III. Теории сознания

Введение: что такое теория сознания?

Науке, имеющей дело с сознанием, нужна теория, которая объясняет, что такое сознание и каково его место в мире. В этом разделе мы кратко обсудим некоторые из самых известных теорий сознания, выдвинутых в рамках науки о сознании. Эти теории разделены на два типа: философские (глава 10) и эмпирические (глава 11). Первые называются «философскими», потому что выдвинуты философами, а не ученыминейробиологами. Они основаны не на подробных эмпирических отчетах, а на общих метафизических решениях проблемы сознания. Эти теории радикально противоречат друг другу относительно фундаментальной природы сознания и его места в мире.

Их можно воспринимать как попытки найти метафизические точки отсчета или предпосылки эмпирической науки о сознании. В главе 11 мы рассмотрим современные эмпирические теории сознания, в первую очередь теории нейрональных основ сознания. Эти теории не занимаются метафизическими вопросами об истинной природе сознания, скорее они стремятся связать определенные феномены сознания с определенными когнитивными и нейрональными механизмами в мозге. При этом они также во многом противоречат друг другу. Однако, по крайней мере, есть несколько основных вопросов, по которым эти теории согласуются друг с другом. Такое единство между разными теориями позволяет надеяться, что когда-нибудь будет создана единая, общая теория сознания.

Теория, как предполагается, должна объяснять факты, а «объяснение» помогает понять, что происходит в реальном мире. Теории помогают выяснить, какие феномены существуют в мире, из чего они состоят, как различные феномены взаимодействуют между собой, создавая причинно-следственные связи, и, в целом, как устроен мир. Атомистическая теория материи объясняет, из каких элементарных единиц состоит вся физическая материя, клеточная теория в биологии объясняет, на что похожи микроскопические элементы биологических тканей и организмов, а эволюционная теория объясняет процесс, посредством которого возникли разные виды живых организмов на этой планете.

Теория сознания должна описывать и объяснять сознание: рассказывать нам, что такое сознание и как оно связано с другими явлениями в мире, в особенности с мозгом. Описать сознание означает дать его определение, ввести понятия, которые ясно и системно описывают основные особенности сознания, привести показательные примеры этого феномена и дифференцировать его от других феноменов, с которыми его можно легко перепутать.Объяснить сознание означает связать его с другими феноменами, описав механизмы и принципы, лежащие в его основе или несущие ответственность за его возникновение, и показав, как сознание взаимодействует с мозгом и как оно руководит нашим поведением.

Поэтому общее объяснение должно вести к глубокому пониманию природы ,структуры ,происхождения ифункций того или иного феномена. Идеальная теория сознания должна предоставить объяснение, позволяющее понять сознание таким, каково оно есть, и определить его место в природе. По сути, сознание и есть то, чтомы есть ,– в конце концов, оно и создает переживание нашего субъективного, личного существования в этом мире. Теория сознания обязательно также скажет нам, каковонаше место во Вселенной: мы – фрагменты вечной нематериальной субстанции души, или хрупкие, временные совокупности биоэлектрических полей в мозге, или мы все время ошибались и сознание

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

на самом деле нечто совсем другое, не соответствующее нашим интуитивным догадкам и традиционным объяснениям.

Общая теория сознания должна также во всех подробностях объяснять или предсказывать, что происходит с сознанием в исключительных обстоятельствах, например при различных травмах мозга или во время сна, анестезии, внетелесного и предсмертного переживания. Существование и особенности такого переживания должны естественно и логично следовать из Единой теории сознания. Я уверен, что нам всем было бы очень любопытно увидеть такую теорию!

В современной литературе представлено множество теорий сознания. К сожалению, ни одну из них пока нельзя назвать Единой теорией. Наличие множества разнообразных теорий сознания – это и хорошо, и плохо. Хорошо в том смысле, что разные теории исследуют разные подходы к объяснению сознания и поэтому помогают находить самые плодотворные подходы, ведущие к наиболее правдоподобным объяснениям. А плохо, потому что все эти теории настолько разнообразны, что даже неясно, описывают ли они все одно и то же явление , когда используют слово «сознание». Кроме того, почти все теории концентрируется на объяснении нескольких избранных аспектов осознаваемого переживания. Остается неясным, можно ли применить их также и к другим явлениям как к целому, на общем уровне.

В любом случае, окончательная цель науки о сознании, конечно, заключается не в получении миллиона разных теорий сознания, несовместимых друг с другом, а скорее в создании Единой теории сознания, описывающей и объясняющей все возможные типы феноменов сознания раз и навсегда. Но сейчас, на ранней стадии развития науки о сознании, мы даже не знаем, в каком направлении нужно искать общую теорию сознания. Философы ищут объяснения сознания повсюду. Давайте же посмотрим, что они предлагают. Возможно, это и есть правильный путь.

Глава 10 Философские теории сознания

Обзор современных философских теорий сознания Выводы Вопросы для обсуждения

Обзор текущих философских теорий сознания

Теория множественных проектов (Multiple drafts) (Деннетт)

Даниэль Деннетт – один из самых влиятельных философов нашего времени. Он начал свою карьеру в конце 60-х годов и с тех пор развивает концепцию сознания, поддерживающую его общие представления о природе разума. Чтобы понять теорию сознания Деннетта, необходимо ознакомиться с его основными философскими взглядами. Во-первых, он полагает, что вся наука основана на объективных, независимых суждениях. Наука о сознании не является исключением из этого правила.

Поэтому наука о сознании не может быть основана на методологии, которая полагается на самоанализ или на субъективные самоотчеты. Субъективные впечатления и догадки о том, что такое сознание, не должны учитываться в науке о сознании. Напротив, она должна быть основана на объективных наблюдениях и эмпирических данных о физическом, преднамеренном поведении многих людей, особенно об их вербальном поведении. Поэтому те, кто изучает сознание, должны рассматривать сознание других людей таким, каким оно

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

представляется со стороны внешнего наблюдателя, не обращаясь вовнутрь, к собственным переживаниям и самоанализу.

Деннетт – сторонник когнитивной нейронауки, науки, рассматривающей разум прежде всего как систему для обработки информации, и поэтому он осмысляет сознание как особую разновидность обработки информации. Согласно определению Деннетта, сознание – это та часть обрабатывающейся информации, к которой у человека есть доступ («доступсознание»). Но что это означает? Чтобы человек имел доступ к той или иной информации, он должен быть способенвыражать эту информацию в преднамеренном поведении, особенно ввербальном поведении.

Для изучения сознания Деннетт предлагает методологию, которую называет гетерофеноменологией (в противоположность аутофеноменологии, или наблюдению собственного осознаваемого переживания путем интроспекции). Основная задача исследователя сознания состоит в том, чтобы собрать вербальные отчеты испытуемого

– отчеты, описывающие то, что он переживает, «на что это похоже» для него. Такие объективные вербальные данные – это «нарративы», описывающие содержание переживания испытуемого. Поэтому все, что исследователь может узнать о сознании, содержится в массивах вербальных и других поведенческих данных, полученных от других людей.

С точки зрения Деннетта, исследователь не должен поддаваться искушению относиться к этим вербальным отчетам – нарративам – как к внутренней феноменологии, субъективному, качественному миру, где все описанные события действительно имели место или действительно возникли во внутреннем переживании испытуемого. Обыденные представления о сознании способствуют такой наивной интерпретации, считает Деннетт. Он называет такую интуитивную, но неверную теорию «декартовским театром» в мозге: мифическим местом, где все переживания и качества представлены мифическому «субъекту», маленькому человечку, «живущему» в мозге, который и является аудиторией декартовского театра.

Деннетт подчеркивает, что, кроме нарративов, которые мы создаем, не существует

никакого внутреннего субъекта или селф, не существует никакого внутреннего феноменального мираили центра сознания в мозге и нет никаких квалиа. Он пытается опровергнуть привычное повседневное отношение к сознанию как к единому месту субъективного переживания, находящемуся где-то в мозге, там, где все фрагменты переживания объединяются в театре сознания и представляются субъекту (декартовский театр). С точки зрения интроспекции нам может казаться, что содержание сознания представлено нам как единый феноменальный мир. Но на самом деле такого мира – объективно, физически– не существует в мозге. А того, чего не существует объективно или физически, не существует вообще, –по крайней мере, по мнению Деннетта.

Согласно Деннетту, нейроанатомия и нейрофизиология не дают никаких объективных данных, подтверждающих наличие такого мифического места в мозге. Кроме того, Деннетт полагает, что декартовский театр приводит к философскому парадоксу, известному как проблема гомункулуса (гомункулус – маленький человек). Если в мозге «живет» какойто внутренний, мифический субъект, наблюдающий квалиа сознания, то этот внутренний субъект в свою очередь должен так или иначе воспринимать или осознавать свои внутренние представления. То есть унего в голове тоже должно быть маленькое сознание, создающее представления и имеющее аудиторию, и так далее, в бесконечной регрессии все меньших и меньших гомункулусов, где истинное объяснение сознания найти невозможно.

Поэтому Деннетт отвергает идею о декартовском театре. Для объективной, независимой науки таких вещей не существует. Данные нарративы – описания субъективного переживания – нужно воспринимать не буквально, а скорее как

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

«художественную литературу», которую создают различные подсистемы и модули мозга. Когда мозг создает такую «литературу», системы речи в мозге используют любую информацию, к которой у них есть доступ. Получившиеся нарративы необязательно обладают внутренней целостностью или совершенной последовательностью во времени, потому что в разное время доступ к системам речи получают разные фрагменты информации, хранящейся в мозге. В теории Деннетта сознание идентифицируется с объективной физической информацией, которая выражается в наблюдаемом преднамеренном поведении и в речи, – сознание превращается в последовательный и связный нарратив только «на выходе». То, что мы называем «собой», не является внутренней целостностью, это – вымышленный субъект, главный герой нарратива, или, по терминологии Деннетта,центр тяжести нарратива.

Разные потоки информации в мозге, которые получают доступ к системам речи, – это разные «сценарии», созданные на основании теории. Потоки информации в мозге конкурируют друг с другом за доступ к системам речи – или за то, чтобы мозг узнал о них , как метафорически пишет Деннетт. «Сценарии», которым это удается, и составляют содержание сознания. Сознание состоит из того информационного содержания мозга, которое побеждает в конкуренции за доступ к нему, добивается «известности» или «политического влияния» в мозге и таким образом управляет поведением и контролирует его (Dennett, 2005).

С философской точки зрения Деннетт – своего рода функционалист (хотя трудно точно сказать, к какому типу функционализма относится его теория, и сам он не дает ясных комментариев по этому поводу). По его мнению, чтобы описать и объяснить сознание, вполне достаточно стандартного подхода когнитивистики. Чтобы объяснить сознание, нужно описать лишь то, как тем или иным типам информации удается победить в конкуренции за доступ и как эта информация затем управляет внешним поведением. Объяснение человеческого сознания принципиально ничем не отличается от объяснения того, как поведением сложного робота управляют определенные типы тщательно отобранной информации.

Теория Деннетта подверглась серьезной критике. Ведь она, кажется, рассматривает «сознание» таким образом, что этот термин начинает означать нечто очень отличающееся от того, что мы первоначально намеревались объяснить. Знаменитая книга Деннетта, вышедшая в 1991 году, называется «Объясненное сознание » (Consciousness explained ), но ей дали другое, довольно ироничное название: «Сознание, уничтоженное объяснением ». Читатели ожидали найти в ней объяснение феноменального сознания, его квалиа и субъективного переживания, но Деннетт считает все это просто иллюзиями. Он определяет сознание просто как информацию, которая имеет доступ к системам вербального и невербального выражения. Таким образом, он дает объяснение функциональной роли сознания (как информации, получившей доступ к нему), но ничего не говорит о феноменальном сознании, ведь он считает, что его просто не существует, – это просто на удивление живучий декартовский миф.

Как философская позиция теория Деннетта включает в себя элементы элиминативного материализма, бихевиоризма и функционализма. В аргументах Деннетта можно услышать эхо бихевиористского отрицания сознания, ведь он отрицает квалиа и феноменальное сознание на том основании, что их существование невозможно подтвердить объективно, с точки зрения независимого наблюдателя. Стратегия аргументации Деннетта также напоминает аргументы элиминативистов, так как Деннетт пытается показать, что наши обычные, повседневные или народно-психологические представления о сознании ошибочны.

Однако Деннетт не предлагает полностью устранить из науки концепцию сознания. Достаточно устранить только понятия «квалиа» и «феноменальное сознание». «Реальное»

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

сознание, которое останется после такого устранения, очень отличается от того, чем на первый взгляд является сознание. Это сложная, параллельная система обработки информации, похожая на последовательности в вычислительной машине, и поэтому у нас возникает впечатление целостного «субъекта» или «самости», которая выражает себя в речи и управляет собственным преднамеренным поведением.

Концепция сознания Деннетта широко обсуждалась в философской литературе, но не нашла поддержки у других философов. Как эмпирическая теория, позиция Деннетта близка к теории глобального рабочего пространства (о ней мы поговорим в главе 11) и другим концепциям, идентифицирующим сознание с общим когнитивным доступом, а не просто с феноменальными квалиа. Так что у подхода Деннетта есть сторонники среди эмпирических исследователей сознания. До некоторой степени Деннетт их поддерживает. Теория самости Деннетта как «центра тяжести нарратива» более правдоподобна, чем его теория сознания. Данные исследований здоровых испытуемых и пациентов с нейропсихологическими расстройствами показывают, что «селф» – это что-то вроде теории или истории, которую наш мозг себе рассказывает; эта история довольно изменчива и не всегда согласуется с объективными фактами.

Основная проблема теории Деннетта – это упрощенное представление о природе разума. Деннетт не учитывает, обесценивает или игнорирует именно те аспекты сознания, которые можно назвать самыми интригующими и которые больше всего нуждаются в объяснении. Кроме того, похоже, он считает, что мы, люди – не более чем сложные роботы, просто механически обрабатывающие информацию безо всякой феноменальной, качественной субъективности. Трудно назвать такое представление о сознательных существах воодушевляющим или хотя бы приемлемым, ведь оно, похоже, отрицает единственный факт реальности, в котором мы можем быть твердо уверены: то, что у нас есть собственные феноменальное сознание, квалиа, внутренние переживания, и они весьма отличаются от внешнего вербального поведения, которое можно наблюдать извне, и существуют независимо от него.

Конечно, знание, которым все мы обладаем о наших собственных квалиа, – это не объективное знание постороннего наблюдателя. Но если наука о сознании отрицает фундаментальные неопровержимые факты субъективного переживания, она не сможет добиться успеха. Если бихевиористский функционализм не совершит неожиданного и убедительного возврата к исследованиям разума, подход Деннетта вряд ли станет основанием для будущей Большой общей теории сознания.

Сенсомоторная теория (Sensorimotor theory) (О"Риган и Ное)

Альва Ное – философ, бывший ученик Деннетта, а Кевин О"Риган – ученыйэкспериментатор с некоторым уклоном в бихевиоризм. Так что неудивительно, что сенсомоторная теория строится на тех же основаниях, что и подход Деннетта, особенно в той его части, которая отрицает или устраняет феноменальное сознание и квалиа. Как и теория Деннетта, этот подход заменяет понятие сознания как внутреннего феноменального переживания другим понятием: сознанием как воплощенным сенсомоторным взаимодействием с миром. Эта теория определяет сознание как способы действия или както ,что мы делаем , а не как внутреннее феноменальное переживание или внутреннее представление о мире (O"Regan & Noë, 2001). Недавно Ное сформулировал эту концепцию следующим образом:

Я предлагаю следующую весьма удивительную гипотезу: чтобы понять сознание людей и животных, нужно смотреть не внутрь, не в глубь наших переживаний, скорее нужно обратиться к путям, которыми

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

каждый из нас, как целостный живой организм, поддерживает процессы жизнедеятельности и реагирует на окружающий мир... Мы – не наш мозг...

