Разговор со священником. Отвечают ли дети за грехи своих родителей? Вопрос о силе слов

«Один как перст», — с горечью говорили еще наши предки. Неприятное это дело – остаться в одиночестве. Но одиночество бывает разным. Кто-то и в семье ощущает себя непонятым, ненужным.

Действительно, бывает одиночество вынужденное и по самочувствию, — говорит священник Сергий Резников из Успенского храма Красногорска. – Так вот, вынужденное одиночество надо использовать. Его ведь Бог дает.

Использовать – для чего?
-Чтобы понять свое духовное состояние и цель, к которой надо стремиться в жизни. И в нашем вынужденном одиночестве, и в монашеском отшельничестве человек сталкивается со своими внутренними проблемами, сложностями. То, что было раньше скрыто, вылезает наружу: злопамятство, уныние, какие-то ненужные воспоминания.

В каком смысле – ненужные?
-В духовном. Неполезные. В одиночестве мы начинаем прокручивать разные ситуации. Например, многие (в основном женщины) жалуются, что им плохо, начинают ругать правительство, маленькие пенсии. Все их бросили, в церкви никто не помогает. Идет ропот. Когда мы на людях, то это скрыто, настроение становится лучше. И забывается, что внутри есть какие непроявленные грехи. А тут они вылезают.

Что же делать?
-Правильно использовать это состояние. И иметь соответствующий настрой. Мы ведь начинаем видеть скрытое внутри для того, чтобы избавиться от той грязи, которая поднимается со дна. Как в стакане с песком, когда мы покрутим в нем ложкой. Многие люди считают, что они в церкви становятся все хуже и хуже, путая это состояние с видением греха.

То есть?
-Если в Церкви живешь искренней духовной жизнью, по-настоящему стремишься к Богу, то вряд ли становишься хуже (хотя, не нам об этом судить). Зато начинаешь видеть себя лучше и замечаешь много больше, чем раньше. Так вот, одиночество, используемое как дар, позволяет человеку увидеть муть, которая у него в глубине души, и принести на исповедь.

Звучит парадоксально – одиночество как дар.
-Любую ситуацию надо использовать как дар Божий. Мы обычно воспринимаем скорбные обстоятельства как несчастье, неудачу, жизненный сбой, от чего надо всячески отходить.

Да, избавиться – и побыстрей.
-А для человека духовного это дар Божий. Те таланты, которые нам даны для спасения, возможность проявить свою веру, поработать для Господа. Я уже как-то рассказывал в «Семейной православной газете» об одном подвижнике. И хочу повторить.

Это не будет лишним.
-У монаха был келейник, который его бил, отнимал хлеб. И в единственный день, проведенный без этого келейника, монах не благодарил Бога за отдых, а говорил: «Время прошло даром, я ничем для Тебя, Господи, не поработал!» Любую ситуацию Бог дает нам во спасение, смотрит, как мы будем себя вести. Он стоит за нею. Об этом очень хорошо говорится в завещании преподобного Серафима Вырицкого «От Меня это было». И если мы будем смотреть на жизнь немножко сверху, с духовной точки зрения, всякие обстоятельства нам пойдут на пользу. Поговорка «Что Бог ни делает, все к лучшему» — очень реальная.

Согласитесь, непросто остаться один на один – с собой.
-Да, с какой-то пустотой. Нам плохо, мы боимся этого состояния. Взором, обращенным внутрь, видишь, сколько там всякой дряни. Кстати, помните пример из газет? Кажется, в Лос-Анджелесе отключилось электричество – и полезло то, что сдерживалось законами, там стали грабить магазины. Это показывает, как наша человеческая природа испорчена грехопадением. И касается не только Америки. Сними у нас уголовную ответственность – и ужас, что может начаться!

Но вы говорили об отшельниках.
-Они стремятся к одиночеству, потому что в этом состоянии имеют возможность отбросить все, что мешает приблизиться к Богу. Отшельники тоже остаются со всеми своими грехами. Много свидетельств этому есть в житиях святых. Преподобных Сергия Радонежского, Серафима Саровского и многих других в отшельничестве преследовали бесы. Потому что один на один с бесами все наши отрицательные душевные качества вылезают… Многие спрашивают: какой смысл в отшельничестве – ничего не есть, мало спать?

Так какой же?
-Во-первых, увидеть, что мешает человеку стремиться к Богу.

То есть опять же свой грех?
-Да. А во-вторых, отбросить все для того, чтобы появилась вертикальная центростремительная, ведущая к Нему. В земной жизни нас все отвлекает от Бога. И я тут хотел прочесть один кусочек из притчи Святителя Николая Сербского «Земля недостижимая». В ней рассказывается о сербском капитане Спасе Спасовиче.

Интересно.
-Послушайте. «Темнота не мешала Спасу. С тех пор, как он оказался в неволе, капитан полюбил мрак и едва мог дождаться ночи, чтобы остаться в темноте и тишине наедине со своими мыслями. Он часами сидел на своей узкой койке, предаваясь молитве и размышлению. Своим самым близким друзьям он признавался, что ночь ему мила, как любовь матери. Мрак приносил свободу, невозможную днем, возносил над временем и пространством. Темнота скрывала тюремные стены, поглощала границы между странами и народами, границы между прошлым и будущим, прятала его тело от глаз и оставляла ему только душу. И он мог беседовать сам с собой без свидетелей. Тьма возносила его в небесные дали, откуда люди казались ему лучше, чем днем, вызывали жалость и соучастие. А соучастие украшает и людей, и всякую живую тварь под небесами. О блаженство ночи! О благословенная тишина! Не спеши, заря, не занимайся, день! Во мраке он был среди наилучших собеседников и без людей. Его самым лучшим и самым великим Собеседником был Господь»… Вот выражение того, почему стремились к одиночеству люди духовные, которые хотели быть ближе к Богу.

