Религиозная вера и разум. Личное письмо для Бога

Проблема соотношения веры (богословия) и разума (философии, научного знания) в исламском мире, как и в христианской средневековой культуре, стояла достаточно остро. Как и в вопросе о сущности Аллаха, Коран здесь оставлял возможность альтернативных, противоречивых трактовок. Разумеется, в основные положения (догматы) ислама требовалось безраздельно верить. Всякие разумные сомнения здесь совершенно не приветствовались. Тем не менее Пророк Мухаммед не принижал знание. Более того, он учил, что «поиск знания есть религиозный долг каждого мусульманина».

Казалось бы, основания для дискуссии совершенно отсутствуют: вполне очевидно, что в исламской религиозной литературе (в первоисточниках) проводится недвусмысленная идея о духовной гармонии знания и веры. Но человеку трудно дается гармония, его сознание, как правило, склонно к крайностям и противопоставлениям, а потому нередко сталкивается с проблемами там, где их реально не существует. Поэтому и в данном случае возникла острая гносеологическая проблема, связанная с вопросами: что является подлинным знанием , как оно достигается и какую роль в этом процессе играет разум.

Сначала ислам развивался исключительно как религиозное учение. Однако постепенно в нем начал формироваться ручеек рациональной традиции мысли. У его истоков стояли так называемые кадариты (от араб. кадар - судьба или рок) - мусульмане, которые первыми попытались свободно осмысливать религиозные догматы ислама. Их интеллектуальная дискуссия с джабаритами (от араб, джабр - принуждение) о свободе воли человека в определенной мере способствовала формированию основ

мусульманской рациональной культуры. Однако по-настоящему рационально (разумно) рассматривать религиозные вопросы начинают только мутазилиты - последовательные сторонники разумного знания и основатели рациональной исламской теологии.

Их «ересь» вызвала острую реакцию ортодоксально настроенных богословов {Ахмад Ханбал (VIII-IX вв.) и др.). Но рациональная линия была продолжена ашаритами (от имени основателя движения - Абу-л-Хасана ал-Ашари (IX-X вв.)) - последователями одного из влиятельных направлений исламской теологии.

Позже наиболее ярко и вместе с тем противоречиво рациональная линия проявилась в сочинениях выдающегося персидского философа-мистика, одного из самых авторитетных учителей и основателей исламского суфизма Абу Хамида аль-Газали (XI-XII вв.). Он довольно высоко оценивал знание, но понимал его преимущественно религиозно («наука поведения» и «наука откровения»). Парадоксально критикуя разумную философию, он сам активно использовал ее логические методы анализа. Таким образом, религиозное мировоззрение аль-Газали оказалось довольно неоднозначным и отразило в себе сложные мировоззренческие противоречия всего ислама. Во взглядах этого философа странным образом уживались ортодоксальная теология, мистический суфизм и рациональная исламская философия (фалсафа ).

К периоду расцвета арабской философии в рамках отмеченных религиозных традиций оформились три основных подхода к решению проблемы вера-разум.

Первый подход представляли сторонники ортодоксальной теологии. Они не отвергали разумное знание как таковое. Тем не менее оно воспринималось ими исключительно в религиозном смысле: как знание религиозных догматов, предписаний и обрядов, которые надо принимать на веру. Колебания, сомнения и доказательства, по мнению аль-Газали, здесь совершенно излишни. Эта позиция обосновывалась ссылками на авторитет Корана, в котором отмечалось: «Разумен тот, кто уверовал в Аллаха, поверил его посланникам и поступал в покорности Ему». Постижение самого Аллаха считалось недоступным.

Второй подход был связан с приверженцами фалсафы , т.е. рационального способа постижения мира (аль-Фараби, аль-Кинди, Ибн Сина, Ибн Рушд и др.). На первый план они выдвигали разум и провозглашали его как высшую или одну из высших познавательных способностей человека.

Философия и религия, утверждают последователи фалсафы, есть «молочные сестры». Они имеют единый духовный источник происхождения, но используют в познании бытия различные методы. Метод религии - вера и следование духовному авторитету. Метод философии - свободный поиск истины, которая не может считаться таковой, пока «не взвешена на весах разума» (Ибн Сина).

Важнейшую познавательную роль выдающийся персидский ученый, философ и врач Абу Али Ибн Сина (Авиценна) отводит логической науке. В ней он выделяет три способа доказательств: силлогизм, индукция, аналогия. Самый действенный и достоверный - это силлогизм. Науки он делит на два вида: теоретические (метафизика, математика, наука о природе) и практические (управление народом, управление домом, наука о человеке). Обосновывая мощь человеческого разума, Ибн Сина все же не считает его абсолютной способностью познания. Он соглашается, что существуют сложные вопросы, в решении которых на первый план выходят иррациональные способности познания - мистическое озарение и интуиция.