Осмысленная мысль возможна только для целостного живого организма, динамично взаимодействующего с окружающей средой... И то же самое касается качества наших осознаваемых переживаний... Вкус лакрицы возникает не в мозге (Nое, 2009, p. 7–8).

Сознание находится в нашем поведенческом взаимодействии с миром, а не в мозге, и данная теория утверждает, что сознание не является производной активности мозга. Нет никакой необходимости объяснять, как деятельность мозга создает или составляет содержание сознания, потому что она этим не занимается. Кроме того, О"Риган и Ное полагают, что их теория позволяет благополучно избавиться от «трудной проблемы», поскольку просто отрицает феноменологию:

Концепция феноменального сознания должна быть (и может быть) отклонена, и тогда не возникнет никаких проблем с тем, как его можно объяснить... другие же аспекты сознания вполне можно объяснить в соответствии с нашими представлениями...

Мы отклоняем свидетельства существования феноменального сознания как свойства надличных (subpersonal) состояний, но не отрицаем, что существуют переживания и существуют факты, связанные с тем, на что похоже переживание. Но это... не факты о квалиа... Они возникают...

в активном взаимодействии человека с миром, в котором он... живет (O"Regan & Nое, 2001, p. 963–965).

Если сознание не является феноменальным и не находится в мозге, то вопрос о том, как мозг или любой другой физический процесс создает феноменологию, можно забыть, поскольку он ведет не в том направлении:

Важное преимущество этой концепции состоит в том, что она позволяет устранить проблему, связанную с необходимостью объяснить, как деятельность мозга может создавать субъективное переживание. Мы устраняем эту проблему, потому что считаем, что переживание не возникает вследствие деятельности мозга (O"Regan & Nое, 2001, p. 968).

Сенсомоторную теорию можно назвать бихевиористской по духу, возможно, даже больше, чем теорию Деннетта. Тем не менее ясно, что обе теории пытаются обесценить, а не объяснить феноменальное сознание. Устраняя феноменальное, они неточно используют понятия «сознание» и «переживание», называя так нечто совсем иное, нечто объективное и физическое – поведение, взаимодействие организма с окружающей средой или обработку информации.

Очевидный контраргумент против сенсомоторной теории состоит в том, что осознаваемое феноменальное переживание возможно при полном отсутствии сенсомоторного взаимодействия с миром, например ночные сны. Действительно, бесспорные эмпирические данные, полученные при исследовании сновидений, показывают, что яркие сны, когда человек переживает те или иные события, регулярно возникают во время фазы быстрого сна, хотя при этом наше тело и мозг абсолютно не способны к сенсомоторному взаимодействию с окружающим материальным миром. Это серьезная проблема как для сенсомоторной теории сознания, так и для близкой к ней нейрофеноменальноой теории сознания (см. ниже, например Revonsuo, 2001, 2006).

Одно из возможных объяснений сновидений состоит в том, чтобы отрицать, как сделал Деннетт в своих более ранних работах, что сновидения – это реальное осознаваемое

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

переживание. К тем же аргументам обращается Ное (2009); он считает, что события в сновидениях и перцептивные переживания – совершенно разные типы опыта, независимо от того, насколько похожими они кажутся субъективно. Поэтому реальные события не могут существовать в отсутствие сенсомоторного взаимодействия, это возможно только дляпереживаний в сновидении . Кажется, этот аргумент ведет нашу мысль по заколдованному кругу и заканчивается тем же самым базовым предположением сенсомоторной теории. Переживания в сновидении нельзя считать аналогами реальных событий, даже если они кажутся реальными, потому что базовые предположения этой теории уже исключили возможность того, что реальные переживания могут существовать без сенсомоторного взаимодействия с миром.

Но на самом деле, как показывают лучшие из имеющихся у нас эмпирических данных, сновидения действительно вызывают не менее яркие переживания, чем перцептивные переживания. Как и их субъективные квалиа – то, из чего состоит осознаваемое переживание, – сновидения и переживания в бодрствовании состоят из одних и тех же компонентов и поэтому один и тот же феномен – сознание – проявляется и в сновидениях, и наяву. В лаборатории сна были проведены эксперименты, в которых испытуемые сразу после пробуждения сообщали о перцептивных качествах своих снов и сравнивали их со зрительными качествами различных фотографий. Полученные результаты показали, что мир сновидений действительно очень похож на перцептивный мир. По крайней мере, исследователи пришли к следующему выводу:

Нужно признать, что образы сновидений очень редко бывают темными, неясными и туманными, хотя эти качества часто приписываются им в мифах и кинофильмах. На основании отчетов испытуемых, где они сравнивали образы своих снов с фотографиями, можно сделать вывод о том, что сновидение – чрезвычайно организованный, целостный перцептивный продукт, весьма напоминающий внешний мир, который мы видим во время бодрствования (Rechtschaften & Kuchignani, 1992, p. 155).

Таким образом, результаты исследований сновидений выявили убедительные эмпирические данные, противоречащие сенсомоторной теории. Но все же эта теория, как

и другие похожие подходы, завоевала популярность в некоторых сферах исследований сознания, например в изучении машинного сознания и в когнитивной робототехнике. Это понятно, ведь если сенсомоторная теория окажется правильным философским подходом к сознанию, то не возникнет особых метафизических возражений против создания самых разных сознательных машин и роботов, при условии, что такие механические системы можно будет запрограммировать так, чтобы они гибко и эффективно взаимодействовали с окружающей средой.

Если принять сенсомоторное определение сознания, то машина, которая может участвовать в гибком сенсомоторном взаимодействии с окружающей средой, обладает сознанием по определению. Если не принимать определение сенсомоторной теории, то можно сказать, что инженерам удалось создать всего лишь компьютеризированных механических зомби, которым удается лишь кое-как имитировать внешнее поведение и неосознаваемую сенсомоторную обработку информации, присущие человеку.

Можно лишь надеяться, что в один прекрасный день изобретательные инженеры придумают робота, обладающего феноменальнымм сознанием, который будет просто спокойно бродить вокруг, и при этом у него будут замечательные субъективные качества

и богатая внутренняя феноменология, напоминающая яркие сновидения! Такой парень оказался бы действительно удивительной сознательной машиной! Но если сенсомоторная теория близка к реальности, такая сознательная машина стала бы свидетельством

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

противоречия в терминах: сенсомоторное взаимодействие с окружающей средой возможно и при отсутствии сознания.

Биологический натурализм (Сирл)

Американский философ Джон Сирл горячо выступает против вышеупомянутых элиминативных или бихевиористских теорий, где сознание считается чем-то объективным или исключительно поведенческим и тем самым категорически отрицается и устраняется. Джон Сирл – философ, его карьера началась в 60-х го дах. Тогда он работал в области философии языка. Он приобрел широкую известность благодаря горячей критике искусственного интеллекта и когнитивной психологии. Именно он в 80-х годах предложил знаменитый «аргумент китайской комнаты»10 .

Тогда он утверждал, что компьютерная метафора разума ошибочна: цифровые компьютеры и человеческий разум отличаются фундаментальным образом, ведь компьютеры не могут даже в принципе понять ни одного из тех символов, которые они обрабатывают, тогда как для человеческого разума понимание смысла (семантики) языка – часть биологической природы. Компьютер может подражать внешним проявлениям поведения человека – его можно запрограммировать так, что он распечатает слова: «Конечно, я понимаю, что вы говорите!». Но такие внешние проявления не доказывают, что создают их некие внутренние разумные процессы. А когда те же самые слова произносит человек, мы уверены: он понимает, что они означают.

В начале 90-х годов Сирл обратился к проблеме сознания. В своей довольно известной книге «Новое открытие разума » (The rediscovery of the mind ) (1992) Сирл сформулировал подход к сознанию, который назвал «биологическим натурализмом». Согласно этому подходу, сознание – это биологический феномен, продукт сложной деятельности мозга. Все феномены сознания – это динамичные свойства нейронных систем. Сознание – результат нейробиологических процессов и реализует себя в структурах мозга. Однако феномены сознания обладают уникальной функцией субъективности, или онтологией «от первого лица», невозможной для объективных нейрофизиологических феноменов. Поэтому сознание невозможно свести просто к объективной деятельности мозга.

Теория сознания Сирла является в основном философской, а не эмпирической, но он считает, что эмпирические науки абсолютно необходимы для решения проблемы сознания. Как только основные философские вопросы будут прояснены, нейробиологи должны проявить инициативу в этом проекте, а философам лучше уступить им дорогу! Таким образом, Сирл видит свою задачу в том, чтобы с самого начала просто прояснить основные философские проблемы и тем самым помочь ученым-эмпирикам избежать элементарных философских ошибок в своей работе.

Для Сирла «сознание» – почти то же самое, что мы называем «феноменальным сознанием»: внутреннее переживание «из первых рук», свидетельство нашего собственного существования, состоящего из субъективных состояний, квалиа. В отличие от Деннетта Сирл считает, что «квалиа» и «сознание» сводятся к одному и тому же (тогда как Деннетт отрицает квалиа и определяет сознание в других терминах). Трудно точно определить, что такое «сознание», поэтому Сирл выбирает однозначные свидетельства его существования.

10 Сирл предложил следующий мысленный эксперимент: человек, не знающий китайского языка, получает программу,

в которой определенные китайские предложения соотноятся с другими китайскими предложениями. Человек находится в изолированной комнате, и его собеседники не знают, что он не говорит по-китайски и не понимает, что у него спрашивают. Он лишь соединяет ряд одних китайских символов с другими с помощью специальной программы. Программа лишь имитирует осмысленное действие человека. Но это лишь имитация, а не естественное человеческое понимание языка. –

Примеч. науч. ред.

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

Его излюбленный пример – заявление о том, что сознание состоит из тех состояний осознанности или восприимчивости, возникающих, когда мы просыпаемся утром от сна, лишенного сновидений, и бодрствуем до тех пор, пока не заснем, не умрем или каким-то еще образом не окажемся в бессознательном состоянии. Это звучит так, как будто Сирл идентифицирует «сознание» с «бодрствованием», но он признает, что сновидения также обладают своеобразным сознанием, хотя и не таким, как в бодрствовании.

Сирл считает, что феномен, который должна объяснить теория сознания, – это единая ,качественная субъективность. Сознание является единым или целостным в том смысле, что содержание сознания всегда встроено в целостное поле, где каждый отдельный фрагмент сознания, скажем боль в ноге, красный свет светофора, запах дыма, звук церковного колокола, связаны друг с другом и формируют «моментальный снимок» целостного переживания.

Сирл критикует то, что называет теориями строительных блоков сознания, предполагающими, что фрагменты квалиа сначала каким-то образом возникают в мозге, изолированно друг от друга, и только потом связываются или объединяются друг с другом, как будто сознание постепенно «строится» из небольших фрагментов – отдельных качеств. Он считает, что осознаваемое переживание может возникнуть только в общем, целостном поле, где его фрагменты всегда связаны с любыми текущими субъективными качествами в сознании одного и того же человека; нет изолированных квалиа, которые бы существовали независимо друг от друга. Поэтому искать объяснение сознания – значит искать нейрональный механизм общего поля сознания. Сирл назвал свою теориюобщей теорией поля сознания.

Хотя в этом контексте сам Сирл не обращается к истории исследований сознания, очевидно, что его общая теория поля очень близка к холистическим теориям, выдвинутых гештальт-психологами в конце 1920-х годов. А теории строительных блоков, которые он критикует, напоминают об атомистическом подходе к объяснению сознания Титченера, возникшем в начале XX века. Позже эти теории, названные структурализмом, подверглись критике со стороны гештальт-психологов. Кстати, в современных исследованиях сознания есть как минимум одна очевидная теория строительных блоков: это теория микросознания Семира Зеки, о которой мы поговорим в главе 11.

В отличие от Деннетта Сирл относится к феноменальному сознанию серьезно, как к самому важному элементу, требующему объяснения (а не устранения). Сирл утверждает, что мы знаем на уровне фактов, что процессы, происходящие в мозге, вызывают состояния сознания; но мы до сих пор не знаем или не понимаем, как именно это происходит. Критикуя Сирла, можно указать, что на уровне фактов нам известно лишь одно – что феномены сознания существуют и теснокоррелируют с нейрональной активностью мозга. Но корреляции – это очень слабые отношения, которые ничего не говорят нам о природе тех вещей, которые между собой коррелируют. Возможно, с активностью мозга могут коррелировать даже переживания бестелесного духа. Кроме того, причинно-следственные связи между процессами, происходящими в мозге, и феноменами сознания очень трудно установить объективно, ведь сами по себе феномены сознания невозможно наблюдать, измерить или выявить объективно.

Еще один недостаток позиции Сирла – то, что его идея причинной обусловленности противоречит общепринятым взглядам, ведь он расценивает иерархические микро-макро- отношения между элементами более низкого и более высокого уровня системы как причинно-следственные связи. Согласно такому подходу, миллионы микроскопических молекул воды «создают» макроскопическую, видимую круглую форму капли воды. Но обычно причинная обусловленность – это отношения, в которых те или иные объекты взаимодействуют друг с другом в течение некоторого времени. Можно сказать, что капля

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

воды, упавшая на меня сверху, создала темное влажное пятно на моей рубашке, потому что этот процесс включал в себя последовательность взаимодействующих событий и объектов, где капля упала мне на рубашку и впиталась тканью. Но рассматривая отношения между формой капли и молекулами, проще было бы сказать, что молекулысоздают форму, а не являются ее причиной. Микро-макро-отношения являются образующими, а не причинными.

Биологический натурализм Сирла интересно формулирует проблему мозга-сознания, но не решает ее окончательно. Сирлу не удается представить никаких убедительных доказательств того, что деятельность мозга действительно создает сознание, а не просто коррелирует с ним. Ему также не удается объяснить, каким образом можно было бы эмпирически выяснить, как именно мозг создает сознание. А до тех пор, пока это нам неизвестно, проблема сознания остается нерешенной.

Натуралистический дуализм (Чалмерс)

Дэвид Чалмерс – австралийский философ, он начал исследовать сознание в начале 90-х годов, незадолго до того, как возникла новая волна интереса к этой теме. Он принимал активное участие в организации этой сферы знаний, инициировал создание профессиональной организации, посвященной исследованиям сознания (Association for the Scientifi c Study of Consciousness , ASSC) и организовывал некоторые из самых первых и самых крупных конференций, посвященные исключительно проблеме сознания, которые проводились в Тусоне, Аризона. Теория сознания Чалмерса описана в его книге

« Сознательный разум» (The conscious mind) (1996).

Чалмерс известен еще и тем, что именно он ввел термин «трудная проблема». Он утверждал, что наука, очевидно, может решить множество «легких» проблем сознания, например каковы нейрональные и когнитивные корреляты феноменов сознания. Но она, кажется, не способна решить трудную проблему: объяснить, как какая-либо физическая система может иметь или производить какие-либо субъективные, качественные состояния.

