Молчание бога. Гарпократ — бог молчания по недоразумению
Гарпократ — древнегреческое название египетского бога. В древней Греции и Древнем Риме его называли богом молчания из-за неверного истолкования его статуй и изображений. Удивительно, но даже после того, как исследователи нашли ошибку древних египтян, Гарпократа называют богом молчания и сегодня, подписывая статуи в музеях, книгах и учебниках по истории древнего мира.
Всё началось с того, что древние греки наткнулись на интересую статую бога-младенца с пальцем во рту, который находился рядом со своей матерью Исидой. В Греции и Риме не знали того, что в Египте именно так — с пальцем во рту — принято изображать детей. Можно сказать, что это древнеегипетский символизм, когда через символы, позы и знаки передавался смысл того или иного изображения. Не зная об истинной природе происхождения данной статуи и данного божества, они назвали его Гарпократом — богом молчания. Соответственно, по мнению греков и римлян, данный бог покровительствовал неразговорчивым людям, секретам, тайнам и так далее.
В ходе исследований древнеегипетской мифологии было выяснено, что Гарпократ вовсе не Гарпократ и уж тем более не бог молчания. Гарпократом оказался Хор или Гор — сын богини Исиды, рядом с которой он часто изображался. В качестве небольшого отступления, стоит отметить, что Исида — одна из высших богинь в Египте, считалась богиней женственности, материнства, покровительницей рожаниц, женщин и плодородия. В Древней Греции Исиде соответствует Деметра, в римской мифологии — Церера, в славянской мифологии — . Первые исследователи также допустили ошибку, посчитав, что Хор изображается ребёнком по причине того, что является богом восходящего (молодого) Солнца. Однако затем, в ходе исследования мифов о Хоре, который считался воплощением Солнца, покровителем царственности, а фараоны считались живым воплощением Гора, стало понятно, что в виде ребёнка египтяне изображали своего бога только с целью указать на его место в «пантеоне» или показать, что он является сыном главной богини — Исиды. Стоит также отметить, что изображения Хора-Гора были не только в виде ребёнка, но и в виде взрослого божества.
Хора можно сравнить со славянским — богом Солнца. Также наблюдается сходство между Хором и германо-скандинавским богом Одином. Здесь мы можем увидеть момент разделения разных культур в плане мифологии, однако сохранение некоторых основных моментов или структуры мифологии. Если между Хором/Гором и Хорсом существует схожесть в плане самих имён, а также в их отождествлении с Солнцем, то между Хором и Одином схожесть наблюдается в другом аспекте.
Дело в том, что в поздней германо-скандинавской мифологии образ Одина изменил своё изначальное «предназначение». В поздние языческие времена мы совсем не видим его покровительства Солнцу. За ним осталась только роль верховного бога, предводителя асов, хозяина Вальхаллы. А вот образ одноглазого (!) Одина как раз говорит нам о том, что в древности он был не просто главенствующим богом, но богом Солнца. Именно одноглазыми представляются боги Солнца в некоторых древнейших верованиях, по примеру того, что Солнце (божественный глаз, который следит за всем происходящим на земле) на небе одно. Именно так — с одним глазом — изображался и Хор.
В древнеегипетской мифологии говорится, что бог солнца Хор отдал одно око своему отцу Осирису, чтобы оживить его. По этой причине египтяне наносили на гробницы, саркофаги и мумии глаз Хора (или Осириса, так как впоследствии он стал принадлежать ему), как символ возрождения, а на дворцах, строениях живых людей и на самих людях, как символ другого глаза — солнца-защитника, солнца-подателя, солнца-верховного бога.
В египетской и славянской обережной и амулетной практиках есть интересная схожесть, намекающая на единую природу, которая затем изменилась под воздействием среды обитания. Помимо того, что Солнце у славян изображалось в виде коловрата и крестов, а у египтян в виде глаза Хора, ещё одним символом Солнца была его «движущая сила»: у славян — изображения коней и уточек, которые везут Солнце, а у египтян — изображение жука скоробея, который катит Солнце.
Изображения Гарпократа и Хора (Гора)
Спасительное молчание Христа
Пророк Исайя за 700 лет вперед пророчествовал о молчании страдальца-Христа: «Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис.53:7).
Евангелист Марк сообщает об исполнении этого пророчества: «Тогда первосвященник стал посреди и спросил Иисуса: что Ты ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют? Но Он молчал и не отвечал ничего. Опять первосвященник спросил Его и сказал Ему: Ты ли Христос, Сын Благословенного?» (Мар.14:60-61).
Молчание было необычным для Спасителя, ведь Он всегда был словоохотлив и общителен. Он не отказал в беседе Никодиму, хотя тот пришел поговорить в неудобное время – ночью. Меня всегда удивляло, что Он уделял внимание даже врагам, стремившимся опорочить Его репутацию.
Христу не было равных в проповеди. Однажды первосвященники послали слуг арестовать Христа, но те вернулись ни с чем — такого проповедника взять они не посмели: «никогда человек не говорил так, как Этот Человек!» (Иоанн. 7,46). Воистину прав псалмопевец, пророчествуя о Господе: «Ты прекраснее сынов человеческих; благодать излилась из уст Твоих; посему благословил Тебя Бог на веки» (Пс.44:3).
Что же случилось с Господом, если в самый ответственный момент жизни, когда нужно защищаться, Он молчит? Неужели Ему было не о чем сказать? Разве не стоило бы заявить о недопустимости нарушений прав человека, когда Его оскорбляли, в Него плевали, и безжалостно били? Разве не нужно было обличить религиозных святош в попрании Божьего закона? Разве был не подходящий момент намекнуть врагам о страшном наказании, приготовленном им на том свете?
Христос же молчал.
«Великий яд для сердца – молчание», — говорил великий французский филолог Петр Буаст. Неужели Христос вредил себе? Неужели молчанием он выражал презрение, которое заслужили лицемеры фарисеи? Или молчание Христа «холодное, но ужасно суровое» было к устыжению противников?.. Нет, не мог любящий Иисус вредить себе, презирать людей, стыдить их! Не за этим Он пришел в наш мир. У Него были иные, божественные причины молчания.
1. Молчание Христа свидетельствовало о принятии Им нашей вины на Себя.
Очень часто виновный человек молчит. «Когда я молчал, обветшали кости мои от вседневного стенания моего» (Пс.31:3), — свидетельствовал Давид. Он согрешил, и, подавленный чувством вины, не мог разговаривать с Богом.
То же самое произошло с учениками Иисуса Христа: «Пришел в Капернаум; и когда был в доме, спросил их: о чем дорогою вы рассуждали между собою? Они молчали; потому что дорогою рассуждали между собою, кто больше» (Мар.9:33,34).Апостолы специально отстали от Иисуса, чтобы выяснить между собой вопрос о главенстве. Они не понимали тогда, что для Христа не существует таких категорий, как «вдали» или «близи». Все обнажено пред очами Его, как день. Все, что мы говорим, — говорим в Его уши, все, что мы делаем, — делаем перед Его очами. Ученикам стало стыдно признаться, о чем они говорили, пред святостью и самоотверженностью Сына Божьего. Они ничем не могли оправдать свою вину…Поэтому они молчали.
Какое отношение все это имеет к причине молчания Христа?
А вот какое: Его молчание также свидетельствует о неоправданной вине. Только это была наша вина, принятая Иисусом на Себя. «Господь возложил на Него грехи всех нас» (Ис.53:6).
Вы спросите: неужели можно взять на себя вину другого человека? Можно! В обряде жертвоприношений за грех люди возлагали руки на жертвенное животное, чтобы таким образом переложить свою вину на него. Но более всего мне нравится следующий случай. Воины Давида охраняли стада богатого человека Навала. Однажды Давид послал слуг своих попросить провианта у Навала, но тот зло обругал их. Это стало известно Давиду, и он решил отомстить Навалу. Авигею, жену Навала, известили о неприятном происшествии и она, собрав провиант, выехала навстречу войску Давида. «Когда Авигея увидела Давида, то поспешила сойти с осла и пала пред Давидом на лице свое и поклонилась до земли; и пала к ногам его и сказала: на мне грех, господин мой; позволь рабе твоей говорить в уши твои и послушай слов рабы твоей. Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала; ибо каково имя его, таков и он. Навал — имя его, и безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела слуг господина моего, которых ты присылал. И ныне, господин мой, жив Господь и жива душа твоя, Господь не попустит тебе идти на пролитие крови и удержит руку твою от мщения, и ныне да будут, как Навал, враги твои и злоумышляющие против господина моего. Вот эти дары, которые принесла раба твоя господину моему, чтобы дать их отрокам, служащим господину моему. Прости вину рабы твоей; Господь непременно устроит господину моему дом твердый, ибо войны Господа ведет господин мой, и зло не найдется в тебе во всю жизнь твою » (1Цар.25:23-28).
Кем была Авигея для глупого Навала, тем стал для нас Христос. Если Авигея смогла взять на себя вину своего мужа, тем более может Христос! Он знал, как много мы оскорбляли святость Бога нашими словами и делами. Он знал, что нас следует предать справедливому суду. Однако Он встает между Богом и нами и говорит: «на мне грех этих людей! Я виноват! Я буду нести за них ответ!»
Многие людей живут день и ночь под гнетом реальной или мнимой вины из-за вспыльчивого характера, бранных слов, плохих привычек, лени, похоти, аборта, развода и т.д. Многие пытаются полечиться у психотерапевтов или добрыми делами загладить вину. Некоторые обращаются к религии, как последнему средству. Однако все это неверные способы решения проблемы. Нужно не искупать свою вину, но принести ее к Искупителю, Который 2000 лет назад сказал «Пусть на Мне будет их грех! Пусть Я буду за всех виноват!» Для этого Он был безмолвен!
Дорогой друг! Что ты делаешь со своей виной? Пытаешься справиться с ее укорами сам? Или обращаешься ко Христу? Вина отступает, когда мы с верой смотрим на Христа и видим нашу вину, возложенную Богом на Него. Вина отступает, как только мы покаемся и предадим себя Христу на служение. После этого нам остается только благодарить Его за столь великую милость к нам и наслаждаться покоем… Я думаю, призвав придти к Себе труждающихся и обремененных (Мф. 11:28), Господь имел в виду не физически уставших людей, но уставших нести бремя вины.
Дорогой друг! Оценил ли ты Любовь Христа, проявленную в принятии твоей вины на Себя? благодарил ли ты Христа за это? Если принятием вины мужа Авигея извлекала для себя выгоду, то принимая твою вину на себя Христос извлекал из этого только твою выгоду. Он сделал это из любви к тебе! Помни об этом!
2. Безмолвие Христа означало Его покорность суровому Божьему решению
Библия повествует о страшной трагедии, случившейся с сыновьями первосвященника Аарона. Сыновья были любимчиками Аарона. Ведь они были призваны Богом к священническому служению. Глядя на них, отец радовался и благодарил Бога: «Господи! Слава Тебе, что мои дети не связаны мирскими делами, вроде торговли или скотоводства. Они посвящены Тебе на служение, они предстоят за Твой народ Израиля! Лучшей судьбы для них я бы не придумал!»
Если бы ваши дети занимали посты первых лиц в священной иерархии служителей, вы бы, наверное, так же радовались об этом. Но это не все!
Особым событием было приглашение сыновьям Аарона и семидесяти старейшинам Израиля на гору Синай на торжественный Обед с Богом. Это случилось всего однажды в истории человечества: «и видели Бога Израилева; и под ногами Его нечто подобное работе из чистого сапфира и, как самое небо, ясное. И Он не простер руки Своей на избранных из сынов Израилевых: они видели Бога, и ели и пили» (Исх.24:10-11). Разве это не великая честь быть среди званных на обед с Создателем? Такой привилегии удостоились всего 74 человека из трех миллионов израильтян!