За это его несправедливо будет критиковать другой знаменитый арабский последователь аристотелизма, философ и врач Ибн Ру гид (.Аверроэс)) - более радикальный рационалист по сравнению с Ибн Синой. Его объективная заслуга состояла в том, что он осмеливается философию поставить выше теологии, с ее порой буквальными трактовками символических философских истин Корана. Людей в зависимости от развития познавательных способностей он разделял на три основные группы: простые смертные, теологи и философы. Именно философы, писал Ибн Рушд, есть «лучшие из людей».

Особую позицию между богословием и фалсафой занимал суфизм - мистическое религиозно-философское течение в исламе. Он представлял третий подход к решению фундаментальной проблемы вера-разум. Последователи суфизма (Зу-н-Нун аль Мисри, Абу Абдаллах аль Мухасиби, Джунайд, Абу Язид, Шихабаддин Сухраварди, Абу Хамид аль-Газали, Айн аль-Кузаг, Юсуф аль-Хамадани, Ибн Араби) по своим воззрениям во многом были близки философам-рационалистам, так как стремились к знанию и не отрицали философию как таковую. За это Ибн Сина называл их «братьями по истине».

Однако суфии полагали, что разум, точнее рассудок (акл ), имеет несокрушимую силу только в сфере ограниченного бытия. За ее же пределами находится царство интуиции, мистического озарения или «сердца» - более мощных, по сравнению с разумом, познавательных способностей человека. «То, что не подвластно разуму - доступно сердцу» (Ибн Араби).

Отсюда возникало и специфическое суфийское понимание исламского религиозного постулата о непостижимости Бога. Признавая этот постулат, они, в отличие от теологов, трактовали его как непостижимость абсолютной истины и бесконечность процесса ее познания. Человек должен, даже обязан стремиться к истине. Но только внутренний духовный опыт мистического порядка реально позволяет человеку приближаться к ней и достигать единения с Богом. Люди, имеющие такой опыт, возвышаются над толпой. Им не требуются никакие религиозные предписания и догматы, так как они обладают высшей духовной истиной. Все остальные должны следовать за ними, как слепые за поводырем.

Противостояние ортодоксальной мусульманской теологии , с одной стороны, и фалсафы , с другой, окончилось почти полной победой догматической религиозной теологии. Рациональная философия и наука после XIII- XIV вв. на Арабском Востоке постепенно приходят в упадок. К суфизму, преследуемому до XI-XII вв., после авторитетных трактатов аль-Газали в исламском мире начинают относиться значительно терпимее. В течение столетий он сохраняется в культурном пространстве исламского Востока как скрытый оппонент догматической теологии. Во многом именно поэтому теология вплоть до XX в. к нему относилась весьма прохладно. Примечательно, что в Арабском мире не раз возникали споры о правомерности самого существования суфийского учения в лоне исламской религии. Однако в современной России именно суфийские братства активно противостоят исламскому экстремизму в кавказском регионе, способствуют межрелигиозному диалогу и межнациональному согласию.

Уже в первые века существования христианства в богословии начали формироваться две основные позиции: одни теологи считали, что надо просто верить и даже не пытаться понять Бога, ибо человеческий разум на это в принципе не способен, другие полагали, что главная цель любого верующего - максимально приблизиться к пониманию Бога. И поскольку мир - это творение Бога, то, постигая этот мир, мы тем самым постигаем и Творца. В своем изучении мира философы средневековья опирались на античную философию, пытаясь приспособить ее к христианскому вероучению. Но использование рациональных методов познания неизбежно приводило к обнаружению ряда противоречий как внутри религиозных учений, так и между результатами научных исследований и религиозными идеями, изложенными в Библии (аналогично в Коране). Отсюда и рождается проблема знания и веры, одинаково актуальная как в мусульманском, так и в христианском мире, а именно, что выше: истины науки или истины религии? Эта проблема может быть сформулирована как вопрос о путях познания: должны ли мы обладать верой для того, чтобы с помощью разума познавать мир и Творца? Или же именно рациональное освоение мира приводит нас к вере?

Возможные соотношения разума и веры :

1) Вера выше разума . «не стремись понимать то, во что можешь верить, но верь в то, что можешь понять» Аврелий Августин

«Верю, чтобы понимать» Ансельм Кентерберийский

2) Разум выше веры. «Понимаю, чтобы верить» Пьер Абеляр

«Понимаю, но тем, кто не способен понимать, полезно верить»(теория двух истин) Аверроис (Ибн-Рушд)

3) Разум и вера не имеют ничего общего. «Верую, ибо нелепо» Квинт Септимий Тертуллиан

«Верую и понимаю» Уильям Оккам.