Ну что ж, это понятно. Давайте перейдем к иному одиночеству, когда у человека вроде бы есть близкие люди.
-Эта ситуация тоже очень частая. Например, существует много противоречий между взрослыми детьми и родителями. И, скажем, невестка начинает напряженно относиться к матери мужа, даже не пускает ее к внукам. Бабушки страдают, стараются не вмешиваться в жизнь детей, быть ласковыми, немногословными. И ничего не помогает. Они чувствуют одиночество. И опять же все это надо воспринимать с духовной точки зрения. Господь дает нам такую проблему для испытания веры и научения.

Чему?
-Прощению родных детей. Потерпим что-то – и это способствует искуплению наших грехов. Ни в коем случае не надо оправдывать плохие поступки. Вещи нужно называть своими именами. Но дальше мы не должны совершать ошибок, осуждая людей или унывая, отчаиваясь. Наоборот, следует молиться за них и за себя. Всегда – за них и за себя.

Почему?
-Потому что в отношениях участвуют минимум две стороны. И здесь Церковь – наша великая помощница. В ней человек никак не одинок, всегда имеет возможность беседовать с Богом, получать ответ, поддержку и укрепление, утешение. Часто в церковь приходят именно за этим. Уже потом начинается духовный рост и понимание: не свою волю надо стремиться исполнять, а Божию. Цель человеческой жизни в этом.

В Церкви мы молимся соборно – и эта молитва сильнее, чем индивидуальная. Молимся о том, чтобы Господь дал нам правильное понимание любой жизненной ситуации и чтобы мы получили от нее духовную пользу. Часто люди не чувствуют этого и начинают раздражаться: «Я хотел помощи, а ее нету!» Наша слабость в том, что мы действительно плохо чувствуем беды соседа, стоящего в храме рядом с нами. Не оказываем элементарной помощи друг другу, особенно духовной – помолиться.

Ее-то больше всего и не хватает.
-Но постепенно (я сужу по нашему храму) приход преобразуется в общину. Появляется что-то общее, люди начинают узнавать друг друга, спрашивать, как дела, какая семья, какие беды (хотя далеко не все можно открыть). Просят помолиться за них в трудных ситуациях – и начинается общение, которое органически вырастает изнутри. Живое, как в семье. Приходская семья начинает строиться.

А еще появляется сострадание. У нас недавно был такой случай. К Чаше подошла женщина, назвала свое имя – причем не христианское. Священника это насторожило, он спросил, исповедовалась ли она. Оказалось, нет. И одна прихожанка довольно громко сказала: «Какой великий грех – подходить к Чаше без исповеди!» Вдруг кто-то другой произнес: «Ну какой же это великий грех? Она же не знала». И люди отозвались именно на это: «Она же не знала!» Стали провожать женщину к исповеди.

Это, кстати, два типа реакции. Один – ближе к осудительному, а другой – к помощи. Очень важно помогать друг другу в любой ситуации. Особенно человеку, который нам что-то неприятное делает.
В первую очередь – молиться, чтобы он перестал грешить. И молитва никогда не бывает втуне. Может быть, она не сразу даст какой-то видимый результат, но Бог всегда слышит всякое слово – даже не вслух сказанное.

Отец Сергий, есть такая старая песенка — про одиночество вдвоем. Когда муж и жена — порознь.
— И это очень часто является причиной не просто ссор, но даже распадения браков. В современной жизни утеряно таинственное, мистическое понимание брака как малой церкви. Муж должен любить жену, как Христос — Церковь. И тогда он имеет духовное и нравственное право быть главой семьи.К сожалению, часто муж стучит кулаком по столу и требует подчинения, как полицейский. Причем его никто не уполномочил на это. Он сам себя назначил.

Тут есть выход?
-Конечно. Мужчина должен учиться правильно отвечать за семью перед Богом. Ведь руководить вообще и руководить семейной жизнью — значит нести ответственность перед Творцом. Это царское место.

Так откуда берется одиночество вдвоем?
-Мы с самого начала неверно строим семью. Нет стремления к единству. И это потому, что семья основана, к сожалению, на плотском и душевном стремлении друг к другу.

Разве этого мало?
-Бог благословил то и другое. Но без духовного единства все высыхает, распадается. Влюбленность держится несколько месяцев — и потом улетучивается. А христианская любовь, может быть, менее эмоциональна, но она предполагает глубокую внутреннюю общность. И соединяет людей не просто до конца этой жизни, а в вечности.

Можно изменить ситуацию на стадии одиночества вдвоем?
-Безусловно. Я знаю много хороших семей, которые были близки к распаду, но приход супругов в Церковь этот процесс остановил.

Обоих супругов?
-Начиналось, как правило, с одного. А потом тактично, мудро, с пониманием этот человек приводил в храм свою вторую половину. Причем, как правило, к тому же духовнику (так легче исправлять ошибки!). А в семье особенно ощущается одиночество. Потому что оно — с самым близким человеком.

Удивительно, но и дети иногда чувствуют себя одинокими — при маме и папе.
-Это происходит от неправильного воспитания. Интересную подборку педагогических советов я нашел в газете «Первое сентября». И даже читаю их на беседах с прихожанами.
Нам необходима элементарная педагогическая образованность. И уже к ней надо добавлять христианскую духовную составляющую. Но это труд. Приходится воспитывать прежде всего — себя. Знаете, по какому принципу? «Объясняешь, объясняешь — и сам поймешь» (улыбается).

