Алексий, Патриарх Московский и всея Руси: биография, годы жизни, фото. Святой праведный Алексий Мечёв, московский старец

Бывая на Долгом озере, несколько раз приходилось слышать рассказы о трагической судьбе священника о. Алексея, служившего в храме села Зажупанье до 1950-х годов. Вот воспоминания о нем внучки его, Иванюк Ларисы Алексеевны, записанные мной 28 сентября 2002 года на пороге дома покойного батюшки.

Родился отец Алексий (Маслов Алексей Данилович) от благочестивых родителей в деревне близ г. Троицк Челябинской области в 1879 году. Семья была сугубо верующей. Еще в детские годы мальчик был отдан в обучение портняжному делу одному мастеру - немцу. Находясь до 17 лет в этой семье Алексей сумел изучить немецкий язык, так что впоследствии зачатки оного были преподаны им своим сыновьям.

Годам к восемнадцати случилось Алексею заболеть страшной сибирской язвой, на тот момент почти неизлечимой. Болезнь достигла такой степени, что юношу уложили на пол, где было легче переносить страдания, поскольку у него открылся жар. Алексей истово молился Богу о сохранении жизни и уже начинал терять надежду, как ему явился чудный старичок, спросивший его – хочет ли он жить? Алексей ответил, что «да», и во исполнение воли Господа, если тот оставит ему жизнь, он посвятит последующие дни свои исключительно Богу и Православию. Старичок ответил: «Запомни свои слова», и с тем скрылся.

Долго ли, коротко, излечение Алексея состоялось. Помня свой обет, он начал собираться в далекий путь, в Киево-Печерскую лавру, где можно было получить высшую Божественную благодать.

Простившись со своими родителями, братьями и сестрами, получив на дорогу 5 рублей денег, двинулся он в дальнюю сторону, проходя от города к городу, от села к селу. По пути, чтобы не погибнуть с голоду, молодой человек обшивал людей, приютивших его. Учение немецкого портного очень пригождалось во всей жизни о. Алексия.

Благополучно добравшись до знаменитой Лавры и обойдя могилы угодников, Алексий вступил в христолюбивые беседы с братией. Некоторые из Святых отцов поведали страждущему, что для достижения истинного Боголюбия есть и другие места, более строгие. Идеальным местом уединения, по их мнению, является Валаам, и что юноше, исполненного духа благочестия, следует двинуться туда, в пенаты Германа и Сергия Валаамских, в Святые скиты на Ладожском озере.

Окончив молитвы в Святой Лавре, Алексей двинулся известным образом на север, в вожделенные его духу места. Настоятель и братия Валаамского монастыря приняли его в свою обитель, где Алексий вознамерился пройти необходимые степени послушания. Побыв некоторое время на острове, Алексей был отправлен служителем на Василеостровское подворье, в столицу. Тут он нес послушание, связанное с пошивом священнической и монашеской одежды. - Дело знакомое с детства.

Истово прикипев к Богу, Алексей в деле духовной жизни пользовался советами о. Илии, пребывавшего на том же подворье. Приходилось бывать у о. Илии дома, где он познакомился с его сестрой, ставшей со временем женой отца Алексия.

В революционное лихолетье, в 1918 году, безбожники опубликовали Закон об отделении Церкви от государства. Народ не сумел отстоять свои Святыни. Закрылись монастыри, прекращалось служение в храмах. В этой обстановке молодой семье пришлось спасаться в Троицк (о. Илия отбыл в Тверскую губернию).

На родине о. Алексия пробыли до 1933 года, когда власти, начавшие очередные гонения на труженников, обвинили семейство о. Алексия в неуплате налогов и, описав дом, выгнали его на улицу. Оставшиеся без всякого имущества в отчей стране они с Божьей помощью добрались до г. Павловска, где проживал брат супруги о. Алексия. Сердобольная родня приютила беженцев в отечестве. Проживали немалым семейством в 12-метровой комнатке. Ввиду бедствия и возраста пошли работать подросшие дети.

Отец Алексий трудился на фабрике им. Володарского (угол Мойки и Гороховой). Сыны приобрели разнообразные специальности. Двое шили, как и батюшка, один работал в сберкассе, а один пошел по химическому делу, окончив соответствующе учебное заведение. - Это отец рассказчицы.

В годы войны четверо сынов о. Алексия служили на фронте. Батюшка молился за них, и трое вернулись живыми. Лишь Вениамин погиб на Невском Пятачке. Старший, Константин, дошел до Берлина, где служил какое-то время переводчиком, переняв умение отца общаться на немецком языке. Сын Виктор служил летчиком.

Жизнь о. Алексия в войну была не легкая. Павловск фактически вошел в прифронтовую полосу. Пригородные дворцы и храмы подвергались разрушению. Было голодно. Тем не менее, на оккупированной территории немецкие власти начали политику воцерковления русского народа. Особую роль в новой христианизации сыграла вновь образованная Псковская Православная миссия, открывшая в нашем Северо-западном крае около 400 храмов, закрытых нечестивцами. Для службы в них привлекались уцелевшие после репрессий священники и командировались таковые из эмигрантов. В этих условиях о. Алексий обратился к военному коменданту г. Павловск с прошением о прииске какого - нибудь прихода для проведения служб и собственного прокормления. Разрешение на выезд было дано и давало свободное передвижение в пределах всей Ленинградской области.

Зная, что в приходе Заручья служит о. Илия, батюшка направился к нему в сослужение. В то время в Заручье существовало 2 храма, старый и новый. В старом, деревянном, в 30-е годы завели клуб, а новый, построенный в 1860-е годы Богоносной семьей Государя Императора, еще сохранял частицы благолепия, оставшиеся от времен ареста последнего священника. Тут и служили с миром, окормляя верующих округи. Известно, что в 1942 г. были открыты храмы в Козьей Горе, Новоселье, Сижно, Пенино. В это же время о. Алексий перебрался в вакантный приход села Зажупанья, где на высокой горе высился красавец-храм во имя Архангела Михаила. Некогда крестьяне округи имели обычай на поляне перед ним устраивать ярмарки с каруселями и качелями. Где-то, по сказу стариков, была старинная часовня с чтимыми крестами. Ее в неведомые годы уничтожили атеисты. Была часовня со Святынями в Филёво.

С Божьей помощью привели в порядок внутреннее убранство и начали служить. Окормление паствы о. Алексием отличалось особой добросовестностью. Каждый страждущий получал от него Божественное слово и утешение. Так продолжалось до 1952 года.

В это время в окрестностях Зажупанья промышлял в должности фининспектора некий Васька из д. Столбово. Он был известен пристрастием ко лжи и горячительным напиткам. Сделав значительную растрату казенных денег и предчувствуя приближение расплаты за содеянное, задумал он черное дело – убить священника и изъять у о. Алексия квитанции за аренду храмовой земли и имеющуюся наличность в счет покрытия долгов. Для этого он с сообщниками вырубил близ обрыва озера прорубь и пригласил батюшку на тайное венчание. Ничего не подозревавший о. Алексий, собрав необходимое, двинулся за злоумышленниками узкой береговой тропой. В укромном месте Васька крикнул: «Бей попа». Иван Елисеев (сообщник нечестивца) достал топор, но не решался произвести задуманное, тем более, что батюшка увещевал их, что они берут величайший грех на душу. Подвергшись дьявольскому наваждению, христопродавцы набросились на священника и убили его. Тело несчастного о. Алексия было сброшено в пучину вод.

Далее преступники вернулись в Зажупанье, в дом о. Алексия, и приступили пытать престарелую его супругу, которой на тот момент было 80 лет от роду. Следователи насчитали на ее теле 30 ножевых ранений. От этих нечеловеческих мучений бедная женщина скончалась. С нею же была убита Мария, верующая, помогавшая по хозяйству.

В виду того, что приход Зажупанья после войны был совсем беден, денег бандиты изъяли немного, всего 300 рублей.