4)Гармония веры и разума . Фома Аквинский провозгласил тезис о гармонии разума и веры, которые не могут противоречить друг другу (а если такое противоречие обнаружено, то это значит, что мы просто ошиблись в рассуждениях). Объединяет все эти взгляды идея о том, что разум может и должен служить вере («Философия - служанка богословия»).

Подробнее;

1 . Аврелий Августин, Ансельм Кентерберийский («Верю, чтобы понимать») и др. считали, что мы должны обладать верой для того, чтобы с помощью разума познавать мир и Творца

Человек обладает разумом и верой. Высшая истина воплощена в Откровении и дается человеку через веру, разум нужен человеку в первую очередь для того, чтобы глубже понимать истины веры. Отсюда знаменитый лозунг Ансельма, повторенный им вслед за Августином: «Верю, чтобы понимать!». Отсюда же стремление к рациональному истолкованию Откровения, воплотившееся в попытках доказать существование Бога, триединство Божие и т.д.

2 . Пьер Абеляр и его последователи («Понимаю, чтобы верить») считали, что рациональное освоение мира приводит нас к вере. Исходным пунктом любого исследования Абеляр считал сомнение, и дело ученого состоит в том, чтобы, следуя путем разума, перейти от сомнения к истине. Это возможно только при последовательном и правильном применении диалектики (логики). Диа­лектический разум - это разум вопрошающий, находящийся в постоянном поиске, подвергающий сомнению даже утверждения Священного Писания, но с целью более глубокого его понимания. Диалектический разум, возвышающийся над обычным человеческим разумом, стремится приблизиться к Божественному Логосу. И поэтому диалектический разум способен осознать некоторые христианские истины, которые обыч­ному разуму кажутся абсурдными (например, триединство Бога). Таким образом, разум является основой веры, отсюда знаменитый тезис Абеляра: «Понимаю, чтобы верить!» («Intelligo ut credam»).

Разум не является слугой теологии, у него имеются собственные методы и цели. Но, в конечном счете, деятельность разума, все его дос­тижения служат более глубокому пониманию истин веры.

Абеляр: три вида разума

1) Божественный разум

2) Диалектический разум человека

3) Обычный разум человека

3 . Фома Аквинский синтезировал первые две точки зрения. В частности, он провозгласил тезис о гармонии разума и веры, которые не могут противоречить друг другу (а если такое противоречие обнаружено, то это значит, что мы просто ошиблись в рассуждениях).

Знание и вера, разум и Откровение находятся в состоянии гармонии, дополняют друг друга и не противоречат друг другу. Говоря о религиозных истинах, полученных человеком через Откровение, Фома подчеркивает, что некоторые из них, например, о триединстве Бога, не доступны для человеческого разума; в этом случае человек может только верить. Другие же истины, скажем, о том, что Бог существует, вполне доступны разуму, и с помощью нашего разума мы можем их анализировать и доказывать. Но в то же время разум может ошибаться, и когда философские идеи противоречат Откровению, то, значит, философы не правы.

4 . Мусульманский философ Аверроис (Ибн-Рушд ) предложил для решения проблемы знания и веры теорию «двух истин». Согласно ей истины науки выше истин религии, но истины науки способны понять немногие, для всех же остальных религиозные идеи полезны, поэтому они имеют право на существование и их не стоит публично опровергать.

В своей работе «Согласие религии и философии» Ибн-Рушд выдвинул и разработал оригинальную концеп­цию «двух истин», или «двойственной истины», сыгравшую в дальнейшем большую роль в истории философии.

Он пишет, что Откровение не только не осуждает философские рассуждения, но, по сути дела, требует их от нас, ибо мы должны изучать природу вещей для того, чтобы воспарить мыслью к Творцу всех этих вещей. Но нельзя требовать создавать философию из ничего, философия - это древняя наука, и поскольку особую роль здесь сыграли греки, следовательно, необходимо изучать греческую философию.

Кроме того, Коран требует от нас наблюдать и истолковывать природу с помощью разума, чтобы постичь Творца. Но любое умозаключение есть результат размышления, следовательно, мы должны знать логику.

Выводы, к которым мы приходим в процессе рассуждения, могут противоречить буквальному смыслу Корана, который в таких случаях нуждается в аллегорическом истолковании.

Но если с помощью разума мы можем постичь Бога, т.е. высшую истину, то зачем нужно Откровение?

Ибн-Рушд делит людей на три класса в зависимости от того, какие аргументы они способны воспринять.

А) Простые люди, руководствующиеся воображением, а не разумом; их можно убедить только с помощью риторических аргументов. Так,какого-нибудь кочевника не убедишь философскими доводами (которые он не понимает), что нехорошо грабить и убивать других людей. Но, используя Коран (т.е. Божественное Откровение), такому кочевнику можно внушить, что за нехорошее поведение Аллах накажет еговечными муками в аду.