Отлично!
-Когда родители дают себе возможность потрудиться, книжки почитать, узнать опыт других, помолиться, чтобы Бог научил правильно реагировать на поступки близких, — вот тогда семья становится единством мужа, жены и детей. И еще. Мы считаем, что надо учить ребенка слушаться. А распоряжаться своей свободой — не учим. Но ведь это самое главное. Рано или поздно он становится сам себе хозяином. Слушаться уже некого, а распорядиться свободой — не может. Не знает, где добро и зло, правда и ложь, хорошее и плохое. Дети не ощущают себя одинокими, если чувствуют единство семьи, помощь взрослых — и не сверху вниз, а дружескую. Надо тонко различать, где им приказать и добиться безусловного послушания, а где — проявить уважение к свободе ребенка, его праву выбора.

Это действительно непросто.
-Я помню, на рынке мальчик очень хотел купить себе красные замшевые ботинки (а нужна была обувь на дождь). Как отец ни говорил ему, что они будут промокать, он капризничал и требовал свое. Тогда отец решил пожертвовать деньгами, сказал: «Хорошо, давай купим тебе ботинки, которые ты хочешь!» И на следующий день при хождении по лужам они насквозь промокли. Сын сам увидел, что был не прав и, конечно, по-другому стал относиться к советам родителей.

Но мы возвращаемся к разговору об одиночестве.
-Из книги о преподобном Силуане Афонском видно: самые тяжелые страдания он испытывал не от физических перегрузок и боли, а от чувства покинутости Богом. Ему казалось, что Господь никак не откликается на его молитву. И когда он уже почти кричал от душевной боли, чувствовал себя совершенно одиноким, Христос вышел из иконы и утешил его каким-то словом. Чувство покинутости мгновенно ушло.

Преподобный Силуан говорил, что сгорел бы от Божественной любви, если бы Господь задержался рядом с ним.
-Да-да! В подобные моменты важно не отчаяться, а быть уверенным: «Господи, я погибаю, но знаю, что Ты меня можешь спасти!» Это относится ко всем нам.

И к тем, кто оказывается в самом тяжелом одиночестве — в старости?
-Оно часто застает нас врасплох — особенно при потере близких. И надо просто выдерживать это состояние, ведь Бог никогда не оставит, всегда поддержит. Ему виднее, когда и как. Иногда нам полезно что-то понять, связанное со смертью близкого человека. Ведь мы порой больше жалеем себя, чем его. Это мы лишены объекта своей любви, его заботы, внимания.

Все так. Но боль остается болью.
-И тут полезно пересмотреть свои взгляды на жизнь. В такой момент Бог дает нам без суеты, которая сразу отходит на задний план, подумать: а Кто дал нам жизнь? как прожить оставшееся время? каков смысл жизни? что — за ее пределами? Многие люди, отвергавшие Бога и считавшие, что это они сами всего достигли в жизни, на пороге смерти совершенно пересматривали свои взгляды. Никогда нельзя говорить: все, этот человек погиб, ведь он прожил безбожно. Потому что в последний момент в его сердце могут происходить такие процессы, свидетель которых — только Господь.

И ведь это несомненно.
-Одиночество в старости надо использовать для того, чтобы, образно говоря, прорваться сквозь душевную сферу — к Богу. У нас очень сильна душевная закрытость. Мы часто строим жизнь — без духовной составляющей. Для нашего поколения Булат Окуджава был символом ухода от плохой действительности — и все недовольство жизнью сладко растворялась в его душевности. Он действительно писал замечательные песни.

Сохранял в человеке — человеческое.
-Но мне было очень жалко, что он никак не прорывался сквозь душевную оболочку к Богу. Правда, в конце концов прорвался — и крестился. Пример подобного прорыва был и в моей жизни. Я прочитал стихотворение Пастернака «В больнице».

Вы тогда тоже лежали в больнице?
-Да. Пастернак — и душевный, и духовный. Там такие строчки:

«О Господи, как драгоценны
Дела Твои! — думал больной, —
Постели, и люди, и стены,
Час смерти и город ночной.

Я принял снотворного дозу
И плачу, платок теребя.
О Боже, волнения слезы
Мешают мне видеть Тебя.

Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук Твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень в футляр».

Замечательный прорыв. Явный. И одиночество — это та ситуация, в которой он может совершиться. Владыка Антоний Сурожский называет его — встречей.

И точнее не скажешь.
-Мы с матушкой Натальей, моей женой, смотрели в 80-х годах фильм о преступнике, который убил двух людей — ради обогащения. До суда он просидел год или два в камере-одиночке. Это привело к тому, что он пересмотрел все свои жизненные устои.

В фильме он говорил: «Я знаю, что меня приговорят к смерти. И воспринимаю это совершенно по-другому, чем раньше. Я сейчас люблю всех — и своих палачей тоже. Мне открылся Бог».
Меня тогда это взволновало. Господь дал этому человеку одиночество, чтобы в последние дни он понял, для чего и как надо жить.

И дай нам Бог, чтобы мы не убивали других для того, чтобы прийти к этому. Но из ваших слов вытекает, что общение — не всегда хорошо?
-Мы стремимся к нему. Но одиночество нам тоже необходимо. Не глобальное, как правило. Просто хочется побыть одному. Почти у каждого человека есть эта потребность. Наедине с собой отходит всякая суетность. Полезно заглянуть в себя, пересмотреть свои реакции на события, которые были в течение дня. Помолиться спокойно. Нужно понимать пользу одиночества. И мне всегда жалко людей, которые боятся на секунду остаться одни.

Конечно, человек — создание общественное. Святые отцы даже монахам не советовали раньше времени стремиться к отшельничеству, к нему надо быть готовым. Богу должен стать главным в жизни.