Чалмерс полагает, что трудную проблему не могут решить редуктивные или механистические объяснения. Субъективное переживание или квалиа невозможно объяснить на основании лежащих в их основе физических явлений или механизмов. Таким образом, их нужно считать фундаментальными элементами Вселенной, такими же, как масса, вращение, сила тяжести, скорость света или отношения между массой и энергией. Фундаментальные особенности можно объяснить только на этом уровне; похоже, они не имеют более фундаментальных оснований – они сами составляют фундаментальный, базовый уровень Вселенной. Все остальное нужно объяснять на основании фундаментальных данных и законов, но на этом редуктивное объяснение подходит к концу.

Теория сознания поэтому должна быть скорее теорией фундаментальной физики, чем теорией биологической науки. Теория сознания не может сказать нам, что такое сознание, как или почему оно существует. Но она должна объяснить, как сознание связано с другими явлениями мира, например с нашим мозгом. Следовательно, психофизические законы являются основным элементом теории сознания. Это фундаментальное законы природы, и они описывают, как феноменальное переживание коррелирует с физическими качествами или зависит от них.

Чалмерс предлагает несколько принципов, которые являются кандидатами на звание психофизических законов. Один из них – принцип структурной связи (principle of structural coherence ) между субъективным переживанием (феноменальностью) и когнитивными функциями (обработка информации и репрезентации, возникающие в сознании). Когнитивная обработка информации в сознании – это объективный физический аналог

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

феноменального сознания. Любая информация, которая переживается в феноменальном сознании, также когнитивно представлена в мозге.

Но само по себе феноменальное переживание не является частью материального мира, вот почему теория Чалмерса дуалистична. Кроме того, переживание не является логически необходимым элементом процесса обработки информации, но его можно отделить от этого процесса. Чтобы доказать, что феноменальное не является необходимым элементом физического, Чалмерс предлагает любопытный мысленный эксперимент. Он описывает мир, который физически совершенно идентичен нашему, но в этом мире нет никакого сознания, все его обитатели – нейробиологические зомби.

Тем не менее мозг обитателей этого мира физически, биологически и когнитивно идентичен нашему мозгу, только фундаментальные психофизические законы природы действуют в этом мире не так, как в нашем. Чалмерс утверждает, что его мысленный эксперимент с миром зомби является логически последовательным и вполне вообразимым, поэтому сознание нельзя считать частью физического мира. Можно представить себе все объективные физические, биологические, когнитивные и поведенческие элементы мира без каких-либо феноменальных компонентов.

К сожалению, когда феноменальное подобным образом отделено от физического, оно не имеет никакой силы в материальном мире. Таким образом, согласно теории Чалмерса, феноменальное сознание не может влиять на физические явления: эта теория близка к эпифеноменализму.

Также она включает в себя элементы панпсихизма и теории двойных аспектов (как минимум, она играет с ними). Чалмерс считает, что феноменальное присутствует, по крайней мере в очень простой форме, во всех событиях во Вселенной, содержащих информацию. Информация, таким образом, обязательно связана с сознанием; у нее есть два аспекта: физический и феноменальный. Он считает, что это и есть наиболее фундаментальный психофизический принцип. Феноменальные свойства – это неотъемлемый элемент информации.

В человеческом мозге информация организуется более сложным образом, чем, возможно, в любой другой системе. В результате обработки и функциональной организации этой информации возникает человеческое сознание. Похожую идею предлагает одна эмпирическая теория, которая называется теорией интеграции информации (information integration) (предложена Джулио Тонони; см. главу 11). Ее автор считает, что сознание включает сложную, но целостную информацию в мозге (хотя эта теория явно не поддерживает дуализм, эпифеноменализм или панпсихизм).

Кроме эпифеноменализма, есть еще одно неудобное последствие связи между феноменальным и информацией – то, что очень простые физические системы, такие как электроны, термостаты и карманные калькуляторы, также должны обладать своего рода простым сознанием. Как и все остальные теории, основанные на панпсихизме, теория Чалмерса находит сознание повсюду. Очень приятно, как когда-то заметил Фехнер, жить в мире, населенном бесчисленными центрами сознания. К сожалению, эту идею невозможно доказать эмпирически, она остается просто вымыслом бурного воображения, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не создаст датчик сознания, способный объективно обнаруживать любые невидимые центры сознания, которые, возможно, окружают нас со всех сторон.

Сам Чалмерс считает свою теорию сочетанием функционализма и дуализма, или натуралистическим дуализмом. Эта теория – один из вариантов дуализма, но она не постулирует существования бестелесной души или чего-то подобного; она лишь утверждает, что сознание – фундаментальное, но не материальное свойство Вселенной, связанное с физическим благодаря фундаментальным психофизическим законам. Таким образом, эта

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

теория – вариант дуализма, который намного легче включить в современные научные представления о мире, чем теорию интеракционизма (interactionist) Декарта. Однако проблема теории Чалмерса в том, что он считает, будто видимое феноменальное сознание не имеет причинной силы и поэтому не может никаким образом влиять на материальный мир.

Это означает, что мы, как субъекты, являемся простыми марионетками: мы беспомощны и остаемся лишь зрителями, верящими в иллюзию, что они способны что-то изменить в окружающем мире. Кроме того, субъективное переживание пронизывает всю Вселенную: его можно найти в каждой физической системе, содержащей информацию. А вокруг нас всегда есть физические системы, содержащие информацию, а значит, обладающие осознаваемым переживанием. В целом подобное мировоззрение очень сложно принять любому, кто выступает против более причудливых вариантов эпифеноменализма и панпсихизма.

Теории сознания высшего порядка (Higher order theories, HOT)

Теории более высокого порядка (ТВП) включают в себя ряд подходов, недавно представленных несколькими философами. Каждый из них продвигает собственную версию ТВП. Самые известные теоретики ТВП – философы Дэвид Розенталь и Питер Каррутерс (например, см. Carruthers, 2007). У всех теорий ТВП – общее ядро. Здесь мы поговорим об этом ядре, не вдаваясь в подробности разных его описаний.

Теории ТВП гласят, что осознанные ментальные состояния можно объяснить не обращением к их физическим или нейрональным коррелятам. Нужно обратить внимание на отношения между неосознаваемыми психическими репрезентациями. Таким образом, осознаваемые психические состояния возникают из репрезентативных психических состояний, которые не осознаются. Но что такое «репрезентативные психические состояния»? Традиционное определение психических состояний в философии подчеркивает преднамеренность как отличие психического: состояния, в которых естьнамеренное содержание о том, что находится за пределами личности , либоописание , либо

направленность , либо онирепрезентируют нечто, существующее во внешнем мире, – все это психические состояния. Также в когнитивной психологии есть традиционная идея в отношении разума (mind): он состоит из репрезентативных состояний. Но не все репрезентативные психические состояния являются осознаваемыми, – в нашем разуме есть репрезентации и информация о внешних стимулах, которые не осознаются. Такие состояния и называются неосознаваемыми психическими состояниями.

Сознание возникает во взаимодействии между состоянием более низкого порядка и состоянием более высокого порядка, к примеру, когда мы думаем (мысли более высокого порядка) о состоянии более низкого порядка. Например, чистое ощущение боли – это состояние более низкого порядка. Оно входит в сознание, только если мы о нем думаем, – то есть если у нас возникает мысль более высокого порядка («мне больно»). В противном случае ощущение боли остается неосознаваемым состоянием.

Мысли более высокого порядка, о которых говорят авторы этих теорий, похоже, тесно связаны с тем, что мы назвали «рефлексивным сознанием». Таким образом, основную идею ТВП можно сформулировать с помощью более знакомой нам терминологии: согласно теориям ТВП, содержание феноменального сознания является неосознаваемым до тех пор, пока оно не будет рассматриваться в качестве объекта нисходящих механизмов внимания и рефлексивного сознания, которые отбирают, называют, осмысляют его и интроспективно сообщают о нем. Содержание сознания в теориях ТВП, таким образом, идентично содержанию когнитивной формы сознания (рефлексивного сознания или доступа к сознанию): это содержание, которое осмысляется и может быть выражено вербально.

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

Основная проблема теорий ТВП состоит в том, что они отрицают наличие сознания у тех существ, которые не могут формулировать мысли более высокого порядка (то есть не обладают рефлексивным сознанием). Следовательно, младенцы и животные – это не имеющие сознания зомби, ведь у них нет механизмов, позволяющих перенести психическое состояние в сознание. Но что тогда происходит в разуме таких существ? Согласно некоторым версиям ТВП, младенцы и животные могут, не осознавая этого , испытывать боль, видеть цвета, ощущать запахи и т. д., но такие состояния не вызывают у них никакихчувств , в их сознании нет ничего феноменального, потому что они не обладают сознанием. Согласно другим версиям этих теорий, младенцы и животные не чувствуют боли, не видят цветов и не ощущают запахов, даже неосознанно. Боюсь, что ни одна из этих идей не кажется особенно убедительной.

В некоторых версиях ТВП считается, что состояние более высокого порядка больше похоже на перцептивное, чем на мысленное, состояние. Таким образом, состояния более высокого порядка как бы воспринимают состояния более низкого порядка (это восприятие более высокого порядка, или ВВП). Сознание – это внутреннее восприятие того, что происходит в нашем собственном разуме. (Кстати, Зигмунд Фрейд поддерживал подобную идею сознания как внутреннего перцептивного механизма). Кроме того, некоторые версии теорий ТВП утверждают: чтобы состояния более низкого порядка вошли в сознание, о них не нужнофактически думать илифактически их воспринимать – достаточно самойвозможности воспринимать их или думать о них (то есть достаточно того, чтобы они былив принципе доступны для состояний более высокого порядка, хотя этот доступ необязательно должен иметь место прямо сейчас).

Если сформулировать эту идею в нашей терминологии, сознание состоит из того содержания основного феноменального сознания, которое потенциально доступно для рефлексивного сознания. Это оставляет некоторое пространство для осознаваемого переживания также и вне текущего объема внимания, на периферии сознания. Однако, в конечном счете, осознаваемое состояние при этом возникает из рефлексивного сознания: из мыслей и понятий, которые (потенциально) применимы к содержанию феноменального сознания. Существа, не обладающие такой способностью, лишены сознания.

Кроме того, содержание феноменального сознания, о котором невозможно помыслить и рассказать (например, образы сновидений, не оставляющие ясных воспоминаний, автоматические реакции, которые исчезают до того, как мы успеем обратить на них внимание), вообще не считаются осознаваемым состоянием. Но это не кажется убедительным. Способны мы вспомнить и рассказать о том, что нам снилось или нет, мы не можем определять через обратную причинную обусловленность во времени, включало ли сновидение феноменальное переживание в момент, когда оно происходило!

Теории ТВП приобрели большую популярность среди философов. Возникла целая «индустрия», создающая разные версии ТВП (кажется, почти у каждого философа, изучающего сознание, есть своя любимая версия ТВП). Но эти теории не оказывают особого влияния на эмпирические исследования сознания. Основные положения этих теорий, возможно, слишком тесно связаны с философскими понятиями и терминами, а их связь с нейрональными и когнитивными механизмами, интересующими ученых-эмпириков, остается неясной. Также сложно определить, можно ли вообще проверить эти теории эмпирически.

По духу эти теории близки к эмпирическим теориям сознания как доступа (accessconsciousness) (мы обсудим их в главе 11), приравнивающим содержание сознания к содержанию внимания, рабочей памяти и к тому, что можно выразить словами. В обоих случаях чистое феноменальное сознание отрицается, а рефлексивное сознание считается базовой формой сознания. Как мы увидим, когда будем говорить об эмпирических теориях,

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

основная проблема состоит в том, чтобы определить, какая нейрональная активность и какое информационное содержание сопутствуют субъективному переживанию, а какие – нет, и являются ли они предпосылкой для когнитивного доступа, рефлексии и рабочей памяти или возникают уже после того, как активировались эти когнитивные функции более высокого порядка.

Экстерналистский репрезентационализм (Тай, Дретцке)

Основная гипотеза репрезентационалистских теорий состоит в том, что все сознательные состояния – это репрезентативные состояния, то есть состояния, несущие информацию о внешних объектах или событиях. Содержание сознания всегда отражает то, что лежит «вне» его. Это легче всего понять на примере восприятия: наше осознаваемое зрительное переживание – это репрезентация видимых объектов и событий в окружающем мире. Очевидно, перцептивное переживание несет в себе информацию и намеренное содержание о том, что происходит вокруг нас.

Традиционно в философии разума способность намеренно создавать содержание своего сознания считалось единственной особенностью наших ментальных состояний. Кроме того, в осознаваемых ментальных состояниях есть феноменальное содержание, создающее субъективное «чувство» этих состояний. Простые процессы восприятия, например боль, считались просто феноменальными, без какого-либо репрезентативного содержания. Но репрезентационалистские теории пытаются доказать, что все виды осознаваемых состояний на самом деле – репрезентационные состояния и их феноменальное содержание можно свести к их репрезентационному содержанию или объяснить этим содержанием (см. теории, представленные Dretske, 1995; и Туе, 1995).

Это весьма разумный ход. Ведь попытки объяснить феноменологию осознаваемых состояний кажутся безнадежными, а объяснить преднамеренные или репрезентационные свойства гораздо проще. Следовательно, если феноменология не является чем-то «сверх» репрезентации, то ее также можно объяснить. Попытки свести феноменальное к репрезентационному делает и редуктивный материализм, который редуцирует феноменальное к нейропсихологическому. Но как в таком случае репрезентационное взаимодействует с феноменальным? Эта теория утверждает, что осознанные состояния в мозге – это репрезентации, точно так же как слова, напечатанные в книге.

Слова «голубое небо», напечатанные на бумаге, – это репрезентация, хотя они не похожи на то, что они описывают. Краска, которой напечатано слово «голубое», – не голубая, а буквы, напечатанные этой краской, только обозначают голубой цвет. Содержание репрезентации «голубое небо» – это физические объекты или процессы, находящиеся во внешнем материальном мире. Таким образом, реальная, настоящая голубизна возникает благодаря рассеиванию солнечного света в атмосфере: это физический процесс. У нас есть осознаваемое переживание того, что такое «голубое небо», но при этом в нашем мозге нет ничего голубого, точно так же как нет ничего голубого в слове «голубое», напечатанном на этой странице; есть только нейрональная активность в мозге, создающая репрезентацию голубого цвета, существующего в окружающем мире.

Репрезентационалисты должны быть в состоянии подробнее рассказать нам, какой тип репрезентаций связан с ощущением боли, восприятием цвета, запаха или зуда. Ни в коем случае не очевидно, что качественное переживание состоит из репрезентаций, и еще менее очевидно, что оно состоит только из репрезентаций.

Репрезентационалисты утверждают, что если мы обратим внимание на процессы восприятия, то обнаружим только репрезентативные особенности, и ничего больше. Если у нас болит спина, в своем осознанном переживании мы обнаружим только то, что связано с событием, происходящим с нашей спиной. Мы не обнаружим никаких свойств

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

в своей психике, отдельных от того, что происходит здесь и сейчас; переживание этого не обладает никакими чисто феноменальными свойствами. Таким образом, все его свойства репрезентационны. Но форма такой чисто сенсорной репрезентации отличается от формы наших обычных когнитивных репрезентаций (например, слов).