Б). Люди, открытые для диалектических рассуждений; они хотятбыть уверенными, что ничто из того, чему учит Откровение, не противоречит естественному разуму, и им нужны основания, почему надо верить в это, а не в то. Функция теологии в том и состоит, чтобы находить диалектические оправдания, с помощью которых картина мира и смысл человеческого бытия, данные нам в Откровении (в Коране), покажется более истинными, нежели какие-либо другие. Если бы теологии не было, эти люди остались бы и без философии (им не доступной), и без Откровения.

В). Ученые (философы), которых ничто не может удовлетворить, кроме необходимых доказательств математики и метафизики.

Ученые благодаря деятельности их разума постигают высшую истину бытия. Так, они пришли к выводу: неверно, что мир сотворен Богом из ничего, мир существует вечно, и он есть результат взаимодействия Первоформы и Первоматерии. Но, зная эту истину, философы понимают, что для всех остальных людей учение о Боге есть лучшая замена философской истины.

Отсюда следует учение о двух истинах: одна подлинная - философская, а другая - религиозная, являющаяся заменой философской для всех других людей. О философских истинах не философам лучше ничего не говорить.

5 . В XIII-XV вв. теория двух истин получила распространение в Европе: Сигер Брабантский, Дуне Скот, Уильям Оккам отстаивали точки зрения, что разум и вера не имеют ничего общего и разум ничем не может помочь вере. Принцип «Бритва Оккама»: надо отбросить или отсечь, как бритвой, все фантастичесокое и сверхъестественное при объяснении действительности и понять ее безо всяких вымыслов о потустороннем и мистическом)

Особой остроты достигала полемика по вопросам: существует ли мир вечно или же он был когда-то сотворен? Бессмертна или смертна индивидуальная человеческая душа? Существует ли свобода воли или любой человеческий поступок определяется Богом?

Похожая информация.

РЕЛИГИОЗНАЯ ВЕРА И РАЗУМ

РЕЛИГИЯ СТАВИТ ВЕРУ ВЫШЕ РАЗУМА (см. ниже примечание). Это противоестественно, это всё равно, что утверждать, что не мозг управляет организмом, а сердце или какая-либо другая его часть. (По поводу "сердца" Шамфор остроумно заметил: "Управлять нужно с помощью разума: нельзя играть в шахматы с помощью доброго сердца").

Слово “голова”, это материальное воплощение разума, наверное, на всех языках означает нечто главное, возглавляющее, головное и т. д. От него происходят выражения “глава семейства”, “городской голова”, “глава администрации”, “глава правительства, государства”. Русская пословица “хлеб - всему голова”, выражения “голова на плечах”, “без царя в голове” и десятки других подобных выражений опираются на этот главный смысл слова “голова”.

Вера, как и разум, тоже “находится” в голове. Но не она главная в ней. Именно разум - главноуправляющий поведением человека. Это давно выяснили ученые. В мышлении как в фокусе сходятся все составляющие человеческой психики: и чувства, и воля, и сознание, и всё, что мы называем душой, духом. Мышление их объединяет и в то же время отлично от них.

ПРИМЕЧАНИЕ. Уже в наше время II Ватиканский собор (1962-1965 гг., католическая церковь) провозгласил: "Если кто говорит, что человеческий разум настолько независим, что вера не может им управлять - да будет предан анафеме!".
В фильме Григория Любомирова «Русский крест» (2009 г.), прославляющем православных священнослужителей, монах-схимник Епифаний говорит прямо-таки бредовые вещи: «А в жизни ум не главное… Главное, веру б не потерять. Я вон в скиту своем, ну, одной верой жил. А ум мне и не понадобился. Одной верой жил… Ну Бог мне по вере моей-то отпускал».

РЕЛИГИЯ И СВОБОДОМЫСЛИЕ НЕСОВМЕСТИМЫ

Религия существенно ограничивает свободу мышления. Это ограничение проявляется прежде всего в том, что она объявляет высшим авторитетом не разум, а догмы веры, зафиксированные в том или ином священном писании. Всё, что противоречит этим догмам, неприемлемо для религиозно настроенного человека. Получается, что не разум, не рассудок, не ум командует, а разумом, рассудком, умом командуют. Вера как бы говорит разуму: это можно, а это нельзя. Из помощника разума, каковой она должна быть по естеству своему, вера превращается как бы в “разум” разума, в верховного судью разума.

ВЕРА И СОМНЕНИЕ

Религиозная вера - это преувеличенная, гипертрофированная, абсолютизированная вера. Она значительно ограничивает, если не заглушает, критическую составляющую человеческого мышления. Верующий человек готов поверить во всякую чепуху. Прав был Тертуллиан, когда утверждал: “верую, ибо абсурдно”. Религиозная вера - это, в сущности, слепая вера.