Отсюда можно сделать вывод, что люди, которым дано одиночество, — сильные личности?
-Да, Бог зря ничего не дает. Он доверяет человеку побыть в этом состоянии. Причем, вынужденное одиночество не прекращает общения. Мы можем говорить по телефону, писать письма, читать книжки. По телевизору мы «съедаем уже съеденную пищу», а когда читаем, можем остановиться, подумать, мысленно ответить на какое-то замечание. Этот разговор одного человека с другим — без пространственных и временных расстояний — помогает переносить одиночество.

Что ж, подведем итоги нашего разговора?
-Причины, по которым мы чувствуем себя одинокими, очень разные: собственный эгоизм, психические сбои, не сложившаяся жизнь, старость, потеря друзей. И тут важно не роптать, а использовать ситуацию для того, чтобы приумножить спасительный талант.

Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ

В практике Русской Православной Церкви сложилась традиция исповеди перед каждым Причастием. Ломать этот сложившийся с течением времени стереотип достаточно проблематично. В какой степени можно это делать, как и нужно ли вообще это делать?

Безусловно, существует некое противоречие, когда, с одной стороны, верующие церковные люди стараются причащаться как можно чаще. С другой стороны, - частая исповедь имеет тенденцию превращаться в формальность, когда человек начинает воспринимать исповедь просто как формальный способ получить разрешение приступить к Причастию, прочитав список грехов.

Но на самом деле вполне возможно в ситуации, когда человек причащается, допустим, раз в неделю, все-таки наполнить свою исповедь покаянным чувством.

«Делом, словом, помышлением»

В крайнем случае, я прошу у своих прихожан, которые собираются причащаться, но не хотят вновь перечислять тот же список грехов по бумажке, что и на прошлой неделе, попытаться с покаянным чувством и переживанием сказать: «Господи, прости, что согрешил делом, словом и помышлением».

И у того, кто искренне просит прощения, это превращается не в формальное допущение к Чаше, а в акт примирения с Богом.

Ведь если человек часто исповедуется и не имеет серьезных грехов, ему надо просто просить у Бога искренне, от сердца прощения. Больше ничего, просто сказать: «Господи, прости меня, согрешил словом и помышлением. Прости меня, Господи, такого-то, недостойного пса смердящего».

У меня есть одна замечательная прихожанка, ей уже 90 лет, но она, крепка, и внутренне, и внешне. Когда она исповедуется, каждый раз с искренними слезами читает отрывок в 5–7 строчек из какого-нибудь покаянного псалма, или молитву, или еще что-то. Просто от сердца просит у Бога прощения или словами Священного Писания, или молитвами. Я считаю, что это идеальная образцово-показательная исповедь для частого причащения. Но такое покаяние, со слезами, - подарок от Бога.

Но периодически, скажем, в пост, должна быть такая, как бы генеральная исповедь, когда мы берем книжку архимандрита Иоанна (Крестьянина) о подготовке к исповеди, выписываем себе на бумажку десятки грехов. Такого рода исповедь, правда, в общей форме всегда проходит в нашем храме непосредственно или перед Рождеством или перед Пасхой.

Перед ночной службой я всегда читаю полностью все эти грехи из соответствующей брошюры о таинстве исповеди. «Братья и сестры, все ли вы каялись? Те, кто не каялся, давайте так обстоятельно попросим у Бога прощения». Это не перечисление грехов, это просьба о прощении: «Прости меня, милосердный, Господи».

Это важно, чтобы человек знал, что он не только вчера согрешил, а действительно грехов у него много, и грехи эти вполне конкретные. Но он делает это два раза в год: накануне Рождества и накануне Пасхи. А так человеку, мне кажется, вполне достаточно вот так от сердца у Бога просить прощения, как наша пожилая прихожанка.

Осознать свое недостоинство

Регулярная исповедь - это еще и возможность для священника что-то донести до человека. Когда человек, регулярно исповедующийся, думает, что нет у него грехов, и говорит: «Я исповедовался недавно, и ни в чем таком особо не согрешил», - тут как раз и удобный повод для священника объяснить, что покаяние - это не только и не столько, ситуация, когда мы называем какие-то свои грехи.

Если, вроде бы, никаких явных грехов нет, то это не значит, что мы живем достойно той высокой святости, к которой призывает нас Господь. «Будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет. 1, 16). Это призыв ко всем христианам. «У меня нет грехов», - могу я услышать от пришедшего на исповедь. «Если грехов нет, можно икону с тебя писать?», - спрашиваю я в таком случае.

При частой исповеди есть возможность обратить внимание на то, что, вообще, мы в целом оказываемся недостойны звания христианина. Мы не молимся так, как призывал нас Господь. Мы не любим людей так, как призывал нас Господь. Мы не относимся к другим людям и к Богу так, как этого ждет от нас Бог. Мы думаем о себе, о своих проблемах. Погрязли в своих заботах и эгоизме.

Можно ли говорить, что я - Христианин? Что я достоин Причастия? Нет, конечно, нельзя. И вот с этим чувством осознанного, проговоренного перед священником недостоинства человек идет ко Христу, испрашивая у Него прощения. Подходит, уже примиренный, к Чаше. Это главный момент.

Исповедь - индивидуальна

Связь между исповедью и Причастием не всегда безусловна.

Мне кажется, подход вполне может быть очень индивидуальным. По отношению к тем прихожанам, которых священник хорошо знает, чью жизнь, чье духовное состояние может наблюдать, может быть исключение из сложившегося правила.

Если речь не идет о новоначальном христианине или новоначальном священнослужителе, то, мне кажется, вполне возможен как раз индивидуальный подход, когда, пожалуйста, подходите каждую неделю к Причастию, а исповедуйтесь раз в месяц, как минимум.