Репрезентация боли неконцептуальна – у нас нет точных слов или понятий, чтобы описать ее характер. Она также не описывается логически: репрезентационное содержание можно выразить не в похожих на предложения символических репрезентациях, а скорее

в похожих на карту графических или пространственных репрезентациях. Репрезентация боли, например, должна быть закодирована в топографической карте тела. «Средствами передвижения» таких репрезентаций в мозге может быть совокупность нейрональной активности в нейронной сети, которая является репрезентацией тела.

Репрезентации состоят, во-первых, из их носителей– нервной системы в мозге, которая передает и выражает информацию (подобно типографской краске на странице). Во-вторых, они состоят изсодержания : боль в спине или внешнее событие, которое они описывают и которое было внешним источником сигналов, активировавших ту или иную репрезентацию. Таким образом, носитель репрезентации находитсявнутри головы, носодержание репрезентации находитсявне головы.

Теперь, если феноменальное содержание соответствует исключительно содержанию репрезентации, из этого следует, что и феноменальное содержание – субъективные качественные «чувства», феноменальный характер переживания – находится вне мозга. Все цвета, которые мы видим, – это реальные физические свойства отражающих свет физических объектов. Если мы видим зрительные стимулы, расположенные вдали, – скажем, гигантскую красную звезду Беттельгейзе в созвездии Ориона или галактику Андромеды в ясном звездном ночном небе, – содержание нашего сознания весьма отдаляется от нашего собственного физического положения в пространстве. Когда астроном видит созвездия в звездном небе, содержание его зрительного сознания, как и все его квалиа, «рассеяно» по всей галактике Млечного пути, на расстоянии многих световых лет от Земли!

Но как же нашему мозгу удается «проецировать» репрезентации вовне, только взглянув в правильном направлении, – как они совершают свой путь обратно, в пространстве и во времени, к звездам, быстрее скорости света? Мы видим звезды, которые находятся за сотни или тысячи световых лет. Это значит, что мы видим отдаленное прошлое этих звезд. Недавно красный гигант Беттельгейзе продемонстрировал признаки превращения в сверхновую звезду – то есть он может взорваться и исчезнуть. К сожалению, мы не можем получить данные о текущем состоянии этой звезды; мы видим лишь то, что было около 600 лет назад, потому что эта звезда находится на расстоянии 600 световых лет от Земли. Вполне вероятно, Беттельгейзе уже нет – возможно, она взорвалась 300 лет назад, – но мы до сих пор видим в ночном небе ярко-красную звезду. Как могут быть квалиа, которые я сейчас вижу здесь, на Земле, когда смотрю на эту звезду, присущи далекой звезде, которой, возможно, уже нет?

Когда же мы рассматриваем события, не имеющие прямой причинно-следственной связи с каким-либо внешними стимулами, возникает другая проблема. Во время сновидений наши чувства и переживания могут радикальным образом отличаться от переживаний в состоянии бодрствования. И даже если сновидение похоже на состояние бодрствования, где находится его содержание? Сторонники экстерналистского репрезентационализма не могут сказать, что феноменальное содержание находится в мозге, ведь они отрицают, что феноменальные переживания могут находиться «внутри» нас. Они даже считают поиск нейрональных механизмов содержания сознания напрасной тратой времени, потому что если их философская теория правильна, это содержание просто нельзя найти в мозге,

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

как и механизмы, которые могут, так или иначе, быть похожими на содержание сознания, находящееся у нас в голове.

Носители репрезентаций, которые находятся в мозге, не имеют ничего общего с содержанием, находящимся вне мозга. И когда я вижу желтый банан, мое зрительное переживание может быть репрезентировано ансамблем нейронов, активированных в зрительной зоне коры моего мозга, но их нейрональная активность ничем не напоминает зрительное переживание, которое я переживаю (желтый цвет, продолговатая форма). Этот переживание зависит только от внешнего физического объекта – банана. Особенности нейрональной активности как таковой, если они изолированы от ее причинных связей с физическими объектами, никак не могут объяснить, почему активируется носитель репрезентации бананов, а не, скажем, яблок или ягод черники.

Только внешние отношения (причинные и намеренные) с реальными бананами вызывают активацию определенных нейронов, носителями репрезентации бананов. Чтобы быть носителем репрезентации бананов, группа нейронов в мозге должна быть выборочно активирована информацией, поступающей от реальных физических объектов (бананов). И наоборот, репрезентацией бананов является лишь та нейрональная активность, которая возникает в том, и только в том случае, если бананы, которые мы видим, отправляют сигналы к органам чувств.

Таким образом, репрезентационалистский подход относится к феноменальному сознанию серьезно и не пытается его устранить. Но считая феноменальное идентичным содержанию репрезентаций, в итоге он изгоняет содержание феноменального сознания из человеческого разума во внешний материальный мир. Это значит, что квалиа – это не зависящие от разума физические свойства материальных объектов во внешнем мире. Наш мозг осознает эти квалиа, создавая их репрезентации посредством паттернов активации нейронов. Поэтому, изучая мозг, невозможно узнать ничего нового о качественных свойствах осознаваемого переживания.

К сожалению (для репрезентационалистов), практические нейробиологи, похоже, не принимают теорию репрезентационализма или не понимают ее смысла и продолжают попытки раскрыть тайну феноменального сознания, исследуя мозг с помощью экспериментов НКС, – совершенно тщетные попытки с точки зрения репрезентационалиста.

Кроме того, идея, что цвета и другие феноменальные свойства – это физические свойства, находящиеся вне мозга, напрямую противоречит постулатам физики о внешнем мире. В конце концов, если мы что-то и знаем о физических объектах и электромагнитном излучении, то это лишь то, что у них нетникаких качественных цветов, которые видит наш глаз. И если мы вообще что-то знаем о причинно-следственном порядке восприятия, это лишь то, что сначала сигналы от внешних физических стимулов поступают к органам чувств, а затем активируются те или иные участки мозга.

Только на последней стадии, в мозге, возникают те или иные качественные переживания цвета, – как же тогда их можно «вынести» назад из мозга и снова вернуть физическим объектам, которые первоначально отправили физические сигналы нашим органам чувтвв? Когда я вижу звездное небо, свет от звезд попадает на сетчатку моих глаз и активирует зрительную зону коры моего мозга; как красный цвет звезды Беттельгейзе мгновенно переносится из моего маленького мозга к гигантской звезде, находящейся на расстоянии многих световых лет от него? Как феноменальное содержание может там находиться , чтобы я мог увидеть его сквозь галактический вакуум времени и пространства? Репрезентационализм не решает ни одной из загадок сознания.

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

Нейрофеноменология (Варела, Лутц, Томпсон, Нoе)

Нейрофеноменологический подход к сознанию основан, что совершенно не удивительно, на философской школе, которая называется феноменологической. Ее основатели – Франц Брентано (1838–1917) и его студент Эдмунд Гуссерль (1859– 1938), современники Вундта, еще одного представителя классического интроспекционизма. Однако философская феноменология отклонила интроспекцию как метод исследования разума. Психология Брентано была эмпирической, в минимальном смысле, поскольку была основана на субъективном переживании. Но она была очень далека от экспериментального подхода Вундта. Брентано и Гуссерль полагали, что опыт нужно исследовать просто с философской точки зрения, из первых рук, и прежде всего посредством логического анализа структуры опыта. Гуссерль, фактически, вообще отрицал подход естественных наук, считая его философски наивным. Следовательно, феноменология дистанцировалась от научной психологии и позиционировала себя как независимый философский подход.

В 90-х годах Франсиско Варела (1946–2011), нейробиолог, проявлявший большой интерес к феноменологии, ввел термин «нейрофеноменология». Варела не был сторонником философской ортодоксальности Гуссерля (есть целая армия философов, которые этим занимаются). Он хотел использовать феноменологию как источник вдохновения для нейробиологических исследований сознания. По его мнению, этой философской школе удалось совершить важные открытия в сфере характера и структуры опыта. В какой-то момент Варела признал, что, возможно, само понятие «нейрофеноменология» заставило бы Гуссерля перевернуться в гробу (Варела, 1999, p. 273)!

Гуссерль считал возможность создавать намерение уникальным качеством разума.

В таком философском контексте понятие «намеренное» относится к направленности психических состояний на что-то, лежащее за его пределами. Следующая идея феноменологии состоит в том, что всем психическим состояниям, включая сознание, присуща особая структура: психические состояния содержат ментальный акт, который направлен на тот или иной объект. Эта структура сознания имеет два полюса:акт и объект . При наличии любого сознательного переживания акт (осознание) должен выйти за пределы самого себя к каким-то (так называемым намеренным) объектам. Эта знаменитая феноменологическая идея фундаментальной структуры сознания также лежит в основе нейрофеноменологии.

Прежде чем создать нейрофеноменологию, Варела предложил идею «воплощенного познания» (embodied cognition). Она стала довольно популярной и заключается в том, что разум возникает не на абстрактном ментальном уровне (уровне вычислений или чистого познания), но обязательно воплощен в биологическом, движущемся, действующем теле. Воплощенность – фундаментальное свойство также и нашего сознания, ведь мы субъективно переживаем очень глубокую связь с самими собой – мы переживаем собственную воплощенность и активность в мире, а не являемся изолированным картезианским разумом, состоящим из чистой мысли. Тесные отношения опыта и телесной самости лежат в самой основе сознания.

В нейрофеноменологии самая фундаментальная форма сознания называется (вслед за феноменологической традицией) «предрефлексивным самосознанием»; переживания, которые я испытываю, – мои , есть «Я», которое переживает опыт; поэтому опыт обязательно относится к человеку, ко мне, – этот опыт относится к «Я»; и это «Я», к которому он относится, и есть воплощенная самость. Предрефлексивное самосознание, таким образом,

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

этой примитивной формы самосознания не может быть никакого сознания (Gallagher & Zahavi, 2008; Lutz & Thompson, 2003).

Здесь нейрофеноменология заимствует идеи другого известного представителя феноменологии, Мориса Мерло-Понти (1908–1961), который подчеркивал воплощенную природу намерения. Мыслящий субъект – это физический живой организм, находящийся

в окружающей среде, обладающий предрефлексивной воплощенной намеренностью. Утверждение о наличии воплощенности на каждом уровне сознания приводит к намеренному взгляду на сознание, согласно которому сознание находится не в мозге, но

в физическом взаимодействии между организмом и миром. Эту идею также разделяет сенсомоторная теория О"Ригана и Ное, о которой мы уже говорили. Обе теории, в конечном счете, ведут к отрицанию важности исследований сознания в нейронауке и к поиску НКС

в мозге (нейрональный механизм, который создает необходимые и достаточные основания для осознаваемого переживания):

Процессы, необходимые для того, чтобы сознание могло заполнить свободное место между мозгом, миром и телом, вместо того, чтобы ограничить его нейрональными событиями в голове...

В огромной степени сознание зависит от способа, которым динамика мозга встроена в соматический и экологический контекст жизни животного, и поэтому не может быть такого явления, как минимальные внутренние нейрональные корреляты, свойства которых достаточны для того, чтобы создавать осознаваемое переживание (Thompson & Varela, 2001, p. 422, 425).

Теория «воплощенного сознания» также не дает четких ответов на вопрос о том, где именно находится сознание. Она предлагает лишь туманную идею о каких-то сложных, встроенных друг в друга системах мозга, тела и окружающей среды. В лучшем случае эта система неточна, а в худшем – очень запутанна. Нейрофеноменологи (вслед за традиционными феноменологами) руководствуются странной идеей о том, что невозможно выяснить, где расположены друг относительно друга мозг, тело и окружающая среда: внутри или вовне (Thompson & Varela, 2001). Остается загадкой, как эта намеренно созданная путаница в пространственном расположении – и не только сознания, но и мозга, тела и окружающей среды – может стать основанием для объяснительной теории сознания.

Возможно, объяснительная теория сознания не является целью нейрофеноменологии: по крайней мере, традиционная феноменология вообще отвергает структуру науки, считая ее наивной, и пытается выйти за ее рамки. Возможно, нейрофеноменология также стремится выйти за рамки эмпирической науки о сознании и поэтому не утруждает себя тем, чтобы критиковать наивных нейробиологов, которые напрасно пытаются найти и объяснить сознание в рамках философски неадекватной структуры естественных наук.

Как бы там ни было, теория воплощенного сознания, кажется, путает внутренние пространственные отношения и расположение внутри феноменального сознания с пространственными отношениями и расположением внешних физических аналогов феноменального содержания. Ное и Томпсон (2004) утверждают, что зрительное переживание представляет нам то, как расположены объектыотносительно нас самих и относительно наших возможных передвижений в окружающем мире. Это утверждение ясно показывает, что сторонники этой теории полагают (очевидно, вслед за МерлоПонти), что некое физическое самосознание пронизывает сознание на каждом уровне. Следовательно, считают они, нейрональная система в мозге не может содержать в себе подобного репрезентативного содержания – это может делать лишь тот, кто воспринимает объекты, и делает это намеренно. Отсюда делается вывод о том, что сознание просто не может находиться в мозге.

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

Теоретики воплощенного сознания, вероятно, не смогли оценить тот факт, что физическая самость, относительно которой другое содержание сознания представлено в субъективном переживании, это не физический организм как таковой, но только феноменальный образ тела в сознании. Подход воплощенного сознания безосновательно отождествляет физический, биологический организм с феноменальным образом тела. Последний возникает в мозге, тогда как первый (по большей части) существует вне мозга. Воплощенность, которую мы непосредственно ощущаем в своем переживании, – это воплощенность, основанная на феноменальном образе тела.

Мы не можем непосредственно ощущать физический организм, формирующий наше собственное биологическое тело, точно так же как не можем непосредственно воспринимать отдаленные физические объекты. Наш мозг создает осознаваемый образ на основании доступной информации о стимуле, а затем мы относимся к этому образу так, будто это сам отдаленный физический объект. Отношения между нашим переживанием феноменальной воплощенности и нашим физическим организмом, состоящим из плоти и крови, могут быть только косвенными, как со всей яркостью иллюстрируют случаи физических иллюзий и галлюцинаций (фантомные конечности, соматопарафрения, сновидения). Как мы уже говорили, когда обсуждали сенсомоторную теорию, эмпирические данные, полученные в ходе исследования сновидений, показывают, что какая-то система, строго ограниченная мозгом,действительно представляет нам события, где перцептивные объекты связаны с нами точно так же, как в осознаваемом зрительном восприятии!

Если отложить в сторону проблемы, связанные с переживаниями в сновидениях, нейрофеноменология одобряет субъективные самоотчеты в эмпирических исследованиях сознания. Испытуемые, обученные методу самоотчета, должны участвовать в исследованиях науки о сознании, как это делали люди, обученные интроспекции в лабораториях Вундта и Титченера. Такое обучение очень важно – в этом Варела согласен со сторонниками интроспекции:

Дать хороший отчет о том, что мы переживаем, – дело непростое. Если попросить дать такой отчет нормальных испытуемых (привести их в лабораторию и спросить, какие эмоции они испытывают), они вряд ли смогут ответить. Человеку не дано быть экспертом собственного переживания; сам факт наличия переживания не дает достаточной квалификации для того, чтобы сделать хороший отчет о нем, точно так же как прогулка в саду не делает вас садовником или ботаником. Для этого нужно специальное обучение (Varela, 2006, p. 225).

Но методы «самоотчета», которые имеет в виду Варела, отличаются от классической интроспекции: «Нужно ввести новую методологию “самоотчетов”, которая была бы лучше нынешней, это могло бы привести к социологической революции в науке» (Varela, 2006, p. 225).