И вот после этих благословенных событий «…Надав и Авиуд, сыны Аароновы, взяли каждый свою кадильницу, и положили в них огня, и вложили в него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, которого Он не велел им» (Лев.10:1-6). Нам ничего неизвестно о том, что за чуждый огонь принесли сыновья Аарона. Возможно, они изменили на свой вкус рецептуру благовонного курения, заповеданную Богом: «мы люди особо приближенные к Богу, и нам такое позволено!»
Грех сыновей Аарона многократно повторился в жизни некоторых служителей. Одни пастор, из-за греха утративший служение, писал, что началом его падения было убеждение, что ему, как духовному человеку, позволено больше свободы, чем немощным собратьям. Что он может ближе подойти к краю, чем простые смертные. Диавол — мастер маскировать свои сети под ногами служителей Божьих. Деньги, женщины, гордость, ереси – вот из каких нитей связаны эти сети.
Нечто подобное произошло и с сыновьями Аарона. Они внесли чуждый огонь во святилище и внезапно «…вышел огонь от Господа и сжег их, и умерли они пред лицем Господним. И сказал Моисей Аарону: вот о чем говорил Господь, когда сказал: в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь». Бог показал, что Он нелицеприятен, а к тем, кому Он оказывает какую либо честь, Он требователен вдвойне. Никому не позволяется даже самым ничтожным образом оскорблять Божию святость
Какими бы вы не обладали привилегиями пред Богом, какие бы глубокие благословения не переживали, если вы преступаете Божьи правила, Бог не оставит это без последствий.
Как горько было отцу видеть бездыханные тела своих сыновей! Если бы они умерли как мученики за веру, это могло в какой-то мере утешить отца, однако они умерли как преступники пред Богом! «Аарон молчал» , - говорит Писание. Аарон не посмел спорить с Богом. Не посмел сказать «О, как жестоко Ты обошелся с моими мальчиками! Сразу смертью наказал их, а не болезнью!» Он понимал, что наказание тяжело, но справедливо, и его молчание было знаком согласия с суровым приговором Бога.
Молчание Христа также говорило об Его согласии с суровым приговором Бога: «раз Ты, Мой Сын возлюбленный, взял вину грешного человечества на Себя, Ты будешь наказан за неё физически. Твои руки и ноги пронзят гвоздями, Ты будешь изнывать от телесных мук под жарким солнцем. Твою голову стиснет терновый венец, и боли будут разрывать ее на части. Ты будешь задыхаться от удушья и страдать от нестерпимой жажды. Тебе в пищу дадут желчь и в жажде Тебя напоят уксусом.
Поскольку Ты взял на себя грех людей, Ты будешь страдать душой от их злословия и поношений. Тебя распнут среди разбойников, и ничего не останется от Твоей былой славы. В глазах толпы Ты будешь злодеем.
Твоя душа испытает муки ада и будет отвергнута Мною, как будто Ты никогда не был Моим возлюбленным Сыном. Ты будешь без милосердия наказан за миллиарды и миллиарды грехов, будто их совершал Ты!».
И вот на этот суровый приговор Христос отвечает молчаливым согласием. «Как овца Он был веден на заклание и агнец пред стригущими, так Он не отверзал уст Своих». Святость Бога проявила всю свою силу в наказании Христа.
Дорогие друзья! Мы благодарим Иисуса Христа за многие дела, но благодарили ли мы Его за молчание? Молчаливые страдания – самые тяжкие страдания. И нужно обладать огромной силой, чтобы молчать. Молчать, когда одним словом или взглядом можешь превратить в соляной столп обидчика. Молчать, когда по одному только слову легионы ангелов могли бы придти очистить землю от всех врагов! Христос молчал, чтобы мы могли просить Бога о милости!
Не казните себя без меры за свершенный грех, но, осудив его, принесите к Тому, Кто за него претерпел казнь. И возьмите за правило соглашаться с трудными для вас Божьими решениями, даже если вы не понимаете их справедливости.
Люди склонны поучать Господа, протестовать против Его решений. В 1999 году журнал «Менора» сообщал:
«Необычное объявление в газетах заставило израильское население обратить внимание на ортодоксального еврея Меира Баранеса, планирующего провести перед Стеной плача демонстрацию против Бога. «Господь мира, что Ты имеешь против евреев? Ты, святой Бог, должен вернуться к вере. Это наглость, что Ты до сих пор не избавил нас. После 2000 лет жизни в диаспоре и после уничтожения шести миллионов евреев в Холокосте мы требуем от Тебя, чтобы Ты сейчас же послал нам Мессию, прежде чем мы начнем демонстрацию против Тебя перед Стеной плача». Бывший хасид и последователь любавического равви, несмотря на резкую критику со стороны ортодоксальных евреев и раввината, полон решимости организовать демонстрацию против Бога».
Конечно, далеко не все дойдут до столь дерзостного несогласия с Богом. Но многие христиане тихо ропщут на промысел Бога, вместо того, чтобы согласиться с ним! Я посетил больную сестру, уже пожилую женщину. Она попросила помолиться о том, чтобы Господь сделал одно из двух: либо исцелил, либо забрал ее к Себе. «А ведь есть и третье, кроме того, чтобы выздороветь, либо уйти в небо, — сказал я, — поболеть. Пусть Господь решит, что лучше».
Через день я снова заглянул к ней, и она сказал мне, что очень обиделась на «третье — поболеть». Такое суровое решение для нее было неприемлемо. Я напомнил сестре, что болезни – часть нашей земной истории. Елисей болел ногами, епископ Тимофей мучился частыми недугами желудка, Трофим был оставлен апостолом Павлом больным в Мелите, Епафродит также весьма тяжело болел. Да, мы имеем право просить Господа «или-или», но если Его решение будет иным, нужно принять его как справедливое.
3. Молчание Христа свидетельствовало об Его непорочной природе.
В Ветхом Завете предписывалось приносить в жертву за грех однолетнего агнца без порока. Запрещалось приносить в жертву украденное, хромое и больное животное. Бог принимал только совершенное жертвоприношение не только потому, что самое лучшее должно отдаваться Ему, но и потому что все жертвоприношения Ветхого Завета указывали на Христа. А искажать прообразы Христа было недопустимо.
Иоанн Креститель указывал на Христа: «…вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира». Только совершенный и непорочный Христос может быть нашим искупителем. Бог мог бы сделать козлом отпущения Ирода, но эта жертва не могла быть приятной Богу, поскольку Ирод был крайне порочным. Только совершенный Христос мог умереть за наш грех, Он один достоин нашей любви и признания.
Если вы дорожите Его подвигом, вы будете непрестанно раскаиваться в своих грехах, ибо ради вашего освящения Христос претерпел муки. Если вы дорожите Его подвигом, вы будете стараться возгревать в себе огонек ревности в служении Ему. Если вы дорожите Его подвигом, вы будете взирать на Него, как на пример для подражания.
Апостол Петр делает важный вывод из факта молчания Христа – Христос оставил нам пример, «чтобы мы шли по следам Его» (1 Петра 2:21). В старой евангельской песне поется: «Взор любовью горел, озаряя врагов, сердце нежно обнять всех стремилось»… Близок ли нам, этот пример?
Не только Христос, но и греховный мир считает христиан за жертвенных овец: «За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, [обреченных] на заклание» (Рим.8:36). Но проявляем ли мы характер Божьих овец? Мне думается, при столкновении с несправедливостью и злом некоторые ведут себя не как овцы, а как свиньи, с визгом и возмущением.
Апостол Павел обращает наше внимание на проявление овечьего характера в детях Божьих: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас» (Еф.4:31,32).
Мы призваны подчиниться любому Божьему решению, как овцы подчиняются пастырю. Решение Бога не может быть плохим, но может быть трудноисполнимым. Бог может решить не позволить тебе в настоящее время создать семью, согласись с Богом! Бог может не исцелить твою болезнь,… согласись с Богом! Бог может не улучшить твоего материального положения,… покорись Богу! Покорившись Богу, ты в большей степени уподобишься Христу, чем споря и не соглашаясь.
Молчание Христа… Как много оно говорит!
Виктор Семенович Рягузов г. Самара
Время Господу действовать: закон Твой разорили (Пс. 118: 126)
«Время Господу действовать» может означать, что пришло время сделать нам что-нибудь для Господа . Правильным толкованием, однако, является такое: «Время действовать и Тебе, Господи» . Человеческий опыт подтверждает это: как псалмы Давидовы, так и наша повседневная жизнь говорят о том, что всякий человек в своей жизни на опыте постигает великую тайну — тайну молчания Божия .
Часто нам кажется, что Бог молчит. А еще точнее — что Бог отсутствует. Часто мы ищем Бога и хотим, чтобы Он сделал что-нибудь, но Он не делает ничего и позволяет событиям развиваться так, как они развиваются, а это развитие может быть для нас драматичным, трагичным, нас может душить несправедливость, скорбь, но, несмотря на это, Бог молчит . Он не вмешивается и ничего не делает.
Естественно, в человеке закипает протест, он как бы хочет сказать Богу: «Почему Ты не делаешь ничего?! Почему Ты не действуешь?! Почему не вмешиваешься и не останавливаешь это, всю эту несправедливость , ведь Ты видишь ее и она против Твоего закона?» Однако Бог молчит.
Бог всегда действовал так. Бог вершил Свои дела в молчании . Он являлся в мире, но в то же время словно отсутствует в том, что происходит в этом мире, и не только в личной жизни человека, но даже в жизни Церкви.
Когда мы читаем жития святых и особенно мучеников первых веков христианства (да и нашего времени), мы видим вот что. Были такие христиане, которых преследовали, которые мученически страдали и кровью заплатили за свою веру во Христа. Были периоды, когда казалось, что Церковь вот-вот рухнет, что враги Церкви достигли апогея своей мощи, силы и славы, а Церковь падает до самого нижнего предела бессилия и унижения. Кто-нибудь сказал бы: «Почему же Бог не вмешивается, почему еретики торжествуют? Почему при врагах Церкви дела идут хорошо, а при нас ничего хорошего нет и вместо благ мы катимся ко всё худшему и худшему?» Потому, думаю, что нас, посланников, Бог поставил последними, как бы приговоренными к смерти, ибо мы сделались позорищем для мира — для ангелов и человеков . Последними людьми, самыми униженными оказались мы, апостолы.
Бог так действует в нашей жизни. Почему? Потому что Он хочет изменить образ нашего мышления, хочет, чтобы в нас включилось покаяние , изменение ума и самого образа нашего мышления, чтобы мы отошли от мирского образа мыслей и вошли в Божий образ мыслей, который есть жертва, любовь и кеносис за другого человека.
Подумайте и увидите, что Сам Господь в Своей земной жизни поступал так, когда был пойман, предан в руки людей и уничижил Себя самым унизительным образом. Тогда святой апостол Петр, руководствующийся человеческими критериями, хотел отрезать ухо слуге, чтобы проявить доблесть и исполнить свою волю, но Христос укорил его и сказал:
— Постой, ты что, думаешь, что Я не могу защитить Себя? Если захочу, Я защищу Себя и могу представить здесь 12 тысяч ангелов, чтобы они защитили Меня , но Я не хочу этого и не нуждаюсь в человеческой защите. Я добровольно предаю Себя на смерть, не противясь происходящему.
Естественно, подобное происходит в жизни каждого из нас, всех без исключения, тогда в душе действительно рождается такое чувство, что Бог больше не может молчать: «Боже, сделай же наконец что-нибудь! Восстань, пробудись!»