Регулярная исповедь необходима. Человек должен свою жизнь строить как покаяние. Не должна прерываться связь между исповедями, человек должен помнить, в чем он просил прощения у Бога на предыдущей исповеди, что изменилось с того момента.

В общем, для воцерковленных, регулярно причащающихся христиан, такая практика исповеди и причащения была бы допустима, мне кажется. Я не думаю, что надо вводить это директивно, но предлагать индивидуально было бы можно.

Исповедь в храме и покаяние дома

Перед Причастием по слову апостола Павла, человек должен испытывать себя. Он должен действительно ставить себя на суд Божий. Это происходит на таинстве исповеди в присутствии священника. Человек должен обличить в присутствии священнослужителя свои грехи. Это действительно важно. Когда этого не происходит достаточно регулярно, то у человека усиливается общая тенденция судить себя все более снисходительно, оправдывать себя.

Перед священником сложнее себя оправдать. Я имею в виду понимающего человека, вполне осознающего, как нужно каяться. Это не тот случай, когда люди приходят, говорят: «Господи, у нас грехов-то нет. Если убивали кого то, только по делу». В составе ежедневных вечерних молитв есть повседневное исповедание грехов. Мы ежедневно каемся в совершенных грехах. Но почувствовать себя стоящим перед Богом, естественнее и удобнее в храме в присутствии священника.

Соответственно, важно не превращать исповедь в приятельскую беседу со священником, а исповедоваться честно, действительно от сердца. Я знаю, некоторые духовники даже не здороваются с прихожанами перед исповедью, чтобы не превратить исповедь в беседу: «Здравствуйте! Как дела? Как жена? Как дети?». Человек просит прощения у Бога в присутствии священника. А священнику Бог дал власть вязать и решить, то есть прощать или не прощать грехи от имени Бога. Это та власть, от осознания которой должно становиться страшно и человеку, пришедшему на исповедь и самому священнику.

Святые отцы пишут, что отношение к ближнему является крайне важным в духовной жизни христианина. Более того, Самим Христом в Евангелии дана совершенно конкретная заповедь о любви: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 39). Однако мы, православные, слышащие на каждой службе одно и то же Евангелие, читающие одних и тех же отцов, нередко понимаем эту любовь совершенно по-разному. Как же действительно правильно любить и правильно относиться к своему ближнему? Об этом наш разговор с клириком храма Трех Святителей г. Симферополя священником Димитрием Шишкиным.

— Отец Димитрий, для многих христиан всегда были и остаются самыми трудными вопросы об отношениях с ближними. Нередко приходится и в самих себе, и в других людях замечать жестокосердие, невнимание, равнодушие... Складывается впечатление, что любовь к ближнему часто воспринимается нами как нечто абстрактное, нечто такое, над чем, в отличие от молитвы и поста, не нужно как-то специально трудиться. Но ведь не зря же говорят: «Ближнего по пути в рай не обойти»?

— Думаю, совесть каждого христианина подскажет, что нам далеко не только до вершин любви, но и до её начатков. Всем нам, что называется, есть над чем работать. И начало этой благословенной работы — это внимание к себе. Если человек замечает в душе пусть даже только тень неприязни, зависти, вражды или даже просто равнодушия в отношении к кому бы то ни было — это тревожный симптом. Повод для того, чтобы бороться сознательно, противостоять этому нехристианскому чувству и с усилием искать любви. Любовь — это дар Божий, мы не можем её просто взять и «выдавить» из себя. Но стремиться к любви, причём в отношении к каждому человеку, мы обязаны. В этом суть христианства. Никогда нельзя соглашаться в душе с равнодушием, неприязнью, завистью и враждой в отношении к кому бы то ни было. Эти чувства должны быть, безусловно, изжиты, и «руководящее место» в нашей жизни, конечно, должна занимать любовь. Первым подспорьем в этом нам служит как раз непримиримость с внутренней отчуждённостью, неприязнью и равнодушием. Второе — это молитва об умножении любви. Замечательная молитва! Нужно молиться, просить у Господа умножения любви, и Господь обязательно поможет, ответит на горячую просьбу!

Но иногда для примирения, для установления отношений, в которых присутствовала бы любовь, нужно время и немалое терпение. Не случайно говорит Господь: Терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19) . Нужно искать, искать всем сердцем примирения, великодушия, милосердия, которые и есть выражение христианской любви, но… не следует ждать от человека «взаимности». Вот это как раз совсем не христианский подход. Иногда приходится слышать — да я из кожи вон вылез, распластался, только бы примириться, а он (или она)… — и дальше следует гневная филиппика в адрес того, кто никак не хочет оценить наши «достоинства» и «благие потуги». Так вот не надо требовать и искать любви от других. Будем стараться любить сами. А остальное оставим воле Божией и расположению человеческого сердца.

— Как же на самом деле должна проявляться наша любовь друг к другу? Это должна быть какая-то помощь, какие-то добрые слова?

— Любовь сама ревностно и успешно изыскивает средства для своего выражения. Но если любви нет, то должно, по крайней мере, присутствовать сознательное стремление к любви, «вопль» к Богу о собственной нищете и о желании любить. В конце концов, мудрый старец Амвросий Оптинский исчерпывающе ответил на вопрос о деятельной любви. «Если нет любви,— говорит он,— твори дела любви». Вот как просто. Как бы мы хотели, чтобы люди поступали по отношению к нам, так и сами будем поступать в отношении к людям. От дел любви, как проявления доброй воли, может милостью Божией возгореться и сама любовь. Невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18, 27) .

