кругах, но она определенно не стала краеугольным камнем московской идеологии. Концеп-ция Третьего Рима проникает в московские сказания, например в «Повесть о новгородском белом клобуке» (ок. 1600) В «Белом клобуке» Константинопольский патриарх посылает Новгородскому архиепископу одеяния, символизирующие покровительство церкви, поскольку узнает во сне, что «земля Руси» есть «Третий Рим». . В этих сказаниях исчезает апока-ли-птический контекст — нигде не встречается важная для Филофея идея, что «четвертому [Риму] не бывать». Сказания полны предчувствий яркого буду-щего Третьего Рима, а не ощущений надвигающейся катастрофы. Московские власти, в свою очередь, игнорировали имперские коннотации теории Третьего Рима.

Третий Рим на службе староверов

Титульный лист «Повести о новгородском белом клобуке». 1861 год Wikimedia Commons

Если в XVI веке Русская церковь и счи-тала идею Третьего Рима полезной, то она переменила свою точку зрения к 1667 году, когда Церковный совет запретил «Белый клобук». Причиной запрета стало то, что секты схизмати-ков использовали идеи из «Белого клобука» для сопротивления реформам Никона, приведшим к церковному рас-колу. Эти группы (впоследствии эволюционировавшие в староверов) рассуждали следующим образом: письма Филофея и «Белый клобук» называли Россию Третьим Римом, поскольку ее церковь была чище греческой, которая «предалась агарянам» То есть туркам. От греч. «Агарь» — побочная жена Авраама, мать Измаила, от которого, по легенде, произошли арабы. . Принятие идеи Третьего Рима староверами — это важный момент в ее истории. Они были первыми, кто уже в XVII веке расценил идею Третьего Рима как «осевой момент» в русской истории. Староверы ясно продемонстрировали свою веру в идею Филофея: когда у власти в право-славной церкви стал «антихрист» Никон, они ушли сами и унесли идею Треть-его Рима в удаленные и дикие места; эту идею они продолжали исповедовать еще в XVIII — начале XIX века.

Третий Рим, о котором все забыли

В отличие от староверов, для политической элиты конец междоусобицы, присоединение Новгорода или коронование Ивана IV на царство были гораздо более важными событиями, чем формирование идеи Третьего Рима. Хотя в экспан-сионистской политике Петра и Екатерины многие историки были склонны видеть влияние доктрины Филофея, представляется, что она была совершенно забыта имперской элитой. Сравнение Российской империи с Римской не редкость в ту эпоху, но ссылок на доктрину Третьего Рима мы не встретим. Так, в 1697 году греки братья Лихуди поднесли Петру Великому оду, в которой описывали царя как наследника трона в Константино-поле, но ни в этой оде, ни в других подобных произведениях формула «Третий Рим» не появляется.

Эта формула остается малоизвестной за пределами староверских обществ и в 1‑й половине XIX века. Даже в текстах славянофилов, ряд которых верили, что Москва превзошла и Рим, и Константинополь, нет указания на идею Филофея. В 1819 году в популярной серии исторических документов была опубликована «Грамота об учреждении в России патриаршеского престола» В 1589 году на прошение об учреждении Московского патриархата архиепископ Константипольский и Вселенский патриарх Иеремия II ответил согласием. Одобрив идею, он снадбил ее таким комментарием: «Воистину от Бога таковая благочестивый царь, великое Российское царство, Третий Рим, благочестием всех превзыде». Представляется очень вероятным, что московские иерархи вложили в его уста импонировавшую им доктрину. Патриарх, вероятно, не был знаком с посланиями Филофея, хотя бы потому, что не мог читать или говорить по-русски. , сделавшая доктрину доступной читающей публике. Например, Николай Карамзин отмечал, что упоминание Третьего Рима имело целью поддержать создание патриархата, и далее в своих толкованиях не шел: в этом контексте доктрина не выглядела чем-то существенным.

Интерпретация доктрины в церковных кругах

Без всякого сомнения, многие священнослужители были осведомлены о суще-стве идеи Третьего Рима. Но церковные исторические работы и мис-сионер-ские пособия, которые содержали указания на эту идею, не раскрывали ее под-робно: упоминание Третьего Рима обнаружило бы связь между взглядами раскольников и доминирующим во многих православных церковных текстах XVI века антигреческим настроением и тем самым легитимизировало бы раскольническую теологию. Характерно, что в историческом словаре церков-ных писателей, составленном в 1827 году, о Филофее говорится как об авторе «Послания на звездочетцев» и отмечаются прежде всего его заслуги в деле развенчания «предрассудка» гадания по звездам. Критика Филофеем греческой церкви, равно как и его теория о трех Римах, не упоминаются вовсе.

Возникновение интереса к Третьему Риму

Интерес к Третьему Риму стал заметным фактом интеллектуальной жизни после восхождения на престол в 1855 году Александра II. В этот период было опубликовано несколько источников, содержащих упоминание об идее Третьего Рима. В 1861 году вышло новое издание «Послания на звездочетцев», в комментарии утверждалось: Филофей выступал со своей идеей против «бытовавшей тогда веры об осквернении христианской церкви в странах, захваченных неверными», но никак не против греческой церкви. Тем самым смягчалось еретическое звучание доктрины.