Новая методология «самоотчетов» не должна быть продолжением классической интроспекции или основываться на теориях современной психологической науки. Скорее, она должна исходить из восточных и буддийских традиций созерцания, считает Варела. В этих традициях люди тысячи лет учились наблюдать за собственным сознанием, и делали это с таким мастерством, которое превосходит все, чего достигла психологическая наука на Западе.

Поэтому нейрофеноменологическая программа исследований предполагает маловероятный союз (или, возможно, кратковременный альянс) множества разных подходов, которые, кажется, возникли на разных планетах: прежде всего, это концептуальная философия Гуссерля, появившаяся в начале XX века и порой граничащая

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

с неясным и антинаучным; теория воплощенного и намеренного разума Мерло-Понти; современная нейронаука и томография мозга; древняя буддийская практика созерцания, медитации и отрешенного наблюдения за собственными состояниями сознания. Из этого чрезвычайно эклектичного – и в некотором отношении сбивающего с толку «коктейля» – возник данный философский подход к разуму, познанию и сознанию.

Несмотря на свою теоретическую неясность, нейрофеноменологический подход способствовал развитию эмпирической науки о сознании. Он предложил новые и важные направления исследований в науке о сознании и привлек внимание к таким темам, как физическое сознание и активность, а также стал исследовать измененные состояния сознания, которых способны достичь только опытные мастера медитации и буддийские монахи.

Рефлексивный монизм (Велманс)

Разум (или мозг) продуцирует качественные особенности нашего переживания. Однако мы воспринимаем эти качества так, как будто они находятся не в разуме или в мозге, а во внешнем мире: боль и щекотка – у нас в теле, цвет – это свойство удаленных от нас внешних объектов. Как все эти качества там оказываются? Должна существовать некая проекция , которая переносит качества от их первоисточника (разума/мозга) туда, где мы их воспринимаем (на внешние объекты). То есть результаты сенсорной обработки в мозге каким-то образом проецируются обратно – из мозга во внешний мир.

Макс Велманс, профессор психологии из Лондона, предложил теорию сознания, основанную на этой идее. Он задался целью выяснить местоположение сознания: «Чтобы понять, каков тот или иной объект, полезно в самом начале знать,где он находится, чтобы можно было указать на него... Но куда мы указываем, когда указываем на сознание?» (Velmans, 1996, p. 183). Велманс утверждает: чтобы выяснить, где находится сознание, нужно обратиться к его фактической феноменологии. Например, если вы загнали занозу в палец, вам станет больно: «Мы чувствуем боль в пальце. Если мы хотим указать на боль, нам нужно указать на то место, где находится заноза» (p. 184). Велманс считает, что переживание находится там, где мы его переживаем, и нет никакого другого или вторичного переживания боли в мозге или где-то еще. Велманс согласен, что информация о боли в пальце закодирована в ментальной модели, реализуемой состоянием мозга, но эта ментальная модель не идентична опыту.

Он считает, что проблема заключается в следующем. Если нейрональные механизмы боли и ее корреляты находятся в мозге, каким образом ощущение боли оказывается в пальце? Велманс утверждает, что здесь происходит психологический процесс «перцептивной проекции», который и приводит к возникновению осознаваемого переживания. Переживание «проецируется» в том смысле, что, с точки зрения испытуемого, он находится в феноменальном пространстве вне мозга, а не в области нейрональных причин его возникновения или его коррелятов. Однако эту проекцию не следует рассматривать как механизм, который действительно что-то куда-то «передает».

Остается неясным, что означает основное понятие его теории, «перцептивная проекция». Оно указывает не на физический, а на психологический процесс, объясняет Велманс, и при этом добавляет, что «психологические процессы могут, отчасти,быть и физическими процессами» (Velmans, 1996, p. 194). Нечеткие границы между физическим и психологическим в этой теории возникают вследствие той идеи, что, фактически, физическая позиция, «третья» позиция по отношению к миру, и психологическая, «первая», позиция тесно взаимосвязаны и их нельзя отделить друг от друга. Велманс считает, что «первая» и «третья» позиции дополняют друг друга:

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

Я бы сказал, что, грубо говоря, эта ситуация напоминает то, что происходит в квантовой механике. Здесь, если мы пытаемся дать полное описание, например, электрона, способ описания электрона будет зависеть от позиции наблюдателя: с одной стороны наблюдения электрон похож на волну, а с другой – на частицу. Я думаю, что здесь есть прямая аналогия с тем, что происходит с осознаваемым переживанием и его нейрональными коррелятами в мозге (Velmans, 2006, p. 240).

Название теории Велманса, рефлексивный монизм, происходит из той идеи, что, возможно, весь материальный мир ведет своего рода «двойную жизнь»: субъективная и объективная точки зрения сливаются воедино. В человеческом сознании субъективная точка зрения эволюционировала до такого высокого уровня, что сознание из первой позиции может переживать и обдумывать всю объективную физическую вселенную, в то же время будучи единым с (крошечной частью) физической вселенной. Таким образом, в человеческом сознании физическая вселенная размышляет о самой себе посредством своей двойственной природы. Внутри нас вселенная рефлексивно осознает саму себя!

Местонахождение сознания, однако, также представляет для этой теории серьезную проблему. Велманс отрицает, что есть какая-либо разумная необходимость , в силу которой сфера феноменального переживания находилась бывнутри мозга. Он считает, что лишь основные причины и прямые корреляты осознанной феноменальности находятся в мозге, а субъективных эффектов –самого сознания – в нем нет. Он говорит, что «вполне можно прийти к выводу... что хотя «кодирование мира» с помощью нейрональных механизмов происходит в мозге, феноменальный мир находится вне мозга» (Velmans, 2003, p. 429).

Но ведь можно вызвать ощущения, непосредственно стимулируя мозг! Разве это не доказывает, что ощущения имеют место именно в мозге? Велманс (2009, p. 162), отрицает, что исследования в сфере стимуляции мозга могут это подтвердить: «Наука не нашла доказательств того, что тактильные ощущения возникают в мозге. Прямая стимуляция соматосенсорной коры с помощью микроэлектродов вызывает тактильные ощущения,

которые субъективно находятся в других участках тела.Именно такую картину описывает рефлексивная модель».

Велманс (2009) отклоняет идею о том, что феноменальный мир расположен в мозге, ведь это привело бы нас к выводу о том, что реальный мир (в том числе и реальный физический череп, внутри которого находится мозг) должен находиться где-то за рамками мира, который мы переживаем. Для него это слишком. Все же, как мы увидим ниже, теории виртуальной реальности сознания готовы принять радикальные последствия, следующие из гипотезы о том, что сознание находится внутри мозга.

Велманс не отвечает на вопрос о том, где в мире – таком, как его описывает физика, – находится сфера феноменального переживания, если она находитсяне в мозге. Рефлексивный монизм не приходит ни к каким окончательным выводам. Следующая теория предлагает больше определенности в этом вопросе: она считает, чтовсе наши переживания находятся в мозге, в самом буквальном смысле.

Теория виртуальной реальности (Метцингер, Легар)

Обычно философским теориям сознания очень трудно разрешить парадокс местоположения сознания: нам кажется , что наше переживание происходит вреальном мире , в материальном мире, который находится вне нашего тела. Зрительные качества объектов, которые мы видим, расположены вовне, нездесь , атам , на поверхности внешних объектов. Нам кажется, что наше тело находится в центре этого мира и непосредственно

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

взаимодействует с физическими объектами мира. Одно можно сказать наверняка: нам уж точно не кажется , что наши переживания происходятвнутри нашего мозга!

Многие из описанных выше теорий воспринимают кажущуюся экстернализацию сознания буквально: каким-то образом сознание, или его качественное содержание, действительно находитсятам , где намкажется , а нездесь , в нашем мозге. Эта позиция соответствует наивно-реалистичной концепции мира. Но, возможно, наука о сознании скоро покажет, что эта наивная концепция основана на старой и притягательной иллюзии, как и идея, что солнце «встает», «движется» по небу, над неподвижной землей, на которой мы стоим, а потом «садится». Все это кажется очевидным, но в случае с солнцем мы точно знаем, что восприятие нас обманывает.

Некоторые теории пытаются развеять еще более серьезную иллюзию, касающуюся расположения нашего собственного сознания. Она называется иллюзией «за рамками мозга », или иллюзией «бытия в мире » (Revonsuo, 1995, 2006). Нам кажется, что мы находимся не внутри своего мозга, а в знакомом материальном мире реальных объектов, который нас окружает, хотя на самом деле это просто уловка нашего мозга.

Мы постоянно находимся под действием иллюзии «бытия в мире », но ужасная правда состоит в том, что мывообще не имеем непосредственного контакта с внешним материальным миром. Мы контактируем только с внутренним феноменальным миром: в мозге есть отдельная виртуальная реальность!

В предисловии к своей книге « Мир у нас в голове» (The world in your head) Стив Легар (2003), исследователь сознания, развивающий в своей теории подход гештальт-психологии, описывает, как он сам внезапно лишился этой иллюзии. Он попытался выяснить, как воспринятый зрительный объект может быть и первоисточником физической стимуляции в материальном мире, и в то же время образом, феноменальным объектом восприятия, который, кажется, находится на своем месте в окружающем мире:

Я знал, что без коры своего мозга не могу вообще ничего увидеть, и поэтому, в некотором смысле, этот образ окружающего мира, так или иначе, создан в коре моего мозга, но, находясь в коре моего мозга, он в то же время находится во внешнем мире. Казалось, что окружающий мир имеет двойственную природу: это и реальный мир, и перцептивный мир, и два этих мира накладываются друг на друга. Возник любопытный парадокс: меня захватила идея восприятия, которой я, казалось, не мог понять, ведь как мир восприятия может «выйти» из моей головы и появиться в окружающем мире? И в один прекрасный день новая догадка поразила меня как удар молнии, в форме яркого образа в моем воображении.

Внезапно перед своим внутренним взором я увидел, что мир, который я вижу вокруг, в том числе и образ меня самого, сидящего на стуле, – это образ, возникший у меня в голове, и поэтому он не может находиться вне моей головы. Другими словами, за рамками стен, пола и потолка комнаты, которую я видел вокруг, есть еще и внутренняя поверхность моего истинного физического черепа, а вовне этого черепа находится внешний мир; мир, который я вижу и переживаю, – просто миниатюрная точная копия виртуальной реальности. Я увидел, что мозг способен создавать яркие трехмерные образы пространства внешнего мира, например того, что я сейчас вижу вокруг. На следующий день после своего великого открытия интроспекции я пошел в школу и попытался рассказать о нем товарищам, но обнаружил, что никто не может понять, о чем, черт возьми, я говорю.

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

Идея о существовании бесконечного внешнего мира, сказали они, это какойто абсурд (Легар, 2003).

Это открытие было совершенно потрясающим для Легара (и абсурдным для его товарищей), но идея мира у нас голове стара как мир и в философии, и в психологии. В той или иной форме ее высказывали Иммануил Кант, Бертран Рассел и гештальт-психологи. В философии эту теорию сознания можно классифицировать какинтерналистскую теорию сознания, основанную натеории косвенного воприятия: когда мы воспринимаем мир, на самом деле мы вступаем в контакт не с внешними физическими объектами самими по себе, а только с их феноменальными репрезентациями или образами, созданными в виртуальной реальности мозга: в сознании.

Немецкий философ Томас Метцингер предложил еще одну философскую теорию сознания, основанную на идее о том, что в мозге существует отдельная виртуальная реальность: «Я считаю, что феноменальное переживание “от первого лица” и возникновение осознающего “селф” являются сложными формами виртуальной реальности» (Metzinger, 2009, p. 106).

Теория само-моделирования субъективности (self-model subjectivity) Метцингера состоит примерно в следующем: осознающий мозг как бы «сверлит» феноменальный туннель в физической реальности. Феноменальное переживание в этом феноменальном туннеле, возникающем в мозге, – это чрезвычайно избирательное и узкое отражение фактической физической реальности, лежащей вне нас. Наши органы чувств воспринимают только крошечную долю физической информации, которая нас постоянно бомбардирует, и наш мозг может репрезентировать феноменально лишь какую-то ее часть. Однако феноменальное переживание создает в туннеле единую модель мира. Кроме того, в центр модели он помещает внутренний образ нас самих, феноменальную модель нашей личности:

Когда модель нашей личности оказывается внутри модели мира, возникает центр. Этот центр – то, что мы переживаем как самих себя, как свое Эго. Так возникает то, что философы называют «первой позицией»...

Всю свою жизнь мы живем в туннеле «Эго» (Metzinger, 2009, p. 7).

Обычно у нас нет ни малейшего представления о том, что мы постоянно находимся в туннеле «эго» нашего мозга, потому что нам кажется, что мы живем в мире, а не в мозге, и уж точно не в каком-то «туннеле». Однако наше беззаботное невежество по поводу истинного положения вещей – тоже часть сценария. Метцингер пишет (2009, p. 10): «Очевидное переживание того, что мы не находимся в туннеле, ощущение тесной и прямой связи с внешней реальностью является одной из самых замечательных особенностей человеческого сознания».

Почему мы не осознаем, что живем в туннеле «Эго»? Отчасти вследствие самой природы феноменальных репрезентаций: они прозрачны. Прозрачность репрезентации означает, что она в точности похожа на вещь, которую репрезентирует (или, по крайней мере, похожа на то, какой мысчитаем эту вещь). Таким образом, мы путаем феноменальные репрезентации (виртуальные объекты в мозге) с реальными физическими объектами, находящимися вне мозга. На самом деле мы не видим реальных физических объектов такими, какие они есть: в противном случае они казались бы нам просто бесцветными облаками элементарных физических частиц и полей, отражающих электромагнитную энергию, которую воспринимают наши органы чувств.

Мы видим только феноменальные образы объектов – но эти образы прозрачны для нас, мы смотрим прямо сквозь них, словно через окно, и верим, что видим сами объекты, а не образы, созданные нашим собственным мозгом. Но все еще хуже: наша собственная личность – тоже лишь один из феноменальных образов, созданных мозгом и помещенных

А. Ревонсуо. «Психология сознания»

в центр модели мира. Конечно, мы воспринимаем этот феноменальный образ, вмещающий

в себя наши физические ощущения, зрительный образ нашего тела и наши мысли, как свою реальную личность, как неизменный и целостный субъект. Как же мы, ошибаемся, несчастные!

Мозг похож на тренажер для пилотов, на «модель» самолета. У нас возникает иллюзия, что мы – пилоты, управляющие этим самолетом. У нас возникает сложный внутренний образ себя, внутри нашего собственного внутреннего тренажера. Этот образ прозрачен, и поэтому система не считает его образом... «Пилот» находится в виртуальной реальности, но никак не может обнаружить этот факт. Пилот – это наше Эго. Тренажер для пилотов создает туннель «Эго», но при этом оказывается полностью им поглощен

(Metzinger, 2009, p. 108).

Другая часть объяснения (того, почему мы не понимаем, что находимся в туннеле «Эго» мозга) имеет эволюционные основания. Чтобы обладающее сознанием животное могло выжить в мире, его мозгу нужна только система навигации на «тренажере мира», которая будет сообщать ему о том, где и когда возникают опасности или возможности, а затем станет соответственно управлять его поведением, побуждая приближаться или отдаляться. Так что нам совершенно не нужно знать, что, встретив медведя в лесу, на самом деле мы видим только феноменальный образ медведя, возникший в феноменальной навигационной системе мозга, в сочетании с нашей моделью себя, с эмоциональным переживанием страха и непреодолимым желанием как можно быстрее убраться из этого места.