“Сатана - вот постоянный источник сомнения” “Нам не престало сомневаться. Сомнение против нас”. “Как нам предохраниться от сомнений?”. “Победить сомнение”. “Борьба с сомнениями”. “Вера - твердое убеждение человека в чем-либо” и т. д. и т. п. Вот что говорят обычно религиозные проповедники (приведенные высказывания взяты из телевыступления доктора богословия Чарльза Стенли “Как бороться с искушениями” 26 октября 1997, кабельное телевидение). Они, по существу, отрицают, третируют одну из важнейших составляющих человеческого мышления. Для них сомнение - враг, сатана. Это их отрицание положительной силы сомнения противоречит естественным законам человеческого поведения.

Ведь сомнение - необходимый элемент во всех делах, где есть неопределенность, где присутствует риск. А таких дел большинство! Человек несомневающийся, лишенный сомнения - обречен. Такой человек крайне негибок, хрупок как хрупко очень твердое тело. Либо он должен избегать малейшего риска, малейшей неопределенности в делах, либо он рискует быстро “сломать шею”. Сомнение - это ответ на объективную неопределенность ситуации, на объективную необходимость постоянного выбора между различными вариантами, различными путями-дорогами. Человек в сущности всегда - этакий витязь на распутье. Перед ним море вариантов, он может поступать так или эдак. Здоровый скепсис всегда на вооружении у разума. Это защищает его от скоропалительных решений, а человека от необдуманных действий.

Религиозная вера деспотична. Она требует, чтобы человек целиком отдался ей и презрел всё остальное… Вспомним слова Тертуллиана, одного из отцов христианской церкви: "Нам после Христа не нужна никакая любознательность; после Евангелия не нужно никакое исследование". Фанатично настроенный калиф Омар после захвата Александрии приказал сжечь Александрийскую библиотеку - богатейшее хранилище книг и свитков в тогдашнем мире. Обосновывая свой приказ, он привел следующий довод: "Книги этой библиотеки согласуются с Кораном или нет; если они согласуются с Кораном, они излишни и их следует сжечь; если же они не согласуются с Кораном, они вредны и их следует сжечь. Таким образом, в любом случае библиотеку следует сжечь". Вера, только вера! Всё остальное излишне или вредно - вот так говорят религиозные фанатики.
Нельзя питаться одной верой, как нельзя питаться одним хлебом, одним тортом, одной морковью…

Ничего нового современные религии не внесли, они так и остаются на уровне первобытного мышления, но всё так же претендуют на водительство человеческими умами

Религиозная идеология всемерно поддерживается нашим государством и многими СМИ. Возможно, этим отчасти можно объяснить, что статья профессора М. Дунаева «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник» («Аргументы и факты», 25 марта 2005 г.) написана в столь авторитарном, даже грубо-пренебрежительном, начиная уже с названия, тоне. Оставим этот тон на совести автора. Но, как известно, нельзя найти истину в споре, не выслушав обе стороны. У нас, кажется, ещё не запрещены плюрализм и свобода совести, которая провозглашается в Конституции РФ. Автор обсуждаемой статьи, подобно философам средневековья, ставит религиозную веру выше науки, то есть выше разума. Я хочу предложить альтернативную точку зрения, никому её, в отличие от М. Дунаева, не навязывая, но давая возможность читателям лишний раз взвесить все «за» и «против» в решении столь важной проблемы.

К сфере разума относится познание, дающее истинное знание, в частности знание научное. Эту сферу называют также рациональной. Рационально в сознании человека то, что согласуется с законами логики, обеспечивая тем самым достижение истинных знаний, целесообразность практических действий и их результатов. Рациональное, разумное противостоит иррациональному как противоразумному. В конечном счёте рационально, разумно то, что соответствует действительности, является её адекватным, правильным отражением и благодаря этому ведёт к практическим успехам. Можно ли считать веру результатом познания и, следовательно, видом знания? Можно ли её признавать особым, даже высшим, разумом?

В старой, классической философии понятия веры и знания строго различались. По словам Фомы Аквинского, знают то, что видимо, верят же в то, что невидимо. Конечно, сейчас знают и многое из того, что «невидимо», но, во всяком случае, вера и знания различаются, больше того, оказываются антиподами. Другой великий мыслитель, И. Кант, писал, что знания имеют достаточное объективное основание, вера же - недостаточное. Здесь также очевидно их противопоставление. Кант считал уместным умеренный и скромный тон веры, не требующей безусловного подчинения. (Взять бы эту мысль Канта на заметку нашим нынешним адептам веры!)