Преступление раскрыли на 3-й день. Об этом писали в учебнике криминалистики, но ничего не писали о преступлениях против Церкви Христовой. – Они неисчислимы. В округе Зажупанья были богатые храмоздатели. Основной из них жил в д. Перегреб. Имущие, строившие храм, подверглись испытаниям и сгинули в лагерях и спецпоселениях. Известны убийства многих священников. До времен революций во всей округе, в местностях современного Сланцевского района, служили более чем в 20 храмах.

Васька, прибыв в тюрьму нашел смерть от рук заключенных. - Так они выразили свое возмущение за содеянное им. Хоронить его не стали ни жена, ни сестра. Иван же отбывал 25 лет наказания без права возврата в Ленинградскую область. Рубивший прорубь старик из деревни Китково был стар и сумел уйти от следствия.

Могилки о. Алексия, его супруги и убиенной Марии находятся у алтаря храма, в озерную сторону. На каменном основании креста начертано: «Дорогим родителям, погибшим 22.12.1952 года». Этот памятник был осквернен безбожниками. Сначала разбили черный каменный крест в навершии, затем унесли срединную часть с именами. Сегодня стоит остов с эпитафией, а на нем металлический крест. Место обнесено оградой.

Оставленный храм утерял последний крест на шатре колокольни. Остов иконостаса выжжен хулиганами. Кирпичи, напитанные влагой, осыпаются вниз. Староста церковной общины, сегодня покойный, сделал предупредительные надписи на стенах. Общине не под силу произвести восстановительные работы. Некогда о. Алексий, пока были силы, самолично производил ремонт. Лет его жизни было 73.

Сентябрь. 2002.

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-11

Московский старец, в миру отец Алексий Мечев, родился 17 марта 1859 года в благочестивой семье регента кафедрального Чудовского хора.

Отец его, Алексей Иванович Мечев, сын протоиерея Коломенского уезда, в детстве был спасен от смерти на морозе в холодную зимнюю ночь святителем Филаретом, митрополитом Московским и Коломенским. В числе мальчиков из семей духовенства Московской епархии, отобранных по критерию достаточной музыкальности, он был привезен поздним вечером в Троицкий переулок на митрополичье подворье. Когда дети ужинали, владыка митрополит вдруг встревожился, быстро оделся и вышел осмотреть прибывший обоз. В одних санях он обнаружил спящего мальчика, оставленного там по недосмотру. Увидев в этом Промысл Божий, митрополит Филарет отметил особым вниманием и попечением спасенного им ребенка, постоянно заботился о нем, а в дальнейшем и о его семье.

Рождение отца Алексия произошло при знаменательных обстоятельствах. Мать его, Александра Дмитриевна, при наступлении родов почувствовала себя плохо. Роды были трудные, очень затянулись, и жизнь матери и ребенка оказалась в опасности.

В большом горе Алексей Иванович поехал помолиться в Алексеевский монастырь, где по случаю престольного праздника служил митрополит Филарет. Пройдя в алтарь, он тихо встал в стороне, но от взора владыки не укрылось горе любимого регента. «Ты сегодня такой печальный, что у тебя?», - спросил он. - «Ваше Высокопреосвященство, жена в родах умирает». Святитель молитвенно осенил себя крестным знамением. - «Помолимся вместе... Бог милостив, все будет хорошо», - сказал он; потом подал ему просфору со словами: «Родится мальчик, назови его Алексеем, в честь празднуемого нами сегодня святого Алексия, человека Божия».

Алексей Иванович ободрился, отстоял литургию и, окрыленный надеждой, поехал домой. В дверях его встретили радостью: родился мальчик.

В двухкомнатной квартирке в Троицком переулке в семье регента Чудовского хора царила живая вера в Бога, проявлялось радушное гостеприимство и хлебосольство; здесь жили радостями и горестями каждого, кого Бог привел быть в их доме. Всегда было многолюдно, постоянно останавливались родные и знакомые, которые знали, что им помогут и утешат.

Всю жизнь отец Алексий с благоговением вспоминал о самоотверженном поступке матери, которая взяла к себе свою сестру с тремя детьми после смерти ее мужа, несмотря на то, что и самим было тесно с тремя своими детьми - сыновьями Алексеем и Тихоном и дочерью Варварой. Для детей пришлось соорудить полати.

Среди родных и двоюродных братьев и сестер Леня, как звали Алексея в семье, выделялся мягкосердечием, тихим, миролюбивым характером. Он не любил ссор, хотел, чтобы всем было хорошо; любил развеселить, утешить, пошутить. Все это выходило у него благочестиво. В гостях, в разгар игр в детских комнатах, Леня вдруг становился серьезен, быстро удалялся и прятался, замыкаясь в себе от шумного веселья. Окружающие прозвали его за это «блаженный Алешенька».

Учился Алексей Мечев в Заиконоспасском училище, затем в Московской духовной семинарии. Он был старательным, исполнительным, готовым на всякую услугу. Оканчивая семинарию, так и не имел своего угла, столь необходимого для занятий. Чтобы готовить уроки, часто приходилось вставать ночью.

Вместе со многими товарищами по классу Алексей Мечев имел желание поступить в университет и сделаться врачом. Но мать решительно воспротивилась этому, желая иметь в нем молитвенника. «Ты такой маленький, где тебе быть доктором, будь лучше священником», - заявила она с твердостью.

Тяжело было Алексею оставить свою мечту: деятельность врача представлялась ему наиболее плодотворной в служении людям. Со слезами прощался он с друзьями, но пойти против воли матери, которую так уважал и любил, он не мог. Впоследствии батюшка понял, что обрел свое истинное призвание, и был очень благодарен матери.

По окончании семинарии Алексей Мечев был 14 октября 1880 года определен псаломщиком Знаменской церкви Пречистенского сорока на Знаменке. Здесь ему суждено было пройти тяжелое испытание.

Настоятель храма был человек крутого характера, неоправданно придирчивый. Он требовал от псаломщика выполнения и таких обязанностей, которые лежали на стороже, обходился грубо, даже бил, случалось, и кочергой замахивался. Младший брат Тихон, посещая Алексея, нередко заставал его в слезах. За беззащитного псаломщика вступался иногда диакон, а тот все сносил безропотно, не высказывая жалоб, не прося о переводе в другой храм. И впоследствии благодарил Господа, что он дал ему пройти такую школу, а настоятеля отца Георгия вспоминал как своего учителя.

Уже будучи священником, отец Алексий, услышав о смерти отца Георгия, пришел на отпевание, со слезами благодарности и любви провожал его до могилы, к удивлению тех, кто знал отношение к нему почившего.

Потом отец Алексий говорил: когда люди указывают на недостатки, которые мы сами за собой не замечаем, они помогают нам бороться со своим «яшкой». Два у нас врага: «окаяшка» и «яшка» - батюшка называл так самолюбие, человеческое «я», тотчас заявляющее о своих правах, когда его кто волей или неволей задевает и ущемляет. «Таких людей надо любить как благодетелей», - учил он в дальнейшем своих духовных детей.

В 1884 году Алексий Мечев женился на дочери псаломщика восемнадцатилетней Анне Петровне Молчановой. В том же году, 18 ноября, был рукоположен епископом Можайским Мисаилом во диакона.

Сделавшись служителем алтаря, диакон Алексий испытывал пламенную ревность о Господе, а внешне проявлял величайшую простоту, смирение и кротость. Брак его был счастливым. Анна любила мужа и сочувствовала ему во всем. Но она страдала тяжелым заболеванием сердца, и здоровье ее стало предметом его постоянных забот. В жене отец Алексий видел друга и первого помощника на своем пути ко Христу, он дорожил дружескими замечаниями жены и слушал их так, как иной слушает своего старца; тотчас стремился исправлять замеченные ею недостатки.

В семье родились дети: Александра (1888), Анна (1890), Алексей (1891), умерший на первом году жизни, Сергей (1892) и Ольга (1896).

19 марта 1893 года диакон Алексий Мечев был рукоположен епископом Нестором, управляющим московским Новоспасским монастырем, во священника к церкви Николая Чудотворца в Кленниках Сретенского сорока. Хиротония состоялась в Заиконоспасском монастыре. Церковь Николая Чудотворца в Кленниках на Маросейке была маленькой, и приход ее был очень мал. В непосредственной близости высились большие, хорошо посещаемые храмы.