Нет, мы видим медведя как совершенно реальное, опасное живое существо, нам становится страшно, и страх тут же побуждает нас к избегающему поведению. Мозг не собирается сообщать нам, что на самом деле мы реагируем на феноменальную модель медведя, – такая информация была бы напрасной тратой времени и ресурсов. Ему проще держать нас в неведении обо всей этой нейрональной (и феноменальной) механике, незаметно работающей за сценой нашего якобы непосредственного восприятия.

Подход виртуальной реальности с легкостью объясняет галлюцинации, сновидения и другие измененные состояния сознания, не связанные с внешней реальностью. Фактически такие диссоциации между реальным миром и феноменальным миром являются решающим эмпирическим доказательством: они показывают, что действительно существует внутренний феноменальный мир, не зависящий от стимулов внешнего мира, ведь иногда наши переживания никак не связаны с внешними стимулами (Revonsuo, 2006).

Однако эта теория довольно сложна для понимания: ее постулаты настолько противоречат нашему наивному восприятию самих себя и мира, что многие считают ее совершенно невероятной. Нужно ли нам поверить, что мы не настоящие люди, а только нейробиологические модели или феноменальные «аватары», пойманные в ловушку собственного мозга, навсегда заточенные в вымышленной стране виртуальной реальности? Если это так, то все объекты и люди, все, что мы видим и слышим, к чему прикасаемся, – просто феноменальные образы, «аватары» внутри нашего мозга, даже если где-то за этими образами есть какой-то реальный, но неизвестный нам физический объект, воздействующий на наши органы чувств.

Всякий раз, когда мы спим и видим сны, мы оказываемся одинокими и изолированными в мире собственного мозга, даже если во сне нам кажется, что мы живем в реальном в мире и взаимодействуем с другими людьми. «Аватары» в сновидениях точно такие же, как и перцептивные «аватары», которые мы видим в состоянии бодрствования; единственная разница – за «аватарами» в сновидениях не стоят никакие внешние

Ведущие российские специалисты в области нейронаук на первой в истории совместной конференции с Далай-ламой XIV и буддийскими монахами-учеными, проходящей на этой неделе в Дели, заявили о необходимости новой теории природы сознания и его связи с деятельностью мозга.

“Российская наука фокусируется на сознании уже 150 лет. И материалистическое понимание сознания в ней отличается от классического материализма западной науки. <…> Основной вопрос - это взаимоотношение сознания и мозга. Думаю, нам сейчас нужны не эксперименты, а новая, смелая фундаментальная теория. <…> Это наше послание буддийской науке: нам нужна такая теория, и мы не можем создать ее, исходя только из субъективного опыта. Эта новая теория может повлиять на методы, открыть новые техники, обратить внимание на медитацию” , - сказал член-корреспондент РАН и РАМН нейробиолог Константин Анохин.

Его поддержала заслуженный деятель российской науки, доктор биологических наук, доктор филологических наук нейролингвист Татьяна Черниговская, а также другие отечественные участники конференции, психологи, философы.

“Число эмпирических данных, которые мы имеем, растет каждую минуту. Мы вошли зашли в некоторый тупик, потому что не знаем, что с этим количеством делать. Мы можем эти данные по полочкам разложить и, разумеется, есть способы обработки, но дальше никуда не идем. Из того, что я буду рассматривать каждую вашу клетку, не выйдет никакого впечатления о том, что вы за личность. От того, что я буду в мозгах копаться и каждый нейрон оттуда вытаскивать, я не получу картины того, как это работает. Ну, еще 30 миллиардов нейронов исследовали - дальше что? На какой вопрос отвечаем?- Ни на какой. Нужен гений, который сказал бы: неправильно формулируете вопросы, задайте другой вопрос. Явно наступил момент, когда остро нужна новая теория”, - пояснила РИА Новости Черниговская.

Причем ключевую роль, считает она, сейчас играет философия. “И в буддийской философии очень проработаны эти вопросы. Поэтому нейроученым нужно это изучать”, - сказала профессор.

Далай-лама XIV и российские ученые на конференции в Дели (Справа налево: Далай-лама, Константин Анохин, Татьяна Черниговская).

Цель - благо всего человечества

Двухдневная встреча духовного лидера тибетского буддизма с российскими исследователями в столице Индии, посвященная теме “Природа сознания”, должна положить начало многолетней международной конференции “Фундаментальное знание: диалог российских и буддийских ученых”. Цель организаторов - наладить взаимодействие в изучении физики и космологии, эволюции и биологии, природы познания, аксиологии и этики для более глубокого познания реальности, “на благо всего человечества”.

“На протяжении 30 лет я провожу серьезные исследования совместно с западными учеными в области космологии, физики, особенно квантовой, философии, психологии. Первая цель - расширить наши знания с помощью научных исследований, чтобы мы могли включить в область научных исследований эмоции, сознание, ум. В XX-XXI веках все больше ученых начинают чувствовать, что есть нечто, оказывающее воздействие на человеческий мозг, и природа этого явления остается загадочной. Проводимые сегодня исследования нейропластичности показывают, что медитация может оказывать положительное воздействие на мозг. Более того, уже многие западные ученые говорят, что постоянный стресс и гнев пагубно сказываются на здоровье, а спокойный ум - наоборот”, - поделился Далай-лама.

Вторую цель взаимодействия с учеными он видит в том, чтобы повысить уровень знаний, осознанности, сострадания у населения планеты в целом - и тем самым остановить войны, сократить разрыв между богатыми и бедными и сделать мир счастливее.

Далай-лама: “Сознание не равно мозг”

“С буддийской точки зрения есть несколько уровней сознания, от грубого до наитончайшего. И сознание не полностью связано с мозгом. Разные уровни сознания проявляются, например, когда во сне мы не обладаем чувствами, но сознаем, или когда человек падает в обморок. Даже когда человек умер, мы (буддисты - ред.) знаем, что сознание сохраняется”, - сказал Далай-лама.

Согласно буддийским представлениям о перерождениях, сознание связано с жизнью, а наитончайший уровень сознания “переходит из жизни в жизнь” и “не имеет генетической основы”, добавил Далай-лама.

Он привел примеры, описанные недавно и одним западным профессором, когда дети помнят свои предыдущие жизни вплоть до деталей, принадлежавших им предметов, которые затем обнаруживаются в указанных ими по памяти о прошлой жизни местах. “Откуда эта информация приходит в мозг? И где она находится, когда человек умирает?” - предложил исследовать Далай-лама.

На вопрос российских ученых, может ли обладать сознанием искусственный интеллект, он ответил, что “это крайне сложно”. “Все в мире обусловлено причинно-следственными связями, и сознание, даже очень тонкого уровня может быть только продолжением сознания же. А искусственный интеллект - всего лишь частицы”, - считает буддийский духовный лидер.

Специалист в области аналитической философии сознания, профессор Давид Дубровский (Институт философии РАН) отметил, что мысль не имеет физических измерений, таких как масса, длина, и главный вопрос: как объяснить связь между мыслью и работой мозга? “Это называется: сложная проблема сознания. В западной науке доминировали редукционистские концепции, сводившие мыслительные процессы к физическим или к бихевиоризму. В России же преобладали концепции, сохранявшие специфику субъективной реальности, нефизического процесса”, - резюмировал Дубровский.

Энергия Большого взрыва

В ходе дискуссии затронули также теорию Большого взрыва. “По нашей теории, сознания не было, пока не было жизни на земле, и в начале у живых существ не было памяти - сознание появилось в результате эволюции. <…> Истоки сознания - в эмоциях. Даже простейшие организмы обладают эмоциями, испытывают удовлетворение или страдание, в зависимости от достижения или недостижения чего-то”, - сказал профессор-нейробиолог Анохин.

Психофизиолог профессор Юрий Александров (Институт психологии РАН) согласился с тем, что “можно найти эмоции даже у водорослей”.

“Но для Большого взрыва необходимо большое количество энергии - откуда она появилась?” - поинтересовался Далай-лама. “Не из ума или сознания”, - ответил профессор Анохин. “Откуда вы знаете? Энергия не материальна. Мы должны объяснить, почему огромное количество энергии имеет материальную основу, - тогда это материя предыдущего мира… Здесь есть противоречие”, - парировал буддийский лидер.

По его словам, на очень тонком уровне частицы, сформировавшие камни, - те же, что сформировали сознание. “Почему же одна частица становится камнем, а другая - сознанием?” - озадачил ученых Далай-лама.

Кот Шредингера, наблюдатель и язык

Профессор-нейролингвист Татьяна Черниговская выступила с докладом “Чеширская улыбка кота Шредингера: язык и сознание”. Суть известного эксперимента с “котом Шредингера” (одного из создателей квантовой механики) состоит в том, что помещенный в коробку кот - одновременно и мертвый и живой. Узнать, мертв он или жив, можно только когда мы открываем коробку - то есть когда есть наблюдатель. “А Чеширский кот, как известно, появился перед Алисой из ниоткуда и улыбнулся ей”, - сказала Черниговская.

Нильс Бор, напомнила она, утверждал, что наблюдатель - часть научной парадигмы, и данные эксперимента зависят от того, кто его проводит. Эйнштейн писал, что интуиция - священный дар, а рациональный ум - верный слуга. И еще ряд выдающихся ученых прошлых лет так или иначе говорили о том, что внешний мир строится изнутри. “Будут ли существовать музыка, математика, если не будет слушающего и думающего? Мой ответ: нет. Музыка Моцарта без человека будет просто колебанием воздуха”, - добавила Черниговская.

© Фото: предоставлено фондом “Сохраним Тибет”/ Константин Мамышев
Лама Тэло Тулку Ринпоче: если встречу инопланетян, обрадуюсь
Особого внимания нейроученых, по ее мнению, сегодня заслуживают музыка и язык, особенно поэтическое слово. Профессор процитировала высказывание Бродского о том, что поэзия - это антропологический лингвистический эволюционный маяк, ускоритель сознания. “Сегодня новая наука - биолингвистика - пытается найти универсальные черты эволюции биологических систем и языка”, - отметила Черниговская.

Далай-лама увидел в изложенном много общего с содержанием буддийских текстов о “взаимозависимой природе всех явлений”. “Верно, все вещи являются обозначением”, - добавил он.

Активное участие в конференции принимают также известные буддийские геше (ученые) и молодые монахи, которые недавно прошли обучение естественным наукам в университете Эмори (США) и будут затем преподавать в тибетских монастырях. Оживленная дискуссия с российскими учеными проходит в теплой и доброжелательной атмосфере. И россияне предложили буддийским коллегам сформулировать идеи для дальнейших научных изысканий и сотрудничества в будущем.

Предисловие переводчика

Российскому читателю впервые предоставляется возможность ознакомиться с творчеством британского философа Стивена Приста - его книгой «Теории сознания». По жанру эту книгу можно охарактеризовать как историческое и теоретическое введение в философию сознания (philosophy of mind). Прист, работающий в настоящее время на отделении философии Эдинбургского университета, принадлежит новой генерации философов-аналитиков, для которых характерна широта взглядов, хорошее знание «континентальной» (то есть западноевропейской) философской традиции, умение приходить к нестандартным решениям, способность синтезировать идеи различных подходов. В полной мере освоив англо-саксонское философское наследие (о чем, в частности, свидетельствует его книга «Британские эмпиристы: от Гоббса до Айера», опубликованная в 1990 году), Прист проявляет особый интерес к французской философской традиции, являясь автором книги о послевоенной философии во Франции и монографии о М. Мерло-Понти (1998). Как человека с разносторонними интеллектуальными интересами его также характеризует профессиональное увлечение археологией (раскопки на территории Англии, Франции, а в последнее время - на полуострове Юкатан в Мексике).

В своей книге Прист предпринял попытку рассмотреть и систематизировать основные точки зрения на проблему сознания, высказанные в истории мировой философии. Правда, несмотря на большой фактический материал, приводимый в книге, она не может быть отнесена к собственно историко-философскому жанру. Дело в том, что автор в типично британской манере делает акцент на аргументативной стороне вопроса, на логике рассуждений о сознании, на значении употребляемых при этом терминов 2 .

Как и многие другие аналитики, Прист намеренно отвлекается от конкретного исторического контекста, оставляя его исследование на долю особой нефилософской дисциплины (так называемой истории идей). Аргументы философов прошлого при этом «на равных» сопоставляются и сталкиваются с аргументами новейших специалистов по сознанию. Если использовать структуралистскую терминологию, то можно сказать, что у Приста «синхроническая» методология преобладает над «диахронической». Поэтому в главах его книги, посвящённых конкретным точкам зрения, зачастую оказываются учения философов разных исторических эпох и традиций (например, в качестве сторонников «двухаспектной теории» рассматриваются Б. Спиноза, Б. Рассел и П. Стросон).

В результате проведённого исследования автор приходит к выводу о семи главных, то есть несводимых друг к другу, подходах к сознанию в целом и психофизической (психофизиологической) проблеме, в частности проблеме «ментальное-физическое» (mental-physical), а также проблеме сознания и тела (mind-body) и сознания и мозга (mind-brain), к которым, по его мнению, могут быть сведены все иные точки зрения. Эти подходы, точнее, логика аргументации в пользу определённой точки зрения, и представлена в соответствующих главах книги. Перечислим названия главных подходов и имена рассматриваемых Пристом философов.

1. Во первых, - это дуализм (в главе о дуализме анализируются аргументы Платона, Р. Декарта, а также современных «интеракционистов» К. Поппера и Д. Экклза).
2. Во-вторых, - это позиция, называемая «логическим бихевиоризмом» (К. Гемпель, Г. Райл, поздний Л. Витгенштейн).
3. В-третьих, - это, что Прист относит к явному «идеализму» 3 (взгляды Д. Беркли и Г. Гегеля).
4. В-четвёртых, - это «материализм» (представлен первым «научным материалистом» Ю. Т. Плейсом, Д. Дэвидсоном и малоизвестным у нас английским аналитиком Т. Хондрихом).
5. В-пятых, - это функционализм, в своей основе предполагающий «компьютерную метафору» (ранний X. Патнэм, Д. Льюис).
6. В-шестых, - это двухаспектная теория (Б. Спиноза, Б. Рассел и П. Стросон). И, наконец, рассмотрены феноменологические теории сознания (Ф. Брентано и Э. Гуссерль).

Как видим, охвачен достаточно широкий спектр мнений философов о сознании. К сожалению, в книге, опубликованной в 1991 году, ещё не получили освещение две ведущие в последние годы теории интенциональности сознания, представленные в конкурирующих программах американцев Д. Деннета и Д. Сёрля 4 .

Книга Приста написана ясно и доступно, при этом она рассчитана не только на широкого читателя, но и на специалистов в области философии сознания, истории философии, когнитивной науки, психологии, искусственного интеллекта. Она отображает тот огромный интерес к сознанию, к человеческой субъективности как таковой, которым отмечено развитие англо-американской аналитической философии в 90-е годы XX столетия. Эта новая черта пока мало исследована в нашей литературе.