Как видно из слов И.В. Киреевского, цитируемых М. Дунаевым, кроме «естественного разума» существует ещё «разум верующего», более высокий. М. Дунаев, в соответствии с религиозным пониманием, делит универсум на два мира: горний и дольний. Первому отвечает духовный уровень, который доступен познанию верой. Наука же может познавать только дольний, материальный мир и не должна претендовать на большее.

Итак, существуют два мира, два вида познания, а значит, вера - это тоже знание, и два вида разума, причем, как признаёт автор, «высший» представляется «низшему» неразумием. И это понятно, ибо на «высшем» уровне законы логики не действуют. Если возможно познание «высшего мира», то как оно происходит? На этот счёт автор ничего нам не сообщает. Он только говорит, что у верующего есть ощущение «бытия в Боге». Но откуда это ощущение, каким предметом оно вызывается? Обычный ответ на это вопрос даёт, например, отец В. Чаплин в статье «Не прячьтесь от Бога» («Аргументы и факты», 2004, № 47): «Наука и религия - это две самостоятельные области познания мира. Наука пользуется наблюдениями за природой. Религия же опирается на то, что открывает нам Бог через своё слово (через Священное Писание), через чудеса».

Итак, наука опирается на объективные факты, а религия - на тексты религиозных книг. Получается порочный логический круг: в этих книгах изложены священные «знания», которым нужно верить, потому что они священные. Эти знания даны Богом? Но чем это можно доказать? Некто, например Моисей, утверждает, что с ним говорил Бог. Но не проще ли было бы предположить, что ему это приснилось? А может быть, он это сказал людям, чтобы придать высший авторитет сочинённым им самим десяти заповедям? Не очевидно ли, что предполагать иррациональные объяснения чего-либо можно лишь в том случае, когда рациональные исчерпаны? Надо вспомнить о «бритве Оккама»: здесь, как и во всех других случаях, идея богов или единого бога оказывается излишней, это та самая «дополнительная сущность», без которой, объясняя исследуемые явления, вполне можно обойтись, а потому и не следует её привлекать. В этом и одно из косвенных, но вполне убедительных свидетельств небытия бога.

Но никаких разумных аргументов в атеистической позиции В. Чаплин и М. Дунаев не признают. Атеизм, по их мнению, тоже зиждется на вере и только на вере - на вере в небытие Бога. Это - глубокое заблуждение. Утверждение о несуществовании богов или бога (в их теистическом понимании) вытекает из всей системы научных и научно-философских взглядов, да и просто здравого смысла. Не вера лежит в основе знания, а, скажем так, трудности процесса познания лежат (в частности) в основе веры.

Несколько слов о так называемых «чудесах», которые якобы доказывают существование бога. Стремясь принизить научное знание, разум, теологи то и дело ссылаются на ещё не решённые наукой проблемы. Но наука уже раскрыла множество тайн природы, дала человечеству огромные производительные силы. Спрашивается, откуда следует, что причиной великого множества религиозных «чудес» явился именно бог и не будут найдены естественные причины того, что на данный момент непонятно? Никаких доказательств на этот счёт нет и не может быть. Вера в это достигается лишь посредством внушения, знания же и разум здесь ни при чём.

В заключение ещё раз коснёмся вопроса о «разуме верующего», якобы высшем по сравнению с разумом учёного. Никакой другой «разум», кроме обычного человеческого, опирающегося на факты и строго подчинённого законам логики, в объективном естественном мире ничего не значит и, следовательно, объективно не существует. То же, что М. Дунаев называет «разумом верующего», оказывается при ближайшем рассмотрении более или менее хитрой софистикой, сотканной из логических ошибок и различных сознательных приёмов: непререкаемого тона, ссылок на «святые» авторитеты, явного или скрытого запугивания, апелляции к эмоциям, ложных обвинений в адрес науки и отдельных учёных и т.д. Все эти приёмы можно обнаружить в обсуждаемой статье. Здесь можно сказать лишь о некоторых.

Согласно автору, духовный мир может познаваться только верой, но не наукой. Но выражение «познание верой» бессмысленно. Если вы во что-то верите, то уже нечего познавать. Вера не есть орудие, средство познания, и ставить её по этому признаку рядом с разумом неправомерно.

Автор описывает нам некий горний мир. Но разве доказано, что этот мир существует, что он не является плодом особым образом настроенного воображения? Автор же категорично утверждает, что он существует, а значит, выдаёт желаемое или воображаемое за действительное, вводя таким образом в заблуждение своих читателей или слушателей (поскольку он, очевидно, то же самое говорит и своим студентам на лекциях).