— В церковной среде мне приходилось сталкиваться с таким мнением: «Помогать нужно только тогда, когда просят». Как-то раз даже и священник пожаловался, что наставляет верующих совершать добрые дела, а в ответ слышит: «Не делай добра — не получишь зла». Как во всем этом разобраться? Ведь действительно, иногда помощь кому-то оборачивается искушением и неприятностями для помогающего…

— Что касается «милости без спросу» — так это естественное стремление любящего, чуткого сердца. И, конечно, такое «предупредительное» милосердие напрямую соотносится с главной заповедью Христа: любите друг друга (Ср.: Ин. 13, 34) . Любовь не дожидается просьбы, а именно предупреждает её. Вот и апостол Павел говорит: Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте (Рим. 12, 10) .

Что касается опасения получить зло в ответ на добро, то есть хорошая пословица: «От добра добра не ищут». То есть не нужно делать добро, ожидая взаимности. Это уже похоже на торговлю или на «бартерный обмен», но не имеет отношения к христианскому пониманию добра. Господь в Евангелии ясно говорит, что мало любить любящих нас, ибо так же поступают и язычники. Христианская любовь заключается в полной и бескорыстной самоотдаче: Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф. 5, 44) — это ведь не просто красивые слова, это руководство к действию для всех, кто считает себя христианином.

Мы знаем заповедь Божию: Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. 5, 42) . Это призыв к совершенству. Если человек откликается на просьбу и отдаёт, делится добром даже сверх меры — какие бы он «тумаки» ни получал в ответ,— человек исполнил заповедь Божию, и перенесение «тумаков», я думаю, вменяется тогда в исповедничество.

— Когда заходит беседа о помощи и внимании друг к другу, мне нередко задают вопрос: «А кому мне помогать? Помогаю вот родственникам, а больше и некому»… Получается, что «увидеть» тех, кому ты нужен, не так-то просто?

— Да всё мы видим, давайте будем честными хотя бы перед собой! Сколько страдания вокруг, одиночества, нужды… Просто мы зачастую вырабатываем такую «благоразумную защиту», приводим массу объяснений и оправданий, чтобы себя, любимого, не потревожить. Будем же, по крайней мере, признаваться себе, что мы ох как далеки от христианского совершенства, что мы именно жестокосердны, лукавы и равнодушны ко многим и многим людям, которые (и мы, как правило, понимаем это) нуждаются в нашей помощи, внимании, поддержке и добром слове. И вот — помня об этом своём окаянстве, сожалея о нём, будем стараться делать ради Христа то, что можем, то, что нам по силам. И при этом будем помнить, что мы рабы неключимые (Ср.: Лк. 17, 10) , да ещё и в «квадрате», если не в «кубе», потому что на самом деле не исполнили и малой толики того, что должны исполнить.

— Бывают ли такие ситуации, когда помогать не следует? Что делать, когда тобой попросту пользуются и «садятся на шею»?

Святые отцы говорят, что главная добродетель — это рассудительность. Если наша помощь потворствует чужой лени, праздности, лукавству, а тем паче пьянству или иной страсти, то эта помощь действительно превращается в «медвежью услугу». Мне нравится поговорка: «Хочешь помочь другому — дай ему не рыбу, а удочку». То есть если хочешь помочь человеку — помоги, прежде всего, его душе, которая должна возобладать над плотью, над страстями. Поддержать человека, помочь ему в трудный момент, конечно, надо, но и сам человек должен прилагать усилия для своего исправления или, иначе говоря, «покаяния». Это ведь очень глубокое слово, оно означает не только «акт сокрушения», но изменение, преображение собственного ума, изменение собственной жизни, труд над собой, жизнь по заповедям. То есть покаяние в полном смысле — это процесс преображения души, процесс восхождения к Богу, и этот труд не может быть лёгким…

— А что Вы скажете по поводу такой ситуации… В одном из жж я недавно прочла историю, как в Москве обокрали православную женщину, приехавшую из другого города. В этом рассказе ужасает то, что многолетней прихожанке одного из храмов N-ской Епархии некому было позвонить и попросить о помощи. В ее родном храме не оказалось ни одного близкого ей человека. К сожалению, такие случаи не единичны, когда на своем приходе не к кому обратиться. Почему так происходит? Разве это не страшно — чувствовать себя одиноким среди своих?..

— Все мы понимаем, что разобщённость прихожан — это беда, проблема, которую надо как-то с Божией помощью решать. Есть такая страшная вещь как инерция. Вот мы живём по этой самой инерции и действительно живём разобщенно и обособленно… Причина такой разобщённости в давнем отстранении прихожан от дел Церкви, так что у нас даже и крещёные люди говорят иногда о Церкви, как о чём-то отстранённом и отдельном от них. Но я знаю точно, что есть приходы (и их немало), где присутствуют действительно братские, общинные отношения, где взаимовыручка, поддержка и живое участие — черты повседневной реальности… Вот о таких приходах надо рассказывать больше, надо стремиться к тому, чтобы живая общинная жизнь стала повсеместной нормой, а не исключением. И это «единство духа» зависит в равной степени от прихожан, клириков и священноначалия.