У нас на Кипре многие думают, что богослужение в Великую субботу утром — это и есть Воскресение, когда мы поем: «Воскресни, Господи, суди земли» . Но это не значит, что Христос воскрес тогда, это просто молитва Церкви, в которой мы молим Бога воскреснуть: «Восстань, воскресни наконец, не будь столь безмолвен, унижен, сокрыт во Гробе». Это человеческое ожидание, наше желание того, чтобы что-то произошло. И хорошо, что мы не боги. Ведь если бы мы были богами, мы за пару минут перевернули бы весь мир с ног на голову ! Мы осудили бы всех и посадили на скамью подсудимых — по-человечески!..
Вспоминаю, как однажды, когда я был молодым диаконом, произошло нечто, и я реагировал подобным образом:
— Ну, что это такое?! Этот человек должен быть наказан, его надо поставить на место, пусть он понесет такое-то наказание!
Старец, естественно, слушал меня, качал головой и ничего не говорил. А я сказал что-то из тех обычных слов, которые мы говорим, когда нас переполняет чувство несправедливости.
На другой день во время литургии читали Евангелие, в котором повествуется, как однажды Христа изгнали из одного города, и Он ушел, а ученики сказали Ему:
— Учитель, хочешь, мы помолимся, чтобы огонь сошел с неба и сжег их? Ведь они Тебя гонят!
Они уже совершили к тому времени некоторые чудеса как Христовы апостолы и думали, что поскольку Христос этого не делает, то лучше им самим помолиться, чтобы сошел огонь с неба и сжег жителей того города. Ведь те были грешными и неправедными, а они-то сами были «за справедливость».
И вот «случилось» это евангельское чтение.
Христос ответил им:
— Вы не знаете, какого вы духа! Вы еще не поняли, какого вы духа и какого духа мы. Я пришел не губить души человеческие, но спасать людей .
Как только я прочел Евангелие, старец остановил меня в церкви и сказал:
— Прочитай его еще два-три раза, что понять смысл сначала тебе самому, а затем и другим!
Действительно, это великое дело — изменить способ, которым мы мыслим, отстраниться от мирской справедливости и вступить в Божию справедливость, где Бог действует совсем по-другому, как Отец, желающий спасти всех людей , даже диавола. А мы функционируем как люди, желающие установления своей справедливости:
— Посмотри, он же меня мучает, тиранит, он угрожает моей жизни, хватит уже! Я не выдерживаю, не могу больше, закрой же ему рот! Или схвати его за горло! Ну, хорошо, я не говорю: «Убей его», но уж если он умрет, я не заплачу.
В житии святого апостола Карпа, жившего в Риме и благовествовавшего Евангелие , говорится, что там был некий еретик-обманщик, притворявшийся христианином, и был он таким красноречивым и ловким шарлатаном, что всё время чинил апостолам препятствия, и им не удавалось проповедовать. Христиане хотели сделать что-нибудь духовное, а он шел и всё проваливал, и они, как люди, вознегодовали.
Молясь, святой апостол Карп имел видение в Святом Духе. Он увидел бездну, над которой висел тот еретик, буквально разорявший дело Церкви. Еретик дрожал и весь трясся, а бездна в любой момент готова была его поглотить.
— Ну, — сказал сам себе святой апостол Карп, — в конце же концов! Пусть он упадет туда, чтобы мы наконец вздохнули свободно! Сколько еще он будет терзать нас, он же просто измучил нас!
И как только произнес эти слова, он увидел перед собой распятого Христа, Который сказал ему:
— Посмотри, Я снова готов распяться за этого человека. А тебя, если будешь продолжать в таком же духе, Я отправлю в бездну! Если будешь продолжать думать так и не поймешь, Кто Мой Дух и какой дух должен иметь ты!
Это действительно трудно, но Церковь своим исцеляющим действием совершает это изменение, а более всего совершает его Сам Бог, Который действует, как знает, и в конечном счете это нам помогает. Иногда проходят долгие годы, а Бог вообще не говорит и попускает человеку терзаться, пока тот не изменит свой образ жизни. И нас разрывает это чувство — чтобы Бог в конце концов восстал и прекратил наши терзания.
Передо мной лежит один еще неопубликованный текст. Однажды некая семья поехала к старцу Софронию (Сахарову), этому святому человеку, в Эссекс, в Англию, к этому святогорскому старцу, описавшему жизнь преподобного Силуана Афонского, поистине современного святого. У этих людей была большая проблема с ребенком, у него была врожденная неизлечимая болезнь, и они действительно несли тяжкий жизненный крест. Ребенок этот был у них единственным. Жизнь их была сплошным мучением.
Пошли они к старцу Софронию, заплакали, открыли свою боль и скорбь, попросили сказать им несколько слов, и, помолясь, он с огромным состраданием рассказал им кое-что из своей жизни, что они тут же записали. Показали затем ему записанное, и старец подписал внизу: «Точно так я и говорил».
Он был русским и безупречно говорил по-гречески, на кафаревусе . Это небольшой текст, в нем он рассказывает о собственном жизненном опыте. Я зачитаю его вам, чтобы вы увидели, как драматично переносили святые это молчание Бога в своей жизни; в конечном счете, это и было ключом, помогшим им открыть дверь к святости. Старец сказал им следующее:
«57 лет я ношу рясу, и мне кажется, что я старался не быть нерадивым к моему спасению, с великим страхом и слезами я всегда молил Бога, чтобы Он стал для меня солнцем, чтобы Он простил мне все грехи и не отринул меня от подножия Своих ног.
Я старался, по силе своей, не обидеть никого на земле, и чтобы Бог скорее дал мне мужество служить как можно б о льшим людям, не ожидая от них никакой отдачи — ни материальной, ни духовной, но лишь от Бога чая благодати на прощение грехов. И при всём том за всё это время (более половины века) я не знал ни мира, ни безопасности, но всегда чувствовал рядом с собой какую-нибудь опасность или, по меньшей мере, — неблагоприятное отношение (ко мне)».
Действительно, жизнь этого старца была запечатлена сильным отвержением его со стороны людей, но великими дарованиями со стороны Бога.
«Что бы я ни начинал делать, даже малейшее дело, почти всегда наталкивался на непреодолимые препятствия. Двери мира сего, почти все, были всегда закрыты предо мною».
Представьте себе человека, который 57 лет старается творить Божие дело, а все двери мира сего закрыты для него! Что бы он ни начинал делать, встречал огромные препятствия.
«Я состарился и так и не понял смысла всех этих испытаний — то есть проявление ли они гнева Божия ко мне, грешному, или тут происходит что-то другое? Всё, что я переношу, — препятствия, напасти и т. д., — случается, потому что Бог разгневан на меня из-за того, что я грешен, или что-то другое происходит в моей жизни? Я не мог этого понять. Много раз я молил Бога открыть мне, почему всё всегда идет так, но Бог всегда отвечал мне молчанием».
Этот старец, говоривший с Богом лицом к лицу, как приятель с приятелем, и испытавший такие великие состояния благодати, уникальные и редкие, молил Бога открыть ему, почему в его жизни всё идет так, почему у него столько трудностей и препятствий и всё закрыто для него, но Бог всегда отвечал ему молчанием. Бог никогда ему не отвечал . Поэтому старец сказал этим людям:
«Из всего того, что я сказал вам, вы поймете, что я не в состоянии дать вам объяснение того драматичного испытания, в котором вы находитесь, но всегда буду поминать вас в своих молитвах с любовью и состраданием».
И завершает:
«Нам трудно обвинить Бога и оправдать себя».
То есть это очень трудно — сказать, что Бог виновен или Бог разгневан, что всё в жизни у меня идет наперекосяк, но я сам невиновен . Нелегко нам сказать эти слова, взвалить всю вину на Бога и обезвинить себя.
«Но точно так же нелегко сделать и противоположное, подобно приятелям Иова, возжелавшим стать поборниками правды Божией, забывая о том, через какие страшные мучения проходил Иов».
Но опять же, говорит старец, нам нелегко сказать и: «Вы виновны, а Бог невиновен!» Стать адвокатами Бога и сказать страдающему человеку:
— Ты знаешь, Бог не виноват, это ты виноват и поэтому терпишь всё это!
«Другими словами, есть два положения. Первое: “Я невиновен, а виновен Бог, Который мучает меня и терзает, поскольку разгневан!” И второе: “Я виновен, а Бог невиновен!” Но оба они трудны. В первом случае ты не можешь приписать Богу затруднение, через которое проходишь, а во втором — не можешь приписать его одному себе и, без того страдая, понести на себе еще одно дополнительное бремя, а именно то, что ты причина тому и сам виноват во всём, то есть стать адвокатом Бога»,
— говорит старец Софроний.
И заканчивает он следующими замечательными словами :
«Поэтому Бог молчит, молчим и мы».
Поскольку Бог молчит, то молчим и мы и не можем сделать ничего, как только поминать друг друга в молитве с любовью и состраданием.
Думаю, это очень сильный текст. Все тексты и слова старца Софрония такие сильные. А это слово, которое было его живым словом к людям, я просто нашел, поскольку оно хранилось в монастыре для личного употребления, и попросил, чтобы мне сделали с него копию.
Действительно, как это характерно для нашей жизни! Для всех нас без исключения наступает час, когда мы проходим через такие трудности, когда мы не знаем даже, что и сказать. Взять ли на себя бремя ответственности? Но мы его не выдержим. Мы не можем его понести. На нас и без того давит столько напастей, что мы не выдерживаем их бремени и тягот. Приписать ли их опять же Богу? Но и это тяжело, этого мы тоже сделать не можем. Что же мы тогда делаем? Мы делаем то, что говорит старец Софроний: «Бог молчит, молчим мы» . Вручаем жизнь свою в руки Божии с великим доверием . Это то, что мы возглашаем на святой литургии: «Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим» . Самих себя, все наши дела, всю жизнь свою предадим в руки Христа, чтобы обрести мир, чтобы перестать поедом есть друг друга, вести войну, бороться с Богом.
Почему со мной случается такое? Сколько трудностей, сколько мук, сколько превратностей? Почему ничего не идет как следует в моей жизни? Почему у меня всё не так? Я ничего не сделал, что пошло бы как следует! Всё идет наперекосяк! И старец говорил так:
«Все двери были закрыты, и никогда ни одна дверь не открылась передо мной».
И человек задыхается, это естественно, это по-человечески. Ты задыхаешься в этом вопросе, в этом «почему именно со мной?!» Но, несмотря на это, вопрос «почему?» не имеет ответа или, по крайней мере, такого ответа, которого ты хочешь. Потому что Бог отвечает тебе молчанием для того, чтобы ты понял, что тебе надо успокоиться, обрести мир , и когда ты предашь всё в руки Божии, когда сможешь, хоть и изнуренный всем этим, отдать себя в Божии объятия, прильнуть к Божиим объятиям, тогда ты поймешь, почему произошло всё это. Тогда Бог тебе ответит.
Вы помните пример со старцем Ефремом из Катунаки? Этот старец был послушником у одного очень сурового старца , трудного, придирчивого. 42 года в пустыне оказывал он послушание этому тирану, этому человеку с очень тяжелым характером и соблюдал полное повиновение. Хранил себя от того, чтобы осудить старца и пойти против него.
Много раз он задыхался в помысле своем и говорил себе: «Всё, больше не могу, уйду отсюда, оставлю его, пойду туда-то! С ним невозможно жить в таких условиях!» Каждый раз, когда он решался уйти и говорил: «Ухожу, всё!» — Бог покидал его, и он видел (будучи богоносцем), как благодать оставляет его. Ничего не менялось к лучшему, однако он возвращался обратно, плакал и испрашивал прощения у Бога за то, что решился бежать, изменить своему послушанию и уйти оттуда.