Приравнивание положений веры к аксиомам в науке неправомерно, ибо аксиомы интуитивно выводятся из опыта, а затем подтверждаются теорией, если она согласуется с фактами и подкрепляется ими. Из каких фактов вытекает и какими фактами подтверждается существование «горнего мира», то есть сверхприродного «того света»? Автор голословно заявляет, что «вера» атеиста в несуществование бога (на самом деле это не вера, а здравый отказ от не способных ничего объяснить архаичных представлений) - его «произвольное допущение». Оказывается, атеист начисто лишён опыта, который есть у верующего, и поэтому он отрицает наличие такого опыта у других. На этом «основании» автор обвиняет атеизм… в обскурантизме! Вот как можно всё вывернуть наизнанку! Как говорится, с больной головы на здоровую. Если бы автор имел привычку заглядывать в словарь, он бы убедился, что обскурантизм - это «крайне враждебное отношение к просвещению и науке; мракобесие» (см. «Современный словарь иностранных слов». М., 1993. С. 418). Разве не М. Дунаев ограничивает и принижает науку, отводя ей в качестве резервации или гетто лишь «вещественный» мир и закрывая вход в мир духовный? Да, смешно было бы, если бы наука взялась изучать «горний мир» (утверждение о существовании коего не имеет объективного смысла), но именно наука изучает реальное человеческое сознание, в частности причины появления в нём фантастических, иррациональных представлений о некоем потустороннем мире. Конечно, для религии такое посягательство науки на её «святая святых» крайне нежелательно, и адепты веры воюют против этого, стремясь поставить науку «на место», что и делает М. Дунаев.

Как утверждает автор, «религия вовсе не против науки, но против научной идеологии, против претензий науки на обладание полнотою истины». Но это очевидное недоразумение, поскольку наука не претендует на «полноту истины». Она претендует на то, что открываемые ей знания в указанных пределах достоверны и надёжны (учёные говорят; воспроизводимы), поэтому их можно использовать на практике, для улучшения условий человеческого существования, и на них можно опираться в дальнейшем познании мира. Пытаться поставить науке какие-то границы - это и значит быть против неё. Как и организм, наука живёт, пока функционирует, то есть продолжает свою познавательную деятельность. Подлинной «идеологией» науки является философский материализм, точнее, научное мировоззрение, вытекающее из самой сущности научного познания и обосновывающее свойственное науке стремление к ничем не ограниченному исследованию мира во всех его проявлениях. Понятно, почему научное мировоззрение вызывает к себе враждебное отношение церкви, делающей при поддержке Министерства образования, т.е. государства, всё возможное, чтобы включить в школьные программы не научные, а вероисповедные предметы по православию. Вот это и есть обскурантизм в действии.

У автора получается, что люди, так сказать, «свыше» абсолютно разделены на две категории: на тех, кому дано испытывать «религиозный опыт», и тех, кому это не дано. Атеисты - это худшая категория, «низшая раса». Можно ли серьёзно относиться к такой «теории»? Конечно, нет! Верования бывают разными, зачастую противоречащими друг другу, но можно ли найти критерий, чтобы отличить истинные от ложных? Такого объективного критерия нет. Каждый просто скажет: мои верования истинны, потому что я их такими считаю, то есть потому что они мои. Очевидно, что подобный критерий ни для кого не обязателен. Что же это за разум, тем более «высший», если он не даёт достоверной и независящей от индивидуальных пристрастий истины? Нет, конечно, вера не является разумом, и у неё нет никаких логических оснований вступать в спор с действительным, в особенности с научным разумом. Как говорится, каждому - своё. Дело не в том, что атеисты не могут понять смысл религиозного опыта, а в том, что они в нём не нуждаются и он для них неприемлем, ибо они ясно сознают его несовместимость с разумным мышлением и научной картиной мира.

Религия возникла в первобытные времена как продукт «дологического», магического мышления, она всегда была и останется алогичной, иррациональной формой сознания, ибо такова её природа. Ничего нового современные религии не внесли, они так и остаются на уровне первобытного мышления, но всё так же претендуют на водительство человеческими умами. С точки зрения науки, это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Когда-то человек чувствовал себя в центре мира, над которым располагались сферы небесные, а его боги были непосредственно озабочены его существованием, нравственным совершенствованием и благополучием, им можно было служить и тем добиваться их особого благоволения. Сейчас учёные заглянули вглубь Вселенной на расстояния в миллиарды световых лет, Земля со всеми населяющими её существами - ничтожная пылинка по сравнению с такими масштабами… Нынешняя картина мира настолько несопоставима с детски-наивными мифами древности, что в них даже нечего и опровергать, достаточно осознать их место в истории человеческого развития. Поэтому Лаплас и Гинзбург - вовсе не «гордецы», как считает М. Дунаев, но просто трезвомыслящие люди. А вот М. Дунаев и иже с ним действительно обуяны гордыней, если полагают возможным указывать учёным, чем им следует заниматься, а чем не следует.