Став настоятелем одноштатной церкви Святителя Николая, отец Алексий ввел в своем храме ежедневное богослужение, в то время как обычно в малых московских храмах оно совершалось лишь два-три раза в седмицу.

Приходил батюшка в храм почти с пяти часов утра, сам и отпирал его. Благоговейно приложившись к чудотворной Феодоровской иконе Божией Матери и другим образам, он, не дожидаясь никого из причта, готовил все необходимое для Евхаристии, совершал проскомидию. Когда же подходил установленный час, начинал утреню, за которой нередко сам читал и пел; далее следовала литургия. «Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме, - рассказывал впоследствии батюшка. - Один протоиерей говорил мне: "Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил в церковь - пусто... Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь"». Но отец Алексий этим не смущался и продолжал служить. По действовавшему тогда обычаю москвичи говели раз в году Великим постом. В храме же «Николы-Кленники» на улице Маросейке можно было в любой день исповедаться и причаститься. Со временем это стало в Москве известно. Описан случай, когда стоявшему на посту городовому показалось подозрительным поведение неизвестной женщины в очень ранний час на берегу Москвы-реки. Подойдя, он узнал, что женщина пришла в отчаяние от тягот жизни, хотела утопиться. Он убедил ее оставить это намерение и пойти на Маросейку к отцу Алексию. Скорбящие, обремененные горестями жизни, опустившиеся люди потянулись в этот храм. От них пошла молва про его доброго настоятеля.

Жизнь духовенства многочисленных малых приходов того времени была материально тяжела, плохими часто бывали и бытовые условия. Маленький деревянный домик, в котором помещалась семья отца Алексия, был ветхим, полусгнившим; стоявшие вплотную соседние двухэтажные дома затеняли окна. В дождливое время ручьи, сбегая вниз с Покровки и Маросейки, текли во двор храма и в подвал домика, в квартире всегда было сыро.

Матушка Анна Петровна тяжело болела. У нее началась сердечная водянка с большими отеками и мучительной одышкой. Скончалась Анна Петровна 29 августа 1902 года в день усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.

В то время очень близкая отцу Алексию купеческая семья (Алексей и Клавдия Беловы) пригласила к себе домой приехавшего в Москву праведного отца Иоанна Кронштадтского, с которым находилась в контакте по делам благотворительности. Сделано же это было для встречи с ним отца Алексия.

«Вы пришли разделить со мной мое горе?», - спросил отец Алексий, когда вошел отец Иоанн. - «Не горе твое я пришел разделить, а радость, - ответил отец Иоанн. - Тебя посещает Господь. Оставь свою келью и выйди к людям; только отныне и начнешь ты жить. Ты радуешься на свои скорби и думаешь: нет на свете горя больше твоего... А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя, и тогда увидишь, что твое несчастье незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».

Благодать Божия, обильно почивающая на Кронштадтском пастыре, по-новому осветила жизненный путь отца Алексия. Указанное ему он принял как возложенное на него послушание. К восприятию благодати старчества он был, несомненно, подготовлен многими годами поистине подвижнической жизни.

Искавших в маросейском храме помощи, надломленных тяжелыми обстоятельствами, взаимной неприязнью, погрязших во грехах, забывших о Боге отец Алексий встречал с сердечной приветливостью, любовью и состраданием. В душу их вселялись радость и мир Христов, проявлялась надежда на милость Божию, на возможность обновления души, проявляемая по отношению к ним любовь вызывала у каждого ощущение, что его больше всех полюбили, пожалели, утешили.

Отец Алексий получил от Бога благодатный дар прозорливости. Приходившие к нему могли видеть, что ему известна вся их жизнь, как ее внешние события, так и их душевные устремления, мысли. Раскрывал он себя людям в разной степени. По своему глубокому смирению всегда стремился не показывать полноты этого дара. О каких-либо подробностях, деталях еще неизвестной собеседнику ситуации он обычно говорил не напрямик, а якобы рассказывая об имевшем недавно место аналогичном случае. Указание, как поступить в конкретном деле, батюшка высказывал только раз. Если пришедший возражал, настаивал на своем, то отец Алексий устранялся от дальнейшего разговора, не объяснял, к чему приведет неразумное желание, даже не повторял первоначально сказанного. Мог иногда дать и требуемое от него благословение. Лицам же, пришедшим с покаянным чувством и преисполненным доверия, он оказывал молитвенную помощь, предстательствуя за них перед Господом об избавлении от трудностей и бед.

Отец Алексий получил известность как добрый батюшка, к которому следует обращаться в трудные для семьи моменты. Не в правилах его было читать наставления, обличать, разбирать чьи-нибудь дурные поступки. Он умел говорить о моральных аспектах семейных ситуаций, не затрагивая болезненного самолюбия находившихся в конфликте сторон. И его приглашали на требы в критические моменты. Приезжая в готовую развалиться семью, батюшка приносил в нее мир, любовь и всепрощающее понимание всех и каждого. Он не порицал никого, не укорял, а старался, приводя яркие случаи ошибок и заблуждений, доводить слушающих до сознания своей вины, вызывать у них чувство раскаяния. Это рассеивало тучи злобы, и виноватые начинали чувствовать в своих поступках неправоту. Надлежащее понимание нередко наступало не сразу, но позже, когда человек, вспоминая слова отца Алексия и глубже заглядывая в свою смягчившуюся душу, мог наконец увидеть, что его рассказы имели прямое к нему отношение, и понять, какой новый путь он для него намечал.

В нижнем жилом этаже храма батюшка открыл начальную церковно-приходскую школу, а также устроил приют для сирот и детей неимущих родителей. Дети осваивали там и полезные для них ремесла. В течение 13-ти лет отец Алексий преподавал детям Закон Божий в частной женской гимназии Е. В. Винклер.

Благословив на писание икон свою духовную дочь Марию, пришедшую к нему в храм девочкой-подростком вскоре после смерти отца, батюшка способствовал этим возрождению в дальнейшем древнерусской иконописи, которая находилась в забвении несколько столетий, уступив место живописи.

Богослужения в храме отец Алексий стал совершать в ту пору не только утром, но и вечером (вечерню и утреню).

Проповеди батюшки были просты, искренни, они не отличались красноречием. То, что он говорил, трогало сердце глубиной веры, правдивостью, пониманием жизни. Он не пользовался ораторскими приемами, сосредоточивал внимание слушателей на евангельских событиях, житии святых, сам оставаясь полностью в тени.

Молитва отца Алексия никогда не прекращалась. На своем примере батюшка показал, что при житейском шуме и суете города можно быть далеким от всего земного, иметь непрестанную молитву, чистое сердце и предстоять Богу еще здесь, на земле.

Когда его спрашивали, как наладить жизнь прихода, он отвечал: «Молиться!» Призывал своих духовных чад молиться за панихидами: «Еще раз ты войдешь в соприкосновение с усопшими... Когда предстанешь перед Богом, все они воздвигнут за тебя руки, и ты спасешься».

Число молящихся в храме все увеличивалось. Особенно после 1917 года, когда отошедшие от Церкви, испытав многочисленные беды, устремились в храмы в надежде на помощь Божию. После закрытия Кремля часть прихожан и певчих Чудова монастыря перешла по благословению владыки Арсения (Жадановского) в храм отца Алексия. Появилось немало молодежи, студентов, которые увидели, что революция вместо обещанных благ принесла новые бедствия, и теперь стремились постичь законы духовной жизни.

В эти годы начали служить на Маросейке получившие образование ревностные молодые священники и диаконы, в их числе сын отца Алексия отец Сергий Мечев, рукоположенный во иерея в Великий четверток 1919 года. Они помогали и в проведении лекций, бесед, в организации курсов по изучению богослужения. Но нагрузка на отца Алексия все возрастала. Слишком многие желали получить его благословение на какое-либо дело, выслушать его совет. Батюшке приходилось и раньше принимать часть приходящих в своей квартире в домике причта, построенном перед Первой мировой войной известным издателем И. Д. Сытиным. Теперь же можно было видеть нескончаемые очереди у дверей домика, летом приезжие оставались ночевать во дворе храма.