Прошло 42 года, а он всё молился, желая понять, что ему делать в таком положении. Под конец его старец лишился рассудка и стал совершенно невыносимым. Жизнь старца Ефрема превратилась в сущее мучение. Как бы там ни было, но в какой-то момент его старец почил. Началось погребение, и, как водится на Святой Горе, перед тем как опустить тело в гроб, авва Ефрем подошел взять у своего старца последнее благословение, поцеловать его, мертвого, чтобы затем его погребли. И в ту минуту, когда он склонился над своим старцем, чтобы взять у него благословение, Бог в Святом Духе ответил ему: «На то, что ты делал, оставаясь послушником у этого человека 42 года, была Божия воля!»
В такой миг он получил это духовное известие от Бога. И он сам говорит, что ответил Богу в благодати: «Сейчас ли Ты говоришь это мне? Когда старец умер и его кладут в гроб? Почему Ты столько лет не говорил мне этого? И оставлял меня 42 года?»
Он ушел на Святую Гору в 20 лет, и ему было 62, когда старец почил. Целых 42 года — молодым человеком пришел на Святую Гору и состарился, проходя это мученическое повиновение.
«Какой смысл это имеет для меня сейчас, когда он умер?» И Бог ответил ему: «Если бы ты ушел (раньше), ты бы погубил себя!» Бог так ему ответил.
Разумеется, то, о чем я вам говорю, не вдохновляет, и, естественно, мы не обладаем их мерой. Не каждый день появляются такие старцы. Не думайте, что старец Софроний, авва Ефрем или те великие старцы, жития которых мы читаем, проводили безмятежную жизнь. Напротив, их жизнь была мучением, каждый день труд, боль, скорбь, слезы, пот и борьба. Эти люди не видели покоя в своей жизни . И то, чем они занимались, тоже не шло как хотелось бы, но что в глазах людей казалось утратой и унижением, в очах Божиих, однако, было их славой.
В конечном счете, они были прославлены Богом, поскольку прошли этот путь бесславия, терпения, веры, отказа от утешения, надежды на одного только Бога и ни на кого больше. В конечном счете, таково послание Божие, проходящее сквозь всё это: «Не надейся ни на что другое, кроме Бога! В Нем да будет твоя надежда, и только в Нем ты найдешь утешение и благодать» .
А я люблю заповеди Твои более золота, и золота чистого (Пс. 118: 127).
То есть во всём этом я открыл, что заповеди Твои дороже всего в этом мире: золота, жемчугов, бриллиантов. Самое дорогое — это Ты и Твои заповеди, Твое слово. Поэтому я возлюбил Тебя больше всего, и не счел, что что-либо другое заслуживает любви, и открыл, что любовь Твоя превосходит всякую иную любовь на этом свете.
Все повеления Твои — все призна ю справедливыми; всякий путь лжи ненавижу. Дивны откровения Твои; поэтому хранит их душа моя (Пс. 118: 128-129).
Как когда заходишь в магазин и видишь хорошие, замечательные вещи, они тебе нравятся, ты стоишь и разглядываешь их одну за другой, тратя на это всё свое время, поскольку они такие ценные и удивительные. Не этому ли уподобляется человек, который внезапно открыл глаза души своей, увидел дивные дела Божии и исследовал их?
Видите, даже Ветхий Завет — не Евангелие — Божие слово и Святой Божий Дух восхваляет человека исследующего, и нигде не говорится: «Веруй и не исследуй!» — но нужно исследовать дивные дела Божии. Как говорит столь красиво в этом псалме пророк Давид: «С великим удивлением, изумлением и желанием проследил я их, исследовал, открыл и увидел, сколь дивны и многоценны чудные дела Божии».
Откровение слов Твоих просвещает, вразумляет простых. Открываю уста мои и вздыхаю, ибо заповедей Твоих жажду (Пс. 118: 130-131).
Давайте вспомним здесь слова Христа: Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам (Лк. 21: 14-15). Не говори себе: «Дай-ка я сяду и посмотрю, как я буду отвечать на этот вопрос, который мне зададут». Ничего! Христос говорит, чтобы мы ничего не делали и шли безо всякой подготовки. Почему? Потому что в тот час Святой Дух научит тебя, что сказать. Христос словно говорит так:
— Если ты сядешь, чтобы самому подготовиться, ты испортишь всё, ты не скажешь этого как надо! Оставь всё как есть, положись на Бога, и Святой Дух просветит тебя, что сказать.
В противном случае, если ты ответишь по-человечески, может, ты и скажешь что-нибудь хорошее, но это не будет иметь силы Божия слова. Другими словами, я отверз уста мои, и они тотчас исполнились Святого Духа, и так я отвечал и сказал то, что нужно было сказать.
Видите, мы говорим уйму всего, но ничего не получается. А когда говорит один Божий человек, и слушают его, скажем, 50, то каждый говорит:
— Ты знаешь, то, что он сказал, он прямо для меня сказал!
— Нет! — говорит другой. — Он сказал это для меня.
— Но он же про меня это говорил!
— Нет, про меня!..
Каждый думает, что Божий человек говорил о нем, но это не так, однако Святой Дух есть Тот, Кто дает каждому понять то, что ему нужно понять в данный момент.
Мне довелось слышать людей, которые ходили посмотреть на одного добродетельного человека, и потом они сказали:
— Мы пошли туда, но он перед всеми сказал, о чем мы думали, и мы обиделись.
Тогда у старца и в мыслях этого не было, просто он открыл уста и сказал пять слов, о которых Бог просветил его. Но эти пять слов были для каждого тем, в чем он нуждался, и они восприняли то, что нужно было воспринять. Как это было у евреев, когда они ели манну, одинаковую для всех, но для каждого она становилась тем, в чем он нуждался.
То же самое и со Святым Причастием. Как замечательно говорится в одном месте святой литургии: «По потребности каждого» , — молим Господа, да причащение Святого Тела и Крови Господних да станет для каждого тем, в чем он нуждается. В тех, кто испытывает нужду, да будет оно в удовлетворение нужды. Светом для нуждающихся в просветлении. Опорой для немощных. Для каждого Бог да станет тем, в чем он нуждается. Бог так действует, Божие слово так действует.
Иными словами, предай себя в руки Божии, как ребенок отдается в материнские объятия . Не отталкивай Бога, не бей Бога, держащего тебя в Своих объятиях, ибо услышишь то, что услышал святой апостол Павел, которого Бог держал в Своих объятиях несмотря на то, что он гнал христиан. В тот день, когда Христос преградил ему путь, по которому шел святой апостол Павел, бывший гонителем христиан, Христос сказал ему: Трудно тебе идти против рожна (Деян. 9: 5).
Очень тяжело бить голыми пятками по гвоздям. Представляете себе человека, который пинает рожон голыми ногами? Есть ли боль и безумие страшнее, чем это? Так не пойдет. Тяжело сопротивляться Божией любви, отталкивать Бога, когда Он держит тебя в Своих объятиях .
Сумей же оставаться в Божиих объятиях . Когда ты поймешь это и смиришься, тогда обретешь покой, успокоишься, тогда ты глубоко вздохнешь и положишься на великую любовь и мир, подаваемые человеку Божиим присутствием.
Перевела с болгарского Станка Косова
Ср.: 1 Кор. 4: 9.
Греческое слово μετάνοια означает одновременно и покаяние, и изменение ума.
Κένωσις (букв.: опустощение) — самоумаление, самоуничижение Бога через принятие им образа человека, вочеловечение.
См.: Мф. 26: 53.
На литургии Великой субботы перед чтением Евангелия единственный раз в году поется песнопение: «Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех» (Пс. 81: 8).
См.: Лк. 9: 54.
См.: Лк. 9: 55-56.
Житие св. Карпа, апостола от семидесяти (II в.), см. в «Житиях святых в переложении свт. Димитрия, митр. Ростовского», книга 9, 26 мая ст. ст. Об этом рассказывает и сщмч. Дионисий Ареопагит, которого св. Карп принимал в своем доме, см. его послание 8, к Демофилу, § 6.
Кафаревуса — современный греческий литературный язык.
Старцами в Греции называют не только духоносных подвижников благочестия, но и игуменов монастырей и начальников келий.
Это слова из тайной молитвы священника, которую он читает в святом алтаре после пения «Отче наш»: «Ты убо, Владыко, предлежащая всем нам во благое изравняй, по коегождо своей потребе… ».
Решаюсь написать вам, несмотря на то, что не принадлежу к РПЦ (МП), никогда не участвовал в богослужениях и общинной жизни в её рамках, и не могу иметь никаких суждений (ни одобрительных, ни критических) о её порядках.
Однако авторы, публикующиеся у вас на сайте, часто выходят за рамки обсуждения церковных порядков, и обращаются к более общим вопросам — о Боге, об осмысленности религиозной жизни в любых её разновидностях. Они задают , описывают, как рациональное мышление от определенной конфессиональной традиции, и даже позволяет понять , как таковой. На эти темы, надеюсь, позволительно высказаться и мне – христианину другой конфессии, лютеранину.
Не раз и не два, читая опубликованные у вас материалы, я думал – ну, вот здесь автор вместе с водой выплёскивает и ребенка. Христианская вера, по крайней мере, в некоторых её (исторически существующих) разновидностях, в некоторых традициях – не иллюзия и не абсурд.
Но непосредственным поводом написать это письмо стал, пожалуй, очень интересный текст Георгия Павлова .
Судя по тексту, мы с автором относимся к одному поколению (может быть, он меня на один-два года старше, а может быть, на те же немногие годы старше я – но не более), и по происхождению принадлежали, в общем, к одной и той же социально-культурной среде. Тем больше удивления вызывает колоссальное различие между его опытом – и моим.
Мне показалось, что господин Павлов пишет о религии, исключительно как о практике, то навязывавшейся, то мягко предлагавшейся ему – но, в обоих случаях, извне, другими людьми. Я бесконечно далёк от намерения обесценивать его свидетельство, или как-то нападать на его личность – но для меня крайне странно, что в его открытом и честном тексте не нашлось места для рефлексии по поводу личных отношений с Богом – или по поводу их отсутствия; или по поводу их иллюзорности. У автора получается, что религия (причём, видимо, любая религия вообще) – это исключительно про членство в определенном клубе.
Спорить с ним о его собственной жизни я не могу; но могу обосновать своё удивление, противопоставив его свидетельству другое свидетельство – своё собственное. Я не хочу утверждать, будто мой опыт «лучше» или «правильнее», чем опыт господина Павлова. У меня более скромная задача – показать, что «бывает и по-другому». Что по некоторым данным, в воде, которую вчерашние религиозные люди, сегодняшние атеисты/агностики, выплеснули, всё-таки есть ребенок.
Внешние обстоятельства
Должен сказать, что по имеющимся у меня сведениям, я – первый религиозный человек в своей семье на несколько поколений назад. Это относится и к русским предкам, которых у меня большинство, и к другим, тоже присутствовавшим – к полякам и евреям. В конце XIX века обнаруживается прапрадед, который, вроде бы, жертвовал деньги на строительство церкви в родном селе – значит, наверное, был верующим. О прадедах я или не знаю ничего, или знаю, что они были атеистами – тем паче деды и родители, жившие при советской власти.