— Отец Димитрий, а как Вы думаете, какие конкретные действия должны совершать прихожане и священнослужители, чтобы получился сплоченный, дружный приход с реальной взаимопомощью? Ведь люди часто приходят в храм не для общения, а чтобы помолиться «для себя». Многим даже в голову не приходит, что нужно с кем-то познакомиться, проявить какое-то участие, интерес…

— На самом деле есть такая замечательная вещь как Приходской устав, в котором можно найти ответы на многие интересующие нас вопросы. Например, согласно Уставу, хотя бы раз в год (а можно и чаще) должно созываться Приходское собрание. То есть прихожане храма должны иметь возможность совместно обсуждать реальные проблемы и нужды прихода. В том числе и вопросы внеслужебного общения, благотворительности, попечительства, организации религиозно-нравственных чтений и бесед, работы воскресных школ… Очень хорошо, если в этой работе участвует как можно больше людей, каждый в меру своих сил, свободного времени и таланта. Исполнительным органом на приходе согласно Уставу является Приходской совет, состоящий из трёх человек, но согласно прежнему Уставу в него кроме настоятеля, старосты и казначея входили несколько (до 9) представителей мирян. В любом случае, формы организации приходской жизни должны находиться в ведении общины, а не одного-двух человек. И конечно, эта жизнь должна быть организована таким образом, чтобы каждый человек мог почувствовать себя членом церковной семьи, где его знают, помнят, где он может рассчитывать на поддержку и помощь в затруднительных обстоятельствах…

— Современный греческий проповедник, митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай, в одной из своих бесед говорит о том, что мы, современные христиане, не усваиваем «Божественную логику», а продолжаем жить с логикой мирской, которой всегда присущ страх, осторожность и недоверчивость. С одной стороны, вроде бы это и не грех — быть всегда настороже и избегать людей, «искушающих» нас, а с другой — так и хочется сказать: как-то это мелко и недостойно христианина…

— Опять вспоминаются слова о благоразумии… Господь сотворил человека свободным, и его ум, рассудок, интуиция, чутьё, если угодно,— всё это может и должно служить главной цели — освящению жизни. А сама жизнь сложнее любых самых затейливых схем, но вместе с тем она становится проще, когда мы доверяем Господу, сверяем свои поступки, слова и даже мысли с Его учением. Вот почему так важно читать Священное Писание, чтобы заповеди Божии действительно были начертаны у нас на скрижалях сердца и руководили нашей жизнью во всех её многотрудных обстоятельствах. Господь сказал: Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби (Мф. 10, 16) . Видите — одно не исключает другое, а дополняет, и в разных обстоятельствах жизни уместна бывает как мудрость, так и простота. А чтобы нам не запутаться в самих себе, будем в простоте младенческой вопиять почаще к Богу: «Господи, я не знаю, как мне поступить или сказать, вразуми меня, научи!..» Ну неужели Бог, любящий нас больше, чем мы сами себя любим, не откликнется на такую сердечную просьбу и не научит, как вести себя в самых запутанных и сложных обстоятельствах? Конечно, научит и поможет, только нужно в молитве своей, в прошении проявить настойчивость, терпение и доверие к Господу…

— Нет, мы постились очень строго, — говорит благочинный Лужского округа, настоятель собора Воскресения Христова в Луге отец Николай Денисенко . — Что вы! Даже и подумать не могли, чтобы съесть что-нибудь скоромное. И родители вовсе не боялись, что строгий пост плохо повлияет на детский организм. Наоборот: они верили, что чем усерднее исполнять церковные правила, тем нам же будет лучше. Даже в Страстную седмицу, в конце её, когда по всему дому стоит запах готовящихся пасхальных лакомств и дети порой плакать начинают, так им хочется чего-то вкусного, — нет, даже и тогда родители твёрдо стояли на своём. И ничего дурного из этого не получилось: мы с сестрой выросли не хуже прочих!

— Да как же нынешнему школьнику поститься: ему же в школьной столовой постного не предложат…

— А ведь сейчас считается, что детям поститься вредно, да и взрослым то и дело даётся поблажка… Может быть, сейчас времена другие — в этом всё дело?

— Времена действительно изменились. Мы росли в годы хрущёвских гонений, когда вся жизнь у детей священника была — ну, подвиг не подвиг… Во всяком случае она постоянно требовала твёрдости душевной. Не знаю, как у кого, а у нас детские годы были непростыми… Вот миновал строгий, суровый пост, за ним радостная — по-настоящему радостная! — Пасха… Даже простое яичко кажется невероятно вкусным после настоящего поста, а у нас на пасхальном столе были не только яйца: родители старались, чтобы разговление было богатым. Так вот, миновало весёлое пасхальное застолье, в понедельник — в школу, а там перед началом занятий — линейка: «Кто на Пасху был в церкви? Шаг вперёд!» Мы выходим… Горько об этом вспоминать. Могли хлеба в магазине не дать: в хрущёвские годы трудно бывало с хлебом; приходишь в магазин, а тебе: «Семье священника хлеба нет!» Однажды сестре поставили двойку за отлично написанное сочинение — просто так, в плане борьбы с религией. Отец не побоялся, взял сестрину тетрадку и поехал в Новгород к уполномоченному. А там в ту пору знаете какие были уполномоченные? Из бывших начальников тюрем — на них смотреть-то было страшно… Но отец настоял на своём: сочинение пересмотрели, оценку исправили.