Первая философская интерпретация

Несколько лет спустя после публикации работ Филофея историк Владимир Иконников предложил радикально новую интерпретацию доктрины. Его толкование в дальнейшем окажет определяющее влияние на восприятие истории Московского княжества. Иконников предложил рассмотреть кон-цепцию Третьего Рима в контексте развития имперской идеологии России, а не в рамках церковной дискуссии о проблемах греческой православной церкви под иноверным контролем. Появление доктрины Филофея в начале XVI века было истолковано Иконниковым как свидетельство рождения новой московской идеологии: Византия пала, Москва заняла ее место, а Филофей выразил новое понимание русским двором места Московии в системе мировых отношений в качестве третьей исторической империи. По его мнению, отрицание возможности существования четвертой исторической империи было знаком нарождающегося московского мессианства, а не просто пророче-ством. Прочтение Иконниковым идеи Третьего Рима как идеи мировой империи — спасительницы человечества получит вскоре широкое распространение.

Растущая популярность Третьего Рима

Наилучшим индикатором популярности концепции в последней четверти XIX века может служить появление упоминаний о ней в многотиражных исторических обзорах и энциклопедиях. Читатели могли узнать из научно-популярных работ, что построение огромного Российского государства было вдохновлено верой московитов в наследование римской имперской и эсхато-логической миссии. К 1900 году концепция Третьего Рима была неразрывно связана в умах образованной русской публики с Московским периодом русской истории. Тем не менее немногие усматривали возможность влияния этого исторического наследия на современные судьбы России. Исключением из пра-ви-ла были сторонники панславизма в 1870-1880-е годы. Для обоснования своих призывов к защите «славянских братьев» и даже к завоеванию Константинополя панслависты использовали идею Третьего Рима.

Расцвет Третьего Рима: третий путь, русская идея

Доктрина Филофея становится все более влиятельной в царствование Алек-сандра III. Во время коронационного банкета новый император восхвалялся как защитник славян, продолжатель дел Константина и правитель Третьего Рима. Идея оказала определяющее влияние на формирование взглядов наследников идей панславизма и славянофильства — идеалисти-ческих философов конца XIX — начала XX века. Владимир Соловьев широко использовал данную доктри--ну в своих трудах, объясняя с ее помощью концепцию христианского универсализма. Центральным его аргументом была идея об особом предназна-чении России в деле сближения Востока и Запада и создания мирового органи-ческого единства. Доктрина Третьего Рима как нельзя более подходила к этой системе историко-философских взглядов: она утверждала исторические корни особой русской миссии и являлась метафорой «русской идеи». Согласно Соловьеву, Россия была не только третьей в числе наследников античного Рима, но также олицетворяла собой «третий принцип», в силу бескорыстия которого возможно объединение Востока и Запада. В 1914 году вышла книга Ивана Кириллова, в которой впервые описывалась история развития концеп-ции Третьего Рима. По мнению Кириллова, эта доктрина стала свидетельством пробуждения самосознания русской нации: до Филофея Россия не имела цели, он предоставил Московскому государству и русскому народу видение собствен-ного предназначения; раскольники, представляя собой интуитивно-народное понимание «русской идеи», боролись с чужеземными искажениями доктрины; в петровское время интеллигенция была отделена от народа, и доктрина Треть-его Рима была предана забвению в образованной среде до сороковых годов XIX века, а затем была возрождена славянофилами, которые были первыми представителями образованного русского общества, понявшими «русскую идею». Кирилловская публикация завершила трансформацию доктрины Третьего Рима от смутного пророчества, высказанного псковским монахом, к «осевому моменту» в русской истории.

Кремль. Фотография Михаила Прехнера. 1930-е годы Мультимедиа-арт-музей

Возрождение русского национализма в сталинские годы оказало известное влияние на понимание доктрины Третьего Рима в Советском Союзе. В серии документов 1930-х годов партийное руководство осудило Михаила Покров-ского Покровский Михаил Николаевич — историк-марксист, один из главных советских историков 20-х годов, член партии большевиков с 1905 года, инициатор так называемого «академического дела» — уголовного дела против членов академии наук, результатом которого стала чистка в рядах старой профессуры. «Школа Покровского» — последователи профессора, рассматривающие историю согласно марксистскому учению. «Школа Покровского» была разгромлена, в свою очередь, в конце 30-х годов. за чрезмерное пренебрежение имперским прошлым. Советские историки были вынуждены признать прогрессивной роль Московского царства в собирании русских земель и инородцев под эгидой того, чему суждено будет стать первым в мире социалистическим государством. В фильме Сергея Эйзен-штейна «Иван Грозный» царь завершал свою пронзительную речь об объедине-нии земель русских высокопарной цитатой из Филофея: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать». О значении доктрины для истории страны писал и историк Николай Чаев в статье «„Москва — Третий Рим“ в по-ли-тической практике московского правительства XVI века». Однако советское научное руководство быстро постановило, что данное понимание этой доктри-ны было ошибочным: доказывалось, что доктрина имела хождение только в среде духовенства и не влияла на внешнюю и внутреннюю политику государства.