Велико было смирение отца Алексия. Никогда не обижался он ни на какие грубости по отношению к себе. «Я что?.. Я - убогий...» - говаривал он. Однажды, заставив духовную дочь вспомнить на исповеди, что она плохо говорила о своей родственнице и не придала этому значения, он сказал ей: «Помни, Лидия, что хуже нас с тобою во всем свете никого нет».

Сторонился батюшка проявлений по отношению к себе знаков почтения, уважения, избегал пышных служб, а если приходилось участвовать, то старался встать позади всех. Тяготился наградами, они обременяли его, вызывая у него глубокое, искреннее смущение.

По хлопотам чудовских сестер в 1920 году Святейший Патриарх Тихон удостоил батюшку награды - права ношения креста с украшениями. Священники и прихожане собрались вечером в храм, чтобы поздравить его. Отец Алексий, обычно улыбчивый, радостный, выглядел встревоженным и огорченным. После краткого молебна он обратился к народу с сокрушением, говоря о своем недостоинстве, и, заливаясь горькими слезами, просил прощения и поклонился в землю. Все увидели, что, принимая эту награду, он действительно чувствовал себя недостойным ее.

Истинными духовными друзьями отца Алексия были современные ему оптинские подвижники - старец иеросхимонах Анатолий (Потапов) и скитоначальник игумен Феодосий. Отец Анатолий приезжавших к нему москвичей направлял к отцу Алексию. Старец Нектарий говорил кому-то: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть отец Алексий».

Отец Феодосий, приехав как-то в Москву, посетил маросейский храм. Был за богослужением, видел, как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, подробно совершается поминовение, как много людей ожидает приема. И сказал отцу Алексию: «На все это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобилось. Одному это сверх сил. Господь вам помогает».

Святейший Патриарх Тихон, который всегда считался с отзывом батюшки в случаях хиротонии, предложил ему взять на себя труд по объединению московского духовенства. Заседания проходили в храме Христа Спасителя, но по условиям того времени вскоре были прекращены. Отношение духовенства к батюшке было весьма различно. Многие признавали, его авторитет, часть пастырей была его духовными детьми и последователями, но немало было и тех, кто критиковал его.

В последних числах мая по новому стилю 1923 года отец Алексий поехал, как и в прошлые годы, отдыхать в Верею, отдаленный городок Московской области, где у него был маленький домик. Перед отъездом служил в маросейском храме свою последнюю литургию, прощался с духовными детьми, уходя, простился с храмом. Скончался отец Алексий в пятницу 9/22 июня 1923 года. Последний вечер он был радостен, ласков со всеми, вспоминал отсутствующих, особенно внука Алешу. Смерть наступила сразу же, как только он лег в постель, и была мгновенной.

Гроб с телом отца Алексия был доставлен в храм Николая Чудотворца в Кленниках на лошади в среду 14/27 июня в девятом часу утра. Церковные общины Москвы во главе со своими пастырями приходили одна за другой петь панихиды и прощаться с почившим. Это длилось до самого утра следующего дня, чтобы дать возможность всем пришедшим помолиться. Служили вечером две заупокойные всенощные: одну в церкви и другую во дворе. Литургию и отпевание совершал во главе сонма духовенства архиепископ Феодор (Поздеевский), настоятель Данилова монастыря, - об этом просил в своем письме незадолго до смерти отец Алексий. Владыка Феодор находился тогда в тюрьме, но 7/20 июня был освобожден и смог исполнить желание батюшки.

Всю дорогу до кладбища пелись пасхальные песнопения. Проводить отца Алексия в последний путь прибыл на Лазаревское кладбище исповедник Христов Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения. Он был восторженно встречен толпами народа. Исполнились пророческие слова батюшки: «Когда я умру - всем будет радость». Литию служил архимандрит Анемпо-дист. Святейший благословил опускаемый в могилу гроб, первый бросил на него горсть земли.

Отец Алексий говорил при жизни своим духовным чадам, чтобы они приходили к нему на могилку со всеми своими трудностями, бедами, нуждами. И многие шли к нему на Лазаревское кладбище.

Через десять лет в связи с закрытием Лазаревского кладбища останки отца Алексия и его жены были перенесены 15/28 сентября 1933 года на кладбище «Введенские горы», именуемое в народе Немецким. Тело отца Алексия было в ту пору нетленным. Лишь на одной из ног нарушился голеностопный сустав и отделилась стопа.

Все последующие десятилетия могила отца Алексия была, по свидетельству администрации кладбища, самой посещаемой. Благодаря рассказам о полученной помощи, а позднее и публикациям, множество людей узнали об отце Алексии и, прося его заступничества в своих бедах и трудных житейских обстоятельствах, бывали утешены батюшкой.

Регулярно приходилось добавлять земли в могильный холмик, так как прибегавшие к помощи отца Алексия уносили ее с собой...

В первую годовщину смерти отца Алексия маросейская община предложила всем, кто пожелает, написать о своих встречах с батюшкой, на что многие откликнулись. Воспоминания эти были неравноценны; но в некоторых из них засвидетельствованы случаи прозорливости, примеры чудес, знамений и молитвенной помощи старца.

У одной женщины из Тулы пропал единственный сын. Полгода не было от него вестей; мать была в тяжелом стоянии. Кто-то посоветовал ей обратиться к отцу Алексию. Она приехала в Москву, пришла прямо в храм Николая Чудотворца в Кленниках и в конце литургии вместе со всеми пошла прикладываться ко кресту. Еще несколько молящихся отделяло ее от батюшки, которого она в первый раз видела, когда он протянул ей крест через головы шедших впереди нее и внушительно сказал: «Молись как за живого». От неожиданности растерявшись, она смутилась и постеснялась подойти вторично. Не имея сил успокоиться, обратилась к священнику, хорошо знавшему батюшку, и тот привел ее к нему домой. Едва она вошла в комнату и взяла благословение, как батюшка, не слышав еще ни одного ее слова, а она от волнения и душивших ее слез не могла говорить, взял ее за плечо и с любовыо и лаской смотря ей в глаза, промолвил: «Счастливая мать, счастливая мать! О чем ты плачешь? Тебе говорю: он жив!» Затем, подойдя к письменному столику, начал перебирать лежавшие на нем бумажные иконочки, приговаривая: «Вот тоже на днях была у меня мать: все о сыне беспокоится, а он преспокойно служит в Софии на табачной фабрике. Ну, Бог благословит», - и с этими словами благословил ее иконочкой. Это было на Светлой неделе. В конце сентября она получила от сына из Болгарии письмо, где он сообщал, что служит в Софии на табачной фабрике.

Ольга Серафимовна, человек из высших слоев общества, глубоко верующий и церковный, была начальницей приюта для сирот, состоявшего под попечительством Великой княгини Елизаветы Федоровны. Часто бывала она в храме Николая Чудотворца в Кленниках у батюшки отца Алексия. И он бывал по ее приглашению в приюте.

Однажды к батюшке на прием привели мальчика, приучившегося красть. Батюшка, сам отворивший дверь и еще ничего не слышавший о нем, строго ему сказал: «Ты зачем крадешь? Нехорошо красть».

Одна дама, по имени Вера, прислуживавшая в церкви, получила разрешение повидать батюшку во время его болезни. По дороге к нему она все думала: «Господи! Что мне делать, ведь у меня две сестры, обе нетрудоспособные, я их содержу, что же будет с ними, когда я умру?..» Только она вошла в комнату батюшки, он встретил ее словами: «Ах ты, Вера, да без веры, а еще косынку носишь, сестра церковная. Что ты все на себя берешь, предоставить Богу ничего не хочешь? Нет, ты вот что, оставь все эти сомнения за порогом и верь, что Бог лучше тебя сохранит твоих сестер».