В публикуемой заключительной главе книги автор не стал обобщать рассмотренный ранее материал, делить теории на правильные и неправильные, раздавать оценки тем или иным решениям - многое из этого в ненавязчивой манере уже было сделано в ходе конкретного анализа соответствующих теорий. Он предлагает свое - весьма радикальное и во многом спорное - решение вопроса о специфике сознания и проблемы сознания и тела. В последней главе акцент на концептуальной стороне рассуждений о сознании, пожалуй, достигает своего апогея. И хотя примеры, приводимые Пристом, являются заведомо простыми, а зачастую даже тривиальными, от читателя требуются немалое внимание и терпение для того, чтобы следить за ходом его мысли, не упуская ни одного важного момента ни одной новой дефиниции.

Есть и некоторые сугубо лингвистические трудности восприятия пристовской теории сознания. Речь идёт прежде всего о семантике английских слов «mind» и «consciousness», не имеющих прямого аналога в русском языке. Прист, как и многие другие англоязычные авторы, достаточно свободно обращается с этими словами, полагаясь, видимо, на свою врождённую интуицию («компетенцию», как сказал бы Н. Хомски) носителя языка. Переводчик на русский язык старался прежде всего учитывать конкретный контекст употребления данных слов. В целом, слово «mind» ближе к обозначению всей психической (ментальной) сферы, в том числе и бессознательной. Прист в публикуемом тексте связывает его со способностью мышления в широком смысле слова. Под «consciousness» он подразумевает, главным образом, осознание человеческой личностью самой себя, осведомлённость (awareness) о своих внутренних психических процессах, то, что конституирует неповторимую человеческую субъективность. Что же касается довольно широко употребляемого в нашей научной литературе термина «ментальное», то иногда, когда речь в книге идёт о позициях великих «метафизиков» прошлого, его приходилось переводить как «духовное», а проблему «mind-body» - как проблему «душа-тело» (иногда даже как «ум-тело»).

Есть основания надеяться, что содержащая большой фактический материал и написанная в острой дискуссионной манере книга Стивена Приста привлечёт внимание отечественного читателя к новым, нетрадиционным методам рассуждений о сознании, а кое для кого вообще откроет ранее неведомую сферу философского интереса.

Предисловие автора

Являетесь ли вы сложным физическим объектом? Если нет, то, может быть, вы являетесь сознанием? А если так, то что такое сознание? Каково именно отношение между сознанием и телом? И являетесь ли вы сознанием, обладающим телом, или же телом, обладающим сознанием? Сейчас вы выглядываете из своего тела. Означает ли это, что вы и есть ваше тело, или это означает, что вы находитесь внутри своего тела, или же ни то, ни другое? Могли ли бы мы быть нематериальными душами, продолжающими существовать после смерти тела, или это исключено современной наукой? А не являетесь ли вы своим мозгом? И как, только если это вообще происходит, серое вещество может быть связано, если вообще связано, с нашими сокровенными мыслями и эмоциями?

Одна из наших особенностей заключается в том, что мы не знаем, кто мы есть. Одна из наиболее фундаментальных проблем, с которой мы сталкиваемся, пытаясь узнать, кто мы есть, это проблема сознания и тела: проблема, как правильно установить отношение между ментальным и физическим, или между сознанием и телом. Философия - это попытка решить философские проблемы, и данная книга рассказывает о том, что говорили определённые выдающиеся философы западной интеллектуальной традиции, пытаясь решить проблему сознания и тела.

Данная книга разделена на восемь глав, каждая из которых имеет дело с разным решением проблемы сознания и тела. Одни философы полагают, что вы и я суть лишь сложные физические объекты. Другие же полагают, что мы являемся бессмертными душами. Одни считают, что нам присущи и ментальные, и физические характеристики. Другие, опять же, полагают, что мы, в сущности, не являемся ни ментальными, ни физическими.

Одни философы вдохновляются религией, другие - естествознанием, и, наконец, третьи - полнейшей загадочностью нас самих и вселенной.

Книга такого рода, естественно, избирательна. Я оставил в стороне вопросы философии сознания, философии психологии, когнитивной науки и искусственного интеллекта, которые прямо не связаны с проблемой сознания и тела. Вместо этого я концентрирую внимание на попытках философов решить метафизический вопрос о том, являются ли человеческие существа, подобные вам или мне, лишь физическими объектами высокой сложности или же чем-то большим. Если бы позволяло место, я бы рассмотрел взгляды значительно большего числа философов. Тем не менее здесь отображены все главные решения проблемы сознания и тела, предлагавшиеся в западной философской традиции, и в последней главе я предлагаю и новое решение.

Слово «теории» в заглавии книги употребляется в широком смысле как обозначающее любой ответ на вопросы относительно природы сознания и его отношения к телу, который подкрепляется аргументами. И хотя я иногда критикую теории по мере их объяснения, всё же я оставляю решающие суждения о них до заключительной главы. Я буду весьма удовлетворён, если читатель - хотя бы отчасти - сочтёт убедительными те теории, которые несовместимы с его или её позицией. Доля ценности философии заключается в открытии того, что картины мира, радикально отличающиеся от нашей собственной, в высшей степени правдоподобны.

Я благодарен своим коллегам по отделению философии Эдинбургского университета за то, что они предоставили мне такое стимулирующее интеллект рабочее место, и, в частности, я благодарю Вилли Чарльтона, Винсента Хоупа, Питера Люьиса, Джефри Мэделла и Стига Расмуссена за полезные беседы. Варианты последней главы были представлены философским аудиториям в Эдинбургском университете и в колледже Форт Льюис в Колорадо. Я благодарен им за их отклики. Я обсуждал проблему сознания и тела со многими людьми в Шотландии и Соединённых Штатах, но в особенности я хотел бы поблагодарить Грейема Бёрда, Уильяма Коу, Дугалла Оуэна, Рейеса Гарсию, Байрона Дейра, Джоанну Суонсон и Джона Томаса. Но не следует считать, что каждый из них согласен в положениями этой книги.

Я благодарен Джонатану Райли и Роджеру Уэллсу из «Пингвин Букс Лимитед» за помощь в опубликовании данной книги. То, что она существует как физический объект, а не только как ментальный, это отчасти и заслуга Пегги Прист и Линн Эванс.

Стивен Прист. Отделение философии. Башня Дэвида Юма. Эдинбургский университет, октябрь 1990 года.

Предисловие автора к русскому изданию

Я написал данную книгу, поскольку наше собственное существование научно не объяснимо. Необходимо рассмотреть философские теории того, чем мы являемся, ибо физика, химия, биология и сциентистская социальная наука не отдают должного жизненной человеческой реальности нашего собственного бытия.

Важно осознать, что это не просто случайный факт, касающийся отношения между естественной наукой и нашим собственным существованием. Дело отнюдь не обстоит таким образом, будто ваше существование может быть объяснимо, просто если вы будете больше заниматься одной только наукой . Это будет означать внедрение «ненаучной» веры в прогресс науки. Несмотря на огромный успех науки в сфере объяснения природы за последние четыре или пять столетий благодаря парадигмам Галилея, Ньютона, Дарвина и Эйнштейна, наука далеко не всегда объясняет движущуюся материю . Наука достигает успеха в объяснении чего-либо в той мере, в какой это является физическим объектом или, в сущности, связано с физическими объектами. Поэтому-то нам необходимо знать, являемся ли мы физическими объектами. Я полагаю, что, хотя весьма очевидно наличие у нас тел, было бы упрощённым и неадекватным идентифицировать себя со своими телами.

Естественные науки, с одной стороны, и описания того, что существенно для человеческой реальности, - с другой антитетичны. Конфликт между наукой и нашим собственным существованием есть конфликт между понятиями, существенно важными для некоторых центральных проблем философии.

Наука обращается со своим предметом как с физическим, но мы ведь обладаем не только физическими свойствами.

Например, в данный момент вы осознаете эти слова. Другие мысли находятся на периферии вашей психики. Вы находитесь в определённом настроении или испытываете определённые эмоции. Мы уклонимся от сути дела если будем нелогическим и ненаучным путём настаивать на том, что ментальное есть физическое. Prima facie 1 невозможно не считать, что ментальное не есть физическое (Сколько весит эмоция? Является ли сожаление твёрдым, подобно куску железа?). Науке нечего сказать о психологической глубине . Наука в целом детерминистична, но мы, по крайней мере это выглядит так, обладаем свободой выбора. Наша свобода выбора, конечно, не предполагает значительную власть . Есть много вещей, которые любому из нас не по силам сделать (нам не хватает денег, физической силы, ситуация не та, и так далее). Сказать, что у нас есть свобода выбора, значит сказать, что наш выбор не является неизбежным. Если мы выбираем, то могли бы выбирать иначе.

Хотя, в соответствии с одними интерпретациями квантовая механика индетерминистична, а в соответствии с небольшим числом других она представляет собой теорию хаоса, наука в целом детерминистична. С научной точки зрения причины с необходимостью обусловливают свои действия. Но это prima facie несовместимо со свободной человеческой волей.

Наука объективна, но наше собственное существование субъективно. Если вы занимаетесь наукой, то это требует вынесения за скобки - или воздержания от - вашей собственной субъективной точки зрения, так чтобы могли делаться открытия или фиксироваться данные, не искажённые личными эмоциями или политическими предрассудками. Это восхитительно и отчасти служит объяснением успеха науки в получении предсказательного контроля над физическими объектами. Тем не менее для того, чтобы понять самих себя, необходимо рассмотреть как раз эту субъективную, или Вашу собственную, точку зрения . Чтобы понять самих себя, нам следует понять всё, что не учитывает наука. А это требует понимания субъективности. Учёный должен объяснить учёного.

В науке нет места для темпоральных категорий прошлого, настоящего и будущего . Физика имеет дело с порядком «до», «одновременно с» и «после» . Чтобы понять, что «до», «одновременно с» и «после» не означают прошлое, настоящее и будущее, обратим внимание, что «прошлое» означает «до сейчас», «будущее» означает «после сейчас», а «сейчас» означает «когда я есть» или «когда я говорю (или думаю) это». Это субъективные, или самоцентрированные, понятия. «До», «одновременно с» и «после» являются объективными отношениями, которое могли бы иметь место, если бы не было сознательных существ. Прошлое - всегда чье-то прошлое. Будущее - чье-то будущее. Настоящее - чье-то настоящее. Науке нечего сказать о человеческом времени .

Наука открывает скрытые и глубинные структуры физического мира. В человеческой же реальности важнее всего сама поверхность . Что я имею в виду под поверхностью? Поверхность не поверхностна. Поверхность существенна. Поверхность составляют цвета, а также ощущения боли и переживаемые муки голода. Поверхность - это политическое недовольство, равно как и эмоции и сексуальные желания. Наука может лишь описывать цвета как световые волны различной длины. Наука может описывать боли лишь как неврологические события (как возбуждение С-волокон).

Физика, химия и биология способны описать политическую демонстрацию лишь как живую материю в движении. Всё, чем мы непосредственно озабочены в нашей жизни, избегает строгих характеристик науки. Жизненная реальность вне пределов науки. Иначе об этом можно сказать так: наука количественна , а адекватное описание человеческой реальности качественно . Наука достигает предсказательного и манипулятивного контроля над физическим миром с помощью математических моделей. Человеческий опыт же есть калейдоскоп изменяющихся качеств, которые не могут быть квантифицированы. Наука имеет общий характер, но мы-то единичны. Наука стремится включать не вызывающие исключений обобщения относительно вселенной. Она пытается установить естественные законы. Мир человеческих действий не поддаётся естественным законам. Он не схватывается в их терминах.

Наука обращается со своим предметом как с несводимо другим . Она относится ко всему с позиции грамматического третьего лица. Но для нашей собственной реальности, однако, существенно, чтобы было возможно объяснение нашего существования с позиции первого лица единственного числа. Есть ведь такая вещь, как «быть самим собой», быть Вами , уважаемый читатель. Под этим я имею в виду, что, с Вашей точки зрения, вещи и другие люди находятся вон там . Они существуют на некотором расстоянии от Вас как существа, которых Вы можете перцептуально различать в мире вокруг Вас. Но Ваше собственное существование не таково. Вы являетесь определённым существом. Есть принципиальное различие между я и «всем остальным», которого мы не понимаем. Наука в лучшем случае понимает личность как другое, но не как я.

Есть два фундаментально различных пути подхода к личности: наблюдать кого-либо или быть самим собой . Наука не понимает последнего, того, что значит «быть самим собой», «быть Вами».

Стивен Прист. Эдинбург, июль 1999 года.

Нейробиолог о том, как мы пришли к тому, чтобы познавать самих себя.

С тех пор как Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение видов» в 1859 году, эволюция была великой объединяющей теорией биологии. Тем не менее, одна из самых важных биологических особенностей, сознание, редко изучается в контексте эволюции. Теории сознания приходят из религии, философии, когнитивной науки, но никогда из эволюционной биологии. Может быть, именно поэтому такому маленькому количеству теорий удалось ответить на основные вопросы: в чем заключается адаптивное значение сознания? Когда оно эволюционировало и у каких животных оно есть?

Теория сознания о схемах внимания, разработанная в течение последних пяти лет, возможно будет способна ответить на эти вопросы. Теория предполагает, что сознание возникает как решение одной из наиболее фундаментальных проблем, стоящих перед любой нервной системой: для полной обработки постоянно поступает слишком много информации. Мозг развивал все более и более сложные механизмы для глубокой обработки нескольких избранных сигналов за счет других, и в теории сознания о схемах внимания оно является конечным результатом этой эволюционной последовательности. Если теория верна, что еще предстоит определить, то сознание постепенно эволюционировало в течение последних полутора миллиардов лет и присутствует у ряда видов позвоночных животных.

Нейроны действуют как кандидаты на выборах, каждый кричит и старается подавить своих товарищей.

Еще до эволюции центрального мозга, нервная система пользовалась простым вычислительным трюком: соревнование. Нейроны действуют как кандидаты на выборах, каждый кричит и старается подавить своих товарищей. В любой момент лишь несколько нейронов выигрывают это интенсивное соревнование, их сигналы возвышаются над шумом и воздействуют на поведение животного. Этот процесс называется избирательным усилением сигнала, и без него нервная система не может сделать почти ничего.

Мы можем лишь предполагать, когда избирательное усиление сигнала впервые эволюционировало путем сравнения различных видов животных — общий метод в эволюционной биологии. Гидра — небольшой родственник медузы, возможно, имеет самую простую из известных нервную систему — нервную сеть. Если вы где-нибудь ткнете гидру, это даст обобщенную реакцию. Она не демонстрирует никаких доказательств селективной обработки некоторых тычков и стратегического игнорирования других. Раскол между предками гидры и другими животными в соответствии с генетическим анализом, мог быть даже раньше, чем 700 миллионов лет назад. Избирательное усиление сигнала, вероятно, эволюционировало после этого.

Глаз членистоногих, с другой стороны, имеет один из наиболее изученных примеров избирательного усиления сигнала. Он обостряет сигналы, связанные с визуальными краями, и подавляет другие визуальные сигналы, генерируя контурный эскиз мира.Поэтому избирательное усиление вероятно эволюционировало в период между гидрами и членистоногими — между примерно 700 и 600 миллионами лет назад, близко к зарождению сложной, многоклеточной жизни. Избирательное усиление сигнала настолько примитивно, что даже не нуждается в центральном мозге. Глаз, сеть сенсорных датчиков на теле и слуховая система — каждая могут иметь свои собственные локальные версии внимания, сосредотачивающегося на нескольких избранных сигналах.

Следующим прогрессом эволюции был централизованный контроллер внимания, который мог бы координировать все органы чувств. У многих животных этим центральным контроллером является область мозга, называемая тектум («Тектум» в переводе с латыни — «крыша», и он часто покрывает верхнюю часть головного мозга). Он координирует нечто, называемое открытым вниманием — направление спутниковых тарелок глаз, ушей и носа в сторону чего-то важного.