Религия, в данном случае православие, имеет известное социальное оправдание, поскольку она востребована частью населения - верующими, которым она необходима в качестве особого психотерапевтического средства. Она доставляет им утешение, примиряет с трудностями жизни, даёт надежду, хотя и иллюзорную. В этом же, впрочем, и её отрицательное значение, ибо она мешает им занять активную гражданскую позицию и отстаивать своё право на достойную жизнь в этом мире, на реальные счастье и справедливость. Во всяком случае, пока есть верующие, правомерно и существование религиозных институтов.

Но православие, как и любая другая конфессия, не является у нас государственной идеологией и не может, согласно Конституции РФ, навязываться гражданам в обязательном порядке. Претензия некоторых представителей церкви на то, чтобы диктовать свою волю науке и образованию не имеет под собой ни морального, ни правового, ни какого-либо другого разумного основания и является опасной для общества, ибо, если подобная тенденция возобладает, это неминуемо приведёт к существенному снижению интеллектуального потенциала общества, последствия чего будут катастрофическими. Ведь именно наука и вообще разум лежат в основе нормального существования и успешного развития любой страны, как и человечества в целом.

Попытка М. Дунаева принизить науку, чтобы защитить и возвысить веру, отталкивает здравомыслящих людей. Для науки нет и не может быть закрытых тем. Теология постоянно критикует науку. М. Дунаев хочет, чтобы эта критика была односторонней, чтобы учёные не смели и рта раскрыть, оспаривая те или иные религиозные догмы. К счастью, возврат к средневековью сейчас уже невозможен, хотя, как мы постоянно убеждаемся, попытки в этом направлении у нас делаются.

Борьба между наукой и религией неизбежна, но важно, чтобы она велась в цивилизованной, корректной форме. Остается пожелать, чтобы впредь так оно и было.

Предметы веры выше суждений разума.
Нет ничего странного и неожиданного в том, что безумные смеются над великими предметами. Для понимания того, что превышает разум, нужна одна вера. Подлинно, если мы посредством суждений разума захотим объяснять (язычникам), как Бог сделался человеком, вселившись в утробу Девы, и не признаем этого предметом веры, то они будут только смеяться. Желающие постигнуть это посредством суждений разума, они-то и погибают. И что я говорю о Боге? Если мы будем делать то же в отношении к предметам сотворенным, - и тогда вызовем великий смех. Пусть например человек, желающий убеждаться во всем полагаясь на разум, потребует от тебя объяснить ему, как мы видим свет? А ты постарайся объяснить ему это посредством суждений разума. Но ты не смог бы этого сделать. Если бы ты сказал, что довольно открыть глаза, чтобы видеть, то объяснил бы способ зрения, а не самое дело. Он возразил бы тебе: почему мы видим не ушами и слышим не глазами? Почему слышим не ноздрями и обоняем не ушами? Если же он, не получив объяснения на свое недоумение, будет смеяться, то не более ли того подвергнемся осмеянию мы? Мы не можем объяснить причины этого неизъяснимого действия; а если станем объяснять, то подвергнемся осмеянию. Предоставим же это силе и беспредельной премудрости Божией, и замолчим. Так точно, если мы захотим и предметы божественные объяснять при помощи внешней мудрости, то последует великий смех, не по свойству самых предметов, но по неразумию человеческому. Ведь великих предметов не может выразить никакое слово. Смотри, если я скажу: Христос был распят, то язычник возразит: сообразно ли это с разумом? Он не избавил Себя, когда распинали и мучили Его на кресте: как же Он после того воскрес и избавил других? Если он имел на то силу, то следовало показать ее прежде смерти (так действительно и говорили иудеи); если же Он не избавил Себя, то как мог избавить других? Это, скажет, несообразно с разумом. И точно, это выше разума; в кресте явилась неизреченная сила. Подвергнуться мучениям и быть выше мучений, быть связанным и победить, это - дело беспредельной силы. Как три отрока, будучи ввергнуты в печь и поправши пламень, явились более чудными, нежели когда бы они в нее не были ввергнуты; и как Иона, будучи поглощен китом и непотерпевши от него никакого вреда, стал более великим, нежели когда бы он не подвергался такой опасности, - так и Иисус Христос, умерши и упразднивши смерть, явился более славным, нежели когда бы Он не умирал. Итак не говори: почему Он не избавил Себя на кресте? Ему угодно было сразиться с смертью. Он не сошел с креста не потому, что не мог, но потому, что не хотел. Ведь если и сила смерти не могла удержать Его, то как могли бы удержать гвозди крестные?
(Из беседы Свт. Иоанна Златоустого на послание Ап. Павла к Коринфянам)