Одна женщина пришла спросить у батюшки, не выйти ли ей замуж. Муж ее попал в плен к немцам в войну 1914 года. С тех пор прошло почти 9 лет, и нет о нем никаких вестей, к ней же сватается очень хороший человек. Вместо ответа батюшка рассказал: «Вот, дорогие, какие бывают случаи: одна женщина пришла ко мне и говорит: "Батюшка, благословите меня замуж выйти, так как мой муж много лет в плену и его, по-видимому, нет в живых. А сватается за меня очень хороший человек". Я ее не благословил, а она все же вышла замуж. Только повенчалась, через восемь-девять дней возвращается ее муж из плена. И вот два мужа, и с ними жена пришли разрешить вопрос, чья же она теперь жена. Вот какие бывают случаи...» Спрашивавшая испугалась и решила подождать, а через несколько дней неожиданно вернулся ее муж.

В одну из пятниц по окончании литургии к батюшке подошли две девушки, одетые в черное, с просьбой благословить их на поступление в монастырь. Одну из них он благословил охотно и дал большую просфору, а другой сказал: «А ты вернись домой, там ты нужна, и в монастырь тебя не благословляю». Девушка отошла смущенная и разочарованная. Окружающие полюбопытствовали, у кого и при каких условиях она живет. Девушка ответила, что живет с больной старушкой-мамой, которая и слышать не хочет об уходе дочери в монастырь, ведь тогда она останется совсем одна.

После молебна в среду подошла к батюшке женщина, упала ему в ноги и, рыдая, начала кричать: «Батюшка, помогите! Батюшка, спасите! Не могу больше жить на свете: последнего сына на войне убили», - и начала биться головой о подсвечник, что у иконы святителя Николая. Подойдя, батюшка обратился к ней с такими словами: «Что ты делаешь, разве можно так отчаиваться. Вот великий заступник и молитвенник наш перед Господом». И, помогая ей подняться на ноги, тотчас начал молебен святителю Николаю, а ей сказал: «Сделай три земных поклона. Молебен тебе стоять некогда. Я уж за тебя помолюсь один, а ты поезжай скорей домой, там тебя ждет великая радость». И женщина, ободренная батюшкой, побежала домой. На другой день, во время ранней литургии, которую совершал отец Алексий, шумно вбежала вчерашняя посетительница. Она желала как можно скорее увидеть батюшку, повторяя взволнованным голосом: «А где же батюшка?» Сообщила, что, придя вчера домой, она нашла на столе телеграмму от сына, в которой говорилось, чтобы она немедленно приехала на вокзал для встречи его. «Да вот он и сам идет», - указала она на входившего в тот момент молодого человека. Батюшка был вызван из алтаря. С рыданием упала перед ним женщина на колени и просила отслужить благодарственный молебен.

Великим постом после молебна подходит к отцу Алексию женщина: «Батюшка, помогите, скорби совсем замучили. Не успеешь пять проводить, как уж девять навстречу». Батюшка, пристально взглянув ей в лицо, спросил: «А давно ли ты причащалась?» Не ожидая такого вопроса, женщина смутилась и сбивчиво начала говорить: «Да вот недавно, батюшка, говела...» - «А как недавно? - повторил вопрос батюшка, - годика четыре уже будет?» - «Да нет, батюшка, я вот только прошлый год пропустила, да позапрошлый нездорова была». - «А перед этим годом ты в деревне была? Вот тебе и четыре года». Поняв, что батюшке известна вся ее жизнь, она стала перед ним на колени, прося прощения. «А что же ты у меня просишь? - заметил батюшка, - проси у Бога, Которого ты забыла. Вот потому-то тебя и скорби одолели».

Отец Сергий Дурылин, став с весны 1921 года настоятелем часовни Боголюбской иконы Божией Матери, продолжал служить на Маросейке в определенный день недели. Он рассказал, что в один из этих дней в 1922 году в храм пришла женщина, которая много плакала и поведала о себе, что она из Сибири, из города Тобольска. Во время гражданской войны у нее пропал сын; не знала она, жив он или мертв. Однажды, особенно наплакавшись в молитве к преподобному Серафиму и изнемогши от слез, она увидела во сне самого преподобного. Он рубил топориком дрова и, обернувшись, сказал: «А ты все плачешь? Поезжай в Москву на Маросейку к отцу Алексию Мечеву. Сын твой найдется».

И вот та, которая в Москве никогда не бывала, имени отца Алексия не слыхала, решилась на такой далекий и по тем временам трудный путь. Ехать приходилось то в товарном, то в пассажирском поезде. Бог знает, как добралась она. Нашла Маросейку, церковь и батюшку, на которого ей указал преподобный Серафим. Слезы радости и умиления текли по ее лицу. Уже после кончины батюшки стало известно, что эта женщина нашла тогда своего сына.

Имеется множество свидетельств благодатной помощи в различных нуждах по молитвам к старцу. Много таких случаев было отмечено при восстановлении храма на Маросейке. В дни памяти батюшки несколько раз неожиданно приходила помощь в оформлении документов, в срочных делах по ремонтным работам в храме и церковном домике; поступали пожертвования. На опыте известно, что когда в скорби обращаются к нему: «Батюшка отец Алексий, помоги», - помощь приходит очень скоро, отец Алексий стяжал от Господа великую благодать молиться за тех, кто к нему обращается.

На Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года старец в миру протоиерей Алексий Мечев был причислен к лику святых Русской Православной Церкви для общецерковного почитания.

В настоящее время мощи преподобного Алексия Мечева находятся в Москве в храме святителя Николая в Кленниках.

Житие по журналу: Московские епархиальные ведомости. 2000. №10-1. С. 34-43./"Православие и Мир"

Когда я подъезжаю к Свято-Троицкому мужскому монастырю, и утренние лучи солнца освещают золотые купола его храмов, волей-неволей вспоминаю фразу из труда Евгения Трубецкого о глубоком молитвенном горении к небесам наших православных «луковичек». «Горите, горите, родимые! – завидев издалека эти огненные светочи, шепчу я. А сердце, предвкушая радость встречи со святым местом, в волнении трепещет: скоро служба!»
Подобные ощущения счастья бывают у меня только в одном случае: после долгой разлуки с родителями, когда я приезжаю в отчий дом.

…Моя история началась лет девять назад. Тогда после несчастной смерти брата я пришла в церковь. Как и многих, к воцерковлению привела меня скорбь. В тот год я начала исповедоваться, причащаться, соблюдать посты. Службы приносили облегчение, но я очень стыдилась своего несовершенства, мне казалось, что здесь, в храме, я хуже и ничтожнее всех прихожан. Мне хотелось что-то сделать для церкви, и особенно хотелось почему-то мыть полы – тщательно, руками, очищая каждый сантиметр от пыли и капель воска. И батюшка благословил меня на уборку в храме в качестве послушницы.

Вот так, днем – чистенькая, кабинетная работа; вечером – долгое и добросовестное мытье в храме. Какой же умиротворенной я уходила домой!

Так прошло года полтора, и продолжалось бы и дальше, но… В школе случился конфликт одноклассниц – моей дочери и дочери батюшки. Наверное, нужно было примирить детей, быть может, где-то отругать меня, если я была не права, но мне батюшкой и более матушкой было сказано не подпускать дочь к их девочке. И в церковь дверь оказалась закрытой…
Прошло много лет, но дети до сих пор не любят друг друга…

Разочарование тогда захлестнуло с головой. Как я жалела о своих исповедях! Ведь мне казалось, что батюшка ненавидел меня за моё несовершенство, грехи, которые я ему доверяла. Это был мой первый духовный опыт, – но духовник разбил меня, как глиняный сосуд, вдребезги, в мелкие кусочки о тот самый пол, который я когда-то мыла, – так я себя ощущала… «Если уж сам батюшка от меня отвернулся, — думала я, — нет мне прощения. Такая, видимо, я плохая, и Богу не нужная». Я отложила на дальнюю полку Евангелие и молитвослов
Это было тяжело. Ведь я хорошо понимала, что «последнее бывает хуже первого».

Так, на изломе, я жила несколько лет. Не молилась и не ходила в церковь. И больше не верила священникам. Однако внешне мои страдания были не заметны. Напротив, карьера шла в гору, улучшалось материальное положение, в профессиональном плане сыпалось много наград и поощрений.
Но иногда такая тоска брала по Божьему Дому!