Современность

Хотя многие специалисты считают, что доктрина никогда не обладала суще-ственным влиянием в древнерусский период, и сейчас все еще можно встре-тить утверждения о статусе доктрины Филофея как официальной идеологии Московского царства. Особенно часто подобные утверждения встречаются в учебниках истории. Многие русские ищут в идеях Филофея основание для развития постсоветской «русской идеи». Просоветские и русские национали-сти-ческие группы восприняли концепцию Третьего Рима как знак русского возрождения. На Западе доктрина приводится как исторический контекст «русского мессианизма» и «экспансионизма» в газетных публикациях, книж-ных обзорах и передовицах. Даже западные политические лидеры находят порой корни современной российской политики в идеях Филофея.

Маршалл По Wikimedia Commons

Попытки отыскать корни современ-ных событий в «осевом моменте» отда-лен-ного прошлого опасны, неизменно ведут к «открытию» аналогий и приво-дят к анахронизмам и другим ошибкам. Со второй половины XIX века многие ученые, философы и публицисты открывали для себя в письменном наследии Филофея «корни» того, что они считали основными характери-стиками «русской идеи». Владимир Ламанский обнаружил там истоки панславизма, Владимир Соловьев нашел корни христианского универ-сализма, Николай Бердяев открыл происхождение большевизма, а идеологи холодной войны — основа-ния советского «экспансионизма». Но анализ ранней истории доктрины поз-воляет заключить, что Филофей не мог помыслить ни одной из этих поздних инкарнаций созданного им образа «третьего Рима»: «третьерома-низм» — это результат проецирования современной идеи, а именно идеи «русской миссии», на внешне схожую концепцию раннего Нового времени. 

11 ноября 2014 года в рамках проходящей в московском «Манеже» интерактивной выставки-форума состоялась историческая конференция «Москва — Третий Рим». В ходе мероприятия обсуждались исторические предпосылки возникновения идеи Московского царства как преемника Византии и концепции Третьего Рима в Российской Империи, а также современные научные подходы к изучению данной проблематики. В конференции приняли участие ведущие российские ученые, общественные деятели, политики, представители духовенства: архимандрит Тихон (Шевкунов) , ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре, Константин Валерьевич Малофеев , учредитель Фонда Святителя Василия Великого, Наталия Алексеевна Нарочницкая , д.и.н, президент Фонда Исторической Перспективы, Леонид Петрович Решетников , к.и.н., директор Российского Института Стратегических Исследований, Сергей Павлович Карпов , д.и.н., академик РАН, декан исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, Дмитрий Михайлович Володихин , д.и.н., профессор исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, писатель, Юрий Александрович Петров, д.и.н., директор Института российской истории РАН, Александр Гельевич Дугин, к.ф.н., д.п.н., философ, политолог, социолог.

Открыл конференцию доклад президента фонда Исторической перспективы Наталии Нарочницкой «“Москва - Третий Рим”. Отражение в общественной мысли. Мифы. Толкования». Н. Нарочницкая отметила:

Сегодня Запад постоянно использует концепцию «Москва - Третий Рим» в качестве идейной основы русского империализма.

На самом деле развитие русской государственности от Московского царства, а потом к империи неразрывно шло вместе с духовным осмыслением самого этого понятия как служения прежде всего. Тем не менее, западная историография XX века заполнена клише о том, что большевизм вытекает из природы истории России. Хотя великий консерватор Освальд Шпенглер однозначно написал: «Победивший в России дух исходит не из Москвы. Родина большевизма - Западная Европа. Демократия XIX века - это уже большевизм».

Но либеральная мысль побуждает искать истоки революционного деспотизма именно в концепции монаха Филофея, который якобы зовет к мировому господству. И сегодня миф о «филофействе» как программе «русского и советского империализма» представляет штамп в либерально-западнической литературе, и даже в постсоветской России. Так, К.С. Гаджиев в очень объемной и в целом очень серьезной академической книге повторяет клише, будто бы учение «Москва - Третий Рим» послужило основой территориального формирования Российской империи. Такой подход отражает непонимание равно принадлежащего как восточному, так и западному христианству учения о Риме, о Царстве.

Это одно из глубочайших учений о связи духовной, вселенской и земной истории, которое не разделяет, но, наоборот, подтверждает эсхатологическое единство Востока и Запада христианской ойкумены.

Поэтому в старину идея и весь комплекс понятий о «всемирной империи» принадлежали вовсе не светскому, политическому, но религиозному мировоззрению, и это отражает именно учение о спасении. Первые сочинения и интерпретация видений пророка Даниила и его толкований сна царя Навуходоносора о четырех царствах, последнее из которых - царство антихриста, первые зачатки учения о Риме как царстве Христианской Истины пронизаны вовсе не идеей мирового господства, или торжества, или превосходства, а спасения и относятся к эсхатологической литературе.

А. Карташев говорит, что в эсхатологическом сознании христиан «Римская империя становится рамой, сосудом, броней и оболочкой вечного царства Христова и поэтому сама обретает некоторое символическое подобие этой вечности в истории».

Наряду с историографическим значением, Рим как императорский и царский град, где совершается всемирно-историческая борьба добра и зла, вошел в символику христианского художественного сознания. И такое понимание встречается не только в духовной, но и в светской литературе. Рим стал аллегорией мистического центра, оплота всемирно-исторической борьбы добра и зла, от выстраивания которого зависит конец мира. Римом в болгарских хрониках именуется Тырново, Римом называл Кретьен де Труа Францию, в стихах Тирсо де Молина Толедо становится «Римом, императорским градом».