Тем не менее, в 1987 году меня крестили. Время было такое, что всяческая духовность и религиозность ещё не стала полностью разрешенной, но уже была модной. Кроме того, у моей матери была хорошая знакомая (доставшаяся по наследству – это была не столько личная дружба, сколько дружба семей), весьма похожая на мать господина Павлова – со страстным православным неофитством, со строгим соблюдением поста, с принуждением поститься малолетних, едва ли даже не грудных, детей, и т.п. Вот она-то и добилась, что меня крестили. Но на этом дело и кончилось. Хотя нет, не совсем – была у меня ещё детская Библия, и я её с интересом прочитал – как сборник сказок. Но, так или иначе, почти вплоть до совершеннолетия моя связь с христианством исчерпывалась смутными воспоминаниями – во-первых, о самом моменте крещения (я был уже не младенцем, и кое-что запомнил), и, во-вторых, о той самой детской Библии.
Следующее моё соприкосновение с религиозной жизнью пришлось на годы ранней молодости, когда (как это ни банально, под воздействием Достоевского) я читал Евангелия, очаровывался глубокомыслием «русских религиозных философов», и думал – а не стоит ли «воцерковиться»? Впрочем, порога церкви я так и не переступил, потому что всё-таки ясно отдавал себе отчёт в своём неверии. Да, всё это красиво, но подчинять этому свою жизнь? Увольте. И, в общем, до 28 лет я ходил другими путями, в том числе – очень далёкими от христианства.
Исходная точка
И, в общем, я никогда бы так и не стал христианином, если бы во мне не начала как-то постепенно оформляться довольно странная интуиция. Задолго до моего рождения её гораздо более ярко, чем когда-либо смогу я, выразил Заболоцкий:
Пылают реки, горы, страны,
Дворцы, кибитки, шалаши.
Ревет медведь в своей берлоге,
Кричит стервятница-лиса,
Приходят боги, гибнут боги,
Но вечно светят небеса!
У меня не было никаких конкретных предубеждений по поводу «небес», которые вечно светят. Я не пытался придумать никаких воображаемых существ, с которыми эти «небеса» можно было бы отождествить, и не принуждал себя примкнуть к какой-либо определенной религиозной общине.
Но не раз и не два мне в голову приходила и успокаивала меня в моменты каких-то сомнений и кризисов достаточно банальная мысль – да, я сам конечен, и другие люди конечны, и все наши дела конечны. Да, всё в этом мире рано или поздно оказывается не тем, чем кажется, или видоизменяется до неузнаваемости, или распадается. Но при этом мир в целом, бытие в целом, не возникает и не прекращается. Меняют свою конфигурацию его части, но оно само никуда не девается.
Эта интуиция и стала, со временем, исходной точкой, истоком, первым ростком моего обращения. Конечно, мои слова могут показаться чем-то невероятным – ведь разве «бытие в целом» не напоминает гораздо больше сияющую вечной красой «равнодушную природу» Пушкина, чем Бога Авраама, Исаака и Иакова? Как от одного можно перейти к другому? И, тем не менее, связь здесь есть – и именно эта связь позволяет мне уверенно говорить, что христианская вера – это не иллюзия. Более того, я бы даже осмелился сказать автору вопросов Богу, что на его вопросы мне известны убедительные (по крайней мере – убедительные лично для меня) ответы.
Постараюсь объяснить, что я имею в виду, не погружаясь в написание развёрнутого философского либо богословского трактата.
Философское отступление о «бытии в целом»
Да, «бытие в целом» — это весьма смутная исходная точка. Даже не «равнодушная природа», но нечто гораздо худшее.
Ведь мир в целом не дан нам в опыте, как какой-то определенный объект. Даже его единство открывается нам только как «не-множественность».
Мы видим, что все предметы, как-то нами воспринимаемые, взаимодействуют с нами и/или друг с другом. Более того, мы можем понять, что предмет, который никак не взаимодействует с другими предметами – это предмет, полностью лишенный каких-либо характеристик, потому что любые характеристики предмета описывают его взаимодействие с другими предметами.
По-другому быть не может, потому что мы воспринимаем мир нашими органами чувств. Характеристики, которые мы способны давать предметам – это характеристики того, как они взаимодействуют с нашими органами чувств (а это – частный случай взаимодействия между предметами). Если мы не можем воспринимать определенный предмет непосредственно нашими органами чувств, единственная альтернатива – наблюдать, каким образом он взаимодействует с каким-то другим предметом, непосредственно наблюдаемым нами, например, с прибором, специально сконструированным для исследований.
Таким образом, ни с чем не взаимодействующие предметы никак не могут быть предметами нашего познания. Даже и просто помыслить, представить что-то, лишенное любых характеристик, мы не можем.
Если предмет нами непосредственно наблюдается, или известен нам благодаря своему воздействию на непосредственно наблюдаемые предметы, или если он ещё нам не известен, но может стать известным в будущем, это значит, что он как-то вплетен в ту же самую огромную сеть взаимодействующих явлений, в которую вплетены и мы.
За пределами сети взаимодействующих (а значит, не изолированных, не полностью отдельных друг от друга) явлений нет ничего, что мы могли бы помыслить, и о чём могли бы говорить. То, что явления, входящую в эту сеть, не изолированы друг от друга, и означает, что бытие в целом (которым эта сеть является) – не множественно.
Аналогичным образом, мы можем прийти к выводу, что бытие в целом ничем не обусловлено. По определению, мир в целом – это совокупность всего существующего; значит, его причины и условия уже будут входить в его состав. Если в какой-то момент времени существуют только они – значит, в это время именно из них мир и состоял. Любые объяснения существования мира вынуждены исходить из того, что он уже существует, пусть и в какой-то другой форме. Поэтому любые научные модели, претендующие объяснить «происхождение Вселенной», на самом деле объясняют только то, как одни (существующие) состояния Вселенной возникли из других (существующих или ранее существовавших) состояний Вселенной.
Итак, у мира в целом нет никаких внешних причин и условий, которые бы его породили и сформировали. А раз нет причин и условий, и вообще нет ничего, что было бы по отношению к нему внешним – значит, нет и никаких внешних пределов, ни пространственных, ни временных, ни каких-либо ещё.
Вот, в общем, и всё, что мы можем сказать о бытии в целом: оно не множественно, ничем не обусловлено, ничем не ограничено во времени и в пространстве.
Из сказанного выше следует, что оно не может быть предметом научного изучения, потому что научное объяснение всегда строится по схеме «явление X такое, какое есть, потому что его сформировали причины/условия Q, R, Z и т.п.» — а бытие в целом ничем не обусловлено. Другими словами, любые известные нам законы природы описывают только устойчивые взаимосвязи между различными элементами бытия, но не относятся и не могут относиться к бытию в целом.
Но и получить о «не-множественном», «не-обусловленном», «без-предельном» бытии какие-то дополнительные знания путём чисто логического рассуждения мы тоже не можем. В сущности, кантовские «опровержения» доказательств бытия Бога именно на этом основаны – а в XX веке эту же мысль продолжил развивать Витгенштейн и, более радикально, Карнап.
Законы логики – это не свойства внешнего мира, а свойства нашей собственной языковой деятельности. Если мы произвольно, внезапно, без разъяснений будем менять способы применения знаков в собственной речи, это сделает нашу речь непонятной. Поэтому знак “A” должен использоваться, как “A”, “B” – как “B”. Наша речь должна быть логичной. Но мы не можем знать априори, применима ли логика к объектам внешнего мира, и если применима, то ко всем ли? Применимость логики выясняется только на практике, в опыте. Поскольку бытие, как единое целое, в опыте нам не дано, мы не можем знать, применима ли к нему наша логика.
Мы остаёмся с очень небогатым набором данных. Бытие в целом – это несомненная реальность, которой мы принадлежим, от которой мы зависим. Но всё, что мы можем о нём сказать – это очень скудная абстракция. Как эта абстракция может притягивать мысли человека? Какие она может вызывать эмоции? Более того, каким образом от неё можно перейти к любой из полнокровных, богатых, исторически существующих религий?
Поиск опоры
Ответ, к которому я пришёл, представляется вариацией на тему традиционных мотивов христианского экзистенциализма. Его можно сформулировать так: бытие в целом, описываемое только негативными высказываниями («не множественное», «не обусловленное», «беспредельное»), значимо для человека, как горизонт. Как последний предел, до которого мы доходим в поисках опоры. А опору мы ищем, потому что сознаём время – помним прошлое, и предполагаем наступление будущего.
Осознание времени даёт нам, людям, множество практических преимуществ. Мы можем аккумулировать огромное количество знаний. Мы можем ставить цели, выходящие далеко за рамки непосредственно данных нам вещей. Мы можем вырабатывать и осуществлять долгосрочные планы действий.
Но это же осознание оборачивается проклятием, тяготеющим над жизнью каждого из нас. Мы осознаём, что любой наш успех, любое достижение, любое удовлетворение – временно. Завтра оно или прекратится, или утратит свою значимость, или, в лучшем случае, для его сохранения придется прилагать дополнительные усилия.
Завтра многие вещи окажутся не такими, какими видятся сегодня – и что из-за этого мы обречены совершать ошибки. Мы осознаём собственную смертность. Мы осознаём смертность всех, кого мы любим. Мы осознаём, что все наши дела, все наши ценности, все созданные нами вещи, и даже все известные нам природные объекты со временем разрушатся, перестанут существовать. И осознание всего этого отравляет нашу жизнь. Тревога и забота становятся нашими постоянными спутниками.
Мы ищем в мире какую-нибудь вещь, какую-нибудь ценность, какой-то принцип, которые бы не были подвержены всеобщей изменчивости и тленности. Мы хотим за такую ценность уцепиться, чтобы было возможно сказать – да, всё проходит, но, по крайней мере, действовать так, как я действую, правильно всегда и везде. Да, всё проходит, но то дело, которому я служу, не пропадёт; значит, не пропадут и лично мои усилия.
В чём только люди не ищут такую опору! В «традиционных ценностях» и в строительстве коммунизма, в надежде на прогресс и в самоотверженном служении матери-Земле, в религиозной принадлежности и в пылкой вере в торжество науки.
Но, что бы мы ни делали, все эти усилия, в конечном счёте, оказываются тщетными. В лучшем случае, мы добиваемся тех или иных временных успехов, но не избавляемся ни от конечности, ни от изменчивости всех живых существ, всех вещей, и всех ценностей.
Мы переходим от одной ложной надежды к другой, и, в конце концов, доходим до предела – до мира в целом. Мы обращаем к нему тот же самый навязчивый вопрос – не будет ли он к нам благосклонен? Не избавит ли он нас от изменчивости, смертности, подверженности ошибкам? Другими словами, не приобщит ли он нас вечности?
Хватаясь, в поисках опоры, за любые отдельные вещи, существующие внутри мира, мы, рано или поздно, получаем отрицательный ответ. Теперь, пытаясь ухватиться за мир в целом, мы впервые не получаем ни отрицательного, ни положительного ответа.
Не множественное, ничем не обусловленное, не имеющее пределов бытие – образ, который мы пытаемся, но так и не можем себе представить при этих словах, вызывает разные чувства. Тут и раздражение, что тайна не даётся в руки; и благоговение перед тайной, когда мы устаём от попыток её понять; и восхищение бытием, которое существует своей собственной силой, не нуждаясь ни в каких внешних причинах.
Но, поскольку все наши знания о мире в целом касаются только того, чем он не является; поскольку мы не можем его описать или понять, мы не можем делать никаких выводов и о его отношении к нам (и даже о том, применимо ли вообще здесь слово «отношение»).
Я так и не получаю гарантий, что хотя бы «лучшая часть меня избегнет похорон»; что бытие в целом, будучи вечным само, как-то сообщит эту вечность моей жизни, и/или жизням моих близких, или моему делу, или моему народу, и т.д., и т.п.