Однажды, в один из приступов этой хандры, я заставила себя прочитать молитву «Об обретении духовного наставника». До сих пор не могу вспомнить, откуда она тогда взялась у меня на рабочем столе. Может быть, сама когда-то машинально распечатала из Интернета, может, принесла одна знакомая прихожанка, очень благочестивая женщина, не оставлявшая меня в ту тяжелую пору. Но, в общем, лежал этот листочек на моем столе. И я, натыкаясь на заголовок, не убирала его с ворохом бумаг, но и не брала в руки. А тут прочитала — всего один раз…

Бог смилостивился надо мной. И после этого моя внутренняя жизнь стала меняться. Не разом, а медленно, постепенно. Так случилось, что работа пересекла меня несколько раз с наместником Свято-Троицкого монастыря игуменом Алексием. Удивительный человек батюшка. Огромного сердца, которое может вместить всех. И потрясающей проницательности. Он как будто узнал мои мучения (хотя на тот момент я еще не была у него на исповеди), и стал приглашать на каждую службу в монастырь. Очень аккуратно, деликатно (наверное, боясь спугнуть, – что было очень-очень правильно!!!»).

Если бы не было этих приглашений, я бы вряд ли сама нашла в себе силы ходить в церковь. А так было стыдно: батюшка, такой занятой человек, тратит свое время, чтобы позвонить, а ты будешь неблагодарной?!
На первых службах, после долгого перерыва, я ощутила себя посторонней. Какое это тяжелое чувство – быть посторонней в церкви! Никогда и никому не пожелаю я этой боли. Было стыдно поднимать глаза на иконы, и единственное, что я просила непрестанно: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, прости меня, грешную!».
Через некоторое время «окамененное нечувствие», не допустить которое мы молим Господа каждый раз в одной из вечерних молитв, ушло. Думаю, все эти годы отсутствия в церкви я была больна именно этим страшным грехом. Вскоре я снова научилась плакать на службе. От Божьего слова. От сильных, душевных молитв.

Так я проездила в монастырь почти год. Только вы, православные люди, поймете, как мне, многогрешной, было трудно после всего решиться на первую исповедь. Очень трудно. Я не верила священникам, и с другой стороны – я очень верила отцу Алексию. И как при расстоянии трех шагов от исповеди я сама себя умоляла не идти к батюшке. И как на этом же расстоянии я мысленно просила Господа, по милосердию его, дать мне шанс на прощение.

Та первая исповедь была холодной. Холодной до невозможности! Но батюшка допустил (!!! Я еще удивилась тогда: как допустил??? А если бы не допустил – я больше не зашла бы в церковь! – так я себя, заблудшая, настроила.) к Таинству Причастия. После этого, странно так, я что-то старое, забытое, ощутила в себе…

Так, Добрейший отец Алексий звал меня на каждую службу. И в эту весну, в Великий пост, я снова стала поститься.

В день Елеосвещения батюшка также пригласил на службу. Мы ехали семьей, и помню, начался сильный, почти сплошной стеной снег. Машина была неисправной. А я, дурная, сколько раз замечаю, почему-то часто на пол-дороге говорю мужу: «Ну что ж, не судьба, поехали назад!» А муж мой, никогда не читавший ни одну богословскую книгу, почему-то всегда (!!!) отвечает: «Ну что, ты?! Прорвёмся!». И мы (который раз!) безо всяких казусов и поломок преодолеваем дорогу и благополучно приезжаем в монастырь.

Тот прекрасный день служили семь батюшек. О, сколько лет прошло с поры моего первого знакомства с ЭТОЙ ВЕЛИКОЙ СЛУЖБОЙ! Я забыла те чувства, те молитвы, те мысли. Но когда отец Алексий нашел меня, грешную, в большей массе прихожан, чтобы святым елеем освятить чело и руки, я поймала себя на мысли, что хочу кричать ему: «Батюшка! Не руки и лицо Вы мне помазываете сегодня, а каждую ранку, каждую трещинку моего разбитого сосуда, чтобы склеить его в единое целое». Я тогда на службе так плакала! Но масло, к счастью, смешивалось со слезами, и даже дети не поняли моих слез.

После службы мы приехали уставшие и счастливые. А ночью я проснулась с пониманием того, что сосуд мой стал крепким, и я снова стала тем цельным человеком, которым была когда-то …

В ту ночь я молилась до утра: «Слава тебе, Господи, слава Тебе за всё!» Только тогда я поняла, что Боженька за все эти падшие мои годы ни на минуту не покидал меня, грешную! Единственное, о чем жалею: сколько же непростительных жизненных ошибок можно было не допустить, находись я тогда под бдительным оком духовника!

В Великий четверток, когда я исповедалась – теперь уже горячо, в волнении от предстоящего причастия, когда я ужасно волновалась от мысли, что Господь снизойдет до меня, грешницы, — я ощутила в себе чувство, как будто в меня вдохнули живую жизнь. Также ночью я проснулась от того, что я снова живая. Я не знаю, как объяснить это, но это было именно так…

А потом, по приглашению батюшки, я впервые пошла на Крестный ход на Иоаннову гору. 12 километров пути — даже страшно подумать!. И также накануне ночью вдруг поняла: это я свои грехи, как крест, понесу на святую гору. Я так виновата перед Богом, перед всеми Святыми его!

Там, на вершине, когда внизу – река, зеленое полотнище травы и прямолинейные улицы Ильинки, будто на дельтаплане ты летишь над селом, — я ощутила себя прежней.

О, совершенно невозможное сделал отец Алексий, – то, что самой мне казалось уже умершим во мне и невозвратимым по возрасту – он вернул мне крылья. Я снова могу писать стихи. И главное, верить людям.

Не дай Бог, мне снова заблудиться. Не отъими, Господи, от мене Святого Духа Твоего. Не допусти когда-нибудь равнодушно проехать мимо золотых, в солнечных лучах просиявших многосвешников Свято-Троицкого Селенгинского монастыря…

Слава Богу за всё!

Это было опубликовано в 2014 году в «Православной Бурятии». Сегодня это не утратило актуальности, и батюшка как помогал, так и помогает людям, отдавая всего себя на служению Богу и людям. С юбилеем, Вас, батюшка. Многие лета и крепкого здравия!

Раба Божья Елена.
Прибайкальский район.

Жизнеописание Алексея Михайловича Ридигера – Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II (Продолжение)

МОЛОДОЙ БАТЮШКА ОТЕЦ АЛЕКСИЙ

Прихожане Богоявленской церкви ожидали, что окончив учёбу и получив степень, настоятель получит и повышение, покинет Йыхви. Прошло два года, и отец Алексий мог напомнить владыке Григорию, как тот обещал перевести его в Таллин, но он не собирался этого делать, понимая, что, сколь ни трудно служить в маленьком шахтёрском городке, это необходимо ему для дальнейшего становления, это - фундамент всей его жизни. И ни о чём не просил своего высокого покровителя. Здесь, среди прихожан, у него появилось много верных духовных чад, он чувствовал, как неловко было бы ему покинуть их ради какого-то более хлебного и благополучного места.

Время от времени он выбирался из Йыхви, чтобы съездить навестить родителей, они вместе отравлялись на берег моря, радовались, что живы, что Господь хранит их и даёт отцу и сыну быть священниками. Отец Михаил после пятидесяти стал лысеть, открылся его высокий и красивый лоб. У отца Алексея образовались красивые бородка и усики. Мама была по-прежнему красива, да и для любящих сыновей не бывает некрасивых матерей.