Но послание Филофея относится исключительно к эсхатологической литературе, оно совершенно не может трактоваться как призыв к господству над какой-то территорией. Заметим, что все толкователи и интерпретаторы доктрины о Третьем Риме не обращались к первоисточнику - посланию инока Филофея. А оно удивительно кратко и сжато, умещается в 10-15 строках, и в нем нет ни слова о мировой гегемонии или поощрении территориального расширения, отсутствует даже сама формула «Москва - Третий Рим». Русская же концепция Третьего Рима была сформулирована в сочинениях эпистолярного жанра 1523-1524 годов и изложена в официальном документе 1589 года, когда учреждалось Патриаршество на Руси. Там Третьим Римом именовалась даже не Москва, а великая Россия в целом, царство . Это свидетельствует о связи концепции с событиями церковной истории, о неразделимости судеб священства и царства, о чисто религиозном осмыслении этой парадигмы.

Тем не менее, в публицистике и историографии особенно распространены два клише: характеристика этой идеи как официальной государственной доктрины России и подмена ее понятием второго Рима - то есть Константинополя: сведение этой концепции к идее византийского наследия.

Знакомство же западной историографии с данной концепцией русской публицистики начинается после Русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Именно тогда появляются на Западе утверждения, что после крушения Византии Россия претендует на ее роль и господство на ее территории. Однако для средневековых мыслителей сводить концепцию Рима к Византии было бы опасным и двусмысленным, означало бы повторить ее печальную судьбу. И Филофей вызывает призрак не только второго, но первого Рима, и тем самым углубляется историческая и духовная ретроспектива и перспектива, национальное сознание не замыкается на византиноцентризме и вовлекает в свою перспективу европейское и восточносредиземноморское географическое и христианское временное пространство. Однако нет и намека на проповедь высокомерного подчинения себе других, в то время как на Западе идея Рима уже за несколько веков до этого обосновывала недвусмысленное стремление к географически всемирной империи.

Полное равнодушие русских царей к византийскому наследию не вызывает сомнения. Никогда Иван Грозный не ссылался на свой брак с Софьей Палеолог. Когда исчезло всё потомство Палеологов и нашим царям напоминали, что по брачному праву они могут быть наследниками, они проявляли полное равнодушие к этому факту. Иван Грозный, личность которого на Западе трактуется как символ необузданной экспансии, антиреформы, ярче всех выразил отношение к созданию великой восточной империи под эгидой русского царя. Он сказал: «Мы в нынешнем царстве (земном) не хотим государства во Вселенной, ибо это будет ко греху поползновение». А та Цареградская земля, по его мнению, была землей Божией.

Расширение Московии пробуждало в Западной Европе ревнивое отношение к ней. После монгольского нашествия, после того, как труд восьми поколений не служил национальной истории, Русь настолько быстро расширилась и стала могучей, что в изумленной Европе этого не смогли пережить. С тех пор и начинается поношение России как агрессора. Наши отношения с Европой всегда сопровождались ее ревностью к нам, и мы должны сегодня этот новый виток ревности рассматривать как доказательство того, что мы становимся более сильными духовно, едиными, самостоятельными, что изумляем мир своей самостоятельностью в выборе исторического пути. Ведь, несмотря на то, что Запад построил свой рай на земле, он так и не освободился от страха перед самостоятельностью России.

Обратил внимание на то, что сегодня очень часто слово «империя» употребляется всуе. Под словом империя подразумевают и добро, и зло, в зависимости от политических пристрастий. Но многое, что называют империй, по сути империей не являлось и не могло являться.

В докладе «Идея империи. От Византии к Руси», он подчеркнул:

Я решительно возражаю против всякого употребления понятия «империя» в негативном смысле. В одном из словарей империя определяется даже как «крупное государство, обладающее обширными колониями». Но ничего неправильнее, ничего ошибочнее такой трактовки придумать нельзя, потому что понятие «империя» имеет совершенно иной смысл.

Рассматривая истоки Византийской цивилизации, докладчик выделил три - библейский, эллинистический и римский:

В их сплаве рождалась великая культура и рождалась великая идея. И эта идея была перенесена на три константы, три краеугольных представления о природе и сущности императорской власти. Ими были: учение о Божественной природе этой власти, полученное от библейской эсхатологии; об универсальности и вселенском характере власти, полученное от эллинизма, и о правовом принципе этой власти, отчеканенном римским законом.

Источником власти императора является народ: «то, что угодно принцепсу, имеет силу закона, поскольку народ посредством царского закона, относящегося к его власти, вверил ему всю свою власть и силу». Слово «империум», изначально понимавшееся как «власть, повеление», постепенно обретает значение «державность» и в этом значении принимается другими странами и народами, и прежде всего Русью.

В византийском законодательстве говорится о республике как о деле, которое не противоречит империи. А государь мыслится как поборник общих интересов в противовес интересам частным. Государь является обладателем суверенных прав, но эти суверенные права не права собственника империи, а права попечителя.