Более того, я так и не получаю абсолютного критерия, с помощью которого можно было бы отличать правильные (угодные Абсолюту) действия и замыслы, от неправильных (неугодных Абсолюту) действий и замыслов. Всё, что как-то существует в мире – угодно вечности; и всё, что существует, вечности неугодно – потому что обречено на гибель – вот неоспоримый и неутешительный вывод.
Если мы, разочаровавшись во множестве ложных богов – в силах и явлениях, существующих внутри мира, воззвали к бытию в целом, как к своему Богу, в ответ мы получаем молчание. Наш Бог молчит. Увы.
Молчание Бога
Понятно, что большинство людей успешно избегают личного столкновения с молчанием Бога. Одним удаётся обманывать себя религиозными символами, другим – ценностями секулярного общества. Но иногда, в пору жизненных кризисов, мы перестаём верить в ценности, ещё вчера казавшиеся незыблемыми. Так однажды произошло и со мной. Многие другие так утрачивали христианскую веру – я, в возрасте 28 лет, тоже утратил веру, но не христианскую, а антихристианскую. На протяжении ряда предшествовавших лет я был социалистом, марксистом, активистом одной из небольших леворадикальных организаций, действовавших тогда в России. Разуверившись в марксизме и социализме, я оказался лишен какой-либо опоры – и с размаху ударился о молчание Бога.
Что можно сделать в такой ситуации? В буквальном смысле слова – ничего. Остаётся смириться; остаётся принять, что вечное бытие не сообщает вечности нашим делам, нашим ценностям, нашим жизням. И вот, когда смиряешься с этим, происходит удивительное. Наши желания, в очень большой степени, питаются надеждой на осуществление. Когда надежды умирают, желания, лишившись питания, ослабевают. И в этот момент прекращаешь мучиться отчаянием, просто потому, что устаёшь от отчаяния. В этот момент перестаёшь задавать вопросы молчащему бытию, и требовать ответа. В этот момент просто принимаешь то, что есть.
И внезапно оказывается, что жажда получить ответы перестала заслонять чувства, вызванные мысленным созерцанием не множественного, не обусловленного и не имеющего пределов бытия/Бога – удивление, благоговение, восхищение. Стоило мне самому умолкнуть – и молчание Бога оказалось насыщенным и осмысленным.
Оказывается, что человек причастен вечности ровно постольку, поскольку (умозрительно) созерцает эту вечность. Но вечность проникает в наше сознание только в виде предельно абстрактной идеи; поэтому её свет слишком слаб, чтобы мы его видели всегда. Поэтому, чтобы созерцать вечность, нужно отложить в сторону все свои действия, все свои планы, все свои желания.
Но в нашей жизни это возможно только на короткие мгновения, потому что, пока продолжается жизнь, мы не можем не принимать решения и не действовать, не выбирать одно и не отвергать другое. Вот, сейчас я, истомившись в своих поисках опоры, натолкнулся на молчание Бога и смирился с ним; но уже через несколько минут (в крайнем случае, через несколько часов) мне придется переключаться на внешние предметы, требующие моего внимания, моих решений, моей вовлеченности в процесс.
Многие религиозные традиции (в том числе, часть христианских конфессий) пытаются решить эту проблему, предлагая верным особый путь – монашескую жизнь, всецело посвященную созерцанию.
Я не собираюсь сейчас обсуждать или оспаривать монашескую традицию, как таковую. Охотно верю, что существуют люди, которым такой образ жизни подходит – и этого уже достаточно, чтобы допускать её существование. Но если рассматривать монашество, как практику, соединяющую с Богом, то оно терпит крах не в меньшей степени, чем мирская жизнь.
Мирской человек стремится к здоровью, к жизни среди людей, к карьере, к благополучию, к сексуальной жизни, к семье. При этом он отвергает (если получается) болезни, одиночество, сексуальное воздержание и аскезу вообще. Монах, очевидно, действует ровно наоборот – он отказывается от карьеры и имущества, от здоровья и благополучия, от сексуальной жизни, от семьи и детей. Он выбирает бедность, аскезу, и одиночество. Но и мирской человек, и монах, выбирают и действуют, а значит – стремятся к своим собственным целям.
Даже решение ничего не выбирать и ничего не делать – это тоже решение, тоже выбор. Отказ от одних возможностей и реализация других. Любое человеческое действие, любая человеческая практика – это всегда, по самой своей природе, отвержение одного и выбор другого. Когда человек начинает сознательно практиковать отказ, воздержание от действия, стремясь этим чего-то достичь, воздержание, несмотря на свою внешнюю пассивность, тоже становится действием.
Но, чтобы с молчанием Бога примириться, чтобы увидеть в нём свет, нужно, сначала, его испытать именно как молчание – как крушение всех своих надежд, как бессмысленность всех своих действий. Нужно дойти до предела любой своей практики, любого своего образа жизни – хоть мирского, хоть монашеского. И нет такой практики, которая бы доводила до этого предела – ведь если бы она туда доводила, не было бы причин в ней разочаровываться.
Получается, что мы можем пережить причастность Богу – но только на короткие мгновения, и не по собственной воле. А затем мы из этого состояния выпадаем, и если попадаем снова, то опять не по собственному плану, не в результате собственных практик.
Голгофский опыт
До сих пор речь шла об умозрительных вещах. Теперь пора облечь их в плоть и кровь реальной, исторически существующей религиозной традиции. Есть одна-единственная (насколько я знаю) религия, в которой молчание Бога оказалось в центре её самого важного события.
То, что мы можем переживать отчасти, временно, весьма поверхностно в ходе каких-то собственных кризисов, неурядиц, страданий – в чудовищно полной, окончательной мере переживает Иисус из Назарета на Голгофе. Он испытывает там не только жуткие физические страдания. Нет, он проповедовал наступление Царства Божьего среди людей, он стремился обратить Израиль (Мф.23:37) – и вот, обратить Израиль не удалось, Царство не наступило, и даже большая часть его (и без того немногих) учеников разбежались. Это не только его личный крах и провал – это крах и провал всей предшествующей истории Народа Божьего. Иисус взывает к Богу, но Бог молчит. И Иисус, несмотря на своё смятение (Ин.12:27), и даже «смертельную скорбь» (Мк. 14:33-34), умирая, принимает это молчание – окончательным и бесповоротным образом (Лк.23:46).
Голгофский опыт Иисуса – это самое последнее, до чего может дойти человек. Физические мучения могут быть и сильнее, потеря близких людей может переживаться острее. Но не может быть более всеобъемлющего краха, чем этот крах; краха, оставляющего человека наедине с молчанием Бога, с полным отсутствием смысла – и в этой-то тьме и светит свет.
Допустим, что всё в христианстве можно отвергнуть, всё подвергнуть рациональной критике, во всём разувериться – но ни одна критика и ни одна утрата веры не сможет быть более радикальной, чем та критика и утрата, которые составляют самое сердце христианства – Голгофский опыт. Быть христианином – значит снова и снова вспоминать Иисуса Христа, и, в особенности, Его смерть на кресте.
Но зачем нам эта память? Затем, что она даёт единственную в своём роде возможность жить целостно. Вот, я провожу свою временную жизнь, жизнь человека среди других людей. Забочусь о временных благах и радостях. Но над всей этой жизнью стоит мрачная тень – уязвимость перед неожиданностями, конечность, смертность. Что можно сделать с этой тенью без Христа? Можно вообще о ней не думать, скрывать её от себя, как страус голову в песке. Жить так, как будто будешь жить всегда; действовать так, как будто твои дела останутся навечно. Но это ошибка – и в том, что это ошибка, рано или поздно придётся убедиться на горьком опыте.
Христианство же даёт другую возможность – вспоминая о Христе, предвосхищать крах и смерть, погружаться в тёмный колодец молчания Бога – и там, на дне этого колодца, находить «радость и мир». Памятование о Христе даёт возможность не бояться мыслей о всеобщей конечности и изменчивости, потому что Голгофский опыт прочно соединяет воедино отчаяние и утешение, молчание Бога и соединение с Богом, гибель и вечную жизнь – и мы, вспоминая одно, вспоминаем также и другое.
Все христианские практики – чтение Писания, молитвы, Таинства и т.п., в конечном счёте, имеют один смысл. Они должны снова и снова напоминать нам об Иисусе, и, в особенности, о Его Голгофском опыте. Если же какие-то молитвенные, или литургические, или аскетические практики этого не делают – значит, они лишились смысла; значит, они и не нужны, по крайней мере, здесь и сейчас.
Мне возразят, что реально существующая христианская Церковь видит себя иначе. Возражу на это, что существуют разные христианские конфессии.
Вспоминая Льюиса
Я не собираюсь сейчас заниматься агитацией и пропагандой в пользу той конфессии, к которой принадлежу сам – то есть в пользу Евангелическо-лютеранской Церкви. У любой религиозной общины всегда существует изрядный зазор между её идеальным образом самой себя, и тем, какова она на самом деле.
Конечно же, в реальной жизни лютеранских Церквей и приходов бывают и злоупотребления клириков (на всех уровнях церковной иерархии), и борьба за власть, и интриги, и склоки. Конечно, в нашей Церкви встречается и конформизм, и лицемерное дружелюбие, и ханжество. В одних странах и поместных Церквах слишком распространен библейский буквализм, в других – пышно проросла «теология освобождения» и ей подобные цветы зла. В третьих – бытуют довольно странные формы «народного благочестия».
И, конечно, у нас, как и везде, полно самодовольных фарисеев. Сам себя я тоже не исключаю из их числа. Слишком часто я замечаю за собой, как благодарю Бога за то, что не таков, как все прочие дураки и лицемеры: каждодневно читаю Писание, регулярно хожу в церковь, усердно пою гимны, вношу свою лепту пожертвований, честно работаю, не изменяю жене – и при этом ещё никого не осуждаю.
Но всё это, в общем, понятное и человеческое. Это было и будет в любой религиозной организации, в том числе – в любой христианской Церкви. Выбирая конфессию, я смотрел, конечно же, не на это, а на её идеальный образ самой себя.
И вот, оказалось, что в лютеранской традиции есть все те существенные элементы, о которых я говорил выше.
Там есть идущее от самого Лютера учение о сокрытости Бога (который раскрывается только в Иисусе, «в яслях и на кресте»), о непостижимости для нас Его замысла, Его воли по отношению к нам. Там есть отчетливое понимание, что никакие дела, в том числе, никакие религиозные практики, не спасают.
Там есть учение «о союзе души с Христом». Поскольку Иисус взял на Себя то, что присуще нам – наши грехи и страдания, в том числе и лично мои, несмотря на то, что я грешник, я соединен с Ним, и могу вместе с Иисусом переживать то, что присуще Ему — единство с Богом, вечную жизнь. (Естественно, что пока продолжается земная жизнь, это возможно только отчасти.) И там есть, если можно так выразиться, евангелический прагматизм – и литургия, и все практики благочестия явным образом ориентированы на то, чтобы вести к Иисусу, милостиво принимающему наши грехи, чтобы обращать мысли и чувства к Нему.
И, наконец, в лютеранской традиции хотя бы присутствует понимание религии, как обращенности человека к единому, вечному, бесконечному бытию. На рубеже XVIII-XIX веков об этом писал классик протестантского богословия Фридрих Шлейермахер, в XX веке – Пауль Тиллих. Но оба они, в сущности, мало что нового сказали по сравнению с рейнскими мистиками XIV века – Экхартом, Таулером, и другими – не лютеранами, но предшественниками Лютера, который в огромной степени опирался на принадлежащий традиции Экхарта трактат “Theologia Germanica”.