В Хаапсалу больше не ездил - дорогой друг отец Вячеслав там больше не служил, из-за болезни жены, которой врачи советовали поменять климат, он перебрался с семьёй в Вологду. Вскоре ему суждено будет стать одной из жертв хрущёвских гонений на Православие, которые набирали ход после постановления от 7 июля 1954 года, когда впервые был пущен в оборот термин «научный атеизм». Руководитель государства, ненавидящий Россию, ознаменовал своё правление тем, что отдал Крым Украине, Порт-Артур - Китаю, Наурский и Щелковской районы - Чечне, огромный Целинный край - Казахстану, создал КГБ и в первые же годы своего руководства бросился уничтожать Русскую Православную Церковь. Если Сталин в начале войны вынужденно пошёл на воскрешение патриотических традиций русской жизни, Хрущёв запретил это воскрешение, вернувшись к оголтелому большевизму. Вновь зазвучали большевистские лозунги «решительной борьбы за преодоление религиозных пережитков» и «безкомпромиссного наступления на реакционную поповщину». По словам митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева): «Единственным препятствием на пути возрождения массового антиправославного террора стала общая установка властей на смягчение репрессивной деятельности, связанная, как уже говорилось, в первую очередь с их тревогой за собственную судьбу. Это помешало буквальному повторению тех времён, когда открытое исповедование веры являлось вполне достаточным поводом для ареста и расстрела. В рамках же, предусмотренных новым псевдолиберальным подходом, антиправославная кампания разгулялась вовсю».

Осенью 1955 года не стало митрополита Григория. По возвращении из Румынии, где он участвовал в торжествах по случаю канонизации святых Румынской Церкви, владыка скончался в Москве от кровоизлияния в мозг. Тело на самолёте доставили в Ленинград, и 11 ноября отец Алексий присутствовал при отпевании любимого владыки в Николо-Богоявленском соборе. Похоронили митрополита в Александро-Невской лавре. Новым архиереем стал Елевферий (Воронцов). Покойный митрополит Григорий был одним из главных помощников Патриарха Алексия I в его тяжёлом противостоянии надвигающемуся хрущёвскому антицерковному лихолетью. Многим запомнилось, что именно после кончины владыки Григория волна гонений покатилась с утроенной силой.

Конец 1955 года ознаменовался тем, что бывший недолгое время тестем отца Алексея Ридигера протоиерей Георгий Алексеев в Троице-Сергиевой лавре принял монашеский постриг под именем Иоанна. Вскоре он был возведён в сан архимандрита, а 25 декабря в Патриаршем Богоявленском соборе в Москве рукоположен во епископа Таллинского и Эстонского. Чин хиротонии совершили Святейший Патриарх Алексий I, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), архиепископ Алеутский и Северо-Американский Борис (Вик) и епископ Лужский, викарий Ленинградской митрополии Роман (Танг). Отныне он становился для отца Алексея епархиальным владыкой. В некоторых статьях говорится, что развод разрушил добрые отношения между семействами Алексеевых и Ридигеров, но, как увидим, в дальнейшем владыка Иоанн не только поддерживал во всём своего бывшего зятя, но и готовил его на своё место на таллинской кафедре. Какое ж тут недоброжелательство!

Из событий жизни священника Алексея Ридигера в 1956 году нельзя не отметить потерю любимой бабушки Аглаиды Юльевны, матери отца Михаила. С ней было связано всё детство, это была очень добрая, светлая женщина, всегда старавшаяся никому не мешать, несшая все приметы старинного воспитания. Когда с ней на восемьдесят шестом году жизни случился инфаркт и люди приходили навестить её, бабушка Аглаида робко извинялась:
- Простите, что не могу встать вам навстречу!

Двоюродная сестра Святейшего Елена Фёдоровна Гизетти (в замужестве Камзол), та самая, с которой он когда-то играл в храм и не пускал в свой игрушечный алтарь, оставила воспоминания о бабушке: «Наша бабушка Аглаида Юльевна родилась в 1870 году в Уфе, отец ее был военный, инженер путей сообщения. Он был немец, лютеранин, а мама - православная, глубоко верующая. Из-за службы отца они довольно много разъезжали по стране, жили и в Петербурге. Как раз в то время в их доме бывал отец Иоанн Кронштадтский. В один из таких визитов, угостив батюшку чаем, попросили благословить детей - то есть мою бабушку, тогда совсем ещё маленькую, и её старшего брата. Их мама надеялась, что отец Иоанн особое внимание уделит сыну, которого она очень любила. А он, когда девочка подошла, усадил ее к себе на колени и говорит: «Попей-ка чаю из моего стакана. Попей-попей…» И после её благословил. И мама даже немного расстроилась, что не сыну, а дочке было оказано такое внимание. А бабушка на всю жизнь запомнила этот случай, и фотография отца Иоанна Кронштадтского всегда стояла у неё в комнате… Бабушка была удивительным человеком, я её любила больше всех - она была для меня чем-то особенным. Умная, добрая. Она вообще была умница, окончила гимназию с золотой медалью, знала языки - французский, немецкий, немного итальянский. Эстонский освоить не смогла - они ведь в 19-м году сюда приехали. В магазинах переходила на немецкий».

Когда тело покойнойпринесли в храм для отпевания и поставили в приделе, пришли двое молодожёнов и обратились к отцу Михаилу с просьбой их обвенчать. Отец Михаил, скорбевший о смерти матери, молча указал им на гроб, мол, захотите ли вы венчаться в присутствии мёртвого человека, на что те дали поразительный ответ:
- Да ведь это Аглаида Юльевна! Разве она может нам помешать?

И он совершил таинство венчания в присутствии своей покойной матушки. Вот уж поистине, как сказано у Пушкина: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть»!..

В феврале 1956 года состоялся исторический ХХ съезд КПСС, взявший решительный курс на развенчание культа личности Сталина. Понимая, что сталинисты будут отчаянно сопротивляться и мстить, Хрущёв в качестве одного из главных громоотводов выбрал Православную Церковь, развернув против неё мощное наступление. Вспоминая те времена, Святейший говорил о Хрущёве: «С этим человеком в истории Русской Православной Церкви связан очередной и, пожалуй, самый резкий в последнее время виток гонений и всяческих притеснений. Полагаю, что причины, побудившие возобновить в 1958 году активную антирелигиозную политику, кроются в желании первого секретаря ЦК КПСС нейтрализовать накал ненависти к нему самому в партийно-номенклатурных кругах после развенчания культа личности Иосифа Сталина на ХХ съезде КПСС. Хрущёву срочно потребовалось наиболее наглядным образом продемонстрировать сподвижникам свою приверженность делу Ленина, преследовавшего Русскую Православную Церковь с первых дней захвата власти в России большевиками…»

В 1957 году Хрущёв наконец взял в свои руки всю полноту власти, избавившись от своих главных соперников - Маленкова и Молотова, изгнанных из состава ЦК.  При этом Молотов при антипатии к Церкви высказывался тем не менее о её полезности, а Маленков втайне был христианином и в дальнейшем окончит свои дни церковным чтецом. Отныне и в высшем руководстве страны не осталось людей, способных сдерживать хрущёвский антихристианский раж. «Что тут началось! Центральная, а вслед за ней республиканская и местная государственная власть, нередко вопреки советскому законодательству, а также многим международным соглашениям по правам человека, обрушились на церковные приходы, добиваясь под любым предлогом их самороспуска. Это вело к закрытию храмов, молитвенных домов, общин. Особое внимание уделялось кафедральным соборам, которых и без того было мало…» - вспоминал Святейший.

27 февраля 1957 года один из двух его самых близких друзей молодости отец Вячеслав Якобс был арестован УКГБ Вологодской области за «антисоветскую агитацию». Его обвиняли в том, что он хранил книги религиозного содержания и проводил беседы с верующими, благодаря которым прихожане ещё больше укреплялись в вере. Это всё равно как если бы врача обвинили в том, что он держал у себя медицинскую литературу и продолжал лечить своих пациентов! В мае Вологодский областной суд приговорил отца Вячеслава к десяти годам лишения свободы по всем известной 58-й статье, пункт 10: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания». Даже в уголовном кодексе утверждалось, что вера в Господа Бога ведёт к подрыву и ослаблению большевистского режима! И вот вам ваша любезная «хрущёвская оттепель»: уже после того, как сталинские времена осуждены за то, что по 58-й статье сотни тысяч граждан отправлялись в лагеря, отец Вячеслав всё по той же 58-й отправляется в мордовский Дубравлаг!..
Гонения на Церковь нарастали как снежный ком. Уже не только к архиереям, но и к рядовым священникам стали подкатывать «люди в штатском», требовали сотрудничать с ними, писать доносы на своих собратьев во Христе, а в случае отказа угрожали расправой.