Православная традиция внесла новое в языческую мысль. Языческий император обожествлялся. Конечно, византийский император никогда и ни при каких обстоятельствах богом быть не мог. Такая кощунственная мысль никогда не могла прийти ему в голову. Но была идея обо жения через мимесис, через подражание Богу в образе и деяниях государя. Государь изображался с нимбом как святой и к нему обращались как к святому государю. Но этот святой государь в один из дней омывал ноги последнему нищему в подражание Христу, в знак своего смирения. Если Бог почитался как Пантократор - Вседержитель, то император почитался как космократор - повелитель обитаемого мира. Теократическая концепция государственной власти подразумевала, что государь - исполнитель Божиего Промысла.

Византийская система власти - это, прежде всего, универсализм. Универсализм есть понимание космических масштабов этой власти. Только одна империя, империя ромеев - единственная законная ойкуменическая власть. Другой быть не может. Потери же территории - это потери временные либо данные за грехи. И поэтому идея власти не сопрягалась с границами государства, потому что фактически власть государя - это власть вселенского масштаба.

Еще один из важных постулатов - неразрывная связь империи и Церкви. Патриарх и государь обладают одним общим и важнейшим. Этим общим и важнейшим является симфония, созвучность этой власти.

Империя всегда связана с миссионерством. Но миссионерство - это не только когда государь или патриарх посылают проповедника в чужие земли, миссионерство - это когда само государство истины веры, истины самого своего существования, своего строя передает другим через систему «таксиса» - систему порядка.

Византия всегда была правовым государством. Идея того, что самодержавное государство неправовое, неверна.

Консервативная по своей природе и медленно меняющаяся политическая идеология в идеале стремилась к гармонии горнего и дольнего, признавая несовершенство существующего миропорядка и стремясь следовать определенной Богом иерархии бытия, в которой высшая власть - излучение и отражение образа Божиего.

Ее связь с законом, с моралью и нравственностью недвусмысленна. И именно передачей этой связи закона-морали-нравственности-миссионерства от Византии к Руси и характеризуется замена той разрозненной системы, которая существовала на Руси до Ивана III, на систему, укрепляющую разные народы под единым скипетром.

Леонид Решетников, директор Российского института стратегических исследований , напомнил, что сегодня необходимо говорить не о государстве, а о цивилизации, что и Византийская империя была не просто империей, а цивилизацией, альтернативой той западной цивилизации, которая сложилась к тому времени.

И наша Российская империя также была альтернативной восточно-православной цивилизацией. Не просто государство большое и сильное вызывало и сейчас вызывает раздражение и чувство опасности на Западе, но ощущение того, что мы инакие, что мы особая цивилизация, - подчеркнул докладчик.

Юрий Петров, директор Института российской истории РАН , вспомнив о тех геополитических сдвигах, которые стали основанием теории «Москва - Третий Рим» (правление Ивана III стало решающим этапом в формировании русского государства во главе с Москвой; присоединение Тверского княжества, Новгородской республики, ряда Верховских княжеств окончательно решило вопрос о лидерстве Москвы как центра национального объединения), заметил:

На Западе весьма распространено толкование концепции «Москва - Третий Рим» как якобы обоснования геополитических претензий России на мировое господство. Одним из распространенных суждений является акцент на внешнеполитических моментах, соотнесение этой концепции с политикой России на Балканах, перекидывание моста от концепции Филофея к «греческому проекту» Екатерины II. Бытует также и отождествление этой концепции с самыми разными доктринами вплоть до формулы «Самодержавие, Православие, народность». Однако документально доказано, что концепция «Константинопольской вотчины» русский царей была нерусского происхождения. В 1518 году ее изложил в Москве прусский дипломат Дитрих Шонберг от имени легата папы Льва X. А еще ранее эта идея высказывалась венецианским сенатом. Концепция же «Москва - Третий Рим» в XVI веке играла противоположную роль, а именно: она входила составной частью в идеологическое обоснование отказа от вступления в антитурецкую коалицию, поскольку это не соответствовало тогда внешнеполитическим планам Московских князей. Авторы, сближающие более поздние идеи с концепцией «Москва - Третий Рим», искусственно используют этот символ для наполнения его содержанием, в нем не заключающимся, для модернизации и неправомерной экстраполяции на другие исторические эпохи.

Доклад Дмитрия Володихина, профессора исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, был посвящен московскому монашеству:

В XVI веке Русское царство выработало три крупные идеи: Москва как Третий Рим, Москва как второй Иерусалим и Москва как Удел Пречистой. Все эти концепты были творчеством одной интеллектуальной среды - московского иночества, то есть иноков-книжников, которые либо жили в крупных обителях Восточной Руси - и в первую очередь я имею в виду Иосифо-Волоцкий монастырь, либо принадлежали к Московскому митрополичьему двору.

Общеизвестный факт: идея Москвы как Третьего Рима была высказана иноком псковского Спасо-Елеазаровского монастыря Филофеем. Однако слова, высказанные иноком Филофеем, не имели широкого политического значения, это были, прежде всего, опасения, ведь Руси, Москве досталась роль столпа восточного христианства, роль той силы, которая должна сберечь Православие от полного разрушения и гибели. И Филофей ужасается: какое же нужно иметь благочестие, чтобы выполнить столь значительную роль, чтобы соответствовать ей!

Однако впоследствии, не во времена Василия III, когда писал инок Филофей, а через много десятилетий, именно московское иночество сумело придать этой идее иное звучание - политическое. Это произошло уже при государе Федоре Иоанновиче и связано с утверждением Московской патриаршей кафедры. Именно тогда идея «Москва - Третий Рим» впервые зазвучала как нечто принадлежащее если не политике, то идеологии. И совершенно ясно, что это работа московского монашества.