У всех позвоночных (рыб, рептилий, птиц и млекопитающих) есть тектум. Даже у миног он есть, а они появились так рано в процессе эволюции, что не имеют даже нижней челюсти. Но, насколько известно, тектум отсутствует у всех беспозвоночных. Тот факт, что у позвоночных он есть, а у беспозвоночных его нет позволяет нам упоминать о его эволюции. Согласно ископаемым и генетическим доказательствам позвоночные животные эволюционировали около 520 миллионов лет назад. Тектум и центральный контроль внимания, вероятно, эволюционировали примерно в этот период во время так называемого Кембрийского взрыва, когда позвоночные были крошечными извивающимися существами, конкурирующими с обширным диапазоном беспозвоночных в море.

Даже если вы повернулись к объекту спиной, кора головного мозга по-прежнему может сосредотачивать на нем свои ресурсы обработки.

Тектум является прекрасным произведением инженерного искусства. Для того, чтобы эффективно контролировать голову и глаза, он создает нечто, называемое внутренней моделью — деталь, хорошо известная инженерам. Внутренняя модель представляет собой симуляцию, которая отслеживает все, что находится под контролем и позволяет прогнозировать и планировать. Внутренняя модель тектума представляет собой набор информации, закодированной в сложной структуре активности нейронов. Эта информация моделирует текущее положение глаз, головы и других основных частей тела, делает прогнозы относительно того, как эти части тела будут двигаться дальше и о последствия их движения. Например, если вы перемещаете ваши глаза вправо, визуальный мир предсказуемым образом должен сместиться поперек ваших сетчаток налево. Тектум сравнивает прогнозированные визуальные сигналы с фактическими визуальными данными, чтобы убедиться, что ваши движения осуществляются, как планировались. Эти вычисления чрезвычайно сложны, и тем не менее стоят тех затрат дополнительной энергии на благо управления движением. У рыб и земноводных тектум — это вершина изощренности и самая большая часть мозга. Лягушка сама по себе имеет довольно хорошую симуляцию.

С эволюцией рептилий около 350 и 300 миллионов лет назад начала появляться новая структура мозга — бледный шар. Птицы унаследовали форму шара от своих пресмыкающихся предков. Млекопитающие сделали также, но наша версия, сильно увеличившаяся в объеме, обычно называется корой головного мозга. Это, безусловно, самая большая конструкция в человеческом мозге. Иногда вы слышите как люди называют мозг рептилий неразумным, но это неправильно. Кора головного мозга имеет свое начало в бледном шаре и, вероятно, рептилии гораздо умнее, чем мы думаем.

Кора головного мозга — модернизированный тектум. У нас по-прежнему есть тектум, находящийся под корой головного мозга и выполняющий те же функции, что у рыб и амфибий. Если вы услышали внезапный звук или увидели движение уголком глаза, ваш тектум направляет ваш взгляд туда быстро и точно. Кора головного мозга также принимает сенсорные сигналы и координирует движение, но она имеет более гибкий репертуар. В зависимости от контекста, вы можете посмотреть в сторону, отвести взгляд, издать звук, станцевать или просто сохранить сенсорное событие в памяти, на случай если информация может быть полезной в будущем.

Самым важным различием между корой головного мозга и тектумом может быть то, такой вид внимания они контролируют. Тектум отвечает за открытое внимание, заостряя сенсорный аппарат на чем-то важном. Кора головного мозга имеет дело с тем, что называется скрытым вниманием. Вам не нужно непосредственно смотреть на что-то, чтобы тайно следить за этим. Даже если вы повернулись к объекту спиной, кора головного мозга по-прежнему может сосредотачивать на нем свои ресурсы обработки. Ученые иногда сравнивают скрытое внимание с прожектором (аналогия впервые была предложена генетиком Фрэнсисом Криком). Кора вашего головного мозга может переключить скрытое внимание от текста перед вами на ближайшего человека, на звуки в вашем дворе, на мысли или воспоминания. Скрытое внимание — это виртуальное движение глубокой обработки от одного элемента к другому.

Коре головного мозга необходимо контролировать виртуальное движение, и, следовательно, как и любой эффективный контроллер, она нуждается во внутренней модели. В отличие от тектума, который моделирует конкретные объекты такие, как глаза и голова, кора головного мозга должна моделировать нечто гораздо более абстрактное. Согласно теории сознания как схемы внимания она делает это путем построения схемы — постоянно обновляемого набора информации, который описывает то, что скрытое внимание делает момент за моментом, и каковы его последствия.

«Внутри меня есть что-то неосязаемое. Это не глазное яблоко или голова или рука. Оно существует без субстанции…»

Рассмотрим маловероятный мысленный эксперимент. Если бы вы могли каким-то образом подключить внешний механизм речи к крокодилу, и механизм речи получил бы доступ к информации, содержащейся в этой схеме внимания в бледном шаре крокодила, этот технологично-задействованный крокодил мог бы сообщить: «Внутри меня есть что-то неосязаемое. Это не глазное яблоко или голова или рука. Оно существует без субстанции. Это мое психическое обладание вещами. Оно движется вокруг от одного набора элементов к другому. Когда этот таинственный процесс во мне ухватывается за что-то, это позволяет мне понимать, запоминать и отвечать.»

Конечно крокодил был бы не прав. Скрытое внимание не неосязаемо. Оно имеет физическую основу, но физическая основа лежит в микроскопических деталях нейронов, синапсов и сигналов. Мозгу совсем не нужно знать эти детали. Тем не менее схема внимания стратегически расплывчата. Она изображает скрытое внимание физически несвязным образом как нематериальную сущность. И это, согласно теории, является источником сознания. Мы говорим, что у нас есть сознание, потому что глубоко в мозгу что-то довольно примитивное вычисляет это полумагическое самоописание. Увы крокодилы не могут по-настоящему разговаривать. Но в этой теории, они вероятно имели бы как минимум простую форму схемы внимания.

Когда я думаю об эволюции, я вспоминаю известную цитату Теодора Рузвельта: «Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть.» Эволюция является мастером такого рода оппортунизма. Плавники становятся лапами. Жаберные дуги становятся челюстями. И собственная модель становится моделями других. В теории сознания как схемы внимания схема внимания впервые появилась в качестве модели собственного скрытого внимания. Но как только основной механизм был на месте, в соответствии с теорией в дальнейшем он был приспособлен для моделирования состояния сосредоточения внимания других с целью социального прогнозирования. Мозг стал не только приписывать сознание себе, но и начал приписывать сознание другим.

Если основная способность приписывать осознание другим присутствует у млекопитающих и птиц, то она может происходить от их общего предка — рептилий.

Когда психологи изучают социальное познание, они часто фокусируются на том, что называется теорией разума — способность понимать возможное содержание разума кого-нибудь другого. Некоторые из наиболее сложных примеров ограничены для человека и обезьян. Но эксперименты показывают, что собака может смотреть на другую собаку и задаваться вопросом: «Знает ли она меня?» Вороны также демонстрируют впечатляющую теорию разума. Если они прячут пищу, когда за ними наблюдает другая птица, они будут ждать ее отсутствия для того, чтобы спрятать тот же кусок пищи снова, как будто способны вычислить, что другая птица осведомлена об одном тайнике, но не знают о другом. Если основная способность приписывать осознание другим присутствует у млекопитающих и птиц, то она может происходить от их общего предка — рептилий. В эволюционной истории теории сознания как схемы внимания социальное познание начинает наращивать свое влияние вскоре после этой эволюции бледного шара рептилий. Крокодилы могут и не быть самыми социально сложными существами на земле, но они живут в крупных сообществах, заботятся о молодом поколении, и могут стать лояльными, если не самыми опасными питомцами.

Если теория сознания как схемы познания верна, 300 миллионов лет эволюции рептилий, птиц и млекопитающих позволили собственной модели и социальной модели развиваться в тандеме, каждая оказывала влияние на другую. Мы понимаем других людей, проецируя себя на них. Но мы также понимаем себя, учитывая то, как другие люди могут нас видеть. Данные из нашей собственной лаборатории позволяют предположить, что корковые сети в человеческом мозге, которые позволяют нам приписывать сознание другим, частично совпадают с сетями, которые формируют наше собственное чувство сознания.

Язык является, пожалуй, самым последним большим скачком в эволюции сознания. Никто не знает, когда человеческий язык впервые эволюционировал. Конечно, мы имели его около 70 тысяч лет назад, когда люди начали распространяться по всему миру, поскольку все рассредоточенные группы имели сложный язык. Отношения между языком и сознанием часто обсуждаются, но мы можем быть уверены, по крайней мере, в том, что как только мы разработали язык, мы cмогли говорить о сознании и сравнивать записи. Мы могли вслух сказать: «Я осознаю вещи. Как и она. Как и он. Как и та проклятая река, которая только что попыталась уничтожить мою деревню.»

Если ветер колышет траву, и вы решили, что это лев, никто не пострадал. Но если вы не в состоянии определить настоящего льва, вы были вырваны из генофонда.

Может быть отчасти из-за языка и культуры, люди имеют вспыльчивую тенденцию приписать сознание всему вокруг нас. Мы приписываем сознание персонажам в истории, марионеткам и куклам, штормам, рекам, пустоте, призракам и богам. Джастин Барретт назвал это «сверхактивным устройством для обнаружения целеустремленных агентов». Существует размышление, что лучше быть в безопасности, чем потом сожалеть. Если ветер колышет траву, и вы решили, что это лев, никто не пострадал. Но если вы не в состоянии определить настоящего льва, вы были вырваны из генофонда. Однако для меня «сверхактивное устройство для обнаружения целеустремленных агентов» выходит далеко за пределы обнаружения хищников. Это последствие нашей гиперсоциальной сущности. Эволюция задала амплитуду нашей тенденции моделировать других, теперь мы в высшей степени настроены на умственные состояния друг друга. Это дает нам адаптивное преимущество. Неизбежным побочным эффектом является обнаружение ложных срабатываний или призраков.

Итак эволюционная история подводит нас к настоящему времени, человеческому сознанию — тому, что мы приписываем себе и другим, и к богатому миру духов и богов в пустоте вокруг нас. Теория сознания как схемы внимания охватывает много областей от простой нервной системы до симулирования себя и других. Она обеспечивает общую структуру для понимания сознания, его многие адаптирующиеся привычки и его постепенное и непрерывное развитие.

1. Основные предпосылки формирования новой теории сознания: достижения нейробиологии и нейрофилософии, спор с бихевиористами и когнитивной наукой (машина Тьюринга).

2. Вопрос о соотношении ментального и физического, как основная проблема современных теорий сознаний: способы ее решения.

Логический бихевиоризм (Г.Райл)

Биологический натурализм (Дж.Серл)

Радикальный реализм (Д.Деннет)

Основные предпосылка формирования новой теории сознания: спор с бихевиористами и когнитивной наукой (машина Тьюринга)

Проблема сознания была одной из центральных тем философии XVII-XIX столетий, но в начале XX века, в связи с кризисом традиционной метафизики и триумфом бихевиоризма, она отошла в тень. Сознание стали считать феноменом, недоступным объективному научному исследованию. Неважно, какова природа сознания, субъективных ментальных состояний, важно, что научно изучать можно лишь поведение. Причем речь шла даже не об установлении корреляции ментальных состояний с поведением. Субъективные ментальные состояния вообще исключались из рассмотрения. Бихевиористов интересовала другая корреляция: поведения и внешних причин, которые его вызывают, или, иными словами, связь реакций и стимулов.

1. К середине XX века бихевиористское движение возглавил Б.Ф. Скиннер. Для него характерен взгляд, что все человеческое поведение может быть объяснено как совокупность ответов на стимулы, которые воздействуют на личность. Бихевиористы в большей степени обращаются к неврологическим фактам, чем к данным интроспекции . Считается, что знания причин человеческого поведения – какие стимулы причинно обусловливают те или иные ответные реакции – достаточно для объяснения этого поведения Удачные ксперименты с крысами и голубями показали, что, умело подкрепляя реакции, можно формировать у животных сложное поведение. Воодушевившись такими результатами, Скиннер распространил бихевиористский подход на людей и, в частности, на важнейшую разновидность человеческого поведения - речь.

В 1959 г. Хомский опровергнул теории Скиннера. Скиннер считал, что ребенок научается говорить вследствие влияния на него вербальных стимулов и разного рода подкреплений. Хомский, однако, показал, что классические бихевиористские понятия «стимул», «реакция» и «подкрепление» не работают, когда мы говорим о вербальном поведении. Стимулы к вербальному поведению могут быть не внешними, а внутренними. Сила вербальных реакций тоже не может быть измерена по внешним проявлениям. Не обязательно внешним является и подкрепление. Тем самым Хомский показал, что если бихевиористские понятия «стимул», «реакция» и «подкрепление» и могут использоваться при объяснении научения языку, то при этом приходится лишать их «публичного», наблюдаемого содержания, на допущении которого основана вся идеология бихевиоризма.

Хомский утверждал, что общих индуктивных механизмов - врожденность которых могут допускать и бихевиористы - совершенно недостаточно для научения языку. Теория Хомского дала сильнейший импульс к возрождению так называемого ментализма, т. е. внимания к внутренним аспектам психических состояний.

2. Основоположение когнитивной науки - человеческое сознание аналогично компьютерной программе, а мозг аналогичен самому компьютеру, т. е. его аппаратной части. Машина Тьюринга .

Ментальные состояния, такие, как желания и убеждения, функционируют не разрозненно, а сплетены в некую сеть, напоминающую программные связки импликаций. Мозг аналог материальной составляющей Машины Тьюринга, а сознание - аналог ее программы. Этот факт стал одной из отправных точек когнитивной науки. Пафос когнитивистов был связан с тем, что понимание сознания как программы позволяет абстрагироваться от аппаратной части, т. е. от мозга, и научно исследовать виды ментальных состояний, которые в таком случае приравниваются к вычислительным состояниям Машины Тьюринга.

Со временем, впрочем, выяснилось, что уверенность некоторых когнитивистов в том, что они могут обойтись без нейро-науки, была не вполне обоснованной. Еще один недостаток - абстрактность компьютерной метафоры.

3. Наука о мозге до последнего времени была настолько неразвита, что было просто странно искать союза с ней. Но сейчас ситуация резко изменилась.

Эти радикальные изменения были связаны с целым рядом обстоятельств, не в последнюю очередь с уточнением биохимии нейронных процессов и появлением новых способов получения детальной картины работы мозга при выполнении им самых разных задач.

Пионером изучения сознания с современных нейробиологических позиций стал Фрэнсис Крик. Разгадав в 50-е годы вместе с Дж. Уотсоном «загадку жизни» - определив структуру ДНК, - в последующий период он обратился к решению загадки сознания на базе конкретных нейронаучных изысканий. Крик и его коллега К. Кох начали настоящую охоту за «нейронными коррелятами сознания». Их интересовало не сознание в широком смысле - как совокупность ментальных состояний и механизмов (привязка некоторых из них к определенным участкам мозга к тому же давно установлена), - а

сознание в узком смысле, как состояние, противоположное состоянию сна без сновидений или обморока, и не сознание в узком смысле как таковое, а тот его аспект, который связан с восприятием зрительной информации. Они пытались понять, какие нейронные процессы отвечают за появление визуальных контентов.