Как это происходило? Священника вызывали для беседы, обычно в райисполком, там оставляли с глазу на глаз с человеком, который и начинал вербовать. «Нет желания? Ну что ж, скоро о вас появится статеечка в газете, где будет сказано, что вы имеете доходы в три раза больше, чем обычные советские граждане. Хотите потерять паству?» Особо стойкие батюшки отвечали: «Верные мне прихожане не поверят и останутся при мне. А остальных и потерять не так жалко. А арестуете и посадите - мне только в радость пострадать за веру Христову!»

Могло быть и по-другому. Батюшка решал пойти на хитрость: «Я не враг существующего строя и очень люблю свою Родину. Ложных доносов от меня не дождётесь, но если я встречу человека, отрыто враждебного нашей стране, обещаю немедленно поставить вас в известность». «Именно этого мы от вас и хотели!» - радостно улыбался «человек в штатском», приходил в свой кабинет с магнитофонной записью, сделанной тайно, и писал в отчёте, что завербовал такого-то и такого-то, получив от него согласие на сотрудничество. И своему якобы агенту придумывал агентурное прозвище. Вероятнее всего, что именно по такой схеме 28 февраля 1958 года в архивах КГБ появилось прозвище священника Алексея Ридигера «Дроздов»: «Агент “Дроздов”, 1929 года рождения, священник православной церкви, с высшим образованием, кандидат богословия, в совершенстве владеет русским, эстонским и слабо немецким языками. Завербован 28 февраля 1958 года на патриотических чувствах для выявления и разработки антисоветского элемента из числа православного духовенства, среди которых он имеет связи, представляющие для органов КГБ оперативный интерес». («Отчёт об агентурно-оперативной работе КГБ при Совете министров Эстонской ССР за 1958 год», архив 5-го отд. КГБ ЭССР.)

Забегая вперёд, сразу нужно отметить, что в тех же архивах никому из недоброжелателей Святейшего при всех стараниях не удалось разыскать ни одного доноса или донесения, написанного лично агентом Дроздовым. Есть записи типа: «К выполнению наших заданий относится с желанием и уже представил ряд заслуживающих внимания материалов…», где-то что-то подтвердил, о ком-то что-то сообщил, по такому-то поводу кивнул… Но настоящие агенты давали признания и донесения, написанные собственноручно, как мы уже видели в случае с Осиповым и Парийским, там чёрным по белому писалось: уполномоченному такому-то от доносителя такого-то. Так что единственное, в чём можно обвинить Святейшего, что он не кричал: «Отойдите от меня! Я не желаю с вами иметь дело! Руки прочь!»

Студенты духовных семинарий автоматически попадали под колпак блюстителей спокойствия страны. Когда они становились слушателями академии, градус внимания к ним повышался, а когда они оканчивали высшее духовное учебное заведение и принимали священнический сан, то попадали уже в сферу неусыпного внимания. Занимая высокие должности в церковной иерархии, лица духовного звания и вовсе начинали привлекаться к сотрудничеству. Одни, подобно Осипову и Парийскому, становились доносчиками, но в основном святые отцы старались как-то, идя на компромиссы, не идти против совести. Это в их повседневных делах являлось, наверное, самой трудной работой.

Покуда жива была советская власть, зубоскалам нравилось, перемигиваясь, усмехаться: «Знаем, знаем мы этих попов! У них у всех под рясами погоны!» Никаких погон, разумеется, не было и в помине. В худшем случае люди, далеко заходившие в своих компромиссах, становились активными осведомителями, в страхе потерять должности, а то и свободу. Но чаще всего они соглашались сообщать о случаях откровенно враждебного отношения к стране, соглашались время от времени беседовать с представителями органов.

В восьмидесятых годах у автора этой книги тоже было несколько таких незапланированных лично встреч. Он увлечённо рассказывал людям, отвечающим за безопасность страны, о современном литературном процессе, о том, чем журнал «Москва» отличается от журнала «Огонёк», а Владимир Крупин - от Виталия Коротича; его спрашивали, зачем он ходит в церковь, и он подробно говорил о Православии; интересовались, зачем изучает иностранные языки, и он говорил, что работает над диссертацией о Карамзине, а когда читаешь рукописи XIX века, там много кусков, написанных по-французски и по-немецки. С ним разговаривали вежливо, обходительно, с уважением. И он тоже обещал, что если увидит настоящего врага своего Отечества, то сразу же даст нужный сигнал. Можно предположить, что после таких бесед и у него там в секретных архивах появилось какое-нибудь красивое агентурное прозвище, допустим, «Карамзин».

Вообще же сотрудничество с органами может быть разным, и непонятно, почему «агент КГБ» заведомо становится компроматом. Англичане ничуть не смущаются тем, что прекрасный прозаик Уильям Сомерсет Моэм являлся агентом английской разведки. Просто в сталинские времена человек, сотрудничающий с органами, чаще всего становился виновником арестов неповинных людей, и это действительно накладывало на него иудину печать. Во второй половине ХХ века виновником безвинных арестов становился только заведомый негодяй, желающий через сотрудничество с органами свести с кем-то счёты. А человек, по каким-то причинам оказавшийся «под колпаком у Мюллера», не желая того, старался выкручиваться, чтобы и не показаться врагом, и не навредить кому бы то ни было.

Пожалуй, на этом можно и закончить тему. Больше «агенту Карамзину» особо и нечего сказать об «агенте Дроздове». Вернёмся к отцу Алексею и хрущёвской безбожной десятилетке.

«Чтобы уничтожить широко распространенную и, несмотря на гонения, сохранившуюся в народе традицию крещения детей, установили обязательную регистрацию паспортов родителей: сведения о состоявшихся крещениях детей непременно должны были сообщаться по месту работы родителей. Подчас это влекло за собой серьёзные последствия, вплоть до увольнений осмелившихся на этот, с точки зрения властей, антисоветский шаг. Власти запрещали причащение детей, не допускали их на богослужения в храмы», - вспоминал о тех временах Святейший уже в начале XXI века.

Ещё одним из пунктов программы борьбы с Церковью стал подоходный налог - на церковнослужителей его наложили точно такой же, как на частных предпринимателей, 60 процентов ежемесячного дохода! Зарплата священника до денежной реформы 1961 года составляла примерно 700 рублей в месяц, что соответствовало средней зарплате рядового советского гражданина. Вот только средний гражданин после удержания налога на руки получал 600 рублей, а священник, получив свои 700, должен был сам отнести в налоговый орган 400 рублей, оставив себе 300. А это уже обеспечивало ему бедность, граничащую с нищенством. Если священник одинокий, как отец Алексий Ридигер, как-то ещё можно сводить концы с концами, а если у него семья, дети? Люди, бывшие в те годы простыми батюшками, вспоминают, как могли только раз в неделю побаловать своих детишек, выдав в воскресенье, в честь праздничного денька, по одной конфетке! Месяцами нужно было откладывать, чтобы купить машину - игрушечную для сыночка к Дню ангела. Их семьи не голодали, нет, но могли себе позволить лишь самое скудное пропитание. В лоне Церкви оставались только самые стойкие приверженцы правды Христовой, настоящие христиане, служащие Богу не ради благ, которые приносит паства, а ради светлой и чистой веры.

В мае 1958 года Патриарх Алексий добился аудиенции у теперь уже всевластного Никиты Сергеевича. Неожиданно Хрущёв вёл себя прилично, не матерился, не сморкался и вообще никак не проявлял своей ненависти к «долгополым». Однако вежливость оказалась единственным, что он позволил себе в отношении Церкви, все просьбы Патриарха - об открытии храмов, о передаче Патриархии одной из типографий, о прекращении разнузданной антирелигиозной кампании и прочие - руководитель советского государства отклонил.

А за спиной у той майской встречи аппарат ЦК КПСС уже завершал подготовку специального постановления по усилению атеистической пропаганды, которая должна была выйти на новый виток «наступательности» и «разоблачительности».

Александр Юрьевич СЕГЕНЬ
(Продолжение следует.)