Но когда на Руси появился этот замечательный по своей интеллектуальной силе слой - иноки-книжники? Южная Русь - Киевщина выработала иноческую традицию в XI-XII веках, вскоре появилась своя мощная монашеская традиция на Новгородской земле, а следовательно - и на Псковской земле. К ней принадлежал и сам инок Филофей. Владимиро-Суздальская земля приобрела эту традицию несколько позднее - в XII-XIII веках. Московская же Русь ни в XII, ни в XIII, ни в XIV веках не была средоточием сколь-нибудь значительных иноческих традиций. Здесь было лишь несколько незначимых монастырей. И надо было создать мощный слой иночества, чтобы он постепенно, в течение многих поколений вырос в эту интеллектуальную силу, чтобы поднять громаду столь значительных и до сих пор живущих в русском сознании историософских идей. Когда же это произошло? В середине - второй половине XIV века. И рождение московской иноческой традиции связано с деятельностью двух светочей нашего монашества - святителя Алексия, митрополита Московского, и преподобного Сергия Радонежского. Именно при святом Алексии появился Чудов монастырь, который стал интеллектуальным средоточием московского монашества. А от обители Сергия Радонежского, по образному выражению одного из наших классиков, словно лучи, разошлись его ученики и соратники, основывая новые обители по Московской Руси и за ее пределами - на Севере. Тогда Москва украсилась многими монастырями, которые станут впоследствии чрезвычайно влиятельными в духовной жизни.

И конечно же, нашему монашеству нужно было пройти путь восприятия интеллектуальных традиций поздней Византии. Московское монашество активно вбирало в себя всё, чему его могли научить византийские книжники. А у Руси XIV-XV веков был постоянный богословский диалог с поздней Византией. Необходимо понимать, что византийская культура - это не просто один из корней культуры древнерусской. Это один из корней культуры собственно старомосковской.

Именно Русская Православная Церковь и в особенности московское иночество дали Русской державе возможность мыслить себя в столь высоких богословски обоснованных, исторически фондированных категориях, как Третий Рим, Второй Иерусалим, Удел Пречистой.

Александр Дугин, философ, политолог, социолог , в докладе «Третий Рим как национальная идея» обратил внимание на религиозное значение смысла империи, связав его с учением о судьбе земной Церкви:

Император - фигура эсхатологическая с самого начала, препятствующая приходу антихриста. Есть империя - нет антихриста, нет империи - есть антихрист. Империя - это не просто земная организация жизни, это - священная миссия, это часть фундаментального экклезиологического периода.

А. Дугин подчеркнул:

Полноценными наследниками империи мы стали как раз при кульминации династии Рюриковичей, при Иване Грозном. В этом мы видим исполнение судьбы русского народа и русской государственности. Мы сподобились в XVI веке стать империей. Помазание Ивана IV на царство и проведение Стоглавого собора в 1551 году - это, конечно, было вступлением в права империи.

Империя - это наш религиозный православный русский дом. Как мы можем двигаться в этом направлении для восстановления полноты христианского бытия? Нам дана только одна линия. Только одна линия действительно соединяет нас с изначальным христианством - это аскетическая традиция, традиция старчества, традиция монашества. И неслучайно именно монашество было той средой, которая напомнила о необходимости трансляции идеи, переноса империи на Москву - Третий Рим.

Христиане многие века могут жить и в неправильном политическом государстве, как первые христиане жили в языческом Риме. Но живя в неправильной политической системе, противной христианскому принципу, христиане никогда не должны говорить этому «да». Они не должны признавать глубинную религиозную легитимность любого политического устройства, кроме имперского. Не империалистического, не националистического, а именно духовно-имперского. Только империя - политическая родина христианина. И сегодня очень важно отозвать легитимность от либеральных, демократических, светских и даже националистических политических моделей. Они могут быть, они есть сейчас. Мы можем быть и оставаться христианами внутри этих систем, но они - аномалия. К чему они ведут, показывает нам Богом проклятый Запад, который, отпав от этой имперской онтологии много веков назад, дошел до абсолютных извращений, до Кончиты Вурст, до легализации всех пороков. И это путь всех тех, кто вступил на тернистую дорогу отрицания империи. Это кара за потерю империи, за ее искажение. Поэтому, если мы хотим отстаивать наши русские православные ценности, мы должны отозвать доверие легитимности тому, что не является имперской политикой. Да, может быть, мы ее не заслуживаем, может быть, мы должны вымолить царя, может быть, заслужить его, но это наша цель. Одно дело, когда мы говорим демократии «да» и на самом деле признаем ее легитимность, как и либерализма, западничества, а другое дело, даже не будучи в силах изменить это и не будучи в силах построить империю, мы должны сказать этому «нет». И настаивать на своем собственном политическом, религиозном, духовном, историческом идеале, которым является в первую очередь наша идея Москвы - Третьего Рима.

Архимандрит Тихон (Шевкунов) , выступивший в завершение конференции, сказал:

Мы должны не упускать из вида причины, по которым старец Филофей написал свое послание. Во-первых, надо помнить, что старец Филофей был духовником. В те времена необязательно было быть священником для того, чтобы исповедовать. Главная задача старца была одна - приведение людей к Богу и борьба с грехом.