— Я слышал, отец ваш был непростым человеком…

— Что значит «непростым»? Его Господь вёл всю жизнь. Сам он родом с Украины, во время войны ещё подростком увезли его в Германию. Как мать о нём убивалась! И, как женщина верующая, ходила к знаменитому в тех краях старцу Лаврентию — святой Лаврентий Черниговский — знаете, наверное? Старец сказал моей бабушке: «Ты за сына не тревожься — он жив, хоть и страдает сильно. Но домой вернётся обязательно, ты только жди!» И действительно, чего только отец в Германии не натерпелся! Но всякий раз, когда дело шло к его гибели, Господь вмешивался и чудесным образом отводил беду. Однажды немец решил его за что-то расстрелять. Вывел в поле, приказал копать могилу, приготовил винтовку… И вот уже и винтовка поднята — откуда ни возьмись является другой немец и тому, первому: «Ты что здесь делаешь! Иди скорее шнапс пить, а то без тебя всё выпьют!» Тот приказал отцу не отлучаться и побежал пьянствовать. Отец постоял-постоял, потом взял лопату, закопал могилу и ушёл. И больше его этот немец не трогал. В другой раз он пережидал в бомбоубежище авианалёт. Бомба попала прямо в убежище — все погибли, он один целым остался. Он работал на фабрике, в условиях сравнительно неплохих, но тут его решили перевести в лагерь, откуда живым никто не возвращался. Погрузили их партию в машину, — и тут мотор заглох. Пока чинили, пока искали новую, дело само собой замялось и отец остался на фабрике… Вернулся домой с твёрдым намерением: «Раз Господь так меня берёг, буду оставшуюся жизнь служить ему. Стану священником». Принял сан… Но этот путь у него тоже был очень нелёгким… О нём книгу можно писать: как ему Богородица являлась, как он служил в Новгородской епархии, в глухой деревеньке… И в эту глухомань к нему столько народу приезжало за молитвой, за советом — из Ленинграда, из Москвы, Вологды, Ростова… А как отец ездил по району, когда нужно было причастить больного: на машине, потом на моторной лодке по реке, потом на лошадях по лесу — и только так добирались до деревни. И обратно тем же порядком: одна церковь была на район. А как хоронили покойников в весеннее или осеннее бездорожье? — лошади вязнут в грязи… Делали особую волокушу: на сани клали еловые лапки, на них ставили гроб, батюшка рядом садился, и трактор тянет всё это сооружение на кладбище…

Всё это было у меня перед глазами, всё проходило через моё сердце, но, знаете, никакого страха во мне не было, и когда пришла пора, я не задумываясь выбрал путь священника…

— Вы ведь тоже начинали ещё в годы гонений?..

— Ну, в ту пору таких явных репрессий уже не было, но бед всевозможных хватало. Вот вы говорите — Пасха… А вы знаете, что здесь, в Луге, у меня несколько раз ночное пасхальное богослужение бывало сорвано? И это ещё совсем недавно — в начале 80-х… Представьте себе: Пасхальная ночь, только что закончился крестный ход, а рядом, в клубе, закончились танцы. Вся молодёжь, изрядно разогретая и танцами и вином, валит в храм. В храме стоит шум, гам, начинаются драки — мы зовём милицию, но та не спешит являться… Снаружи кто-то начинает бросать камни и бутылки в окна… Что тут делать? Несколько раз служба срывалась. В конце концов мы придумали: окна на Пасху стали закрывать металлической сеткой, а пьяных от храма отгоняли своими силами ещё на подходе. Причём, чтобы не устраивать скандал, делали так: говорили молодёжи: «Как только начнется богослужение, двери закроем до утра. Хотите провести всю ночь в храме? Будете с нами молиться?» Желающих не находилось — все мирно поворачивали обратно.

— Вам Господь не давал забыть, что христианская жизнь — это подвиг, что всякую Пасху надо выстрадать. А мы, похоже, начинаем это забывать… А в результате и Пасха проходит мимо нас: всё чаще слышишь от людей, что никакой пасхальной радости они на службе не испытывают, что праздники не задевают сердца…

— Своих трудностей и сейчас хватает, но ведь дело даже не в них… Беды и скорби у каждого есть — и у церковного человека, и у нецерковного. Но христианину должна сопутствовать радость от своего духовного подвига, от общения с Богом, от сознания величия Божия. Её надо взрастить у себя в душе, чтобы вместе с апостолом Фомой сказать: «Господь и Бог мой!» Эта будет Пасха не внешняя, не человеческая, а духовная, ангельская. Люди всё ещё по-язычески подходят к Богу: «Я столько молился, а мне не повезло. Я столько постился, а у меня такое искушение в семье!..» Это чисто языческое у нас: мы постимся и ждём, что Бог в ответ пришлёт нам благодарственную грамоту с печатью. Надо честнее относиться к своей жизни, к своей душе. Но сейчас много говорится о том, что пост — он не в воздержании от пищи, а в укрощении души… И всё-таки когда говоришь с верующими о посте, ни одного вопроса о духовном от них не слышишь… Людей интересует одно: что можно есть, а что нельзя… Значит, для них это по-прежнему важно. И, значит, важно напоминать снова и снова: «Благодать приходит через смирение, а смирение — через строгость и воздержание!» Без строгости мы никогда не почувствуем эту несказанную радость. Ведь взять прп. Серафима Саровского: он Пасху круглый год ощущал, а почему? От строгости своей жизни. Питался одной травой, а в душе и на устах непрестанно: «Христос Воскресе!» Для него Пасха продолжалась круглый год. Пасхальная радость не похожа на простую человеческую радость: это чувство небесное, его словами не объяснить.

Бед же хватает и сегодня. Вот наш Воскресенский собор: изу-мительное по красоте здание — второго такого в Луге нет. Но он до сих пор не восстановлен, и нет желающих помочь нам в его возрождении: ни администрация, ни предприниматели не спешат украсить родной город. И сердцем переживаешь, что люди не ценят труд своих предков. Но работа идёт — чудом Божиим, но идёт: к Пасхе надеемся завершить колокольню. Как-то по копеечке деньги появляются… Что же нам — плакать прикажете на Пасху, что храм до сих пор не восстановлен? Нет, мы лучше будем радоваться, что Господь даёт нам сил трудиться, что Он посылает нам какую-то помощь… Хоть капельку, да мы сделали — Бог позволил нам потрудиться, — и это достойная причина для радости. Так и всем советую: Бог дал нам возможность потрудиться Ему Великим постом, — будем радоваться этому. Бог позволил нам дойти до праздника Пасхи — это тоже радость. Радость рождается из подвига — понесём же то, что нам дано, и радость не минует нас.

Вопросы задавал Алексей Бакулин