Если я пишу всё это не для того, чтобы хвалить, как тот кулик, своё болото, то для чего? Об этом я уже написал в самом начале – не следует, мне кажется, вместе с водой выплескивать и ребенка. Христианство – это огромный дом с множеством комнат. Да, архитектура этого дома хаотична, и непросто разобраться в его лабиринтах. Да, там валяется много старого хлама, а многие помещения веками не проветривались. Да, местами там просто жутко, а кое-где – противно. Но, человек, ищущий Бога, сможет найти в этом доме путь – если не будет бояться думать своей собственной головой. Такой человек сможет найти в этом доме ту комнату, где нужно находиться именно ему. Я думаю, в конечном счёте, игра стоит свеч.
Время Господу действовать: закон Твой разорили (Пс. 118: 126)
«Время Господу действовать» может означать, что пришло время сделать нам что-нибудь для Господа. Правильным толкованием, однако, является такое: «Время действовать и Тебе, Господи». Человеческий опыт подтверждает это: как псалмы Давидовы, так и наша повседневная жизнь говорят о том, что всякий человек в своей жизни на опыте постигает великую тайну — тайну молчания Божия.
Часто нам кажется, что Бог молчит. А еще точнее — что Бог отсутствует. Часто мы ищем Бога и хотим, чтобы Он сделал что-нибудь, но Он не делает ничего и позволяет событиям развиваться так, как они развиваются, а это развитие может быть для нас драматичным, трагичным, нас может душить несправедливость, скорбь, но, несмотря на это, . Он не вмешивается и ничего не делает.
Естественно, в человеке закипает протест, он как бы хочет сказать Богу: «Почему Ты не делаешь ничего?! Почему Ты не действуешь?! Почему не вмешиваешься и не останавливаешь это, всю эту , ведь Ты видишь ее и она против Твоего закона?» Однако Бог молчит.
Бог всегда действовал так. Бог вершил Свои дела в молчании. Он являлся в мире, но в то же время словно отсутствует в том, что происходит в этом мире, и не только в личной жизни человека, но даже в жизни Церкви.
Когда мы читаем жития святых и особенно мучеников первых веков христианства (да и нашего времени), мы видим вот что. Были такие христиане, которых преследовали, которые мученически страдали и кровью заплатили за свою веру во Христа. Были периоды, когда казалось, что Церковь вот-вот рухнет, что враги Церкви достигли апогея своей мощи, силы и славы, а Церковь падает до самого нижнего предела бессилия и унижения. Кто-нибудь сказал бы: «Почему же Бог не вмешивается, почему еретики торжествуют? Почему при врагах Церкви дела идут хорошо, а при нас ничего хорошего нет и вместо благ мы катимся ко всё худшему и худшему?» Потому, думаю, что нас, посланников, Бог поставил последними, как бы приговоренными к смерти, ибо мы сделались позорищем для мира — для ангелов и человеков . Последними людьми, самыми униженными оказались мы, апостолы.
Бог так действует в нашей жизни. Почему? Потому что Он хочет изменить образ нашего мышления, хочет, чтобы в нас включилось покаяние, изменение ума и самого образа нашего мышления, чтобы мы отошли от мирского образа мыслей и вошли в Божий образ мыслей, который есть жертва, любовь и кеносис за другого человека.
Подумайте и увидите, что Сам Господь в Своей земной жизни поступал так, когда был пойман, предан в руки людей и уничижил Себя самым унизительным образом. Тогда святой апостол Петр, руководствующийся человеческими критериями, хотел отрезать ухо слуге, чтобы проявить доблесть и исполнить свою волю, но Христос укорил его и сказал:
— Постой, ты что, думаешь, что Я не могу защитить Себя? Если захочу, Я защищу Себя и могу представить здесь 12 тысяч ангелов, чтобы они защитили Меня , но Я не хочу этого и не нуждаюсь в человеческой защите. Я добровольно предаю Себя на смерть, не противясь происходящему.
Естественно, подобное происходит в жизни каждого из нас, всех без исключения, тогда в душе действительно рождается такое чувство, что Бог больше не может молчать: «Боже, сделай же наконец что-нибудь! Восстань, пробудись!»
У нас на Кипре многие думают, что богослужение в Великую субботу утром — это и есть Воскресение, когда мы поем: «Воскресни, Господи, суди земли» . Но это не значит, что Христос воскрес тогда, это просто молитва Церкви, в которой мы молим Бога воскреснуть: «Восстань, воскресни наконец, не будь столь безмолвен, унижен, сокрыт во Гробе». Это человеческое ожидание, наше желание того, чтобы что-то произошло. И хорошо, что мы не боги. Ведь если бы мы были богами, мы за пару минут перевернули бы весь мир с ног на голову! Мы осудили бы всех и посадили на скамью подсудимых — по-человечески!..
Вспоминаю, как однажды, когда я был молодым диаконом, произошло нечто, и я реагировал подобным образом:
— Ну, что это такое?! Этот человек должен быть наказан, его надо поставить на место, пусть он понесет такое-то наказание!
Старец, естественно, слушал меня, качал головой и ничего не говорил. А я сказал что-то из тех обычных слов, которые мы говорим, когда нас переполняет чувство несправедливости.
На другой день во время литургии читали Евангелие, в котором повествуется, как однажды Христа изгнали из одного города, и Он ушел, а ученики сказали Ему:
— Учитель, хочешь, мы помолимся, чтобы огонь сошел с неба и сжег их? Ведь они Тебя гонят!
Они уже совершили к тому времени некоторые чудеса как Христовы апостолы и думали, что поскольку Христос этого не делает, то лучше им самим помолиться, чтобы сошел огонь с неба и сжег жителей того города. Ведь те были грешными и неправедными, а они-то сами были «за справедливость».
И вот «случилось» это евангельское чтение.
Христос ответил им:
— Вы не знаете, какого вы духа! Вы еще не поняли, какого вы духа и какого духа мы. Я пришел не губить души человеческие, но спасать людей .
Как только я прочел Евангелие, старец остановил меня в церкви и сказал:
— Прочитай его еще два-три раза, что понять смысл сначала тебе самому, а затем и другим!
Действительно, это великое дело — изменить способ, которым мы мыслим, отстраниться от мирской справедливости и вступить в Божию справедливость, где Бог действует совсем по-другому, как Отец, желающий спасти всех людей, даже диавола. А мы функционируем как люди, желающие установления своей справедливости:
— Посмотри, он же меня мучает, тиранит, он угрожает моей жизни, хватит уже! Я не выдерживаю, не могу больше, закрой же ему рот! Или схвати его за горло! Ну, хорошо, я не говорю: «Убей его», но уж если он умрет, я не заплачу.
В житии святого апостола Карпа, жившего в Риме и благовествовавшего Евангелие , говорится, что там был некий еретик-обманщик, притворявшийся христианином, и был он таким красноречивым и ловким шарлатаном, что всё время чинил апостолам препятствия, и им не удавалось проповедовать. Христиане хотели сделать что-нибудь духовное, а он шел и всё проваливал, и они, как люди, вознегодовали.
Молясь, святой апостол Карп имел видение в Святом Духе. Он увидел бездну, над которой висел тот еретик, буквально разорявший дело Церкви. Еретик дрожал и весь трясся, а бездна в любой момент готова была его поглотить.
— Ну, — сказал сам себе святой апостол Карп, — в конце же концов! Пусть он упадет туда, чтобы мы наконец вздохнули свободно! Сколько еще он будет терзать нас, он же просто измучил нас!
И как только произнес эти слова, он увидел перед собой распятого Христа, Который сказал ему:
— Посмотри, Я снова готов распяться за этого человека. А тебя, если будешь продолжать в таком же духе, Я отправлю в бездну! Если будешь продолжать думать так и не поймешь, Кто Мой Дух и какой дух должен иметь ты!
Это действительно трудно, но Церковь своим исцеляющим действием совершает это изменение, а более всего совершает его Сам Бог, Который действует, как знает, и в конечном счете это нам помогает. Иногда проходят долгие годы, а Бог вообще не говорит и попускает человеку терзаться, пока тот не изменит свой образ жизни. И нас разрывает это чувство — чтобы Бог в конце концов восстал и прекратил наши терзания.
Передо мной лежит один еще неопубликованный текст. Однажды некая семья поехала к старцу Софронию (Сахарову), этому святому человеку, в Эссекс, в Англию, к этому святогорскому старцу, описавшему жизнь преподобного Силуана Афонского, поистине современного святого. У этих людей была большая проблема с ребенком, у него была врожденная неизлечимая болезнь, и они действительно несли тяжкий жизненный крест. Ребенок этот был у них единственным. Жизнь их была сплошным мучением.
Пошли они к старцу Софронию, заплакали, открыли свою боль и скорбь, попросили сказать им несколько слов, и, помолясь, он с огромным состраданием рассказал им кое-что из своей жизни, что они тут же записали. Показали затем ему записанное, и старец подписал внизу: «Точно так я и говорил».
Он был русским и безупречно говорил по-гречески, на кафаревусе . Это небольшой текст, в нем он рассказывает о собственном жизненном опыте. Я зачитаю его вам, чтобы вы увидели, как драматично переносили святые это молчание Бога в своей жизни; в конечном счете, это и было ключом, помогшим им открыть дверь к святости. Старец сказал им следующее:
«57 лет я ношу рясу, и мне кажется, что я старался не быть нерадивым к моему спасению, я всегда молил Бога, чтобы Он стал для меня солнцем, чтобы Он простил мне все грехи и не отринул меня от подножия Своих ног.
Я старался, по силе своей, не обидеть никого на земле, и чтобы Бог скорее дал мне мужество служить как можно бо льшим людям, не ожидая от них никакой отдачи — ни материальной, ни духовной, но лишь от Бога чая благодати на прощение грехов. И при всём том за всё это время (более половины века) я не знал ни мира, ни безопасности, но всегда чувствовал рядом с собой какую-нибудь опасность или, по меньшей мере, — неблагоприятное отношение (ко мне)».
Действительно, жизнь этого старца была запечатлена сильным отвержением его со стороны людей, но великими дарованиями со стороны Бога.
«Что бы я ни начинал делать, даже малейшее дело, почти всегда наталкивался на непреодолимые препятствия. Двери мира сего, почти все, были всегда закрыты предо мною».
Представьте себе человека, который 57 лет старается творить Божие дело, а все двери мира сего закрыты для него! Что бы он ни начинал делать, встречал огромные препятствия.
«Я состарился и так и не понял смысла всех этих испытаний — то есть проявление ли они гнева Божия ко мне, грешному, или тут происходит что-то другое? Всё, что я переношу, — препятствия, напасти и т. д., — случается, потому что Бог разгневан на меня из-за того, что я грешен, или что-то другое происходит в моей жизни? Я не мог этого понять. Много раз я молил Бога открыть мне, почему всё всегда идет так, но Бог всегда отвечал мне молчанием».
Этот старец, говоривший с Богом лицом к лицу, как приятель с приятелем, и испытавший такие великие состояния благодати, уникальные и редкие, молил Бога открыть ему, почему в его жизни всё идет так, почему у него столько трудностей и препятствий и всё закрыто для него, но Бог всегда отвечал ему молчанием. Бог никогда ему не отвечал. Поэтому старец сказал этим людям:
«Из всего того, что я сказал вам, вы поймете, что я не в состоянии дать вам объяснение того драматичного испытания, в котором вы находитесь, но всегда буду поминать вас в своих молитвах с любовью и состраданием».
И завершает:
«Нам трудно обвинить Бога и оправдать себя».
То есть это очень трудно — сказать, что Бог виновен или Бог разгневан, что всё в жизни у меня идет наперекосяк, но я сам невиновен. Нелегко нам сказать эти слова, взвалить всю вину на Бога и обезвинить себя.