Что же говорил старец Василию III? «Ты - государь Третьего Рима, а что вокруг тебя творится? Что творится при твоем дворе?» А творилось то же самое, выражением чего является сегодня Кончита Вурст. И это отражено в названии послания: «Об исправлении крестного знамения и о содомском блуде».

Надо помнить и о ереси жидовствующих, распространившейся в это время. Эта ересь характеризовалась отказом от веры во Христа и от веры в Церковь, но и распространением порока, тогда занесенного на Русь тоже с Запада, как и сейчас. Это был страшный нравственный бич. И именно это подвигло старца Филофея. Какие слова он находит! «Пишу с плачем и горько говорю, чтобы искоренил ты в своем православном царстве сей горький плевел, о котором и ныне еще свидетельствует серный пламень горящего огня на площадях содомских…»

Надо вспомнить, что это XV век - время особое для западной Европы, когда падение нравов было ужасающим. Именно тогда не сбылись суеверные чаяния о кончине мира по истечении седьмого тысячелетия от сотворения мира. И люди сказали: «Всё позволено». Эта зараза стала перетекать в больших количествах на Русь. Эта проблема стала огромной в средах элиты.

В это же время были стяжатели и нестяжатели. Но никакого конфликта между ними не было. Это всё придумано в XIX веке и в последующей советской историографии. В чем же тогда был смысл дискуссии между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким? Они думали, что делать с еретиками. Нил Сорский, который еретиков особенно и не видел в своем далеком скиту, настаивал на том, что к ним нужно относиться достаточно снисходительно. А Иосиф Волоцкий, который видел всё зло, что распространяли вокруг себя еретики, призывал либо увещевать тех, у кого ересь выражалась только в ереси ума, либо казнить тех еретиков, которые вокруг себя распространяют нравственную заразу. Это была главная проблема, на тему которой велась дискуссия.

Москва — Третий Рим — идея богоизбранности русского народа и русского государства, их центрального места в истории западной цивилизации, ведущей роли православия в сохранении нравственных, общечеловеческих христианских ценностей на фоне утратившей или утрачивающей эти ценности католической, протестантской Европы, погрязшей в грехе и неверии

После падения «второго Рима» - Константинополя «третий Рим» - Москва возомнила себя единственным в мире убежищем правой веры и истинного благочестия. В то время православная Русь считала себя единственной обладательнице Христа и христианства; греков она презирала, а инославные вероисповедания ставила на одну доску с язычеством. Говоря словами В. О. Ключевского, органический порок древнерусского церковного общества заключался в том, что «оно считало себя единственным истинно правоверным в мире, свое понимание Божества исключительно правильным, Творца вселенной представляло своим собственным русским Богом, никому более не принадлежавшим и неведомым» (Е. Н. Трубецкой «О христианском отношении к современным событиям»)

История провозглашения Москвы третьим Римом

Теория, провозгласившая Русь, Московию, её столицу Москву политическим и религиозным центром Европы возникла в ХVI веке в пору правления Россией великого князя Московского Ивана Третьего (1440-1505), когда русское общество окончательно избавилось от , раздвинуло свои границы, организовалось в сильное, обширное, централизованное, уверенно управляемое государство. Субъективным же фактом провозглашения Москвы третьим Римом стала женитьба Ивана III на византийской принцессе, племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог.

Почувствовав себя в новом положении и еще рядом с такой знатной женой, наследницей византийских императоров, Иван нашел тесной и некрасивой прежнюю кремлевскую обстановку, в какой жили его невзыскательные предки. …Из Италии выписаны были мастера, которые построили новый Успенский собор, Грановитую палату, новый каменный дворец на месте прежних деревянных хором. При дворе стал заводиться сложный и строгий церемониал. В московских правительственных, особенно дипломатических, бумагах с той поры является новый, более торжественный язык, складывается пышная терминология, незнакомая московским дьякам удельных веков. (Появилась) целая политическая программа, характеризующая не столько действительное, сколько искомое положение. В основу ее положены два представления, извлеченные московскими правительственными умами из совершавшихся событий: мысль о московском государе как о национальном властителе всей Русской земли и мысль о нем как о политическом и церковном преемнике византийских императоров

Работа московских «политологов» свелась тогда к подготовке доказательств того, что Русь действительно имеет историческое право заменить авторитетом, силой, духовностью павшую под ударами турок-османов в 1453 году Византийскую империю.

Московским политикам начала XVI в. мало было брачного родства с Византией: хотелось породниться и по крови. В московской летописи появляется новое родословие русских князей, ведущее их род прямо от императора римского. По-видимому, в начале XVI века составилось сказание, будто Август, кесарь римский, обладатель всей вселенной, когда стал изнемогать, разделил вселенную между братьями, и брата своего Пруса посадил на берегах Вислы-реки по реку, называемую Неман, что и доныне по имени его зовется Прусской землей, «а от Пруса четырнадцатое колено — великий государь Рюрик». Московская дипломатия делала из этого сказания практическое употребление: в 1563 г. бояре царя Ивана (Грозного) приводили словами летописи эту самую генеалогию московских Рюриковичей

(Была ещё одна подтасовка). Владимир Мономах был сын дочери византийского императора Константина Мономаха, умершего за 50 лет с лишком до вступления своего внука на киевский стол. В московской же летописи, составленной при Грозном, повествуется, что Владимир Мономах, вокняжившись в Киеве, послал воевод своих на Царьград воевать этого самого царя греческого Константина Мономаха, который с целью прекратить войну отправил в Киев с греческим митрополитом крест из животворящего древа и царский венец со своей головы, т. е. мономахову шапку. Митрополит именем своего царя просил у князя киевского мира и любви, чтобы все православие в покое пребывало «под общею властью нашего царства и твоего великого самодержавства Великие Руси». Основная мысль сказания: значение московских государей как церковно-политических преемников византийских царей основано на установленном при Владимире Мономахе совместном властительстве греческих и русских царей-самодержцев над всем православным миром

И ещё. (Существовало) византийское известие XIV века, что русский великий князь носил чин стольника при дворе греческого царя, а Василий Темный в одном послании к византийскому императору называл себя «сватом святого царства его». Теперь по московской теории XV — XVI вв. этот стольник и сват вселенского царя превратился в его товарища, а потом преемника

Эти идеи, на которых в продолжение трех поколений пробовала свои силы московская политическая мысль, проникали и в мыслящее русское общество. Инок одного из псковских монастырей Филофей едва ли высказывал только свои личные мысли, когда писал отцу Грозного (Василию Третьему, сыну Ивана Третьего), что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва — третий и последний Рим (Ключевский «Курс русской истории»)

Авторы концепции «Москва — Третий Рим»

- Московский митрополит Зосим в грамоте 1492 года «Изложение пасхалии» привел краткую версию событий христианской истории: Константин Великий основал Новый Рим, Владимир Святой крестил Русь, теперь же Иван III является «новым царем Констянтином новому граду Констянтину-Москве»
- В памятнике древнерусской литературы XV-XVI веков «Повесть о новгородском белом клобуке», которую добыл в Риме русский учёный и богослов Дмитрий Герасимов и послал ее перевод новгородскому архиепископу, Русь описывается как «Третий Рим»
- Монах, а возможно и игумен псковского Елеазаровома монастыря Филофей в послании, адресованном великому князю Московскому Василию III и написанном в конце 1523 - начале 1524 года, объявляет истинным Римом московскую Русь как единственно независимое и безупречное христианское государство и дает политическое обоснование преемственности имперской власти от Рима к новому Риму - Константинополю - и далее к Москве: «Соборная церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле ты один — христианский царь» (Е. Н. Трубецкой «О христианском отношении к современным событиям»)

По мнению русского историка профессора Н. С. Чаева (1897-1942), теория Третьего Рима идеологически обосновывала и оправдывала действия правительства по созданию сильного централизованного государства; она была призвана сформировать идеологический облик Москвы. В сфере внутренней политики централизация власти в руках царя-самодержца оказала влияние на социальное развитие в целом. В сфере внешней политики создание Московского царства влекло за собой поддержку восточных христиан, колонизацию и христианизацию земель на Востоке и, наконец, оно придало больший вес московским дипломатам в их отношениях со странами Запада

Критика идеи «Москва — Третий Рим»

- Мыслитель Вл. Соловьев обратил внимание на то, что для Филофея римская государственность сохраняет свое существование («ромейское царство неразрушимо»), и это препятствует рассмотрению концепции «переноса империи» ((translatio imperii), которая в средневековой Европе давала обоснование для возведения новых европейских монархий в качестве юридически правомочных наследников Римской империи.
- В наше время было установлено, что в наиболее авторитетном списке послания Филофея Ивану Третьему речь идет не о «росском» или «россейском», а о «ромейском» царстве
- По мнению Н. Ульянова («Комплекс Филофея». Журнал «Вопросы истории». 1994. № 4. С. 152-162), идея Москвы - третьего Рима уходит корнями не в XVI век, а в идейный и политический климат царствования Александра II, т. е. связан с «восточным вопросом» и развитием русского империализма.

Дальнейшие приключения доктрины «Москва — Третий Рим»

Москва — третий Рим

Концепция «Москва — Третий Рим» со времен Ивана Третьего и его ближайших потомков ушла в небытие и воскресла лишь в середине ХIХ века. Для части русской элиты она стала «спасательным кругом» в поддержке национального самосознания в условиях явственно видимого отставания России от Европы в социально-экономическом и общественном отношениях. На Западе активно строился капитализм, набирали популярность либеральные идеи, стремительно развивались наука и техника. Россия же застыла в феодализме. «Ну и что — провозглашали — пусть у них дороги, тёплые клозеты, больше порядка. Зато мы, русские — народ-Мессия, единственный в мире народ, призванный явить спасение всему миру, утвердить на земле Царство божие»
Власть, самодержавие тоже были не прочь воспользоваться формулой «Москва — Третий Рим». Она позволяла власть предержащим утверждать, что у России свой собственный путь в истории, отличный от европейского, ценности, проповедуемые Западом, идеи свободы, равенства, братства народов, революционные выступления в их защиту и ради их завоевание, не для неё.
В наше время доктрина «Москва — Третий Рим» не используется открыто, но идеи её живы и прекрасно здравствуют. Существует даже православный портал того же названия