«Но точно так же нелегко сделать и противоположное, подобно приятелям Иова, возжелавшим стать поборниками правды Божией, забывая о том, через какие страшные мучения проходил Иов».
Но опять же, говорит старец, нам нелегко сказать и: «Вы виновны, а Бог невиновен!» Стать адвокатами Бога и сказать страдающему человеку:
— Ты знаешь, Бог не виноват, это ты виноват и поэтому терпишь всё это!
«Другими словами, есть два положения. Первое: “Я невиновен, а виновен Бог, Который мучает меня и терзает, поскольку разгневан!” И второе: “Я виновен, а Бог невиновен!” Но оба они трудны. В первом случае ты не можешь приписать Богу затруднение, через которое проходишь, а во втором — не можешь приписать его одному себе и, без того страдая, понести на себе еще одно дополнительное бремя, а именно то, что ты причина тому и сам виноват во всём, то есть стать адвокатом Бога», — говорит старец Софроний.
И заканчивает он следующими замечательными словами:
«Поэтому Бог молчит, молчим и мы».
Поскольку Бог молчит, то молчим и мы и не можем сделать ничего, как только с любовью и состраданием.
Думаю, это очень сильный текст. Все тексты и слова старца Софрония такие сильные. А это слово, которое было его живым словом к людям, я просто нашел, поскольку оно хранилось в монастыре для личного употребления, и попросил, чтобы мне сделали с него копию.
Действительно, как это характерно для нашей жизни! Для всех нас без исключения наступает час, когда мы проходим через такие трудности, когда мы не знаем даже, что и сказать. Взять ли на себя бремя ответственности? Но мы его не выдержим. Мы не можем его понести. На нас и без того давит столько напастей, что мы не выдерживаем их бремени и тягот. Приписать ли их опять же Богу? Но и это тяжело, этого мы тоже сделать не можем. Что же мы тогда делаем? Мы делаем то, что говорит старец Софроний: «Бог молчит, молчим мы». Вручаем жизнь свою в руки Божии с великим доверием. Это то, что мы возглашаем на святой литургии: «Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим». Самих себя, все наши дела, всю жизнь свою предадим в руки Христа, чтобы обрести мир, чтобы перестать поедом есть друг друга, вести войну, бороться с Богом.
Почему со мной случается такое? Сколько трудностей, сколько мук, сколько превратностей? Почему ничего не идет как следует в моей жизни? Почему у меня всё не так? Я ничего не сделал, что пошло бы как следует! Всё идет наперекосяк! И старец говорил так:
«Все двери были закрыты, и никогда ни одна дверь не открылась передо мной».
И человек задыхается, это естественно, это по-человечески. Ты задыхаешься в этом вопросе, в этом «почему именно со мной?!» Но, несмотря на это, вопрос «почему?» не имеет ответа или, по крайней мере, такого ответа, которого ты хочешь. Потому что Бог отвечает тебе молчанием для того, чтобы ты понял, что тебе надо успокоиться, обрести мир, и когда ты предашь всё в руки Божии, когда сможешь, хоть и изнуренный всем этим, отдать себя в Божии объятия, прильнуть к Божиим объятиям, тогда ты поймешь, почему произошло всё это. Тогда Бог тебе ответит.
Вы помните пример со старцем Ефремом из Катунаки? Этот старец был послушником у одного очень сурового старца , трудного, придирчивого. 42 года в пустыне оказывал он послушание этому тирану, этому человеку с очень тяжелым характером и соблюдал полное повиновение. Хранил себя от того, чтобы осудить старца и пойти против него.
Много раз он задыхался в помысле своем и говорил себе: «Всё, больше не могу, уйду отсюда, оставлю его, пойду туда-то! С ним невозможно жить в таких условиях!» Каждый раз, когда он решался уйти и говорил: «Ухожу, всё!» — Бог покидал его, и он видел (будучи богоносцем), как благодать оставляет его. Ничего не менялось к лучшему, однако он возвращался обратно, плакал и испрашивал прощения у Бога за то, что решился бежать, изменить своему послушанию и уйти оттуда.
Прошло 42 года, а он всё молился, желая понять, что ему делать в таком положении. Под конец его старец лишился рассудка и стал совершенно невыносимым. Жизнь старца Ефрема превратилась в сущее мучение. Как бы там ни было, но в какой-то момент его старец почил. Началось погребение, и, как водится на Святой Горе, перед тем как опустить тело в гроб, авва Ефрем подошел взять у своего старца последнее благословение, поцеловать его, мертвого, чтобы затем его погребли. И в ту минуту, когда он склонился над своим старцем, чтобы взять у него благословение, Бог в Святом Духе ответил ему: «На то, что ты делал, оставаясь послушником у этого человека 42 года, была Божия воля!»
В такой миг он получил это духовное известие от Бога. И он сам говорит, что ответил Богу в благодати: «Сейчас ли Ты говоришь это мне? Когда старец умер и его кладут в гроб? Почему Ты столько лет не говорил мне этого? И оставлял меня 42 года?»
Он ушел на Святую Гору в 20 лет, и ему было 62, когда старец почил. Целых 42 года — молодым человеком пришел на Святую Гору и состарился, проходя это мученическое повиновение.
«Какой смысл это имеет для меня сейчас, когда он умер?» И Бог ответил ему: «Если бы ты ушел (раньше), ты бы погубил себя!» Бог так ему ответил.
Разумеется, то, о чем я вам говорю, не вдохновляет, и, естественно, мы не обладаем их мерой. Не каждый день появляются такие старцы. Не думайте, что старец Софроний, авва Ефрем или те великие старцы, жития которых мы читаем, проводили безмятежную жизнь. Напротив, их жизнь была мучением, каждый день труд, боль, скорбь, слезы, пот и борьба. Эти люди не видели покоя в своей жизни. И то, чем они занимались, тоже не шло как хотелось бы, но что в глазах людей казалось утратой и унижением, в очах Божиих, однако, было их славой.
В конечном счете, они были прославлены Богом, поскольку прошли этот путь бесславия, терпения, веры, отказа от утешения, надежды на одного только Бога и ни на кого больше. В конечном счете, таково послание Божие, проходящее сквозь всё это: «Не надейся ни на что другое, кроме Бога! В Нем да будет твоя надежда, и только в Нем ты найдешь утешение и благодать».
А я люблю заповеди Твои более золота, и золота чистого (Пс. 118: 127).
То есть во всём этом я открыл, что заповеди Твои дороже всего в этом мире: золота, жемчугов, бриллиантов. Самое дорогое — это Ты и Твои заповеди, Твое слово. Поэтому я возлюбил Тебя больше всего, и не счел, что что-либо другое заслуживает любви, и открыл, что любовь Твоя превосходит всякую иную любовь на этом свете.
Все повеления Твои — все признаю справедливыми; всякий путь лжи ненавижу. Дивны откровения Твои; поэтому хранит их душа моя (Пс. 118: 128-129).
Как когда заходишь в магазин и видишь хорошие, замечательные вещи, они тебе нравятся, ты стоишь и разглядываешь их одну за другой, тратя на это всё свое время, поскольку они такие ценные и удивительные. Не этому ли уподобляется человек, который внезапно открыл глаза души своей, увидел дивные дела Божии и исследовал их?
Видите, даже Ветхий Завет — не Евангелие — Божие слово и Святой Божий Дух восхваляет человека исследующего, и нигде не говорится: «Веруй и не исследуй!» — но нужно исследовать дивные дела Божии. Как говорит столь красиво в этом псалме пророк Давид: «С великим удивлением, изумлением и желанием проследил я их, исследовал, открыл и увидел, сколь дивны и многоценны чудные дела Божии».
Откровение слов Твоих просвещает, вразумляет простых. Открываю уста мои и вздыхаю, ибо заповедей Твоих жажду (Пс. 118: 130-131).
Давайте вспомним здесь слова Христа: Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам (Лк. 21: 14-15). Не говори себе: «Дай-ка я сяду и посмотрю, как я буду отвечать на этот вопрос, который мне зададут». Ничего! Христос говорит, чтобы мы ничего не делали и шли безо всякой подготовки. Почему? Потому что в тот час Святой Дух научит тебя, что сказать. Христос словно говорит так:
— Если ты сядешь, чтобы самому подготовиться, ты испортишь всё, ты не скажешь этого как надо! Оставь всё как есть, положись на Бога, и Святой Дух просветит тебя, что сказать.
В противном случае, если ты ответишь по-человечески, может, ты и скажешь что-нибудь хорошее, но это не будет иметь силы Божия слова. Другими словами, я отверз уста мои, и они тотчас исполнились Святого Духа, и так я отвечал и сказал то, что нужно было сказать.
Видите, мы говорим уйму всего, но ничего не получается. А когда говорит один Божий человек, и слушают его, скажем, 50, то каждый говорит:
— Ты знаешь, то, что он сказал, он прямо для меня сказал!
— Нет! — говорит другой. — Он сказал это для меня.
— Но он же про меня это говорил!
— Нет, про меня!..
Каждый думает, что Божий человек говорил о нем, но это не так, однако Святой Дух есть Тот, Кто дает каждому понять то, что ему нужно понять в данный момент.
Мне довелось слышать людей, которые ходили посмотреть на одного добродетельного человека, и потом они сказали:
— Мы пошли туда, но он перед всеми сказал, о чем мы думали, и мы обиделись.
Тогда у старца и в мыслях этого не было, просто он открыл уста и сказал пять слов, о которых Бог просветил его. Но эти пять слов были для каждого тем, в чем он нуждался, и они восприняли то, что нужно было воспринять. Как это было у евреев, когда они ели манну, одинаковую для всех, но для каждого она становилась тем, в чем он нуждался.
То же самое и со Святым Причастием. Как замечательно говорится в одном месте святой литургии: «По потребности каждого» , — молим Господа, да причащение Святого Тела и Крови Господних да станет для каждого тем, в чем он нуждается. В тех, кто испытывает нужду, да будет оно в удовлетворение нужды. Светом для нуждающихся в просветлении. Опорой для немощных. Для каждого Бог да станет тем, в чем он нуждается. Бог так действует, Божие слово так действует.
Иными словами, предай себя в руки Божии, как ребенок отдается в материнские объятия. Не отталкивай Бога, не бей Бога, держащего тебя в Своих объятиях, ибо услышишь то, что услышал святой апостол Павел, которого Бог держал в Своих объятиях несмотря на то, что он гнал христиан. В тот день, когда Христос преградил ему путь, по которому шел святой апостол Павел, бывший гонителем христиан, Христос сказал ему: Трудно тебе идти против рожна (Деян. 9: 5).
Очень тяжело бить голыми пятками по гвоздям. Представляете себе человека, который пинает рожон голыми ногами? Есть ли боль и безумие страшнее, чем это? Так не пойдет. Тяжело сопротивляться Божией любви, отталкивать Бога, когда Он держит тебя в Своих объятиях.
Сумей же оставаться в Божиих объятиях. Когда ты поймешь это и смиришься, тогда обретешь покой, успокоишься, тогда ты глубоко вздохнешь и положишься на великую любовь и мир, подаваемые человеку Божиим присутствием.
Рекомендуем также
Заговоры шепотки на все случаи жизни Обращение к Велесу
Иная реальность Невероятное и необъяснимое читать
Истории про вампиров, а так же все, что связано с вампирами в повседневной жизни
Обереги для успешной работы и карьеры Оберег хорошо отношение на работе
Церковный суд в древней руси Церковный суд в синодальную эпоху
Как вернуть любовь: ритуалы, заговоры, молитвы
Loading...